Очерки материалистического понимания истории

II

Имеется известное сходство, по крайней мере внешнее, между формалистическим пороком вербализма и другим недостатком, который укореняется в умах различными путями. Принимая во внимание некоторые его наиболее общие и распространенные проявления, я назову такой недостаток фразеологией, хотя это слово не выражает полностью его сущности и не объясняет его происхождения.

В течение многих веков люди пишут историю, объясняют ее, комментируют. Самые разнообразные интересы— от узко практических до чисто эстетических — побуждали разных писателей задумывать и писать подобного рода сочинения, которые, однако, начали появляться в различных странах лишь долгое время спустя после зарождения цивилизации, образования государства и перехода от первобытного коммунистического общества к обществу, покоящемуся — если пользоваться нашей терминологией — на классовых различиях и противоречиях. Историки, даже если они были столь наивны, как некогда был Геродот, всегда рождались и формировались в обществе отнюдь не наивном, а, напротив, весьма сложном и запутанном, причем в такое время, когда причины этой сложности и запутанности были неизвестны, а их происхождение забыто. Эта сложность, со всеми присущими ей контрастами, которые она позднее обнаруживает и заставляет бурно проявиться в разнообразных сменяющих друг друга событиях, вставала перед повествователями как нечто таинственное, требующее объяснений, и, как только историк хотел придать определенную последовательность и известную связь излагаемым им событиям, он был вынужден дополнить простой рассказ соображениями общего характера. От зависти богов отца истории Геродота до среды г. Тэна бесконечное число концепций, рассматриваемых как средство объяснить повествуемые события и служить дополнением к ним, оказывали давление на рассказчиков, являясь естественным порождением непосредственной мысли. Классовые тенденции, обусловленные религией предвзятые мнения, широко распространенные предрассудки, влияние того или иного господствовавшего философского течения или подражание ему, экскурсы в область фантазии, стремление дополнить художественным вымыслом изложение фактов, известных лишь во фрагментарной форме,— все эти и другие подобные им причины способствовали образованию субстрата той более или менее наивной теории, дающей толкование событий, которая либо составляет в скрытом виде основу повествования, либо служит по крайней мере для того, чтобы приправить и приукрасить его. Говорят ли о случае или роке, ссылаются ли на провиденциальное направление человеческих дел, выдвигают ли на первый план слово и понятие судьба (единственное божество, кое-как уцелевшее в строгой и зачастую суровой концепции Макиавелли), рассуждают ли, как это довольно часто делают в наше время, о логике вещей — все эти измышления являлись и являются изобретениями и находками мысли \ наивной, мысли непосредственной, мысли, которая не в < состоянии объяснить сама себе при помощи критики или опыта ни своего хода, ни результатов, к которым она приходит. Стремление заполнить условными понятиями (например, судьба) или пояснениями с виду теоретического характера (например, роковой ход событий, позднее иногда смешивавшийся в представлении с понятием прогресса) лакуны в понимании того, как действительно развиваются события в силу заключенной в них необходимости, независимо от нашей воли и нашего одобрения,— это стремление и является причиной и следствием широко распространенной в скрытом пли ясно выраженном виде философии историков нарративного [65] типа. По причине своего непосредственного характера эта философия исчезает, как только появляется критика, основанная на знании.

* * *

Во всех этих представлениях и во всех этих вымыслах, оказывающихся в свете критики лишь временно пригодными вспомогательными средствами и измышлениями незрелой мысли, но нередко кажущихся даже образованным людям поп plus ultra (высшим достижением) разума, находит тем не менее свое проявление и отражение немалая часть процесса человеческого развития; поэтому их не следует рассматривать как необоснованные выдумки или порождения кратковременной иллюзии. Они являются частью и моментами становления того, что мы назвали бы человеческим духом. Если случается, что такие представления и вымыслы, смешиваясь и соединяясь, образуют communis opinio (общепринятое мнение) образованных людей или людей, слывущих образованными, они в конце концов начинают составлять как бы огромную груду предрассудков и образуют препятствие, которое порождает невежество, мешая ясному и полному распознаванию действительности. Эти предрассудки в виде своих фразеологических производных повторяются политиканами по профессии, публицистами и газетчиками любого сорта и вида и представляют риторическую опору так называемого общественного мнения.

* * *

Противопоставить такому миражу некритических вымыслов и литературных приемов, таким идолам воображения и условностям реальные предметы или позитивно действующие силы, т. е. людей в их различном, обусловленном обстоятельствами, общественном положении, а затем заменить такими силами эти вымыслы — вот революционная задача и научная цель нового учения, которое объективирует и, я сказал бы, почти натурализирует объяснение исторических процессов.

* * *

Основу всей истории составляет совокупность факторов. Перечислим эти факторы. Каждый определенный народ представляет собой не любую массу индивидуумов, а объединение людей, организованных тем или иным образом, связанных естественными узами кровного родства или искусственными и скрепленными обычаем отношениями родства и свойства или же узами, основанными на постоянном соседстве. Этот народ живет на определенной, заключенной в известные границы территории, в той или иной степени плодородной и так или иначе продуктивной, освоенной благодаря определенным видам регулярного труда; этот народ известным образом расселился на данной территории и расчленен вследствие определенного разделения труда, которое привело к тому или иному (едва зарождавшемуся или развитому) делению на классы или уже к разрушению и преобразованию некоторых классов. Этот народ обладает теми или инымп орудиями — от кремня до электрического света, от лука и стрелы до магазинной винтовки; у него существует известный способ производства и соответствующий ему способ распределения продуктов; этот народ благодаря всем отмеченным отношениям составляет общество, где из-за привычки к взаимному приспособлению, либо вследствие заключения четко оформленных договоров, либо в результате перенесенных актов насилия уже зародились или находятся в процессе создания правовые и политические связи, позднее приводящие к образованию государства; этот народ после появления государственной организации, представляющей собой попытку закрепить, защитить и увековечить неравенство и создающей тем не менее постоянную неустойчивость общественного строя по причине порождаемых ею новых противоречий, что влечет за собой политические движения и революции, предопределяет таким образом причины прогресса и регресса. И в этом комплексе факторов заключается победа прозы действительности над любой теорией фантастического и идеалистического характера.

Разумеется, надо отречься от иллюзий, чтобы видеть вещи такими, какими они существуют в действительности, отбрасывая в сторону фантомы, мешавшие в течение веков правильному видению. Но это открытие реалистического учения не было и не стремится быть возмущением материального человека против человека идеального. Напротив, оно являлось и является обнаружением подлинных принципов и движущих сил всякого человеческого развития, включая все то, что мы назовем идеальным в определенных конкретных условиях, содержащих в себе причины, законы и ритм своего собственного становления.