Очерки по истории географических открытий Т. 3. Географические открытия и исследования нового времени (середина XVII-XVIII в.)

Англо-французское противоборство на Индийском субконтиненте, закончившееся победой англичан, шло и на море. Британия намеревалась навсегда — или, во всяком случае, надолго — стать хозяйкой не только стран Южной Азии и прибрежных островов, но и атоллов, затерянных в морских просторах и удаленных на многие сотни километров от материка. Поэтому капитаны английских военных и торговых судов стали получать задания, продиктованные чисто военными соображениями и сводившиеся к детальной съемке побережья захваченных территорий и островов, а также изысканию удобных гаваней для организации стоянок соединений британского флота. Кроме этих задач, имевших стратегическое значение, капитанам предписывалось собирать данные не только о природе и населении прибрежных районов, но и об особенностях морей — течениях, преобладающих ветрах, мелях и т. п.

Съемки побережья Южной Азии

Начало детального картирования связано с именем английского капитана Бартоломью Плейстеда. Работы по описи части северного и восточного берегов Бенгальского залива (со всеми банками, мелями и прибрежными островками) и составлению лоции от Читтагонга[101] как базы к западу и югу до 20° с.ш. на протяжении 700 км были выполнены им с перерывами в 1760–1765 гг. Во время съемок берегов дельты Ганга Б. Плейстед едва не стал жертвой аллигатора. В 1767 г. другой английский капитан — Джон Ритчи — заснял рукава Ганга и западное побережье Бенгальского залива до Мадраса включительно (около 2 тыс. км). Составленные им карты, очевидно, не отличались большой точностью — правление Ост-Индской компании в ноябре 1786 г. поручило морскому съемщику и астроному Майклу Топпингу заняться картированием того же побережья, но судна для этой цели не предоставило. И он берегом («по суху») прошел от устья р. Кришны к северо-востоку до Калькутты, фиксируя положение каждого важного пункта и исправляя многочисленные ошибки карт. По завершении (в ноябре 1787 г.) этой работы М. Топпинг вернулся к устью Кришны и весь следующий год потратил на съемку побережья к юго-западу, до Полкского пролива, причем использовал ее результаты для вывода длины градуса по меридиану.

Съемочные работы Б. Плейстеда вдоль побережья Бирмы к югу от 20° с.ш. продолжил шотландский военный инженер Александр Кид. Отпуск по болезни из действующей армии он провел не в Читтагонге, как предполагал, а «в поле». Несколько месяцев (сентябрь 1784 — начало 1785 г.) он исследовал Араканский берег в безуспешных поисках защищенной бухты для стоянки английского флота, осматривая проливы между прибрежными островками и устья мелких речек. У 16° с.ш. А. Кид описал дельту р. Иравади, но южнее продвинуться не смог: страна была охвачена восстанием.

Часто посещавшиеся судами многих стран берега Аравийского моря, казалось, были хорошо изучены. Однако их истинное положение оставалось недостаточно верно установлено до работ, начатых английскими моряками в 1772 г. Исследовательская экспедиция, в состав которой вошел молодой съемщик Арчибалд Блэр, только еще начинавший морскую службу, закартировала побережье Индии от залива Кач к северо-западу, а также берега Ирана, Ирака и Аравии. Капитан Огастес Скиннер в 1773 г. положил на карту береговую линию п-ова Катхиявар и Камбейского залива. Джон Мак-Клур, другой морской офицер, в 1785 г. выполнил съемку Персидского залива; составленные им карты отличались от карт предшественников значительно большей точностью. В 1787–1790 гг. он продолжил работы О. Скиннера, засняв берега Индостана далее к югу — до мыса Кумари, но из-за враждебности правителя Майсура вынужден был сделать ряд довольно больших пропусков.

Съемки островов Индийского океана

Об островах в северо-восточной и центральной частях Индийского окена европейские географы практически не располагали сведениями. Исключение составил лишь о. Шри-Ланка: все его побережье с заливами и заливчиками, устьями рек и речек длиной около 1,5 тыс. км было заснято голландскими моряками во второй половине XVII в. Внутренние же районы острова, принадлежавшие государству Канди, оставались для европейцев терра инкогнита до первого десятилетия XIX в. Эта детальная съемка позволила нидерландскому картографу Николаусу Вискеру-сыну составить в 1680 г. карту острова с удивительно точно нанесенной береговой линией, почти полностью совпадающей с истинной. (Напомним, что в XVI в. побережье о. Шри-Ланка нанесли на карту арабский мореход Сулейман и португальская экспедиция Л. Албергария — см. т. 2, гл. 10 и 11.)

Прошло 90 лет, прежде чем начали знакомство с островами Индийского океана англичане. Первым стал Д. Ритчи, в 1771–1773 гг. заснявший гирлянду Андаманских и Никобарских о-вов, отделяющую Бенгальский залив от Андаманского моря. 32 наиболее крупных острова Мальдивской цепи[102] (в нее входит более 2000 атоллов) описал и положил на карту в 1785 г. М. Топпинг перед началом своей деятельности в Индии в качестве съемщика.

Расположенный в центральной части океана (у 4–8° ю.ш.), архипелаг Чагос, включающий пять групп коралловых атоллов (самый крупный — Диего-Гарсиа), был захвачен британской военной экспедицией в мае 1786 г. Участник аннексии А. Блэр на двух кораблях до конца января 1787 г. провел картирование всех «приобретенных» островов и мелей. На обратном пути в Бомбей он определил координаты южного атолла Лаккадивских о-вов, а также многочисленных банок между ними и Малабарским берегом Индостана. Съемку всей Лаккадивской цепи выполнил в конце 80-х гг. XVIII в. помощник Д. Макклура лейтенант Джон Уэджборо.

Через два года А. Блэр был направлен для детального картирования Андаман (под его командой находилось два брига). Он получил также задание описать их природу, выявить минеральные богатства и найти удобную гавань для кораблей Ост-Индской компании. После работ, занявших почти три года (март 1790 — октябрь 1792 г.), в течение которых он завершил обход всего архипелага, А. Блэр до конца 1792 г. провел в основанном им поселке на берегу бухты — теперь Порт-Блэр, административный центр принадлежащей Индии Союзной территории Андаманские и Никобарские о-ва.

Поиски Южного материка

Большая активность, проявленная французами в южных морях с целью открытия мифического Южного материка, была вызвана практическими, а не научными интересами. Инициатива исходила от купеческой французской Ост-Индской компании, заботившейся, конечно, только о своем обогащении (экспедиции Ж. Буве, 1738–1739 гг.). Через 30 лет уже колониальные власти в лице губернатора о-вов Маврикий и Реюньон направили на юг две экспедиции на поиски новых земель. Перед ними были поставлены две основные задачи: разыскать на побережье мачтовые леса, что позволило бы резко снизить затраты и обнаружить хорошую гавань для судов королевского флота. Вторая задача имела уже стратегическое значение: опираясь на эту базу и на о. Мадагаскар, французы могли бы держать под контролем британские пути через южную часть Индийского океана, а в случае войны перерезать их.

Первую экспедицию на двух судах возглавил землевладелец и моряк Никола Тома Марион-Дюфрен, отплывший с о. Маврикий 18 октября 1771 г. на юго-запад к мысу Доброй Надежды для пополнения запасов продовольствия. Оттуда корабли двинулись на юго-восток, подгоняемые господствующими западными ветрами. 13 января 1772 г. французы усмотрели землю, оказавшуюся двумя небольшими гористыми островами. Н. Марион-Дюфрен посчитал их предвестниками материка и окрестил «Южными островами». Один из них получил имя «Земля Надежды» — теперь о. Марион. (Вся группа, расположенная между 47°30' и 47°50' ю.ш., у 38° в.д., ныне называется о-вами Принс-Эдуард и принадлежит ЮАР.) Детально обследовать вновь открытые клочки суши ему не удалось: на следующий день суда столкнулись, скорее всего по вине малоопытного Амбруаза Бернара Дюклемера, командира второго корабля. Выполнив за три дня необходимый ремонт, французы направились на восток в сильном тумане. 23 и 24 января они наткнулись на четыре высоких острова, два из них получили название «Холодных», другие — «Пустынных» (на наших картах вся группа носит имя Жюльена Крозе, первого помощника Н. Марион-Дюфрена). Утром 24 января, когда туман рассеялся и прекратился дождь, Ж. Крозе на маленькой лодке осмотрел самый крупный остров архипелага. Птицы кружились над ним, пингвины играли в волнах, на юго-западе на горизонте висели облака. И моряки решили, что они находятся неподалеку от материка.

Н. Марион-Дюфрен намеревался продвинуться к югу по крайней мере до 54° ю.ш., но неисправность судов вынудила его отказаться от этих планов. Он взял курс на Тасманию, а в середине апреля достиг Новой Зеландии. 12 июня 1772 г., возглавляя отряд из 16 человек, он высадился в заливе Даутлесс-Бей, у северо-восточного побережья Северного острова, и был убит маори: по несчастливому стечению обстоятельств суда Н. Марион-Дюфрена попали в ту же бухту, где в декабре 1769 г. другой французский капитан — Ж. Ф. Сюрвиль — в отместку за украденную, шлюпку сжег несколько хижин (см. гл. 19).

Несколько позже — в середине января 1772 г. — с о. Маврикий точно на юг направилась другая французская экспедиция на двух кораблях под командой Ива Жозефа Кергелена. В начале февраля за 41° ю.ш. погода испортилась и сильно похолодало, а через девять дней моряки заметили птиц, летящих на восток. И капитан, повернув в том же направлении, утром 13 февраля, когда туман рассеялся, открыл землю, протягивающуюся к югу. Кергелен решил, что перед ним часть материка, хотя видел не более 50 км ее побережья. В действительности же это был остров, впоследствии названный его именем[103]. Почти не стихавший шторм измотал команды обоих судов, и, когда ненадолго стихло и прояснилось, капитан направил к берегу шлюпку. Вновь налетевший ветер подхватил его корабль и погнал на северо-запад. 16 марта Кергелен бросил якорь в порту о. Маврикий.

В составленном отчете Кергелен писал, твердо убежденный в своей правоте, что, в отличие от А. Тасмана и Ф. Дрейка, обнаруживших лишь мысы Южного континента, он открыл, возможно, центральную часть этого материка, протягивающегося на восток и северо-восток. Широта, на которой он расположен, позволяет надеяться на наличие там поселений и всевозможных растительных продуктов. Кергелен был уверен, что совершил великое открытие, и заразил своим энтузиазмом французское правительство, снарядившее под его командой новую экспедицию для колонизации «Южной Франции».

Но нашлись скептики, что было вполне объяснимо, и явные недруги, несправедливо обвинившие Кергелена в неумелом руководстве, которое привело к гибели второго судна. Между тем «погибший» корабль (капитан Франсуа Сент-Аллуарн), разлучившись с Кергеленом, прошел невдалеке от западного берега о. Кергелен к северу и добрался до юго-западной оконечности Австралии (у 35°30' ю.ш.). Держась близ побережья, он поднялся почти до 25°30' ю.ш., не сделав никаких открытий, и 8 августа благополучно вернулся на Мавриций.

Командуя группой из 700 человек, размещенных на двух судах, Кергелен отправился от о. Маврикий прямо на юг и после непродолжительных поисков 14 декабря 1773 г. вновь увидел «свою» землю, покрытую снегом и окутанную туманом. На этот раз он подошел к северной оконечности о. Кергелен и попытался найти якорную стоянку. Погода стояла очень холодная, туман не расходился, шел сильный снег при шквальном ветре (три дня, правда, было ясно и тихо), и 18 января Кергелен приказал завершить экспедицию и взял курс на Мадагаскар, в бухту Антонжиль, где намеревался дать отдых команде. Через месяц он прибыл туда, получил от французских колонистов продовольствие и в благодарность направил группу моряков для участия в карательной экспедиции против малагасийцев.

По возвращении во Францию Кергелен был предан суду и заключен в крепость, где просидел около четырех лет. Так бесславно закончились попытки обнаружить Южный континент на юге Индийского океана.

Начало исследования внутренних районов Калимантана

На протяжении XVII и XVIII вв. сведения о Калимантане, третьем по величине острове планеты, ограничивались узкой прибрежной полосой. Этому способствовала политика голландской Ост-Индской компании: руководствуясь чисто торговыми интересами, она запрещала проникновение в глубинные районы, а составление карт расценивала как кражу. Не мудрено поэтому, что литература о Калимантане была крайне бедна, а единственный отчет о путешествии в «глубинку» относился к концу XVIII в., да и тот затерялся в колониальных архивах. Случайно обнаруженный и опубликованный в 1864 г., т. е. почти через три четверти века, этот материал неопровержимо свидетельствует, что его автор — сержант голландских колониальных войск X. Хартман — был первым исследователем девственных, заросших тропическим лесом дебрей Юго-Восточного Калимантана.

В этой части острова находилось феодальное княжество Бенджермасин, которому компания навязала несколько неравноправных договоров, а в 1787 г. — и нового султана, своего ставленника, признавшего вассальную зависимость страны от голландцев. Лишь после этого по поручению компании X. Хартман выполнил три экспедиции.

В 1790 г. он обследовал небольшую р. Негару, затем соединяющиеся с нею протоками низовья р. Барито (длина около 880 км, впадет в Яванское море у 114°30' в.д.). В следующем году на лодке с гребцами он поднялся по Барито, текущей по заболоченной равнине, примерно на 400 км и обследовал четыре ее притока.

По возвращении на Яву он получил повышение — чин прапорщика, составил отчет, дающий хорошее представление о бассейне среднего Барито. В июле 1792 г. X. Хартман пытался проникнуть к истокам одного из восточных притоков Барито и был там убит — населявшие «глубинку» даяки[104] к пришельцам относились резко враждебно.

X. Хартман — единственный исследователь Калимантана XVIII в.: на следующий год после его гибели обстановка на юге острова вынудила компанию не только отказаться от дальнейших планов изучения центральных районов, но и ликвидировать свои дела на острове вообще.

Исследование Японского архипелага

К последней четверти XVIII в. японские власти располагали большим количеством чертежей многочисленных феодальных владений на о-вах Хонсю, Кюсю и Сикоку[105]. Эти картографические материалы, составленные государственными чиновниками по приказам правителей в конце XVI в., середине и конце XVII в., были чрезвычайно детальны, но обладали по крайней мере четырьмя существенными недостатками: они не опирались на астрономические определения координат; каждое владение изображалось на многих — от нескольких дюжин до нескольких сотен — листах; географические объекты имели искаженные очертания; на границах соседних территорий зачастую наблюдались значительные несоответствия.

Кроме чертежей отдельных владений, власти располагали также картами всей страны на одном листе, дающими лишь грубое (эскизное) изображение Японских о-вов. Карты Японии, появлявшиеся за рубежом на протяжении почти всего XVIII в., были не намного лучше, хотя число экспедиций, изучавших побережье дальневосточных морей, все возрастало. Причина, очевидно, заключалась в строгой изоляционистской политике японских правителей, запрещавших иностранцам заниматься съемкой берегов страны.

Во второй половине XVIII в. большую работу по уточнению картографического лика Японии проделал Генсу Нагакубо. Он не занимался съемкой, но, многократно пересекая страну в различных направлениях, проверял и исправлял старые чертежи. Для составления своей карты он использовал малочисленные астрономические наблюдения, выполненные его предшественниками по ряду пунктов.

Итогом его труда явилась опубликованная в 1778 г. мелкомасштабная (1:1,3 млн.) карта, дававшая довольно сносное изображение Японии. Хотя положение и конфигурация горных хребтов и рек, мысов и заливов часто оказывались искаженными в сравнении с чертежами, появившимися ранее, ее точность, как отмечают японские историко-географы, была высокой.

Земля, расположенная к северу от пролива Цугару, заселенная айнами и получившая название остров Йессо (о. Хоккайдо), долгое время оставалась для японцев малознакомой. Достаточно сказать, что к концу XVI в. японские поселения имелись только в юго-западной части Хоккайдо и лишь в 1636 г. посланный властями острова отряд выполнил объезд всего Хоккайдо (протяженность береговой линии более 2 тыс. км) и составил его карту.

В 1785 г. японское правительство, обеспокоенное активностью русских в северной части Тихого океана, организовало довольно крупную экспедицию с задачей исследовать Хоккайдо, Курильские о-ва и о. Сахалин. К Северному Йессо, т. е. Сахалину, японцы проявляли интерес с давних пор. Так, еще в 1636 г. на Южный Сахалин с о. Хоккайдо была направлена экспедиция, но собранные ею материалы не сохранились.

Однако на карте Японии, составленной несколько позже по приказу властей, Сахалин изображен как остров, в южной части которого помещено несколько названий. Такая заинтересованность объяснялась желанием ознакомиться с жизненно важным для японцев каналом так называемой «сантан-торговли»: в итоге посреднического обмена китайские товары из Манчжурии попадали на Сахалин, поступали затем к айнам о. Хоккайдо и достигали, наконец, жителей Северного Хонсю.

Один из отрядов экспедиции завершил съемку всего побережья Хоккайдо, а пять человек, оставшиеся зимовать на северном мысу острова с целью изучения климатических условий этого района, умерли от голода и нехватки теплой одежды. Появление у берегов Хоккайдо русского судна (1792) и дважды (в 1796 и 1797 гг.) британского корвета вынудило японские верховные власти объявить весть остров своим владением и отправить туда инспекционную партию. Один из ее сотрудников впервые исследовал «глубинку» Северо-Западного Хоккайдо: он поднялся по р. Тесио до истоков в хребте Китами, продвинулся затем к югу, на верховья р. Исикари, и спустился по ней до устья.

Токунай на Сахалине

В состав второго отряда экспедиции 1785 г., о которой говорилось выше, в качестве носильщика топографических инструментов вошел сын крестьянина Могами Токунай (подлинная фамилия Такамия), знакомый с основами астрономии и географии, но не имевший опыта полевых работ.

При съемке восточного побережья Хоккайдо к лету 1785 г. он приобрел необходимые навыки и в августе на торговом судне переправился через пролив Лаперуза в поселок, расположенный на западном берегу Сахалина (у 46° с.ш.), близ мыса Крильон, южной оконечности острова. Опираясь на него как на базу, М. Токунай намеревался провести исследования внутренних районов. Когда же выяснилось, что никаких дорог там нет, он изменил план. На нанятой у айнов лодке он впервые проследил 600 км побережья Северного моря (Татарского пролива) до 50°45' с.ш., закончив плавание за 10 дней. Из-за нехватки продуктов пришлось вернуться обратно в поселок. Здесь он пополнил запасы продовольствия, на лодке обследовал все побережье залива Анива и в сентябре вернулся на Хоккайдо, где зимовал.

В начале 1786 г. М. Токунай уже в качестве официального съемщика положил на карту о-ва Итуруп и Уруп Курильской гряды (причем по окончании съемки он овладел айнским языком: его проводником был представитель народности айнов), а в июне вновь прибыл на Сахалин и на пяти лодках со съемкой прошел вдоль западного побережья до 48° с.ш. Далее к северу продвинуться он не решился и, выполнив несколько коротких пеших экскурсий в «глубинку», вернулся на родину. Отчет, составленный М. Токунаем, заинтересовал первого министра Японии, и его автор был вызван для беседы.

В результате М. Токунай получил задание организовать новую экспедицию на Сахалин. Однако некоторое время его преследовали неудачи. В одно из посещений Хоккайдо, где он намечал основать базу, его ограбили, и, чтобы добыть средства к существованию, он работал то дровосеком и разносчиком лекарств, то торговцем табаком и учителем. В другой раз, в 1789 г., по ложному обвинению он просидел какое-то время в тюрьме. В 1792 г. М. Токунай все же попал на Сахалин. Ему удалось проследить западное побережье острова еще на 150 км, до 52° с.ш., а на восточном пройти около 500 км вдоль берега залива Терпения до вершины и открыть лагунное озеро Тарайка (Невское). Снарядившись в небольшом поселке, он впервые поднялся по р. Поронай до верховьев и, перевалив хребет, вышел к западному побережью острова.

Итогом исследовательской деятельности М. Токуная, крупнейшего японского топографа XVIII в., были карты Хоккайдо и Сахалина, составленные в основном им самим и представлявшие значительный шаг вперед по сравнению с имевшимися до него. Японские историки выделяют также его работу «Заметки о Хоккайдо». Однако относительная известность пришла к нему уже после смерти — в конце XIX в.: сведения о Сахалине власти считали секретными и большая часть его материалов осталась неопубликованной.