Очерки по истории географических открытий Т. 3. Географические открытия и исследования нового времени (середина XVII-XVIII в.)

В 1768 г. Петербургская Академия наук организовала пять географических экспедиций, официально названных «физическими» и работавших по общей программе. Они изучали различные районы, главным образом Европейской России (с Уралом), и по основным базам именовались: три экспедиции — оренбургскими, две — астраханскими.

Паллас на Оке и в Поволжье

27-летний петербургский академик, натуралист Петр Симон Паллас, родом из Берлина, был назначен начальником первой Оренбургской физической экспедиции. Летом 1768 г. на пути в Оренбург он описал большую часть течения Клязьмы и обратил внимание на приподнятость обоих берегов реки под Владимиром, особенно к югу от него (Высокоречье). От Владимира Паллас прошел «через прекрасные леса» на юго-юго-восток к Касимову, затем вдоль левого берега Оки до Мурома. Он был первым ученым, изучившим Окско-Клязьминское междуречье.

На восток от Мурома (за 43° в.д.) леса кончились, и по безлесной, «несколько холмистой» местности Паллас добрался до Арзамаса. Он исследовал извилистые берега р. Пьяны, левого притока Суры, огибающей так называемое Межпьяние — длинную, около 125 км, цепь крупных холмов (до 245 м), покрытых смешанным лесом, — северо-западная окраина Приволжской возвышенности. Осенью Паллас, следуя через Пензу, пересек эту возвышенность в ее самой широкой части: «Страна при реке Суре… угориста и лесом изобильна. Почти все увалы простираются хребтом и к западу имеют весьма крутые скаты, к востоку же все очень пологи. Между горными увалами… текут речки, впадающие в Суру»[8]. За 47° в.д. Паллас отметил «холмистую страну, по Волге простирающуюся» — водораздел бассейна Суры и Волги. В октябре он обследовал Заволжье по р. Черемшану примерно до 53° в.д. По мере продвижения на восток «страна становится… [все] гористее» — западная часть Бугульминско-Белебеевской возвышенности. Перебравшись в верховья Сока, Паллас проследил Сокские яры (холмы по правому берегу Сока) и, обратив внимание на богатство местности нефтью по левобережью Волги, вернулся в Симбирск, где зимовал.

Весной 1769 г. Паллас обследовал Жигули и дал первую подробную топографическую характеристику Самарской Луки. На левом берегу Волги, близ устья Сока, он изучил Соколовы горы, а летом исследовал междуречье Самары и ее правого притока Кинели: «Правая сторона [этих] рек гориста, а левая представляет степь с плоскими увалами». Затем Паллас проследил Самару почти до верховья, выполнив пересечение Общего Сырта. Истоки Самары отделены от Урала «только простирающимися в ширину 18 верст степными горами».

В середине лета Паллас добрался до Оренбурга. Он прошел вдоль р. Яика сначала на восток до 59° в.д. и изучил «сухие горные увалы… [Губерлинские горы], дикие… совсем голые», а затем на запад — до Яицкого городка, теперь Уральска. Оттуда Паллас проехал на юг до устья Яика и отметил, что на этом пути «…земля и травы заметно переменяются. Голая степь чем дальше, тем ровнее». По дороге он собрал подробные расспросные сведения об одном из крупнейших Камыш-Самарских озер. «С северной стороны впали в него две посредственные [узкие], сильно лесом заросшие речки — Большой и Малый Узень. По берегам озера растет камыш. Всю восточную сторону озера окружают… барханы, мало разнящиеся от Рын-песков».

Паллас осмотрел озеро Индер и окружающие его высоты: «Этот горный хребет состоит из… нарочито высоких, при Яицкой стороне утесистых, а после помалу возвышающихся каменных гор». Он отметил, что из них «везде бьет соленая вода». Поднявшись на Индерские «горы», он увидел «обширное озеро, подобное большому, покрытому снегом полю. Озеро имеет кругловатую фигуру и много малых заливов». К югу потянулась «сухая степь», а за 48° с.ш. — «низкая мокрая и соленая страна» до самого Гурьева.

Таким образом, Паллас первый исследовал часть Прикаспийской низменности. Он описал и нанес на карту устье Яика, а поздней осенью вернулся в Яицкий городок. Дожди и снегопады помешали ему продолжить работу, и он по тракту проехал в Уфу, где зимовал.

Николай Рычков в Заволжье и на Каме

Весной 1769 г. Паллас поручил своему спутнику 22-летнему Николаю Петровичу Рычкову, сыну П.И. Рычкова, обследовать лесостепь и степи Заволжья и среднего течения Камы. Летом 1769 г. Н. Рычков из Симбирска прошел на восток по «безлесным и необитаемым местам»[9] до р. Шешмы, притока Камы. «По правой стороне ее течения находятся горы невысокие, а по левой места низкие, лугами и множеством озер изобилующие» — западная граница Бугульминско-Белебеевской возвышенности. От истоков Шешмы Н. Рычков «поперек высоких… каменных гор» добрался до р. Зай, которая прокладывала себе на север путь вдоль тех же лесистых гор, и правильно указал ее истоки. Поднявшись по Каме до устья р. Ик, он проследил ее почти до истоков, берущих начало «из довольно высоких гор» — самый приподнятый участок возвышенности. Река пробиралась среди камышей и стариц. «По правую сторону ее [среднего] течения находятся крутые, лесистые… каменные горы, а с левой подошли открытые степи…» — широкая низменная долина между 54 и 55° с.ш.

Не доходя истоков Ика, Н. Рычков свернул к западу через центральную часть возвышенности, ничем, «кроме великих каменных гор», не характерную, и описал верховья рек Сок и Кинель, отметив «высокие каменные горы» ее правого берега — Кинельские яры, южный край Бугульминско-Белебеевской возвышенности. Осмотрев истоки Дёмы (приток Белой), он пересек восточный участок Общего Сырта: «Превысокие каменные холмы видимы на поверхности отделившихся гор, а при подошве оных находятся глубокие и весьма приятные долины, где протекают многие источники и реки». Зиму 1769/70 г. он провел в Оренбурге.

Летом 1770 г. Н. Рычков обследовал часть р. Белой, ее приток Танып и «нагорную сторону» Камы — Сарапульскую возвышенность (между 56 и 57° с.ш.). По Каме он спустился до ее устья, повернув на север, добрался до устья р. Чепцы, впадающей слева в Вятку у 50° в.д., и проследил почти всю Чепцу, не дойдя примерно 70 км до ее начала. Затем от средней Чепцы он прошел около 15 км на север к истокам Вятки: «Собрав множество речек, течет Вятка близ Чепцы около 400 верст…».

В конце августа Н. Рычков от истоков Вятки перебрался в верховья Камы, которая, как Вятка и Чепца, берет начало на Верхнекамской возвышенности: «Истоки Камы… выходят из пологого увала. Воды… с приятным шумом текут сперва на запад до самой подошвы увала, потом поворачивают к полуночи… в лесистую долину. [Собрав]… неописанное множество болотных и ключевых вод», Кама вскоре становится глубокой и судоходной. Общую длину Камы (1805 км) Н. Рычков лишь немного преувеличил. Он описал еще две реки ее системы — Обву и большую часть Колвы, в низовьях которой отметил ряд вершин кряжа, позже получившего название Полюдова.

Зимовал Н. Рычков в Челябинске. Весной 1771 г. его срочно вызвали в Орск, а летом он с военным караваном прошел по степи до р. Ишим. Он осмотрел степи по р. Ори и к востоку от Мугоджар. В походе он заболел и вернулся в Оренбург. В августе 1771 г., «чтобы не потерять напрасно время», он проехал к устью Дёмы и описал ее нижнее течение.

Результаты его исследований (с картой) опубликованы в 1770–1772 гг. Он верно заснял много рек, стекающих с Бугульминско-Белебеевской возвышенности, большую часть которой обследовал. Пусть Рычков очень кратко и бегло описал район верховьев Камы и Вятки, все же он был первым научным исследователем Верхнекамской возвышенности.

Паллас на Урале

В феврале 1770 г. Паллас направил своего спутника Никиту Петровича Соколова (впоследствии академик — химик и минералог) на нижний Яик и к Каспийскому морю, сам же летом двинулся на восток до р. Сима, притока Белой, описал карстовый характер его верховья и обследовал ряд пещер. У р. Катав, притока р. Юрюзани, перед ним на юге, за небольшими отрогами, открылись «…высокие горы… [Зигальга и др.], лежащие между источниками Сима, Катава и Юрюзани».

Переправившись через Юрюзань, Паллас, следуя близ 55° с.ш. до Челябинска, выполнил первое пересечение Южного Урала через верховья рек Ай и Миасс, перевалив хребты Уреньга и Уралтау. «Эти высокие непрерывные горы повсюду лесом покрыты и… так мокры, что во время дождевой погоды и на самом верху по топям и воде бродить надобно. И потому… горы эти не только много источников и ручьев рождают, но и многие свои подземных вод сокровища на лежащую к востоку равнину изливают. Чему явным свидетельством служат как при подошве [гор], так и далее [к востоку и северу] рассеянные великие и малые озера».

Это пересечение позволило Палласу впервые выявить в строении Уральских гор меридиональную зональность — теперь выделяют шесть таких зон. Опираясь на свои материалы, он разработал схему общего строения Уральских гор, которая позднее легла в основу его теории образования горных хребтов Земли.

Паллас описал систему озер у «излучины [верхнего] Миасса», где с 1920 г. организован Ильменский заповедник. Из Челябинска он прошел в Екатеринбург по восточному склону невысокого здесь Урала, мимо многочисленных озер, также им подробно описанных, и вдоль верхней Чусовой. В начале этого пути «…места становятся гористее… каменистее и все лесом покрыты…», за 56-й параллелью леса поредели. Паллас отметил, что Чусовая вытекает «из отрога главного Уральского хребта», а ее правый, восточный берег здесь «не столь приметен, как те высокие горы, кои начинаются от Чусовой к западу», — первое указание на Уфалейский хребет.

К северу от Екатеринбурга, в истоках Туры, Паллас осмотрел знаменитое железорудное месторождение — гору Благодать, «усеянную соснами». С нее открылся хороший кругозор: «На западе виден… Уральский пояс, в том месте болотистый, невысокий и широкий, на северо-западе высокая гора Качканар». Отсюда к северу Паллас двигался на лошадях, примерно по 60-му меридиану через верхние участки рек Ляля, Лобва и Каква (все — системы Иртыша) вдоль восточного склона Урала, до 60° с.ш.

От верховьев Ляли на западе Паллас видел меридиональный «высокий хребет» — Северный Урал с покрытыми снегом вершинами. «Урал и все почти здешние места излишне болотисты и ключами изобильны». Он обнаружил, что у 60° с.ш. верховья двух горных рек системы Иртыша и Камы очень сближаются (около 5 км). «Из этой северной пустыни» он вернулся прежним путем в Челябинск и двинулся на юг вдоль восточного склона Урала; местность становилась «ровнее и ниже» и изобиловала стоячими озерцами и солонцами. Он отметил много озер между 55 и 54° с.ш. Там от Уральских гор прямо на юг вдоль 60° в.д. простиралась «цепь высоких, лесами покрытых холмов, которые под именем Окто-Карагай… [и] Джабык-Карагай разделяют ручьи, впадающие в Яик, от льющихся в Тобол».

В начале осени Паллас прекратил работу из-за болезни глаз: «сияние света причиняло нестерпимую боль». За лето 1770 г. он проследил восточный склон Уральских гор на протяжении почти 700 км. Зимовал он в Челябинске, куда в октябре прибыли Н. Рычков и Н. Соколов.

Соколов весной 1770 г. спустился по Яику примерно до 48° с.ш. и, двигаясь по «гористой, иловатой и богатой солью степи», добрался до рукава Яика с солоноватой водой, который довел его до соленого озера Жалтыр. Проехав по песчаной и безводной степи на юго-запад до 50° в.д., Соколов повернул на северо-восток, берегом моря добрался до Гурьева и в 100 км к востоку отметил ряд соленых озер, ныне превратившихся в солончаки (соры); он был первым исследователем восточной части Прикаспийской низменности. В Челябинск Соколов доставил 14 новых видов позвоночных и большую энтомологическую коллекцию. В середине октября, пользуясь теплой погодой, он описал между 53 и 55° с.ш. «многочисленные соленые, горькие и другие… озера, коими вся степь между Миассом, Уем[10] и Тоболом усеяна».

Зуев на Полярном Урале

Зимой в Челябинске Паллас разработал для своего спутника, 17-летнего студента Академии Василия Федоровича Зуева, большой маршрут к берегам Карского моря для изучения северной части Урала; сам же Паллас весною отправился в Сибирь (см. гл. 11). Зуев летом 1771 г. от Обдорска на оленях двинулся на север и вскоре достиг северо-восточных предгорий Урала. «Рассеянные… лиственничные деревца и остролистные ольхи и тальники оказывались там и сям по холмам кустами; по удолам видны были то озера, то стекающие с гор… воды»[11]. По этим «от Урала к северу отошедшим горам» дорога была неровная и трудная.

От вершины Байдарацкой губы Зуев повернул на северо-запад. Он ехал «по пространной мокрой степи… озера в себе заключающей», и не раз, отделяясь от отряда, осматривал небольшие бухты. Местность стала «посуше и поровнее… однако высочайшего хребта конец еще не совсем в виду был. Это были высокие, каменные, голые, острые гор маковицы [макушки], кои за 20 верст от морского берега будто раздробились и уничтожились». Зуев проследил восточный склон Полярного Урала на 170 км до Константинова Камня и обогнул его с севера.

Еще несколько дней Зуев продвигался до устья Кары вдоль все понижавшихся гор, «в коих Уральский хребет пропадает и меж коими болотистые удолы лежали»: он открыл юго-восточный край хребта Пай-Хой. Холодное лето подходило к концу, Зуев повернул обратно и в январе 1772 г. нагнал Палласа у Красноярска. Всего он проехал на оленях более 600 км «через северную болотистую страну, тундрой называемую… до Карского морского залива, доставил первые известия о состоянии и естественных продуктах сей северной страны и северной части Уральского горного хребта». Он составил словари хантыйского, мансийского и ненецкого языков и написал одно из первых подробных сочинений о ненцах.

Вторая экспедиция Палласа по Уралу и Поволжью

Вернувшись из Сибири в Челябинск, Паллас в марте 1773 г. прошел на северо-запад «через весьма суженный Урал, состоящий из …мало возвышенных гор, поросших редким лесом», до р. Уфы (у 56° с.ш.). Следуя на запад через верхнюю Ирень (приток Сылвы), он вышел к р. Танып (примерно у 56° в.д.), и на западе перед ним открылась «прекрасная… многие версты в ширину простирающаяся равнина — междуречье Белой и Камы; напротив, [пройденная] страна гориста, поросла весьма густым хвойным… лесом». Итак, Паллас второй раз пересек Урал на одном из самых низких и широких участков. Камы он достиг у 54° в.д. Весной Паллас проехал через центральную часть Сарапульской возвышенности («через нарочитые возвышения»), переправился через Каму, двинулся на юг, примерно вдоль 53-го меридиана, по Бугульминско-Белебеевской возвышенности и пересек Общий Сырт. Паллас дал ему первую правильную характеристику: «…отделяется от главной полосы хребта, простирается в юго-западную сторону и несправедливо называется продолжением настоящего Урала… По отделению от себя многих побочных отрогов… между Яиком и Самарой [он постепенно] сужается и, протягиваясь узкой полосой холмов в степь, теряется между Яиком и Волгой».

За 52° с.ш. «степь вдруг переменилась в сухую, голую и исполненную… солончаками» — до самого Яика. По его правому берегу Паллас добрался до 50° с.ш. и проехал на юго-запад к низовью Кушума — вершину этого правого рукава Яика он исследовал близ 51° с.ш. Он установил, что р. Кушум питается не только снеговой водой и «потаенными ключами», но и весенними полыми водами Яика «и тогда не только изобилует водой, но еще она весьма годна для питья. Напротив… летом высыхает он участками, а в оставшихся лужах содержит вонючую и гнилую воду». В низовье Кушум проходит через ряд мелких озер и «напоследок оканчивается пространным… озером [у 49° с.ш.], которое никакого сообщения не имеет с Камыш-Самарским озером [и] отделено от него высокой сухой степью». Это было первое и точное описание Кушума. «Вся степь вдоль по Кушуму суха, безлюдна, солена и для… хлебопашества и скотоводства постоянных жителей неспособна».

Паллас обследовал низовья Большого и Малого Узеня (у 49° с.ш.). «В этой стране почти в середине между обеими реками лежит наибольшее из… Узенских [Камыш-Самарских] соленых озер… [без] видимого истока», а западнее его другое; поблизости «по степи рассеяны сухие солончаки». Паллас обнаружил здесь «следы древних водоводов» — арыков.

Дальнейший путь шел на юго-запад через Рын-пески, которые начинаются «почти под 49° с.ш. между Большим Узенем и… Эльтонским соляным озером… и, не прерываясь, простираются по середине между Волгой и Уралом до северного берега Каспийского моря. Рын-пески состоят из больших, зеленью покрытых песчаных глыб, возвышающихся над сухой… глинистой степью. [На юге]… песчаные поля простираются, не прерываясь, и имеют прекраснейшие луга, расположенные между [барханами]… и изобилующие тростником и кустарником»[12]. Он обратил внимание на обилие ключей в этой местности. Через соляную «гору» Чапчачи (14 м над уровнем океана) в середине июня он добрался до Ахтубы.

От нижней Волги Паллас прошел на запад через Сарпинскую низменность и осмотрел «реку Сарпу»: «Как и… другие степные речки, [ее] составляют многие глубокие и великие, покрытые тростником… озера, между которыми находятся небольшие соединительные протоки». Это первая неполная характеристикадлинной (около 160 км) цепи горько-соленых Сарпинских озер, которые лишь в половодье соединяются протоками.

Осенью 1773 г. Паллас исследовал озера Эльтон и Баскунчак, а также горы Большое и Малое Богдо. Его описания этих «чудес природы» весьма точны, полнее, чем у других академиков. Зимовал он в Царицыне. Между прочим, он указал, что соединение каналом Дона с Волгой под этим городом удобнее, чем у Камышина.

Соколов в Калмыцкой степи

Пространство между нижней Волгой и Доном, Калмыцкую степь, исследовал в 1772 г., правда близ моря, С. Гмелин (см. ниже), но его материалы еще не были опубликованы. И Паллас из Красноярска направил через эту степь на Маныч и Куму Н.П. Соколова. Тот из Царицына весной 1773 г. двинулся прямо на юг. К востоку от его пути до Маныча расстилалась голая низменная степь, сухая, с большими участками солонцов — цепь пересыхающих летом Сарпинских озер; к западу же протягивалась возвышенность. Соколов назвал ее Сарпинской — то были Ергени[13] — и постоянно держался ее подножия. С нее в степь спускались лощины и балки, иногда с проточной водой, кое-где поросшие лесом. Соколов перечислил ряд речек, стекающих с Ергеней.

От колодца к колодцу продвигался он на юг и проследил всю (длина около 350 км) возвышенность от Сарпинских озер до Маныча. «Близлежащий [самый южный] край… [Ергеней] лежит при начале долины Маныча наподобие круглой, нарочито отлогой и на вершине плоской горы… [Затем] возвышенная страна совсем понижается, низменная и ровная степь мало-помалу склоняется к пространной долине [Маныча]». Воды в реке летом не было, и Соколов ошибочно решил, что в половодье она течет на запад, в Дон. Исследуя речную долину, он установил, что она простирается на восток-юго-восток, являясь продолжением уже известной географам долины фактически другого — Западного Маныча.

Соколов прошел к западу до низовья р. Калаус, правого притока Восточного Маныча, но посчитал его левым притоком (Западного) Маныча. На юге он увидел «лесом поросшие горы, которые великим голым хребтом с восточной стороны между Манычем и Кумою в степь простираются», — совершенно четкое указание на Ставропольскую возвышенность. Затем Соколов двинулся на юг. К средней Куме местность постепенно поднималась — верное указание на восточный край той же возвышенности.

Наблюдения спутников Палласа и его самого позволили ему сделать-вывод[14], что Ергени и Общий Сырт составляли «древние берега пространного Каспийского моря», соединяющегося посредством Манычской долины с Азовским и Черным морями. Сравнительно правильное изображение территории, прилегающей к северо-западному берегу Каспия, впервые появляется на картах Палласа.

С ничтожными изменениями и дополнениями они переиздавались до работ Кумо-Манычской экспедиции 1860–1861 гг.

Экспедиция Палласа собрала громадный геолого-географический, этнографический, ботанический и особенно зоологический материал. Он открыл и описал множество видов животных, принадлежащих к различным классам, и стал одним из основоположников зоогеографии. Паллас заложил фундамент геологических знаний о Восточной Европе, но «как ни велика его ученая слава, она все еще не может сравниться с его заслугами для науки» (Н. А. Северцов).

Гильденштедт в бассейне Дона и на юго-востоке Европы

23-летний доктор медицины рижанин Иоганн Антон Гильденштедт (Гюльденштедт), впоследствии русский академик, руководил одним из двух отрядов Астраханской экспедиции. Осенью 1768 г., следуя из Петербурга на юго-восток через Валдайскую возвышенность, он дал точное описание истоков Волги, Западной Двины и Днепра.

Весной 1769 г. И. Гильденштедт из Москвы проехал в Воронеж. Он подчеркнул резкое изменение ландшафта: «Необозримая степь или равнина, покрытая черной жирной почвой мощностью обыкновенно от 2 до 4 футов… тянется далеко за Воронеж». Очертив дугу длиной около 400 км по Окско-Донской равнине — «пространной степи, кишащей сусликами и хомяками», — И. Гильденштедт в октябре вышел к р. Хопру близ 51º с.ш. и подробно описал берега среднего и нижнего участков реки. Между 51 и 50º с.ш. он выявил «довольно обрывистые меловые горы» — поднимающуюся на правом берегу Хопра Калачскую возвышенность (до 245 м), сильно расчлененную балками и оврагами; ее восточный, более высокий край он проследил на 150 км, т. е. на всем протяжении.

Зимой 1770 г. из Астрахани И. Гильденштедт по береговой полосе Прикаспийской низменности и Ногайской степи проехал на р. Терек, в русскую крепость Кизляр. Оттуда весной и летом 1770 г. он совершил несколько маршрутов по Северному Кавказу и Ставрополью. В частности, описал Куму и верхний участок Западного Маныча там, где в него впадает слева р. Егорлык: «Около берегов вода горько-соленая… но на середине реки ее можно пить. Ширина Маныча здесь сто шагов. Берега покрыты коркой и солелюбивыми растениями». Таким образом, он был первым исследователем Кумо-Манычской впадины — юго-западного участка условной границы Европы и Азии. (О его работе на Северном Кавказе и в Закавказье см. гл. 11.)

Из Кизляра в конце лета 1773 г. И. Гильденштедт перешел к низовьям Дона и обследовал его дельту. Узнав, что русские войска заняли Крым (в 1771 г.), он отправился туда берегом Азовского моря и на пути последовательно описал косы северного побережья, в том числе Кривую, Белосарайскую и Бердянскую, Миусский лиман, низовья Кальмиуса и других рек, до Бердянского залива.

Не попав в Крым из-за сложной обстановки на полуострове, И. Гильденштедт повернул на северо-запад. Начался небольшой подъем, стали попадаться выходы кристаллических пород. Несколько далее, как он выяснил, довольно близко сходились истоки азовских рек Берды, Молочной и Конской (системы Днепра). «Между истоками этих рек находится очень высокий холм — Могила-Токмак»[15]. Так он отметил наличие водораздела близ северного берега Азовского моря — западная часть Приазовской возвышенности. Более 10 км двигался он «через местность с многочисленными буграми…» и по р. Конской осенью достиг Днепра ниже порогов.

И. Гильденштедт прошел вдоль левого берега реки до устья Самары через полосу кристаллических пород, прорываемых в этом районе Днепром. «Полоса эта [75 км шириной] представляет собой плоское гороподобное поднятие, протягивающееся с запада на восток между Днепром и [Северским] Донцом». Он выявил и довольно точно определил размеры «высокой степи», которая через 60 лет была названа Южно-Русской кристаллической полосой — юго-восточный край громадного Украинского кристаллического щита.

Зимовал И. Гильденштедт в Кременчуге. Летом 1774 г. он выполнил 800-километровый маршрут, главным образом для ботанических исследований на правобережье Днепра, в его излучине — от верхнего Ингульца на востоке до р. Синюхи, притока Южного Буга, на западе. Он отметил и там широкое распространение кристаллических пород и таким образом продолжил открытие кристаллической полосы, которая, по его данным, протянулась на 550 км от приазовских степей до р. Синюхи. (В XIX в. было установлено, что на север она продолжается до границы Полесья.).

Осенью 1774 г. И. Гильденштедт прошел другим 800-километровым маршрутом — теперь уже на восток близ 49° с.ш. — до Северского Донца и его притока р. Айдар, причем описал северный край Донецкого кряжа у 39° в.д. Поднявшись по Донцу до 49°40' с.ш., он через Приднепровскую низменность достиг Киева.

Гильденштедт первый охарактеризовал почвы, растительность и животный мир степей Юго-восточной Европы и открыл несколько новых видов позвоночных.

Фальк на юго-востоке Европы

Шведский натуралист, ученик Линнея, впоследствии русский академик Йоханн Петер Фальк руководил вторым отрядом Оренбургской экспедиции. Осенью 1769 г. он проехал через Окско-Донскую равнину и проследил р. Медведицу, левый приток Дона, длина 745 км, от ее верховьев до устья, выполнив пересечение центральной части Приволжской возвышенности: «То на одной, то на другой стороне [Медведицы] гористые берега; ниже Идолги [ее верхний приток] левый берег представляет непрерывный ряд холмов, по большей части безлесных»[16]. Левобережье Дона между Хопром и Иловлей он охарактеризовал как «сухую открытую плоскость, местами холмистую… с мелкими ручьями и озерцами»; холмы правого берега Дона в районе излучины на западе исчезают «в необозримой, ровной, сухой, открытой и безлесной степи… Местами видны мелкие, по большей части соленые, озера и пруды… Мало степных ручьев».

От устья Иловли, крайнего пункта донской излучины, Й. Фальк проехал в Астрахань. В 1770 г. он пересек Прикаспийскую низменность в северо-восточном направлении. Вся обследованная часть низменности от Волги до Яика, кроме Рын-песков, по Фальку, — ровная, плоская, открытая степь, имеющая «вид бывшего морского дна». По правому берегу Яика он поднялся почти до 54° с.ш. и описал оба берега реки, в частности, очень скупо, Губерлинские горы, почти вдвое укоротив их, как лесистые, «с большими открытыми плоскостями». Он также перечислил много притоков Яика.

В 1772 г. Й. Фальк из Сибири прибыл в Екатеринбург и дал такую характеристику восточного склона Урала: «…[здесь] есть много проточных озерков; иные озера принимают ручьи и не имеют стоков; другие, по низкому их положению, собирают воду и имеют стоки, но большая часть озер никаких вод в себя ни принимает, ни спускает и потому принадлежит к болотам». Й. Фальк пересек Средний Урал по тракту с востока на запад, отметив, что он гораздо ниже Южного Урала и «горы составляют высокие, частью болотистые плоскости, сами же не круты, окружены большими плоскостями». По правому берегу Камы он отметил холмы, считая их отрогами «передовых гор Урала» — в действительности это восточные участки Верхнекамской возвышенности.

Весной и летом 1773 г. Й. Фальк проследил Волгу от Казани до Астрахани (более 1500 км), в том числе Самарскую Луку. К западу от Астрахани он обследовал многочисленные озера между 47 и 48° в.д.: «Астраханские соленые озера занимают вместе и отдельно с пресными… обширную страну с песчаными и глинистыми холмами». Он прошел от Терека по Черным Землям и Ногайской степи, т. е. пересек юго-западную часть Прикаспийской низменности, которая имеет «…вид высохшего моря и есть безлесная, волнистая, песчаная, частью глинистая и соленая равнина», и описал низовья Кумы: «…Весной впадает она в Каспийское море, а летом в ста верстах от него теряется в песчаных холмах». Той же дорогой, через Астрахань, Й. Фальк вернулся в Казань (о его работе в Западной Сибири см. гл. 11).

В 1774 г. 49 лет от роду Й. Фальк умер. После его смерти осталось много бумаг, которые сохранил и позднее привел в порядок И.Г. Георги (см. ниже). В подготовленный И. Георги к печати отчет Й. Фалька — «Материалы для топографического знания Российской империи» — включены описания посещенных им районов.

Самуэль Гмелин на Валдае и в Прикаспии

Начальником одного из двух отрядов Астраханской экспедиции был врач, немецкий натуралист Самуэль Готлиб Гмелин, впоследствии русский академик. На пути к Каспию летом 1768 г. он исследовал Валдайскую возвышенность и довольно точно указал ее размеры. «Валдайские горы… в длину простираются… более [чем] на 400 верст, а в ширину занимают около 80 верст»[17]. Северным окончанием их, по С. Гмелину, являются высоты у города Борови-чи, на р. Мете, участком западной границы — р. Пола. В этом месте Валдай четким 300-метровым уступом поднимается над низменностью, орошаемой р. Полой и другими притоками озера Ильмень.

В Воронеже С. Гмелин заболел и остался там зимовать. Летом 1769 г. он проследил Дон до устья, изучив «всего Дона достопамятности». Однако берега реки, в частности излучина Дона между 50° и 47°30' с.ш., описаны им очень скупо: «В этой пространной степи находятся… болотины и озера; топкими местами называемые, кои или всегда стоят, или образуются, когда Дон с другими в него впадающими реками выступит из берегов своих».

Затем С. Гмелин прошел левым берегом Дона до Царицына (Волгограда) и Волгой до Астрахани. На пути к востоку от Ахтубы он описал соленое озеро Баскунчак и поднимающуюся близ его южного берега одинокую «гору» Большое Богдо (149 м над уровнем океана). С. Гмелин обратил внимание на то, что «правый берег Волги, так [же] как… у Дона, Воронежа, Хопра, Медведицы и прочих, высок и горист, а левый низок», но не сделал обобщающего вывода из этого верного наблюдения[18].

Совершив в 1770 г. путешествие в Иран, С. Гмелин вернулся в Астрахань в начале 1771 г. Весной и летом он изучал низовья Волги до Царицына, осенью и зимой через Сарпинскую низменность и Черные Земли достиг Кумы, побывал на Тереке и тем же путем вернулся в Царицын с большой ботанической коллекцией.

С июня 1772 г. по февраль 1774 г. С. Гмелин вторично путешествовал по Ирану, а на обратном пути был захвачен одним из горских князьков и умер в плену в июле 1774 г. Материалы его экспедиций были спасены. В частности, С. Гмелин первый описал исчезнувшего к концу XVIII в. тарпана («дикая лошадь Гмелина»).

Лепехин в Поволжье и на Урале

Один из отрядов Оренбургской экспедиции в 1768 г. возглавлял Иван Иванович Лепехин, сын солдата. На Волге он очень бегло описал северную часть Приволжской возвышенности близ 55° с.ш. Вместе с П. Рычковым он осмотрел верховья левых притоков Волги — Большого Черемшана и Сока, проследил весь Сок (375 км) и дал краткую характеристику Сокольих гор (до 282 м), поднимающихся на правом берегу нижнего Сока, правильно считая их продолжением Сокских яров (до 317 м), которые протягиваются выше почти по всему его правобережью.

Весной 1769 г. Лепехин прошел из Симбирска по нагорному берегу Волги на юг и обследовал Белые горы — часть Приволжской возвышенности. От Самарской Луки он доехал до Ахтубы и двинулся к устью Яика через Рын-пески: «Глазам нашим представлялась… пустыня… Самая большая отменность [особенность] этой степи состоит в изобилии соли…» Ее Лепехин находил не только в многочисленных мелких озерах и почве — роса «столь же была солона». За песками пошла другая степь, «весьма ровная, однако безводная». Через Яицкий городок Лепехин проехал в Оренбург, где из-за болезни задержался на полтора месяца. Лишь в октябре он прошел на север до 54° с.ш. и зимовал в городке на р. Белой.

Весной 1770 г. Лепехин поднялся по Белой и в районе Ишимбая исследовал нефтяной источник — первенец уральской нефти; он изучил также ряд пещер в долине реки. В колене Белой на обоих берегах «…разновидные гор утесы… представляли местами как бы древних городов развалины…». Лепехин кратко описал короткие хребты Южного Урала близ 54° с.ш., в том числе Ямантау: «…верх горы составляют болота и большие лужи». Отсюда берут начало «немалые уральские реки», в том числе Юрюзань и Инзер. Далее, к северо-востоку, он изучил «славную в Башкирии Иремель» (1582 м), на которую поднялся. «Хребет… представляет обширную и ровную площадь: [с запада]… омывается он водами… Юрюзани, на востоке соединяется с хребтом Аваляк, [верх его] также болотист и покрыт лесом». Здесь берут начало Белая и Ай.

Затем Лепехин описал истоки Яика (гора Круглая, 1020 м) и рек Уйя и Миасса. Вдоль восточного склона Уралтау и цепи зауральских озер он прошел на север до Екатеринбурга, повернул на запад до Кунгура, а близ 58° в.д. — на юг и добрался до Юрюзани У 55° с.ш. В этом районе он описал много рудников; охарактеризовал ряд хребтов, в том числе Зигальга и Уреньга, отметив, что многие уральские вершины сильно заболочены. Через Златоуст он вернулся в Екатеринбург. За лето он трижды пересек Урал.

Зимовал Лепехин в Тюмени. Весной 1771 г. он направил в Архангельск своего спутника, студента академии Николая Яковлевича Озерецковского, для изучения «птиц, рыб и прочих Белого моря продуктов», сам же к лету доехал до р. Туры и перешел на р. Лялю (система Тавды). «От реки Ляли… вздымались холмы и гребни, хребты… покрывались густыми борами». Он описал несколько вершин, в том числе Конжаковский Камень (1569 а, теперь считающийся началом Северного Урала), и верно подметил, что севернее 59-й параллели Урал вновь сильно повышается и тянется в виде непрерывной цепи. Перейдя к р. Яйве, левому притоку Камы, он достиг Соликамска и, таким образом, в четвертый раз пересек Урал.

Оттуда Лепехин проехал на запад до верхней Вятки и устья ее притока Летки (у 50° в.д.), по долине которой поднялся к верховью, пересек Северные Увалы и через волок достиг верховьев Лузы, нижнего притока Юга: «…Немалые [здесь]… были возвышения. Холмы… глубокими разделены долинами, в которых весенние воды глубокие поделали овраги… Места на этом волоку были топкие». На лошадях по тракту Лепехин добрался до устья Сысолы и по Вычегде и Северной Двине спустился до Архангельска, где зимовал.

Озерецковский и Лепехин на Севере

Между тем Озерецковский летом 1771 г. обследовал Мурманский берег от устья р. Поной до Кольского залива. «Берега Лапландии… возвышены и во многих местах представляют огромные каменные утесы [пахты]. Горы, подходящие к берегу, безлесны, изрезаны множеством искривленных долин». От залива Озерецковский двинулся прямо на юг, вдоль р. Колы, через четыре озера, в том числе Имандру, достиг вершины Кандалакшской губы и таким образом пересек Кольский п-ов у его основания.

Летом 1772 г. Лепехин на баркасе осмотрел о. Мудьюгский у Зимнего берега Белого моря: «Пространство между… островом и матерым берегом называется Сухим морем. Сам остров… плоек, песчан и окружен мелью». Затем он обошел Летний берег, описал три Соловецких острова, основное внимание уделив рельефу главного острова, и вдоль Карельского берега добрался до вершины Кандалакшской губы. Оттуда он поднялся к озеру Имандра по р. Ниве, отметив по ее левому берегу «горы» (возвышенность до 785 м). Вернувшись к морю, Лепехин вдоль Кандалакшского и Терского берегов перешел к устью Поноя, где сомкнул свою опись с работой Озерецковского. Так в результате их совместного труда было обследовано все побережье Кольского п-ова — более 1100 км.

Затем Лепехин пересек Горло Белого моря и у входа в Мезенскую губу описал о. Моржовец. Двигаясь вдоль Абрамовского и Кунушинского берегов, он обследовал Кулойскую губу, устье Мезени и достиг устья р. Неси (у 66°39' с.ш.). От ее истоков он перешел на р. Вижас и спустился ее берегом до Чешской губы, совершив пересечение Канинской тундры, «перемерив топкую пустыню ногами». Здесь ему помогли ненцы, и на оленях он проследил западный и северный берег Чешской губы до мыса Микулкина, восточной оконечности Канина. Озерецковский же обследовал южный и восточный берег Чешской губы и примыкающую к ней на северо-востоке Индигскую губу до тиманского Святого Носа (67°54' с.ш.). Морозы вынудили Лепехина повернуть на юг. Он пересек Канин по Чёше и Чиже и прибыл в Архангельск в октябре 1772 г. Канин он называл островом, но делал это скорее всего по традиции: из его донесений ясно видно, что «от матерой земли» Канин отделен не проливом, а реками. «Небольшие ручейки от вершин Чижи, соединяющиеся с Чёшей, часто совсем высыхают и проезд [лодкой] по сему отделению [волоку] делают невозможным». И все-таки миф об «острове» Канин удержался до XX в. Лепехин был первым ученым-исследователем Северо-Восточной Европы. К сожалению, о его путешествиях по Крайнему Северу до нас дошли только краткие рапорты.

Из экспедиции Лепехин привез большие зоологические и ботанические коллекции; он открыл несколько новых видов животных и растений. А всего в своих «Дневных записках» он упоминает около 600 видов растений и более 300 видов животных, часть их описана очень подробно. Он собрал также большой фактический материал по этнографии народов Поволжья (марийцев, мордвы и татар) и Урала (башкир, коми и манси). В сборе коллекций и этнографического материала большую помощь ему оказал Озерецковский.

Георги на Урале и Волге и его географическая сводка

В 1770 г. из Пруссии в Россию был приглашен доктор медицины Иван Иванович (Иоганн Готлиб) Георги, назначенный в помощь Фальку, позднее русский академик. Весной 1771 г. Георги обследовал рудники и заводы Южного Урала, а с августа 1771 г. по май 1773 г. работал в Восточной Сибири (см. гл. 11). На Урал он вернулся, поднявшись от Тобола вверх по Исети, которую проследил всю до истоков. Летом 1773 г. он обследовал рудники и заводы Среднего Урала, с верховьев Чусовой спустился до устья, описывая ее берега, и прошел около 800 км на юг до Оренбурга по западному склону Урала. В сентябре от Яицкого городка он выполнил маршрут через западную часть Общего Сырта — к верховьям Узеней, повернул оттуда на север к Большому Иргизу, притоку Волги, и по ней спустился в Астрахань.

В феврале — марте 1774 г. Георги по берегу Волги поднялся в Казань, где в последний раз встретился с Фальком. После его смерти Георги по Волге добрался до Ярославля. Боковым маршрутом он проследил большую часть р. Унжи и описал Чухломское озеро. В том же районе, в истоках Костромы (у 59° с.ш.), Георги отметил небольшие возвышенности, с которых берут начало также правые верхние притоки Сухоны. Он высказал мнение, позднее подтвердившееся, что от Камы до истоков Костромы протягивается невысокий, частью холмистый увал. С Сухоны Георги двинулся на юг, описал Галичское озеро. «Местность [южнее] становится более открытой, волнистой, частью холмистой». Он пересек эту Галичско-Чухломскую равнину — междуречье Унжи и Костромы — и вернулся на Волгу. Описав озеро Неро (Ростовское) и Плещееве (Переяславское), он вернулся в Петербург к осени 1774 г.

Кроме двухтомного отчета, Ге-орги написал две крупные работы по физической географии и этнографии. Его «Физико-географическое и естественноисторическое описание Российского государства» явилось первой сводкой достижений академических путешественников по изучению рельефа, гидрографии и геологического строения России. Используя материалы своих современников, Георги выделил на территории Восточной Европы несколько новых орографических элементов. Впервые в географическую литературу он ввел термин «увал»: «…это земляные хребты или возвышения, местами холмистые, большей частью отлогие, весьма расширенные, открытые либо поросшие лесом, плосковершинные». Один такой увал, по расспросам и, может быть, по данным, собранным В. Крестининым, Георги выделил «над истоками Печоры… к северо-западу и запад-северо-западу до Двины»: с него, по Георги, берут начало Мезень, ее левый, крупнейший приток Вашка и Вычегда. Здесь смешались очень смутные представления о невысоком (увалистом) Тиманском кряже и изолированных возвышенностях, откуда начинаются Вашка и некоторые притоки Северной Двины. Другой увал, по материалам Лепехина и своим, Георги провел от Камы у 53° в.д. через верховья притоков Вычегды, Вятки, Сухоны и «иные реки» до Шексны и Белоозера, т. е. до 38°30' в.д. Это было первое обоснованное указание на огромную широтную гряду — Северные Увалы. Теперь их западный конец принято считать у 43° в.д., и, следовательно, длина их «всего» 600 км, а не 800, как у Георги.

По данным Н. Рычкова, Георги выделил Верхнекамскую «возвышенность, с которой Кама [и] Вятка… начало свое имеют», по материалам главным образом Палласа, Общий Сырт — «высокий отлогий увал… простирающийся от собственно Уральского хребта и реки Белой большей частью в южном направлении…», но неверно отнес к нему и Бугульминско-Белебеевскую возвышенность. От Каспия, по наблюдениям ряда академиков, Георги провел в северо-западном направлении «песчаную полосу холмов» — Рын-пески, правда очень преувеличив их длину.

В центре Восточной Европы, по данным всех академиков, Георги поместил «высочайшее место плоской части России, заключающее в себе истоки великих рек — Волги, Днепра и Двины…». Продолжение этой возвышенности он показал к югу «по левому берегу Днепра, над южными реками, в Дон и Донец впадающими, над самым Доном… [и] Окой», но неправильно присоединил к ней также Донецкий кряж, Калачскую и Приволжскую возвышенности.

В Нижнем Приднепровье, по Гильденштедту, Георги выделил «волнистые плоскости без высоких гор, поднятые не более чем на 30–40 саженей над уровнем рек», — от Днестра и Днепра по берегу Черного моря до Северского Донца, т. е. объединил в одно целое Подольскую и Приазовскую возвышенности.

Георги наметил также ряд «равнин и плоскостей», т. е. низменностей. На северо-востоке, по Лепехину и Озерецковскому, простирается «по берегу Северного моря от Мезени до Печоры и до Уральского хребта» болотистая «плоскость». На юге Георги различал сухую, с солончаками Крымскую степь, лежащую «от нижней части Дона до Днепра», и степь между Днепром и Днестром; на юго-востоке, на Прикаспийской низменности, — несколько «степей и равнин» под разными названиями.

В своей сводке Георги уделил много места рекам и озерам, описав их по морским бассейнам, с краткой характеристикой каждого моря. В итоге он дал первое физико-географическое описание Восточной Европы, опирающееся на научную основу, хотя и очень неполное, и далеко не всегда верное. И он довольно подробно осветил ход и результаты ряда важных русских исследовательских экспедиций XVIII в.

По возвращении Георги опубликовал «Описание всех в Российском государстве обитающих народов…» (1776–1777), ценный историко-этнографический источник. Как отмечают советские этнографы, его историко-лингвистическая классификация народов России в основном правильна.

Лаксман в Карелии

В 1762 г. в Россию переселился уроженец Финляндии, швед Кирилл (Эрик) Густавович Лаксман. Летом 1779 г. он изучал «разваливающиеся массы пород Валдая», а осенью впервые исследовал Онежское озеро. На западном и северо-западном берегах озера он отметил «горную гряду» — несколько разрозненных небольших поднятий, «красоту и разнообразие… тихую прелесть» этих гор. К востоку же «песчаная, почти гладкая равнина, покрытая… лесом, состоящим главным образом из хвойных деревьев и заключающая множество болот и озер, распространяется до реки Онеги. Едва заметно текущие реки разливают коричневую воду свою между низменными топкими берегами; только у водопадов, возникающих у незаметных уступов этой местности, видны голые… скалы».

Проследив р. Верхний Выг, Лаксман прошел на лодке, взламывая лед, через Выгозеро и в середине ноября по нижнему Выгу достиг Онежской губы. В конце ноября он производил промеры глубин моря и едва не погиб, провалившись под лед. «Весьма замечательно, что озеро [Онежское] в большинстве мест имеет большую глубину, нежели Белое море». Это заключение, конечно, относится именно к той части моря, где он работал, т. е. к Онежской губе. Важный географический вывод из своих наблюдений Лаксман изложил в 1780 г. в одном письме: «…я выяснил, что возвышенность в середине России, откуда вытекают Волга, Двина, Днепр, Дон и множество меньших рек… едва ли можно считать… прибавлением Скандинавского подковообразного хребта… Эта обширная возвышенность выше всего при истоках упомянутых рек и постепенно опускается во все стороны». Лаксман установил также, что на юго-западе она не соединена с Карпатами.

До путешествия Лаксмана считалось, что Скандинавские горы связаны с Уральским хребтом, и сам он ранее также придерживался этого мнения. Но, объехав юго-восточный край «Скандинавского хребта», а точнее, возвышенности Манселькя, Лаксман убедился, «что он уже совершенно теряется между озером Онегой и рекой того же имени».

Зуев на Среднерусской возвышенности и в Причерноморье

Для исследования юго-западной полосы Европейской России летом 1781 г. был послан В.Ф. Зуев, теперь уже адъюнкт. Из Москвы он ехал в Харьков два месяца, причем пересек всю Среднерусскую возвышенность примерно по 36-му меридиану и дал довольно точную ее характеристику: «Холмистые места… ничего с настоящими горами общего не имеют, а только составляют ровные высокие поля, разделенные глубокими долинами, которые… делают спуски и подъемы несколько трудными [особенно у Орла]… Возвышенное место продолжается беспрерывно… до самого Харькова». А далее на юго-запад — к Днепру, куда повернул Зуев, пошли «места степные». Из Кременчуга осенью Зуев прошел вдоль правого берега Днепра вниз до Никополя, причем обследовал Днепровские пороги. За Никополем «открытая степь… чем дальше к западу, тем становится выше», — Приднепровская возвышенность. В районе Кривого Рога, который стоит у впадения р. Саксагани в Ингулец, Зуев первый обратил внимание на обнажения железистых кварцитов («железистого шифера») по берегам обеих рек и, следовательно, был первооткрывателем Криворожского железорудного бассейна.

Летом 1782 г. Зуев, следуя из Херсона до устья Ингула, поднялся к его верховью и вернулся в Кременчуг. При этом он вновь, но значительно западнее пересек Приднепровскую возвышенность и верно наметил ее простирание: «…кряж… идущий под землею от [Южного] Буга… прямо через Ингул и Ингулец к Днепровским порогам… по всем рекам и балкам оказывается [выступает]… также порогами или каменными в берегах утесами… Впрочем, поверхность [«кряжа»]… представляет чистую, везде открытую, сухую и ровную степь».

Закончив осмотр правобережья нижнего Днепра в его излучине, Зуев вернулся в Петербург. Помимо чисто географических достижений он сделал ценные гидрогеологические наблюдения, обнаружив увеличение жесткости поверхностных и неглубоких подземных вод по мере продвижения на юг от Москвы; такая закономерность была установлена впервые. Он также указал, что на юге широко распространены соленые воды.

Первые исследователи Крыма и Тамани

С 1774 г. Крым, отделенный от Турецкой империи, стал доступен для исследования. В 1782 г. В. Зуев пересек Степной Крым от Перекопа до города Карасубазар (теперь Белогорск) у северного подножия Крымских гор. С Горным Крымом Зуев ознакомился бегло, посетив только некоторые участки; основные сведения он обобщил со слов людей, «там бывалых». Но он первый обратил внимание на асимметрию передовой части Крымских гор (так называемая куэста): «Слои главных гор соответствуют… передовым и поднимаются от севера к полудню, восставая углом от горизонта на 17 градусов». И он отметил, что большинство крымских рек берет начало на северных склонах гор, а массив Чатырдаг представляет собой водораздел: к востоку от него реки впадают в Сиваш, к западу — в Черное море.

В 1783 г. Крым был включен в состав России и вице-губернатором новой Таврической губернии назначен Карл Иванович Габлиц. Два года он подробно исследовал полуостров и составил его первое научное описание. Габлиц правильно различал там три орографические области: «плоскую», горную и равнинно-холмистый Керченский п-ов с крутыми и высокими берегами. Он первый предложил трехчленное деление Крымских гор, теперь общепринятое: гряды Северная, или Внешняя (по Таблицу, «передовая»), Средняя, или Внутренняя, и Южная, или Главная. Южные склоны круче северных, между горами расположены открытые долины. Южный хребет в районе Чатырдага разобщен поперечной долиной на две части; в хребте он обнаружил следы вулканической деятельности. К. Габлиц исследовал крымские реки, отметив их большие уклоны и наличие водопадов. Он описал и полезные ископаемые, в том числе керченские железные руды.

Сразу же после присоединения Крыма по распоряжению Екатерины II к полуострову направился фрегат под командой военного моряка Ивана Михайловича Берсенева для выбора гавани у юго-западного побережья. Осмотрев в апреле 1783 г. бухту у поселка Ахтиар (в античное время здесь находился город Херсонес-Таврический, см. т. 1, гл. 5), И. Берсенев рекомендовал ее в качестве базы для судов будущего Черноморского флота. Вскоре на ее берегу были заложены крепость и порт, в 1784 г. названные Екатериной II «Величественным городом» (Севастополем). В том же году И. Берсенев, командуя четырьмя судами, описал западный и южный берега Крыма от мыса Тарханкут до Керченского пролива (500 км). В 1786 и 1787 гг. К. Габлиц опубликовал две работы о Крыме, приложив ко второй четыре карты юга Европейской России. На них очертания полуострова близки современным: вероятно, К. Таблиц использовал материалы И. Берсенева.

В 1793–1795 гг. Крым посетил П.С. Паллас. Он гораздо подробнее, чем К. Таблиц, описал Южную гряду и выделил в ней самую высокую часть — от Балаклавы до Алушты. Высшей точкой хребта он считал Чатырдаг (1527 м; теперь — Роман-Кош, 1545 м). Затем П.С. Паллас переправился на Таманский п-ов и дал его первое подробное описание: «Тамань представляет разорванную местность, покрытую холмами и плоскостями… Различные рукава Кубани и множество заливов и низменностей, покрытых водой, делают из Тамани настоящий остров. Центральная [его] часть… между Кубанским и Темрюкским лиманами, более возвышена…» П.С. Паллас описал грязевые сопки Тамани и отметил в некоторых наличие нефти.

Работы И. Берсенева продолжил английский моряк на британской, а затем русской службе Джозеф (Иосиф Иосифович) Биллингс, участник третьего кругосветного плавания Д. Кука. После завершения Северо-Восточной экспедиции (см. гл. 17), летом 1797 г. И. Биллингс выполнил гидрографические работы у п-ова Тамань, у южных и западных берегов Крыма. А летом следующего года он описал северо-западный берег Крыма и Черноморское побережье Европейской России от Тарханкута до Днестровского лимана и обратно — участок длиной около 1 тыс. км, имевший в те времена для Русского государства первостепенное значение. В 1799 г. И. Биллингс опубликовал «Атлас Черного моря»; карты, которые он составил, значительно превосходили своих предшественниц по точности, так как опирались на многочисленные определенные им астрономические пункты.

Озерецковский на Ладожском и Онежском озерах

Летом 1785 г. Н. Озерецковский (с 1782 г. академик) провел рекогносцировочное научное исследование Ладожского и Онежского озер. «Ладожское озеро весьма часто… от ветров в ужасное приходит волнение, которое превосходит, кажется, колебание большого моря…» Берега большей частью «низкие, отмелые…[без] глубоких губ или заливов». У северных берегов «высокие и каменистые горы», много губ и островов. Н. Озерецковский описал их и, опираясь на свои, хоть и не точные, промеры, сделал верный вывод, что к северу от о. Коневиц (60°50' с.ш.) «…озеро становится [час] от часу глубже»[19].

По Свири Н. Озерецковский поднялся к Онежскому озеру. «От вершины реки Свири до Петрозаводского залива [западный] берег… [почти]прямой…» Он объехал и описал все большие заливы у северного берега озера — Заонежский, Повенецкий и другие, а также ряд островов, в том числе самый крупный — Большой Климецкий. Кольцевой маршрут вокруг озера позволил Н. Озерецковскому довольно точно определить длину его береговой линии — почти 1 тыс. верст. К северу он посетил и описал водопад Кивач на р. Суне — «каменный утес, поперек реки лежащий», с тремя уступами. Водяная пыль, поднимающаяся от нижнего уступа, достигает вершин деревьев, «отчего в зимнее время стоят они обвешаны ледяными сосульками».

Общие результаты работы академических экспедиций в Европейской России

Академическими экспедициями 60–80-х гг. XVIII в. впервые исследованы и описаны — часто скупо, но в большинстве случаев правильно — крупнейшие элементы рельефа Восточной Европы: на северо-западе — Приильменская (Ильмень-Волховская) низменность; на северо-востоке — Северные Увалы; в центре — Валдайская, Смоленско-Московская, Среднерусская и Приволжская возвышенности и Окско-Донская равнина; на юге — Приднепровская и Приазовская возвышенности, Причерноморская и Прикаспийская низменности, Крымские горы и Ергени; на востоке — Верхнекамская и Бугульминско-Белебеевская возвышенности, Общий Сырт, ряд хребтов Южного и Северного Урала. Академики проследили юго-восточную условную границу Европы, а за ее пределами выявили и описали Ставропольскую возвышенность.

Они дали верные научные характеристики крупнейшим рекам Восточной Европы — Волге, Каме с Вяткой и Оке, Дону с Хопром, Северским Донцом и Медведицей, Яику (Уралу) и многим другим, выполнили первые научные описания Ладожского, Онежского и многих меньших озер, в том числе таких «чудес природы», как Индер, Эльтон и Баскунчак. Итак, русские академические исследователи последней трети XVIII в. впервые изучили большую часть гигантской Восточноевропейской (Русской) равнины и огромной европейско-азиатской пограничной полосы.