Очевидный выбор

Глава 8

Больше всего в новом году мне нравится оставшийся с вечера оливье и селёдка под шубой. Селёдки у нас не было, оливье не удался, но вот в чем парадокс, сегодняшнее посленовогоднее утро — лучшее за всю мою сознательную жизнь.

Еще не успев разлепить подсвеченные ярким дневным светом веки, улыбнулась сквозь сон. Просто ладонь моя с удовольствием ощупывала горячее тело с покрытой жесткими волосами грудью, а спина ощущала другое, не менее горячее и наверное даже чуть более волосатое тело Рига.

Проведя ладонью по груди Мара, по его животу, и, заметив сбившееся, размеренное до этого дыхание, не сдержала удовлетворенной улыбки. Сзади прижались более плотно, зарылись лицом в растрепанную макушку, и я невольно выгнулась, теперь сама не сдержав вздоха, прижимаясь к Ригу еще плотнее. Его губы скользнули за ухо, на шею, невесомо коснулись плеча, и меня перевернули на спину, нависая сверху и снова утыкаясь в шею, согревая кожу медленными, основательными такими вдохами. Опять нюхает?

Открывая больше пространства для маневров, повернула голову и, приоткрыв глаза, едва не подскочила, наткнувшись на светлые глаза Мара. Как-то на секундочку из головы вылетело, что я в постеле с двумя мужчинами. Прочувствовать испуг мне не дали — губы Мара накрыли мои, увлекая в поцелуй…

В общем, это было очень доброе утро.

А потом мы завтракали, запивая странный оливье чем-то похожим на шоколадный кофе. А после завтрака выползли на улицу.

Ступив за порог, я будто окунулась в солнечный свет. Отражавшийся от снега он слепил до слез, так что я не сразу открыла глаза. А когда открыла, с удивлением воззрилась на пару барахтающихся в снегу барсов. Заметив ошарашенную меня, зеленоглазое животное махнуло лапой (размером с мою голову), и окатило меня мелкой крошкой снега!

Я никогда не была занудой, всегда с радостью шла на снежные горки и лепила снеговиков с малышней во дворе, но оборотни-то от этом не знали… короче, план созрел мгновенно.

Сделав вид, что страшно обиделась, я спустилась с крыльца. А когда виновато (и умильно, чего уж там) прижавший уши Риг подошёл ко мне и примиряюще боднул головой, и вовсе "поскользнулась", предельно аккуратно "падая" в сугроб и обеспечивая себе тем самым доступ к снегу. Совсем виновато пригнувшийся вконец раскаивающийся оборотень взглянул на меня так, что сердце защемило, но от плана отступать я была не намерена. Выждав, когда он подойдет достаточно близко, зачерпнула пригоршню рассыпчатого снега и окатила им ничего не понимающего Рига. А потом, коварно пользуясь его замешательством и растерянностью, и вовсе устроила настоящий буран. Ну а что? В честном бою мне не победить, приходится хитрить, и мне вот ни капельки не стыдно!

За поднятой мной белоснежной пеленой я не видела ничего, только слышала фырканье огромной кошки и мое еле сдерживаемое хихиканье. Но смеялась я ровно до тех пор, пока из белого облака не выпрыгнул барс. Стремительный, он повалил меня на спину и принялся как безумный тереться засыпанной снегом мордой. Я пыталась увернуться, но куда хрупкой мне против мохнатого чудовища, поэтому все, что могла, это вертеть головой и стараться не захлебнуться смехом. Это продолжалось, пока в Рига на всем ходу не впечатался Мар, откидывая его в соседний сугроб. После чего посмотрел на меня с такой гордостью, будто победил реального монстра. Не нуждаясь в союзниках, а скорее не желая даже шуточного противостояния из-за меня между друзьями, хитро прищурилась и окатила снегом и Мара. От возмущения и неожиданности он даже в воздух взвился, после чего припал на передние лапы с явным намерением открыть на меня охоту… но ждать пока он прыгнет я не стала. Подскочив и подхватив длинную юбку, ринулась прочь. Мы как раз гоняли друг друга вокруг елки, как вдруг оборотни замерли. По инерции я швырнула с трудом слепленный из рыхлого снега шарик, угодивший в настороженную морду Рига, который не обратил на атаку никакого внимания, чутко прислушиваясь к чему-то и совсем по кошачьи шевеля ушами.

— В чем… — начала было я, и замолчала, так как Риг начал оборачиваться в человека.

— За нами пришли, — пояснил он напряженно. — Мар, уводи Сашу. Я отвлеку волков.

— Каких волков? — спросила, едва не заикаясь то ли от неожиданности, то ли от испуга.

— Позже мы все тебе объясним, но сейчас ты должна забраться на Мара.

— Зачем? — спросила настороженно.

— Он вернётся тебя домой.

— Но я не хочу! — вот теперь я испугалась. Испугалась не волков, а того, что больше не увижу этих двоих.

— Все потом, Саша, мы вернёмся за тобой позже и все объясним, — голос Рига звучал напряженно, он говорил и прислушивался одновременно. И вдруг нахмурился. — Времени совсем не осталось, забирайся же на Мара!

***

Какое-то время мы бежали вместе. Я на Маре, Риг рядом. И я поняла, как ошибалась, считая вчерашний забег быстрым. Сегодня оборотни летели едва касаясь снега, и я до боли в мышцах сжимала барса, потому что падение на такой скорости я точно не переживу. Оборотни бежали рядом вплоть до покрытой кристально прозрачным, будто стеклянным льдом бирюзового озера. А там разделились. Риг продолжил бежать по снегу вдоль озера, мы бежали по льду, постепенно отдаляясь от Рига. Я смотрела на увеличивающееся между нами расстояние, и старательно подавляла растущую тревогу. Что за волки? Почему за барсами пришли? Когда мы снова увидимся?!

Старательно цепляясь за Мара, я следила за Ригом до тех пор, пока он не скрылся за поворотом, окончательно теряясь из виду. И только тогда позволила себе уткнуться в шею Мара, убеждая себя, что глаза слезятся от потоков встречного ветра.

Наконец мы остановились. Остановились на том же поле, на которое прибыли вчера.

Не дожидаясь, когда я слезу, Мар обернулся человеком.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что случилось?! — спросила я сразу, как только у Мара появилась возможность мне ответить.

Он отпустил меня, продолжая придерживать за плечи, пока я не смогла стоять самостоятельно, что произошло не сразу, учитывая задеревеневшие от напряжения мышцы.

— Твой мир под запретом, — повторил он уже известное мне и отодвинулся, отойдя к стоящему в паре метров от нас дереву и принявшись сосредоточенно колупать кору отросшим черным когтем. — Мы запрет нарушили, переместившись. Теперь придется отвечать перед законом.

— У вас будут неприятности? — я подошла к нему, напряженно вглядываясь в непривычно серьезное лицо.

— Разберемся, — Мар мимолётное улыбнулся, не прекращая своего занятия, — ничего страшного не случится.

— Но почему тогда я не могу остаться?

— Впутаешься в это, и в ближайшее месяцы забудь о возвращении домой.

Я застыла.

— Месяцы?!

Меня ужаснуло не то, что я могу застрять тут не предупредив родителей, а понимание, что все эти месяцы я не увижу ни Мара, ни Рига!

В ответ Мар бросил меня тяжёлый взгляд.

— Мы думали у нас будет больше времени, но волки среагировали быстрее, чем мы предполагали, — Мар с досадой качнул головой.

Он, наконец, доколупал дерево и выковырял оттуда… камушек.

— Вы же сказали, что амулета переноса нет…

— Его и не было, накопленного заряда едва хватит, чтобы отправить обратно тебя. Еще вчера не хватило бы и на это. Брось на землю, когда я отойду. Машина должна стоять там же, ключи внутри. Если ее нет, иди по дороге в том же направлении, куда мы ехали, минут через тридцать будет деревня. Там для тебя снят номер на весь месяц, скажи, что ты от барсов, в матрасе номера вшиты деньги и мобильный.

— Вы подготовились…

— Мы предполагали, что все может закончиться именно так.

Не хочу, чтобы это заканчивалось. Никак.

— Не хочу уходить, — понимая, что мы прощаемся, я обняла Мара, прижавшись лицом к его груди. Он крепко обнял в ответ, зарывшись носом в волосы, глубоко вдохнул несколько раз подряд, и отстранился.

— Мы придём за тобой, когда разберемся с последствиями, — сказал с улыбкой, глядя прямо в глаза. — Ты просто подожди немного.

— Не хочу уходить, — снова повторила я, цепляясь за его руки. Казалось, что если уйти вот так, торопливо, даже не попрощавшись толком, то все произошедшее окажется просто сном. Что я перестану верить в то, что это все было по-настоящему. И сойду с ума от тоски, которую чувствовала уже сейчас.

***

— Рассказывай! — мама внимательно на меня посмотрела.

Я возмущенно воззрилась в ответ, чувствуя как щеки заливает румянец смущения.

С того момента как Мар вернул меня домой, прошло полтора месяца. И я бы соврала, сказав, что было легко. Чтобы не забыть, не придумать лишнего, и не перестать верить в их существование, я все записала в тетрадку. Тетрадку положила в сумку, с которой не расставалась ни на минуту, потому что не знала когда именно вернутся за мной Мар с Ригом и сколько у них будет времени. Предчувствуя скорую разлуку с родителями, я практически жила у них. И сумка моя была при мне… На этом я и прокололась. Придя в очередной раз к родителям, была отправлена в магазин за какой-то мелочью. Сумка, конечно же, отправилась со мной. Мелочь была куплена и уложена в сумку, принесена домой и благополучно в сумке забыта. И вот я отправилась в туалет, а мама, с моего, конечно же, разрешения, сумку распотрошила, чтобы заказанную мелочь достать. И наткнулась на тетрадку. Она даже ее не открывала, та была небрежно открыта на последней странице. Так что мама просто бросила взгляд и зависла, начав читать.

И вот сейчас, прочитав об эротических каникулах дочери, которые она наверняка приняла за фантазии, решила выведать еще и подробности?!

Под ее пристальным взглядом я все-таки не выдержала.

— Ну мам!

Мама только весело фыркнула:

— Тогда начну я, — и после задумчивой паузы продолжила: — во время посещения нижнего мира, и после, когда появилось время, ты не задумывалась ни разу, почему вдруг оказалась истинной для оборотней? Почему вообще их истинная пара оказалась в другом мире?

Замерев и не донеся до рта чашку чая, за которой намеревалась спрятаться, я спросила:

— И почему же? — я спросила на всякий случай, но основную мысль начала улавливать.

Мама вздохнула и продолжила:

— Мы с папой… оттуда. Родились и выросли в нижнем мире.

— К-как так-то?

Вот в жизни не заикалась, но все когда-то случается в первый раз.

— Мы были теми еще бунтарями, — улыбнулась мама, — в нижнем мире не просто так существует строжайшей запрет на посещение верхнего, но мы тогда не задумывались о причинах. И зря, как оказалось.

— Что-то случилось? — блеснула умом я. Конечно же случилось, если они тут!

— Разрядился артефакт переноса, — усмехнулась мама, и в этой усмешке мне почудилась горечь, — и мы просто не смогли вернуться домой, застряли в верхнем. Сначала ждали, что за нами придут и вытащат, но мы сами сглупили. Не хотели, чтобы нас отговорили, и никого не посвятили в планы. Не сказали, куда отправились. Так что нас не нашли.

Я все же отпила из чашки.

Посмотрела на маму.

Уточнила:

— То есть ты оборотень?

— Была когда-то. В верхний мир не достаёт излучение ядра, а значит и магии нет. Моя вторая ипостась уснула спустя несколько месяцев пребывания тут.

— А отец? — переспросила глупо.

— И отец тоже.

— А… кто вы?

— Кошки, — улыбнулась мама, — мы оба — большие белые кошки. Истинные пары всегда имеют подходящих друг другу зверей.

И тут до меня дошло…

— И я тоже… кошка?!

— И ты тоже кошка, — спокойно подтвердила мама.

А потом с работы вернулся отец.

Мы проговорили с родителями до глубокой ночи, так что домой я решила не идти, а переночевать у них.

Запершись в своей старой детской, села на узкую кровать и глубоко задумалась обо всем услышанном. Я всегда считала, что мои родители выросли в детском доме, познакомились там, а позже и поженились. Их привязанность друг к другу, понимание друг друга с полуслова… да что там, с полувзгляда, всегда объясняла их давним знакомством.

У меня и с бывшим мужем ничего не получилось, потому что мы так и не смогли построить с ним такие же отношения. А на меньшее, видя перед собой на протяжении всей жизни пример едва ли не идеальных отношений, просто не могла согласиться.

И вдруг на меня такая апатия навалилась, и нестерпимо захотелось к себе. Закрыться дома, забраться под одеяло и, наконец, поплакать. Потому что с момента, как я вернулась в верхний мир, я старалась быть оптимисткой. Оборотни обещали вернуться — значит надо просто ждать.

Но после разговора с родителями, которые, не скрываясь больше, рассказали о собственном детстве, о моих бабушках и дедушках, которые даже не знают, что у них есть внучка, стало так тоскливо, что выть хотелось. Будто не кошка, а волк.

И вдруг стало страшно, что барсы придут, а меня дома не окажется.

Я не сидела все время безвылазно в квартире, но ночевать всегда приходила туда, где оборотни могли гарантированно меня найти. То есть — домой, потому что именно от дома они забрали меня в первый раз.

Решив не трепать себе нервы, я спешно засобиралась. Все равно ведь не усну, буду всю ночь ворочаться и переживать, представляя ждущих меня под окном холодной зимней ночью Рига и Мара.

— Мам, пап, я домой! — крикнула из коридора, натягивая куртку.

— Поздно уже, — сонный папа вышел из спальни и глянул на висящие на стене часы.

— Да тут близко, — я улыбнулась, с трудом запихивая ноги в сапоги, не сразу сообразив, что это не обувь стала вдруг маленькая и неудобная, просто я так торопилась, что перепутала правый ботинок с левым.

Родители, конечно же, вызвались меня проводить. Было жаль выдергивать их из постели, но мне срочно нужно было домой.

В зимнюю ночь мне всегда казалось, что именно сегодня обязательно что-то произойдёт. Какое-нибудь волшебство. Белоснежные улицы, приглушенные звуки редких автомобилей, едва слышный шелест падающего снега, и внутри нарастало невесомое ощущение скорого чуда. Свесившись едва ли не по пояс из окна (благо первый этаж), от нетерпения я едва не перелезла через карниз в ожидании пока соберутся родители. И на улице еле сдерживалась, чтобы не побежать вперед, обгоняя их как в далеком детстве.

И едва повернув за угол и войдя в свой двор, нетерпеливо обшарила взглядом улицу в поисках знакомых высоких фигур. Казалось, что вот еще немного, еще чуть-чуть и я увижу их, терпеливо ждущих меня у подъезда.

Но двор был пуст. Только снег все так же медленно падал в свете желтых уличных фонарей.

На всякий случай я обвела пространство взглядом еще раз, но с тем же результатом.

Стараясь не демонстрировать родителям разочарование, повернулась к ним, чтобы попрощаться.

— Мам, пап, — обратилась напоследок, — а если у вас появится возможность вернуться в нижний мир, вы сможете оставить тут все, что у вас есть?

От моей оговорки, от этого «если», а не «когда», от разбившейся надежды увидеть сегодня оборотней, от осознания, что завтра будет еще один день без них, от мысли, что я могу и вовсе больше их не увидеть, снова нестерпимо захотелось заплакать.

Но у меня еще будет время, когда окажусь в одиночестве под теплым одеялом, и никто не помешает мне выплеснуть всю накопившуюся тоску. И я была благодарна снегу, который хлопьями падал с неба, оседал на щеках и забивал глаза, давая мне возможность стереть талую воду вместе со скатившейся слезинкой.

Родители снова переглянулись и, глядя на них, я улыбнулась.

— Как минимум мы навестим наших родителей, — улыбнулась мама в ответ.

— Но, — я понизила голос, — если мы, по сути, оборотни, то нам нельзя будет вернуться в этот мир.

Родители всегда были особенно строги со мной, когда дело казалось соблюдения законов, и теперь я знаю почему, но вот сейчас мама с папой переглянулись так, что стало понятно, при желании они снова нарушат запрет.

— Так не пойдет, — я сложила руки на груди, и, подавляя желание сбежать, чтобы остаться одной, старательно удерживая на лице дурашливо-строгое выражение, посмотрела сначала на одного родителя, потом на другого, — вы не можете снова наступить на те же грабли.

— Хорошую дочку мы воспитали, — рассмеялась мама, беря под руку отца, чтобы развернуть его в сторону дома. И это было странно, потому что обычно, если они меня провожали, то до квартиры.

— Мы поговорим на эту тему позже, — пообещала я ворчливо им вслед, и тоже развернулась, стирая с лица наигранную строгость и натянутую улыбку. Вот теперь можно больше не сдерживаться и немного пострадать.

Но страдать резко перехотелось, когда застыв, я неверяще впилась взглядом в двух таких долгожданных оборотней.

Они стояли в десятке метров от меня и смотрели не отрываясь. Я медленно, предельно аккуратно ступая по мягкому снегу двинулась к ним навстречу. Пятнадцать сопровождаемых гулкими ударами сердца шагов, и я стою напротив них.

Слышу краем уха мамино тихое:

— Она взрослая девочка, и ей сейчас не до нас. Идём домой.

В ответ ворчание папы, который, я уверена, послушает маму, потому что мне сейчас действительно ни до кого и он это понимает.

— Привет, — хрипло сказал Мар.

— Я скучала, — прошептала дрожащим голосом, снова радуясь таявшему на щеках снегу.

— И мы скучали, — Риг не шагнул, он качнулся мне навстречу, заключая в до боли крепкие объятия.

И я сама прижималась к нему, жадно вдыхая уже позабытый запах, по которому невыносимо скучала.

Боже, но как же тяжело, когда их двое! Ведь по второму я тоже безумно скучала, и мне так не хватает и его прикосновений тоже.

Отстранившись от Рига, неуверенно взглянула на Мара.

Это в том мире, в том волшебном уединенном домике наши отношения казались если и не нормой, то чем-то вполне приемлемым, а тут, в родном дворе, недалеко от родителей, наша связь показалась чем-то неестественным. Чем-то ненормальным и странным. Тем, что я если и не осуждала ранее, то не одобряла точно. В общем, я вдруг неуверенно застыла.

— Иди ко мне, котенок, — улыбнулся Мар, притягивая меня, практически дергая на себя, чтобы обнять, закутать в свои объятия. Такие горячие, несмотря на привычное отсутствие верхней одежды, и такие родные, несмотря на краткость нашего знакомства и долгую, практически бесконечную разлуку в полтора месяца.

И я окончательно расслабилась, принимая ситуацию такой, какая она есть. Только сейчас я поняла предельно ясно — я слишком сильно люблю этих двоих, чтобы выбрать кого-то одного.