Один дома

САНТА-КЛАУС ВЫПОЛНИЛ СВОЕ ОБЕЩАНИЕ

Жизнь полна неожиданностей и самых невероятных событий. Если бы еще неделю назад кто-нибудь сказал Кевину, что угрюмый старик Моргви, посыпающий солью дороги, и которого все боялись и привыкли считать жутким убийцей, спасет его в столь критической ситуации, буквально вытащит его из беды… Да он никогда не поверил бы. И не только бы не поверил, а счел бы сказавшего такое слегка сумасшедшим, «ударенным по черепу», как в таких случаях выражался Майкл.

Кевину было страшно представить, что могло бы произойти не появись вовремя старик Моргви. Он боялся даже думать об этом.

Но картина страшного суда то и дело мелькала перед глазами. Кевину представлялось, как Марвин прикладывает к его голове раскаленный утюг, а Гарри, открывая свой отвратительный беззубый рот, касается рук горячими каминными щипцами. Потом они бросают его с заледеневшего крыльца… И окровавленный, потерявший сознание от многочисленных ожогов, Кевин падает на снег.

О, нет! Эти жуткие картины доводили до озноба все его члены. Это невозможно! Этого не могло произойти!

Кевин гнал от себя страшные мысли.

Сирены полицейских машин завывали то резко, то протяжно. Подъехав к дому Мерфи, полицейские, громко хлопая дверцами, выскакивали из своих «кадиллаков».

Через десять минут они уже выталкивали из дома Марвина и Гарри. Те были в наручниках.

— Вот здорово! — Кевин стоял у окна и наблюдал происходящую картину.

Полицейский сержант толкал еле волочивших ноги жуликов. После удара лопатой их головы плохо соображали, побаливали затылки.

— Неплохо! Оставляете воду включенной? — говорил полицейский. — Визитная карточка? Теперь мы знаем каждый дом, который вы ограбили.

— Мы вас давно искали.

Теперь они действительно влипли серьезно. На их счету было более восьми краж только за последнюю неделю. Возможно, они от части грабежей отбрехнулись бы — не включай глупый Марвин воду в каждом обворованном доме.

Но Марвин хорохорился. Больше ничего не оставалось делать. Ему хотелось покривляться напоследок: ведь такая возможность представится теперь ой как не скоро. По меньшей мере, им грозило около восьми лет. По году за каждый ограбленный дом.

— Только не забудьте: мы мокрые бандиты, — храбрился Марвин.

— Заткнись, — шипел Гарри на бестолкового дружка.

По вине этого дурака он загремит на такой срок.

Гарри проклинал день, когда связался с этим недотепой.

Ярость охватывала его все сильнее. Идти за решетку он не имел ни малейшего желания. В душе он обвинял одного Марвина во всех их неудачах.

— Ах ты, подлец, — он бросился на своего сообщника и, толкнув его коленом, повалил в снег.

Гарри яростно молотил Марвина ногами. Полицейскому сержанту едва удалось их разнять. Гарри был страшен в своем гневе.

Полицейские затолкали его в машину.

— Эй, осторожнее! Голову не расшиби! — рычал Гарри.

— Ладно. Иди. Только не рявкай.

Затолкав обоих в полицейскую машину, стражи порядка сели рядом с задержанными и двинулись в участок.

Из заднего окна Гарри увидел свет в окне злополучного дома Маккальстеров и улыбающееся лицо Кевина. Он провожал их в последний путь.

У, мерзкий мальчишка! Чтоб тебе не жить в этом доме и вечно голодать! Чтоб ты никогда не знал покоя и тепла!

Такие рождественские пожелания слал Гарри Томсон своему заклятому врагу, восьмилетнему Кевину Маккальстеру, сумевшему его перехитрить. И придет то время, когда ты, маленький засранец, получишь по заслугам. Держись!

Но Кевин только смеялся, глядя на надутое лицо толстяка со сверкающими от гнева глазами.

Он не слал ему проклятий. Он и так получил немало, да и впереди его ожидало немного приятного.

Кевин весело помахал вслед уходящим машинам.

Он был несказанно счастлив и оставался в хорошем расположении духа, потому что оказался победителем в этой нелегкой борьбе. Это заставляло поверить в себя, в свои силы. Он не будет больше сопливым слюнтяем, мамочкиным сыночком и сумеет дать отпор любому, кто только попробует его обидеть.

Три дня, проведенные без семьи, стали хорошей жизненной закалкой. За это время он многое понял, многому научился.

На душе было легко и свободно. Хотелось пищать, кричать, танцевать, дурачиться. Но Кевин чувствовал, что порядком устал, да и Рождество сегодня!

В желудке урчало. Он ведь не успел тогда толком поужинать. Кевин пошел на кухню, достал из холодильника новую порцию спагетти с тертым сыром, высыпал все на тарелку и поставил в микроволновую печь. Не прошло и двух минут, как еще один ужин был готов. Кевин налил стакан холодного молока, поставил все это вместе на поднос и отправился в гостиную, где светилась разноцветными гирляндами елка и горел камин, разнося мягкое ласковое тепло по всей комнате.

Кевин сел за стол. Теперь он может спокойно отметить праздник.

Поблагодарив еще раз Бога за благополучный исход операции, он принялся за еду.

Ужин был вкусным необыкновенно. К тому же Кевин вдоволь наелся конфет, пирожных, плюнув на испорченные зубы. Отец всегда запрещал есть много сладкого, потому что это вредно для здоровья. Но раз Кевин был один, ему некого было опасаться. Сегодня он может позволить себе все, что ему захочется. Он заслужил это.

Но закончив праздничную трапезу, Кевин зарылся в отцовское кресло перед телевизором и вновь испытал необыкновенную скуку.

Вокруг стояла мертвая тишина. Никто не подошел к нему, чтоб поздравить с Рождеством. Никто не принес традиционные подарки.

Обычно в этот день они собирались всей семьей, приезжали дядя Фрэнк и тетя Ненси со своим выводком, и они садились за большой стол. Звучали смех, разговоры звенели фужеры и стучали вилки. Мама в этот день пекла замечательный вишневый пирог, запах от которого разносился по всему дому, приятно щекоча ноздри. На Рождество на столе всегда была куча всякой вкуснятины, начиная с заливного лосося и кончая мороженым со свежей клубникой.

В этот день никто никогда не ссорился, все дружно шутили, переговаривались, хохотали, устраивали увлекательные игры.

А самой интересной была церемония вручения подарков. Над камином висели приготовленные мамой шелковые башмачки, на каждом из которых она вышила имена своих детей. И когда часы пробивали полночь, дети шумной толпой бежали к камину и вытрясали содержимое башмачков. Родители всегда старались положить туда то, о чем мечтал в течение прошедшего года ребенок.

Кевин грустно посмотрел на пустые башмачки.

Куда же они все подевались? Ну не могли же они совсем забыть его! Это так не похоже на маму да и на отца тоже. А может быть, с ними что-нибудь произошло?

Но уж нет, только не это. Кевин отгонял тревожные мысли. В рождественскую ночь надо думать только о хорошем и загадывать желания.

У Кевина оно было только одно — поскорее увидеть свою семью. Он так соскучился. Ему очень хотелось поцеловать свою дорогую мамочку, взобраться на шею отцу и сидеть там долго-долго…

С этими мыслями Кевин уснул.

Тем временем Керри Маккальстер продолжала свой трудный путь домой в грузовом автофургоне, проезжая по извилистым трассам Иллинойса.

Она сидела бок о бок с Гаспаром Ленским и беседовала с ним по душам.

Наигравшиеся, натрубившиеся за день репетиции музыканты позасыпали прямо на полу, уткнувшись головами в дорожные мешки.

После раздирающего весь день уши шума воцарилась непривычная тишина.

Керри рассказала Гаспару Ленскому всю свою грустную историю: как вечером, перед отъездом, дети поссорились, и она отвела в наказание маленького восьмилетнего Кевина на чердак, а утром так и оставила его там, не вспомнив о нем в спешке.

— Я плохая мать, — грустно вздохнула Керри. В случившемся она обвиняла только себя, собственную забывчивость и нерасторопность. Она не должна была так поступать и тем более доверять кому-то пересчет детей.

Гаспар Ленский от всей души сочувствовал своей спутнице, поневоле оказавшейся в этом фургоне. И старался убедить ее в том, что она далеко не права в своих высказываниях.

— Это самобичевание, — говорил он ей. — Такие вещи бывают.

И он рассказал Керри о своей семье. У него было трое детей, но видел он их крайне редко. Бесконечные гастроли, постоянные скитания по стране разлучали с ними на долгое время. Часто он, покупал для дочери туфельки в подарок, но когда приезжал, они оказывались уже малы. А воспитанием старшего сына Бобби он вообще не занимался. До сих пор тот не мог привыкнуть к своему отцу, воспринимая его как чужого дядю.

— Представляете, он даже не слушается меня. Когда я говорю ему что-нибудь, он не обращает на мои слова внимания. Они для него пустое место. Жена говорит, что я сам во всем виноват. С самого рождения Бобби я постоянно бывал в разъездах. Все свое детство он провел с матерью. Так уж получилось. Теперь ему уже четырнадцать лет, а мы никак не найдем общего языка.

Гаспар Ленский тяжело вздохнул. Он никогда не рассуждал о семейных проблемах. Его приятелей такие темы не интересовали. У них на уме была одна лишь музыка, а все остальное, по их мнению, не стоило внимания.

Именно Керри Маккальстер со своим несчастьем заставила задуматься его о своей семье, о детях, об их взаимоотношениях, о его отцовском долге перед ними.

Гаспар пришел к выводу, что его дети не могут быть по-настоящему счастливы. Даже когда он дома, ему некогда заниматься с ними. После поездок он устает и хочет отдохнуть. Он не водит детей на каток, в парк на аттракционы, не кормит мороженым в кафе по воскресеньям, как делают все порядочные родители. Всем этим занимается его жена, но на ее шее еще и кухня, стирка, уборка. Поэтому она не успевает делать все регулярно. А в результате дети лишены многих жизненных прелестей, которые необходимы именно в детстве.

Но жить иначе он тоже не может. Чтобы быть со своей семьей, нужно бросить любимую работу. Но Гаспар Ленский обожает музыку безрассудно. Если бы пришлось выбирать между ней и детьми… О, это был бы тяжелый выбор. Хорошо, что никто ему не ставил таких условий. У его жены, на счастье, крепкие нервы. А детям все равно — они так привыкли.

Но как бы там ни было, маленькие Салли и Джек всегда радостно визжат, когда он открывает дверь после долгого отсутствия. Они бросаются на шею отцу, а потом усердно вытрясают содержимое сумок.

В детях есть своя неповторимая прелесть. Они наивны и чисты, добродушны и непринужденны.

Керри слушала его рассказ и бесконечно возвращалась к своему горю. Она не переставала думать о Кевине, о своей вине перед ним.

Она всегда была с ним рядом, но в душе они так далеки друг от друга. Честно говоря, тесной душевной связи у них не существовало. У нее вечно хватало всяких хлопот, и серьезно сыном она никогда не занималась. Да и другими детьми тоже.

Гаспару Ленскому было больно смотреть, как страдала его спутница. И он снова завел разговор, пытаясь оторвать ее от грустных мыслей.

— Если мой случай вас не утешит, — сказал он, — то я могу привести вам еще много примеров плохих родителей.

Гаспар кивнул на спящего бородача, прислонившегося к стенке и мирно сопевшего на табуретке.

— Вот Джо, например. Через некоторое время напрочь забывает имена своих детей. Зигги, — он указал на рыжеволосого толстяка, улыбающегося во сне, — толком не знает, есть ли у него дети. А Эдди… О нем я вообще собираюсь написать книгу.

— Ну хорошо. Но кто-нибудь из вас уезжал в отпуск, забыв дома своего ребенка?

Гаспар смутился.

— Нет, конечно же, нет. Такого у них не случалось. Но как-то я забыл своего ребенка в морге, — вспомнил он.

У Керри Маккальстер округлились глаза. Она бросила на Гаспара вопросительный взгляд.

— Да, все было именно так. Мы были на похоронах. Мы были очень расстроены…

— И вы оставили там ребенка? — Керри съежилась, плотнее закутываясь в пальто.

— Да, — Гаспар тяжело вздохнул. — Он просидел там весь день. Целый день с покойником. Мы, конечно, спохватились к вечеру. Но прошло пару дней, и он все забыл. Чувствовал себя абсолютно нормально. Дети очень хорошо переживают экстремальные ситуации.

По спине Керри пробежал нервный холодок. Таких нелепых историй она еще не слышала. Но даже это не заглаживало ее вины.

Гаспар увидел, что после его рассказа Керри совсем пала духом. Ему не надо было говорить о таких вещах. Женщины слабонервны и не выносят подобных историй. В тот день и с его женой при всей ее выдержке случилась истерика. Да, он не должен был говорить об этом.

— Не будем больше вспоминать плохое. Такие темы задевают за живое и заставляют страдать.

— Но это вы начали.

— Да, простите. Мне очень жаль, что я вас расстроил.

Они замолчали. Каждый думал о своем. Стояла глубокая ночь. Через пару часов они будут в Чикаго.

У Керри ужасно болела спина, ныли ноги. Три дня и три ночи она не ела, не спала и даже не раздевалась.

Уставшая от нервного напряжения, физических неудобств, она откинула голову, вытянула ноги, закрыла глаза, стараясь хоть на несколько минут забыться.

Но чем ближе подъезжали к дому, Керри нервничала все больше и больше. Она не знала, что ее ждет, что с Кевином и вообще как все будет.

Кевину снился замечательный сон. Будто он открывает глаза, а вокруг — кучи разноцветных блестящих свертков, перевязанных яркими шелковыми лентами. Он разворачивает их по очереди, а там великолепные игрушки, маленькие компьютеры, плееры, крючки для рыбной ловли, шоколадки, конфеты и даже фотоаппарат. В комнату входит мама. Она улыбается и говорит: «Это все тебе, Кевин. К Рождеству». Он бросается к ней, и они обнимаются крепко-крепко. Она рассказывает, что отсутствовала так долго, потому что ездила за покупками, выбирала ему подарки.

С радостной улыбкой на лице Кевин проснулся. Он протер глаза и увидел пустую комнату. Но какое-то предчувствие внутри подсказывало ему, что мама здесь, рядом. Он даже слышал ее шаги.

— Мама! Мама!

Он спрыгнул с кровати, в одной пижаме и босиком побежал вниз. Но, к сожалению, никаких следов матери так и не нашел. Разочаровавшийся и подавленный, он бродил по комнатам.

— Мама, мама, — шептал Кевин, а по щекам катились слезы.

Почему, ну почему никто не приехал? Неужели они так рассердились, что совсем забыли о его существовании?

Утирая слезы, громко шмыгая носом, Кевин поднимался в свою комнату. Он ощущал себя покинутым и одиноким. Ему хотелось к маме.

К дому подъехала какая-то машина, но погруженный в горькие раздумья Кевин ничего не замечал. Он лег на кровать и укутался в одеяло.

Не было желания ни умываться, ни завтракать. На дворе стояла чудесная погода: яркое солнце и легкий мороз. Но коньки и санки тоже не интересовали его. Все развлечения казались бессмысленными, когда он один.

Но вдруг он услышал, как кто-то зовет его. Сначала он подумал, что у него галлюцинации после долгого ожидания. Но голос звучал все отчетливее и громче.

— Кевин! Кевин!

Мама! Это была она. Накинув халат, Кевин вихрем вылетел из комнаты.

Выходя из автомашины, Керри не чувствовала собственных ног. За дорогу они онемели, словно превратились в деревянные протезы. Внутри все оборвалось от нервов, когда Керри заходила в дом. Увидев его целым и невредимым, она испытала некоторое облегчение, но главные ее мысли были о сыне. Она ходила по комнатам, звала его, но никто не откликался.

У Кевина захватывало от волнения дыхание, когда он кубарем спускался вниз. Ему уже не верилось, что он увидит свою маму.

В холле никого не было. Он хотел было бежать в столовую, как почувствовал: кто-то стоит сзади. Он обернулся.

ЭТО БЫЛА МАМА!

От волнения у него задрожали губы. Он стоял как вкопанный, совсем растерявшись, не зная, что делать.

Увидев сына живым и здоровым, Керри заплакала.

— Кевин! Кевин… С Рождеством тебя, дорогой!

Но Кевин так растерялся, что застыл на месте и не в силах был двинуть ногой.

— Прости меня, сынок…

— Мама! — тут он заорал, будто очнувшись, и бросился в объятия матери.

Слезы градом катились у Керри из глаз. Она была счастлива, что наконец снова с сыном. Она видела, какой он еще маленький и жалкий и как сильно еще нуждается в ней.

Кевин тоже был счастлив. Он вновь почувствовал, что не одинок. У него есть самый близкий, самый любимый и самый родной человек — его мама. И все это неправда, будто она не любит его. Просто он был глупым и вздорным мальчишкой, не понимал и не ценил ее любви.

— Мама, а где же все остальные?

Керри еще крепче прижала его к себе.

— Малыш, они не смогли приехать.

Она хотела рассказать, как сидела в аэропорту в поисках билета, как долго добиралась сюда, но входная дверь вдруг отворилась. Они увидели… База, потом Майкла. Все члены семьи по очереди заходили в дом. Последним вошел Питер Маккальстер с кучей дорожных сумок.

— Кевин! Как ты, малыш?

Кевин бросился к отцу, и тот поднял его на руки.

— Папа! Папа! Я так соскучился… — шептал Кевин в холодное от мороза ухо отцу.

Керри не верила своим глазам.

Вновь в доме началось оживление, шум, смех, по которому так соскучился Кевин.

— Эй, Кевин, — Баз подошел к брату. — Ты молодец, что не поджег дом.

Он протянул Кевину руку. Пожав друг другу руки, они ласково улыбались, позабыв былые обиды и ссоры.

— Минуточку! — Керри прервала всеобщее оживление. — Ребята, как вы здесь оказались?

— Мы прилетели утренним рейсом, от которого ты отказалась.

Питер Маккальстер нежно обнял жену. За время короткой разлуки он успел по ней соскучиться.

— С Рождеством тебя!

— С Рождеством!

Керри вспомнила, что в доме нечего есть. Как же они отметят праздник? И все ведь здорово голодны.

— Я вчера ходил за покупками, — сказал Кевин.

— Ты-ы? За покупками? — Майкл вытаращил глаза.

Все застыли от удивления. На минуту в доме воцарилась тишина. Все молчали и смотрели на улыбающегося Кевина.

— Да. Я купил молока, яиц и еще кое-чего.

— Это правда? — Питер Маккальстер не мог скрыть своего удивления.

Трудно было поверить, что беспомощный, слабый ребенок сходил в магазин и даже что-то купил.

— А что ты делал все это время?

— Да так. Дурачился.

Дети расходились по комнатам, раздеваясь, выкладывая свои вещи.

— Он ходил за покупками! — не унимался язвительный Майкл. — Интересно, как? Он ведь даже шнурки завязывать не умеет.

Кевин грустно опустил голову. Так и знал, что никто и никогда ни во что не поверит. А ведь так хотелось обо всем рассказать…

Керри отправилась на кухню, чтобы приготовить завтрак. Открыв холодильник, она раскрыла от удивления рот, увидев изобилие продуктов. Там были и молоко, и масло, и макароны, и сыр… Керри достала прозрачные пакетики с готовыми завтраками.

— Бедный малыш… Ему пришлось хорошенько позаботиться о себе.

Питер Маккальстер наткнулся на блестящий предмет, валявшийся на полу в гостиной. Он поднял его и увидел, что это… золотой зуб!

— Дорогая, что это?

Покрутив в руках странную находку, он положил ее в секретер и принялся распаковывать чемоданы.

Все опять занялись своими делами, забыв о Кевине.

Он вновь загрустил. Его братья — эгоисты, но все равно хорошо, что они есть. Быть одному — ужасно тоскливо.

Кевин подошел к окну. Зима вступила в свои права. Сыпал снег, наметая большие сугробы. Благодаря им, жулики не переломали себе кости, летя вверх тормашками от голубятни, когда Кевин перерезал веревку. Вспоминая вчерашние приключения, он улыбался.

Падали, кружились в воздухе снежинки.

Кевин увидел старика Моргви. Тот встречал свою семью. Он подбрасывал на руках, целовал свою внучку, а потом обнимал сына и его жену. Обнявшись, они все вместе пошли в дом Моргви. Увидев в окне Кевина, старик помахал ему рукой. И Кевин в ответ помахал рукой своему новому другу.

Все-таки хорошо иметь семью. Человек не может жить один. Сколько бы ни было друзей — без семьи все равно будешь чувствовать себя одиноким. Родных и близких не заменит никто.

— Кевин! Что ты устроил в моей комнате? — услышал он пронзительный крик База.

— Ну все, началось! — вздохнул Кевин и поплелся наверх выяснять отношения.