Я прибавил шагу и, не оглядываясь, помчался прочь, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. В мгновение ока я выскочил на набережную Невы, продышаться. Погода окончательно испортилась, со стороны залива появились зловещие черные тучи, неумолимо подгоняемые резкими порывами невесть откуда взявшегося ветра. В лицо летели обрывки газет и еще какой-то грязи, а вскоре к ним добавилась навязчивая колючая снежная крупа. Я зажмурился и почувствовал, как по моим щекам мерзко и настойчиво хлещет долгожданный снег. Кожа мгновенно заныла, словно я одновременно получил дюжину пощечин. Забавно, но мне стало легче.
Я отвернулся, защищаясь от разбушевавшейся стихии, и поднял воротник. У меня не было времени на пустые переживания. Сейчас нужно было успокоиться и понять, что мне следует предпринять в сложившейся ситуации.
Для начала следовало ознакомиться с содержимым депеши. Я вытащил из кармана смятую бумажку и прочитал:
Господин Хримов,
Сообщаем о зачислении в штат веб-журнала «Чужой» в качестве сотрудника отдела фантастической литературы. Вам надлежит обратиться к редактору издания г-ну Игнатьеву, который введет вас в курс дела и обеспечит доступ к имеющимся в распоряжении ресурса текстам. Мобильный телефон г-на Игнатьева прилагается.
Пугачев.
Действительно, внизу на листке карандашом был написан обещанный номер. И из-за такой ерунды мне пришлось тащиться в издательство, расписываться в журнале поступлений и наблюдать процесс сожжения конверта! Неужели Пугачеву было трудно сообщить мне о столь потрясающем и секретном событии, как зачисление в штат веб-журнала, устно, прошептав это мне при личной встрече на ухо или по телефону, использовав при этом все то же ухо? Мне не понравилось, что Пугачев отнесся к довольно банальному факту с неожиданной серьезностью.
По привычке, я придумал несколько веселых сюжетов, которые вполне могли бы послужить причиной для такого забавного поведения представителя хозяина. Тут была и необходимость скрупулезного отчета перед налоговыми органами, для которых с некоторых пор важен не только факт зачисления в штат, но также час и минута, когда это произошло. Не исключено, что Пугачев самым банальным образом перерасходовал средства, выделенные ему на представительскую работу, и теперь судорожно пытается спрятать растрату в куче подобных бессмысленных документов. А может быть, фантастами всерьез заинтересовалась некая шпионская сеть, деятели которой, в силу низкого интеллектуального уровня развития, по-детски считают, что чем больше тайн им удастся завести в своем хозяйстве, тем выше руководство будет оценивать их профессиональный потенциал. И, наконец, сюжет, понравившийся мне больше всего: правительство решило выдавать фантастам лицензии на право предугадывать будущее, решив, что действенный контроль возможен только в случае, если сопроводительная документация будет выполнена на надлежащем уровне. Нас же не удивляет, что повестки призывникам вручают под роспись. Пора что-то подобное внедрить и для фантастов.
А что, забавно получилось. Я был готов придумать еще парочку столь же актуальных сюжетов, но вовремя вспомнил, что именно из-за таких эмоциональных отступлений Анна считала меня несерьезным человеком и сейчас был явно тот случай, когда ее обвинение прозвучало бы более чем обоснованно.
Пришлось забыть на время привычную игру в сюжеты и попытаться разобраться в сложившейся ситуации, а потом составить хотя бы приблизительный план действий.
Поступки Пермякова выглядели на удивление примитивными. Сначала он под роспись вручает мне депешу. Копия ее, наверняка, будет отправлена в полицию. Затем я звоню Игнатьеву и назначаю встречу. Понятно, что звонок будет отслежен. Не удивлюсь, если заинтересованные люди запишут его. Во время нашей встречи Игнатьева убьют, а меня задержат возле трупа с оружием в руках. Это легко делается — несколько пуль пролетит рядом с моей головой, и я добровольно, без принуждения, чисто автоматически, схвачу пистолет, чтобы попытаться использовать его для самообороны. Технически добиться этого — плевое дело! И никто меня не пожалеет, я ведь прохожу по второму списку. Кстати, я так и не удосужился выяснить, что это означает!
Все будут довольны: полиция получит неопровержимые доказательства моего злодейства, а Пермяков и его хозяева избавятся от двух лишних сочинителей. Читатели желтых листков будут порадованы сенсационной историей о психологических извращениях, царящих за стенами современных издательств, одно из которых закончились убийством известного литератора. А то и сразу двоих, это как повезет.
Мотив придумать совсем несложно. Например, я решил получить доступ к библиотеке накопленных в «Чужом» произведений, рассчитывая использовать их в личных целях. Каким образом? Думаю, что Пермяков лучше меня придумает, как бы я мог рассчитывать на максимальную прибыль в подобных обстоятельствах. Вот, собственно, и весь план. Получите убийцу, упакованного наилучшим образом: мотив, возможность, средство, задокументированные улики, и арест с оружием над трупом.
С противниками я разобрался. Теперь посмотрим, кто на моей стороне. Выбор был небольшой. Смех да и только. Отец и его команда. Вот и все. Больше мне надеяться не на кого. И я сделал то, чего не позволял себе никогда прежде — обратился за помощью к отцу. Во времена, когда я старался казаться так называемым настоящим мужчиной, и считал, что обязан справляться со своими проблемами самостоятельно, мне казалось, что помощь отца каким-то образом принизит мои достижения. Кто придумал эту ахинею и почему я поверил в нее — загадка. Это уже потом я понял, что самое главное в нашей жизни семья, а успеха в нашей стране достигают в первую очередь те, у кого отцы не подкачали. И что есть люди, которые придумывают подобные афоризмы для дурачков, не забывая при этом обеспечивать своим детям более чем комфортные условия существования и продвижения по карьерной лестнице. Династии, династии, кругом одни династии.
Когда у меня проблемы с проводкой, я вызываю электромонтера, когда течет кран — сантехника, барахлит мотор, обращаюсь к автомеханику. Я поступаю так потому, что они лучше меня обучены решать подобные задачки. А кто лучше отца разбирается во всех этих дрязгах между энэнами и начальниками? Не по своей воле я ввязался в это приключение, поэтому не собирался быть излишне щепетильным в его разрешении.
Отец ответил сразу, словно ждал моего звонка.
— Неужели началось? — спросил он грустно. — Думал, что у нас в запасе еще есть месяца два. За это время мы бы сумели подготовить тебя к испытанию. Но какой смысл сожалеть о несбывшемся? Давай, докладывай, что у тебя случилось.
Я подробно рассказал о предпринятой попытке завербовать меня, о странной депеше и, наконец, о зловещем заговоре Пермякова с Пугачевым. Было бы здорово, если бы отец в ответ рассмеялся и сказал, что я просто заработался, и поэтому мне мерещится всякая чертовщина, а потом бы заверил, что Игнатьеву ничего не угрожает. Но не вышло, отец более чем серьезно воспринял мой рассказ. Он задал несколько уточняющих вопросов, по его встревоженному голосу я понял, что дело обстоит даже хуже, чем я предполагал вначале нашего разговора.
— Худо дело? — спросил я.
— Благодаря тебе мы узнали о намерениях противника, то есть получили значительное преимущество, теперь все в наших руках.
— Ты сказал: противника, значит, вся эта история разыгрывается всерьез? То есть, это не шутка? Неужели эти милые ребята наши враги?
— Это они так думают. Но у энэнов нет врагов.
— Ты говоришь загадками.
— Наверное, это так. Через два месяца ты бы и сам все понял, но сейчас просто доверься мне.
— И все будет хорошо?
— Да.
И я, конечно, поверил, отец еще ни разу не обманул меня, но поскольку никакого разумного плана действий я так и не придумал, пришлось рассказать о проделанном мною анализе ситуации. Особо подчеркнув, что убийство Игнатьева наверняка попытаются свалить на меня.
— Да, тут ты прав, — согласился отец. — Я согласен, что Пугачев решил таким образом разделаться с вами обоими. Начальники так часто поступают.
— Пугачев — начальник? — удивился я.
— Наверняка утверждать этого нельзя. То ли начальник, то ли начальников прихвостень. Каждый раз удивляюсь, до чего трудно уловить разницу. Она, конечно, существует. Но чрезвычайно трудноуловима. Понимаешь, Ив, без сканирования генома здесь не обойтись. А поскольку особого интереса геном Пугачева не вызывает, то никто его сканировать и не собирается. Не все ли равно: начальник он или их прихвостень? Для нас важно, что он играет на стороне наших противников, а это мы знаем и без сканирования.
— И что мне теперь делать?
— Давай, подумаем вместе? Итак. Если ты позвонишь Игнатьеву, противник об этом обязательно узнает. Не сомневаюсь, что телефонные разговоры Игнатьева уже контролируются. Звонок послужит сигналом для начала операции. Это означает, что звонить должен не ты. Позвонит Настасья. Операцию противник все равно начнет, но планы его будут нарушены. Это хорошо. Встречаться с Игнатьевым ты не должен, в противном случае, мы опять возвращаемся к сценарию противника.
— Как будто я все-таки позвонил и назначил встречу?
— Верно. Кажется, что проще всего выкрасть и спрятать Игнатьева в только нам известном месте. Но это не совсем так. Исчезновение Игнатьева только упростит нашему противнику дело. Начальники неимоверно последовательны в своих действиях, так что рано или поздно они его все равно найдут и укокошат. После чего заготовленные улики против тебя обязательно пойдут в ход. Да, Ив, мы имеем дело с чрезвычайно циничными, целеустремленными и бесчувственными существами. Если они ставят перед собой какую-нибудь цель, они ее, как правило, достигают.
— Значит, мы в любом случае проиграем?
— Нет, Ив, мы не проиграем. Достаточно исключить элемент игры из наших взаимоотношений с начальниками. Сам знаешь, нельзя проиграть, если не играешь. А играть с начальниками в их игры и по их правилам — занятие безусловно бесперспективное. Я бы даже сказал, болезненное. Они очень хорошие игроки. Как участники соревнований, они не знают себе равных. Собственно, все их успехи связаны именно с тем, что они заставляют жертву играть в придуманную ими игру по правилам, выгодным только им. А мы не будем. Воздержимся.
— Прости, папа, я окончательно запутался. Если я правильно понял, мне следует цинично наплевать на судьбу Игнатьева, забыть о его существовании и продолжать спокойно жить счастливой творческой жизнью, сделать вид, что мне ничего неизвестно? Но я так не могу. Это выше моих сил.
— Отлично, Ив. Любой отец был бы рад услышать такие слова от своего сына. Меня расстраивает только то, что ты заранее считаешь себя проигравшим. Но мы уже договорились, что не собираемся играть с начальниками в их дурацкие игры. Так что если ты решил спасти Игнатьева — сделай это. А мы тебе поможем. Не переживай, у тебя получится.
— Спасибо, папа. Но мне кажется, что я должен это сделать сам, один.
— Нет.
— Ты не веришь в меня?
— Верю.
— Но почему тогда ты против?
— Один ты не справишься.
Я подчинился. Отец был прав, мне не следовало вступать в переговоры с Игнатьевым. Предупредить его об опасности должна была Настасья, и она это сделала. Игнатьев был потрясен. Но, быстро пришел в себя и произнес загадочную фразу: «Этого следовало ожидать, но кто бы мог поверить, что они решатся». Настасья предложила свою помощь, но Игнатьев отказался. С его стороны это было оправдано, излишняя доверчивость в данной ситуации была противопоказана. Ему не хотелось попадать в ловушку, облегчив тем самым задачу убийцам. Настасья сказала, что действует по моему указанию. Мне Игнатьев почему-то доверял. Вот и договорились, что я встречусь с Игнатьевым в восемь часов утра возле станции метро Василеостровская. По плану, придуманному отцом, я должен был перехватить Игнатьева, посадить в свои «Жигули» и отвести в тайное место, где тому следует провести не меньше недели, пока сохраняется опасность его жизни. Отец каким-то образом рассчитал, что недели для того, чтобы проблема сама собой рассосалась, будет вполне достаточно.
— Очень плохо, что ты должен будешь войти в прямой контакт с Игнатьевым. Не нравится мне, что мы даем противнику шанс, но тут уж ничего не поделаешь, Игнатьев отказался от помощи Настасьи, и мы должны относиться к его решению с уважением.
Я поблагодарил отца за помощь и отправился домой готовиться к операции. Озабоченность отца показалась мне преувеличенной. Поверить, что один писатель может хладнокровно убить другого писателя, мне было сложно. Это было бы не по-человечески. Впрочем, если принять во внимание, что Пугачев скорее всего не человек, а начальник, то можно признать, что в данном случае человечность не является сколько бы то ни было значимым фактором. Но мне не было страшно. Опасность, конечно, была велика, но я был готов рискнуть. Я так и не смог смириться с тем, что один писатель, даже возбудившись до крайности от близости к самой выгодной выгоде и самой целесообразной целесообразности, может лишить жизни другого писателя. Это не укладывалось в моей голове.
Как-то так получилось, что я сразу решил, куда отвезу Игнатьева, конечно, в деревню к Гольфстримову, почему-то я был уверен, что люди начальников туда не сунутся. При всем моем скептическом отношении к идее квасного патриотизма, я Гольфстримову доверял. Идея самообороны доказала свою практическую ценность.
Я занялся машиной, проверил ее техническое состояние, залил достаточно бензина, чтобы хватило на долгую дорогу. И посчитал, что готов к предстоящему приключению. Вечером я заставил себя поработать над текстом, засел за компьютер и написал положенные пятьсот слов. Интересно, что иногда начинаешь работать, не имея ни малейшего представления о том, что писать, а текст получается на загляденье. А бывает и наоборот: знаешь, что писать, а ничего достойного внимания не выходит. На этот раз все получилось наилучшим образом. Я остался доволен.
Работу мою прервал звонок в дверь. Это произошло так внезапно, так не вовремя, что я на минуту растерялся. Тотчас вспомнил о предстоящем завтра деле. Вероятность того, что Пугачев захочет разделаться со мной уже сегодня, не была нулевой. Но зачем ему это может понадобиться? Ответа я не знал. Да, мы с отцом решили, что противнику (только в этот момент я заметил, что впервые применяю к начальникам отцовское определение — противники) выгодно выставить меня завтра убийцей во время встречи с Игнатьевым. Но кто их поймет — наших противников.
— Кто там? — спросил я и инстинктивно отпрыгнул к стенке, вспомнив, что бывали случаи, когда после такого невинного вопроса, злоумышленники стреляли через дверь на звук голоса.
— Это я.
Радости моей не было предела. Это была Анна!
Я открыл дверь, обнял жену.
— Я вернулась, Ив.
— Вижу.
— Ты, наверное, уже и забыл про меня?
— Про тебя, пожалуй, забудешь. Никогда не верил, что ты ушла навсегда.
— А что ты думал?
— Ну, что отправилась в командировку. Иногда я просто не успеваю за полетом твоей мысли. Я надеялся, что ты сама расскажешь, когда вернешься. Ну, вот. Начинай.
— Ты будешь смеяться.
— Сомневаюсь. Юмористический аспект твоего поведения ускользает от меня. Без тебя мне было очень плохо.
— Я встретилась с твоим отцом. Он сказал, что ты не человек. Мне было заявлено, что ты энэн. Я раньше никогда не слышала этого слова и, естественно, не знала, кто такие энэны. Мне почему-то пришло в голову, что вы инопланетяне. Представляешь, как я перепугалась, представив, что мой муж, если присмотреться, на самом деле чудовищная гадкая ящерица, как в голливудских фильмах. Такого страха натерпелась, до сих пор дрожь пробирает.
— Однако. И это говорит моя умница жена! Надо же такое придумать! Я всегда гордился твоим умением воспринимать словесные описания эмоционально, как будто это зрительные картинки. Но ты явно увлеклась. Сравнить мужа с ящером, это чудовищное преувеличение! Наверное, я дал основания так думать, признаю. Потом расскажешь, что конкретно вызвало у тебя такую яркую ассоциацию? Ну, чтобы не усугублять.
— Теперь это не важно.
— Я бесповоротно исправился?
— Это больше не имеет значения. Я нашла ребят, которые за деньги подправили мой геном. С сегодняшнего дня я тоже энэнка. Отныне мы с тобой по всем параметрам подходящая парочка инопланетных ящеров. Правда, я хорошо придумала?
Неужели Анна всерьез поверила в свое мгновенное чудесное перерождение? Не удивлюсь, если окажется, что она не забивала себе голову подобными вопросами. Она хотела стать энэнкой и заплатила за это большие деньги, после чего серьезные люди в белых халатах, подтвердили ее перерождение. Это было как раз то, что ей нужно было. Она поборолась за меня дурака, совершила необходимые ритуальные действия, все — остальное ее больше не волновало. И если, что маловероятно, найдутся люди, которые будут говорить, что ее обманули, что геном изменить нельзя, она их слушать не будет.
Я всегда считал самым большим счастьем в жизни то, что Аня меня любит. И вот я получил окончательное, не перебиваемое никакими доводами доказательство этого. Едва ли ни в первый раз в жизни у меня появился по-настоящему серьезный повод гордиться собой. Это было новое и потрясающе приятное ощущение.
Анна вернулась. И она вернулась не только ко мне, она вернулась домой.
— Я думала, что ты устроил из квартиры настоящий хлев. А ты молодец, можно сказать, справился. Завтра с утра наведу порядок. Поможешь?
— Аня, мне завтра утром нужно будет смотаться в одно место. По очень важному делу. Вернусь, и я полностью в твоем распоряжении.
— Это сейчас ты в полном моем распоряжении, а завтра попадешь в полное распоряжение пылесоса и половой тряпки. Придется поработать.
—Я обещал товарищу, постараюсь обернуться быстро: одна нога там, другая здесь.
— Надеюсь, что твоя нога вернется быстро, она мне завтра понадобится.
— Напомни, хорошо?
— А ты мне утром напомни, чтобы я тебе напомнила.
— Если не забуду.
— Я гляжу, ты тут без меня совсем одичал. Раньше ты не страдал избирательной забывчивостью.
— Так и жена ко мне раньше не возвращалась. Она у меня раньше не терялась.
— Согласна. Больше не буду.
Ее губы нашли мои губы. Как же сильно, оказывается, я соскучился по своей жене. Ее нежность вернула мне почти потерянную в последнее время уверенность в себе. Рядом с любимой женщиной я почувствовал себя способным на любой подвиг, на любое свершение. Наверное, сходный прилив сил ощущали средневековые рыцари, готовые сражаться на турнирах за честь своих дам. Честно говоря, удивился, что обнаружил у себя такие сильные чувства, но было приятно узнать, что я способен на что-то подобное. Впрочем, совершение подвигов следовало отложить на утро. Сейчас мне было не до размышлений о подвигах, потому что я попал в полное распоряжение Ани, точно так же, как она попала в полное мое распоряжение.