Глава 9
1

Утром я проснулся рано, наверное, еще и семи часов не было. Я с нежностью посмотрел на спящую рядом жену. Судьба преподнесла прекрасный подарок — возвращение Анны, словно бы ненавязчиво подчеркнув тем самым, что наступающий день может стать моим последним.

Вот когда до меня дошло, что я подвергаю свою жизнь реальной опасности. Я убеждал себя в том, что вероятность неприятностей крайне мала, что отец ни за что не согласился бы рисковать моей безопасностью, если бы не был уверен в благоприятном исходе дела. Но я смотрел на мирно спящую Анну и не мог отделаться от дурацкого вопроса: «Что она будет делать, если я погибну»?

Мне стало не по себе. Отказаться от участия в спасении Игнатьева я не мог. Врожденное упрямство не позволяло бросить на полпути начатое дело. С большим трудом отогнав дурные мысли, я попытался сосредоточиться на деталях предстоящей операции. Отец был уверен, что все закончится хорошо. Вспомнив, как тщательно он вечером анализировал сложившуюся ситуацию, я немного успокоился. Теперь можно было прогнать в уме все шаги моей миссии.

1. Я появляюсь возле станции метро «Василеостровская» с большим красным полиэтиленовым пакетом.

2. Удостоверившись, что Игнатьев меня обнаружил, направляюсь, стараясь не привлекать лишнего внимания, к припаркованной поблизости машине.

3. Без задержек доставляю Игнатьева к станции метро «Спортивная», высаживаю его там, и гоню на полной скорости к станции метро «Горьковская», дожидаюсь, когда Игнатьев выберется на поверхность, подбираю его и, удостоверившись, что за нами нет хвоста, отвожу в деревню к Гольфстримову.

Все. Где тут, спрашивается, можно ошибиться?

— Привет, Ив!

Анна проснулась. До чего же красивая у меня жена, глаз не оторвать.

— Вставай. Вставай, Ив. Ты просил напомнить, что тебе утром надо отлучиться по делу. Обещал, что ненадолго.

— Сейчас, полежу немного рядом с тобой, и…

— Нет, я так не согласна. Сегодня ты мне нужен целиком и полностью. Не хочу, чтобы между нами путалось не сделанное дело. А ты — полежу немного… Несерьезный ты человек, Ив Хримов.

Анна приготовила завтрак. Фирменный омлет с грибами, крепкий кофе, хорошо пошло.

Я не мог заставить себя посмотреть Анне в глаза, мне было ужасно стыдно. Но, с другой стороны, я не мог сказать ей: «Знаешь, Аня, меня сегодня могут убить, но я все равно пойду на эту встречу, потому что никогда не смирюсь с тем, что писателей можно уничтожать только за то, что кому-то не понравились их тексты». Вот и пришлось сказать, что я скоро вернусь. Конечно, это было наглое и неприкрытое вранье, но сказать правду я не мог, бывают же случаи, когда правду говорить нельзя. Если останусь жив, обязательно напишу об этом в новом тексте. Интересная психологическая черта, с ней полезно поиграть. Я не сомневался, что Анна все поняла. Она у меня очень умная. Но и она ничего не сказала, потому что и ей непонятно было что говорить, мы оба знали, что слова сейчас не помогут. «Тебя могут убить». Так я и сам это знаю. «Я не пущу тебя». А я, значит, испугаюсь и не исполню свой долг? И как потом Анна будет жить с человеком, лишенным чести и совести?

— Столько всего произошло за время нашей дурацкой разлуки, повествование может занять целую неделю или год, — сказал я, чтобы нарушить ставшее невыносимым молчание.

— Разве мы торопимся? Вернешься и расскажешь.

— Хорошая идея! Да, я обязательно вернусь и расскажу. Ты удивишься, как много странного со мной приключилось за последний месяц.

— Может быть, и не удивлюсь. Ты забываешь, что я теперь тоже энэнка.

Конечно, Аня обо всем догадалась. Ей было очень не просто. Я не сомневался, что такого деятельного человека, как она, бесит собственная беспомощность. Но она понимала, что ничем мне помочь не может. Ей оставалось только ждать и надеяться, что все обойдется.

— Хочешь, я пойду с тобой?

— Нет. Это лишнее.

— Я приготовила бутерброды.

— Зачем?

— На всякий случай.

Анна протянула мне сверток. Я положил его в большой красный пакет. Пора было уходить.

— Я люблю тебя.

— Возвращайся скорее.

— Сделаю все, что в моих силах.

— К ужину тебя ждать?

— Я позвоню.

2

Отец был сосредоточен. Не знаю, было ли это вызвано беспокойством за меня или демонстрировало его привычный настрой на любое дело, которым он решился заняться лично. Стало тревожно. Впрочем, я понял, что отец просто посчитал нужным провести последний инструктаж.

— Разумно будет предположить, что замыслы противника ограничиваются намерением обвинить тебя в убийстве Игнатьева. Я приказал установить три видеокамеры вокруг предполагаемого места преступления. Помни о том, что все твои действия будут зафиксированы. Старайся держать себя в руках, не совершай резких движений и ни при каких обстоятельствах не бери в руки пистолет, который наверняка будет валяться возле твоих ног. Понял?

— Да.

— Ни при каких обстоятельствах!

— Я понял.

— Хорошо. Тогда начинаем, — он вылез из машины и помахал мне рукой.

Мне удалось удачно припарковаться, а это, что ни говори, было очень важным этапом операции. Я вытащил из салона машины красный пакет и направился к газетному киоску. Подумал, что было бы правильно вытащить из него сверток с бутербродами, но возвращаться не стал, говорят, что возвращаться — плохая примета, пути не будет. В толпе я разглядел Настасью, Островского, а потом и вежливого участкового Петрова. Скопление знакомых лиц показалось мне чрезмерным: вот так решишь совершить благородный поступок, и тут же мне на под-страховку присылают лучших оперативников. Спасибо отцу. Впрочем, чего уж лукавить, я почувствовал себя значительно увереннее.

Медленно прогуливаясь возле киоска, я изо всех сил старался выглядеть естественно. От меня требовалось одно — внимательно всматриваться в лица прохожих, я не должен был пропустить Игнатьева. Неожиданно ко мне вернулся страх. Конечно, это была далеко не самая лучшая идея — мельтешить на видном месте, что ни говори, а я представлял собой отличную мишень. Надо будет не забыть сказать отцу, когда эта история закончится, что мы допустили ошибку. Выставляться без необходимости не следовало.

Мне захотелось хотя бы на время спрятаться, но тут я увидел Игнатьева. Он остановился возле выхода из метро, близоруко высматривая мой красный пакет. Я сделал шаг вперед и, удостоверившись, что Игнатьев заметил меня, не торопясь, направился к машине. Он хотел взмахнуть рукой в ответ, но вовремя опомнился, опустил голову и пошел за мной, сохраняя дистанцию в десять шагов.

Я инстинктивно огляделся. Ничего подозрительного не обнаружил. Противника не было видно. Наверное, дело в том, что у меня не было навыка оперативной работы. Ну и ладно. Надеюсь, что я участвую в подобном приключении в первый и последний раз. Мои сопровождающие вели себя более осмысленно. Настасья заняла позицию возле моей машины, Островский сопровождал Игнатьева, отстав шага на три-четыре. Я подумал, что надо как следует запомнить мельчайшие детали происходящего, вдруг пригодится в работе над следующим текстом.

Напрасно я вспомнил о работе. У меня внезапно закружилась голова. Я едва не грохнулся в обморок от одной мысли, что вместо того, чтобы сидеть за компьютером и делать свое дело, вот так бездарно играю одну из главных ролей в каком-то безумном криминальном спектакле. Как будто бы я шел по узкому мосту и, забывшись, посмотрел вниз, обнаружив под ногами бездонную пропасть.

Действие должно было занять не более минуты, но как долго длилась эта минута!

Наконец, на плохо гнущихся ногах я добрался до машины, открыл дверцу. Подошел Игнатьев.

— Здравствуйте, Иван, — сказал он тихо, стараясь не смотреть на меня. — Вы действительно считаете, что мне угрожает реальная опасность?

— Залезайте скорее, потом поговорим, — ответил я.

Игнатьев на мгновение замешкался, но приказ выполнил, а вот я забраться в машину не успел. На мое плечо легла чья-то рука. Я обернулся и к ужасу своему увидел непонятно откуда взявшегося Пермякова.

— Какая приятная встреча, — произнес он лишенным интонаций голосом, неуловимым движением вытащил из кармана пистолет и два раза выстрелил через открытое окно машины, обе пули попали в цель, в Игнатьева.

Я потерял способность двигаться.

— Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется! Правда, Хримов? — сказал Пермяков и бросил пистолет мне в руки.

Ничего подобного я не ожидал, поэтому автоматически поймал его. Писатель не может убить другого писателя. А издатель, получается, может. Пермяков исчез, словно растворился в толпе. На мгновение я растерялся. Даже не догадался отбросить пистолет. Рядом со мной неприятно вскрикнула какая-то женщина. Пришлось обернуться, в двух шагах от себя я увидел невыразительную блондинку средних лет. В руках у нее был пистолет.

— А это тебе за Михалыча, гадина! — сказала она звонким от волнения голосом и выстрелила мне в грудь.

Меня отшвырнуло назад, я ударился о машину и медленно сполз на землю. Больно, было очень больно.

Она в меня выстрелила, подумал я. Вот я и набрался впечатлений досыта, жаль, что они мне больше не пригодятся. Как ни старался отец, а противники наши все-таки добрались до меня…

Загрузка...