6

Президент Зеримский с важным видом вошел в зал. Его коллеги повскакивали со своих кресел, стоявших вокруг длинного дубового стола. Они аплодировали до тех пор, пока он не уселся под извлеченным из запасников Пушкинского музея портретом Сталина.

– Официально я вступаю в должность лишь в следующий понедельник, – начал Зеримский, – но есть несколько вопросов, которые я намерен решить незамедлительно.

Он повернулся к коренастому человеку, который тупо смотрел прямо перед собой. Когда-то Иосиф Плесков был телохранителем Зеримского, но, застрелив троих покушавшихся на жизнь его босса в Одессе, он на следующее утро проснулся членом политбюро.

– Иосиф, мой старый друг, – сказал Зеримский, – ты будешь министром внутренних дел.

Плесков лучезарно улыбнулся. Так улыбаются дети, получившие в подарок новую игрушку.

– Иосиф, твоей главной заботой будет борьба с организованной преступностью. Для начала хорошо бы арестовать Николая Романова по кличке Царь.

Плесков задумался – проще было бы Царя убить.

Зеримский обвел взглядом сидящих за столом людей.

– Лев, ты будешь новым министром юстиции.

Лев Шулов нервно улыбнулся. В этот момент в зал вошел Дмитрий Титов и что-то прошептал Зеримскому на ухо. Зеримский рассмеялся:

– Звонит президент Соединенных Штатов. Хочет меня поздравить.

Зеримский снял трубку стоявшего рядом с ним телефона.

– Господин президент.

– Это вы, Виктор?

– Это президент Зеримский. С кем имею честь?

– Это Том Лоренс, – произнес президент США, состроив недоуменную гримасу госсекретарю и руководителю аппарата, которые внимательно слушали разговор по параллельным трубкам.

– Доброе утро. Чем могу быть вам полезен?

– Хочу присоединиться к поздравлениям, которые вы, должно быть, во множестве получаете после столь убедительной победы. Я очень хотел бы, Виктор, поближе познакомиться с вами.

– Тогда вам следует иметь в виду, что по имени ко мне обращается только родная мать.

– Извините, – сказал Лоренс. – Как бы вы хотели, чтоб я к вам обращался?

– Так же, как, по вашему мнению, должен обращаться к вам любой незнакомый человек.

– Попробуйте сменить тон, господин президент, – посоветовал госсекретарь, прикрыв трубку рукой.

– Я надеюсь, в скором времени мы найдем возможность встретиться.

– Я обдумаю ваше предложение, – сказал Зеримский. – Передайте руководителю своего аппарата, чтобы он связался с товарищем Титовым, который отвечает за организацию моих встреч с лидерами иностранных государств.

– Да, конечно, я передам, – сказал Лоренс.

– До свидания, господин президент, – сказал Зеримский.

– До свидания… господин президент, – ответил Лоренс.

Положив трубку, Зеримский обратился к руководителю своей администрации:

– Позвонит Энди Ллойд и пригласит меня в Вашингтон. Примите приглашение.

Титов кивнул.

– Я хочу, – сказал Зеримский, – чтобы Лоренс как можно скорее понял, с кем имеет дело. А начну я с того, что провалю в Сенате его законопроект о разоружении.

Он позволил своим подчиненным немного поаплодировать, а затем жестом прервал овацию:

– Пора обратиться к внутренним проблемам – они для нас гораздо важнее. Я считаю, что наши граждане тоже должны получше узнать своего нового правителя.

Он повернулся к вновь назначенному министру юстиции:

– Где этот киллер, который пытался меня убить?

– В «Крестах», – ответил Шулов.

– Он будет первым, кого мы покараем публично, – сказал Зеримский.

– Но у милиции пока нет доказательств, что он…

– Доказательства должны появиться.

– Понял, господин президент, – сказал новый министр юстиции и нерешительно добавил: – А какой нужен приговор?

– Смертная казнь, конечно, – сказал Зеримский. – По вынесении приговора сообщите прессе, что я лично буду присутствовать на казни.

– А когда казнь? – спросил министр юстиции.

Зеримский полистал органайзер.

– В пятницу в восемь утра.


Через несколько секунд после ухода Болченкова в камеру Коннора вломились три здоровых мужика. Двое из них стащили Коннора с койки и швырнули на стул, на котором недавно восседал Болченков. Они заломили ему руки за спину и надели наручники.

Коннор впервые в жизни увидел опасную бритву. Двое громил пригнули ему голову, а третий ржавым лезвием наголо выбрил его. Еще долго после их ухода по лицу Коннора струилась кровь.

В конце концов Коннор уснул. Он не мог сказать, сколько времени проспал. Следующее воспоминание – его подняли с пола и снова швырнули на стул. Все тот же головорез длинной толстой иглой наколол Коннору на левом запястье номер 12995. При этом он обращался с Коннором так же нежно, как и во время бритья.

Вернувшись в третий раз, тюремщики вытолкали его из камеры в длинный темный коридор. Коннор пытался не думать о том, каковы их дальнейшие планы. В представлении на награждение лейтенанта Фицджеральда Почетной медалью Конгресса говорилось, как бесстрашно лейтенант вел в атаку своих солдат, как спас жизнь другому американскому офицеру и совершил потрясший всех побег из вьетнамского лагеря для военнопленных. Но Коннор-то знал, что бесстрашных людей не бывает. В лагере он продержался год пять месяцев и два дня – но тогда ему было двадцать два, а в двадцать два года кажется, что ты бессмертен.

Когда его вытолкали на улицу, первое, что увидел Коннор в лучах утреннего солнца, была виселица, над возведением которой трудилась команда заключенных. В тюремный двор въехала милицейская машина, и один из громил впихнул его на заднее сиденье. К удивлению Коннора, в автомобиле сидел начальник милиции.

Болченков подался вперед и сказал шоферу:

– Во Дворец правосудия.


Появившись в понедельник в Лэнгли, Джоан Беннетт прямиком направилась в библиотеку. В течение следующих девяти часов ей предстояло изучать пришедшие по электронной почте выжимки из свежих ближневосточных газет. Она выискивала все упоминания о Соединенных Штатах и, если материал казался ей важным, отсылала его начальству на третий этаж. Это была утомительная, отупляющая работа, но Джоан не хотела радовать Гутенберга своей отставкой.

Незадолго до полуночи, когда у Джоан начинался обеденный перерыв, она изучала стамбульскую «Ньюс», единственную в Турции англоязычную газету. Внезапно ей в глаза бросился заголовок: «Киллер идет под суд». В статье говорилось о южноафриканском террористе, представшем перед судом по обвинению в покушении на нового президента России. Эта история не вызвала бы у нее интереса, если бы не карандашный портрет обвиняемого, помещенный в газете в качестве иллюстрации.

Джоан набрала ключевую фразу: «Покушение на Зеримского» и включила режим поиска. Все найденные компьютером статьи сходились в следующем: человек, арестованный на площади Свободы, – нанятый русской мафией южноафриканский киллер по имени Пит де Вилльерс; найденная среди его вещей винтовка идентична винтовке, из которой двумя месяцами ранее был застрелен кандидат в президенты Колумбии Рикардо Гусман.

Джоан точно знала, кого собираются судить в Санкт-Петербурге. Она сняла трубку телефона и набрала номер, который знала наизусть. Прошло некоторое время, прежде чем заспанный голос на другом конце провода спросил: «Кто это?»

Джоан была краткой:

– Мне срочно нужно с тобой повидаться. Это важно. Я буду у тебя через час с небольшим.

Она положила трубку. Несколько секунд спустя еще один человек был разбужен телефонным звонком. Он внимательно выслушал сообщение и сказал:

– Придется сделать это на несколько дней раньше.


Коннор стоял у скамьи подсудимых и разглядывал зал судебных заседаний. Сперва его взгляд остановился на присяжных. Двенадцать честных и добропорядочных граждан? Вряд ли. Никто из них даже не взглянул в его сторону.

Все встали, когда из боковой двери появился человек в длинной черной мантии. Он уселся в большое кресло под портретом изображенного во весь рост президента Зеримского. Со своего места поднялся секретарь суда и по-русски зачитал обвинительное заключение. Коннор едва успевал следить за тем, что происходит. Секретарь сел на свое место, а из-за стола, стоявшего прямо под судейской кафедрой, поднялся мрачный человек и обратился с речью к присяжным.

Держась за лацканы пиджака, прокурор долго описывал события, которые привели к аресту подсудимого. Он рассказал присяжным, как в гостиничном вестибюле среди личных вещей де Вилльерса была обнаружена винтовка, из которой злодей собирался убить их обожаемого президента.

– Тщеславие оказало подсудимому плохую услугу, – заявил прокурор. – На кейсе с оружием были четко обозначены его инициалы.

Свой монолог он закончил так:

– С моей точки зрения, присяжные могут вынести только один вердикт, а суд – только один приговор. – Он кисло улыбнулся судье и сел на место.

Коннор обвел взглядом зал заседаний в поисках того, кого назначили его защитником. Судья кивнул молодому человеку, по внешности – вчерашнему студенту. Тот поднялся и произнес всего одну короткую фразу:

– Мой клиент отказывается от защиты.

Судья обратился к старшине присяжных:

– Господин старшина, каков ваш вердикт?

– Виновен, – ответил старшина и передал судье текст вердикта. При этом он не счел нужным посоветоваться с остальными присяжными.

Судья в первый раз обратил внимание на подсудимого.

– За ваше преступление закон предусматривает лишь один вид наказания. – Он помолчал, бесстрастно глядя на Коннора, и сказал: – Итак, я приговариваю вас к смертной казни через повешение. Приговор будет приведен в исполнение в пятницу в восемь часов утра.

Коннора удивило лишь то, что они будут ждать до пятницы.


Было три часа ночи. Джоан выехала на новеньком «фольксвагене-пассате» с парковки в Лэнгли. Она чувствовала себя ужасно. Ей очень не хотелось сообщать Мэгги о результатах своего расследования. Если в Санкт-Петербурге действительно судят Коннора, нельзя было терять ни минуты.

Она повернула на восток и поехала по аллее Джорджа Вашингтона. Дорога кое-где обледенела, и дорожные службы вовсю трудились, чтобы очистить ее к утреннему часу пик.

Джоан попыталась привести хоть в какой-то порядок свои мысли, но тут ее подрезал большой зеленый грузовик, посыпавший дорогу песком, и поехал перед нею. Она посмотрела в зеркало заднего вида и перестроилась в средний ряд. Грузовик перестроился вслед за ней, заставив ее уйти в крайний левый.

Джоан еще раз посмотрела в зеркало и увидела, что ее быстро нагоняет огромный черный «мерседес». Она прибавила газа, но грузовик тоже поехал быстрее. Ее маленький «пассат» никак не мог набрать достаточной скорости, чтобы его обогнать.

У Джоан не было другого выхода, кроме как продолжать дрейф влево. Она ехала уже почти по разделительной полосе. Она чувствовала, как бешено колотится ее сердце. Неужели грузовик и «мерседес» – заодно? Она попыталась замедлить ход, но сзади наседал «мерседес». Джоан снова нажала педаль газа, но, даже утопив ее в пол, не смогла обогнать грузовик. Она посмотрела в зеркало заднего вида: «мерседес» был совсем близко.

Вдруг кузов грузовика начал подниматься, и из него на дорогу посыпался песок. Инстинктивно Джоан ударила по тормозам. «Пассат» потерял управление, его занесло и выбросило на встречную полосу. Не задержавшись на ней, «пассат» полетел к реке. Ударившись о воду, он несколько секунд оставался на плаву, а потом пошел ко дну. Грузовик вернулся в средний ряд и продолжил движение в сторону Вашингтона. Секундой позже «мерседес» мигнул фарами, обогнал грузовик и умчался прочь.


Когда Коннора запихнули на заднее сиденье, он снова обнаружил там начальника петербургской милиции. Машина тронулась в обратный путь в «Кресты». Коннор не удержался и задал Болченкову вопрос:

– Почему казнь отложили до пятницы?

– Наш любимый президент очень хочет посмотреть, как приговор приведут в исполнение, а до утра пятницы у него просто не нашлось свободных пятнадцати минут.

Коннор криво усмехнулся.

– Рад, что вы наконец заговорили, – сказал Болченков, – поскольку пора объяснить вам, что из сложившейся ситуации есть выход.


После четырех Мэгги смотрела на часы каждые несколько минут. К половине пятого она начала сомневаться, уж не перепутала ли она чего со сна. Джоан никогда не опаздывала. В пять Мэгги позвонила ей домой. Там никто не ответил.

Мэгги нервно расхаживала по кухне. Она была уверена, что Джоан хотела сообщить что-то о Конноре. Очевидно, новость была важной, иначе зачем она стала бы будить ее среди ночи? Может, он с ней связался? Узнала ли она, где он находится? К шести Мэгги поняла: случилось что-то нехорошее. Она включила телевизор, чтобы узнать точное время.

Мэгги уже подумывала, не нарушить ли запрет и не позвонить ли Джоан в Лэнгли, когда на экране появилась бегущая строка:

«Авария на аллее Джорджа Вашингтона. Грузовик и „фольксваген“. Подробности в „Новостях“ в 6.30».

Джоан только что купила новый «фольксваген».

– О Господи! Нет! – произнесла Мэгги вслух.

Она переключилась на пятый канал, где другая телеведущая говорила: «А теперь у нас есть возможность более подробно рассказать об аварии на аллее Джорджа Вашингтона. С места события передает наш специальный корреспондент Лиз Фуллертон».

«Спасибо, Джули. Я стою на разделительной полосе возле того места, где примерно в три пятнадцать утра произошел этот трагический инцидент. За моей спиной вы можете видеть, как работают полицейские водолазы. Они уже установили местонахождение затонувшего „фольксвагена“. Личность водителя пока не установлена».

– Нет, нет, нет! Господи, прошу тебя, только не Джоан!

Мэгги схватила пальто и выбежала на улицу. Она осторожно вывела свою старую «тойоту» на Эйвон-плейс, откуда, прибавив скорость, направилась в сторону аллеи Джорджа Вашингтона.

Если бы Мэгги посмотрела в зеркало заднего вида, она бы увидела, как за ней последовал маленький синий «форд».


– Мистер Джексон, очень любезно с вашей стороны, что вы согласились встретиться со мной еще раз.

Джексона забавляла изысканная вежливость Николая Романова, тем более что она как бы предполагала наличие у него какого-то выбора.

– Рад сообщить вам, что, за исключением одной проблемы, которую еще предстоит решить, все готово для успешного побега вашего коллеги. Осталось только получить согласие господина Фицджеральда. В случае, если он сочтет наши условия неприемлемыми, я ничего не смогу поделать и завтра в восемь утра он будет болтаться в петле. – Романов говорил без эмоций. – Позвольте мне ознакомить вас с нашим планом.

Старик нажал кнопку в подлокотнике кресла, и в комнату вошел Алексей Романов.

– Полагаю, вы знакомы с моим сыном? – спросил Царь. Джексон кивнул, а молодой человек тем временем откинул в сторону гобелен, за которым, как оказалось, стоял большой монитор. На его экране появилось изображение «Крестов». Алексей Романов показал на вход:

– Зеримский прибывает в тюрьму в семь пятьдесят. Кортеж будет состоять из семи автомобилей.

Молодой Романов по минутам изложил план побега. Джексон обратил внимание на то, что его, похоже, не волнует последняя оставшаяся проблема. Закончив, Алексей выключил телевизор, повесил на место гобелен, слегка поклонился отцу и, ни слова не говоря, вышел.

Когда дверь за ним закрылась, старик спросил:

– У вас есть замечания?

– Одно или два, – сказал Джексон. – Во-первых, позвольте мне сказать, что план произвел на меня большое впечатление и у него есть хорошие шансы на успех. Но у вас все еще остается одна проблема.

Романов кивнул.

– А вы можете ее решить? – спросил он.

– Да, – ответил Джексон, – могу.


Болченков почти час посвящал Коннора в детали плана, а затем оставил одного обдумать ответ. Ему не надо было напоминать, что времени мало – через сорок пять минут в «Кресты» приедет Зеримский.

Коннор лежал на койке. Условия были более чем понятны. Но он не был уверен в том, что сможет выполнить взятые на себя обязательства. Если он провалит задание, его убьют. Причем Болченков пообещал, что смерть будет не такой быстрой и легкой, как от руки палача. Милиционер также разъяснил, что по обычаю русской мафии отвечать за невыполнение контракта придется его ближайшим родственникам.

Перед уходом Болченков с циничной усмешкой достал из внутреннего кармана фотографии и передал их Коннору.

– Две прекрасные женщины, – сказал он. – Жаль, если придется укоротить им жизнь. Да еще по причине, о которой они и не подозревают.

Пятнадцать минут спустя дверь камеры снова распахнулась – Болченков зачем-то вернулся. На сей раз он не стал садиться.

– Я вижу, вы все еще затрудняетесь дать ответ, – сказал милиционер. – Возможно, вы решитесь принять наше предложение, если я скажу вам, что ваша бывшая секретарша, к несчастью, попала в автомобильную катастрофу, когда ехала на встречу с вашей женой.

Коннор сел на койке и уставился на Болченкова.

– Откуда вам известно, что Джоан ехала на встречу с моей женой?

– Телефон вашей жены прослушивает не только ЦРУ, – ответил милиционер, прикуривая сигарету. – Похоже, ваша секретарша выяснила, кого мы арестовали на площади Свободы. Можно с уверенностью предположить, что скоро и ваша жена придет к аналогичному выводу. Боюсь, миссис Фицджеральд ждет та же судьба, что и вашу секретаршу.

– Я согласен на условия Романова, но хочу, чтобы в договор был внесен еще один пункт.

Болченков с интересом его выслушал.


– Мистер Гутенберг?

– Да, я у телефона.

– С вами говорит Мэгги Фицджеральд, жена Коннора Фицджеральда, который, как я полагаю, сейчас находится за границей и выполняет ваше задание.

– Впервые слышу это имя.

– Вы были на вечеринке у нас дома, в Джорджтауне, всего пару недель назад.

– Полагаю, вы меня с кем-то путаете.

– Мистер Гутенберг, тогда скажите мне, работала ли когда-либо в Управлении женщина по имени Джоан Беннетт? Или же ее имя тоже стерлось из вашей памяти?

– Чего вы хотите, миссис Фицджеральд?

– А-а, наконец-то я завладела вашим вниманием. Позвольте помочь вам вылечиться от амнезии. Джоан была секретаршей моего мужа. Она погибла по дороге из Лэнгли ко мне.

– Я был искренне опечален известием об аварии, в которую попала мисс Беннетт. Но я не помню, чтобы я когда-либо встречался с мисс Беннетт, не говоря уже о вашем муже.

– Вижу, придется еще немного освежить вашу слабую память, мистер Гутенберг. Вечеринка, на которой вас не было, была заснята моей дочерью на видео. Она хотела сделать отцу сюрприз, подарив ему кассету на Рождество. Могу вас уверить, что на пленке отлично видно, как вы беседуете с Джоан Беннетт. Наш с вами разговор также записывается, и мне кажется, телевизионщики с радостью пустят его в эфир.

Гутенберг помолчал.

– Миссис Фицджеральд, может, нам стоит встретиться? – наконец сказал он.

– Не вижу в этом смысла, мистер Гутенберг. Но, если вы мне скажете, где находится мой муж и когда мне ждать его домой, я отдам вам кассету.

– Мне потребуется некоторое время…

– Конечно, оно вам потребуется, – сказала Мэгги. – Предположим, двое суток? И еще, господин Гутенберг, не надо напрасно тратить время и переворачивать вверх дном мой дом. Кассету вы не найдете. Она спрятана в таком месте, которое даже вы с вашим изощренным умом вычислить не сможете.

– Но… – хотел было возразить Гутенберг.

– Должна также добавить, что вам не стоит поступать со мной так же, как с несчастной Джоан Беннетт. В случае, если я умру при мало-мальски сомнительных обстоятельствах, мои адвокаты незамедлительно передадут копии видеокассеты всем крупнейшим телекомпаниям. Если же я просто исчезну, кассета будет передана на телевидение через неделю. До свидания, мистер Гутенберг.

Мэгги положила трубку и рухнула на кровать.


Приговоренный к смерти отказался от завтрака. Он лежал на кровати, глядя в потолок, и ни на секунду не раскаивался в своем решении. Когда он объяснял причины, по которым это делает, Болченков слушал молча, а уходя из камеры, даже сдержанно кивнул. Начальник милиции в душе восхищался силой духа этого человека.

Узник однажды уже сталкивался со смертью. Во второй раз не было так страшно. Почему он принял решение, которое так тронуло обычно невозмутимого начальника милиции? У него не было времени рассказывать о том, что произошло тогда во Вьетнаме.

Может быть, ему надо было тогда еще встать перед расстрельной командой в той далекой стране. Но он выжил. На этот раз никто в последнюю минуту не придет ему на помощь. Да и менять решение было уже слишком поздно.


Болченков встретил Зеримского у ворот тюрьмы и провел во двор, где должна была состояться казнь. Зеримского забавляло, что он наградил Болченкова орденом Ленина в тот самый день, когда подписал приказ об аресте главаря петербургской мафии, его брата Иосифа.

Болченков остановился у бархатного кресла, которое накануне было реквизировано в Эрмитаже. Президент уселся и принялся нетерпеливо ерзать в ожидании появления смертника. Глянув на стоявшую по другую сторону виселицы толпу, он заметил маленького плачущего мальчика. Он президенту не понравился.

В этот момент из темного коридора на белый свет вышел приговоренный. Он был удивительно спокоен для человека, которому осталось жить всего несколько минут.

Вперед выступил начальник охраны. Он схватил заключенного за левую руку и сверил номер: 12995. Затем, стоя лицом к президенту, зачитал приговор.

Узник тем временем оглядывался по сторонам. Его взгляд остановился на плачущем мальчике. Если бы ему разрешили составить завещание, он бы оставил этому ребенку все свое имущество.

Охранник свернул свиток с приговором и отошел в сторону. Это явилось знаком для двух громил, которые схватили смертника за руки и повели к эшафоту.

Он спокойно прошел мимо президента и дальше к виселице. Помедлив на первой ступени, он взглянул на башню с часами. Без трех минут восемь. Он двадцать восемь лет ждал случая вернуть долг. Теперь, в последнюю минуту, он живо вспомнил все.

Кого-то из пленных надо было показательно расстрелять, и выбор пал на него. Его заместитель вызвался его заменить. Вьетконговский офицер рассмеялся и решил назавтра расстрелять обоих.

Ночью к его постели подошел тот самый лейтенант и сказал, что они должны попытаться бежать. Охраняли лагерь не очень хорошо, поскольку на севере были занятые вьетконговцами джунгли, а на юг на десятки километров простирались непролазные болота. Лейтенант сказал, что лучше подохнуть в болоте, чем дожидаться неизбежного расстрела, и скрылся в ночи. Капитан неохотно последовал за ним.

К концу второго дня он начал жалеть о побеге: умереть от пуль было куда достойнее, чем подохнуть в Богом забытом болоте. Но они с лейтенантом шли одиннадцать дней все дальше и дальше на юг. На двенадцатое утро, когда они добрались до твердой земли, он потерял сознание. Позже он узнал, что лейтенант еще четверо суток тащил его на себе через джунгли.

Полгода спустя он стоял на лужайке перед Белым домом и слушал, как зачитывают написанное им в госпитале представление к награде. Лейтенант Коннор Фицджеральд вышел вперед, и президент вручил ему Почетную медаль Конгресса.

Поднимаясь на виселицу, он подумал о том единственном человеке, который станет его оплакивать. Он предупредил их, чтобы ему ничего не говорили, поскольку, узнав правду, он наверняка порвет контракт и вернется в «Кресты».

– Вы имеете дело с абсолютно порядочным человеком, – объяснял он им. – Поэтому часы должны уже пробить восемь, прежде чем он обнаружит, что его обманули.

С первым ударом по его телу пробежала дрожь.

Со вторым ударом мальчик, который стоял в толпе и плакал, подбежал к подножию виселицы и упал на колени.

С третьим начальник милиции удержал рукой молодого ефрейтора, который хотел было оттащить ребенка от виселицы.

С четвертым приговоренный улыбнулся Сергею, словно это был его единственный сын.

С пятым двое громил толкнули его прямо под болтающуюся веревку.

С шестым палач надел ему на шею петлю. С седьмым смертник посмотрел прямо в глаза президенту России.

С восьмым ударом часов палач потянул за рычаг, и под приговоренным открылся люк.

Когда тело Кристофера Эндрю Джексона повисло в воздухе, Зеримский встал и зааплодировал. Кое-кто из толпы нерешительно присоединился к его аплодисментам.

Через минуту бездыханное тело снесли с эшафота. Сергей помог положить своего друга в грубо сколоченный гроб.

Начальник милиции проводил президента к лимузину, и он выехал из тюремных ворот, прежде чем гроб успели закрыть крышкой. Четверо заключенных подняли тяжелый гроб на плечи и понесли его со двора на кладбище, располагавшееся позади здания тюрьмы. Сергей шел рядом с ними.

Они без всяких церемоний бросили гроб в глубокую яму, которую только что вырыли другие заключенные. Затем без молитвы или хотя бы минуты молчания они закидали могилу комьями земли.

Сергей встал на колени, не зная, как долго ему позволят оставаться рядом с могилой. Через несколько мгновений на плечо мальчику легла чья-то рука. Он поднял голову и увидел начальника милиции. Хороший человек, однажды сказал он Джексону.

– Ты хорошо его знал? – спросил милиционер.

– Да, – ответил Сергей. – Он был моим партнером.

Начальник милиции кивнул.

– Я знаю человека, ради которого он пожертвовал жизнью. Я могу только мечтать, чтобы у меня был такой друг.


– Миссис Фицджеральд не настолько умна, как ей кажется, – сказал Гутенберг.

– С дилетантами это часто случается, – ответила Хелен Декстер. – Значит ли это, что видеокассета уже у вас?

– Нет. Но я знаю, где ее искать. – Гутенберг сделал короткую паузу. – Приблизительно.

– Переходите к делу, – сказала Декстер.

– Миссис Фицджеральд не знает, что на протяжении последнего месяца мы прослушивали ее дом и офис. Кроме того, с тех пор как три недели назад ее муж вылетел из страны, с нее не спускают глаз наши агенты.

– И что вы выяснили?

– Не слишком много, если рассматривать поступившие сведения по отдельности. Но, если сложить их вместе, вырисовывается вот какая картина. Например, после того как миссис Фицджеральд встретилась с Джоан Беннетт, она сделала несколько звонков, в том числе один – на сотовый телефон Криса Джексона.

– Зачем ей было ему звонить? Она же знала, что он ушел из фирмы.

– Они знакомы очень давно. Он и Фицджеральд вместе служили во Вьетнаме. Именно Джексон представил Фицджеральда к медали, и он же привлек его к работе в качестве секретного сотрудника.

– Джексон рассказал ей о вас? – спросила Декстер, не веря собственным ушам.

– Нет. Мы заблокировали его сотовый телефон, как только обнаружили, что он в России. – Гутенберг улыбнулся. – Тем не менее мы можем определить, кто пытался дозвониться ему и кому пытался дозвониться он.

– Означает ли это, что вы знаете, кому Джексон докладывает о своих изысканиях?

– С тех пор как Джексон прилетел в Россию, он набирал только один номер – номер одного кабинета в Белом доме.

– Он звонил нашему другу мистеру Ллойду. Миссис Фицджеральд знает о том, что Джексон напрямую связан с Белым домом?

– Не думаю, – сказал Гутенберг.

Декстер кивнула.

– Следует позаботиться, чтобы она никогда об этом не узнала. Как обстоят дела с видеокассетой?

– Мы бы до сих пор не продвинулись в поисках, если бы не намек, прозвучавший в одном из перехваченных нами телефонных разговоров. Когда миссис Фицджеральд убедилась, что в том автомобиле была Джоан Беннетт, она позвонила дочери в Стэнфорд. Лучше сами послушайте этот разговор.

Он включил магнитофон.

– Привет, Тара. Это мама. Извини, что звоню так рано, но у меня очень печальная новость. Джоан Беннетт погибла в автокатастрофе.

– Джоан погибла? Скажи мне, что это неправда.

– К сожалению, правда. Боюсь, это каким-то образом связано с тем, что Коннор не вернулся домой.

– Да ты что, мам? В конце концов, папы нет всего-то три недели.

– Может, ты и права, я тем не менее понадежнее спрячу видеокассету, которую ты сняла на прощальной вечеринке. Она – единственное доказательство того, что твой отец знаком с Ником Гутенбергом.

Замдиректора остановил пленку.

– Когда через несколько минут миссис Фицджеральд вышла из дому с видеокассетой в руках, наш сотрудник проследовал за ней в университетскую библиотеку. Она села за компьютер на первом этаже, минут через двадцать, распечатав с десяток страниц, спустилась на лифте в отдел аудиовизуальных материалов. Через несколько минут она вышла оттуда уже без кассеты.

– Очевидно, она оставила ее среди других кассет аудиовизуального отдела.

– Видимо, да, – сказал Гутенберг.

– Сколько кассет в университетской библиотеке?

– Более двадцати пяти тысяч.

– Чтобы просмотреть их все, потребуется слишком много времени, – заметила Декстер.

– Это было бы так, если бы миссис Фицджеральд не сделала одну ошибку.

Декстер вопросительно приподняла бровь.

– Когда она вышла из библиотеки, у нее в руках была распечатка. Наш агент видел, как она выбросила ее в контейнер для использованных бумаг. Это был список видеокассет, которые находятся на руках и вряд ли будут возвращены в библиотеку до начала следующего семестра.

– Она, очевидно, оставила кассету в пустой ячейке, где никто ее не обнаружит по крайней мере в ближайшие несколько недель.

– Верно, – подтвердил Гутенберг.

– Сколько кассет было в списке?

– Четыреста семьдесят две, – ответил Гутенберг. – Я отобрал дюжину сотрудников – недавних студентов. В библиотеке они не будут бросаться в глаза. Полагаю, они довольно скоро наткнутся на нужную нам кассету.

– Позвоните мне сразу же, как только она будет у вас. Тогда уже ничто не помешает нам уничтожить… – На столе у Декстер зазвонил красный телефон, и она схватила трубку, прервавшись на полуслове.

– Директор, – произнесла она в трубку и нажала кнопку на своем секундомере. – Когда это произошло?.. А Джексон? Где он? – Выслушав ответ, она положила трубку.

– Я искренне надеюсь, что вам удастся найти видеокассету в течение ближайших сорока восьми часов, – сказала Декстер, глядя через стол на своего заместителя.

– Почему? – спросил Гутенберг, начиная нервничать.

– Эшли Митчелл сказал мне, что сегодня в восемь утра по петербургскому времени Коннор Фицджеральд был повешен, а Джексон только что сел во Франкфурте на самолет, вылетающий в Вашингтон.

Загрузка...