Одиночный забег на выживание

НАЧАЛО

Электричка зашипела дверьми и наконец-то дёрнулась. Откинувшись на сидении, я прислонил голову к окну. Именно это положение, с детства, с той самой поры, когда я, начал самостоятельно ездить в Москву на тренировки, было для меня, наиболее удобным. Возможно, причиной была, прохлада стекла, которая после напряжённой тренировки была особенно приятна. А может, рабочий люд, среди которого часто попадались сердитые, наглые бабки. Им приходилось уступать место и я, частенько притворялся спящим, что, впрочем, редко прокатывало. Бабки своё, брали всегда.

Электричка набирала ход, а я наблюдал, через запотевшее окно, как куда-то, мчались визжа сиренами милицейские машины, скорая, снова менты. Целый день сегодня, я слышал вой сирен. Плевать на них! На всех плевать. Я никому ничего не должен, мне никто ничего не должен. Пригородные электрички, лучшее место для рефлексии, я постепенно проваливался в дрему, а призраки прошлого начинали брать своё.

«Я тебе ничего не должна!», её слова, снова больно резанули душу. Плевать, не я первый, не я последний, как там говорится? Весь мир бардак, все бабы…, ну и далее по тексту, «Плевать!».

Плевать на всё, на неё, на себя, на весь мир, пусть он катится в пропасть. Но последний наш разговор, по садистски упорно продолжал терзать больную голову.

— Некоторые, совершенно не хотят взрослеть! — распекала меня Наташа. — К тому же ты в курсе, как, моя мама, к тебе относится! И сам знаешь почему!

— Не пори горячку зайчонок, всё будет! — парировал я. — С мамой тоже…, наладим!

— Всё будет! Наладим! — передразнила она меня и стала загибать пальцы: — Образования нормального нет! Работы нормальной нет! В двадцать три, многие уже на машинах, а Максимка…?! Всё на электричках…, зайцем! Прошлое темнее некуда! Будущее…, вообще мрак!

— Ну чё ты снова? — скривившись, отмахнулся я, — с работой, тренер почти решил вопрос! Со второго курса могу официально преподавать!

— Да что! Твой! Тренер! — сорвалась на крик она. — Хочешь как он?! Ни кола! Ни двора! Ни машины, ни семьи, ни денег! Так и будет за тебя решать?!

Я чувствовал, начинаю закипать, а Наташу всё больше несло, — Вот закончу универ! — добавив баса, передразнила меня девушка, — буду тренировать пацанов!

— Уймись, прошу! — прошипел я, оглядываясь, случайные прохожие уже косились.

— А то что?! — в тон мне ответила она.

Не желая продолжать, я отвернулся, но она схватила меня за рукав, поворачивая к себе.

— А может, ты…, физруком? В школу собрался?! — презрительно фыркнула она. — Не смеши! На копеечную зарплату и машину не купишь! О квартире…, даже не говорю! А если дети?

— А что дети? — пожал плечами я, — будут дети, будет видно!

— Им представляешь?! Свою, комнату надо! Хочешь…, чтобы они, как ты…? С родителями теснились?! А мордобой твой…, кому нужен? Ладно бы деньги платили, а у тебя? Что ты заработал, за последний бой?! Кроме новых швов?!

— По-моему…, уже говорили на эту тему! — сдавленным от ярости голосом начал я, внезапно для себя, срываясь на крик, — Треньки! СУКА! Не трогай! Сторчался бы! Или спился, как многие здесь! Тебе ли, не знать, как всё было!

— Треньки?! СУКА?! — Наташа перешла на визг, её лицо пылало гневом. — Ты…, попутал меня с кем?!

Я молчал, глядя на неё и понимая, что перешёл грань!

— Так, ЧТО…?! МНЕ…?! От ТВОИХ, тренировок?! — Неожиданно спокойно, даже отстранённо спросила она, глядя мне в глаза: — Ни тепло! Ни холодно! Мышцы поверь, не главное! Сейчас, всё решают деньги! Их платят на хорошей работе, ещё лучше бизнес! А у тебя…! Перспектив нет!

— Солнышко, извини, сорвáло! — испугался я, внезапной догадке, и пытаясь уйти от темы, продолжил нести чушь, — у тебя головушка своя есть! Что ты как мать заговорила? Она ж, с самого начала ко мне цеплялась!

— Маму мою…, не трогай! Ты знаешь, почему она к тебе так относится, — ледяным тоном, осадила меня Наташа. — Ты каким был, таким и остался! Всё веришь в прекрасное далёко!

Я стоял ни жив ни мёртв, понимая, куда ведёт наша беседа, а моя ненаглядная, продолжала гвоздями в крышку гроба, вбивать слова:

— Думаешь, сейчас потерплю, — презрительно скривилась она, — а потом что-то случится?! Или, само завертится? Замучу чё нить, вот и все твои планы на жизнь, Белкин!

Дальше мы наговорили гадостей друг другу и разбежались, а в мае, она выходит замуж. Тоскливо то как! Я смотрел на очередную вереницу мчащихся с сиренами машин, всего три месяца назад расстались, а она уже замуж! Быстро же, она нашла! Получается почти сразу, ей предложение сделали. А может, нашла раньше, просто меня за нос водила. Я вспомнил, как поколотил доброжелателя, который рассказал, будто видел, что её до подъезда, на внедорожнике подвезли! И как дурак, решил, что просто слухи распускает, хотя накой ему, эти слухи?

Прошло полчаса, электричка остановилась, и я, погруженный в своё поплёлся к дому. Странно, народу почти нет, хотя в это время в вагоне не протолкнуться, в столице сирены не смолкали, а здесь тихо, людей, непривычно мало, и маршрутка на остановке всего одна.

Магазинчик возле станции работал и, плюнув на всё, я решил, что он бутылки водки вреда сегодня не будет, откровенно хотелось нажраться и плевать, что завтра на работу с больной головой, до вечера пройдёт, а на трене оклемаюсь.

В магазине, непривычно пустом, продавщица полная женщина средних лет, нервно всматривавшаяся в подвешенный на кронштейне телевизор, заметив меня, заулыбалась.

— Здрасть тёть Тань! — поприветствовал я её и по-простецки добавил, — Чё интересного кажут?

— Салют Максим! Это ты из Москвы приехал, вот и скажи, что там, а то непонятно, что творится. — пожала продавщица пухлыми плечами, — Толи беспорядки какие-то, а может бунт, говорят, уже даже стреляют.

— Вот оно что? — хмыкнул я, — Всё думал, что менты с ног сбились? Может…, болельщики опять бузят? Но, если честно…, не знаю! Я с водилой товар по магазинам развозил, центр перекрыт и соваться не стали. Так, по нескольким районам проехались и забили, а я, пока разгружал, вымотался так, что даже на тренировку не поехал.

— А ко мне снова за бутылкой? — укорила она меня, — Вот не пойму я Максим, ты говоришь, что тренируешься, а пьёшь при этом почти ежедневно, разве можно так?

— Если нельзя, но очень хочется, то можно! — вставив банальность и даже немного смутившись от этого, я неожиданно для себя начал оправдываться: — Девушка моя…, бывшая, замуж скоро выходит! Вроде расстались недавно…, думал, помиримся, а она уже нашла себе.

— А-а, понятно, дела сердечные! — покачав головой, сочувственно усмехнулась продавщица.

— Ну, типа того, — заливаясь краской, от осознания, что жалуюсь на жизнь, постороннему человеку, опустил голову я.

— Но, ты всё равно, попридержи коней, какие твои годы? — приободрила она меня, — Поверь взрослой тётке, баб полно, будут и другие. А вот спиться, недолго!

— Я чуть-чуть, тёть Тань! — хотя было очень стыдно, я решил, сегодня обязательно напьюсь и, пытаясь сменить тему, продолжил о творившемся в столице безобразии: — А сегодня и правда, день какой-то странный, все дёрганные, менты и скорая, как взбесились! Водила тоже в шоке был!

— Действительно, странно! Вроде люди с работы должны ехать, — задумчиво произнесла женщина, глядя в экран телевизора.

— Как по мне, так и всегда бы так…, полдня отработал и домой! — Нарочито бодро, гоня тоску, продолжил я, когда по телевизору началась реклама и продавщица снова переключилась на меня.

— Ладно, Максим, брать, что будешь? — я секунду мялся, но решил, что покупать водку, всё же не стоит, заказал четвертину коньяка, и цена в норме, и не нажрусь, расплатившись я, привычным маршрутом, поплёлся к дому.

На детской площадке возле Наташкиного дома я присел на качели, откупорил бутылку, пригубил, содрогнулся подумав:

«Дрянь конь, дешёвка!»

Глядя на зашторенные окна её квартиры, я, маленькими глотками, не спеша начал прихлёбывать, невесело размышляя о своём.

Возле дверей, почти подперев их, наплевав на все правила, стоял подержанный «Лэнд-Крузер».

«Вот сука! — подумал я, — Дверь почти заблокировал, и пофиг ему, на всех! А если с колясками пойдут?»

Так и сидел, глядя на внедорожник, как на воплощённый в металле, признак чьего-то успеха. Мысли текли неторопливо и, в основном, крутились вокруг серебристой иномарки перед подъездом.

«А не купить ли в магазине, сметаны или йогурта, чтобы вылив на лобовуху, проучить наглеца или, это слишком мелко? Но, как минимум нужно дождаться и высказать ему всё», — коньячок давал о себе знать, хотелось скандала, драки, да чего угодно, только бы тоску унять. Размышляя, я не услышал, как запищал домофон, открылась дверь, и лишь когда услышал знакомый голос, тихо, но крайне раздражённо, бросивший:

— ****ь, снова он! Гена, ну пожалуйста, не нужно, только не сейчас? — я поднял, помутневшие от залитого пойла глаза и уставился на неё.

«Как всегда!» — подумал я, глядя на девушку, на её утончённо-породистое лицо с безупречным макияжем, на светлые, забранные в хвост волосы, ниспадающие на ровную по-королевски прямую спину. Взглядом отметив, непривычный для красавицы наряд:

«Она, что?! В кроссовках и спортивном костюме, всегда ж на каблуках была?»

Моя бывшая, в компании, одетого в коричневую кожаную куртку, коротко стриженого парня, со спортивным баулом через плечо, подошли к возмутившему меня внедорожнику. Оба старательно делали вид, что меня не замечают, он закинул сумку в багажник, а девушка подошла к пассажирской двери.

— Ну, привет! Быстро ты, замену нашла! — Зло бросил я, но голос дал петуха и получилось как у дешёвого бандита из детских мультиков.

Вздрогнув, Наташа обернулась:

— Что тебе нужно? — нервно спросила девушка, явно не ожидавшая, меня здесь увидеть сегодня, посреди рабочего дня, а парень, коротко взглянув, решительно направился в мою сторону.

Я подобрался, чувствуя мощную струю адреналина, и закипающую в крови старую, задавленную очень давно ярость, ту самую, которая перевернула мою жизнь и теперь, разбуженная ситуацией, алкоголем и чёрт знает чем, вновь начала брать верх.

«Как же всё сложилось удачно, сам пошёл! Сам нарвался! — злорадно предвкушая, думал я, глядя на приближающегося парня. — Здоровенный какой, уверен в себе, но большой шкаф…»

В предвкушении драки я поднялся навстречу. Рука сама нащупала в кармане нож, но…

«Это точно лишнее!» — пронеслось в голове, я вытащил руку, оставив оружие в покое. Показалось, что движение, было понятно здоровяку, он даже удивлённо хмыкнул, артистично подняв бровь, мол, — «Ты… уверен?»

— Гена, не надо! — подбежав, Наташа схватила его за рукав, — Что вы как маленькие?! Максим, ты действительно дурак?! — почти плача спросила она, продолжая висеть на руке парня и переводя испуганный взгляд с меня на него.

— Гена, а может…, надо?! — поддел я, но он лишь ухмыльнулся.

— В другой раз! Змеёныш. — Бросил парень, отводя девушку к машине. Затем, продолжая гвоздить меня колючим взглядом, усадил её, а сам запрыгнул за руль.

Взрыкнув, мощным мотором, скорее для эффекта, внедорожник сдал назад, развернулся и выехал на дорогу. А я, как дурак, орал им вслед, надеясь, что Гена оскорбится и вернётся спросить за слова, которые в запале кричал я.

Окно второго этажа, то самое, в которое, ещё недавно, я швырял маленькие камушки, чтобы избежать, встречи с её матерью распахнулось. Моя несостоявшаяся тёща, высокая, статная, весьма неплохо сохранившаяся для своих пятидесяти с гаком лет дама, с брезгливым сочувствием смотрела на меня.

— Некоторые люди, не хотят меняться! — безукоризненно выдерживая паузы, как всегда, спокойно, покровительственно начала она, — А когда что-то происходит, думают, что все вокруг ополчились против них, так ведь, Максим?

Я стоял, задрав голову, и смотрел на неё, всё как обычно, в основном именно так мы общались последний год, через окно, а до этого несколько лет в школе, где она была завучем. Наши разговоры всегда проходили именно так, я стоял, смотря на неё снизу вверх, слушал, кивал или мотал головой.

На языке вертелись гадости, но почему-то так и не сорвались, а она продолжала:

— Я тебе уже говорила, что моя Наташа, не твой вариант и расстроить им с Геной свадьбу я не позволю! И ты ЗНАЕШЬ! — выделила она последнее слово, — Что я, могу устроить тебе райскую жизнь! Надеюсь, ты меня понимаешь?! Хотя…, на данный момент, тебе даже чудо не поможет. Видит бог Максим, я к тебе хорошо относилась, пока ты с Наташей не начал встречаться.

— Вот только лечить не надо! — крикнул я, — Поздно уже!

Но вредная тётка и не подумала меня слушать, — Я уверена, что она, назло мне это делала, а сейчас, слава Богу, одумалась! Завтра она улетит, очень далеко, и ты неспособен этому помешать!

— Чё, радуетесь? Наверное, нормально теперь заживёте? — крикнул я, но внезапно, она впервые на моей памяти сникла и лишь пару секунд помолчав, ответила.

— Никто, больше нормально жить не будет! — Я удивлённо уставился на неё, эта женщина, всегда уверенная, жёсткая, властная, дала слабину. Она же, тем временем продолжила, — Максим, прими, пожалуйста, совет! Собирайся…, и уезжай… как можно дальше!

Мне, затуманенному алкоголем и адреналином, показалось, что это угроза:

— А то чё будет? — с вызовом бросил я. Но она, только покачала головой и, слегка скривив рот, печально улыбнулась и продолжила:

— Что ж Максим, горбатого могила исправит! Ты, конечно, можешь не слушать советы умных людей! Но, творится что-то странное! — она немного задумалась, — И страшное! Не знаю, что конкретно, но умные люди уже пакуют вещи, а компетентные…! — она помолчала, будто раздумывая, — Впрочем, неважно. Наташа с Геной, ночью улетят за Урал, к его партнёру по бизнесу!

Я глазел на неё, пытаясь осознать услышанное, а «тёщенька» продолжала:

— А вскоре и я, с Алексеем Степановичем, к ним присоединимся. И ты уезжай, подальше от Москвы, куда хочешь, нас всё равно, больше никогда не увидишь! И если…, мозги тебе ещё не все выбили, к моему совету прислушаешься! — я открыл рот в попытке что-то крикнуть в ответ, но она уже захлопнула окно.

Ничего не понимая, я стоял и пялился, как колышется тюль за стеклом. А ведь и впрямь, творится сегодня действительно чёрт-те что! Менты, скорая, мигалки везде, как с ума посходили. Но мне до этого что? Да нет мне никакого дела, что там, за проблемы у ментов.

Злой как чёрт, ничего не понимая, я поплёлся в пустую, после смерти матери, холодную однушку. Так и не ставшую приютом для новой ячейки общества…

По дороге завернул в ларёк, взять ещё бутылочку, мысль нажраться не отпускала. Но магазинчик, как ни странно, был уже закрыт. Возвращаться к станции не хотелось и я поплёлся домой по прямой как палка улице. Походя, злобно пиная всё, что попадалось на пути. От моих ног досталось и лежащим тут и там окуркам, и мелким ледышкам, которые трудолюбивые дворники раскидали по тротуару, раздолбив слежавшиеся до каменной тверди кучки, не успевшего растаять снега. Редкие прохожие предусмотрительно переходили на другую сторону улицы. Освобождая дорогу незрелому дурню, который, с диковатым видом, смотрел на них, явно выискивая повод для ссоры. Пройти оставалось буквально два дома, но…

— Владимирский централ, ветер северный! — донёсся, усиленный колонками, голос покойного шансонье и я, свернул в сторону, стоящих немного на отшибе гаражей-ракушек.

— Этапом из Твери, зла немерено! — вторили Кругу несколько пьяных голосов.

Я поймал себя на том, что мысленно напеваю слова, «Лежит на сердце, тяжкий груз!».

Так, вторя блатному шлягеру, я, вроде бы случайно, поравнялся с одной из «ракушек». Ворота были сдвинуты вверх, а внутри, гульбанили несколько, побитых жизнью мужиков, сидящих, за сервированным по-босяцки столиком.

— Владимирский централ, ветер…

— Опа-на?! — перебивая колонку загундосил обернувшийся ко мне парень, до этого яростно махавший картонкой, раздувая импровизированный мангал. — Какие люди?! Белыч! Давай к нам, посидим, попразднуем?!

— Не мужское это дело, давать! — гнусавя, в тон собеседнику, ответил я, подходя и протягивая руку. — Здоров бродяга! Давно откинулся?

— Здоровей видали! — хлопнул меня по ладони Павлик Волков. — На днях! Пацаны поляну накрыли! Водку будешь или на спорте?

— И на спорте, — решительно заявил я, — и водку буду!

В иной день прошёл бы мимо. Волкова я не любил, было за что, да… и он меня тоже, но то, дела давние. А сегодня, видно так карты легли, мне просто было похер!

— Пацаны! — крикнул Волков, — Штрафную, моему корешу! — снова принимаясь размахивать картонкой над мангалом.

«Пацаны», четыре, немного знакомых мне мужика «с района», в возрасте сорок плюс, налили в пластиковый стакан какой-то сивухи. Чокнулись, опрокинули, занюхали, кто-то запил. На столе джентльменский набор — квашеная капуста, огурцы из «Пятёрочки», чёрный хлеб и корейская морковка. Поначалу попеняли мне немного, после того как я, в силу возраста, воспитания и привычки, упорно обращался к «пацанам» на вы. Перешёл на ты и пошла пьянка.

Старенький «двухкассетник» радовал округу песней, а я, сидя в малознакомой компании, продолжал напиваться, как и хотел.

— Не по масти я тебе! — фальшиво подвывая, подошёл Волков, с порцией немного подгорелых на решётке окорочков, — Ща ещё пара корефанов подтянуца!

— Брось тре-епаться о-о су-удьбееее…

Кассету зажевало. Хозяин ракушки, представившийся Толиком, выругался и принялся её выковыривать. Ну а остальные, продолжили набираться дешёвой водкой.

Спустя полчаса, с улицы, свернула к гаражам старенькая нексия, с «колхозным» ксеноном и громким «Тынц-Тынц!» усиленным сабвуфером. Машинка прижалась, вплотную к воротам «ракушки», ослепив ярким светом всех участников попойки и заставив прикрыть глаза руками.

— О, вот и пацаны! — обрадовался Волков, — Ща вообще, всё будет!

— Гаси! — махнул Толик водителю, но тот сделал громче музыку и врубил дальний свет.

— Гаси на хуй! — заорал Толик, схватив какую-то железку, — Разъебу, на хуй!

Фары наконец потухли, музыка стихла, а из машины вывалился водитель — невысокий, худой парень. Одетый в спортивный костюм, явно с «черкизона». Пританцовывая, словно в его голове до сих пор играла музыка, он как на шарнирах подошёл к столу, протягивая руку.

— Вячеслав! — представился мне парень, затем, поочерёдно перездоровался со всеми остальными.

— Слива, — отрекомендовал его Павлик, но заметив, как недовольно засопел парень, хохотнул и сдал назад, — да ладно, Слава… Слава, успокойся!

— Волчёк, задрали уже! — задиристо ответил тот, — Когда-нибудь не выдержу, переебу внатуре!

— Нормуль? — многозначительно приподнял бровь Волков, — Почитать[2] взяли?

— А то! — заржал Слава, — Только бээфник[3] твой, походу уже втёртый! Такую дичь несёт!

— Странно, он вроде, по синей движке? — удивился Волков, затем отмахнулся, — Да и шут с ним. «Беда» у тебя?

— Держи, — Вячеслав передал Павлику небольшой пакетик и махнул в сторону машины, — и этого вытаскивай, заманал, сил нет! Пока не прикемарил, пургу гнал, типа — Караул! Психи! В метро стреляют! Кусаются… — заржал он, — писец в натуре!

— Ништяк! — гоготнул Волков, подходя к машине, — Белыч, я этого борова один не вытащу!

Я поднялся и пошёл помогать Павлику. Спящий в «нексии» мужик и правда оказался крупный, под центнер, наверное, помимо этого, был чертовски грязен и к тому же в стельку пьян! Пока тащили, дядя проснулся и натурально попытался сопротивляться, истерично визжа и неся всякую ахинею. Орал, будто мы его на бойню тащим, кто-то, из окна соседнего дома даже пригрозил милицию вызвать, если не угомонимся. Но был грубо послан и успокоился сам.

Кое-как выковыряв наконец-то пришедшего в себя пьянчугу из салона и, усадив за стол, налили ему водки. Тот дрожащими руками, вцепившись в стаканчик, подтянул его ко рту и мелкими, нервными глотками выпил затем, обвёл нас осоловелым взглядом.

— Короче, пацаны, я эту херню, всю дорогу слушал! — сказал Слава, подходя к водительской двери, — Я пока тачку загоню, а вы… наслаждайтесь! — он хихикнул и продолжил, — Волчара, без меня не взрывай!

— Только не тяни! Здесь взорвём[4], а на хате поправимся[5]! — ответил Павлик и с ухмылкой обернулся к мужику:

— Ну, Вася, порадуй историей!

Вася порадовал. История оказалась, замечательная.

Утром они с Шилом ехали в Кузьминки, где на одной хате, подвязались сделать ремонт. С собой жратва на день, бухлишко, децл гашика. Короче, всё как обычно. До Выхино доехали нормально, сели в метро… и понеслось! Как только, поезд тронулся от Рязанского проспекта, надолго встали в тоннеле. Машинист вначале успокаивал, мол, всё в порядке ждите, ему уже тогда, полную жопу огурцов напихали, все ж опаздывают! Когда, наконец тронулись, объявил, что Кузьминки по техническим причинам, проедем без остановки. Ну, а народ у нас сами знаете…, короче на Кузьме стоп-кран сорвали, двери разжали и на выход!

Дойдя до этого момента, мужик, которого действительно звали Василием, зябко задрожал замолчав. Ему плеснули водки и, влив стакан, он продолжил.

На станции народищу, тьма. Мы из вагона, а со станции, наоборот, в вагон, чуть не по головам, орут! Васю с Шилом, обратно в вагон просто внесли. Кто-то по головам, на крышу полез, короче, драка жесть. Машинист, что-то визжа на всю станцию, поезд рывком погнал, даже двери не закрыл, только, не зайдя в тоннель и наполовину, остановился. Вася, бывший с похмела, ничего не понял поначалу, они с Шилом даже ржали, у них-то, график свободный, аванс уплачен, никто особо не торопит. А затем, когда народ ломанулся на выход…, вот тут они и прифигели! На залитом кровью перроне, некоторые пассажиры кидались на всех подряд, кусались, а если удавалось повалить, тут же начинали жрать, прямо живьём. Да ещё и крикнул кто-то, что мусора выход перекрывают. Куда там, половина уже разбежалась. Хотели тоже прорываться, но услышали стрельбу и Шило вспомнил, что до Выхино, перегон по улице. Вот и дёрнули через тоннель. Там ещё несколько поездов стояло. А народ на рельсы не вылез ещё. Так и свинтили оттуда. Слышали, что потом менты, отлавливали всех, кто из метро вышел. А они с Шилом успели под шумок. Переждали в хате ремонтируемой, на работу, конечно забили… бухали. А по телеку вообще ничего не сказали.

— Шило, короче там остался. Шмару какую-то вызвонил, а я…, не в настроении что-то! Позвонил Сливе, чёрту безотказному. Вот… как-то так! — закончил Вася и облизал сбитую костяшку на кулаке.

— А это где? — спросил я, кивая на рассаженный кулак.

— Да пока тачку ждал, доходяга обсаженный, из кустов выполз! Весь в крови, воняет, как будто в говне каком-то искупался и ко мне, прикинь?! Тут Слива подъезжает, а это чучело с четверенек встало и, клешнёй грязной, в плечо вцепилось! Ну, я развернулся и въебал левой, так что зуб в пальце остался! — усмехнулся окончательно пришедший в себя Василий, показав пудового вида кулак, со свежей раной и продолжил: — А этот доходяга, прикинь, вставать начал, я подумал, да ну нах, связываться! В тачку прыгнул и уехал!

— Водкой залей! — покачав головой, дал я совет, — Не дай бог загниёт!

Василий посмотрел на меня так, будто только что заметил:

— Без обид братан! Чё-то не припомню тебя?

— Нормалёк Вась! — ответил за меня Волков, подмигнув Василию, — Это Белка! Старый мой корешь! Тоже… типо боксёр!

— А! Ну будем знакомы, Белка! — пробасил Василий, с ухмылкой протягивая, мясистую ладонь. Тон громилы, как и школьная погремуха, покоробили, но ссориться, я уже не хотел. Ведь это означало бы конец застолья, а мне наконец-то стало хорошо.

— Белыч или Макс! — глядя ему в глаза, сказал я, протягивая свою.

— Ну ладно! — ещё шире растянул он рот, удерживая и сжимая мою руку, будто пробуя на прочность кости. — Как скажешь… Белыч!

Разлили, выпили за знакомство, и гульба продолжилась. Временами, я ловил на себе липкие взгляды Василия. Краем глаз, замечая, как он рассматривает меня. Но стоило мне повернуть голову, как тот либо подмигивал, эдак, свысока. Или, растягивал ухмылку по всей широкой роже, нехотя отводя глаза. Вроде и нет в этом ничего, обычный пьяный мудила, но я…, я начал нервничать и злиться. «А что это Вы так на меня смотрите, отец родной? На мне узоров нету и цветы не растут!», вспомнилась крылатая фраза. Я заржал и, дабы не смущать присутствующих, начавших коситься на беспричинное веселье, поспешил прогуляться за гаражи. Облегчиться, успокоиться и нервы в порядок привести.

Когда я, вернулся, сидевший на перевёрнутом ведре, спиной к входу здоровяк, скручивал пробку с очередной бутылки.

— Ну, что водку греть, наливаю? — потянулся он к стаканам, но заметив меня замер, вперив помутневший взор:

— Есть суки, что жмут нам руки! Найдутся и бляди, что подло, подходят сзади! — подмигнув сказал Василий и жёстко, глядя в глаза, продолжил:

— Так это ты Волчка в детстве выпотрошил?

Меня как ледяной водой обдало, от развесёлого, пьяного настроения, не осталось и следа.

— А это ты у него спроси? — сдавленным голосом ответил я. Отступая спиной из ракушки и замечая, как вытянулось лицо Анатолия, как удивлённо замолчали мужики, а Волков растянул мерзкую, предвкушающую зрелище ухмылочку.

Вася насупился, облизывая кулак:

— А я у тебя спрашиваю!

— Пацаны, харе! — Вмешался Толик, — Или идите нахер из гаража!

— Да ладно, — вступил смутно знакомый мужик, из тех, кого вроде знаешь, киваешь при встрече, а, как зовут, не помнишь и спросить стесняешься, — старая история, всем известна.

Он указал на Волкова зажатым в руке огурцом: — Они Максима, толпой зажали, толи из-за бабы, прости господи, толи хер его знает! Ну а он, — огурец на меня, — нож достал!

— А чё, без «пера» очко сыграло? — ещё больше набычился Вася, разминая шею, — Пошли, потрещим «типо-боксёр»!

— Ну, пошли! — прошипел я, вставая. Меня душило холодное бешенство. Разбуженное ситуацией, алкоголем, компанией, Геной и хрен его знает, чем ещё, но так и не нашедшее выхода. — Только ты терпилу потом не врубай! Клоун жирный!

— Чё бля?! — с рёвом, достойным носорога, Василий ринулся в атаку, его правый кулачище, по размашистой дуге пролетел над моей головой. Я едва успел, уйти нырком, ему за спину! «Быстрый жирный клоун!» подумал я, разрывая дистанцию, когда громила развернувшись атаковал левым боковым.

— Чё так и будешь бегать? — криво ухмыльнулся мой противник, облизывая ранку на кулаке, его глаза странно блестели, — Ну, давай! Один хер поймаю!

Играя на публику, он принял боксёрскую стойку, а-ля «Шерлок Холмс» из известного фильма и мелкими шажками приблизился ко мне.

Его левый прямой, я сбил правой ладонью, заставляя провалиться немного придерживая и уводя вниз, одновременно вышагивая правой ногой по диагонали вперёд вправо. Левой рукой накрыл и, почти ласково, придержал мощный загривок, а затем… как на тренировке, засадил левое колено в накачанную алкоголем печень. Василий молча сложился в позе эмбриона.

— Никуя себе! — выронил папиросу изо рта Толик.

— Это, что такое? — раздался со стороны ближайшего дома, визгливый женский окрик, — Сейчас милицию вызову!

— Да ладно тёть Нин! — закричал Волков, толстой тётке, высовывающейся в открытое окно, — Они оба спортсмены, вот, по-дружески побуцкались!

— Павлик?! — снова завелась «циркулярка» из окна, — Не успел освободиться… обратно захотел?! Пожалей мать!

— Да иди ты нахер! — тихо, что бы слышали только мы, отмахнулся Волков и кивнул на корчащегося громилу, — Чё с ним? Нормально будет?

— Да ничего не будет, — ярость схлынула, как молния в громоотвод, — отдохнёт немного, да и всё, давай только его в ракушку затащим, а то лежит у всех на виду.

Под недовольное ворчание Толика мы с Павликом устроили корчащегося Василия в дальнем углу гаража, где он и уснул несколько минут спустя.

Не успели разлить по новой, как вернулся Славик.

— Чё здесь? Сука, опять всё пропустил! — разочаровано сказал парень, присаживаясь возле Васи, — Пацаны, а у него походу температура!

— Сли…кхе-кхе… ава! — глумливо закашлялся Волков — Забей! В прямом… и переносном! Будешь? — подмигнул он мне. Я отрицательно покачал головой.

— Пацаны! Надо бы сбегать! — вмешался Толик, разливая по стаканчикам остатки последней бутылки, — Слав, не в службу…

— Толян, Славик занят! — указал Волков на набивающего беломорину парня.

— Охренели?! — возмутился Анатолий, — Не здесь же… валите за гаражи!

— Нормально будет! Не кипишуй! — заканчивая, трамбовать косяк вмешался Слава, — Не спáлим!

— Белыч? — положил мне руку на плечо, пьяненький, Павлик, — Без обид братан?

— Ты о чём, братуха? — не понял я, протягивая ему последний стакан.

— Нам «поправиться» надо! Если не впадлу… для пацанов? — пьяно подмигнул Павлик, опрокидывая стакан, — За бухлишком прогуляться.

— Да не вопрос! — легко согласился я, сам желая пройтись, — Только у станции уже закрыто.

— Всё будет, если СЭМом[6] не побрезгуешь! — многозначительно сказал Волков и окликнул, пузатого мужика, что-то обсуждающего с собутыльниками, — Арбуз! С Белычем, до твоей сгоняйте? Не в службу!

Идти было недалеко для меня, но далековато для пьяненького Арбуза который всю дорогу развлекал меня разговором. Как оказалось, звали его Арсений Кириллович Бузьмин, прозвище поначалу звучало АрКеБуз. Он его придумал сам себе, ещё в школе, но одноклассники быстро сократили до нынешнего, с чем Арбуз и смирился. Работает токарем, жена сидит дома, гонит потрясающий самогон, двое близнецов отдают Родине воинский долг.

— А служат где? — спросил я, для поддержания разговора.

— Да тут, недалеко, — немного замявшись, ответил он, а затем начал оправдываться, — Понимаешь, была возможность поближе их пристроить, я и согласился! А чё? Служат рядом, сейчас почти каждые выходные дома.

— Слушай Сень, ты вроде как стыдишься? — я удивился тональности его речи, — Пристроил поближе? Красавчик!

— Да понимаешь, такое дело, — ещё больше засмущался он, — они в дивизии[7] служат, менты короче, на краповый сдавать хотят!

— Не вижу проблем! — ответил я, — Ещё раз говорю…, пристроил молодец, не в «стройшаре»[8], лопатой машут! Да что уж…, я б и сам там послужил!

Немного прошлись молча, каждый думал о своём. Арбуз прикурил и продолжил:

— У нас тут, сам знаешь…, каждый второй! Кто не по народной[9], тот по хулиганке сидел!

— Тебе то что? — я даже возмутился немного, — Нормально парней воспитал, не сторчались, не сидят, Отчизне служат, гордись!

— А сам служил? — переключился на меня Арсений — Или…?

— Или! Студент, МИФКиС,[10] — ответил я и пояснил, — физкультурный короче! Когда окончу, почти двадцать семь будет! А так… кроме стройбата служить никуда не взяли бы!

— Ты о той истории давней? — осторожно поинтересовался Арсений.

— Нашёл, что вспомнить! — сделал вид, что не понял подоплёки вопроса я.

— Я то, сам, только по слухам, их много ходило! — продолжил Арбуз, — Парни мои, за тебя болели! Это только бабки местные те, что с Риткой хороводятся, за сынка её переживали! Если не секрет…, поведай, из первых уст?

— Да какой секрет! — я не видел причин, что-то скрывать, перед этим простым мужиком, сумевшим достойно воспитать сыновей, — Нам с Волчком по шестнадцать было тогда, мозгов нет, одни гормоны! Короче, я с девчонкой одной гулял, у Шила отбил. А Волчёк за этого мудака подписался. Подкараулили впятером, предъявили. Правда при ней не тронули, не по понятиям тогда было. Пообещали встретить, когда её домой отведу, побазарить. Я за неделю до этого, на Москве[11] неудачно выступил… ребро треснуло, ходил, дышать боялся. Вот и взял нож, попугать…, да вот пришлось резать!

— А чё, побазарить не пробовал? — в вопросе Арсения не было осуждения, простое любопытство и я ответил:

— Они не стали… толпой с ног сбили и пошла потеха! Я подниматься, а мне нога в голову, короче, сотряс получил! Потом прыгать начали, да так, что ребро доломали и оно в лёгкое воткнулось! Я, когда кровью захаркал — понял всё, пиздец! А им, пидорам, всё мало, так и метелили, пока не отключился. Все пересрали, думали что убили, я когда очнулся, они решали куда тело прятать. Когда сообразили, что жив, начали на «понял» брать…

— Извини Макс, не силён в этих терминах, — перебив, попросил уточнить Арбуз, — имеешь ввиду, что предлагали согласиться, будто бы сам виноват и претензий нет?

— Ага, типа того — «ну ты понял»?! — невесело усмехаясь, изобразил я речь отморозков, — Короче подняли и на «понял» берут, а я блюю и кровью кашляю… и прямо на Волчка всё!

— Ух ты ж! — представляя картину, натурально ужаснулся Арсений, — А он?

— А он, за шмотки изгаженые, «счётчик» включил, а чтобы я согласился быстрее, они меня заново пинать начали… тут я нож и достал!

— Охереть! — выдавил Арсений, — Волчёк гнал иначе, он…

— А то, я не в курсе! — перебил я Арсения, — Но, к его печали, там с самого начала свидетели были! Сами зассали подойти, но, спасибо хоть ментов вызвали! Когда наряд приехал, Шило с компанией меня уже в кому отправили! Сначала гнали, что типа я, Волкова порезал, а они уже после, меня за это бить начали! Только, спасибо добрым людям, молчать не стали, рассказали в цвете всю драму! В двух актах, как в театре и Волчёк прима! Его матушка, когда поняла, что сынуля тоже накуролесил, подсуетилась и всё почти замяли! Только об этом, уже передачу сняли, «Волк в шкуре жертвы». Короче шум был, а суда… почти нет!

— Это как, — удивился Арбуз, прикуривая, — пальчиком погрозили?

— Вроде того! — невесело хмыкнул я, отказываясь от протянутой пачки, — Волчку с Шилом по быстрому условки! Остальных на учёт! А я ещё полгода по больницам, за это время пресса поутихла и всё замяли! Они тоже ворошить не стали, там пересмотр мог быть и реальный срок!

Некоторое время мы прошагали молча. Арбуз курил, я пинал ледышку, каждый думал о своём. Арсений наверное о сыновьях, а я о том, что пока я лежал в больнице, от инсульта скоропостижно скончался отец. Он, навестил меня, сказал, что гордится и всё будет хорошо, казался энергичным, собирался бороться за меня. А после выхода передачи в эфир, его не стало.

Арсений раздавил окурок и остановился указывая на дверь подъезда девятиэтажки:

— Пришли! Подымешься?

Ледышка, после особенно сильного пинка улетела в снег:

— А? Не…, извини, здесь подышу…, что-то накрыло меня! — соврал я, на самом деле продолжая думать о том, как могло всё сложиться, не возьми тогда с собой нож.

Но мысль была только одна: «Забили бы…, насмерть!»

Арбуз вышел минут через пятнадцать, с пакетом из ближайшей «Пятёрочки», в котором, судя по звуку, позвякивали минимум три поллитровки.

— Макс! Вот это… — горделиво поднял он свою ношу, — напиток богов, а не та дрянь, которую сегодня хлестали! Жена, сама гонит!

— Зачем же мы тогда, пойло хлестали? — спросил я.

— Да кто ж знал? Я как и ты, просто мимо проходил, вот к столу и пригласили. — немного стушевался Арбуз, а затем спросил, — Извини за любопытство, ты говорил замяли, а пацаны мои говорили там и продолжение было?

— Было, — не стал отрицать я, — когда подоклемался маленько, почти всю компанию, по больницам определил! Только Шилу фартануло, не успел его выловить!

Особенно смачный харчок улетел под ноги, а я продолжил после недолгого молчания:

— Короче… вспомнили мне всё и сразу. Мать тогда, бабкину квартиру продала, что бы адвоката нанять. И когда он меня на условку вытянул, я ей обещал — больше никакой кривых дорог…

Дальше шли молча, по натоптанной дорожке, стараясь не зарыться в грязь, а местами и в тяжёлый, мокрый весенний снег. Внимательно смотря под ноги, во избежание «подрыва» на оставленных многочисленными друзьями человека «минах», как свежих, так и успевших вылежаться за слякотную зиму. Наступает весна, это чувствуется во всем, но кто знает, какие ещё подарки оставит ушедшая зима, кроме оттаявших собачьих экскрементов.

Первым не выдержал Арсений:

— Молодец твоя матушка, сумела вытащить, дай бог ей здоровья! Как она? — спросил он, чтобы прервать наступившую тишину.

— Инфаркт, два года назад… не уберёг.

— Прости, не знал…, соболезную!

Я молча хлопнул Арбуза по плечу, давая понять, что принял его слова. Повернулся и зашагал по «народной тропе», ещё зимой проложенной стремящимися побыстрее добежать до остановки людьми. Накинув капюшон, на голову, я немного обогнал собеседника. Арсений намёк понял и с разговорами больше не лез.

Когда пройти оставалось буквально пару поворотов, меня накрыло неприятное ощущение. Неправильности что ли, вот, вроде всё нормально, но что-то не так. Что-то упускаю. Не давала покоя мысль, почему этот Василий на меня вызверился? Я конечно тоже хорош, можно сказать спровоцировал, но как легко он поддался, будто повод искал.

— Сень, — скинув капюшон, обратился я к спутнику, — а тебе не показался странным, весь расклад в гараже?! Ну, с Васей этим! Сидели, пили, ржали и тут как с цепи сорвался.

Арсений пожал плечами, вроде как не знает, прикурил, — Я в этих делах не силён. Мы с Толиком по рыбалке, грибам да самогоночке спецы. А молодёжь сейчас, вообще слова не скажи. Хотя… — он задумался, — помнишь, ты за гараж ходил?

— Отлить, ну, помню!

— Павлик пузо себе чесать начал, а когда Василий заметил, Волчёк кивнул да глаза вылупил. Так они с Васей и переглядывались с кивками да ужимками, пока ты не пришёл. Я подумал, что они намёки по поводу наркоты друг другу делают.

— Вот сука! — выругался я. Всё встало на свои места, Волков счёты свести вздумал, экспромтом так сказать, да чужими руками, — А за Васю что знаешь?

— Да ничего, знаю Вася «Боксёр»! Говорят по молодости кликуха прилипла, может занимался, а может потому что морда кирпичём! — ответил Арбуз, а потом, внезапно, с наездом спросил, — А ты то, сам! Раз такие проблемы, какого хера пить с ним сел?

— Не поверишь, сам удивился! — ответил я, пытаясь понять, чем это всё теперь обернётся, — Да вроде замирили нас… уважаемые люди! Да и время много прошло. Не общались конечно, так, кивали при встрече. Пока Волчка не закрыли.

— И что теперь? — спросил Арбуз, — Я там кроме Толяна, ни с кем не общаюсь. С гнильцой компашка… может ну их на хуй?! Толика вызвоним, да прибухнём сами, а?

Знаешь? — ухмыльнулся я, глядя на Арсения, — Я всё-таки дойду, пару вопросов задам! А потом прибухнём!

— Дело твоё! — «умывая руки» ответил он, перехватывая пакет другой рукой.

Пройти оставалось совсем немного, шагая, я представлял, как хватаю Павлика за шкирку, как прижимая его фактами, выбиваю признание, потом поддых. «Нет, сначала лоукик! Вот когда осушу ляжку, потом поддых!» что-то воображение разыгралось и кулаки зачесались, внезапно осадил себя я. Павлику предъявить нечего, он скажет, мало ли, что Арбузу показалось. Вася-боксёр уже наказан, с него…

Задумавшись, я не услышал как зазвонил телефон в кармане у Арбуза, как он поднял трубку и ответил. Он просто внезапно остановился продолжая прижимать трубку к голове:

— Да ладно?! Гонишь?! — услышал я ошарашенный голос мужика, который открыв от удивления рот, с опаской и немым укором таращился на меня. Меня озноб от его взгляда пробил.

— Сеня… не томи?! — спросил я, внезапно осипшим голосом.

— Толян говорит, Вася… умер!

Молча сев на жопу, прямо на мокрую землю, я надолго ушёл из этого мира. Не обращая вимания на Арбуза, на редких прохожих, которые тоже, желая немного срезать, выбрали эту дорогу, я клял себя, свою жизнь, обстоятельства, да и весь мир впридачу за то, что моя жизнь похоже кончилась. Иллюзий я не питал, на этот раз, закроют по настоящему и надолго! Представил, какая куча людей обрадуется, что наконец-то избавились от ненужного никому Белкина. Как будет ликовать Наташкина мамаша, смакую новость и притворно печально качая головой, мол я это с самого начала знала. Как хмыкнет, якобы случайно услышавший от неё эту новость Гена — «Умер Трофим, да и хуй с ним!». Как Волчёк, будет бить себя в грудь копытом, на Васькиных поминках — «Мол братуха, спи спокойно, за меня пострадал! Но мы за тебя сполна возьмём!»

— Сука! Порешу… и хуй с ним! Отсижу своё, но удавлю падлу! — я и сам не заметил, как начал думать вслух.

— Макс! — осторожно тронул меня за плечо Арсений и испугавшись моего взгляда отшатнулся, — Макс… де дури! Там ещё вскрытие будет, кто знает сколько он влил, а сколько дури выкурил? К тому же, мне Толик ещё раз звонил, там какая-то нездоровая движуха началась.

В гараже у Толи, царила паника. Всё началось с того, что Слава, периодически подходящий к Василию, проверить чтобы тот перевернувшись на спину, не захлебнулся рвотой, обратил внимание, что от пота исходит лёгкий запах ацетона. Уж в таких запахах, опытный варщик разбирался и точно знал, человек, так вонять не может. Наплевав на логику и на то, что все пили вместе, он проверил на запах все пустые бутылки. Его действия, вызвали поначалу смех и подколки, а затем, нешуточное беспокойство, когда он ткнул в колотящегося на тот момент, как от озноба, «благоухающего» химией Василия. Попытки привести «боксера» в чувство результат дали, но легче не стало. Судя по «блаженной» улыбке, периодически растягивающейся на широкой физиономии, «пациент» пребывал где-то далеко. Нёс какой-то бред, а потом, начал испражнятся.

Толик, всё проклял к тому моменту — и Волчка, случайно встреченного утром, предложившего отметить освобождение по УДО[12] в «хорошей компании» и в первую очередь себя за то, что вопреки здравому смыслу и своей же чуйке повёлся. Теперь, в его ракушке умирал наркоман, то, что это агония, сомнений не питал никто. Толя попытался дозвониться до скорой, но не смог. Когда Волчёк понял, чего хочет хозяин гаража, просто выбил телефон из рук, мощной оплеухой, заорав: — Ты чё сука делаешь?! У меня УДО, если раскумаренного примут, закроют блять!

Толя психанул и, схватив молоток, выгнал всех взашей, сказав забирать и едва переставляющего ноги Василия, напутствовав в дорогу: — Нахер мне труп в гараже? Не хотите скорую, мне похуй! Ваш кореш, вы и решайте! Но не дай бог, — он погрозил молотком, — если здесь, у ракушки подохнет и вы, его здесь же и бросите!

Закрыв гараж, Толя с двумя оставшимися мужиками, пошел домой, где в морозильнике ждала ещё одна бутылка. К тому же, он хотел дождаться своего единственного, настоящего друга, Арбуза, для продолжения застолья.

Выставив на стол нехитрую закусь и вожделенные поллитра, мужики хряпнули и принялись обсуждать произошедшее. Толику, повидавшему в жизни многое, от Афгана до Магадана, было неинтересно, он мог рассказать истории и позабористей. Налив и выпив по второй, он вышел покурить. А ещё, ему хотелось убедиться, что два утырка, Волчёк со Сливой, не бросят своего приятеля подыхать за гаражами, на которые и открывался вид с балкона.

Без малейшего удивления Анатолий заметил, как все его худшие опасения подтверждались прямо сейчас.

«Вот же крысы!» подумал он, глядя, оба наркомана, панически озираясь, пытались реанимировать не подающего признаков жизни дружка. На их счастье, с этой стороны дома фонарей небыло, а на улице начало темнеть и похоже, что зрелище ещё не собрало зрителей. Кроме одного.

— Ну и, срань! — выругался он… и взяв телефон набрал Арбузу:

— Короче, такое дело… «Боксёр» копыта отбросил!

— Да ладно?! Гонишь?! — раздалось из динамика.

— Гонят сам знаеш что, по трубам! Говорю, что вижу… с балкона! К ракушке не ходи, мы у меня!

Прикурив ещё одну, Анатолий смотрел за мечущейся парочкой.

Вот, схватив покойного за-руки за-ноги, они поволокли его в сторону гаражей.

«Бараны безмозглые!» подумал он «Кто ж так носит, надо на плечи взвалить, как будто, просто перебрал товарищь!», он затянулся «Не дай бог, за гаражами оставите!».

Вот, якобы случайно бросив взгляд наверх, Павлик заметил тлеющую сигарету и внимательно смотрящего на него Толика. Наркоманы словно прочитав его мысли, с трудом приподняли Василия, закинули безвольные руки себе на плечи и, на подгибающихся от тяжести ногах поволокли тело дальше, в сторону соседних домов. Там, ещё со времён СССР уродует округу, фундамент недостроенного детского сада, спрятанный за бетонным забором. Словно мёд, привлекая подростков, наркоманов и всякую шантрапу, которой негде посрать, бухнуть или «вмазаться»![13]

«Логично», подумал Анатолий, бросая окурок в пустую пивную банку и доставая новую сигарету, «Пока эти хмыри из вида не скроются, пост не оставлю!».

«Вот сука тяжелый!» думал Слива, едва дыша, от непомерной нагрузки и проклиная тот момент, когда взял дребезжащую трубку. Знал же, если Боксёр звонит, либо курнуть хочет, либо отвезти надо, и ведь всегда на халяву! «Тварь жирная! Даже вмазаться не успели!».

— А чё он, горячий такой? — прервал его размышления, сиплый голос Волчка, натужно кряхтящего, с другой стороны от покойного.

— А я, ебу?! — вскричал Слава раздражённо и, внезапно испугавшись привлечь чьё нибудь внимание, прошептал, — Остыть не успел, ещё! Воняет от него пиздец! Ты ж говорил, он только бухает, ну и пыхнуть любит!

— Ну и?! — не понял вопроса Волков.

— А с хренали, от него ацетоном несёт и ещё какой-то хернёй? — снова сорвался на крик Слава.

— Ты чё орёшь дятел?! — остановившись прошипел Волчёк, — Обосрался он, вот и воняет, а ацетоном наверное в гараже облился, когда в углу отдыхал. Тащи уже молча… еблан!

Проковыляв ещё несколько шагов, Вячеслав обратил внимание, на мелко трясущиеся пальцы покойного. Думал показалось но подняв голову, из под руки Василия, заметил, что подрагивают и веки.

— Паш, он жив ещё, внатуре… вон дрожит! Кладём его… может очухается!

Волков спорить не стал. Тело привалили к небольшому заборчику, отделявшему палисадник от пешеходной дорожки. Облегчённо выдохнули, как гору с плеч сбросили. Какое-то время пробовали тормошить, бить по щекам, никакой реакции. Плюнули, закурили и стали ждать.

Спустя минуту или две, левая рука Василия судорожно, резко дернулась и, согнувшись в локте, замерла, ладонь и пальцы хаотично задвигались. Приподнялась и упала другая рука.

— О…! — непонятно к чему, развеселился Волков, — Будет теперь… как его, а… Вася-дирижёр!

— Не, лучше Маэстро! — возразил Слива, пытаясь подавить нарастающее чувство, необъяснимой тревоги. Тревожно ему было и до этого, конечно! Шутка ли, тащить по улице покойника, после раскуренного косяка, с «чеком»[14] на кармане?! Но сейчас, к обычному и понятному страху попасться, добавился иррациональный ужас. Всё нутро кричало, беги и, Славику очень хотелось так и сделать, но Волчёк…! Будь он трижды проклят! Эта падла, потом прохода не даст, застебёт! Подавив панику, Слива склонился над Василием! Зло, не для пользы, а скорее, что бы избавиться от липкого страха, залепил пощёчиной по желтой как воск щеке! Замахнулся для второй, внутренне крича «Вставай же гнида жирная!».

Так и поднятая, дёргающаяся рука «Боксёра», случайно оказавшаяся на отвороте куртки парня судорожно сжалась зацепившись за одежду и… Василий открыл глаза.

Волчёк оглядываясь по сторонам, дотянул почти до фильтра спрятанную в кулак сигарету. Его «задрал» этот чухан Слива, вечно ноет и несёт всякую херню. Но, этот «полупокер» пока удобен, он знает всех барыг и самое главное, всегда готов к ним доехать! А ещё, его можно почти бесконечно доить. Его матушка, весьма хорошо зарабатывает в сфере торговли. Зная о пагубных пристрастиях сыночка и, будучи не в силах что-то изменить она, дала ему заработать в надежде, что сына перебесится. Каждое утро, он возит её на рынок, а после обеда обратно и за это получает деньги на свои «увлечения», столько сколько просит, зато не тащит ничего из дома.

Докурив, Волчёк щелчком отправил окурок в сторону: «Маэстро?! Не, не по чину!» внутренне усмехнулся он и хотел уже сказать, но Слива внезапно отвесил «жирному быку», так Паша, за глаза называл Васю-боксёра, звонкую оплеуху и замахнулся ещё…

«Хера се Слива, от души залепил?! Когда жиробас очухается… надо рассказать… по секрету!» подумал Паша, но в этот момент Василий открыл глаза и… Слива дёрнулся назад но, рука боксёра, будто случайно ухватила его за воротник. Заверещав, как свинья на бойне, тщедушный наркоман рванулся ещё раз, но так и не смог освободиться. Его куртка задралась на голову, и он, вслепую барахтался словно зверь, попавший в силки, суча ногами в тщетной попытке отыскать опору в мокрой апрельской грязи. Мгновением позже, он поскользнулся и завалился набок. Василий, так и не отпустивший ворот Сливиной куртки, от инерции падающего тела, перевалился вслед за дико орущем наркоманом и вцепился в него другой рукой. Медленно, словно ползущий ленивец, он подтянул тяжёлое тело и оказался сверху.

У Волчка, отлегло от сердца, когда Васян очнулся. Теперь он, не понимая причин устроенного Славой кипиша визгливо ржал согнувшись: — «Вот потеха! Братва теперь Сливу всю оставшуюся жизнь стебать будет, «Боксёр» уж точно! Надо же, с обычного косяка, такую «измену» словить! Охеренно забористая трава!».

С трудом прекратив смеяться Павлик, с интересом юного натуралиста, принялся наблюдать за действиями боксёра. «Он на него сверху полез, сейчас будет…!», снова прыснул Волков, которого распирало подаренное канабисом веселье, поэтому он не сразу осознал увиденное.

Вася-боксёр последним рывком, как тюлень взгромоздил свою тушу на отчаянно трепыхавшемся Сливе, который зачем-то выставил перед собой руки с растопыренными пальцами, пытаясь оттолкнуть клонящуюся к нему голову.

— Слив, смирись! Один раз не… — давясь от смеха начал Волчёк, сгибаясь от очередного приступа наркотического веселья но в этот миг, расцвеченная всеми цветами радуги реальность, наконец добралась до одурманенного мозга.

Василий с хрустом откусил попавший ему в рот мизинец. Слива, заорал ещё громче и извернувшись вывернулся из под туши, оставив свою куртку в руках так и продолжающего за неё цепляться «Боксёра». Вася, задрал голову и… судорожно, как животное проглотив откушенный палец, уставился на Павлика, до которого, наконец, дошло почему Слива словил «измену»!

— Слив? — позвал Волков, но ответа небыло. С трудом отведя взгляд, от пытающегося, встать на ноги Василия, который, рвано дёргаясь, поднимался не сводя с Павлика взгляда, затянутых словно помутневшим яичным белком глаз. Оглядевшись, он заметил, как прижимая к себе руку Слива, шатаясь, ковыляет прочь, что-то подвывая.

— Васян…?! Ты чего?! — Павлик хотел шагнуть назад, но ноги не слушались, он отстранённо отметил, как что-то тёплое заструилось по ноге, когда страшный Вася сделав шаг к нему, скрюченными пальцами схватил за одежду.

В этот самый миг, Волчка «отпустило» и, выставив предплечье, он упёр его в шею «Боксёра» интуитивно чувствуя, что нельзя дать себя укусить. Вторая рука нащупала в нож, ловко вытащенный из кармана Белкина во время пьянки. Удобный нож, подумал Павлик, одним пальцем отщёлкивая лезвие и вгоняя его в бок напирающего Василия.

— Падлик… сука…! Убью падла! — услышал он голос, подбегающего Белкина и рванулся в сторону в надежде, что тот, сначала сцепится с Васей но…

Фортуна, штука капризная и она, распорядилась иначе! Василий, мёртвой хваткой вцепившись в куртку, от рывка завалился, утягивая за собой Павлика, и наконец-то находя, жадным ртом, его руку. Волков, хоть и оказался сверху, воспользоваться случаем не успел. Сначала, дикой болью обожгло правую кисть, которой он попытался оттолкнуть голову спятившего кореша, а затем…

Словно в дурном сне, он увидел летящий в голову кроссовок Белкина.

Арсений быстро отстал, он ещё что-то кричал вслед, но я не слушал, меня душила первобытная ярость, бурлящая и требующая отмщения, здесь и сейчас! Поэтому, я несся, не разбирая дороги, расталкивая случайных прохожих, лишь бы успеть застать на месте эту суку Волкова! Пока он не свалил оттуда! Почему я так думал? Всё просто, он по УДО освободился, если его под наркотой рядом с трупом прихватят, сядет снова! Мне нет нужды сдавать его, достаточно просто не забить насмерть, пока не подъедут менты, которых без сомнения уже кто нибудь вызвал и которые заберут обоих.

Выбегая на финальную стометровку, заметил ковыляющего навстречу парня без верхней одежды, который куда-то плёлся баюкая окровавленную руку.

Только пробежав ещё пару десятков метров, запоздало опознал Сливу. Возвращаться не стал, наоборот прибавил, последний поворот и… испытал дичайшее облегчение!

Живой и решительно настроенный Вася, делает шаг и хватает, обоссавшегося от страха Волчка за шиворот.

За долю секунды в голове сложилась картина, «Вася предъявляет Волчку за подставу». На миг обрадовавшись, я чуть сбавил темп, желая «насладиться» зрелищем возмездия! Но тут же, похолодел заметив сверкнувшее лезвие… ножа! Моего ножа?! Который Волков, с размаху вгоняет в правый бок жертвы!

Новый образ «взорвал» мозг, «Волчёк, моим ножом, добивает еле живого Василия!»

— Падлик… сука…! Убью падла! — ору я.

Волчёк дёргается от неожиданности в сторону. Раненый в печень Василий падает в снег, но не отпускает убийцу, который падает прямо на него, зачем-то отталкивая рукой его голову. И Вася, смыкает челюсти на кисти Павлика, а я, с ходу, как пенальти пробиваю Волчку ногой.

Дёрнувшись, Павлик рухнул на Васю-боксёра, который, словно бульдог, продолжал терзать его руку. Не веря глазам, я увидел, как он… оторвав зубами кусок — судорожно, жадно заглотил его и снова вцепился в ладонь орущего благим матом Волкова! На мгновение растерявшись, я смотрел на это, у него пара лишних дырок в боку, а он…

Со всей дури я пробил и по этой голове, услышав глухой треск ломающихся позвонков. Где-то совсем рядом закричала женщина, одновременно, снова, дико заорал Волков. Спятивший Вася копошился на асфальте, пытаясь подняться, он стоял на четвереньках, голова безвольно болталась на сломанной шее под грудью, из открытого рта капала кровь и доносилось невнятные сипы, хрипы, не пойми что, а он, перебирая ногами, всё не мог встать.

Зажимая, окровавленную руку, умчался куда-то Павлик. Вопящая женщина заголосила ещё громче, переходя на ультразвук.

— Убивают, Л-ю-д-и, У-Б-И-ВаааЮТ! — бросилась она к сумасшедшему, схватила подмышки, попыталась поднять, вероятно, даже не осознавая, что со сломанной шеей, ему лучше лежать неподвижно.

Я её признал, та самая тётя Нина, соседка Волкова, подруга и собутыльница его матери, тёти Риты. Я стоял как сомнамбула, тупо, с трудом воспринимая происходящую абстракцию. А сумасшедший, увидев прямо перед своим носом руки, защёлкал пастью. Сломанная шея не слушалась, он не мог дотянуться, а тётка, так и не поняв, что, ей грозит, продолжала верещать как свинья на бойне. Голова «Боксёра» болталась, раззявленный рот тянулся к рукам, а после удачного тёткиного рывка башка психа мотнулась, и на мгновение я заглянул ему глаза. Хмель как рукой сняло я, чуть было в штаны не накидал. Ринувшись вперёд, схватил за волосы голову, почти дотянувшуюся зубами к рукам верещащей бабы, и ЭТО, уставилось мне, прямо в глаза. Жуть какая, бельма, будто у варёной рыбы. Отшвырнув тётку, я со всего маху саданул урода об асфальт. Ударившись головой о бордюр, сумасшедший затих. Я начал прыгать на бездыханном теле, тётка, продолжала голосить, из окон и с балконов робко выглядывали соседи.

«Бежать! Скрыться! Поздно, всё, приехали, меня тут все знают».

«Приплыл короче. Раз сложилась ситуация!» — пропел в голове персонаж детского фильма, о приключениях Петрова и Васечкина, я понял, что бежать не имеет смысла и дрожащими руками, набрал ноль два.