«Если цель поэзии – создавать человека, тогда поэзия – наследница пророчества».
Над облаками было холодно. Холодно, ясно и сверкающе при свете дня и ночью, свободно лившейся с высоты. Дрейк обнаружил это, когда они остановились переночевать на вершине высокой горы, которая распорола облако, как айсберг, выступающий из пенистого моря.
Они расчистили в снегу маленькую полянку, и Аттикус разжёг костёр. Страшнокрылы свернулись на земле, чтобы передохнуть. Дрейк лежал на спине на толстом одеяле из седельной сумки и смотрел на полную луну. Она была так близко, что ему казалось, что он может коснуться её рукой. Но он даже не попытался этого сделать – сейчас было неподходящее время для мечтателей. Мир рушился, а Саймон исчез.
Кажется, Реллик думал о том же самом, потому что тишину нарушил его голос:
– Какая огромная луна.
– Она заставляет меня подумать о лучших днях, – отозвался Аттикус.
Финниган зевнул.
– А меня она заставляет почувствовать голод.
Дрангус передал своим спутникам тяжёлые лепёшки, которые нашёл в седельной сумке. Они были густо усыпаны фруктами и сладкими овощами и весили больше любого хлеба. Дрейк ел с наслаждением, вспоминая вкус дома. Наверное, отец подумал о его спутниках, раз захватил такую аппетитную еду. Обычно минотавры брали с собой в путешествие бычьи уши и варёные куриные лапы. Легко носить с собой и много калорий…
– А меня эта луна заставляет вспомнить о Пророчестве Анихило, – заметил Дрангус.
Дрейк опёрся на одну руку.
– О последней битве? Пап, не знал, что ты веришь во все эти сказки.
– Это не сказки, сын. Пророчество Анихило произнесла Дэнни Скайфлемехт, первая девушка-минотавр, которая вошла во Врата Жизни и поклонялась Скайле при свете дня. Позднее она стала первым магом минотавров.
– Дэнни Отважная? Небесное Пламя?
– Да.
Дрейк был удивлён.
– Не помню, чтобы это пошло от неё, но не буду спорить.
– Вкусные зёрна, – заметил Реллик с полным ртом хлеба. – В твоей семье всегда так официально разговаривают? Такая скука.
Аттикус махнул рукой, призывая старого мага замолчать.
– О каком пророчестве ты говоришь, Дрангус?
Дрангус откашлялся.
– Ночь наступает. Тьма пробуждается. Безрогий командир ведёт нас в битву и так далее… Так оно начинается. Я не помню весь текст, и это не очень хороший перевод. Это не совсем в моей компетенции. Раньше его учили все минотавры. Говорят, что Дэнни, первый минотавр, покинувший царство ночи, увидела будущее своего народа, когда шагнула в день, и написала пророчество о самой прекрасной последней битве, которая произойдёт в конце дней. В такие ночи я всегда о нём вспоминаю.
Реллик что-то тихо забубнил, и все повернулись к нему. Вскоре он начал декламировать:
Ночь наступает. Тьма зовёт.
Безрогий вождь ведёт нас в битву.
Бледные мечи и чёрные кони
Бросаются в последний бой.
Кто войдёт в дверь,
Чтобы издать боевой клич?
Отец, сын, безумный маг
Или тёмно-синий зверь.
С разбитым сердцем. Верный навсегда.
Четверо войдут в ту дверь,
Чтоб разбить демонов орду.
Четверо войдут в ту дверь,
Но больше никого. Больше никого.
Реллик перестал декламировать, и все замолчали. Орёл пронзил облако и закричал на луну, а Дрангус с уважением посмотрел на древнего, выжившего из ума мага.
– Это мастерский перевод оригинала, сэр.
Реллик пожал плечами.
– Именно в таком виде я давным-давно узнал его от… – Внезапно он замолчал. – От кого-то…
– Что это означает? – спросил Финниган. – Эти слова не дают мне покоя. – Он сжал губы, и его огромное лицо помрачнело. – Невольно напрашиваются кое-какие параллели.
– Параллели? – переспросил Дрангус.
– Которые касаются нас всех, – ответил Аттикус. – Я тоже это заметил. Отец. Сын. Тёмно-синий зверь – это ты. И безумный маг. Реллик, без обид, но это про вас.
– Я не обижаюсь. Все мы безумны в той или иной мере.
Дрейк сел.
– Это не про нас. Я читал одну книгу. «Призраки древнего будущего» Хималки. Там говорится о последней битве минотавров, которые восстают, чтобы спасти мир. Даже учёные, которые верят в пророчество, полагают, что оно должно сбыться лишь через три или четыре тысячи лет.
Сидевший у костра Аттикус хмыкнул.
– Учёные не могут точно определить срок годности хлопьев для завтрака, не говоря уж о дате апокалипсиса.
– Аттикус, вы же не думаете, что это про нас?
Аттикус замолчал.
Финниган неловко заёрзал на месте.
– Все персонажи уже здесь, а Фейтер мог появиться лишь для того, чтобы объявить о конце мира, верно?
– Конце известного нам мира, – поправил Реллик.
– Но вас-то в стихотворении нет, Аттикус, – внезапно оживился Дрейк. – Без вас не сходится!
Аттикус задумчиво поджал губы.
– Возможно, я там есть, но только между строк. У тёмно-синего зверя разбито сердце, к тому же вы все входите в дверь, а мне известна лишь одна дверь, связанная с религией минотавров. И мне известна цена открытия этой двери.
– Дверь на Зета Прайм? – Дрейк вскочил. – Но мы ведь направляемся не туда? Мы должны найти Саймона!
Реллик тихо хмыкнул.
– Может быть, он как раз там. Он ведь мой наследник, а значит, любит драму. И он не мог выбрать место хуже.
– Но…
Аттикус жестом заставил его замолчать.
– Мы пока ничего не знаем. Мы отправимся в Скеллигард, как и планировали, найдём колодец и всё выясним. Но сейчас наступило время испытаний. Магические миры подвергаются нападению. Фейтер, который должен изменить ход всех вещей, находится в плену. Разве это не начало конца? Мы его друзья, его ближайшие союзники. Разве сложно представить, что ваше священное старое стихотворение посвящено именно нам? Время покажет.
– Время всё расставит по своим местам, – мудро заметил Дрангус.
– Кроме шуток, – пробормотал Реллик. – Если не считать того, что вы станете старым, сморщенным и забудете половину того, что знали…
Финниган ухмыльнулся.
– Над тобой хорошо подшутили, да, Реллик?
На лице Реллика появилось обиженное выражение, но через секунду он расхохотался.
– Ещё бы…
Дрейк снова лёг на одеяло и принялся ворочаться. Он смотрел на луну, но больше не видел её красоты. Ему не нравилась мысль о том, что Пророчество Анихило может оказаться правдивым, и он вовсе не хотел оказаться одним из его главных действующих лиц.
– Саймон, – прошептал он, обращаясь к ночи, – где бы ты ни был, поскорее возвращайся к нам. Без тебя тут полное безумие.