Одиссея. Перевод А.А. Сальникова

Песнь шестая (Дзета). Встреча Одиссея с царевной Навсикаей

Так отдыхал Одиссей боговидный, в беде многостойкий,

Сном и усталостью он был смирён. В это время Афина

В край феакийских мужей поспешила, в их город прекрасный.

Жили когда-то они на просторной земле Гиперейской,

[5] В близком соседстве с землёй буйных, диких, надменных циклопов,

Что вечно грабили их, так как были сильны и огромны.

Вождь Навсифой, наконец, боговидный увёл феакийцев

В Схерии край, далеко от людей, что трудом себя кормят.

Город возвёл там: дома – для людей, для богов – воздвиг храмы;

[10] Город стеною обвёл, и поля поделил всем, как должно.

Только давно уж судьба увела его в царство Аида.

Нынче там царь Алкиной правил мудростью, данной от бога.

В дом к нему сразу вошла светлоокая дева Афина,

Сердцем заботясь: скорей в дом родной возвратить Одиссея.

[15] В дивную спальню она поднялась, где спала сном покойным

Дева, что видом своим, стройным станом – богине подобна.

То Навсикая была, дочь царя Алкиноя, героя.

Там же прислужницы две, что Харитам подобные юным,

Спали с обеих сторон возле запертой двери блестящей.

[20] К ложу царевны тогда лёгким ветром она подлетела,

И над её головой тихо встала богиня Афина,

Дочери образ приняв морехода Диманта, с которой

Сверстницей дева была и которую очень любила.

В виде таком спящей ей так богиня Афина сказала:

[25] «О, Навсикая, видать, родила тебя мать беззаботной!

Ты не печёшься совсем об одеждах нарядных и светлых!

Скоро день свадьбы твоей! Ты должна быть одета нарядно,

Так же и те, кто тебя поведёт к жениху молодому.

Доброе имя себе мы опрятной одеждой заслужим;

[30] Рады и мать, и отец за детей, что прилично одеты.

Ну же, вставай! И с утра на реку все стирать собирайтесь!

Я вместе с вами пойду, помогу, чтоб скорей сделать дело.

В девах недолго уже незамужней тебе оставаться:

Сватают много тебя женихов из родов знаменитых

[35] В крае феаков, где ты и сама из знатнейшего рода.

Встань же с зарёй и проси у отца многославного, чтобы

Мулов с повозкой велел снарядить. И сложи на повозку

Платья нарядные все, пояса, покрывала, повязки…

Да и самой чтоб пешком не идти: то тебе неприлично, –

[40] Путь к водоемам от стен городских утомителен, долог».

Так ей сказав, унеслась светлоокая дева Афина

Вновь на Олимп. Говорят, там дома богов вечны, как боги,

Их не тревожат ветра́, не страшны им холодные ливни,

Или метели зимой белоснежной. Лазурное небо

[45] Вечно безоблачно там, и сиянием вечным блистает.

Там для блаженных богов в наслаждениях дни все проходят.

Вот и Афина туда унеслась, дав совет свой царевне.

Эос тогда поднялась златотронная, и Навсикаю

В дивной сорочке легко пробудила. Та, сну удивляясь,

[50] Быстро пошла, чтоб скорей ей увидеть родителей милых,

И рассказать им свой сон. Мать с отцом она в зале застала.

Перед огнём очага мать сидела, с ней рядом – служанки;

Пряли все, пряжа была цвета «пу́рпур морской». А в дверях же

Встретился ей и отец: на совет он собрался старейшин;

[55] Был он туда приглашён от знатнейших родов феакийских.

Близко к отцу подойдя, Навсикая с улыбкой сказала:

«Милый отец мой, вели дать повозку мне крепкую, чтобы

В ней я всё наше бельё уместила, которое нужно

Выстирать; да и сама на реку я поеду в повозке.

[60] Ведь и тебе надлежит заседать на высоких советах

Наших почетных вельмож только в чистой опрятной одежде.

Также ты пять сыновей воспитал и поднял в своём доме.

Двое женаты уже. Трое ж младших – цветут, созревают,

На хороводы ходить хотят в чистой опрятной одежде.

[65] Так что приходится мне и об этом заботиться тоже».

Так говорила она. О желанной же свадьбе ей было

Стыдно отцу помянуть. Он всё понял и сам, и сказал ей:

«Дочка, ни в мулах тебе и ни в чём нет отказа. Ступай же;

Я прикажу, что б рабы заложили большую повозку

[70] Быстроколёсную; и чтобы кузов в ней был для поклажи».

Так он сказал, и рабам дал приказ, и они исполняли:

Вышли немедля во двор, снарядили повозку под мулов;

Мулов в неё запрягли крепконогих, легко чтоб катили.

Из бельевой нанесла Навсикая нарядной одежды,

[75] В кузов сложила её на шлифованной гладко повозке.

Мать много всякой еды принесла ей в плетёной корзине,

Мех, что из шкуры козы, с благородным вином подала ей,

Сладостей разных дала. И царевна взошла на повозку.

Мать ей дала и сосуд золотой с благовонным елеем,

[80] После купания чтоб натереться и ей, и служанкам.

Вот Навсикая взяла гибкий бич и блестящие вожжи,

Мулов стегнула бичом и, зацокав, они побежали

Рысью проворной, везя и царевну к реке, и одежду.

Вслед за повозкой, спеша, и служанки пошли молодые.

[85] Скоро достигли они устья дивной реки многоводной.

Были устроены там водоемы: вода в них обильно

Светлым потоком текла и нечистое всё отмывала.

При́были к месту когда, распрягли утомившихся мулов,

И отпустили пастись у реки: на зеленых просторах

[90] Сочно-медвяной травой насыщаться. Потом уж с повозки

Сняли они всё бельё, побросали на дно водоёма,

Долго топтали его, соревнуясь в проворстве друг с другом.

Так грязь с белья удалив, его мыли, потом полоскали,

И ряд за рядом затем на камнях на сухих расстилали

[95] Там, где морская волна камни берега вымыла чисто.

Кончив работу, они искупались, натёрлись елеем,

Сели на мягкой траве у реки, веселясь, за обед свой.

Ну а бельё всё сушить предоставили яркому солнцу.

Вот, насладившись едой, со служанками вместе царевна

[100] В мяч захотела играть. Сняли все головные уборы;

И Навсикая пошла впереди белорукая с песней.

Ловлей в горах веселясь, стрелоносная так Артемида

Многовершинный Тайгет и крутой Ериманф обегает,

Радуясь вепрям лесным и пугливым, но быстрым оленям;

[105] Следом и нимфы полей, вечно юные дочери Зевса,

Всюду за нею спешат. Лета с радостью смотрит на это:

Дочь её выше их всех и прекрасней; легко между ними, –

Сколь ни прекрасны и те, – распознать в ней богиню Олимпа.

Так же своей красотой всех подруг затмевала царевна.

[110] Стали они, наконец, собираться домой: сытных мулов

Снова к ярму подвели; всю собрали сухую одежду.

Новая мысль тут пришла светлоокой богине Афине:

Как Одиссея поднять ото сна, чтоб царевну увидел,

И чтобы в город она проводила его, к феакийцам.

[115] Вот мяч упругий в броске послала Навсикая служанке,

Но промахнулась, и мяч улетел прямо в омут глубокий.

Громко все вскрикнули. Тут Одиссей боговидный проснулся.

Быстро поднявшись, он стал размышлять и рассудком, и сердцем:

«Горе! В какую страну, и к какому народу попал я?

[120] К диким, лихим племенам, что надменны и правды не знают?

К богобоязненным ли, что приветливо гостеприимны?

Кажется, девичий мне громкий голос послышался близко.

Нимфы ли это шалят здесь, владелицы гор крутоглавых,

Влажных, душистых лугов и истоков речных потаённых?

[125] Или же я, наконец, человеческий голос услышал?

Впрочем, пойду-ка я сам, посмотрю, и тогда уж узнаю».

Это сказав, из кустов Одиссей несравненный поднялся.

Вот мускулистой рукой наломал он себе свежих веток,

Густо покрытых листвой, и прикрыл части тела срамные.

[130] Вышел он. Так же в горах обитающий лев, гордый силой,

В ветер выходит, и дождь на охоту, сверкая глазами,

И на быков и овец он бросается в поле, или же

Ловит оленей в лесу, или голод его заставляет

Малых ягнят похищать или даже врываться в жилища.

[135] Так Одиссей из кустов вышел голым почти. Принуждён был

В виде таком подойти к девам он, заплетённым красиво.

Был он ужасен: покрыт весь морскою засохшею тиной.

В страхе все бросились прочь, вверх по берегу, спрятаться в скалах.

Но Алкиноева дочь не покинула места: ей в сердце

[140] Смелость Афина влила, уничтожив в нём робость и трепет.

Встала она перед ним. Одиссей же не знал, что приличней:

Пасть и колени обнять юной деве прекрасной с мольбою;

Иль, на почтительном встав расстоянье, молить, чтобы дева,

Сжалясь, одежду дала и сказала, какой рядом город?

[145] Так размышляя, решил, наконец, он, что будет приличней

Ласково, кротко молить, на почтительном встав расстоянье,

Чтоб не обидеть её, вдруг припав к её стройным коленям.

Тут обратился он к ней с мягким, кротким, рассчитанным словом:

«Ноги твои, госпожа, обнимаю, богиня ты, нет ли!

[150] Если же ты из богинь, из владычиц огромного неба,

То с Артемидой тебя, с меткой дочерью Зевса великой

Только и можно сравнить станом стройным и ликом прекрасным…

Если ж из смертных ты жён, чья судьба на земле жить до срока,

То, значит, трижды блажен твой отец, также мать твоя – трижды,

[155] Также – и братья твои! Ведь с каким наслажденьем и счастьем

Видят они каждый день как ты дома цветёшь перед ними,

И восхищённо глядят, как, смеясь, ты идёшь в хороводах.

Будет блаженнее всех тот из смертных, который сумеет

В дом тебя свой привести, превзойдя конкурентов дарами.

[160] Я никогда не встречал никого среди смертных, кто был бы

Столь же прекрасен, как ты. Я смотрю на тебя с изумленьем.

В Делосе только лишь, там, где алтарь Аполлона воздвигнут,

Видел такую же я молодую и стройную пальму.

В храме я случаем был, в окружении спутников верных,

[165] Лишь по пути. Путь же тот мне принёс много бед и лишений.

Долго стоял я тогда, изумляясь, ту пальму увидев,

Так как такой красоты я ещё не встречал у деревьев.

Так изумляюсь тебе! Но, любуясь тобой, не решаюсь

Тронуть колени твои. Несказанной бедой я постигнут.

[170] Только вчера удалось, на двадцатый лишь день, избежать мне

Моря бушующих волн: долго так мною бури играли,

Гнали меня день и ночь от Огигии острова. Здесь же

Брошен я был, наконец, богом к новым несчастьям: не скоро,

Верно, конец им придёт; много мне их назначили боги.

[175] Сжалься, прошу, госпожа! Испытавший немало несчастий,

К первой с молитвой к тебе обращаюсь. Никто не знаком мне

В этом далёком краю, в вашем городе. Ты укажи мне

В город дорогу, и дай мне прикрыть обнаженное тело

Хоть лоскутом ткани той, чем укрыто бельё на повозке.

[180] Пусть тебе боги дадут всё, чего ты сама пожелаешь,

Мужа по сердцу и дом изобильный, в семье мир и счастье!

Нет ничего на земле лучше дома, счастливого в браке,

Где бы и муж, и жена жили только в любви и согласье,

Радость питая друзей, а у недругов зависть питая,

[185] Счастье питая своё, обретая тем славу в народе».

Тут Навсикая ему белорукая так отвечала:

«Странник! Я вижу, что ты и разумен, и родом из знати.

Зевс же по воле своей шлёт с Олимпа нам счастье и горе,

Сколько захочет кому, не смотря на то: знатен ли род наш.

[190] То, что послал он тебе, должен вытерпеть ты со смиреньем.

Если достигнуть ты смог края нашего, хочешь в наш город,

То ни в одежде у нас и ни в чём ты не встретишь отказа,