Одна против всех

Глава 1

Скучная зима, показавшаяся мне застывшей вечностью, все-таки закончилась, пришла весна. Время, словно оттаяв, побежало быстрей, и жить стало веселее. Зимой все наши потенциальные клиенты, казалось, залегли в спячку, попрятавшись в свои берлоги вместе с проблемами и заботами и напрочь забыв о существовании детективного агентства «Частный сыск». Одним словом, зима не самый удачный сезон для ловли преступников. Между тем мы с Родионом ни на минуту не забывали о своих клиентах, поминая их по сто раз на дню нехорошими словами за то, что они не торопятся переложить свои заботы на наши плечи. Иногда, правда, появлялись обманутые мужья, чтобы получить документальные подтверждения наличия на своих недальновидных головах ветвистых наростов, и босс, презирая себя, носился с видеокамерой и фотоаппаратом за изворотливыми любвеобильными женами и их любовниками. Я в этом участия не принимала, а сидела в офисе за компьютером или доводила себя до изнеможения в нашем спортзале. Что-то подсказывало мне, что после вынужденного зимнего затишья мне понадобится много сил, чтобы справиться с проблемами, которые принесет весна вместе с ожидаемым паводком клиентов. И вот наконец она наступила. Засияло ласковое солнышко, зазеленела трава, распустились почки, бодрее зачирикали облезлые, сильно похудевшие за зиму воробьи, таская птенцам червяков, и даже наша латунная вывеска заблестела как-то призывнее. Кстати, босс решил, что больше мы не будем ни надстраивать, ни реконструировать нашу бывшую трансформаторную будку, превратившуюся в солидное шестиэтажное здание с двумя входами, зимним садом, спортзалом, библиотекой, комнатами для гостей и отдельными покоями для молодых супругов — Родиона с Валентиной. И я с ним согласилась — хватит уже нам шиковать. Немалые, я бы даже сказала, бешеные деньги, честно заработанные нами в прошлом сезоне, куда-то таинственным образом исчезли во время холодов. Я закрывала счета один за другим, удивляясь проворству, с которым Родион транжирил средства фирмы, нажитые моими кровью и потом. Хорошо, что к деньгам я отношусь, как к погоде: есть они или нет — жизнь тем не менее продолжается. Впрочем, иногда Родион все же сообщал мне, что деньги идут на оплату каких-то секретных операций его тайной организации. Это он называл очень выгодным вложением капиталов, ибо считал, что когда жизнь в России наладится (разумеется, не без помощи его организации), то деньги ко всем трудоспособным людям потекут рекой, настанет золотой век и сбудется мечта древних философов-утопистов: от каждого по способностям, каждому по труду, то есть, другими словами, нам достанется больше всех. Я в это не верила ни секунды, но деньги покорно переводила. И с легким сердцем выдавала каждый месяц по сто долларов нашим внештатным «детективам», то бишь местным пенсионерам, для поддержания жизни в их пухнущих с голода телах. Валентина, моя верная подруга, забеременела и в середине лета собиралась осчастливить мужа первенцем. Муженек бегал и прыгал вокруг нее, как испуганный петух, сдувая пылинки, воркуя нежные слова и умоляя покинуть проклятую кухню, на которой она упрямо продолжала трудиться. Глядя на их любовные перебранки, я лишь вздыхала и представляла себя тоже чьей-нибудь женой, вот так же окруженной заботой и вниманием. Но у меня ничего не получалось: замужество не было заложено в программу моего воспитания. И я очень страдала от этого, не переставая надеяться, что когда-нибудь придет и мой черед вручить кому-то сердце, тело и свободу. Но прежде я должна быть уверена, что все это добро попадет в руки хорошего, надежного, а главное, обожающего меня индивида. Впрочем, до этого было еще так далеко.

Глава 2

— Это вы, что ли, детективы?

— Ну мы, а что?

— Обалдеть можно. Прям как настоящие. И что, вы все-все можете расследовать?

— Все-все, а что?

— Ни фига себе. И найти кого-нибудь можете?

— Можем.

— И деньги небось дерете немалые?

— Ну дерем, а что?

— Я себе представляю… И давно уже существуете?

— Да, порядочно…

— И уже что-нибудь раскрыли?

— Естественно, иначе обанкротились бы.

— Заливаешь небось? Цену себе накручиваешь. Знаем мы вас. Книжки иногда почитываем. Деньги сдерете, а сами ни черта не сделаете…

— Простите, а вы, собственно, зачем пришли? — не выдержала я нудного допроса. Этот субчик позвонил в дверь через пятнадцать минут после моего прихода на работу и прямо с порога начал меня доставать. — Если по делу, то говорите, а если нет, то не отнимайте время — у нас каждая минута на счету.

Я с сожалением глянула на монитор компьютера, где остался незавершенный пасьянс «Косынка», и снова перевела взгляд на пришедшего. Долговязый, широкоплечий парень лет двадцати восьми, с деревенским рябоватым лицом, в джинсах и легкой желто-зеленой ветровке, накинутой на черную майку с портретом разъяренного Рэмбо на груди, возвышался надо мной, опершись руками о край стола, и сверлил меня своими недоверчивыми синими глазами. На плече его висела небольшая спортивная сумка, из которой торчала рогатая ручка зонтика.

— А ты не хами, — он нахмурил брови и повел широкими плечами. — Я, может, удостовериться хочу, что с вами можно иметь дело.

— На этот счет можете не сомневаться — мы самые честные, добросовестные и надежные детективы за всю историю их существования. Между прочим, мой босс, — я многозначительно посмотрела на дверь кабинета с табличкой «Детектив РОДИОН», из-за которой время от времени раздавался характерный треск — Родион колол молотком грецкие орехи, — прямой потомок Малюты Скуратова. Слыхали о таком?

— Это который при Иване Грозном над людьми куражился и казнями руководил? — уточнил он, с уважением глянув на табличку. — Что, в самом деле?

— Естественно. А я сама — прапраправнучка столбовой дворянки Салтыковой — Салтычихи то бишь.

Почему-то этот придуманный мною на ходу аргумент возымел свое действие, потому что парень удивленно хмыкнул и проговорил:

— Какие вы все тут породистые, однако. Ладно, уболтала, зови своего босса.

— Боюсь, что вам самому придется к нему пройти, уважаемый. Кстати, его зовут Родион Потапович. Подождите секундочку.

Я вошла к боссу, плотно затворив за собой дверь. Тот сидел за столом и, нахмурив вспотевший лоб, сосредоточенно прицеливался молотком в грецкий орех, лежащий перед ним на газете среди битой скорлупы.

— Простите, босс, к нам, кажется, клиент пожаловал.

— Чего он хочет? — Бац! Он нанес удар, но промахнулся, и орех, просвистев мимо моего уха, врезался в дверь. — Проклятье, — проворчал он, с ненавистью глянув на молоток. — Всю жизнь мечтаю купить щипцы, и никак не получается. Ты уверена, что это не очередной рогоносец?

Еще неделю назад босс строго-настрого запретил мне принимать рогоносцев, ибо уже натер кровавую мозоль на пальце, нажимая «гашетку» видеокамеры, когда снимал на пленку интимные доказательства чужой неверности. Он даже невольно начал подозрительно присматриваться к своей Валентине. И я его понимала. В конце концов пришлось приписать в рекламном объявлении строчку «Бракоразводными делами Не занимаемся», чтобы избавить себя от пустых объяснений. Строчка сработала мгновенно — поток рогоносцев тут же прекратился. Правда, теперь мы остались совсем без работы. И вот наконец пришел этот Фома Неверный.

— Не похоже, — сказала я, убирая со стола газету со скорлупой. — По крайней мере, обручального кольца у него нет. Я ему сказала, что вы потомок Малюты Скуратова.

— Это еще зачем? — Он убрал молоток в сейф и внимательно посмотрел в мою сторону.

— Иначе бы он смылся.

— А, понятно…

В завершение я подняла с пола упавший орех и только после этого позвала клиента и усадила его в кресло. Окинув его любопытным взглядом, Родион спросил:

— С чем пожаловали?

— С бедой, — хмуро бросил тот. — Сеструха у меня сгинула. Светка.

— Давно?

— А черт ее знает, — он с досадой поморщился. — Два месяца назад уехала сюда, дуреха, потом все время звонила, говорила, что все нормально, на работу устроилась…

— Так, — остановил его босс, — давайте все по порядку: как вас зовут, откуда вы и все такое. — Он нажал на кнопку переговорного устройства, соединяющего кабинет с кухней, и с нежностью сказал. — Валюша, котик, принеси нам кофе.

— Несу, зайчик, — тут же послышалось в ответ.

Клиент растерянно посмотрел на меня. Я ободряюще кивнула. Босс спросил:

— Итак, продолжим?

— А чего продолжать? Я уж почти все рассказал, — пожал тот плечами. — Зовут меня Петр Николаевич Капустин, проживаю с матерью и сестрой в Туле, чтоб ей провалиться. Работаю слесарем в депо, мать на пенсии. Светка год назад школу закончила, никуда не поступила, в ларьке всю зиму проторговала, а по весне взяла и в Москву смоталась. Я как раз на работе был. Она домой забежала, вещички собрала, с матерью попрощалась и упорхнула. Сказала, что работу хорошую пообещали, зарплата человеческая, жилье и все такое. Видит Бог, я бы ее не отпустил. Знаем мы ваши столицы: ничего хорошего…

— Кто пообещал?

— А я знаю? Познакомилась с каким-то приезжим хмырем из вашей столицы поганой, он ее и сманил, видать. Найти бы его, гада…

Тут открылась дверь, вошла Валентина с животом и подносом, на котором ароматно дымились чашки с кофе, расставила все на столе, мельком бросила взгляд на клиента, томно улыбнулась мужу и скрылась, не произнеся ни слова. Проводив ее влюбленным взглядом, Родион тряхнул головой, взял чашку, кивнул клиенту и продолжил:

— А с чего вы взяли, что сестра пропала? Может, просто заработалась или денег нет позвонить…

— Ага, щас! А то я Светку не знаю. — Парень взял маленькую чашку неуклюжими пальцами, залпом выпил горячий напиток, слегка поморщился и поставил обратно. — Как вы только эту гадость пьете… Уже две недели ни слуху ни духу. То каждый день, почитай, звонила, а тут как отрезало. Мать с ума сходит, я себе места не нахожу… Нет, тут что-то не так. С ней что-то случилось — это факт. Она честная девчонка, порядочная и ответственная и никогда не стала бы так поступать. Да и бабка сказала, что сон плохой видела…

— Какая бабка?

— Бабка Наталья, соседка наша. Она заместо колдуньи у нас. Что ни скажет — все правда. Мне в детстве нагадала, что я в проруби утону, и точно. Не верите?

— Да как вам сказать… — Родион недоверчиво осмотрел клиента, очень мало похожего на утопленника.

— Так потому и не утонул, — убежденно проговорил Петр, — что предупреждение было. Предупредить — значит спасти. Я как на рыбалку зимой отправлялся, так длинный шест с собой брал на всякий случай — мать повелела. Через месяц после предсказания, как раз уже весна, лед слабый стал, я и провалился в полынью. Если б не шест — хана мне…

— Все ясно, — перебил Родион. — И что же этой бабке Наталье про Светлану приснилось?

— Видела она, будто Светка вся кровью истекает, кровь аж из-под кожи сочится по всему телу, а сама смеется как сумасшедшая, глаза вытаращенные, пальцы растопыренные, волосья дыбом и голая вся. Бабка говорит, не к добру все это, короче.

— Звучит убедительно, — хмыкнул босс. — Кем здесь работала ваша сестра?

— Референтом каким-то, — озадаченно ответил тот. — Или курьером… Я их все время путаю. В общем, в каком-то крупном учреждении. У нее внешность что надо, ноги из-под корней волос, коса до пят, красавица писаная, умная, школу на одни пятерки…

— Названия фирмы вы, конечно же, не знаете?

— Не знаю, — сокрушенно уронил голову Петр. — Светка все скрытничала, говорила, что ей велели до поры до времени ничего никому не рассказывать. Доскрытничалась, дура…

— А того приезжего парня, что ей это предложение сделал, никак нельзя вычислить?

— Если только в лицо узнать смогу. Я его видел один раз вместе с ней. — Он скрипнул зубами и сжал мозолистые кулаки. — Нужно было тогда сразу и удавить гниду! Эх, не догадался…

— Когда она звонила домой, разве не говорила, где работает?

— Нет, — помотал тот головой, — не говорила. Боялась сглазить. Сказала только, что, когда испытательный срок закончится и ее возьмут в штат, вот тогда она все нам раскроет.

— Странно…

— Ничего странного — она у нас всю жизнь такой была, с закидонами, — пояснил Петр.

— Ну и что же вы от нас хотите? Найти в громадной Москве пропавшую девушку, не имея никаких зацепок, практически невозможно. Да и теоретически тоже. Знаете, сколько их сюда приезжает каждый день? Несколько тысяч. И куда они потом деваются, никто не знает. Вы в милицию обращались?

— Обращался, — потускнел Петр, безнадежно махнув рукой. — Дома у себя, в Туле. Написал заявление, все объяснил, как вам сейчас, а они на меня посмотрели, как на больного, и сказали, чтобы не морочил голову. Посоветовали ждать — вдруг объявится… Мура это все.

— Ну, мура не мура, а уж им, как никому, известно, что эти поиски бессмысленны. — Босс внимательно посмотрел на Петра и осторожно продолжил: — Вы извините, но я обязан спросить одну вещь: вы газеты читаете, телевизор смотрите?

Тот слегка опешил, потом обиженно протянул:

— Ну вы даете, граждане. Разве я похож на идиота? Конечно, смотрю…

— Ну тогда наверняка видели репортажи о московских проститутках, которые приезжают сюда из провинции, а потом бесследно исчезают в пучине столичной преступности…

— Нет, — твердо отрезал Петр, побледнев. — Наша Светка не проститутка. Она, конечно, не ангел и не девочка, но шлюхой никогда не была и не будет.

— Почему вы так уверены?

— Она у нас слишком принципиальная и гордая.

— Ну, мало ли, вдруг решила помочь семье материально или в люди таким образом выбиться, — мягко продолжал гнуть правду-матку босс, постукивая карандашом по столу. — А от вас скрывала…

Парень немного помолчал, а потом недвусмысленно заявил, глядя Родиону в глаза:

— Еще раз об этом скажете — получите по шайбе, — он поднял в воздух заскорузлый кулачище, осмотрел его, понюхал и, показав боссу, грозно добавил: — Вот этой клюшкой.

— Ого! — Тот округлил глаза. — Вы мне угрожаете? Мария, запиши это отдельной строкой — занесем потом в анналы, для потомков. Таких клиентов у нас еще не было.

— И не будет, — убежденно шмыгнул носом Петр, опуская кулак. — Привыкли всех под одну гребенку, понимаешь… У вас тут что, совсем уже честных и порядочных людей не осталось, одни только шлюхи и бандиты? Да если бы она была шлюхой, я бы и не дергался при нашей-то жизни. Но Светка не из таких. Она попала в беду, я уверен и хочу, чтобы вы помогли мне ее найти. Вам ясно?

— Хорошо, — улыбнулся босс, хитро блеснув глазами, — вы меня убедили. Допустим, мы начнем ее искать. Но чем вы собираетесь платить?

Ясные голубые глаза клиента сразу потускнели, забегали по сторонам, руки суетливо задергались. Он неуверенно пожал плечами и смущенно проговорил:

— Ну… может, продуктами?

— Чем? — Босс даже слегка изменился в лице, не веря своим ушам.

— Ну, мы в своем доме живем, у нас огород большой, — начал взволнованно объяснять тот. — Скоро редиска, огурчики пойдут, свекла, морковка, помидорчики, зелень разная. Опять же лук, чеснок, клубника с малиной. Осенью картошка будет, яблоки, варенье…

— И что же мы будем со всем этим делать? — с искренним недоумением спросил босс. — Продавать здесь на рынке? Вы соображаете, что говорите? У нас тут не торгово-закупочная база, сударь. Мы солидная фирма…

— Зачем продавать? — изумился в свою очередь Петр. — Кушать будете! Или вы в ресторанах питаетесь?

— Да нет, не в ресторанах, — босс растерянно посмотрел на меня. — Что скажешь, Мария?

— А как с нитратами и пестицидами дела обстоят? — деловито осведомилась я.

— Какие пестициды?! — обрадовался клиент. — У нас все экологически чистое, от всего сердца выращенное — для себя ведь, а не на продажу!

— Тогда это к Валентине, — заявила я. — Ей ведь готовить. Да и самой сейчас чистые продукты не помешают.

— Да, ты так думаешь? — Босс, что-то прикинув в уме, снова нажал на кнопку переговорного устройства и спросил: — Валюша, слышишь, нам тут овощи и фрукты со своего огорода предлагают в качестве оплаты.

— А почем? — тут же спросила та.

— Да так, в качестве оплаты, говорю же тебе. Что думаешь?

— А как доставлять будут?

Родион вопросительно посмотрел на клиента, и тот тихо подсказал:

— Со знакомым проводником раз в неделю передавать буду. Вам только встретить…

— С доставкой все нормально, — проговорил босс в аппарат. — Ну так что, стоит овчинка выделки?

— Конечно, стоит! — послышался возмущенный голос супруги. — О чем разговор? Чем на рынке последние деньги неизвестно за что отдавать, так лучше…

— Я все понял. Петр потом к тебе зайдет, и обговорите с ним все детали.

Он отключил селектор и довольно улыбнулся.

— Вам повезло, уважаемый Петр Николаевич, мы согласны.

— Слава Богу, — пробормотал тот, вытирая вспотевший лоб. — Вы, главное, Светку найдите, а мы уж вам с голоду умереть не дадим. Вон какие худые да бледные все…

— Вернемся к делу, — посуровел босс, не желая обсуждать проблемы своей скромной комплекции, в которой самым значительным и массивным органом была голова. — Фотографию сестры привезли, надеюсь?

Клиент полез в сумку, вынул пухлый почтовый конверт и положил на стол перед боссом.

— Вот, здесь ее любительские снимки, я сам фотографировал. Выбирайте любой.

Родион вынул пачку фотографий, бегло просмотрел и спросил:

— Значит, вы понятия не имеете, с кем и к кому она уехала?

— Не имею.

— А с тем приезжим типом из Москвы она долго встречалась?

— Не знаю. Один раз только их видел около гостиницы больше двух месяцев назад…

— Так он в гостинице жил?

— Наверное, — пожал тот плечами, — я не спрашивал. Поинтересовался только у нее, кто такой, мол, а она сказала, что случайный знакомый из столицы.

— Понятно, — босс что-то записал на листке. — Как гостиница называется?

— «Москва», чтоб она сгорела!

— Да, ирония судьбы, — усмехнулся босс. — Как выглядел тот тип?

— Ну, такой — высокий, примерно моего роста, лет двадцати пяти, чернявый, смазливый, в куртке дорогой, в костюме с галстуком — приличный вроде…

— Звонила она вам откуда?

— Не знаю. Обычно вечером, значит, наверное, из того места, где жила.

— Когда точно были звонки, помните?

— Сейчас, погодите, — он наморщил лоб. — По-моему, в Вербное воскресенье звонила и перед Пасхой, в Страстную пятницу. Это точно, а остальное не упомню, но часто звонила.

— Достаточно и этого, — проворчал босс, занося сведения на бумагу. — Подружек ее расспрашивали?

— Конечно, расспрашивал. Я их сразу в оборот взял, чуть души не вытряс, но они божатся, что ничего ни про какого москвича не знают. Светка только намекала им, что вроде в Москву собирается, но ничего конкретного не говорила — боялась, опять же, раньше времени хвастаться.

— Скрытная девушка. Сколько ей лет?

— Девятнадцать осенью будет. Так вы сможете ее найти?

— Посмотрим, — буркнул Родион. — Кстати, вы готовы к тому, что ваша сестра может оказаться… э-э, как бы вам помягче сказать…

— Мертвой? — хрипло проговорил клиент.

— Я вас за язык не тянул, учтите.

— Не готов, — побледнел тот. — Вы уж живую, пожалуйста, найдите.

— Надеюсь. Ладно, попытаемся, но, сами понимаете, гарантировать в такой ситуации ничего нельзя. Прошло уже две недели…

— Вы уж постарайтесь, ради Бога, — пробормотал Петр. — Жалко сеструху-то…

Через полчаса, дав ответы на все необходимые вопросы, он покинул наш офис и отправился на вокзал, чтобы вернуться домой в Тулу, а мы с боссом остались один на один с совершенно безнадежным делом, раскрыть которое не было практически никаких шансов.

Глава 3

— Итак, что мы имеем, — глубокомысленно изрек Родион, раскуривая трубку, и я замерла в восхищении, стараясь угнаться за витиеватой мыслью гениального детектива и ничего не упустить. — В гостиницу «Москва» звонить бесполезно — этого пижона там наверняка не помнят. Подружки, я уверен на сто процентов, тоже не в курсе. Значит, мы имеем то, что ничего не имеем. Абсолютно никаких концов, следов и ниточек. И это мне нравится. — Он глубоко затянулся и начал пускать вокруг себя ровные колечки дыма. — Именно в таких расследованиях и проявляются истинные качества настоящего сыщика. — Тут он небрежно смахнул со своего плеча невидимую пылинку и добавил: — Если они вообще есть, конечно.

— У вас они, без сомнения, есть, босс, — бездарно польстила я.

— Ну, это мы еще посмотрим, — довольно проворчал он, вглядываясь в фотографии на столе. — Взгляни-ка на эту куколку.

Я взяла одну цветную фотографию. На самодельных качелях, прикрепленных между двумя березами, сидела очень даже симпатичная голубоглазая девушка с распущенными длинными каштановыми волосами, в легком летнем платье с короткими рукавами. Она весело улыбалась, радуясь летнему солнцу, и казалась вполне нормальной и обаятельной девушкой, не лишенной чисто женской привлекательности и ума. Придирчиво осмотрев снимок и не найдя в Светлане никаких изъянов и особых примет, что могло бы выделить ее из толпы, я положила его на стол и сказала:

— На проститутку вроде не похожа.

— Да, глаза слишком умные и честные, — согласился босс, разглядывая другой снимок. — И воспитана, судя по брату, в строгих правилах. Нет, на панель она не пошла бы. По крайней мере, добровольно.

— Думаете, ее заманили сюда, а затем отобрали паспорт и заставили работать в борделе?

— Это было бы проще всего, — вздохнул босс. — Милиции известны все существующие в Москве притоны и бордели, скрывающиеся под видом массажных салонов и саун. Мы бы прочесали все и в два счета отыскали эту девчонку. Ее наверняка кто-нибудь запомнил бы и вывел нас на след.

— Так попросите своих друзей, пусть проверят — других вариантов все равно нет.

— Попрошу, но убежден, что это ничего не даст, — усмехнулся он, откидываясь в кресле.

— Почему?

— При таком обороте дел ее уже точно нет в живых — она не из тех, кто быстро сдается или сдается вообще. Таких, как правило, убирают, чтобы не оставлять следов. А в этих злачных местах если уж кого убирают, то чаще всего так, что даже труп отыскать невозможно. Это раз. А во-вторых, интуиция подсказывает мне, что Светлана не в борделе.

— А где?

— Понятия не имею. Но смазливые мальчики в костюмах и галстуках, живущие в гостиницах, в бордель не заманивают — это другой контингент. Скорее всего ей действительно предложили нормальную работу и даже устроили здесь, дали жилье и все прочее, а потом случилось нечто непредвиденное. Ладно, не будем гадать. Иди обзванивай все больницы, морги и отделения милиции — вдруг на что наткнешься. Но, чует мое сердце, не видать нам в этом году экологической редиски с огурцами.

…Следующие два часа ушли у меня на телефон. Обзвонив все имеющиеся в Москве службы, где могли отыскаться следы пропавшего человека, и так ничего и не выяснив о судьбе Светланы Капустиной, я вошла к боссу с докладом. Он сидел, расстелив перед собой карту Москвы, и что-то высматривал.

— Ну что, — он поднял голову, — нашла что-нибудь?

— Нет, — тоскливо вздохнула я. — За последние две недели девушки, похожие на Светлану Капустину, ни в морги, ни в больницы, ни в милицию не попадали. А что у вас?

— У нас кое-что есть, — сказал он скромно. — Я выяснил, откуда в указанные Петром дни поступали звонки на квартиру Капустиных в Туле.

— Да что вы говорите! — обрадованно воскликнула я. — И как вам это удалось?

— Элементарно, как говаривал один мой коллега. В нашем мире все решают деньги и связи. Денег у меня уже нет, а связи еще остались, так что это было нетрудно. Все междугородние звонки фиксируются на специальном компьютере, и мне сообщили московский номер абонента. Я позвонил туда, но там никто не отвечает. Поэтому узнал адрес и сейчас отыскиваю на карте эту чертову Кастанаевскую улицу.

— А кто там живет, узнали?

— В том-то и дело, что узнал. — Он как-то странно посмотрел на меня.

— Ну и что же? — насторожилась я.

— А то, что человек, на имя которого оформлен этот номер телефона, умер полгода назад. Более того, в доме с этим адресом никто не живет — он предназначен к сносу. Все жильцы выселены, коммуникации и электричество отключены, как утверждают в мэрии, и жить там никто не может, разве что бомжи.

— Как же она тогда звонила?

— Это я и хочу выяснить… О, нашел! Вот она, эта Кастанаевская улица, — он ткнул пальцем в карту.

Я склонилась над картой и с большим трудом различила написанное мелкими буквами название улицы.

— Вижу, ну и что?

— А то, что собирайся и дуй туда, — коварно усмехнулся он. — Выясни, что там за история с этим домом. Порасспрашивай соседей, может, видели кого, покажи им фотографии Светланы — в общем, проверь все и сразу звони. — Он просверлил меня взглядом. — Надеюсь, хоть там ты ни во что не вляпаешься?

— Разве что в… — начала было я, но босс, поморщившись, перебил:

— Не продолжай, а то сейчас опять какую-нибудь гадость услышу! — Он замахал руками. — Все, отправляйся.

…Минут через сорок, порядком удалившись от центра Москвы и превратив в выхлопные газы с десяток литров горючего, я оказалась около нужного дома на Кастанаевской улице. Припарковав джип в безлюдном дворе у переполненных мусорных контейнеров, я вышла и стала осматриваться. Дома здесь были в основном старые, порядком обветшалые, но еще жилые. Кое-где на месте снесенных уже возводились современные панельные башни. Сама улица была узкой, дорога в выбоинах и заплатах, по обочинам стояли задушенные городской гарью худосочные деревья, а по грязным тротуарам ходили такие же замученные люди, в основном старики и старушки, чей возраст также не поддавался определению. Дом номер 27 я смогла найти лишь потому, что рядом стояли дома 25 и 29. На нем не было таблички. На нем вообще ничего не было. Это был грязно-серый четырехэтажный, одноподъездный монстр, зияющий пустыми глазницами выбитых окон и выломанных дверей. Рядом с подъездом и вокруг дома валялся мусор, видимо, жители приспособили это место для свалки, и, чтобы попасть внутрь, мне пришлось приложить немало усилий, дабы, как сказал босс, не вляпаться во что-нибудь непотребное. Наконец я очутилась в подъезде. Все двери на площадке первого этажа напрочь отсутствовали, из квартир доносился шорох гуляющего там ветра, шелест летающего мусора и неприятный запах. Осторожно переставляя ноги, я вошла в первую квартиру и остановилась, осматриваясь. В принципе, все было и так ясно: дом заброшен, ни жить здесь, ни звонить отсюда никто не мог. Но что-то необъяснимое неудержимо влекло меня вперед, и я сделала еще один шаг в направлении дверного проема, ведущего в соседнюю комнату. Нога моя на что-то наступила, лодыжка подвернулась, и я вскрикнула от пронзившей сустав боли. Посмотрев вниз, я чуть не вскрикнула снова, на этот раз от удивления: на полу среди обрывков грязных газет лежал… пистолет. Это был «ТТ». Забыв обо всем на свете, я подняла его и понюхала ствол. Резкий запах сгоревшего пороха ударил в нос — из него совсем недавно стреляли. Тут где-то наверху послышался громкий стук, словно что-то упало, я вздрогнула и замерла, прислушиваясь. С улицы доносился шум машин, чей-то смех, где-то играла музыка. А на верхних этажах проклятого дома все было тихо. Решив, что это ветер хлопнул оконной рамой, я двинулась дальше, в комнату, не выпуская пистолет из руки.

Сначала я даже не поняла, что передо мной труп. Он лежал у окна, выходящего в глухой двор, туда, где стоял мой джип. Странно, но в этом окне сохранились все стекла, видимо, из-за железных решеток. Петр лежал на животе, раскинув ноги, а к желто-зеленой расцветке его ветровки на спине прибавился еще один цвет — красный. Лицо его было повернуто к стене, левый глаз приоткрыт и мертв, как стекло. Изо рта вытекала алая струйка. Куртка была пробита в двух местах с левой стороны, и из рваных отверстий еще чуть сочилась густая кровь. Сумка его с закрытым замком и торчащим из нее зонтиком валялась рядом. Похоже, бедного парня убили примерно минут за пятнадцать-двадцать до моего появления. Я даже не стала щупать пульс — и так было ясно, что не видать нам экологически чистых овощей и фруктов как своих ушей. Чувствуя слабость в ногах, я подошла поближе и присела перед ним на корточки. Слезы сами собой потекли из моих глаз, я всхлипнула и, проклиная все на свете, разрыдалась. Мне чем-то успел понравиться этот простой, честный и открытый парень, не умевший скрывать своих чувств и готовый пойти на все ради юной сестры. Он был лет на десять старше ее и наверняка провел все детство, таская за собой орущую сопливую девчонку и ненавидя ее за то, что она мешала ему играть в футбол или в салки. А теперь она выросла и, считай, убила его своей неосмотрительностью и безрассудством. Да, ошиблась, видать, бабка Наталья со своим пророческим сном…

— Брось оружие, сволочь! Встать! Руки за голову!

Этот грозный рев, неожиданно раздавшийся сзади, привел меня в чувство, я дернулась и испуганно обернулась. У дверей, направив в мою сторону зажатые обеими руками пистолеты, стояли два совсем молоденьких милиционера с перекошенными от страха и злости лицами.

— Брось пушку!!! Быстро!!!

— Мальчики, это не я, — пролепетала я дрожащим голосом и выронила пистолет на пол. — У меня и в мыслях не было…

Один из них тут же подскочил, откинул ногой пистолет к стене, а потом со всего маха заехал мне, женщине, сидящей на корточках рядом с трупом, кулаком по затылку. Да причем так сильно, что, будь на моем месте другая, она непременно испустила бы дух, избавив следственные органы, суд и тюремщиков от дальнейших стараний довести ее до могилы официальным путем. Но со мной у них этот номер не прошел. Я лишь отлетела в угол и застыла там в нелепой позе, раздумывая, стоит размазывать мозги этих грубых наглецов по стенам или все же нужно уступить пальму первенства представителям закона. Пока я размышляла, второй, не опуская пистолета, свободной рукой извлек из кармана наручники, мигом подбежал ко мне и положил конец моим сомнениям, сковав мне за спиной руки. Я стала потихоньку подглядывать.

— Все, Семенов, птичка в клетке. Она отрубилась. Теперь отпуск нам обеспечен, — радостно сообщил он напарнику. — А ты переживал, что не отпустят летом.

Тот стоял, почесывая кулак, и смотрел на труп Петра Капустина.

— Похоже, наш, деревенский чувак, — с сожалением проговорил он, кивнув на Петра.

— Да и Бог с ним! Я тебе про отпуск, а ты ерунду городишь.

— Подожди, Пронин, с отпуском. Еще неизвестно, она его укокошила или не она.

— А чего тут ждать? — удивленно пожал тот плечами. — Ясный перец, это она. Да и свидетель сказал, что видел, как она сюда входила. У-у, стерва! — Он примерился и пнул меня под ребра. — Конец тебе, сука!

— Это смотря как начальству доложить, — задумчиво продолжил Семенов, вытаскивая из пачки сигарету и закуривая. — Мы-то ведь выстрела не слышали, только хмырь тот болотный. Кстати, где он?

— В машине сидит, где ж ему быть. Но за него не переживай, — ухмыльнулся умный Пронин. — Припугнем соучастием и все такое, он и не пикнет никому. А мы в участке доложим, будто сами выстрел услышали, когда мимо проезжали, ворвались сюда и с риском для жизни повязали убийцу по горячим следам. На пушке ее пальчики имеются, поймана на месте преступления — так что не отмажется курва. А пока будут разбираться, мы с тобой уже отпуска отгуляем.

— Ты думаешь? — неуверенно спросил Семенов. — А если свидетель заартачится?

— Да ты че, братан, этих москвичей не знаешь? — презрительно хмыкнул Пронин. — Они ж нас как огня боятся. Ненавижу козлов!

Он опять замахнулся и пнул меня по ребрам. Боясь стать свидетельницей преступного сговора, я благоразумно промолчала, не издав ни звука. Пусть лучше думают, что я без сознания, чем позволить им решить мою судьбу здесь, в заброшенном доме. У этого Пронина, похоже, хватит ума и бесстыдства прикончить меня «на месте преступления», а потом расписать начальству сцену с перестрелкой и «случайной» гибелью опасной преступницы. Наша милиция себя всегда сбережет. Но ничего, я как-нибудь отверчусь от нелепого обвинения, а вот они потом, когда попадутся мне в лапы в темном переулке, уже вряд ли смогут спастись. Я им устрою отпуск…

— Ты бы полегче с ней, — сказал Семенов. — Все ж таки баба.

— Все они шлюхи и твари, эти твои бабы, — усмехнулся тот в ответ.

— А синяки если останутся?

— Скажем, что сопротивление при задержании оказывала. Так что можно бить, хоть до посинения.

— Ладно, присмотри тут, — Семенов кивнул на труп, — а я пойду в машину, вызову бригаду.

— Добро. Только давай по-быстрому.

— Ничего не трогай здесь, а то опять оперативники ругаться начнут.

— А то я сам не знаю, — обиженно вспыхнул Пронин.

Семенов ушел, а Пронин, что-то насвистывая, присел на корточки над трупом и начал снимать с него часы на металлическом браслете. Сунув их в карман, мародер расстегнул на Петре ветровку, вытащил бумажник, раскрыл, присвистнул и пробормотал:

— Непорядок в войсках. Покойникам столько денег ни к чему, — с этими словами он отделил большую половину стопки рублей, спрятал себе в карман, а остальное вернул покойнику. — Вот так-то будет лучше, друган. Спокойней спать будешь…

Тут на площадке послышался топот, и через несколько секунд в комнату вбежал запыхавшийся Семенов. На бледном лице его отчетливо проступал нездоровый румянец, глаза испуганно бегали из стороны в сторону.

— Кранты, Пронин, свидетель сбежал! — выкрикнул он с ходу.

— Как сбежал? — опешил тот, поднимаясь на ноги.

— Хрен его знает, сбежал, и все! В машине пусто, короче! Что делать будем?

— Ну дела-а, — нервно усмехнулся тот. — Ты хоть адрес его записал?

— Да какой там адрес?! — чуть не плача, проорал Семенов. — Сам же знаешь, что некогда Выло — сразу сюда поехали! Ч-черт!

— Ладно, туши пожар, — зло оборвал его напарник. — Сбежал, и хрен с ним, нам же лучше — возиться не придется. Забудь про него. Ты опергруппу вызвал?

— Нет, не успел.

— Ну ты даешь. Ладно, останься здесь, я сам пойду.

Он двинулся к двери. Семенов подошел к трупу и вдруг крикнул Пронину вслед:

— Эй, слышь, а где его часы?

— Какие часы? — удивленно обернулся тот.

— Ну, на руке у него часы были с браслетом — я видел.

— Где-где, — противно ухмыльнулся тот, — есть одно место. А ты что, сам уже намылился? Ну ты и крохобор, Семенов.

И ушел. Семенов вздохнул и переместился ближе ко мне. Я лежала в том же нелепом положении с чуть приоткрытыми глазами, чувствуя на себе его пристальный взгляд, и думала о том, что скажет Родион, когда узнает, что его несносная секретарша все-таки опять умудрилась вляпаться на элементарном задании. Да не просто вляпаться, а попасть в милицию с ужасным обвинением в предумышленном убийстве. И ведь, что самое обидное, задание выполнить не успела: соседи не опрошены, ничего по поводу прежних хозяев не выяснено, фотографии Светланы не показаны… Тьфу!

Тут меня бросило в холодный пот. Батюшки, да ведь на одном из снимков, лежащих в моей сумочке, Светлана изображена вместе с братом, ныне покойником, то бишь с Петром! Теперь я вряд ли так просто отверчусь, сказав, как уже решила раньше, что просто забежала в этот дом пописать и случайно наткнулась на пистолет с трупом. Теперь Родиону придется попотеть, придумывая для органов здравое объяснение всему происшедшему. А ведь он терпеть не может, когда его вынуждают раскрывать секреты своего агентства, и всегда старается держать в тайне данные о клиентах, чтобы сохранить лицо и имидж фирмы. Ну вот, сокрушенно подумала я, теперь босс точно взбеленится и выгонит меня ко всем чертям. И поделом мне…

Прибывшие через полчаса оперативники бегло осмотрели все, слушая сбивчивый рассказ патрульных милиционеров, собрали вещдоки, уложили труп на носилки и унесли, поставили меня, «очухавшуюся», на ноги, вывели из дома, усадили в милицейский «газик» и повезли в местный околоток. На душе у меня скребли кошки, ребра страшно ныли, а в затылке всю дорогу тупой болью отдавалась каждая кочка, Было такое ощущение, будто меня везут на расстрел после допроса в гестапо. Я чувствовала себя Зоей Космодемьянской, Лизой Чайкиной, Олегом Кошевым и Павликом Морозовым, вместе взятыми. Хорошо, что уже пришла весна, было тепло, и мне не грозила участь несчастного Карбышева, а то бы я еще и о нем вспомнила.

В отделении, куда меня доставили в наручниках, было сумрачно и пахло перегаром и ружейной смазкой. Двое хмурых сержантов провели меня мимо окошка дежурного, мимо небольшого закутка, где за перегородкой понуро сидели угрюмые люди с небритыми физиономиями и воспаленными глазами — они-то и источали запах перегара, — и, попетляв по узким коридорам, доставили к камере с металлической дверью. Честно говоря, я все еще не верила, что это происходит со мной, в моем мозгу никак не умещалась столь несуразная и дикая мысль, будто меня, Пантеру, прелестную секретаршу самого блистательного на свете частного детектива, обладающего внушительными связями во всех силовых, будь они неладны, структурах, собираются бросить в камеру к уголовникам. Это было выше моего разумения, все происходило как в дурном сне, который почему-то никак не хотел заканчиваться. Самое странное, что меня никто ни о чем не спрашивал! Приехавшие на место преступления оперативники даже словом со мной не обмолвились! Ну не наглецы ли? Они только выслушали заискивающую ложь молодых подонков, понимающе покивали головами, кривя губы противными ухмылками, пару раз обожгли меня убийственными взглядами — и все! Никто даже не попытался спросить у меня: а что же, уважаемая леди, произошло там на самом деле? Этим умудренным криминальным опытом спецам вдруг все стало со мной ясно: мол, она убийца, место ей за решеткой и разговаривать с ней не обязательно. Нет, я честно пыталась еще там, в доме, обратить на себя их внимание, но они даже ухом не повели. В конце концов я прекратила попытки, надеясь, что босс сам с ними разберется и покажет им сначала кузькину мать, а потом и то место, где раки зимуют. Затаив в себе сию злорадную мысль, я успокоилась и молча терпела всю дорогу вплоть до дверей камеры. Здесь мое терпение лопнуло. Тем более что даже дежурный не опросил меня.

— Послушайте, — начала я решительно, — у меня есть право на один телефонный звонок, вы в курсе?

Они переглянулись так, словно услышали несусветную глупость, затем один из них, старший сержант, сказал:

— На твоем месте я бы закрыл варежку и не возникал, красотка. Ты не в Америке.

— Вконец оборзели, — горячо поддержал его товарищ, гремя ключами у замка. — Слишком умные стали…

— Я требую, чтобы мне зачитали мои права! — твердо заявила я, чувствуя, как душа уходит в пятки от одного вида облезлой тюремной двери, за которой слышатся неразборчивые голоса. Я понимала, что если меня туда засадят, то я могу просидеть там до скончания века, а босс все это время будет сходить с ума, гадая, куда я пропала. Нет, сначала нужно позвонить. — Вы не имеете права! Это противозаконно.

— Заткнись, я сказал! — Старший сержант сильно сжал мой локоть. — Сейчас тебе зачитают твои права. Вон там. Отлесбиянят и зачитают.

Он посмотрел на дверь, и они с напарником тихонько рассмеялись.

— Я требую адвоката, — не унималась я. — Вы нарушаете Конституцию Российской Федерации. Вы хоть догадываетесь о ее существовании?

Милиционер, открывавший дверь, повернулся ко мне с выражением крайнего изумления на лице и, подняв чуть ли не к затылку брови, проговорил:

— Да она обнаглела, стерва! Еще издевается над нами.

— Я не издеваюсь, — тут же поправила я его, — а напоминаю о своих правах. Я не пойду в эту камеру, пока не позвоню.

— Пойдешь, куда ты денешься, — хмыкнул другой. — Там тебя быстро перевоспитают.

— Слышь, Витек, может, ее к мужикам на полчасика запихнуть? Чтобы поняла, что к чему…

— Давай, — сразу согласился тот, оглядевшись по сторонам. — Пока с Бутырки за ней приедут, она уже и поумнеет.

Ужас охватил меня при этих словах. И не потому, что мне было страшно попасть в камеру к уркам — с ними-то я как-нибудь разобралась бы, — а от того, какой беспредел творится в наших отделениях милиции.

— Это произвол, — тихо сказала я и тоже осмотрелась. Коридор был пуст. — Дайте мне позвонить.

— Идем, сейчас позвонишь, — хихикнул старший сержант и дернул меня за локоть.

Стоявший у двери вытащил из замка ключи и схватил меня за другую руку. Конечно, мне с наручниками сзади было не совсем удобно, но другого выхода я не видела. Крутанувшись на месте, я вырвалась от них, отскочила, подпрыгнула и врезала обеими ногами по их опешившим физиономиям. Оба моих конвоира синхронно упали на спины и послушно затихли.

— Я предупреждала…

Развернувшись, я, пылая от гнева и возмущения, решительным шагом потопала обратно. У окошка дежурного стояли какие-то люди в гражданском с виноватыми физиономиями, видимо, задержанные, в сторонке переговаривались два офицера, за перегородкой все так же томились с похмелья несчастные алкаши. На меня никто не обратил внимания. Растолкав плечами стоявших у окошка, я просунула в него голову и, с трудом сдерживая себя, спросила у капитана, что-то писавшего в журнале:

— Где кабинет вашего начальника?

— Начальника? На втором этаже, двадцать вторая комната. — Он приподнялся и показал пальцем на лестницу. — Вон там подниметесь наверх, потом свернете направо и увидите табличку.

— Спасибо.

Я повернулась и пошла к лестнице. Тут же за спиной раздался его удивленный возглас:

— Эй, дамочка, а почему вы в наручниках?!

— Как раз это я и собираюсь выяснить, — громко бросила я через плечо и скрылась на лестнице, чувствуя, как по спине у меня бегут мурашки.

— Эй, кто-нибудь знает, кто она такая?

Не знаю, что уж они там себе думали, но до кабинета я добралась беспрепятственно — никто из проходивших по коридору сотрудников меня не остановил и не поинтересовался, зачем, собственно, мне наручники. Оказавшись в приемной, я кивнула долбившей по клавишам пожилой женщине с лицом откормленного бульдога и спросила:

— Начальник у себя?

— У себя, — прорычала она, не отрываясь от пишущей машинки.

— А как его зовут?

— Николай Евгеньевич. Он занят.

— Спасибо, — улыбнулась я и пнула ногой дверь кабинета, на которой висела табличка: «Начальник отделения полковник Курбатов Н. Е.».

— Эй, ты что творишь?! — гавкнула секретарша мне вслед, но я уже закрыла ногой дверь.

Тучный человек с полковничьими погонами сидел за столом и пил чай, глядя в забранное решеткой окно, за которым на дереве чирикали воробьи. Увидев меня, он сначала удивился, но потом, приглядевшись, вежливо улыбнулся и спросил:

— Вы по какому вопросу, красавица?

— По вопросу соблюдения конституционных прав, Николай Евгеньевич, — я подошла к столу.

— Да? — Он поставил чашку на стол и приосанился. — И каких же конкретно?

— Задержанные имеют право на один телефонный звонок?

— Наверное… — Он начал что-то вспоминать. — А что, у вас кого-то арестовали? Муж или родственник? Как фамилия? Сейчас разберемся…

— Вы не поняли, — я повернулась к нему спиной и показала наручники, — это меня арестовали. И не дают позвонить. И вообще, хотят запихнуть меня в камеру к мужчинам.

Полковник начал быстро меняться в лице, челюсть его отвисла, глаза округлились, изо рта вырвались хриплые звуки:

— Э-э-у-у-о-о… Вы кто, гражданочка? Как вы сюда попали? Почему в наручниках?

— Не важно. — Я села на стул, закинув ногу на ногу, и уставилась ему в глаза. — Почему ваши подчиненные нарушают законные права человека? Как вы только что сказали, я имею право сделать один телефонный звонок перед тем, как отправиться в камеру. Или ваши сотрудники еще не в курсе, что мы уже десять лет как при демократии живем?

— Ну почему же, — пробормотал он, медленно приходя в себя от моей наглости, — они все ознакомлены с основными положениями на этот счет. А, собственно, почему вы одна, без сопровождающих? Или они в приемной?

В этот момент за дверью послышался шум, она распахнулась, и в кабинет ворвалась толпа милиционеров. Впереди несся дежурный капитан с пистолетом наголо, за ним двое мордоворотов в бронежилетах, с автоматами, а где-то за их спинами маячили испуганные и разбитые физиономии моих конвоиров. Заметив меня, мирно беседующую с начальником, они в растерянности застопорились.

— Вот она! — заорал вдруг, задыхаясь, капитан, направляя на меня пушку. — Товарищ полковник, она сбежала! Охрану покалечила!

— Спокойно! — повысил голос Николай Евгеньевич, поднимаясь и сильно бледнея. — Объясните мне, черт возьми, что здесь происходит! И опусти оружие, Коломчук, а то еще в меня попадешь!

Тот ошалело вытаращился на свой пистолет, словно впервые увидел его, и медленно опустил, смущенно пробормотав:

— Виноват, товарищ полковник.

— Кто виноват — это мы сейчас выясним! — грозно проревел начальник, теперь уже багровея, и посмотрел на автоматчиков. — Выйдите вон из кабинета, мать вашу!!! Люба, почему сюда вламываются без приглашения?! Чем ты там занимаешься?!

В дверях, между конвоирами, высветилось бледное лицо секретарши.

— Так ведь…

— Уволю к хренам! — рявкнул полковник. — Всем марш отсюда! А вы двое останьтесь.

Он окинул меня и капитана взглядом, и мы остались. Когда дверь за остальными тихонько закрылась, полковник устало упал в кресло, закрыл лицо руками, посидел так немного, затем поднял на меня глаза и виновато пояснил:

— Извините, у нас тут бардак, как и везде в стране. Как я понимаю, вы журналистка, эксперимент проводите? Дело хорошее. Из какой газеты?

Пока я, удивленная таким поворотом событий, придумывала, что ляпнуть в ответ, капитан хмуро бросил:

— Она не журналистка, товарищ полковник. Она — убийца.

— А вы помолчите, капитан, вас не спрашивают! — грозно вскинулся тот, и вдруг до него дошло. — Что ты сказал, Коломчук: убийца?!

— А вы думали, — злорадно оскалился тот и, вытащив из кармана листок, затараторил: — Самая что ни на есть! Вот рапорт на нее. Прикончила какого-то типа из пистолета, наши ребята патрульные как раз мимо проезжали, услышали выстрелы и, рискуя жизнью, взяли ее тепленькую, с пушкой в руках, рядом с трупом. Мало того, стала оказывать сопротивление при задержании, чуть не прикончила одного из наших, но ее все-таки заковали в наручники и доставили сюда. А здесь она вообще учинила беспредел, товарищ полковник: во время препровождения в камеру зверски напала на двоих конвоируемых, выбила Федоренко два зуба, Шилкину сломала челюсть и сбежала сюда, видимо, рассчитывая убить и вас, Николай Евгеньевич.

— Так-так, — задумчиво проговорил начальник, постукивая указательным пальцем по столу, — эти журналисты совсем обнаглели.

— Не то слово, — поддакнул капитан и окинул меня ненавидящим взглядом. — Хуже бандитов стали.

— А зачем она нацепила на себя наручники? — спросил полковник.

— В каком смысле? — не понял капитан.

— Ну, не в наручниках же она избивала охрану, — пояснил тот свою здравую мысль. — А ко мне уже в наручниках пришла.

— Да? — Капитан снял фуражку и почесал в затылке. — А действительно, странно. Хотя нет, постойте, по-моему, она уже была в наручниках — я сам видел, когда она спрашивала, как к вам пройти…

— Что-что она у тебя спрашивала? — подозрительно сдвинул брови начальник.

— Где ваш кабинет находится, — охотно пояснил тот. — Я ей и рассказал.

— Постой, так это что ж получается? Ты сам ее ко мне направил?! — округлил глаза полковник. — Вы что, сбрендили все сегодня? Арестованная, в наручниках, покалечив охрану, спокойно разгуливает по отделению, а дежурный, ни ухом ни рылом, объясняет ей, как пройти к начальству?! Да ведь это самый натуральный дурдом! — Он с силой ударил по столу мясистым кулаком.

Капитан сконфузился, отвел глаза, опустил голову и пробормотал:

— Виноват, товарищ полковник, ошибочка вышла…

— Заткнись!

— Простите, что вмешиваюсь, — вклинилась я робко, уже совсем не понимая, что здесь происходит, — но насчет дурдома вы очень верно подметили, Николай Евгеньевич.

— А вас вообще не спрашивают, товарищ журналистка, — строго сказал полковник. — Сейчас позвоню вашему главному редактору, и он выкинет вас с работы к ядрене фене. Думаете, раз свобода слова, так все позволено? Ошибаетесь, дорогуша. На вас тоже управа найдется…

— Вы позволите мне все объяснить? — Я покосилась на капитана.

— А сможете? — недоверчиво спросил полковник.

— Попытаюсь, — улыбнулась я. — Дело в том, что я никого не убивала, это раз. Во-вторых, ваши люди даже не удосужились спросить мою фамилию, не то что выяснить обстоятельства моего появления на месте убийства. В-третьих, была нарушена процедура задержания, то есть меня сначала избили ни за что, а потом почему-то сразу потащили в камеру вместо того, чтобы дать возможность связаться с моим адвокатом или родственниками, как положено по закону. В-четвертых, большинство ваших сотрудников или гнусные лжецы и мародеры, или грязные извращенцы…

— А за это вы ответите по всей строгости, — быстро вставил капитан.

— Помолчи, — поморщился полковник, держась рукой за голову, — без тебя тошно. Ты уже выяснил, что там с этим убийством?

— Никак нет — некогда было. Только вот рапорт успел получить от патрульных.

— А кто ведет дело?

— Старший оперуполномоченный лейтенант Рябой. Но он сейчас в магазине на бульваре — там вора поймали.

— Но убийство и в самом деле было?

— Конечно, — он ткнул пальцем в лист, — здесь все черным по белому…

— И она подозреваемая? — Полковник кивнул на меня.

— Главная и единственная, — расплылся в радостной улыбке дежурный. — И вообще, я не понимаю, чего вы с ней цацкаетесь? Ей место на нарах…

— Не твоего ума дело, — огрызнулся начальник. — Тут наверняка какой-то политический подвох — от этих писак всего можно ожидать. Да еще министры чуть не каждый Божий день сменяются, — он устало вздохнул. — О Господи, когда уже эта пенсия проклятая придет…

— Так что с ней делать будем, товарищ полковник? Я предлагаю приплюсовать к убийству сопротивление при аресте, нападение на охрану и побег. Тогда никакая журналистика ей не поможет, — уверенно закончил капитан. — Ввек не отмажется.

— Ладно, ты иди, Коломчук, я с ней сам разберусь.

— Я буду за дверью, если что.

Выразительно посмотрев на меня, он встал, поправил форменную рубашку и вышел. Мы остались вдвоем.

— Ну, выкладывай, что ты задумала? — чуть погодя спросил полковник. — На кого работаешь: на Гусинского или Березовского?

— Сначала дайте позвонить, а потом допрашивайте, — невозмутимо проговорила я, уставившись на противоположную стену. — Без своего адвоката слова не скажу — имею право.

— Слишком много вам этих прав дали, — проворчал тот, придвигая ко мне телефон. — Раньше вон все просто и понятно было: убил, украл — в тюрьму. А сейчас нужно сначала выяснить, где кто работает и сколько денег и прав имеет, иначе и самому загреметь можно. По лезвию бритвы, так сказать, ходим… На, звони, чтобы потом не говорила, что мы законы не исполняем.

Не веря счастью, что наконец получила желаемое, я подалась к аппарату, но тут вспомнила о наручниках.

— Извините, Николай Евгеньевич, но мне несколько неудобно номер набирать, — и я подергала скованными сзади руками.

— Черт бы вас всех побрал, — проворчал он. Затем поднялся, подошел ко мне, вытащил из кармана брюк ключи и снял наручники. — Звони.

Схватив трубку, я дрожащими пальцами набрала номер и стала с волнением ждать, пока ответит босс. Но он трубку не взял. Я набрала еще раз, подождала с минуту и поняла, что конец — Родиона на месте нет, а больше мне никто на свете помочь не сможет.

— Ну что, нет твоего адвоката? — ехидно спросил полковник, стоя рядом. — Не повезло тебе…

— Да уж, сегодня явно не мой день, — вздохнула я тоскливо и набрала номер Валентины. Та, к счастью, оказалась на месте.

— Привет, Валюта. А где босс?

— Уехал куда-то. А ты где? — весело спросила она.

— В тюрьме, — вздохнула я.

— Где?! Как, опять?!

— Ты только не волнуйся — тебе нельзя. Меня обвиняют в убийстве…

— О Боже… И кого ж ты убила на этот раз?

— Никого пока. Передай Родиону, как появится, чтобы вытащил меня из ОВД «Кунцево». И пусть поспешит, а то если увезут в Бутырку, то из КПЗ достать меня будет сложнее. И вот еще что, Валюша, скажи ему, что наше последнее дело приняло опасный поворот, хорошо?

— Хорошо, все передам. Может, тебе вещи какие собрать да принести?

— Ага, сухарей еще насуши. Все, целую, пока.

— Только не дури там, слышишь?

— Постараюсь…

Положив трубку, я беспомощно взглянула на хмурого полковника и виновато пожала плечами.

— Ну вот, позвонила…

— Больше претензий не будет? — язвительно осведомился он и принялся надевать мне на руки наручники.

— Будут, но потом, — заверила я его с пафосом. — Или вы думаете, что весь этот ваш бардак останется безнаказанным? Вся Россия уже стонет от милицейского произвола, и вы станете первым, кто понесет за это заслуженное наказание, чтоб другим не повадно было — мой босс об этом позаботится. Вы даже не представляете, какие силы за мной стоят. Скоро за мной приедут, и вам мало не покажется.

Сглотнув пересохшим ртом, полковник сел на место, отвел глаза и тихо проговорил:

— Ну, ты не очень-то грози мне — пуганые уже. Если и вправду никого не убивала — отпустим. Но сначала нужно разобраться, сама понимаешь. Посидишь в КПЗ…

— А под залог отпустить нельзя?

— При желании все можно, почему нет. Если мы с тобой по-хорошему договоримся, что в прессе про меня ничего не появится, то…

Тут на столе зазвонил красный аппарат без диска. Моментально подобравшись, полковник прокашлялся, пригладил седые волосы, положил руку на трубку и, сказав мне: «Тише. Начальство», схватил ее и по-военному четко доложил:

— Полковник Курбатов слушает… Так точно, товарищ генерал. Все нормально… Кого? Погодите, сейчас узнаю, — зажав трубку рукой, он как-то странно посмотрел на меня и спросил. — Как фамилия?

Я назвала. Он тут же сообщил в трубку:

— Да, есть у нас такая… Да… Так точно… Вас понял…

По мере того как он выслушивал чьи-то указания, выражение его лица менялось, глаза темнели, губы сужались в тонкие полоски, а взгляды, которыми он время от времени окидывал меня, становились все более строгими и злыми. Я же была уверена, что это Родион уже каким-то непостижимым образом прознал про мою беду и теперь пытается вызволить меня отсюда через своих знакомых. Настроение мое резко подскочило, на душе сразу полегчало, я даже заулыбалась, не придавая значения мрачности полковника, и уже представляла себя на свободе. Наконец, в сотый раз сказав «так точно», он положил трубку, и губы его начали расплываться в зловещей усмешке. Мне стало не по себе.

— Что это вы на меня так смотрите? — спросила я удивленно.

— Сейчас объясню.

Он нажал какую-то кнопку на другом телефонном аппарате и строго проговорил:

— Уведите арестованную. И усильте охрану здания. Срочно!

— Что происходит? — непонимающе пролепетала я. — Что случилось? Чего вы взбеленились?

— А то происходит, милочка, — он уперся в меня колючим взглядом, — что теперь тебе крышка. Ты пролетела, как фанера над Парижем. С самого верха пришла команда засадить тебя далеко и надолго, в соответствии с законом, за убийство. Говорят, ты пришила какую-то важную шишку, так что извини, родная, но твое начальство тебе уже не поможет.

— Меня подставили… — только и смогла пробормотать я, чувствуя, как пол уходит из-под меня и мир рушится в тартарары.

В следующее мгновение дверь вновь открылась, и в кабинет вошли двое знакомых уже милиционеров с автоматами и дежурным капитаном во главе.

— В одиночку ее, — бросил полковник, не глядя на меня. — И до прибытия следователя из прокуратуры не трогать. Через час за ней приедут и увезут. Охранять как зеницу ока, ясно?

— Так точно! — радостно ответил капитан и кивнул охранникам. — Тащите ее!

Все возмутилось во мне в этот момент, в глазах потемнело от злости, и я вскочила на ноги. Теперь мне уже было безразлично, правильно я поступаю или нет. Где-то в подсознании билась лишь одна мысль: нужно вырваться из этой западни, в которую, непонятно зачем и почему, толкали меня неведомые люди. Справедливый гнев сдавил мою грудь, дыхание перехватило, я подалась назад и хрипло выкрикнула:

— Не подходите ко мне, слышите?! Не смейте меня трогать!

— Взять ее! — рявкнул полковник.

Милиционеры сдернули с плеч автоматы и наставили на меня. Капитан вырвал из кобуры пистолет, передернул затвор и процедил:

— Не дергайся, стерва! Знаем мы уже твои штучки. Пристрелю, как бешеную собаку, при попытке к бегству, так что лучше иди!

— В ноги, в ноги целься, Коломчук, — прошипел полковник, огибая стол. — Мне сказали, что она очень опасна, так что не рискуй…

Ну не знаю, что уж там ему сказали, только он все-таки не до конца оценил ту опасность, которую я из себя представляю. Лучше бы они попытались арестовать взбесившегося слона или голодного тиранозавра, чем разъяренную и загнанную в угол Пантеру. Страшные кровавые картины вдруг начали рисоваться в моей голове. За моей спиной стоял длинный стол, за которым маячило зарешеченное окно. Открытая дверь кабинета находилась слева, в приемной стояли какие-то милиционеры и с детским любопытством наблюдали за происходящим. Путей отступления не было. Я понимала, что малейшая попытка сопротивления приведет к тому, что мне прострелят ноги и будут совершенно правы. А в том, что прострелят, я не сомневалась — из трех стволов с такого расстояния промахнуться невозможно. Все они были страшно напряжены и ждали только моего неподчинения, чтобы открыть огонь. Конечно, можно было перелопатить здесь весь персонал, пролив море крови и покалечив всех, кто встанет на моем пути, но бить своих, пусть даже милиционеров… Нет, какие-никакие, плохонькие, а все ж таки они иногда кому-то помогают. И я решила уступить.

— Ладно, пошли, чего уж там, — улыбнулась я, расслабившись. — А то и правда пристрелите — ума хватит…

Все четверо с шумом облегченно выдохнули, и полковник проворчал:

— Ну вот, так бы и давно, а то истерику закатила, понимаешь. Теперь ты от нас никуда не денешься. Уведите ее. И по другой лестнице, подальше от входа, а то мало ли…

Подхватив под руки, двое амбалов подняли меня в воздух и понесли по длинному коридору. Капитан, размахивая пистолетом, шел впереди, гордый и довольный собой. В конце коридора виднелось окно с открытой форточкой. Решетки на окне, к счастью для капитана, не было. Когда мы приблизились, я, изогнувшись, сильно толкнула ногами его в спину. Бедняга, собственным телом высадив оконную раму, со страшным треском и звоном вылетел куда-то наружу, проложив мне путь к долгожданной свободе. Мои провожатые еще не успели ничего понять, а я уже, кувыркнувшись, выскользнула из их объятий и нырнула вслед за капитаном в проделанное им отверстие.

Еще в полете я заметила, что офицер, нелепо раскинув руки, лежит на асфальте лицом вниз и не шевелится. У меня даже мелькнула мысль, что он умер, но расстраиваться по этому поводу было некогда. Поскольку мои руки были скованы за спиной, мне нельзя было падать навзничь — разбила бы все лицо — поэтому я, сделав в воздухе сальто, приземлилась на ноги и тут же бросилась наутек, к бетонному забору, за которым виднелись жилые дома. Вслед мне понеслись крики, кто-то начал стрелять, но Пантере уже все было до лампочки — я почувствовала упоительный запах свободы.

Глава 4

Одним махом перескочив с разбега двухметровый забор, я оказалась в зарослях зеленеющего кустарника, растущего во дворе кирпичной высотки. Хорошо еще, что я была в джинсовом костюме, а то бы порвала всю одежду, пробираясь сквозь колючие ветки. С превеликим трудом справившись со зловредными растениями, я выскочила на детскую площадку и остановилась между деревьями. И вдруг увидела высокого симпатичного мужчину в клетчатом пиджаке и черных брюках. Он стоял около зеленой «Мазды», вальяжно ковырял ключом в замке, пытаясь открыть дверь, и удивленно смотрел в сторону забора, за которым только что стихли пальба и крики. Меня он, увлеченный своим занятием, не заметил. Мгновенно преобразившись, я выплыла к нему из-за тополя с игривой улыбкой на устах и спросила:

— Вы меня не подкинете?

— Что? — встрепенулся он, отрывая взгляд от забора, и тут же, облизав глазами мою фигуру, приосанился. — Куда вас подкинуть?

— Куда угодно, а то у вас здесь стреляют.

— Да уж, видать, что-то там у них случилось, — он открыл дверцу. — Садитесь, прокатимся, если хотите.

И сел за руль. Я осталась с глупым видом стоять около другой двери, ибо открыть ее могла разве что зубами.

— Ну что же вы? — удивленно крикнул он.

— Может, поухаживаете за дамой? — Я кивнула на дверь.

— Ах, простите, — он потянулся и открыл наконец мою дверцу. — Прошу вас.

Протиснувшись внутрь бочком, чтобы он, не дай Бог, не заметил наручников, я кое-как уселась рядом с ним, повернула к нему лицо и с наглой улыбкой заявила:

— А теперь закройте.

— Ну и ну. — Он со смехом покачал головой, но, однако, вышел, закрыл с моей стороны дверцу, снова сел в машину и в конце концов выехал с проклятого двора, куда через забор уже сыпались милиционеры. Мой спаситель самым чудесным образом не обратил на это ни малейшего внимания, свернул за дом, и вскоре мы уже ехали по улице в противоположную от отделения милиции сторону…

Мы уже проехали довольно большое расстояние, а я все никак не могла прийти в себя. Наконец мужчина вывел меня из транса.

— Почему вы так странно сидите? — спросил он, сосредоточенно глядя на дорогу, где мелькали юркие и наглые машины. — Разве вам так удобно — держать руки за спиной?

— Привычка, — небрежно бросила я, пожав плечами. — Никак не могу избавиться.

— Такое ощущение, что на вас наручники надеты. — Он усмехнулся и внимательно посмотрел на меня в зеркало.

— Если бы, — вздохнула я, чувствуя, как краснею от его взгляда, — а то ведь сама себя мучаю. А вы куда сейчас направляетесь?

— По делам. А потом в сторону Октябрьской. А вам куда нужно?

— Мне бы на Сретенку. Может, сделаете кружочек?

— Может, и сделаю, мы и так с вами покружили… Только сначала заскочу на минуту в одно место. Вы не против? Это по дороге, не волнуйтесь.

— Да ради Бога, — милостиво разрешила я, — только меня подвезите.

Он вытащил из кармана пачку «Парламента» и протянул мне.

— Курите?

Я дернулась, стремясь взять вожделенную сигарету, но наручники не позволили.

— Нет, я не курю, — соврала я, перебарывая сильнейшее желание вытащить сигарету из пачки зубами.

— Ну-ну, — усмехнулся он и снова бросил внимательный взгляд на мои руки, — как знаете.

Он закурил, а я едва не забилась в истерике от головокружительного запаха хорошего табака. Если бы не его вежливая улыбка и искреннее тепло в глазах, я бы решила, что он издевается надо мной, этот респектабельный мужчина, похожий на сотрудника иностранного посольства.

— Вас как зовут? — спросил он. — А то неудобно как-то общаться…

— Мария.

— Очень приятно. Я Радомир.

— Как?

— Радомир, — улыбнулся он. — Тот, который мир радует.

— Красивое имя.

— Не жалуюсь. Вы тоже красивая.

Я посмотрела на свой вывалянный в пыли во время ареста джинсовый костюм и вздохнула:

— Куда уж там красавица…

— А где вы так испачкались?

— Не поверите, но пришлось ночевать в подвале — ключи от квартиры потеряла.

— У меня тоже однажды такое было. Только я заночевал у знакомого… — Он свернул на какую-то незнакомую мне пустынную улицу, и я успела заметить на доме табличку с названием — Нижние поля.

— По-моему, мы отдаляемся от центра, — предположила я.

— Да, теперь мы едем в Капотню — я же говорил, мне по делу заехать нужно. Это буквально на пару минут, а потом сразу обратно.

— Конечно, конечно, я не тороплюсь…

Дальше мы ехали молча. Радомир быстро гнал машину по каким-то безлюдным переулкам, вдоль глухих заборов и предприятий, пока мы не въехали в Капотню. Оставив позади нефтеперерабатывающий завод, мы проехали за Окружную и оказались в квартале, застроенном частными домами. Я сидела, проклиная все на свете и сгорая от нетерпения, но деваться было некуда, приходилось мириться с неизбежными издержками, чтобы хоть как-нибудь попасть в офис, под спасительное крылышко своего замечательного босса. Как ни крути, а добираться пешком через весь город с наручниками за спиной мне не очень хотелось. А тут шикарная машина с практически бесшумным двигателем, тихая легкая музыка, льющаяся из динамиков, приятная прохлада от кондиционера и вполне симпатичный, располагающий к доверию мужчина рядом — чем не прелесть?

Он остановился у громадного кирпичного особняка, выстроенного в стиле европейских замков, и заглушил мотор.

— Вы подождете здесь или зайдете? — спросил он, обнажив в улыбке ослепительно белые зубы.

— Подожду, пожалуй, — очаровательно улыбнулась я в ответ. — Надеюсь, вы не очень долго?

— Ну что вы…

Выйдя из машины, он скрылся за калиткой высокого забора, окрашенного в серый цвет, а я стала осматриваться. Видимо, это был квартал для богатых, потому что по соседству стояли такие же или чуть поменьше богатые частные дома, возвышающиеся над глухими заборами. Все здесь было чисто и ухожено, дорога выглядела совсем новой, тротуары выложены бутовым камнем, фонарные столбы напоминали столбы на Старом Арбате, только народу, в отличие от него, здесь было меньше, если не сказать, что вокруг не было вообще ни единой живой души, словно все вымерли. Или покинули эти обжитые места по какой-то неведомой причине. Запястья мои, натертые железными браслетами, ужасно саднили, суставы затекли, и я готова была отдать половину своей никчемной жизни, только бы кто-нибудь освободил меня от проклятых наручников. И какой изверг, интересно, изобрел это адское приспособление? С удовольствием встретилась бы с ним и посмотрела в его бессовестные глаза. А потом переломала бы все ребра…

Калитка открылась, и появился Радомир с пакетом в руке. Улыбка на его лица была все такой же вежливой и даже чуть виноватой. Он помахал мне рукой и нырнул в салон.

— Ну вот и все, а вы переживали.

Он положил пакет на колени.

— Что-то вы быстро. Ну что, поехали?

— Да, сейчас поедем.

Он сунул в пакет руку.

— Извини, киска, но ты сама напросилась.

В следующее мгновение в его руке появилась белая тряпка, по-моему, марля — я не успела как следует рассмотреть — глаза превратились в две узкие злые щелочки, улыбка стала хищной, он быстро приложил пахнущую хлороформом тряпку к моему лицу, и последнее, что я услышала, был его, вдруг ставший противным, голос:

— Не дергайся, киска, не дергайся, родная… Вот и славненько…

Глава 5

Мысль о том, что я попала из огня да в полымя, пришла ко мне с первыми проблесками сознания. Причем еще неизвестно, что было хуже: остаться в милиции и сесть в камеру предварительного заключения Бутырки, ужасы о которой постоянно расписывали в газетах, или же оказаться распятой на чужой кровати в совершенно обнаженном виде — а именно такой я себя увидела в зеркальном потолке, когда очнулась. Кровать была просто огромной, почти на всю комнату, по краям струились шелковые ткани балдахина, вокруг разбросаны атласные подушечки, а у стены с сигаретой в зубах стоял мой спаситель, или душегуб, Радомир и смотрел на меня. Руки и ноги мои были привязаны по отдельности тонкими блестящими цепочками, уходящими куда-то за края кровати, а голова покоилась на подушках. Первым делом, как это всегда бывает после хлороформа, я невольно зевнула, а затем, превозмогая головную боль, спросила:

— Какого черта?

— О, мы уже проснулись, — улыбнулся он так же мило, как и прежде. — Я уж было решил, что напрасно тратил силы, затаскивая вас сюда.

— Послушай, дядя, мне не нравятся эти шуточки. — Я посмотрела на цепи, а потом перевела взгляд на него. — Чего ты хочешь, скотина?

— Ну вот, так я и знал, — опечалился ублюдок и затушил сигарету в пепельнице. — Почему вы все такие грубые? С вами по-хорошему, а вы сразу в бутылку лезете…

— Ты маньяк, — догадалась я. — Грязный и похотливый маньяк-самоучка.

— Ты не права, — мягко возразил он, присаживаясь на край кровати. — Я не маньяк, а вполне нормальный человек. Только очень одинокий…

— Ага, значит, так ты развлекаешься? Зачем ты меня привязал?

— Чтобы ты не сбежала, киска. Я тебя поймал, теперь ты моя добыча, моя собственность, и я не хочу ее потерять.

— Ты шизанулся, бедный, — сочувственно усмехнулась я. — Я не твоя добыча и уж тем более не твоя собственность.

— А вот и ошибаешься. — Он провел своей холодной ладонью по моей голени. — Боже, какая красота… Ты ведь сбежала из милиции в наручниках, значит, тебя ищут, ты преступница, человек вне закона. Я в любой момент могу набрать 02 и сдать тебя с потрохами. Хочешь?

Я задумалась. Естественно, не о том, хочу или нет, а о том, что сейчас делает босс. Валентина уже наверняка сообщила ему о моем аресте, и он небось сразу поехал вытаскивать свою непутевую компаньонку из милицейских лап. А там ему скажут: ваша скромная и застенчивая секретарша, укокошив какого-то парня в заброшенном доме, затем вынесла зубы двум охранникам, вышвырнула в окошко дежурного капитана и скрылась, закованная в наручники, в неизвестном направлении, нанеся отделению материальный ущерб в виде разбитого окна и украденных наручников. Лично у меня бы после таких новостей волосы встали дыбом и уже никогда не опускались. А что подумает Родион — вообще трудно представить. Если, конечно, его самого там не арестуют как главаря разбойной группировки. Бедный босс, и зачем он связался со мной на свою голову? А что с ним будет, когда он узнает, что убитый парень есть не кто иной, как наш клиент? По-моему, Родион уже так настроился на овощи с клубникой с тульского огородика, что вряд ли теперь переживет их постоянное отсутствие на обеденном столе…

— Ну, что надумала? — донесся до меня приторный голос Радомира.

— Надумала, что неплохо бы тебе развязать меня, а затем сбежать куда подальше, чтобы остаться в живых, — ответила я.

— Не смеши меня, крошка. — Поморщившись, как от собственной боли, он дотронулся до синяка на моем боку. — Какая сволочь тебя так ударила? Это менты?

— Не важно.

— Подонки. Чуть не испортили такую красоту. Но ничего, это скоро пройдет, так ведь?

— Угребище…

— Ничего, моя прелесть, сейчас я тебе объясню всю ситуацию, и ты поймешь, что чем скорее смиришься, тем лучше.

— Не дождешься.

— Видишь ли, я давно мечтал заиметь себе красивую сексуальную игрушку…

— Так купи себе резиновую куклу, извращенец.

— Резиновая — это не то, — на полном серьезе возразил он. — Я хочу живую. Что-то вроде рабыни. А еще лучше двух или трех. Как видишь, я довольно богат. — Он обвел взглядом роскошное убранство комнаты. — У меня все есть, кроме свободы делать то, что хочу. В нашей долбаной стране это не разрешается, к сожалению. А желаний у меня море. И я хочу, чтобы они исполнялись, чтобы мои деньги работали на меня, а не я на них…

— Да ты философ, как я посмотрю.

— Не перебивай, пожалуйста. Сегодня, когда я услышал выстрелы в милиции, а потом увидел тебя в наручниках, то сразу понял, что пришел мой час. Ты словно Божья благодать свалилась на меня с неба, понимаешь? Не поверишь, но когда я мечтал об игрушке, то представлял ее именно такой, как ты — красивой, сексуальной и полностью зависящей от меня. Здесь ты будешь в полной безопасности, тебя не найдет никакая милиция. Я могу предоставить тебе полную свободу, в рамках дозволенного, разумеется. Ты сможешь пользоваться всеми благами этого дома в обмен на рабское подчинение своему хозяину. Поверь, ты будешь жить в сотню раз лучше, чем большая часть российских женщин, страдающих от нищеты…

— Уж не султаном ли ты себя вообразил? Хочешь гарем себе завести — езжай в Эмираты, там тебя кастрируют…

— Не ерничай, глупышка, — мягко пожурил он. — Если будешь упорствовать, я найду способ тебя обломать. Пойми, я могу сделать с тобой все что угодно, даже убить, и никто ничего не узнает. Ты полностью в моих руках, киска, так что советую подумать. Я бы уже десять раз мог тебя изнасиловать, но, как видишь, не делаю этого. И знаешь почему?

— Знаю: ты импотент.

— Глупо, — он поморщился. — На самом деле мне просто хочется, чтобы ты тоже получала удовольствие от секса со мной. Я, между прочим, неплохой любовник. Но если не захочешь, то я удовольствуюсь тем, что есть, — он провел рукой по моему животу, и кожа сразу покрылась пупырышками. — Боже, какая ты возбудимая…

— Нет, просто у тебя лапы холодные, как у мертвой жабы.

В его глазах блеснул гнев. Он резко поднялся, побледнев, и отошел к стене. Постояв там с полминуты ко мне спиной, ублюдок дрожащим голосом процедил:

— Ладно, как знаешь. Я подожду. Мне пора на работу, а ты оставайся и думай. Если к моему возвращению не согласишься, то я начну тебя пороть. — Он повернулся, и я испугалась, увидев его лицо — оно было перекошено от злости. — Я посажу тебя на ржавую цепь в подвал, к крысам и стану морить голодом. Или заколю тебя наркотиками, и ты станешь сумасшедшей дурой. А потом, когда наиграюсь, прикончу и выкину на помойку, где тебя сожрут голодные псы.

Закончив монолог, он подошел к резной тумбочке у изголовья, вынул моток скотча, ножницы и залепил мне рот.

— Это чтобы ты не вопила, — пояснил он, любуясь своей работой. — В доме больше никого нет, эта комната потайная, ее никто, кроме меня, найти не сможет, так что считай себя в безопасности, киска.

Криво ухмыльнувшись, он нагнулся, поцеловал меня в лоб и вышел. Дверь была очень толстой и с другой стороны представляла из себя часть обычной книжной полки с декоративными корешками фолиантов — видимо, таким образом он ее замаскировал. Тоже мне, граф Монте-Кристо…

Не успела я прийти в себя от пережитого, как где-то за окном послышалась милицейская сирена, она быстро приближалась, пока наконец не смолкла прямо около дома. Я замерла. Раздались чьи-то голоса, топот, ворота загудели под тяжелыми ударами, и до меня донесся знакомый голос Радомира, пытающегося что-то объяснить. Но его, как видно, не слушали, потому что вскоре уже весь дом задрожал от гулких шагов множества людей, звуков открываемых ногами дверей и падающей мебели. Судя по всему, милиционеры что-то искали. Не исключено, что им нужна была я. Но вот только как они умудрились вычислить меня здесь — уму непостижимо. И к чему такая прыть и настойчивость? Наверное, кто-то слишком сильно нажал на них, если они так ретиво взялись за дело. Но вот только кто и почему? Неужели это все как-то связано с приходом к нам Петра и исчезновением его сестры? Если это так, то, по части вляпывания в неприятности, Светлана могла дать мне сто очков вперед — уж она-то умудрилась влезть куда-то по самые уши. Такое ощущение, что девчонка убила президента или, по меньшей мере, министра внутренних дел…

Кто-то вошел в соседнюю комнату и начал рыскать там по углам. Я даже не пыталась стонать, чтобы привлечь к себе внимание — мне, наоборот, хотелось слиться с кроватью, превратиться в простыню или наволочку, если бы они нечаянно обнаружили эту комнату. Все маньяки и извращенцы мира не смогут доставить столько неприятностей, сколько наши доблестные милиционеры, получившие приказ начальства сжить кого-то со света. С маньяками и извращенцами при желании всегда можно найти общий язык, а с этими ребятами в погонах искать его бесполезно.

— Где она? — услышала я за дверью незнакомый голос.

— Говорю же вам, что понятия не имею, — испуганно ответил Радомир. — Вы зря портите интерьер. Я ее высадил в Братееве…

— Заткнись, скотина!

Послышался хлесткий удар, несостоявшийся владелец гарема заткнулся, а я тихо порадовалась.

— Учти, если не найдем — тебе каюк, понял? — прорычал другой голос.

— Понял, — плаксиво пролепетал Радомир. — А если найдете?

Я затаила дыхание: неужели выдаст?!

— Что ты сказал? — грозно процедили ему в ответ. — Учти, если обманул и она все же окажется здесь — я тебя все равно удавлю.

— Ничего не понимаю, — снова подал голос хозяин дома.

— Поймешь. Власенко! Тащи этого хмыря в машину. Опечатай этот дворец, и поехали — нет тут ни хрена!

Я чуть не заплакала от счастья.

— Так я не понял! — взвизгнул Радомир. — Как мне себя вести?! Это произвол!

Опять послышался удар, что-то хлюпнуло, треснуло, и больше голоса своего «благодетеля» я не слышала. Через пять минут машины отъехали от дома, и все смолкло. Я осталась одна, привязанная чертовыми цепями к кровати. Но, как ни странно, впервые за последнее время я чувствовала себя свободной. По крайней мере мне никто не угрожал и не пытался причинить неприятности. Теперь все зависело только от меня самой.

Несмотря на то, что мысли о боссе и всей этой странной истории глодали меня голодной акулой, я заставила себя успокоиться и сосредоточилась на собственной судьбе. Цепочки были сделаны из нержавеющей стали и оказались очень прочными, хоть и тонкими. Подергав руками и ногами, я поняла, что другие концы их прикреплены к ножкам кровати и держат мертво. На мои запястья и лодыжки были надеты металлические браслеты на небольших болтиках, к которым были приварены цепи, и разорвать все это мог, наверное, только Геракл, коим я, к сожалению, не являлась. Оковы были натянуты так, что пошевелиться я почти не могла. Видимо, этот гад давно уже задумал подобное похищение и основательно к нему подготовился, если держал наготове подобные штучки. Спрашивается, чего людям спокойно не живется? Деньги, особняк, машина — все есть, так нет, на экзотику потянуло, рабыню ему подавай… Небось проклинает сейчас тот день и час, когда в голову взбрела эта бредовая идея. Ничего, в милиции его научат уму-разуму. А пока он там не раскололся, мне нужно отсюда сматываться. Но как? Ответа на этот вопрос я не знала. Разве что подождать, пока цепи проржавеют и рассыплются в прах или ножки кровати истлеют… Прикинув и так, и эдак, я поняла, что спасти меня может лишь чудо.

Вдруг под окном тихо скрипнули тормоза, хлопнула дверца машины, и послышались шаги. Не зная, кого еще принесло на этот раз, я затаилась, как могла в своем положении, и стала слушать гулкие удары собственного сердца. Мне почему-то стало холодно, но накрыть меня было некому.

Где-то внизу открылась входная дверь, и гости вошли внутрь. Затем на неопределенное время все смолкло, потекли минуты томительного ожидания. Не зная, чем еще заняться, я начала избавляться от скотча. Занятие это долгое, нудное, но вполне благодарное, ибо в конце концов можно было освободить губы, чтобы свободно разговаривать. Этот способ я изобрела зимой, во время вынужденного безделья. Просто мне столько раз за прошлые лето и осень залепливали рот проклятой лентой, что мне это надоело и я решила найти противоядие, вернее, противоскотчие. И нашла. Оказывается, если скотч долго лизать языком, то он теряет свои липкие свойства и рано или поздно отлепляется от губ. Правда, сначала приходится лизать только кончиком, сквозь тоненькую щелочку в приплюснутых губах, но потом она становится все больше и больше, пока рот полностью не освобождается, а скотч не остается только на щеках, куда не достает язык. После недели упорных тренировок зимними вечерами я овладела этим секретным методом собственного изобретения почти в совершенстве. И теперь мне это пригодилось. Ну как в воду смотрела!

Я уже «отлизала» всю верхнюю губу и вполне могла сказать что-то невнятное, когда за дверью послышались шаги. Кто-то вошел в комнату и остановился. Я прекратила лизать и стала прислушиваться. Проклятый зáмок! Привидения, что ли, здесь бродят? Знать бы, кто это, так можно было позвать на помощь, но где гарантия, что это не милиционеры вернулись, чтобы еще раз все здесь как следует проверить? Нет уж, я лучше помолчу…

— Мария, где ты, черт бы тебя побрал?! — раздался вдруг, как гром среди ясного неба, раздраженный голос, и я чуть не потеряла сознание — это был голос моего любимого босса!

Вместо того чтобы закричать от радости, я разрыдалась. Слезы градом полились из глаз, и я не могла их остановить до тех самых пор, пока Родион с каким-то незнакомым парнем не отыскали потайную дверь, ориентируясь по моим громким судорожным всхлипам, и не вошли в комнату.

— О Господи, она опять голая! — схватился за голову Родион при виде потрясающего зрелища, представшего его глазам. — Борис, ты видишь это безобразие?!

— Ну почему же безобразие, — смущенно зарделся, отвернувшись, Боря — невысокий темноволосый крепыш с лицом, чем-то напоминающим лицо Сталлоне. — Я бы сказал, совсем даже не безобразие…

— Босс, спаси-ите меня-а! — прорыдала я, закрыв глаза от стыда и бессилия. — Или хотя бы накройте-е!

— Озвереть можно, — лаконично оценил ситуацию босс, срывая ткань балдахина и набрасывая на меня. — Может, тебе сменить профессию и пойти в стриптизерши? Боря, отцепляй с той стороны.

Вдвоем они быстро отсоединили цепи от кровати, затем раскрутили болтики на браслетах, и я наконец стала свободной. Не теряя времени на расспросы, меня завернули в цветное покрывало с кровати, вывели из дома, усадили в черную «Волгу» и повезли домой. Я сидела, отупевшая от счастья, и с благодарными слезами на глазах взирала на лица своих спасителей. Никогда еще мне не хотелось расцеловать Родиона в губы. Теперь хотелось. Кстати, в офис меня вносили на плече, полностью завернутую в покрывало, словно какой-то тюк. Как пояснил Родион, это было нужно для конспирации.

Глава 6

История моего спасения вкратце была такова. Вернувшись в офис из своей школы Юных детективов, где, вместо того чтобы заниматься расследованием, Родион принимал выпускные экзамены по основам криминалистики, он, услышав взволнованный рассказ Валентины, не бросился тут же в Кунцево выручать свою секретаршу, а начал звонить своим всемогущим друзьям. Через полчаса он уже знал, что некие еще более всемогущие силы мира сего хотят моей смерти, то бишь настаивают на том, чтобы меня сгноили в тюрьме, обвинив в убийстве. Друзья не могли сказать, кто и почему хочет этого, но давление велось с самых верхов. Приказы оттуда никогда не обсуждаются и нигде не печатаются. Заинтригованный таким развитием событий, босс, как я поняла, пропустил мимо ушей информацию о моем славном побеге и уловил только то, что милиция засекла машину, на которой я скрылась. Хозяина иномарки быстро вычислили, провели в доме обыск, но никого не нашли. Но босс почему-то был уверен, что я все-таки осталась в доме. Поэтому, взяв своего знакомого с Петровки, приехал в Капотню с целью самолично произвести обыск. Как он мне признался, искали они не меня. Они искали мой труп. Но вместо него все-таки нашли меня, правда, голую.

Все это босс рассказал мне в своем кабинете, когда я уже пришла в чувство, приняла ванну, оделась в нормальную одежду, пообедала и пришла к нему получать по шее. Теперь мы сидели друг против друга, и босс ждал слов благодарности и объяснений. Я молчала, не зная, с чего начать.

— Ладно, — проворчал он, видимо, решив, что я все еще в шоке, — забудем об этом. Я тут, кстати, попросил своих друзей проверить все бордели на предмет Светланы, но ее пока не нашли. Поэтому вернемся к нашим баранам. Хорошо, что у тебя с собой не было документов и в милиции даже не знают твоей фамилии. Правда, уже составлен твой фоторобот и тебя разыскивают с собаками по всей Москве. Но вряд ли найдут.

— Почему?

— Ты больше не высунешь носа из этого здания — вот почему. Кстати, где наш джип?

— Джип? О Господи, я и забыла совсем про него… Он там остался, на Кастанаевской улице, во дворе за домом. Меня ведь на казенной увезли…

— Нужно будет пригнать. Ты лучше скажи, успела что-нибудь выяснить там по нашему делу или нет? А то ведь клиент завтра звонить будет, а нам и сказать нечего…

Я обомлела.

— Так вы еще ничего не знаете?!

— О чем это ты? — насторожился он.

— Ну, вы же про убийство слышали?

— Конечно. Пришили какого-то родственника важной шишки, по-моему, и тебя рядом с трупом застали. Разве не так? — удивленно проговорил он.

— Увы, босс, все гораздо хуже, — вздохнула я. — Пришили как раз не родственника, а… В общем, кто-то убил нашего клиента, Родион Потапыч.

— Что ты сказала?! — Глаза босса стали круглыми и медленно поползли на лоб вместе с очками. — Петра Николаевича Капустина убили?!

— Именно так. Не видать нам теперь ни капусты, ни малины…

— Черт с ней, с малиной! — Босс вскочил и возбужденно заходил передо мной по кабинету. — А что он там делал, в этом заброшенном доме, как он туда вообще попал?!

— Понятия не имею.

— Ну надо же! Как же я, болван, сразу не догадался? — Он звонко хлопнул себя по лбу. — Ну конечно, все так и должно было быть! — Присев на край стола, он уставил на меня свои внимательные глаза. — Ну-ка, расскажи все в подробностях.

— Да тут и рассказывать нечего. Я вошла в этот заброшенный дом, наткнулась на пистолет, подняла его, а потом увидела труп на полу в комнате. Ему стреляли в спину, два раза. Тут вдруг, откуда ни возьмись, появились два милиционера и заявили, что это я его убила. Избили меня, надели наручники и доставили в отделение.

— Это все?

— Все.

— Точно?

— Не совсем, — вспомнила я. — Там еще какой-то свидетель был — менты о нем говорили. Он будто бы услышал выстрелы, остановил патрульную машину и все рассказал.

— Ты его видела?

— Кого?

— Свидетеля, екалэмэнэ! — взорвался босс.

— Нет, — понурилась я. — Он сбежал.

— Как сбежал?

— Не знаю. Я говорю только со слов патрульных… Они посадили его в машину, а потом, когда один патрульный пошел вызывать опергруппу, его уже не было.

— Та-ак, замечательно, — пробормотал Родион, снова принимаясь наворачивать петли по кабинету. — Ты не можешь сказать, когда примерно был убит Петр: прямо перед твоим приходом или раньше?

— Минут за двадцать передо мной, — уверенно ответила я. — Кровь уже почти свернулась.

— Это что же получается, что свидетель двадцать минут бегал вокруг дома, дожидаясь, пока ты войдешь внутрь, и только потом вызвал милицию? Что-то тут явно не так. Я усматриваю в этом злой умысел, продолжением которого явился звонок в милицию от руководства. И только теперь, кажется, начинаю понимать, что Светлана впутала нас в какую-то грязную историю.

— Надо все-таки разобраться, каким образом Петр очутился в том доме? — начала я соображать. — Может, он сам в этом как-то замешан?

— Ага, придумал всю эту лабуду с пропажей сестры, а потом пошел и застрелился от стыда, — хмыкнул босс. — Нет, Петр здесь ни при чем, и знаешь почему?

— Почему?

— Потому что, когда я сегодня возвращался из школы, меня чуть не сбила машина.

— О чем это вы? — насторожилась я.

— До меня лишь сейчас дошло, что это была никакая не случайность, а самое настоящее покушение. Представляешь, иду я себе по тротуару, никого не трогаю, вдруг слышу сзади подозрительный шум и оборачиваюсь. И вижу, что прямо на меня летит какой-то сумасшедший на потрепанных синих «Жигулях». По тротуару! Не слабо? Хорошо, других прохожих не было, а то бы он там всех передавил. Понятно дело, я решил, что это пьяный, и быстренько сиганул на ближайшее дерево. «Жигуленок» не рассчитал, врезался в это дерево и чуть не отрубил мне ноги.

— О Господи…

— Слушай дальше, — довольно проговорил Родион. — Это тип вылезает из машины, озадаченно чешет в затылке и заявляет мне, висящему, как бабуин, на ветке, что у него вдруг отказали тормоза и рулевое управление од-но-вре-менно.

— И вы поверили?

— А почему же нет? Мало ли, что случается с этими старыми машинами. И потом, я тогда еще понятия не имел о всей этой истории с убийствами и твоим задержанием. А теперь понимаю, что меня хотели элементарно убрать…

— Но вы хоть номер запомнили?

Бросив на меня уничижительный взгляд, он проворчал:

— Естественно, запомнил. Я имею привычку запоминать все, что вижу, даже выражение лица у пролетающей мимо мухи. Но уверен, это мало что даст, — номера наверняка были фальшивыми.

— Послушайте, босс, — вдруг осенило меня, — но, если они решили убрать нас любыми способами, значит, мы и сейчас еще в опасности?!

— Наверняка, — спокойно сказал он. — Теперь мы всегда будем в опасности, пока живы. Видимо, кому-то очень не хочется, чтобы мы копались в этом деле, и у кого-то очень хорошие связи, чтобы заткнуть нам рот. И они не гнушаются никакими методами, вплоть до убийства, а это далеко не каждый смертный может себе позволить…

— Мне страшно, босс. — Меня передернуло, и я в страхе оглянулась, словно из-за кресла мог выскочить бандит с кинжалом и всадить его мне в сердце. — А ваши друзья не могут выяснить, кто за всем этим стоит?

— Пока нет, — сокрушенно вздохнул он. — Они ведь не все источники информации контролируют. Существует еще ФАПСИ, правительственная связь, по ней в основном поступают секретные приказы, о которых знает весьма ограниченный круг людей. Порой все так запутывают, что установить, откуда приходит распоряжение, практически невозможно. Даже те, кто потом выполняет приказ, сами не знают, от кого его получили. Это нечто неосязаемое, эфемерное, типа фразы: «Существует мнение…» Вот и в МВД сейчас существует мнение, что неплохо было бы засадить тебя за убийство, не особо вдаваясь в детали расследования…

— По-моему, нам надо сматываться, босс, пока не поздно.

— Никогда еще Родион Ветров не бегал от опасности, запомни это, моя девочка, — мрачно бросил босс. — Если кто-то считает, что может переиграть меня, то флаг ему в руки — пусть попробует. Я пока еще ничего противозаконного не совершил…

— Чхать они хотели на все законы, — усмехнулась я. — Это же бандиты, для них закон не писан…

— Мы пока еще не знаем, кто это, — возразил он. — В любом случае, здесь мы в полной безопасности…

Вдруг на столе заработало переговорное устройство и послышался взволнованный голос Валентины:

— Родиоша, ты чувствуешь что-нибудь?

Кровь отхлынула от его лица, он резко бросился к столу, нажал на кнопку и спросил:

— Что случилось, Валюта? С тобой все в порядке?

— Не совсем, милый. — Ее голос звучал как-то странно, сипло. — Тут что-то происходит на кухне, сама не пойму, — она закашлялась. — Странный запах появился, меня тошнит, и голова кружиться начала. У вас там внизу все нормально?

Мы принюхались, но ничего подозрительного в воздухе не обнаружили.

— Слушай меня, котенок, — быстро сказал босс Валентине. — Закрой лицо мокрой тряпкой и беги сюда. А лучше вообще задержи дыхание, слышишь?

Из динамика раздался громкий звук, напоминающий всхлип, а затем шум падающего тела. Я в ужасе замерла. Лицо Родиона окаменело. В следующее мгновение он метнулся к своему шкафу и, покопавшись на нижней полке, вытащил три противогаза, которые хранил специально на случай ядерной войны, швырнул мне один, и мы выскочили из кабинета, на ходу натягивая на себя резиновые маски. Уже в приемной я почувствовала, даже сквозь фильтр, какой-то едкий запах, отдаленно напоминающий дихлофос, а когда мы вбежали по лестнице на второй этаж, где располагалась кухня, то запах резко усилился. Валентина лежала на полу около стола, на котором находилось переговорное устройство, изо рта ее шла белая пена, глаза закатились, а руки все еще закрывали живот, защищая от опасности ребенка. Мы бросились к ней. Пока Родион натягивал на ее лицо маску, я мельком осмотрелась, пытаясь определить, откуда поступает газ, но ничего похожего на дымовую шашку не нашла. Газ был абсолютно бесцветным и, судя по всему, быстродействующим. Единственное, что бросилось мне в глаза, это решетка вентиляции, которую установили нам строители. Мне показалось, что воздух около нее струился, словно сильно нагрелся. Не став терять время на выяснение, я подбежала к боссу, который уже тащил за плечи свою бесчувственную беременную супругу к выходу из этой газовой камеры, и стала ему помогать.

Под нашим офисом, бывшим когда-то трансформаторной будкой, проходили тоннели с проложенными в них электрическими и телефонными кабелями. Паутина этих подземных коридоров тянулась под всей Москвой и тщательно охранялась от вторжения разного рода бомжей тем же самым ФАПСИ. У босса в кабинете находился люк, через который можно было прямиком попасть в эти лабиринты, не спрашивая ни у кого разрешения, и сидеть там хоть до скончания века. Родион, имевший привычку продумывать все на несколько сотен шагов вперед, оборудовал внизу что-то вроде маленького бункера, в котором, если вдруг на город упадет атомная бомба, трое человек могли спокойно провести пару недель, не беспокоясь о воде и пище, которых было припасено вдоволь. В бункере имелись три раскладушки, топчан, маленький стол, железный шкаф, набитый всем необходимым, керогаз и даже биотуалет. Все-таки босс у меня замечательная умница!

В этот бункер, опасаясь, что на улице нас просто перестреляют обнаглевшие подонки, мы и притащили несчастную Валентину, первой принявшую на себя удар газовой атаки на наше детективное агентство. Люк, слава Богу, закрывался герметически, можно было не опасаться, что газ проникнет и сюда. Сняв противогазы, мы, ни слова не говоря, начали приводить Валентину, лежащую на топчане, в чувство. Она хотя и с трудом, но все же дышала. Босс, как заправский доктор, вытащил из шкафа кислородный баллон, аптечку и сделал жене какой-то укол. Затем надел ей кислородную маску. Вскоре она задышала ровнее и глубже, и мы немного успокоились.

— Ну и что это было? — сипло спросила я, чувствуя, как першит в горле.

— По-моему, зарин, — он озадаченно почесал в затылке и посмотрел на умиротворенное лицо жены. — А может, и иприт — черт его разберет. Проклятье! Еще бы немного, и Валюта могла бы погибнуть. Ты понимаешь, что это означает?

— Не совсем.

— Это означает, что они меня разозлили, — глухо проговорил он, и я впервые увидела его по-настоящему злым. — С этой минуты я сам начну охотиться на них и достану этих ублюдков, кем бы они ни были. Не стоило им так опрометчиво травить мою Валентину. А если еще, не дай Бог, это отразится на ребенке, я буду отравлять им существование и после их смерти, — процедил он гневно.

— Вы же не верите в потустороннюю жизнь, — не удержавшись, тихо вставила я.

— Не верю, но чувствую, что Там что-то есть, — он внимательно посмотрел на низкий бетонный потолок нашего убежища. — Судя по всему, эти сволочи залезли на крышу и начали пускать газ в вентиляцию. Поэтому-то до Вали дошло быстрее — мы ведь были на первом этаже, а она на втором.

— Как же они на крышу забрались и мы их не увидели?

— А мы смотрели? — с упреком пробормотал он. — Мы с тобой болтали. Они могли даже кран с торца подогнать — мы бы ничего не услышали. А там еще во время ремонта пожарную лестницу приделали. Видимо, после неудачи с наездом они решили убрать меня таким варварским способом.

— И меня, — подсказала я.

— О том, что ты в офисе, им вряд ли известно, — возразил он. — Иначе здесь давно была бы милиция с официальным ордером на твой арест. Небось думают, что ты отсиживаешься в каком-нибудь подвале, ждешь, пока стемнеет. Черт, куда мы вляпались с тобой, а? Даже интересно становится, — он криво усмехнулся. — Ладно, это в данный момент не важно. Сделаем вот что. Эти гады наверняка сейчас обложили офис и наблюдают. И пусть наблюдают. Ты оставайся с Валей, а я выберусь через тоннель наверх в соседнем дворе, свяжусь со своими и попрошу помощи. Нам нужно уходить отсюда, и как можно быстрее. — Он потрогал Валюшин лоб. — Ее в больницу нужно отвезти. Все, я пошел.

Поцеловав жену в щеку, он открыл шкаф, взял фонарик и скрылся за боковой дверью в темноте длинного, узкого коридора, в котором с трудом мог стоять в полный рост. Я снова осталась одна, если, конечно, не считать моей бедной подруги, которая все еще не пришла в сознание. Будильник на столе показывал половину седьмого. Боже, прошло всего-то несколько часов, а уже столько всего случилось! И еще неизвестно, что будет, если эти подонки от нас не отстанут. А я, глупая, томилась без работы. Вот она, пожалуйста, стоящая работенка, самая что ни на есть достойная настоящих детективов! Чтоб ей провалиться… Если уж это начало сезона, то каким будет продолжение? Нас или перестреляют всех к чертовой бабушке, или сожгут вместе с реконструированным офисом, в который убухана уйма бандитских денег. Нет, наверное, все-таки рогоносцы не так уж и плохи, как мы думали. По крайней мере никакого риска и максимум удовольствия — сиди себе на дереве и снимай эротические сцены через окошко. Если в живых останемся, надо будет переговорить с боссом, чтобы срочно менял политику агентства на прямо противоположную. В конце концов, рогоносцы тоже люди и тоже нуждаются в помощи. Я даже сама готова выслеживать неверных жен и пробовать свои силы в видео- и фотопорнографии. Зато никто не обвинит меня в убийстве и не станет травить средь бела дня, можно сказать, в центре столицы запрещенными всеми международными конвенциями боевыми отравляющими средствами. Прямо как в токийской подземке…

Тихий шорох над головой вывел меня из задумчивости. Я посмотрела наверх. Шорох повторился. У босса в кабинете явно были гости. И даже не пытались скрывать своего присутствия. Обнаглели! Мало того, что на крышу забрались, так теперь еще и пришли проверить, умерли мы или нет. Какая редкая бесцеремонность!

Я посмотрела на люк. Он был квадратный, сваренный из толстых листов железа. Закрывался он и сверху, и снизу на массивные железные задвижки, которые боссу изготовили по спецзаказу. Судя по их виду, они должны были выдержать прямое попадание пятитонной авиационной бомбы. Панический ужас охватил меня, когда я, увидела, что задвижка с нашей стороны открыта! Видно, в суматохе мы совсем забыли про нее. Я вскочила на ноги, тихонько подошла к вертикальной лестнице, поднялась по ней и уже протянула руку, чтобы задвинуть засов, как люк вдруг дернулся и резко открылся, а я осталась висеть на лестнице с поднятой рукой, открытым ртом и ужасом в глазах, устремленных вверх…

Глава 7

Их было двое. Оба в специфической униформе бойцов московской службы спасения и оба в респираторных масках. Один держал крышку люка, другой — пистолет с глушителем, нацеленный мне между глаз. Места для маневра у них было предостаточно. У меня же, висящей на лестнице, его не было вообще. Внизу на кушетке с кислородной маской на лице лежала бедная Валентина, которую Родион оставил на мое попечение и за которую я отвечала головой. Их униформа меня ничуть не смутила, ибо где-то я слышала, что настоящие ребята из службы спасения не спасают людей при помощи боевых отравляющих газов и пистолетов, тем более с самодельными глушителями. Видимо, эти сволочи просто переоделись, чтобы не привлекать внимания. У меня не было ни респиратора, чтобы защититься от газа, ни малейших сомнений, что эти люди хотят нас убить и сделают это непременно, если я что-нибудь не предприму. А что я могла в своем нелепом положении? Единственное, что мне удалось, так это ляпнуть, задержав дыхание:

— Ой, а вы кто?

— Вылезай, голуба, сейчас узнаешь…

Один из них, плотный мужичок с большими залысинами, осклабился, нагнулся, схватил меня своей клешней за волосы и резко потащил вверх. Мне было очень больно, очень, но я не издала ни звука, потому что нельзя было вдыхать отравленный воздух кабинета. Я даже отчасти радовалась, что мне сделали больно, еще и потому, что так легче забыться. В тот момент, когда почувствовала ногами пол кабинета, я уже не отдавала себе отчета от Прости. Стиснув зубы, я полоснула негодяя своими когтями-бритвами по первому попавшемуся открытому месту — по горлу, а затем, не останавливая руки, повернулась и ударила того, что держал крышку, тоже разорвав ему кадык. Оба в одночасье потеряли способность убивать. Первый выпустил пистолет, второй крышку, оба свалились, окровавленные, и захрипели. Хорошо, что Валентина была без сознания, а то бы точно умерла от этого жуткого зрелища. Сорвав с лица одного респиратор, я нацепила его на себя, чтобы наконец можно было дышать. Затем, быстро отпихнув их дергающиеся тела от люка, я уже собралась нырнуть обратно, как в дверях кабинета высветился еще один «спасатель» с пистолетом. Он даже не посмотрел, что случилось с напарниками, а с ходу начал стрелять. Упав за дубовый стол Родиона, который бандиты оттащили на середину комнаты, я схватила с пола выроненный пистолет и из-под стола продырявила стрелявшему обе ноги, всадив в каждую лодыжку по две пули. Мерзавец рухнул как подкошенный, и я вогнала ему пулю в грудь. Он затих. Теперь мне уже было все равно — во мне проснулся зверь, и остановить я его не могла. Если бы в комнату вошло еще десять бандитов, я бы убила их всех. Но больше никто не появлялся. Жуткие хрипы орущих за моей спиной ублюдков вернули меня к действительности. Слушать это не было никаких сил. Да и им уже все, равно никакой врач не помог бы. Я повернулась и выстрелила каждому в голову. Они захлебнулись и смолкли. Выждав еще какое-то время, я на карачках подобралась к люку, опустила тяжелую крышку, закрыла задвижку, поднялась, задвинула на место стол и вышла в свою приемную. Мной овладела жажда убивать всех этих подонков, чтобы уже никто не смел покушаться на наши жизни. Для этого нужно было найти тех, кто еще мог находиться в здании. Но сначала надо было выяснить, как они вообще вошли в нашу неприступную крепость. Я подошла к входной двери и ахнула: она была открыта! Нужно будет потом сказать Родиону, чтобы не хвастался, будто эту дверь, восстановленную после памятного взрыва прошлой осенью, можно открыть без ключа только танком — эти сволочи просто вырезали все замки, используя, видимо, инструменты той же службы спасения, для которой, как известно, запертых дверей не существует. Прислушиваясь к малейшим звукам в здании, я подкралась поближе и выглянула во двор. Он был пуст. Только за воротами стоял фургон со знакомой надписью все той же службы спасения. Стекла были тонированными, и понять, есть кто внутри или нет, было невозможно. Ну и Бог с ним. Я пошла на лестницу. Поднявшись на второй этаж, я осмотрела кухню, но никого не нашла, затем поднялась выше, там тоже было пусто, и так, этаж за этажом, комната за комнатой, я обошла весь офис, пока не очутилась в зимнем саду — самой верхней точке нашего некогда великолепного здания.

Здесь все было уставлено бочками, ведрами и горшками со всевозможными пальмами, фикусами, кактусами и прочими декоративными растениями, что создавало иллюзию африканских джунглей — так захотелось Родиону, который сам в джунглях никогда не был и подозревал, что никогда туда не попадет. На всей этой цветущей флоре постоянно сидела и верещала разноголосьем фауна в виде стаи волнистых попугаев, которых босс кормил каждый день и упорно учил разговаривать. Но они его пока не понимали. Здесь был и бассейн с золотыми рыбками. Сделанный в форме капли из мрамора, купленного на деньги небезызвестного продюсера, давно почившего в бозе по моей милости, бассейн был истинным украшением нашего зимнего сада. Родион с Валентиной частенько приходили сюда зимой, садились на маленькую лавочку около воды и часами любовались «живой природой», воркуя о чем-то своем, сокровенном и лишь им одним понятном.

Первое, что мне показалось странным, когда я вошла в сад, была мертвая тишина. Я сначала не поняла причину, а потом до меня дошло. Не было слышно привычного свиста попугаев, никто не сигал с ветки на ветку и не садился на голову. Взглянув на пол, я обомлела: там, задрав лапки кверху, лежали маленькие разноцветные птичьи трупики. Несчастные попугайчики стали, видимо, первыми жертвами этой газовой атаки. Сердце мое обливалось кровью, я плакала, когда собирала бедных мертвых пташек в одно место, чтобы картина не была столь ужасающей, когда сюда войдет еще кто-нибудь. Надо же, помешали этим ублюдкам беззащитные птички, бормотала я, складывая трупики под пальмой. Но ничего, я отомщу за вас, и никто, слышите, никто не уйдет безнаказанным…

Убедившись, что с золотыми рыбками в бассейне ничего не случилось и они все так же безмятежно плавают, виляя своими роскошными хвостами, я, полная благородного негодования, пошла к выходу. Едва взявшись за ручку двери, я мгновенно застыла: под моей рукой она сама собой начала медленно опускаться вниз. С той стороны тоже кто-то хотел войти! И помешать этому я уже не могла. Прятаться тоже было поздно, да и смысла никакого не было. Дверь открылась.

Я увидела незнакомого молодого «спасателя» с ярко выраженной уголовной наружностью. Он был одет, как и положено, в униформу, хорошо сложен, накачан, бритоголов, низколоб, лопоух и имел в руке пистолет с глушителем — в общем, стандартный набор стандартного исполнителя грязных заказов. Приятное исключение, пожалуй, составляла респираторная маска на лице.

Первое, что я сделала, это отключила ему руку с пистолетом, ткнув пальцем по бицепсу, от чего рука повисла плетью, а пистолет упал. И одновременно ткнула пальцем другой руки в ямочку между ключицами, и следующие несколько секунд смотрела, как он стоит, беззвучно открывая рот и выпучив ошарашенные глаза на побагровевшем лице, и страдает от недостатка кислорода. Наверное, попугайчики тоже вот так умирали…

Налюбовавшись, я залепила ему кулаком по узкому лбу, и парень наконец упал, неловко и грузно, отчего все наше хрупкое строение содрогнулось. Не знаю, с чего мне вдруг взбрело в голову его обыскивать, видимо, слава особы, приближенной к частному детективу, не давала покоя. В общем, я наклонилась над распростертым телом и начала шарить по карманам, пытаясь отыскать документы. Мне нужна была хоть какая-то зацепка. И в этот момент почувствовала, что, кроме меня, в узком коридорчике есть еще кто-то. Я даже услышала слабый шорох и даже начала поднимать голову, но было поздно — перед глазами мелькнуло нечто похожее на тень, и голова моя раскололась на тысячу ярких кусочков от прямого попадания в затылок бронебойного противотанкового снаряда или чего-то в этом роде. На несколько мгновений я потеряла ориентацию, оглушенная мощным ударом, и этого противнику оказалось достаточно, чтобы нанести по мне серию бомбовых ударов в область почек, солнечного сплетения и подбородка. Чем уж он там меня дубасил, я не видела, по-моему, рукояткой пистолета и ногами, но эффект превзошел все ожидания — на меня снизошло озарение.

Видит Бог, у меня не было абсолютно никакого желания опять попадаться в чьи-то грязные лапы, чтобы потом, рискуя жизнью и здоровьем, выкручиваться и убегать. Но такова, видать, была моя планида, мне было на роду написано отдуваться за всех и вся, и я давно уже должна была вроде к этому привыкнуть, как, например, к восходу солнца. Но не могла и потому все время удивлялась или возмущалась, когда оказывалась в незнакомом месте, среди людей, не испытывающих ко мне ничего, кроме желания побыстрее прикончить каким-нибудь изуверским способом или сделать мне еще какую-нибудь пакость.

На этот раз, как ни глупо это звучит, я решила сдаться добровольно. То есть не то чтобы сдаться, а так, притвориться, что сдалась, и таким хитроумным способом проникнуть внутрь этой таинственной организации, преследующей нас с упорством безумца, и вызнать ее секреты. Вскрикнув в последний раз, я перестала защищаться, чтобы невзначай не убить своего «Троянского коня», на котором собиралась попасть в стан врага, закатила глаза и свалилась прямо на тело ушастого парня, чтобы не очень больно было падать. Бандит остановился надо мной, шумно дыша, и с ненавистью прохрипел:

— Подохни, сучка…

«Щас!» — чуть не сказала я в ответ, но благоразумно промолчала.

Глаза я открыть не могла, чтобы не рисковать, поэтому полностью положилась на свой изумительный слух, который вполне заменял мне зрение. Негодяй еще потоптался рядом, затем послышался электронный писк — он включил сотовый.

— Алло, это Бегемот, — просипел он со злостью. — Короче, не знаю, сколько тебе там пообещали, но в любом случае этого будет мало… Ты послушай только. Во-первых, они ни хрена не подохли от газа… Не знаю, мы с Ушастым в машине сидели, а остальные пошли внутрь, чтобы трупы забрать, как ты и велел. Понятия не имею, что уж тут произошло, только когда мы с Ушастым зашли потом, все трое, Сашок, Колян и Васек, были уже не с нами… В каком, в каком — в прямом смысле! Пришили их всех, на хер! — Его голос сорвался на отчаянный фальцет. — Не знаю, кто!!! Ты нам что говорил: баба и очкарик! А здесь?! — Он замолчал, тяжело отдуваясь, потом заговорил спокойнее. — Короче, очкарик исчез, только одна телка осталась, я ее отключил, бляха-муха, под ногами вот валяется… Ушастый где? Ты не поверишь, Вялый, но эта сука его отрубила прямо на моих глазах. Одним пальцем, сечешь? А вот так! Сам не поверил, когда увидел… Я следом шел — мы тут все комнаты проверяли — она меня не видела… Ну, я ж не Ушастый, слава Богу, силушку-то не пропил еще… Да, завалил ее враз. Ерунда… Не, не насмерть. А надо бы… Но часик она точно в отрубе пролежит — я свой удар знаю. Как выглядит? — Я почувствовала, что он смотрит на меня, и постаралась выглядеть как можно привлекательнее, не пошевелив при этом ни единой клеточкой. Наверное, у меня все же что-то получилось, потому что Бегемот сказал: — Сука она, короче. Но хороша, стерва! — и смачно сплюнул. — Да не ори ты, сам знаю! В общем, волосы белобрысые, лицо — дух захватывает, ноги — тебе такие и не снились, а грудь — закачаешься. Я ей блузку порвал, а она без лифчика. Достаточно? Как это не та? Та была брюнетка? А эта тогда кто? Вот ептуть… Думаешь, нужно? А с нашими что делать? Лады, сейчас Ушастый оклемается, и все сделаем.

Он отключил телефон и, пробормотав: «Оно мне надо, жмуриков таскать?», стал грубо стаскивать меня с Ушастого, который уже начал тихонько мычать и шевелиться подо мной. Затем Бегемот поставил его на ноги, прислонил к стене и начал хлестать по щекам.

— Просыпайся, хрен Ушастый!

— Му-у, — протяжно ответил тот.

— Болван! — хрясь по морде. — Тупорылый щенок! — хрясь! — Пойдем трупы таскать, слышь?! — хрясь! — Да приходи ж ты в себя, сосунок! Вялый сказал, что долю тебе урежет…

— Что?! — встрепенулся тот сразу. — С какого это?

— Ну ты и сука, — процедил Бегемот. — Давай тащи эту стерву вниз, да надо еще своих загрузить, чтобы следов не оставлять.

— А она живая? — просипел Ушастый, постанывая.

— Дышит вроде.

Он склонился надо мной и процедил:

— Ты все равно подохнешь, стерва, и я буду смеяться на твоих похоронах.

Смотри, как бы не лопнул от смеха, а не лопнешь сам — я тебе помогу, думала я, когда Ушастый, кряхтя и ругаясь, тащил меня на руках вниз по лестнице. Не стану скрывать, мне было приятно. Вообще-то я не могла жаловаться на отсутствие мужского внимания. За всю мою сознательную жизнь мужчины довольно часто носили меня на руках. Правда, перед этим всякий раз или ударяли меня чем-нибудь тяжелым по голове, или усыпляли хлороформом, или травили каким-нибудь ядом. Но потом, надо отдать им должное, все-таки брали меня на руки и куда-нибудь несли. Куда — это уже не столь важно. Самым запоминающимся, пожалуй, был случай, когда меня несли, чтобы уложить в гроб и закопать живьем в землю. Нет, вру, еще мне понравилось, когда меня несли, избитую до полусмерти, завернутую в брезент, обмотанную проволокой, с привязанным к ногам железом, чтобы утопить в сливной яме на какой-то свалке. Самое удивительное, что это все им благополучно удавалось. И каждый раз они не уставали восхищаться при этом моей красотой, что меня вообще всегда приводило в полный восторг. Нет, все-таки нужно признать, есть и в моей работе приятные моменты…

Меня и еще троих убиенных мною бандитов на носилках по очереди перенесли в фургон. При этом во внешнем дворе собралась порядочная толпа любопытных, которые с сочувствием и уважением наблюдали за тяжелой работой мужественных «спасателей». Меня выносили последней. Пока они делали очередную ходку, я успела быстренько вскочить, сбегать в кабинет и заглянуть в люк, чтобы убедиться, что с Валентиной все нормально. Волосы поднялись на моей голове, и я чуть действительно не умерла, когда увидела, что на топчане, где лежала моя подруга, никого нет! Сердце мое учащенно билось, и я боялась, что ублюдки услышат этот стук, когда они грузили меня на носилки. Но тем было не до этого. Как только меня вынесли, причем вперед ногами, сложив мне на груди руки, как у покойницы, толпа зашевелилась, ожила, и я услышала взволнованный старушечий шепот и всхлипывание наших «внештатниц», живущих здесь же, по соседству:

— Батюшки, да это ж наша Мария!

— Господи, спаси и помилуй, ее-то за что…

— На кого ж ты нас покидаешь, кормилица…

— Боже, да что ж тут произошло-то? Сынок, может, скажешь все-таки?

— Усохни, бабка, — мрачно сказал идущий впереди крепенький толстяк Бегемот, — видишь, без тебя тошно…

— Да уж вижу, вижу, родимый. Дай Бог тебе здоровья. Хорошее дело делаете…

— Ладно, чего уж там… — буркнул тот.

— Журналистов надо вызывать, тогда вечером по телевизиру все и расскажут, — проворчал какой-то старичок.

— Я тебе вызову, дед! — хрипло рявкнул Ушастый. — Так вызову, что хоронить нечего будет…

— Заткнись, — тихо оборвал его Бегемот. — Закидываем ее и сматываемся.

— А контору закрывать не будем? — заботливо побеспокоился о нашем имуществе лопоухий гад.

— Гори она огнем…

Мое тело прямо с носилками затолкали через заднюю дверь в фургон, поставив их сверху трупов, закрыли все дверцы, сели вперед, мотор взревел, и наш «катафалк», взвыв сиреной, на дикой скорости помчался прочь с родного двора…

Глава 8

По дороге у меня было время поломать голову над тем, куда могла запропаститься Валентина. Предположить, что она сама встала и ушла блуждать по бесконечным подземным тоннелям, я не могла — слишком уж страшно это бы выглядело. Говорят, что в этих катакомбах, не зная дороги, можно плутать до скончания века, пока тебя не съедят крысы или сама не помрешь с голода. Я представила несчастную, изможденную, с дико горящими глазами, взывающую о помощи Валентину с ребенком под сердцем, бредущую по страшным, темным лабиринтам подземки, и мне сразу стало плохо. Единственным более-менее реальным и успокаивающим объяснением происшедшего было то, что ее забрал Родион. Хотя вряд ли бы он успел Обернуться так быстро, к тому же не обнаружив меня на месте, он поднялся бы наверх посмотреть. И все же я тешила себя этой мыслью, ибо ничего другого в тот момент не оставалось. Впрочем, как бы он мог подняться, если я, дура этакая, собственноручно закрыла люк снаружи на проклятую задвижку? Ну и что? Мог бы потом и снаружи, по земле прийти и выручить меня из беды. Эх, Родион, Родион, какой же ты все-таки бессердечный…

…Часто я думаю, что мы, слабый пол, порой бываем способны на очень сильные поступки, а те, кто относит себя к сильной половине, наоборот, подвержены всяческим слабостям в гораздо большей степени, чем мы, женщины. Может, уже пришло время назвать обе половины человечества как-нибудь одинаково? Чтобы мужчинам не было стыдно за то, что они не выполняют своих обязанностей перед теми, кого призваны самой природой охранять и защищать. А с другой стороны, мы тогда вообще взвоем от тоски и безысходности, ибо не на кого будет женщине опереться, не за кого спрятаться в трудную минуту, некому поплакаться и пожаловаться. Представляю, приходит жена, впрочем, и не жена даже, а так, равноправная особа, домой вся в слезах, платье разорвано, под глазом фонарь, и просит мужа, здоровенного бугая, лежащего на диване, урезонить буйствующих в подъезде подростков. А тот, ничтоже сумняшеся, выкатывает глаза из орбит и заявляет: «Ты что, родная, никак крыша поехала? С какой это стати я должен тебя защищать? Мы же с тобой теперь одинаковые! Я ведь тебя не просил раньше, когда меня избивали в пивной, чтобы ты бежала на разборки и мочила там всех подряд, не просил? Вот и помалкивай в тряпочку…» И я уверена, что именно так и будет, когда безумные феминистки наконец добьются своего и обезличат все наше общество. Мужчины тогда уже с чистой совестью не будут делать того, чего не делают и сейчас, но только пока что им хоть иногда бывает за это стыдно. А мы, женщины, как были слабыми, битыми и униженными, так и останемся ими…

Сквозь окошко в перегородке, отделявшей салон фургона от кабины, где сидели бандиты, я почти не слышала того, о чем они там переговаривались. На крыше надрывалась сирена, машина, закладывая виражи на поворотах и визжа тормозами, на дикой скорости мчалась в неизвестном направлении. Похоже, эти ублюдки очень удачно подобрали себе маскировку под спасателей, потому что нас никто ни разу не остановил. Додумались же, сволочи! Теперь было понятно, почему никто ничего не заподозрил, когда они взбирались на крышу нашей конторы и что-то там делали, а потом выпиливали двери — спасатели, они и в Африке спасатели. В этой униформе возможностей даже больше, чем в милицейской. На самом деле это была никакая не спасательная машина, а обыкновенный фургон «Газель», раскрашенный снаружи под службу спасения. Внутри фургона было почти пусто, никакого оборудования, только в углу, около задних дверей, лежала большая электродрель с насаженным на нее круглым резаком, которым, очевидно, они и выпилили замки на нашей двери. По бокам стояли узкие, обитые дерматином лавочки, окна были прикрыты занавесками, сверху на меня смотрел тупой глаз круглого светильника, а внизу, подо мной, прямо на полу лежали истекающие кровью трупы, от которых меня отделяла только плотная ткань носилок. Судя по скорости и времени, мы отъехали уже довольно далеко от офиса, а конца и края пути еще и не намечалось. Ну хоть бы одна собака взяла да и остановила нас! Хоть бы настоящие спасатели, увидев незнакомую машину с незнакомыми людьми за рулем насторожились и бросились в погоню. Так нет же! Хотя мне-то это зачем, если я сама решила проникнуть в их логово, чтобы добраться до истины? Ведь этот фургон в данный момент и есть «Троянский конь», на котором я должна благополучно и во что бы то ни стало добраться до конечного пункта. В противном случае мы с боссом можем умереть, так никогда и не узнав всей правды о том, кому перешли дорогу этим своим невинным на первый взгляд расследованием, подслащенным мечтами о свежих огурцах с помидорами. Нет, уж пусть лучше нас никто не останавливает. Хотя мне и страшно, и ужасно не хочется самой соваться в пекло, но другого выхода нет, а рисковать мне не впервой. В конце концов, я знаю, что смерть — это избавление, а не конец…

Не успела я об этом подумать, как Ушастый, сидевший за рулем, громко выругался, резко сбросил газ, и сирена начала недовольно смолкать. Машина, проехав еще немного, остановилась. Я лежала, не шевелясь, головой к дверям и внимательно прислушивалась. Глаза я открывать боялась, чтобы они нечаянно не заметили этого в зеркале заднего вида.

— Что ему надо, этому менту? — недовольно пробормотал Бегемот, и до меня донесся характерный металлический щелчок. — Если не отстанет — угроблю.

— Погоди ты, Бегемот, — испуганно проблеял Ушастый, — люди ведь кругом. Нас враз заметут.

— Плевал я на этих людей, — процедил тот. — Люди — это мы, а они — быдло. Хотя да, ты прав, нам сейчас светиться нельзя. Иди, разбирайся, но не тяни.

Ушастый открыл дверцу, но тут, видимо, милиционер подошел сам, и я услышала его совсем молодой торопливый голос, который показался мне очень знакомым:

— Привет, ребята. Вижу, что спешите, но у нас тут тоже пожар. Человека нужно срочно в больницу, а «Скорая» никак не приедет. Поможете?

— А что случилось-то? — нервно спросил Ушастый. — Где горит-то? Дыма не видно…

— Да нет, мы тут с напарником с одной шайкой поцапались, они стрелять начали, его в плечо сильно ранили, кровью истекает. Вон в том дворе, видишь? Прямо по этой дорожке, тут совсем быстро. Помогите, а?

— Ты что, сержант, — с усмешкой проговорил Бегемот, — частника поймать не можешь? Глянь, сколько машин.

— Да что толку? — с досадой ответил тот. — На частнике по такой пробке не проедешь. Сирена нужна. Там затор впереди, мост ремонтируют… — Бедняга очень волновался, голос его начал срываться. — Давайте, ребят, выручайте, вы же спасатели, коллеги, можно сказать. Он уже полчаса там лежит. Умоляю, помогите. Пожалуйста…

Бандиты молчали. Я застыла, в любую секунду ожидая выстрела, но его все не было. Наконец Бегемот сказал:

— Слушай, сержант, у нас тут у самих целая машина жмуриков — своих погибших братков в больницу везем. Места нет…

— Да? — с интересом спросил тот. — А где это? Что случилось?

— Да недалеко отсюда. Тоже в перестрелку попали. Там такая заваруха была…

— Так это ж здорово! — с детской радостью воскликнул сержант. — Сам Бог велел! Заодно и Семенова в больницу забросите! Надо же, какое совпадение, как повезло! Давайте, я впереди пойду, а вы за мной…

Он отошел, а я, услышав фамилию, сразу все вспомнила. Да, это был голос одного из тех самых патрульных, что измывались надо мной рядом с трупом Петра Капустина в заброшенном доме на Кастанаевской улице. Наверняка тот, что разговаривал сейчас, был Пронин, тот самый, что снял с Петра часы и похитил его деньги. А Семенов, тот, что поблагоразумнее, лежал сейчас раненый во дворе, истекая кровью. Ну и дела! Говорят ведь, что Земля круглая, но не до такой же степени! По непонятным пока мне причинам нас почему-то неодолимо тянуло друг к другу, хотя мне встреча с этими молодыми подонками в милицейской форме не доставила никакого удовольствия в первый раз и, я была уверена, не доставит и во второй…

Бегемот процедил:

— Идиот… Почему они и тебя не пришили, придурка… Ладно, давай за ним, там разберемся.

— Думаешь, стоит? — проблеял Ушастый.

— А куда деваться? Если он что-то заподозрит, мы до своих хрен доберемся. Главное, чтобы отстал, а нам одним жмуриком больше, одним меньше — без разницы. Поехали.

Машина медленно тронулась.

— А эта телка не очнется? — спросил лопоухий.

— Я боюсь, как бы она вообще кони не двинула, а ты говоришь: очнется! — хохотнул старший товарищ. — Вялый велел ее обязательно привезти, сказал, она та самая, за которой менты по всему городу гоняются.

— А что происходит вообще, не знаешь? Такой шухер подняли…

— Ты руль рулишь? — вдруг разозлился Бегемот.

— Рулю, — буркнул тот.

— Вот и рули! И не в свои дела не лезь! — отрезал Бегемот. — Много будешь знать — мало жить будешь… Е-мое, да там народу полно! Ну и мудак, этот сержант…

— Ничего, щас быстренько закинем мента и свалим, — бодро проговорил Ушастый. — Главное, чтобы ничего не заподозрили.

— Эт точно…

Машина, покрутив, остановилась, и я услышала голос сержанта:

— Эй, мужчина, помоги его в машину занести! Ребята, через какую дверцу?

— Через заднюю давай! — крикнул Бегемот и тихо добавил: — Пойду открою, а ты будь на стреме. Если что — сразу жми, только меня не забудь.

— Не бойсь, не забуду, — хмыкнул Ушастый. — Ты ж меня потом и пришьешь.

— Эт точно.

Хлопнула дверца, Бегемот вышел.

— А у вас же носилки должны быть! — догадался наконец Пронин. — Может, так проще будет?

— Заняты они, — ответил Бегемот.

— Кем, трупом, что ли? — не понял сержант. — Да брось ты, ему-то уж все равно, а Мишка еще жив.

Послышался тяжкий бандитский вздох, задняя дверца фургона открылась, и я услышала злое бормотание:

— Чтобы ты провалился, козел…

Затем я почувствовала, как он, забравшись внутрь, схватил меня и начал переворачивать, чтобы сбросить с моего законного лежбища. Мне, конечно, очень этого не хотелось, но деваться было некуда. Вытряхнув меня с носилок и по-хозяйски поманипулировав с моим телом, как с мешком картошки, он уложил его на одного из мертвых бандитов как раз так, что моя щека оказалась на перерезанном мною же горле одного жмурика. Ощущения были не из самых приятных, меня едва не стошнило, но я сдержалась. Теперь мне нужно было подыгрывать бандитам, чтобы не выдать ни себя, ни их и благополучно добраться до места. Но ведь мог же, подлец, положить меня как-нибудь по-другому!

— Ого! Да у вас тут целая братская могила! — восхищенно констатировал Пронин, подойдя. — Первый раз вижу, чтобы спасателей убивали.

— И больше не увидишь, — пообещал ему Бегемот, выталкивая носилки. — Держи и пошевеливайся, а то помрет твой Мишка.

— Да-да, мы сейчас быстро… Эй, вы двое, возьмите носилки и погрузите раненого! Только аккуратнее, чтобы рана не открылась. А эта девка откуда?

— Из той же заварушки, — Бегемоту, похоже, совсем не хотелось разговаривать.

— А почему на ней крови нет? — не унимался тот.

— Ей в живот две пули всадили, — терпеливо пояснил бандит, — вот и не видно.

— Что-то лицо у нее больно знакомое, — задумчиво проговорил Пронин.

— Ну чего уставились, бездельники?! — заорал вдруг Бегемот. — Трупов не видели, что ли? Разбегайтесь по домам, нечего тут мух глотать!

— Да-да, граждане, расходитесь, расходитесь! Тут нет ничего интересного! — поддержал его Пронин.

Люди недовольно зашумели, но, судя по шагам, стали расходиться. А патрульный снова вернулся к моему лицу.

— Черт, где ж я ее видел? Такое ощущение, что совсем недавно… Фу ты, дьявол, как отрезало!

У меня опять все внутри похолодело. Если этот глупец опознает во мне ту самую девушку, которую он арестовывал сегодня утром и за которой теперь бегает половина столичной милиции, то сразу поймет, что здесь дело нечисто. И тогда ему конец — эти двое его обязательно прикончат. Нужно было срочно что-то делать, чтобы спасать его никчемную жизнь. Но что я могла?

— Слушай, мы сюда твоего напарника спасать приехали или дознание устраивать? — тихо процедил Бегемот, сидя на лавочке у противоположной стены, и в его голосе послышались недобрые нотки, от которых по моей спине поползли предательские мурашки. — Нас, между прочим, тоже ждут, так что поторапливайся.

— Ты прав, ты прав, — пробормотал тот. — Его уже несут… Поаккуратнее, поаккуратнее только! — крикнул он кому-то. — И не вперед ногами! Разверните! — И повернулся к салону: — Нет, ну надо же, прямо наваждение какое-то! — снова завелся он. — Вот стоит перед глазами, а что стоит — не могу вспомнить!

— А может, она артистка, — попытался вывернуться Бегемот.

— Не, не артистка, — уверенно ответил сержант. — Артисток я всех помню. Погоди, еще минута — и вспомню.

Ох, довспоминаешься ты на свою голову, с сожалением подумала я и начала медленно, так чтобы не было заметно, менять выражение своего лица. Чуть приоткрыв и раздвинув губы, выдвинув вперед нижнюю челюсть и слегка сдвинув брови, я попыталась придать ему чужой облик — ничего другого в тот момент придумать не могла. Разве что встать и сказать излишне любопытному милиционеру, мол, закрой рот, бери своего раненого друга и дуй отсюда со всех ног, пока еще жив!

— Ой, глянь, у нее выражение лица поменялось! — изумился Пронин. — Ты видишь, видишь?!

— Где? — тупо спросил Бегемот. — Ничего не вижу.

— Да вот же, вот, смотри! — заволновался тот, и я почувствовала на своей щеке прикосновение его пальца.

— У тебя глюки, браток, — уверенно произнес Бегемот. — Это трупный оскал — обычное дело. Она такой и при жизни была, кстати…

Тут мне все же захотелось подняться и надавать этому жирному мерзавцу по морде. Надо же: мое ангелоподобное лицо — и вдруг трупный оскал! Негодованию моему не было предела, и я, наверное, так бы и сделала, если бы в этот момент не принесли раненого.

— Да, ты думаешь? — неуверенно пробормотал сержант и тоже начал запихивать внутрь носилки.

Стонущего милиционера положили прямо поверх бандитских трупов на мое место. Причем край носилок больно прищемил мне руку, но приходилось терпеть. Я уже начала потихоньку проклинать тот день и час, когда безумная эта мысль о «Троянском коне» пришла в мою дурную голову. Раненого благополучно разместили, Бегемот выпрыгнул из фургона, начал закрывать дверцы, и тут до меня донеслось то, чего я больше всего боялась.

— Эй, подожди, чего закрываешь? — проговорил сержант. — Дай, я сначала залезу.

— Не понял, — опешил Бегемот. — Куда это ты залезешь?

— Как куда? Внутрь, конечно, — пояснил ничего не подозревающий Пронин. — Доеду с вами до больницы, а там своих вызову. Да и Семенова бросать не хочется.

— Ну-ну, садись, — хмыкнул Бегемот.

Через несколько мгновений сержант уселся на лавочку по ту сторону носилок, задняя дверь захлопнулась, бандит запрыгнул в кабину, и фургон, включив сирену, тронулся. Сердце мое стучало, как паровой молот.

— А ты чего же подмогу по рации не вызвал? — спросил через окошко Бегемот, когда мы выехали на дорогу.

— Так нет ее, рации-то, — виновато пояснил сержант. — Эти сволочи все отобрали: и табельное оружие, и рацию, и машину угнали…

— Ого! Ну вы, ребята, даете, ха-ха! — заржал Ушастый. — Как же это вы так умудрились?

— Да это не мы, а эти гады, — начал оправдываться Пронин, но в его голосе отчетливо слышалась фальшь. — Мы к ним подошли документы проверить, представились по форме, все как положено, а они вдруг пушки повытаскивали и давай палить.

— Что-то больно просто у тебя все, браток, — хмыкнул Бегемот. — Ни с того ни с сего пушки никто не достает и по ментам не стреляет. Даже в этом районе. И почему по телефону подмогу не вызвал? Зашел бы в любую квартиру…

— Да… растерялся как-то, — стушевался сержант. — На дорогу вот сразу побежал…

— А свидетелей почему не взял? — не отставал Бегемот. — Такое дело серьезное: пальба, ранение милиционера — тут расследование ведь нужно, а?

— Думаете? — испуганно проговорил тот. — Черт, я как-то и не подумал сразу. Хотел сначала Мишку в больницу отправить, а потом уже и свидетелей собирать.

— Зачем же тогда к нам в машину полез? — ехидно спросил бандит. — А может, тебе свидетели как раз и ни к чему, а?

— Да ты что говоришь такое? — Голос Пронина задрожал от страха. — Просто от волнения, говорю же… Все из головы вылетело… Ой, вспомнил я эту бабу! — вдруг с наигранной веселостью вскрикнул он. — Вспомнил, где ее видел!

— Да что ты? — весело удивился Бегемот. — Ну и где же?

— Так мы ж ее сегодня утром с Семеновым арестовали! На Кастанаевской! Она какого-то хмыря замочила! А потом из нашей ментовки сбежала! Прямо в наручниках, ей-Богу, не вру! Ее теперь везде ищут…

— Ты уверен, что это она? — посерьезнел Бегемот.

— Да что ж я, слепой, что ли, — обиделся сержант. — Конечно, она. Только одежда на ней другая. Замочили, значит, ее? Ну и поделом ей, сучке… Она на нас начальнику такое понаклепала, что тот полдня потом вставлял по самые уши, представляете? Кстати, а почему это она в вашей машине оказалась? — заволновался он. — Ее ведь милиция разыскивает, а? И потом, куда мы едем, ребят? Больница в другой стороне совсем…

— Ладно, отдыхай, парень…

Раздался знакомый плевок из глушителя, затем тут же еще два, и Пронин упал на своего друга Семенова, отчего моя рука едва совсем не переломилась в локте. И еще мне стало страшно. Впервые за все время знакомства с этими людьми. Только теперь до меня дошло, что это холодные, расчетливые убийцы, а не просто какие-нибудь бандиты, промышляющие грабежами или взломами. И если до этого я была почти на сто процентов уверена, что сумею сбежать от них, то теперь эта уверенность стала быстро улетучиваться…

— Ох, не люблю ментов, — вздохнул Бегемот. — А гнилых ментов и подавно.

— А с раненым че делать будем? — спросил Ушастый. — Может, и его пришить?

— Да пришил уже. Ты давай погоняй быстрей, а то так и до ночи не доберемся.

— Так уже ночь почти! — хохотнул Ушастый. — Ничего, Бегемот, нам главное — долю свою получить. Весь день, почитай, пахали как проклятые…

— Какую долю, идиот? — тоскливо протянул тот. — Дела-то мы не сделали. Тех двоих, которых должны были убрать, не убрали…

— Погоди, — заволновался тот. — Как не убрали? А это что за баба?

— Понятия не имею, но не та. Нам, главное, очкарика нужно было убрать, а он сбежал. — Бегемот с досадой сплюнул. — Кролик его сегодня давил — не задавил, мы травили — не отравили. Живучий гад…

— Ну и дела-а, — прохныкал Ушастый. — Что ж мы день впустую потратили? И братки наши зря полегли, так, что ль, получается?

— Получается, что так… Эта стерлядь, что сзади валяется, их всех и положила. И я буду не я, если она об этом не пожалеет.

Я вдруг почувствовала, что мне не хватает воздуха, резко и бесшумно вдохнула и поплотнее зажмурилась. Надвигающаяся ночь не предвещала мне ничего хорошего…

Глава 9

— Ну-с, показывайте, что мы имеем? Вот это?.. О Господи… Да-а, хорошо поработали, нечего сказать. Идиоты. Бараны. Халтурщики, мать вашу… Закрой варежку, осел! Сколько я вас просил привезти трупов?

— Два.

— А вы сколько привезли?

— Раз, два, три, четыре… Пять с половиной.

— Почему с половиной?

— Девчонка — полутруп.

— Ты уверен?

— Только что пульс щупал — бьется. А остальные готовы…

— Ты не Бегемот, ты — мясник. Пойдешь обратно забивать крупный рогатый скот. Завтра же. На родной мясокомбинат. Я тебе о чьих трупах говорил?

— Ну, об очкарике и бабе его…

— Во-во, об очкарике и его бабе. А вы кого привезли? Ты в глаза смотри, в глаза, а не на Ушастого! Он свое еще получит… Итак?

— Мы не виноваты. Мы в машине сидели, я же говорил…

— Хорошо, а менты откуда? Какого хера ты их мне привез? Где ты их взял?

— По дороге подобрал…

— Трупы?! О Господи…

— Да не, живых. Вернее, один был жив, а второй раненый. Зуб даю, они сами напросились, деваться было некуда. Мы пока по Москве колесили, чтобы следы замести, они и попались. Да ты не зеленей, Вялый, все путем…

— Ну вот что, голубчики. Бабу тащите внутрь, ментов пусть ребята в пол замуруют в третьем боксе, а братву по семьям развезут. Эту тачку заморозьте пока…

— Ясный перец…

Все это я слушала, лежа в фургоне в прежнем положении, с придавленной носилками рукой, которая уже утратила способность воспринимать боль. Прямо перед открытыми дверьми стояла уже знакомая мне парочка и еще кто-то, мне невидимый, но обладающий довольно властным и хорошо поставленным голосом. Это был Вялый, судя по всему, бугор всей этой грязной шайки. Меня вытащили наружу и опять же на руках перенесли в помещение. Я все еще притворялась, ожидая услышать что-нибудь важное и полезное для себя, хотя мне это уже порядком надоело. Куда меня привезли, я не имела ни малейшего представления. Для чего я им понадобилась, я также не знала, но надеялась вскоре выяснить. Согревало душу лишь то, что Валентина с Родионом не попались в их лапы.

Вокруг пахло машинным маслом и бензином. Меня положили на бетонный пол. Сквозь тонкую блузку я почувствовала могильный холод, идущий из-под земли, и невольно вздрогнула.

— А-а, жива, голуба! — злорадно пропел Бегемот. — Я же говорил, говорил, а ты не верил!

— Заткнись! Ушастый, окати ее из шланга, чтобы быстрей очухалась.

— Это мы враз! — с готовностью хихикнул тот и куда-то побежал.

— Слушай, Вялый, может, нам ее… это? — неуверенно промычал Бегемот, ставший при Вялом вдруг каким-то стеснительным и несмелым.

— Чего?

— Ну, связать, говорю, бабу нужно. Она брыкастая больно… Наших вон уложила, глотки им попилила…

— Думаешь, она?

— А кто же еще, если там больше не было никого? — резонно аргументировал мясник.

— Невероятно, невозможно, непостижимо, но, исходя из того, что мне о ней рассказали, ничего исключать нельзя, — задумчиво проговорил Вялый. — Свяжи ей руки.

Мне туго стянули веревками за спиной запястья, и тут прибежал Ушастый, волоча за собой шланг.

— Ну что, поливать? — весело спросил он. — Водичка ледяная, ей как раз по кайфу будет!

— Поливай, — вздохнул Вялый.

— Вот только этого не надо! — решительно заявила я, садясь перед ними на полу. — Я вам не грядка, чтоб меня поливать.

Все трое на миг остолбенели, а я пока осмотрелась. Скорее всего это был какой-то гараж. Довольно просторный, на несколько машин, со смотровыми ямами и выкрашенными темно-зеленой краской грязными стенами. Цементный пол был заляпан масляными пятнами, тут и там валялись покрышки и какие-то железки. Машин не было. Бокс был довольно хорошо освещен лампами дневного света, висевшими под высоким потолком и на стенах. Справа виднелись закрытые большие железные ворота с врезанной маленькой дверью. Снаружи доносились чьи-то голоса. Передо мной стояли трое. Самым высоким и молодым был Ушастый. Он держал в руках шланг, который анакондой тянулся куда-то в другой конец помещения, и хищно скалился. Бегемот, которого я рассмотрела еще в офисе, стоял рядом и был ниже его на полголовы, зато в два раза толще. Ему было около сорока. Лицо его и впрямь чем-то напоминало рожу бегемота, наверное, слишком полными губами, сильно выдвинутой вперед нижней челюстью и маленькими, близко посаженными друг к другу глазками, в которых застыло выражение крайнего изумления. Оба они все еще были в униформе спасателей. Третьим в ряду стоял Вялый, самый старший. Ушастому он был по плечо, примерно такой же толстый, вернее, плотный, как и Бегемот, с наполовину лысой головой и довольно приятным, почти добродушным выражением круглого, мясистого лица, которое, когда улыбалось, вполне могло выдать в нем приличного семьянина и добропорядочного гражданина, любящего свою родину, правительство и уважающего закон. Его очень сильно обтягивал темно-синий костюм, имелись даже белая рубашка и бордовый галстук. Короткие, толстые руки его были засунуты в карманы брюк, в зубах дотлевала сигарета с фильтром. Умные глаза внимательно изучали мое лицо, и мне сразу стало неуютно.

— Ты глянь, и вода не понадобилась! — удивленно воскликнул Ушастый, не спуская глаз с разорванного выреза моей блузки. — Во дает.

— Это она, видать, от холодного пола в себя пришла, — догадался Бегемот. — Ну и слава Богу.

— Боюсь, что это не совсем так. Ладно, ведите ее, — коротко бросил Вялый и, окинув меня напоследок холодным, проницательным взглядом, направился к двери в боковой стене.

Меня поставили на ноги и повели следом. Мы поднялись по лестнице на второй этаж, прошли по длинному коридору и очутились в небольшой комнате, похожей на кабинет бедного начальника. Стены здесь были голые, у окна стоял ободранный письменный стол с черным телефоном, у одной стены громоздился доисторический кожаный диван, весь в заплатах и дырах, а напротив стоял дубовый шкаф. Над диваном висел портрет Сталина, который, лишь только я вошла, вернее меня втолкнули, уставился на меня своими лукавыми глазами, словно говоря: «Хотите нас обмануть, товарищ Мария? Не выйдет…»

Вялый уже снял пиджак, который теперь висел на спинке стула, и сидел, сложив свои толстые волосатые, покрытые наколками руки на столе. Рукава рубашки были закатаны, галстук ослаблен, и верхняя пуговичка расстегнута. За окном уже стемнело. Пахло здесь все тем же бензином. Меня посадили на диван, Бегемот примостился рядом, а Ушастый сразу вышел.

— Есть хочешь? — вдруг спросил Вялый почти дружелюбно. — А то проголодалась небось за день. Не стесняйся, скажи, здесь все свои, — и по-отечески так улыбнулся.

— С удовольствием. — Я расплылась в ответной улыбке. — Кстати, вы кто?

— Я? — удивился он и тут же снова улыбнулся. — Александр Александрович, можно просто Сан Саныч. А ты, насколько я понимаю, Мария, не так ли, сударыня?

— Вы блестяще осведомлены, Сан Саныч, — продолжала я подыгрывать ему, зная, что продлится это недолго. — А позвольте поинтересоваться, Сталин на стене — это ваш родственник или просто дань светлой памяти?

— Да, родственник, — усмехнулся он, — отец родной, можно сказать. Вообще-то, если тебе интересно, это не мой кабинет, а его, — он кивнул на Бегемота. — Так что вопрос не по адресу.

— Хорошо у вас тут, — заметила я, оглядывая неуютные голые стены и облезлый потолок, — мухи не кусают…

— Слышь, Вялый, она издевается, — хмыкнул Бегемот. — Ты давай, кончай эту бодягу, да действительно пойдем перекусим. Устал я сегодня…

— Увянь, — посуровел Вялый. — Дай мне с дамой поговорить. — И опять посмотрел на меня с улыбкой, причем в глазах блеснули хитрые искорки. — Хорошо тебе, девица, говоришь?

— Ну да, а чего?

— А то, что руки связаны, тебя не смущает?

— Руки? Ах руки, ну надо же, а я и не заметила. Да так, пустяки, мне не мешает. Скажите, вы меня сюда только покормить привезли или для чего-то более существенного? А то у меня режим, знаете ли, время ко сну отходить…

— Ну и сука! — хмыкнул Бегемот с другого конца огромного дивана. — Вялый, чего ты тянешь, не пойму?

— Погоди, Бегемот, — нахмурился тот. — Пытаюсь понять, почему она нас не боится. У тебя нет версий? Вы «хвоста» не привезли?

— Да ты что, обижаешь! — обиженно надулся мясник. — Целый час по городу мотались, проверяли… Нет, все чисто, ей-Богу.

— Тогда тем более непонятно, — вздохнул Вялый и внимательно посмотрел на меня. — Ну что, Мария, в прятки мне с тобой играть некогда, так что давай, быстренько расскажи мне все, что знаешь, и покончим с этим. Только не тяни и не темни — не люблю. Мы и так уже потратили на вас слишком много сил и времени, ты понимаешь?

Он подождал ответа, глядя в мои ясные глаза, не дождался и еще более строго продолжил:

— Ты мне сейчас расскажешь, что вам известно об этом деле: фамилии, адреса и так далее. Я должен знать все, и это в ваших же интересах. Что вам рассказал этот парень из Тулы? Если вы не знаете ничего — вас оставят в покое, а если знаете, то… — Он воздел глаза к потолку…

— Мы ничего не знаем, — тут же выдала я, честно глядя на него, ибо мы и в самом деле ничегошеньки не знали об этом проклятом деле, в котором счет трупов уже приближался к десятку. — А Петр из Тулы знает еще меньше. Вернее, знал…

— Врет она, — тоскливо проговорил Бегемот, разглядывая шкаф напротив. — Ты неправильный подход выбрал. Отдай ее нам на пару часиков…

— Заткнись, — угрожающе процедил Вялый. — Или убирайся отсюда. Очкарика упустили, так что молчи. С меня теперь три шкуры сдерут, а не с тебя. Спецы, мать вашу! — Он слегка побагровел, но быстро взял себя в руки и повернулся ко мне: — Послушай меня, девочка. Если вы во всем этом случайно оказались, то скажи, и мы оставим вас в покое. Нам лишние трупы ни к чему…

— Да? А кто-то говорил, что одним трупом больше, одним меньше — это для вас ерунда. — Я злорадно посмотрела на Бегемота.

— Он неправильно понимает политику партии, — вступился за подчиненного начальник. — Но я даю тебе слово, что вас никто не тронет, если вы ничего не знаете…

— Я уже ответила на этот вопрос, — серьезно сказала я. — Мы действительно ничего не знаем, и я буду очень признательна, если вы меня хоть немного просветите прежде, чем замуруете в бетонный пол третьего бокса…

В комнате повисла мрачная тишина. Глаза Вялого потемнели, под толстыми щеками заходили желваки, руки сжались в кулаки, и весь он напрягся, словно я всадила ему шило в задницу. Бегемот, с шумом выдохнув, громко засопел и заерзал, издавая громкое шуршание.

— Значит, ты, курва, все слышала, — наконец выдавил Вялый. — Ты пришла в себя еще в машине и все время притворялась. Так я и думал. Следовательно, ты здесь неспроста. Это хорошо…

— Что ж тут хорошего? — вздохнула я.

— Да, ты права, — его губы расплылись в гнусной ухмылке, — для тебя тут нет ничего хорошего, потому что я все равно узнаю правду: и где скрывается твой Родион, и что вам рассказал этот пентюх из Тулы, и что вам удалось пронюхать за это время. Я все узнаю, а вот ты… — Он с сожалением окинул взглядом мою полуобнаженную грудь и скрещенные ноги в легких брюках. — Ты, после нашей встречи, уже никогда не сможешь назвать себя красивой женщиной. — Он вдруг с силой ударил кулаком по столу и закричал: — Кто убил тех троих?! Ты или твой очкарик?! Отвечай, сука, а то удавлю!

— Ну вот, — насупилась я, — так мило беседовали, и на тебе.

— Перестань поясничать, мразь! — проревел над ухом Бегемот и залепил мне пощечину, от которой в голове у меня зазвенело, перед глазами поплыли разноцветные круги, а из ушей полетели горячие искры. — Говори, стервь!

— Оставь ее, — вдруг потух Вялый и махнул рукой. — Успеешь… — И заговорил вкрадчивым голосом: — Послушай, Машенька, я вас понимаю: вам нужны деньги. Они всем нужны, согласен. Видимо, для этого ты сюда и приехала, ведь так? Ну не верю я, хоть убей, что та, которая сумела сбежать из ментовки в наручниках, а потом укокошила троих моих людей, не смогла бы избавиться от этого болвана. — Он кивнул на Бегемота, и тот опять засопел. — Не верю. Значит, хотите договориться.

Он встал и подошел к окну, повернувшись к нам широкой спиной. Сквозь рубашку проступали темные пятна пота. Толстой пятерней с короткими пальцами он провел по затылку, приглаживая вставшие дыбом волосы, и, не оборачиваясь, громко спросил:

— Сколько вы хотите? И не строй из себя святую невинность. — Он повернулся и просверлил меня взглядом. — Или чистенькими выйти хотите? Не выйдет уже, милая. Из дерьма, в которое вы вляпались, выходят или запачканными, или мертвыми. Выбирай.

— Вы что, хотите купить наше молчание? — догадалась я.

— Если нельзя иначе, то почему бы и нет? — пожал он плечами. — Мы готовы заплатить любую сумму, в пределах разумного, чтобы найти взаимный консенсус…

— Боже, слова-то какие…

— Правда, есть еще один вариант, беспроигрышный, так сказать, — перебил он меня.

— Какой же?

— Не догадываешься? — хмыкнул он. — Стоит мне послать твоему Родиону лишь одно твое нежное ушко, как, я уверен, он сам принесет мне себя на тарелочке с голубой каемочкой. И даже с цветами и шампанским, если захочу.

— Интересно, куда вы собираетесь посылать мое ухо, если Родион сейчас в бегах? — робко пробормотала я, чувствуя противную дрожь в голосе. — Это бессмысленно…

— Ничего, есть масса способов сделать так, чтобы посылка дошла до адресата. Но я не хочу тебя кромсать. Ты пойми, я ведь не изверг, я такой же, как и ты, нормальный человек, добрый, незлобивый, у меня семья, дочь твоего возраста, и мне эти забавы ни к чему. Поэтому я предлагаю сделку тебе лично.

— Не понимаю.

— Ты рассказываешь нам про все, в том числе и про местонахождение твоего босса, а мы платим тебе и только тебе. И ты свободна! — Он с великодушной улыбкой сделал широкий жест в сторону двери. — Иди на все четыре стороны, никто тебя не тронет! Если захочешь, мы даже поможем тебе встать на ноги. Мы раскроем перед тобой такие двери, о существовании которых ты раньше и не догадывалась…

— Это как перед Светой Капустиной? — усмехнулась я, из последних сил стараясь поддерживать в нем заблуждение, что нам кое-что известно и задешево мы это не отдадим. — Нет уж, спасибо, дядечка, меня и наша дверь вполне устраивает. Кстати, ваши люди ее сегодня изрядно повредили…

Тут Вялый и впрямь начал зеленеть. Сначала лицо его вспыхнуло, пошло багровыми пятнами, а потом начало быстро зеленеть, словно вместо крови в его жилах текла зеленка. Глаза налились, губы зашептали что-то бессвязное, а уши, его большие уши натурально зашевелились. Что там ни говори, а человека вывести из себя я могу. Причем качественно. Я даже думала, он сейчас заплачет. Или убьет меня одним ударом своего громадного кулака. Но ошиблась. Он даже не тронулся с места, а так же быстро, как и в первый раз, начал приходить в себя, обретая естественный цвет лица и статичное положение ушей. Через несколько секунд я услышала его вполне спокойный, правда, несколько хрипловатый голос:

— Еще один такой удар ниже пояса, и я отправлю тебя в боксы. Там ребята тебя быстро обломают, можешь не сомневаться. Но я еще не теряю надежды договориться. Пойми, девочка, здесь затронуты не мои интересы. И не его. — Он кивнул на понуро молчащего Бегемота. — И не Светланы. Речь идет об очень больших ставках. В той игре человеческая жизнь — лишь галочка на бумаге, не больше. Там нет ни чувств, ни морали — есть только правила, которые нельзя нарушать. А если нарушил — будь добр, сам положи голову на плаху, или тебе ее снимут вместе со всеми остальными частями тела…

Он еще о чем-то говорил, а я сидела и думала, в какую же такую страшную игру попала невинная провинциальная девочка Светлана и что там натворила, если из-за нее поднялась такая буча? Перебирая в уме всевозможные варианты, начиная с масонской ложи и кончая разведкой враждебного России государства, я никак не могла нащупать верную ниточку. Вялый, несмотря на то что говорил много, ничего толком еще не сказал, ни разу не проболтался, мерзавец, и это начинало меня бесить. По времени мне уже давно пора было сматываться отсюда, ибо я на самом деле очень хотела есть, а ничего, что могло бы помочь нам распутать этот странный клубок, в моих руках еще не было. Кроме того, разумеется, что я буду знать адрес этого логова и портреты всех этих людей. Впрочем, может, это не так уж и мало в нашем положении? Так или иначе, я решила не тянуть слишком долго.

— И пусть кто-то думает, что это бесчеловечно или жестоко, — вдохновенно продолжал тем временем Вялый, — но такова истина, на которой стоит мир. Пусть она страшна и неприглядна, но тем не менее без нее этот мир рухнет, общество рассыплется в прах, нагрянут анархия и хаос, и вот тогда вы все поймете, что лучше такой порядок, чем вообще никакого. Вы живете где-то там, далеко внизу, копошитесь в своих мелочных каждодневных проблемах, не стоящих и выеденного яйца, по большому счету, и не понимаете, что есть высшие интересы, высшие сферы и высшие законы, которых вам никогда не постичь своими ничтожными умами, как бы вы ни пытались…

— Вы, часом, не философ? — перебила я с сочувствующим видом. — А то я сегодня с одним таким уже встречалась. Уж больно мудрено говорите. Нам бы, быдлу, попроще чего…

Он застыл с открытым ртом и с поднятой рукой на самой вдохновенной ноте, а затем сплюнул себе под ноги и сказал:

— Тьфу на тебя. Между прочим, когда-то я читал лекции в одном весьма известном заведении.

— Чего ж бросили? Или на солененькое потянуло?

— Скорее на зелененькое, — он беззвучно рассмеялся.

— Кстати, не пойму, почему бы вам не сдать меня в милицию? — начала я размышлять вслух. — Меня ведь ищут…

— Дурочка, тебя ищут только потому, что мы этого хотим, — криво ухмыльнулся Вялый. — Так зачем нам тебя отдавать, если ты сама к нам явилась?

— Боюсь, что вы переоцениваете свои возможности, Сан Саныч. Смотрю я на вас, и тошнить начинает. Вы тут о высоких материях рассуждаете, а сами настоящее ничтожество. И шайка ваша не лучше…

Посмотрев на меня долгим взглядом, он вздохнул, сел за стол и задумчиво уставился на Бегемота.

— Часа вам хватит? — спросил он через некоторое время.

— Да мы и за полчаса управимся, — буркнул тот и тяжело поднялся, хрустя суставами. — Ты сам придешь послушать, как она запоет, или тебе пересказать потом?

— Перескажешь, — Вялый болезненно поморщился. — Не люблю я всех этих штучек, ты же знаешь. Больно уж противно… Давайте, вытащите там из нее все. А что останется — в бетон. Эх, дева, дева-краса, что ж ты с собой наделала, — с сожалением покачал он головой. — Ну да сама виновата. Забирай ее…

Бегемот клещами схватил меня за локоть и рывком сдернул с дивана.

— Пошли, голуба…

— Извините, но это не входит в мои планы… — начала было я, и тут на столе ожил молчавший до сих пор черный телефонный аппарат.

Мы все вздрогнули и посмотрели на него. Он продолжал звонить. Наконец, словно очнувшись, Вялый протянул руку и сорвал трубку:

— Слушаю… Да, это я… Нет еще… Да вот…

Я увидела, как медленно сходит краска с его лица, и подивилась многообразию цветовой гаммы его пигментов. На моих глазах он уменьшился в размерах, став вдруг жалким и несчастным, на лбу выступили крупные бисерины пота. Голос стал срываться.

— Я все исправлю, Владимир Степаныч… — Я напрягла слух, но он, подлец, так и не назвал фамилию. — Да-да, конечно, все в моих руках… Я никого не виню, что вы, что вы… Сделаю все зависящее. Через час, максимум, будут конкретные результаты… Ничего не просочится… Сметем, обязательно сметем, если потребуется… Не будем жалеть… Понимаю… Да-да, пощады ждать не буду… И других не пожалею… Я понимаю… Мне и так страшно… Спасибо.

Медленно положив трубку, так, будто она вот-вот должна была взорваться, Вялый поднял на нас измученные глаза и прохрипел:

— Вешайся, Бегемот. Нам счетчик включили.

Я почувствовала, как от этих слов клешня Бегемота дернулась и разжалась, и взглянула на него. Он тоже стоял бледный и растерянный, глазки его часто моргали, полные губы подрагивали, а нижняя челюсть вообще, казалось, лежала на полу. Да кто ж их, таких крутых головорезов, мог так напугать?

— Что, Сам звонил? — смог наконец выговорить Бегемот.

Вялый достал из кармана костюма платок, вытер холодный пот со лба, бросил уничижительный взгляд на мясника и пробормотал:

— Если бы звонил Сам, то мы бы разговаривали уже на том свете, идиот. Это был помощник.

— Тот самый? — Бегемот в изнеможении, забыв обо мне, упал на диван.

— Да, тот самый, что всю эту кашу заварил, коз-зел, — с ненавистью процедил Вялый. — Таких еще в колыбели давить нужно. Понатворят делов, а мы потом расхлебывай…

— А как же высшие интересы? — напомнила я с усмешкой.

— Что?! — взвизгнул Вялый, подпрыгивая, словно только что меня заметил. — Она еще здесь?! Тащи ее в гараж, болван! Говорю же, нас на счетчик поставили! Каждую минуту, после часа, будем по штуке баксов платить! Бего-ом!!!

Несмотря на свою комплекцию, Бегемот при этих словах взвился в воздух, как легкое перышко, и, яростно рыкнув, кинулся на меня. Мне же после услышанного уже расхотелось покидать это милое общество, которое, как выяснилось, далеко не самое главное во всей этой запутанной истории. Я решила сначала выяснить, о каком помощнике идет речь и что конкретно он натворил, а потом уже и сбегать. Веревки на руках к тому времени я уже давно перепилила ногтями и держала их сзади лишь для вида. Мгновенно уйдя в сторону от цепких лап мясника, я сгребла ладонью его мясистый нос и резко крутанула против часовой стрелки. Громко хрустнул сломанный хрящ, и Бегемот, взвыв от жуткой боли и зажмурив глаза, замахал в воздухе короткими руками, ничего не видя и не понимая. В принципе, этот туповатый товарищ мне уже был не нужен. Он доставил меня сюда, как я и хотела, и теперь можно было от него избавляться. Держа его за нос на вытянутой руке, я несильно пнула его под сердце. Крик его тут же захлебнулся, глаза закатились, мясник закашлялся, обмяк, колени подкосились, он упал на них, безвольно опустив руки, и начал заваливаться на бок, орошая пол кровью, брызжущей из ноздрей. Оттолкнув его от себя, я посмотрела на Вялого. Короткая схватка заняла не более трех секунд, однако этот, оказавшийся совсем не вялым, толстячок уже успел выхватить пистолет и теперь сидел с бледной физиономией и потрясенно взирал на лицо своего подчиненного. Пистолет дрожал в его руке. Я стояла к нему левым боком. По глазам было видно, что стоит мне сделать шаг, и его палец сам нажмет на курок — слишком уж он был взволнован. Я не стала делать шаг, а просто чуть брыкнула левой ногой, отчего моя замечательная туфля, слетев с ноги, мгновенно преодолела пространство между нами и, как жалом, впилась острым каблуком в толстый бицепс его руки, держащей пистолет. Белая рубашка тут же пропиталась кровью, пальцы разжались, и пистолет упал на стол. Сам Вялый не успел даже вскрикнуть. Сначала он непонимающе уставился на торчащую из мышцы туфлю, потом перевел взгляд на меня, словно спрашивая, что все это означает, и лицо его снова начало зеленеть. Я подумала, что враг повержен, однако ошиблась. В следующую секунду он заревел, как бугай на скотобойне, вырвал левой рукой туфлю и швырнул ее в меня, целясь прямо в голову. Туфли мои были устроены по принципу бумеранга: как их ни бросай, они все равно воткнутся каблуком или лезвием из носка, если оно открыто. Главное, не промахнуться. Бросок был очень сильным, но я сумела поймать туфлю на лету перед самым своим носом. И тут же пришлось метнуть ее обратно, потому что этот проворный тип уже схватил пистолет здоровой левой рукой. За все это время он не сдвинулся с места, продолжая сидеть за столом. На этот раз я смогла включить потайной механизм, и в его второй бицепс воткнулось уже длинное лезвие, торчавшее из носка. Пистолет опять упал, так и не произведя ни одного выстрела, которые в данной ситуации мне были совсем ни к чему — за окном время от времени раздавались пьяные мужские голоса и смех, и что-то подсказывало мне, что будет лучше, если эти люди останутся пока снаружи.

А Вялый был в моих руках. Он сидел, зажимая ладонями раны на бицепсах, кривясь от боли и издавая негромкие всхлипы. Подойдя к столу и не обращая внимания на его мучительные стоны, я взяла пистолет, выдернула свою обувь, нацепила обратно на ногу и пошла к двери. Мне нужно было Закрыться, чтобы избежать появления нежданных гостей. Бегемот лежал, не шевелясь, около шкафа, и мне пришлось через него переступить. На двери стоял обычный английский замок, я повернула его до упора и вернулась к столу. Теперь можно было разговаривать. Вообще-то, с моей стороны было чистым безумием устраивать допрос главаря в кишащем его псами логове, но уж больно хотелось побыстрее докопаться до истины. Присев на край стола, я внимательно посмотрела на Вялого. Пистолет уткнулся ему в немигающий правый глаз.

— Счетчик включен, дядя. Даю минуту на раздумья, а потом каждые пятнадцать секунд, — я посмотрела на висевшие на стене электрические часы с секундной стрелкой — они показывали половину первого, — ты будешь отдавать мне кусочек своего тела. Мне плевать, какой именно — я всеядна, — но гарантирую: тебе будет очень больно. Поэтому расскажи лучше сразу все, что знаешь, и мы расстанемся друзьями. Учти, если станешь звать на помощь — они добежать не успеют. — Я кивнула за окошко, за которым в этот момент опять раздался взрыв пьяного хохота. — Так что колись быстрее — целее будешь. Время пошло.

Видимо, прочитав на моем лице нечто такое, что было убедительнее угроз и пистолета, он, кривясь от боли, тоскливо прохрипел:

— Что ты хочешь узнать? Я все скажу, только не убивай и не калечь.

— Что случилось со Светланой Капустиной?

Он изумленно округлил глаза:

— И все?! Зачем вам эта дурочка? Забудьте о ней — она уже в прошлом…

— Короче.

— Я думал, вы и впрямь умные люди… А вы так, шелуха… Где ты научилась всему этому? — Он кивнул на Бегемота и на свои руки. — Перевязать бы. Больно, черт…

— Не отвлекайся, Сан Саныч, — я посмотрела на часы. — Через двадцать секунд я начну отщипывать от тебя кусочки.

Взявшись двумя пальцами за краешек стола, я своими железными пальцами легко отщипнула от него кусок дерева и поднесла к его глазам.

— Итак?

Что-то оборвалось в нем при виде этой щепки, мышцы лица судорожно дернулись, гримаса боли усилилась, и он спросил:

— А потом отпустишь?

— Я же обещала, — честно заверила я, зная, что, если он все расскажет, ему все равно не жить — свои же прикончат.

— Только мне нужно время, чтобы скрыться. Я не собираюсь гробить свою жизнь из-за этих подонков. Я все скажу — вам их все равно не достать, — криво усмехнулся он. — Зря вы в это вмешались…

— Минута прошла, — и тут я любовно осмотрела свои ногти.

Тяжко, со свистом вздохнув, он заговорил:

— Светлана работала в нашей организации. Так, ерунда, ничего сложного: разносила бумажки по кабинетам, заваривала кофе и прочие мелочи делала. Ее один наш сотрудник присмотрел для своего шефа — она как раз в его вкусе. Все было официально, ее оформили на работу, сняли квартиру за счет фирмы и так далее. А потом она начала глупить. Не понимала, Глупая, своего счастья… Могла бы жить припеваючи, как у Христа за пазухой… В общем, шеф ее раз пригласил, второй, а она ни в какую. Не дала, короче. Ей уже и объясняли, и убеждали ее, что это здесь в порядке вещей, так сказать, одно из условий приема на работу, а эта коза уперлась вплоть до того, что уходить собралась. А кто ж ее уже отпустит? — хмыкнул Вялый. — Долгов понаделала: на квартире жила, одевалась, ела, пила за наш счет — а теперь в кусты? Ну, заставили ее отработать. Один раз. Только для шефа. Уболтали, в общем, на свою голову. А шеф в тот вечер как раз на грудь хорошо принял и решил в своем кабинете стриптиз устроить. Там частенько такие вещи происходят. Короче, разбила она об его голову графин. Ну а он ее со злости или по привычке, не знаю… — Он помолчал, опустив глаза. — В нашей организации женщин ведь вообще за людей не считают. В общем, говорят, прикончил он ее прямо там, в своем кабинете. А перед этим изуродовал сильно. Утром, когда проспался, начал следы заметать. Всю организацию на уши поднял. Самый главный сказал, что, если в прессе что-то появится — он шефа собственноручно удавит. Ну шеф и заметался. И теперь вот еще мечется, ублюдок…

— Значит, Света мертва? — Я почувствовала, как комок подступает к горлу.

— Я сам трупа не видел, но говорят. Да и кто ей жить после такого позволит? Ее бы давно уже пришили, да шеф не давал — нравилась она ему…

— Как ваша организация называется?

Вялого мгновенно прошиб пот, он испуганно покосился на дверь и тихо проговорил:

— Значит, вы ничего не знали… О Боже… А мы, дураки, копья ломали. Ну да теперь что уж… Организацией мы называем нашу депутатскую фракцию в Государственной Думе. А шеф — помощник депутата. Самого главного депутата, смекает!

Что-то горячее вдруг зажгло мне пятки, словно земля уже загорелась под моими ногами, и я невольно посмотрела вниз. Впрочем, лично мне было абсолютно все равно, кто совершает преступление, я сама могла любого прижать к ногтю и заставить ответить, невзирая на лица и должности. А вот Родион придерживался другого мнения. Он жил по закону, а закон запрещал трогать депутатов. И вообще, у нас могло быть очень много неприятностей из-за всего этого дурно пахнущего дела. Нас могли просто выселить из офиса или даже посадить, подставив, как чуть не посадили меня вчера. Короче, всей этой государственной махиной нас могли раздавить, как мух, что им и так уже почти удалось. А с другой стороны, овощи и фрукты уже зреют где-то там, на грядках в Туле… И бедная мать еще не знает, что уже нет у нее детей, что сожрала их обоих проклятая Москва и теперь пытается всеми силами отвертеться. И ведь отвертелась бы, не встань на ее пути, как кость в горле, детективное агентство «Частный сыск».

Поняв, что с такой информацией мне самой не совладать, я заспешила домой.

— Как фамилия этого помощника?

— Что, страшно стало? — хмыкнул Вялый, внимательно наблюдая за мной. — Вам все равно ничего не светит. Доказать уже ничего нельзя, трупа нет, свидетелей нет — все шито-крыто. Тебя на первом же перекрестке менты повяжут, а твоего Родиона если еще не нашли, то все равно рано или поздно найдут и прикончат. Им главное, чтобы шум в прессе не поднялся — организацию нельзя компрометировать, скоро перевыборы. Всех, кто что-либо знает об этом, убирают. Как убрали брата этой дурочки. Я уверен, что мамаша уже тоже нечаянно умерла от инфаркта…

— Ну вы и сволочи! — вырвалось из меня.

— А ты думала, — хмыкнул он. — Я же тебе рассказывал о высших интересах. Не людей нужно беречь, а интересы власть имущих. Вокруг них все вертится и на них все держится. Наша организация слишком много бабок потратила на то, чтобы легализоваться в правительстве, и теперь никто не сможет опорочить ее имя: ни вы, ни кто другой. Даже тебе, с твоими уникальными способностями, это не удастся. У них в руках огромная сила…

— Фамилия, — тихо, но твердо напомнила я.

— Что тебе это даст? Не стоит…

Я потянулась рукой с растопыренными пальцами к его мясистым подбородкам, намереваясь вырвать один из них. Он тут же сдался.

— Петков Владимир Степанович.

Все, теперь можно было уходить. Улыбнувшись напоследок, я врезала ему аккурат посередине лба рукояткой пистолета. Вялый увял. Голова его откинулась на спинку стула, и он замер с открытым ртом. Спрыгнув со стола, я пошла к двери. И тут в нее постучали, словно кто-то специально дожидался этого момента.

Глава 10

Не скажу, что сердце мое ушло в пятки, но все же было неприятно от того, что отключила я Вялого в самый неподходящий момент. Еще секундой раньше он мог бы сам ответить и сказать, что все нормально, отправив непрошеных гостей, а теперь я осталась одна с двумя полумертвыми врагами в запертой комнате. А их, здоровых, вооруженных и пьяных, снаружи было несметное число.

— Вялый, вы чего там заперлись?

Это был Ушастый. Голос его заметно повеселел с тех пор, как я слышала его в последний раз. Стук возобновился.

— Эй, Бегемот, вы чего там, умерли, что ли?

Если бы он знал, как недалек от истины.

— Может, они свалили? — спросил незнакомый бас.

— Куда, дура? Да и свет в окне горит. — В голосе Ушастого еще не слышалось подозрительности. Он опять потарабанил.

— Вялый, Бегемот, вы там? Алле, гараж! Мы выпить и пожрать принесли!

Нужно было что-то делать. Не сидеть же мне здесь до скончания века, в конце концов. Я повернула замок и открыла дверь. И о как жестоко я ошиблась! Там было не двое, как я ожидала, а целых четверо парней. Около двери стояли Ушастый и еще один мордоворот в черной борцовской майке, с горами мышц и небритой физиономией. Глазки у них поблескивали. Ушастый сжимал в руках бутылку водки, борец — стаканы, а двое других, таких же крепких, накачанных и веселых, держали подносы, на которых стояли тарелки, накрытые бумажными салфетками и источающие аппетитные запахи. Вот это сервис!

— Привет, — сказала я, улыбаясь и пряча пистолет за спину.

— А где Бегемот? — растерянно спросил Ушастый, заглядывая мне за спину.

— Он с Вялым в дочки-матери играет, — и я проскользнула мимо него в узкий коридор.

— Во что играет? — не понял другой.

Но мне уже было не до шуток. Отскочив в сторону и наставив на них пистолет, я скомандовала:

— Заходите внутрь! Живо! И не дергайтесь.

Трое недоуменно переглянулись, а один из тех, что держал поднос, тупо спросил:

— Ушастый, я это вижу или мне снится?

Подняв дуло кверху, я выстрелила в потолок и крикнула:

— Марш в комнату, ублюдки!

Грохот заложил уши, сверху посыпалась штукатурка, бандиты втянули головы в плечи и стали быстро просачиваться в кабинет. Я даже сама удивилась, как быстро и ловко у меня все это вышло. Закрыв дверь, я разбила пожарный щит, вытащила лом и приперла ее снаружи — по крайней мере на четверых будет меньше. Я понимала, что на выстрел сейчас сбегутся, да и эти не станут просто так сидеть, а позовут на помощь, поэтому бросилась по коридору мимо закрытых дверей к лестнице. Но, добежав до поворота, услышала впереди крики и топот, а потом увидела, как со стороны лестницы в коридор вбегают парни с пистолетами. И повернула обратно. Деваться в этом тесном пространстве было практически некуда, устраивать здесь перестрелку с одной обоймой было бессмысленно. Я стремительно приближалась к концу коридора, сердце бешено стучало в груди, мысли путались, и я не видела никакого выхода. Тупик. Неожиданно справа показался еще один поворот, я нырнула туда и почти сразу же увидела выход. Он маячил в конце этого коридорчика в виде спасительного окна. Видимо, на роду мне было написано сигать этой весной сквозь окна со второго этажа. Только на этот раз не было никого, кем бы можно было разбить стекло, чтобы самой не порезать свое драгоценное тело. Недолго думая, я на бегу всадила в окно две пули. Стекло разлетелось вдребезги, и я без остановки, не зная, куда и что меня там ждет, сиганула вперед головой в образовавшуюся брешь. В темноту…

Я примерно представляла высоту, с которой должна была упасть, и благополучно приземлилась бы на ноги, сделав сальто-мортале, но мне не повезло. Прямо под окном эти подонки, будто специально для того, чтобы сделать мне гадость, поставили мусорный контейнер. В него я и угодила, успев сделать лишь пол-оборота. Приземлившись попкой на какие-то железяки, которые в моем состоянии не могли причинить мне вреда, я сначала даже не поняла, где нахожусь. Сверху доносились крики и выстрелы, а в нос ударял ужасный запах мазута и еще какой-то нефтяной дряни. Свет из разбитого окна освещал кусок двора, на который выходил этот конец здания. Виднелись смутные очертания каких-то строений, вдалеке светились редкими огнями высотные здания жилых домов. Ни людей, ни машин поблизости не наблюдалось. Я не знала, где нахожусь, поэтому мне было все равно, куда бежать, лишь бы подальше от этих бешеных псов и поближе к Родиону. Выскочив из контейнера, я понеслась к спасительной темноте, и вовремя, потому что из окна уже высунулось какое-то лицо кавказской национальности и начало стрелять в мою сторону, крича с акцентом во все горло:

— Вон она, сука!!! Я вижу ее, к забору побежала!!!

Ах, к забору, с благодарностью подумала я и, не обращая внимания на свистящие вокруг пули, прибавила ходу. Ну спасибо, родной, подсказал, забор — это именно то, что мне нужно. Еще несколько томительных мгновений, и я рассмотрела в потемках впереди забор. Не останавливаясь, я прыгнула через него, опять же в неизвестность, и со всего маху шлепнулась об эту неизвестность со страшной силой — она оказалась самой заурядной кирпичной стеной какого-то сооружения. Если бы я летела головой вперед, то непременно размозжила бы ее, и Родион никогда бы не узнал тайну исчезновения Светланы. Но я прыгала в рост, да еще выставив перед собой руки, поэтому просто впечаталась в стену всем своим телом, а затем медленно стекла по ней на землю, нелепая и оглушенная. Нескольких секунд мне хватило, чтобы прийти в себя, вскочить на ноги и припустить через пустырь к жилым домам, мрачно возвышавшимся в темноте примерно в трехстах метрах от забора. Тела своего я не чувствовала, как не чувствовала под собой ног, думая лишь о том, что спаслась, сбежала от этих чудовищ да еще прихватила с собой важную информацию, которая наверняка поможет Родиону докопаться до истинных виновников гибели Светланы и Петра Капустиных. Душа моя пела от радости.

Добравшись до жилого квартала, я оглянулась. Со стороны пустыря, мигая фарами, быстро приближались две машины. На меня опять накатила злость. Кровь закипела в жилах, ослепляя мозг, мне вдруг захотелось дождаться этих подонков и прикончить их всех, чтобы уже никому не причинили вреда. Я даже сделала шаг навстречу, но в последний момент, встряхнув головой и сбросив с себя наваждение, одумалась и побежала в ближайший двор. Нет, будет гораздо лучше и правильнее, если завтра босс приедет сюда со своими друзьями и арестует их всех на законном основании. Пусть будет так…

Двор был совершенно пустынным, темным и безмолвным. В домах практически нигде не горел свет, даже в подъездах, словно все вымерли. И только стоящие на тротуарах и дороге легковушки и «ракушки» говорили о том, что здесь живут люди. Посередине виднелась детская площадка с качелями и песочницей. По краям, вдоль асфальтовой дороги, идущей вокруг двора, росли хилые, недавно посаженные деревца. Четыре неприглядные высотки окружали все это пространство, глядя на меня темными глазницами неживых окон. При желании здесь, конечно, легко можно было спрятаться и отсидеться до утра, но мне почему-то этого страшно не хотелось. Мне хотелось залезть в теплую, благоухающую ароматами трав ванну, глотнуть холодного «Мартини», закрыть глаза и лежать, расслабившись и ни о чем не думая, наслаждаясь абсолютным покоем и приятными мыслями. А вместо этого мне предстояло сидеть в каком-нибудь сыром и грязном подвале с крысами и ужасным запахом. Ну уж нет, не дождетесь! Хватит уже с меня на сегодня приключений, пора и честь знать. Да и поесть бы не мешало — желудок то и дело издавал просящие стоны, жалуясь на свою незавидную, голодную участь. А ведь дома в холодильнике лежит заботливо запеченная Валентиной утка с грибами, толченая картошка по-домашнему и маринованные огурчики… Господи, как же хочется все это съесть!

Не раздумывая более, я кинулась к машинам и начала дергать за ручки дверей, в надежде отыскать открытую и быстренько угнать. Куда там! Первый же «БМВ», к которому я лишь прикоснулась, оглушительно взревел сигнализацией, требуя немедленно оставить его в покое, и я в растерянности замерла. И в этот момент двор осветился фарами въезжавших на большой скорости машин. Приехали…

Бежать уже было поздно, да и некуда — меня бы срезали первой же пулей, как загнанного зайца. Распластавшись на асфальте, я подлезла под днище орущей на всю Ивановскую иномарки и стала смотреть. Бандиты разделились: черная «Волга» с включенным дальним светом двинулась по кругу в объезд, а белая направилась в мою сторону. И чего им не сиделось в своем гараже, спрашивается? Зачем нужно было гнаться за мной? Ну сидели бы себе, пили водку и отдыхали, так нет, понесла нелегкая навстречу собственной гибели. Впрочем, может, они еще об этом не знают? Что ж, сейчас все и решится, ибо, если они меня найдут, придется их всех убить, а не найдут — их счастье…

Машина остановилась около моего убежища, и четверо сразу выскочили наружу. Я увидела их приближающиеся ноги и услышала возбужденный голос Ушастого:

— Она где-то здесь, братва! Нюхом чую!

— Каким нюхом, идиот, если сигнализация орет! — грубо оборвал его кто-то. — Эта сучка, видать, открыть пыталась. Давайте, рассредоточьтесь и смотрите за машинами. Убежать она бы не успела, значит, спряталась, курва. Мочите ее сразу, как увидите, и надо сматываться…

Ноги начали со всех сторон обходить мой «БМВ». Я затаила дыхание. Сирена продолжала гневно возмущаться. И куда, интересно, хозяева смотрят? Неужели спят и не слышат? Давно бы выбежали с двустволкой и разогнали всех этих ублюдков… Хотя скорее всего получится как раз наоборот: ублюдки сами кого хочешь застрелят сейчас, не моргнув глазом. Так что пусть лучше хозяева спят — дольше проживут.

— Нет ее здесь, Костя, — сказал кто-то сзади. — Наверное, за другой тачкой. — Повысив голос, он злобно крикнул. — Эй, выходи, курва! Все равно достанем!

— Не ори, Санек. Лучше под машиной посмотри на всякий случай. Ушастый, притащи фонарик.

Ноги Ушастого побежали к «Волге», постояли там и тут же повернули обратно. Впереди них маячил маленький лучик фонарика. Костя, самый крутой здесь, похоже, стоял около капота, Санек сзади, и еще один справа. К нему-то я и подалась. Выпростав руку из-под днища, я что есть силы вонзила свои железные когти в его щиколотку, разрывая сухожилия. Если бы его цапнул за это место приличных размеров тигр, ему было бы примерно так же больно, как сейчас. Он дико вскрикнул и тут же упал, ибо я еще и дернула его за покалеченную ногу.

— Ты чего орешь, Брынза? — недоуменно спросил Костя. — Эй, ты где, братан?

Но братан его уже не услышал: выдернув из его руки пистолет с глушителем, я выстрелила ему под подбородок. А затем, не вылезая из-под машины, по очереди прострелила все ноги, которые были видны сзади и спереди. Трое с криками повалились на землю, беспорядочно стреляя в разные стороны, и в этот момент с другой стороны подъехала черная «Волга». И смолкла наконец проклятая сирена. Патронов в моем пистолете уже не осталось. Выкатившись налево, я переползла под другую машину и опять затаилась. Мне не хотелось подставляться под пули этих пьяных парней, жаждущих моей крови, поэтому приходилось действовать так. По крайней мере меня никто не видел, и это давало возможность самой хоть как-то управлять событиями. Из «Волги» выскочили еще четыре человека и побежали к сидящим на земле и громко стонущим браткам. Фары машин до меня не доставали, и я лежала, укрытая спасительным мраком, думая про себя, что на этот раз зашла слишком далеко и оказалась на волосок от гибели. Риск — это, конечно, дело благородное, но страшно неблагодарное.

— Что тут случилось, черт возьми? — послышался чей-то испуганный возглас. — Костя, вы чего?

— Заткнись, придурок! — простонал тот. — Она где-то под машиной! Найдите ее и прикончите, суку. О-о-о!

— Мужики, она мне ноги прострелила! — провизжал Ушастый. — Под «БМВ» ищите!

— Так у нее что, пушка? — опасливо спросил еще кто-то. — Там не видно ни черта.

— Хрен ее знает! — проорал Костя. — Мочите ее скорее!

В следующее мгновение послышался нестройный хор хлопков-выстрелов, и пули начали с жужжанием впиваться в асфальт под «БМВ». Я лежала на животе, касаясь спиной днища «жигуленка», и ждала, когда у них кончатся патроны и они поймут, что меня там нет. Наконец, отстрелявшись, все четверо сгрудились около иномарки.

— Ну все, если она там, то уже подохла, — уверенно заявил один из стрелявших.

Кто-то присел на корточки и нагнулся, я увидела бритый затылок и пожалела, что не могу до него дотянуться.

— Нету там никого, — недоуменно пробасил затылок, разглядывая пустоту под соседней машиной. — Пусто, как в танке.

— Лучше смотри, Колян! — болезненно выдавил Костя. — Там она, точно говорю! Мы же здесь были…

— Ты что, меня за идиота держишь? — обиделся тот. — Говорю тебе, нету там. Может, и не было?

— Да?! А кто нам тогда ноги прострелил?? — снова истерично взвизгнул Ушастый. — Под соседней посмотри, может, переползла, шалава!

Голова бритого парня опять высветилась в поле зрения и начала медленно поворачиваться в мою сторону. Остальные трое стояли на дороге около белой «Волги» и напряженно ждали. Еще секунда — и наши с Коляном взгляды встретились. Глаза его расширились, блеснув в полумраке, и губы начали расползаться в зловещей ухмылке. Он уже было открыл рот, чтобы сообщить о находке, но тут же передумал, разглядев направленный на него глушитель моего пистолета. Рот его автоматически закрылся, на лице появилось выражение детского испуга.

— Ну что там, Колян? — нетерпеливо спросил Костя.

— Э-э-э… Н-ничего, — заикаясь, протянул он. — Кажись, тоже ничего. Пусто, как в аквариуме.

И начал подниматься. Сначала исчезло его лицо, затем выпрямились колени, он встал во весь рост, но с места не сдвинулся. Я видела, как подрагивают его ноги.

— Сбежала она, короче, — сипло проговорил он более уверенным голосом. — Надо сваливать, чуваки, пока хозяева не выскочили.

— Сдурел? — провопил Ушастый. — Нам без этой бабы возвращаться нельзя — зароют…

Вдруг где-то совсем близко послышалась милицейская сирена. Бандиты сразу засуетились.

— Сваливаем, братва! — чуть ли не с облегчением выдохнул бритый и, подпрыгнув на месте, бросился к своей машине, наверное, боялся, что я выстрелю ему в ноги.

— Эй-эй, нас не забудьте! — прокричал Костя.

— Не забудем, братан. Давай, помогу.

— А как же Брынза?

— Брынза нам уже не помощник — пусть здесь валяется…

Быстро погрузив своих раненых дружков в машины, бандиты хлопнули дверцами и, дав по газам, помчались к дальнему выезду со двора. Не успели они скрыться, как в ближайшем проеме между домами показался милицейский «газик». Выключив сирену, он медленно поехал вдоль ряда машин и почти сразу же остановился напротив лежащего на земле человека. Двое вышли. Я продолжала лежать под второй от края машиной, проклиная свою судьбу и благодаря милиционеров за невольное спасение. Была бы я в другой ситуации, вылезла бы и попросила довезти меня домой, но теперь они могли довезти меня только до одного места — до тюрьмы, поэтому я лежала тихо, как мышь, и молила Господа, чтобы меня не обнаружили.

— Глянь, похоже, жмурик, — озадаченно проговорил милиционер, присаживаясь над телом. — И, похоже, у него в голове пуля.

— Бандитские разборки, — невозмутимо констатировал другой. — Достали уже, сволочи. Вызывай труповозку, а я пойду поговорю с теми, кто нам звонил. Может, видели что-то…

И направился в сторону подъезда.

— Погоди, Дима, я с тобой пойду — мало ли…

Он догнал своего товарища, и они вместе скрылись в подъезде. Полежав еще с полминуты, я тихонько выбралась из-под «жигуленка», села в милицейский «газик»; у которого эти лопухи даже не удосужились заглушить двигатель, включила скорость, и… только меня там и видели.

Глава 11

Оказывается, меня занесло куда-то в район Отрадного, поэтому на обратную дорогу ушло чуть ли не сорок минут. Нигде не останавливаясь, я благополучно добралась до Сретенки, бросила милицейский «газик» на перекрестке в нескольких кварталах и пошла в офис пешком. На душе было неспокойно. Я не знала, что случилось с боссом и Валентиной, и вообще, живы ли они еще, поэтому очень волновалась, когда входила в свой двор, посередине которого, окруженная чугунным забором и деревьями, стояла наша шестиэтажная контора. Еще издалека увидела, что свет в окнах не горит, и под ложечкой противно засосало. Вздохнув, я ступила на ведущую к калитке асфальтовую дорожку и прибавила шаг.

— Стоять на месте, — послышался из темноты сзади грозный голос, и я замерла. — Одно движение, и я буду стрелять. Подними руки.

Я послушно подняла. Кто-то приблизился, я почувствовала запах туалетной воды «Деним-Торнадо», какой обычно щедро поливал себя после бритья Родион, услышала сдавленное дыхание и почувствовала, как в спину уперлось что-то твердое, очень похожее на дуло «ТТ».

— Кто такая, куда идешь? — тихо спросил он.

Несмотря на то, что мне очень хотелось отлупить этого хама, я все же не сделала этого — больно уж его голос не был похож на бандитский.

— На работу иду, — спокойно ответила я. — А в чем дело?

— Где работаешь? — игнорировал он мой вопрос.

— Вон там, — я кивнула на темный силуэт нашей башни. — У Родиона.

Сзади помолчали. Потом я услышала шорох, слабый писк и поняла, что он включил рацию.

— Тут какая-то девушка, — приглушенно проговорил он. — Примерно метр семьдесят, светлые волосы, симпатичная, в брюках и белой блузке. Утверждает, что работает у Родиона… Понял.

Он отключил рацию, еще пошуршал чем-то и сказал:

— Можешь опустить руки. Иди, только не оглядывайся. Тебя ждут.

Я даже не успела услышать, как он исчез, только почувствовала, что за спиной уже никого нет. Пожав плечами, я двинулась дальше. Похоже, Родиона неплохо охраняют. Около калитки никого не было видно, я спокойно прошла к крыльцу и открыла все еще изуродованную дверь. Внутри было светло, оказывается, на окнах висели светомаскировочные шторы. Босс, одетый в красную клетчатую рубаху и джинсы, сидел на моем столе с трубкой в зубах и поверх очков изучающе смотрел на меня. Увидев его до боли родное лицо, я не выдержала и, заплакав, бросилась к нему на грудь.

— Ты почему жива? — проворчал он, отстраняя меня. — Насколько мне известно, твой труп был вынесен отсюда спасателями.

— Ну спасибо, босс, — всхлипнула я. — Может, мне пойти повеситься, чтобы вы успокоились?

— Да ладно уж, живи, — хмыкнул он. — А мы тут бандитов поджидаем. Кстати, Евгения Петровна приехала…

— Кто? — Я непонимающе захлопала глазами. — Какая Евгения Петровна?

— Капустина. Мать Светланы и Петра. Ей соседка-колдунья нагадала, что с Петром беда, вот она и приехала. Он ведь перед отъездом ей сказал наш адрес. Она спит в гостевой комнате.

Я вспомнила слова Вялого, который утверждал, что с матерью они тоже разберутся, и словно громадный камень свалился с моей души.

— Слава Богу, — выдохнула я. — Хоть кто-то из них в живых остался.

— В каком смысле? — нахмурился босс, внимательно посмотрев на меня. — И вообще, может, расскажешь, где ты была все это время? А то мы с Валентиной тебя уже похоронили…

— Так Валентина жива?! — не веря своему счастью, воскликнула я. — Господи, значит, ты есть на свете… Сейчас, приведу себя в порядок и все расскажу. — Чмокнув босса в щечку, я побежала в ванну.

…Еще через час мы в сопровождении взвода омоновцев уже ехали к злополучным гаражам, откуда я недавно так нагло сбежала. Адреса я не знала, но хорошо помнила дорогу. Стояла глубокая ночь. Босс, уже выпотрошив меня полностью, молча обдумывал услышанное на переднем сиденье, а я с еще двумя бойцами сидела сзади и показывала водителю, куда ехать. Мы решили действовать немедленно и накрыть всю банду с поличным, то есть с двумя трупами милиционеров, которых должны были замуровать в бетонный пол третьего бокса. А также поймать тех, кто совершил разбойное нападение на наш офис. И, ко всему прочему, захватить Вялого, от которого босс намеревался получить дополнительную информацию об этой странной организации. Его совсем не смутило то, что тут замешаны депутаты, наоборот, он даже развеселился, узнав, какого противника предстоит ему вывести на чистую воду. А я лишь смотрела, как он потирает руки, не переставая удивляться тому, какой замечательный у меня босс. Естественно, я не стала вдаваться в ужасающие подробности моего побега, лишь намекнула, что там все были пьяные и мне ничего не стоило обмануть их бдительность. Сказала также, что, услышав шум наверху, вылезла из бункера полюбопытствовать, что там такое творится, и оказалась прямиком в руках у бандитов, которые, разбив мне нос, увезли меня, связанную и оглушенную, в свое логово. Босс лишь удивился, как из моего носа могло вытечь столько крови, что весь пол в его кабинете был залит ею, и больше ничего не сказал. Честно говоря, иногда меня прямо-таки удивляет его безразличие к судьбе своей единственной подчиненной. А с другой стороны, радует, что он никогда не вдается в подробности происходящих со мною странных вещей. Сам же Родион, вернувшись в бункер с единственным свободным в тот момент знакомым, которого ему удалось найти, и обнаружив там одну Валентину и запертый снаружи люк, решил сначала доставить жену в больницу, а потом уже разбираться со всем остальным. Приехав из больницы, уже в сопровождении целой армии друзей, он нашел пустой офис в ужасающем состоянии. Соседи в мельчайших подробностях рассказали ему, как «благородные» ребята из службы спасения сначала что-то делали на крыше нашего здания, а потом, рискуя жизнью, вскрыли нашу бронированную дверь и вынесли оттуда четыре свежих трупа, включая и мой. Босс на всякий случай позвонил в службу спасения, выяснил, что у нас были никакие не спасатели, и решил, что мне конец. Но ошибся.

— Теперь куда? — спросил облаченный в полную боевую экипировку водитель-омоновец в чине капитана.

— Вот за этими домами. — Я показала ему те самые дома, во дворе которых калечила бандитские ноги. — Нужно объехать вокруг.

— Это там, где горит? — хмуро спросил он.

— Что? — не поняла я и посмотрела вперед, туда, куда глядел водитель. И ужаснулась.

Прямо над домами полыхало кровавое зарево, на которое я почему-то сначала не обратила внимания, приняв его за предрассветные блики. Машина обогнула дома, и за ярко освещенным пустырем мы увидели огромный столб огня, вздымающийся к ночному небу вместе с дымом и пеплом. Даже с такого расстояния были слышны шум и треск, издаваемые всепожирающим пламенем. Горело буквально все: боксы, постройки, забор и даже, казалось, сама земля, на которой они стояли. Вокруг уже краснели пожарные машины и сновали пожарники со шлангами и ломами.

— Похоже, мы опоздали, — буркнул босс, всматриваясь в происходящее. — Оперативно действуют товарищи.

— Думаешь, следы заметают? — спросил водитель.

— Наверняка. Люди, судя по всему, серьезные, промахов не допускают.

Подъехав поближе, мы остановились и вышли из машины. За нами притормозил автобус с остальными омоновцами. Махнув им рукой, чтобы оставались на месте, капитан пошел к пожарникам. Мы с боссом за ним.

— Что тут случилось? — спросил он у одного пожарного, устало курившего около своей машины.

— А хрен их знает, — бросил тот, кинув взгляд на капитанские погоны омоновца. — Автосервис горит. Вроде бы взорвались емкости с бензином из-за неосторожного обращения.

— Хозяева где?

— Ищут хозяев. По крайней мере пока никто не объявился.

— А кто вас вызвал?

— Кто-то из жильцов, — он кивнул на жилые дома. — Говорят, сильно рвануло, а потом сразу все занялось. Тушить бесполезно — все дотла сгорит.

— Жертвы есть? — вклинился в разговор Родион.

— Вот догорит — узнаем, — усмехнулся пожарный. — Сейчас туда соваться бессмысленно. В таком пекле никто бы и трех секунд не выдержал — мгновенная смерть.

— Понятно, — задумчиво проговорил босс и посмотрел на омоновца. — Ладно, Саша, поехали домой — тут ловить нечего.

— Вы езжайте, а мы останемся. Посмотрим здесь кругом, в пепле пороемся…

— Да-да, и в бетонном полу третьего бокса не забудьте порыться, — добавила я. — Там у них несколько трупов должно быть.

— Пороемся, если третий бокс найдем, — хмыкнул он. — Берите мою машину, Родион, и езжайте. Я потом за ней человека пришлю. Ездить-то хоть научился?

— А зачем? — улыбнулся он. — У меня персональный водитель есть. Мария, вперед.

Вздохнув, я направилась к белой «Волге». Через полчаса мы были в офисе.

Глава 12

— Значит, Государственная Дума… Что ж, это многое объясняет. По крайней мере есть за что зацепиться.

Босс сидел за своим столом и с важным видом просматривал Конституцию Российской Федерации. Зачем он это делал, я не знала, но верила, что в данный момент это делать нужно. Было уже семь часов утра. Валентина безмятежно спала наверху, все еще считая меня убитой. Я, несмотря на бессонную ночь, выглядела довольно неплохо, если не считать многочисленных синяков и ссадин на моем теле. Босс тоже держался молодцом, хотя время от времени позевывал в кулак и с досадой поглядывал на часы. Наш офис тщательно охранялся какими-то людьми в штатском, на одного из которых я нарвалась ночью. Теперь нам можно было не волноваться, что кто-то еще пустит в вентиляцию газ или подложит под здание бочку пороха, чтобы разнести здесь все вместе с нами к чертовой бабушке.

— Да, эта ерунда нам вряд ли поможет, — вздохнул Родион и отложил Конституцию в сторону.

— Нам бы что-нибудь о статусе депутатской неприкосновенности почитать, — вставила я, тщательно пережевывая бутерброд с ветчиной. — А вообще, лично я считаю, что нужно просто найти этого Петкова, прижать в темном углу и вытащить из него признание в убийстве.

— Забудь об этом, — поморщился босс. — Эти люди пришли во власть, чтобы обезопасить себя от посягательства закона. А от остального они давно защищены своими бандами и псами. К ним подобраться так же легко, как к пусковой установке баллистической ракеты. Ты же видела, какие механизмы они задействовали, чтобы заткнуть нам рот. До самых верхов дошли…

— Так получается, что мы бессильны? — не поверила я. — Пусть эти ублюдки продолжают закапывать в бетон строптивых девочек и их родственников, а мы будем сидеть и делать вид, что все хорошо? Фигушки!

— Ну, не совсем так, — загадочно улыбнулся босс. — Мы знаем их ахиллесову пяту — прессу. Они ведь боятся, что это все просочится в газеты? Так мы им это устроим. Но для начала нужно собрать как можно больше фактов и доказательств.

— Пока мы будем их собирать, этот Петков еще кого-нибудь по пьянке прибьет. Да и где мы возьмем эти доказательства? У нас, кроме фамилии помощника депутата, ничего нет. Автосервис сгорел…

Тут на столе зазвонил телефон. Родион снял трубку и минут пять молчал в нее, что-то рисуя карандашом на бумаге. Что меня бесило больше всего, так это то, что лицо его при этом абсолютно ничего не выражало. Я вся изъерзалась в своем кресле, прежде чем он, положив трубку, соизволил наконец сказать:

— Нашли трупы. Вернее, сгоревшие дотла останки. Восемь человек. Бетонный пол в одном из боксов был вскрыт. Видно, они сами извлекли трупы и подожгли. Оперативно работают, сволочи.

Он полез за своей трубкой, а я взяла с подноса на столике очередной бутерброд, на этот раз с сыром.

— Установили хозяина автосервиса, — продолжил Родион, начиная набивать трубку. — Это некий гражданин Греции, живет и работает там, а здесь числится хозяином автосервиса. Чистая подстава. Ему уже пытались позвонить, чтобы сообщить о несчастье, но там сказали, что такого человека знать не знают. Вот такие дела. — Он вздохнул, чиркнул спичкой и начал раскуривать. — Оформляй фирму на иностранца и делай что хочешь — отвечать все равно некому. Все документы сгорели. Нашли какой-то сгоревший фургон — видимо, тот самый, на котором они сюда приезжали. Больше ни одной машины там не было. Автосервис, мать их…

Телефон опять зазвонил. Босс удивленно посмотрел на аппарат.

— Кто бы это мог быть, интересно? Я пока ничьих звонков не жду.

И поднял трубку.

— Слушаю. Да, это я… — Кивнув мне, он включил спикерфон, чтобы я слышала разговор, и до меня донесся хорошо поставленный, уверенный баритон:

— Мы знаем, что вы сейчас ломаете голову над нашей проблемой. Так?

— Ну, допустим.

— А мы и не сомневались. Короче, мы знаем о вас все. Даже сумму, которую вы платите за аренду земли. И все ваши доходы. И дни рождения. А также то, что вы скрываете у себя беглую преступницу. Я прав?

— Вы говорите, говорите, — усмехнулся босс. — Мне пока непонятно, кто вы и что от меня хотите. Может, представитесь для начала?

— Не хамите, дружище, — в голосе послышались железные нотки. — Мы ведь по-хорошему пытаемся договориться. По-человечески, так сказать…

— Ну-ну…

— Не ну-ну, а так точно! — рявкнули вдруг на том конце провода. — И вообще, прекращайте мне здесь цирк устраивать! Я вам не клоун, а государственный деятель, мать вашу! Стоит мне только захотеть, и от вашей шарашки останется мокрое место…

— Ага, или кучка пепла, — опять хмыкнул Родион и вдруг посерьезнел. — Послушайте вы, государственный деятель, если не хотите, чтобы завтра в «Московском комсомольце» появилась статья под названием «Мафия в Госдуме», то принесите мне убийцу Капустиных на блюдце. В противном случае…

— Ха-ха-ха! — разразился демоническим хохотом деятель. — В «МК» у нас все схвачено, родной! Они и пикнуть без нашего позволения не посмеют. Так что не берите меня на пушку. — Он посуровел. — Мы готовы заплатить любую сумму за то, что вы забудете об этом деле. Любую, слышите?

Босс вопросительно посмотрел на меня. Я брезгливо скривилась. Он улыбнулся и сказал в трубку:

— Заманчивое предложение. Нужно обдумать. Скажите, а что будет, если мы не согласимся?

— Что будет? — удивленно переспросил тот. — Да ничего не будет: ни вас, ни вашей конторы, ни ваших родственников — ничего, одни трупы, вот что будет.

— Скажите, вы и государственные проблемы решаете подобными методами?

— Это тебя не касается, ищейка. Не знаю, что за люди тебя сейчас охраняют, но, когда мы придем по твою душу, они тебе не помогут. Учти это.

— Можно вопрос?

— Валяй.

— Почему вы до сих пор не навели на нас милицию, если знаете, что здесь скрывается преступница?

Деятель немного помолчал, громко дыша в трубку, затем сказал:

— Что толку ее сажать, если ты на свободе останешься. Да и она слишком много знает теперь, наверняка болтать начнет. В общем, ее присутствие в тюрьме нам уже не интересно, ее розыск мы отменили, пусть дышит спокойно. Мы ведь по-хорошему все решить пытаемся, забыл?

— И вы поверите мне на слово, что я забуду об этом деле? — продолжал допытываться Родион.

— Конечно, поверим. — В голосе звонившего послышалась досада, и он опять перешел на «вы». — А что нам еще остается, сами посудите? Мы ведь честные люди, для нас слово — закон. Все должно зиждиться на взаимном доверии и понимании, не так ли? Ударим по рукам, так сказать, и разойдемся, довольные друг другом.

— А не обманете?

— Кто — мы?! — искренне изумился государственный деятель. — Да что вы такое говорите, уважаемый? Как вам это только в голову пришло? Назовите сумму, сегодня же вечером получите ее наличными в любой валюте, а взамен пообещаете держать рот на замке. Нам лишние сложности ни к чему, сами понимаете.

— Понимаю. Ладно, перезвоните мне часиков в двенадцать. Думаю, к этому времени, я уже созрею. О’кей, господин Петков?

В трубке опять тяжело задышали. Мне даже показалось, что я вижу перекошенное от злости лицо этого человека.

— Не нужно называть мою фамилию, — наконец выдавил он. — Никогда. Забудьте ее. А того, кто ее выболтал, уже нет.

— Догадываюсь. Он, наверное, случайно сгорел при пожаре. Это бывает.

— Вы быстро соображаете, ищейка. И не вздумайте больше шутить с нами. Раздавим, как клопов. Все ваши телефоны прослушиваются, за офисом наблюдают, чтобы вы не могли связаться с прессой без нашего ведома. Вы в блокаде, родной.

В трубке послышались короткие гудки. Качнув головой, босс положил трубку и проворчал:

— Это мы еще посмотрим, кто кого раздавит. — Он оторвал взгляд от телефона и перевел его на меня. — Ну, и что ты думаешь обо всем этом?

— Вы что, на самом деле хотите заключить эту гнусную сделку? — возмущенно выдала я. — Я вас не понимаю, босс.

— А чего тут понимать? — усмехнулся он, поднимаясь. — Они хотят меня выманить отсюда и прикончить — это самое надежное средство заткнуть кому-то рот. — Он подошел к столику и взял с подноса бутерброд с ветчиной. — Я ведь в любом случае должен буду поехать за деньгами, правильно? И наверняка они потребуют, чтобы я ехал один или с тобой. Там-то они нас и возьмут в оборот. — Он откусил порядочный кусок. — Наивные, думают, идиота нашли…

— Как же вы собираетесь поступить? — удивилась я, ничего не понимая.

— Пока еще не знаю. Черт! — Он ударил кулаком по столу, и телефон жалобно звякнул. — Они не оставят нас в покое, пока не прикончат — это ясно как Божий день! Идиотская ситуация! Впервые чувствую себя беспомощным.

— А ваши друзья помочь не смогут? — без всякой надежды спросила я.

— Мои друзья действуют только законными методами. К сожалению, — добавил он тоскливо. — А эти люди не гнушаются ничем. Мы против них бессильны. Единственное, что может нас спасти, это заставить их сдать Петкова правосудию. А еще лучше просто убрать. Тогда все будет шито-крыто, мы уже ничем не сможем навредить их организации. Скажут, мол, да, был такой отщепенец, в семье не без урода, но он погиб, так что не обессудьте, граждане хорошие.

— Боюсь, босс, что скорее нас уберут, чем этого Петкова, — вздохнула я. — Он, похоже, у них очень важная птица. Подумать только, и этих людей мы собственноручно избрали депутатами!

— А чего ты удивляешься? — усмехнулся босс. — Так было испокон веков, так есть и так будет. За деньги можно все купить, в том числе и власть. А у нынешних бандитов денег немерено. Ладно, иди поспи немного, а к двенадцати я что-нибудь придумаю, Наверное…

Глава 13

Ровно в двенадцать раздался звонок. Я сняла трубку и совершенно бесцветным голосом произнесла:

— Детективное агентство «Частный сыск».

В трубке помолчали, затем раздался раздраженный знакомый баритон:

— Какого черта? Где твой босс?

Мой босс в это время сидел рядом и внимательно слушал. На столе перед ним лежал подключенный к телефону диктофон. На лице Родиона сияла довольная улыбка, в глазах поблескивали хитрые огоньки.

— Это господин Петков? — спросила я.

— Господи, — простонал он, — я же просил не называть моего имени! Вы там что, совсем нюх потеряли? Где босс, спрашиваю?!

— Он просил передать, что на все согласен, — выдала я заученную фразу, — и готов пойти на разумный компромисс. Но в данный момент он очень занят. Его супруге после вашей газовой атаки стало очень плохо, и он не может отойти от нее ни на минуту.

— Что за ерунду ты несешь, детка? Зови своего очкарика, и побыстрее.

— К сожалению, это невозможно, — твердо проговорила я. — Он очень расстроен и ни о чем другом думать не может. Сказал, что за десять тысяч баксов у кого угодно разыграется склероз. Вас это устраивает?

— Десять тысяч?! Хи-хи! — тоненько хихикнул он. — Немного же вам нужно для счастья. Да мы заплатим в десять раз больше, только бы у вас вообще отшибло память, ха-ха-ха! — Снова послышался демонический смех. Отсмеявшись, он серьезно произнес: — Лады, десять так десять, мы не против. Куда доставить деньги?

Босс удивленно поднял брови, а я спросила:

— О чем это вы?

— О том, что вы, наверное, боитесь, что мы пришьем вас при встрече, не так ли? — вкрадчиво проговорил он. — Поэтому давайте, укажите сами место и время. И забудем обо всем этом, как о неприятном недоразумении. Кстати, если вы сейчас записываете наш разговор, то учтите: мне терять нечего — перед своей смертью я уничтожу вас любой ценой. Любой, понимаешь, детка? Мои ребята разнесут вашу шарагу по кирпичику, а вас самих, включая беременную кухарку, порежут на мелкие куски.

— Но это же беспредел, — пролепетала я.

— Вот именно, — хмыкнул он, — ты совершенно правильно понимаешь ситуацию. Беспредел — моя специализация. Для того меня здесь и держат. Я могу приструнить кого угодно, меня все депутаты как огня боятся. Я охраняю своего босса, и он меня ценит. По крайней мере ценил до сих пор. Ну, что еще тебе сказать, чтобы стало ясно, что сопротивление бесполезно?

— Да, пожалуй, уже хватит, — промямлила я. — Все понятно. Только еще один вопрос.

— Давай.

— Как быть с матерью Светланы и Петра?

— С ней мы сами разберемся. Она куда-то смылась, но мы ее найдем, не переживайте. Ей все равно уже давно пора в могилу, старой карге.

— Мы так не считаем. Босс просил передать, чтобы вы оставили ее в покое — он попытается договориться с ней. Не нужно больше трупов. Считайте это одним из условий нашей сделки.

Помолчав немного, он хмуро спросил:

— А где гарантии, что она не подымет хай?

— Ей ведь ничего не известно, а мы ничего не скажем — вот вам и гарантия. Согласны?

— Мудро. Ладно, Бог с ней, пусть живет. Я знал, что мы договоримся. Так куда доставить бабки? И уберите уже этих ребят от офиса — на вас никто нападать не собирается. Они же всю вашу клиентуру распугали, ха-ха! Тоже мне, детективы!

— Деньги привезите в офис. Через час. Вашего человека пропустят. Надеюсь, расписки давать не нужно?

— Что ты, крошка, какая расписка, ха-ха! — опять загоготал он. — Мы ведь деловые люди! Уговор дороже денег! Ты пойми, вы ведь у меня в руках, и я плачу лишь для очистки совести, это последняя попытка все решить мирно. Начнете дергаться дальше — даже пожалеть об этом не успеете. Все, через час бабки будут у вас. И покончим с этим.

В трубке коротко запищало. Я положила ее на аппарат, а Родион выключил диктофон. Таким подавленным и расстроенным я своего босса еще не видела. В глаза мне он старался не смотреть, пряча взгляд по углам комнаты, пальцы нервно выстукивали по столу дробь. Мне даже стало его жалко. Себя, впрочем, тоже.

— Ну вот и все, — тихо бросил он. — Можно считать, что дело закончено. Ты пойми, Мария, я не могу рисковать Валентиной и ребенком. Эти подонки не шутят, они ни перед чем не остановятся. Прости уж, но нужно признать, что мы проиграли, — голос его дрогнул. — Проклятье. Первый раз такая ерунда.

Он встал и заходил по кабинету, сжимая и разжимая кулаки. При всем своем желании я ему ничем помочь не могла. Босс раздраженно заговорил:

— Нас ведь не могут охранять вечно! И мы не можем здесь сидеть взаперти, опасаясь высунуть нос наружу. А ведь нам нужно работать, зарабатывать деньги, сама понимаешь…

— Понимаю, — робко бросила я, видя, что он больше успокаивает свою совесть, чем меня.

— И потом, у нас на руках нет ни одного стоящего доказательства их вины. Трупа Светланы нет, в отделе кадров аппарата Думы все данные о ней наверняка уничтожены. Мы даже не сможем доказать, что она там работала. С Петром совсем темное дело, и его наверняка замнут, если уже не замяли. А депутатскую неприкосновенность можно нарушить лишь на достаточно веских основаниях, которых у нас, увы, нет.

— Я все понимаю, босс. Не расстраивайтесь так. Главное, чтобы с Валентиной все было нормально. А матери скажем, что Петр приходил, потом ушел, и больше мы его не видели.

— Это я ей уже сказал, — поморщился он. — Она собирается идти в милицию, подавать в розыск. А там ей скажут, что сын убит неизвестными. На том все и кончится. Дочь, похоже, она не найдет никогда. Короче, все это очень печально и противно, но таковы обстоятельства, и они сильнее нас.

— Ничего, босс, я уверена, что все образуется. Пройдет время, и мы обо всем забудем. А этого Петкова все равно постигнет кара, не человеческая, так Божья. Он свое получит.

Глава 14

На следующий день я взяла отгул за свой счет — решила отоспаться. Неприятный осадок, оставшийся после этого дела, не покидал меня и когда я пришла в свою огромную квартиру на Новослободской, и когда принимала ванну, и когда наконец добралась до утки с яблоками, и когда уже легла спать в свою кровать с водяным матрасом. Все закончилось, как и было задумано: нам принесли деньги, мы отдали их несчастной Евгении Петровне, объяснив, что это Петр оставил их у нас, и она отправилась в милицию подавать заявление о пропаже сына. У нас просто язык не повернулся сказать, что его уже нет в живых — все равно ей об этом скажут, ибо труп был опознан и в данный момент находился в морге. Охрану босс отпустил, и до конца дня нас никто не беспокоил. Я даже сходила в магазин за продуктами и вернулась живая. За мной никто не следил, никто не пытался напасть или убить. Петков сдержал свое слово. Меня же не оставляла мысль, что самый лучший помощник депутата — это мертвый помощник. И пусть что-нибудь тяжелое упадет мне на голову, если я не права. Валентина чувствовала себя прекрасно, она очень обрадовалась, узнав, что я жива, и даже не подозревала о нашей с боссом не самой удачной в жизни сделке, виной которой отчасти была она сама. Все правильно, босс не имел права рисковать. Один раз Валентину уже чуть не убили, а в другой раз она могла погибнуть точно.

Провалявшись в постели до обеда и так и не заснув как следует, я встала, сделала зарядку, приняла холодный душ, позавтракала, убрала волосы под темный парик, надела на голое тело обтягивающие брюки из шелка, легкомысленную майку, темные очки и отправилась очищать свою совесть. Для начала взяла такси, съездила в Кунцево и забрала наш джип, который сиротливо стоял на том же месте, где я его оставила два дня назад. Странно, но в него даже никто не забрался, хотя двери были не заперты, а ключи торчали в замке зажигания. Может, потому что место здесь было безлюдное? Как бы то ни было, я села в него и поехала на Охотный ряд, к зданию бывшего Госплана, а ныне Государственной Думы. Зачем я туда ехала, мне самой было неизвестно. Знала лишь, что, пока Петков не будет наказан, заснуть я не смогу. В мозгу вместе с кровью стучала лишь одна мысль: Светлана с Петром должны быть отомщены. И при этом больше никто не должен пострадать, кроме, разумеется, главного виновника всех бед — самого Петкова.

Припарковав машину на стоянке напротив центрального входа, я зашла в бюро пропусков, не обращая внимания на пялившихся на меня мужчин, нашла в справочнике телефон отдела кадров и набрала номер.

— Здравствуйте, я пришла устраиваться на работу, — говорю. — Как бы мне к вам пройти?

— А вы договаривались? — спросил вежливый молодой мужской голос.

— Вот, договариваюсь.

— Извините, у нас так не делается. Вы откуда звоните?

— Из бюро пропусков. Может, вы выйдете сюда, и мы сразу договоримся. Я знаю три языка, машинопись, стенографию, бухгалтерию и восточные единоборства.

— Единоборства? — с интересом спросил клерк. — И какие же?

— Все, — серьезно ответила я.

— Очень смешно! — рассмеялся он. — Нет, извините, но ничем помочь не могу. До свидания…

— Минуточку, я еще самого главного не сказала.

— Слушаю.

— Я очень красивая женщина. Не верите — выйдите и сами посмотрите.

Он помолчал, что-то обдумывая, потом нехотя проговорил:

— Ну хорошо, я сейчас спущусь. Как мне вас узнать?

— Не волнуйтесь, мимо не пройдете.

Через пять минут в небольшое помещение бюро пропусков вошел интеллигентного вида молодой человек в черных брюках и белой рубашке с галстуком. В руках он держал синюю папку с завязанными бантиком тесемками. Поискав кого-то глазами, он застыл на месте, увидев меня, стоящую у стены под жадными взглядами присутствующих мужчин. Парень даже слегка покраснел, смутился и несмело направился в мою сторону.

— Здравствуйте, это вы только что звонили в отдел кадров? — сипло спросил он и прокашлялся.

— Да, — я мило улыбнулась. — А вы ничего.

— Вы тоже, — он с трудом отвел взгляд от просвечивающейся на моей груди майки и сглотнул. — Значит, хотите у нас работать?

— Хочу.

— Резюме у вас с собой?

— Нет. Но напечатать не долго.

— Есть какой-нибудь документ, чтобы выписать пропуск?

Я сунула ему фальшивое удостоверение сотрудницы аналитического центра, и через десять минут мы уже входили в здание. Парень держался очень скованно, даже немного виновато, почти ничего не говорил, только краснел при каждом моем слове и отводил глаза. В принципе, мне он больше был не нужен.

— Извините, где тут у вас туалетная комната? — спросила я, когда мы подошли к лифтам.

— В том конце коридора, — он кивнул вправо.

— Вы не подождете меня? Я быстро…

— Конечно, о чем разговор.

Больше он меня не видел. Добравшись до лестницы, я стала подниматься наверх, спрашивая у всех подряд, на каком этаже располагается нужная мне фракция. Кто-то из спешащих мужчин бросил на ходу, что на десятом, и я смело пошла вперед. Мимо проходили довольно миловидные девушки, причем их было такое количество, словно я попала в Дом моделей, а не в высокое государственное учреждение. Все они с любопытством косились на меня, но никто не задавал вопросов. Это мне было на руку. Добравшись до десятого этажа, я свернула в коридор и пошла вдоль кабинетных дверей с табличками, выискивая нужную фамилию. Какие-то прилично одетые, важные люди отпускали мне вслед сальные шуточки, кто-то даже шлепнул по попке, но я ни на что не обращала внимания, всецело поглощенная своей задачей. Я еще не знала, что буду делать, когда найду этого гада Петкова. Я вообще ни о чем не думала, на душе у меня было легко и спокойно, на лице застыла полуулыбка, походка была ровной и уверенной. Наконец, поплутав по бесчисленным коридорам около получаса, я увидела дверь с табличкой, на которой была написана до боли знакомая фамилия «Петков». Так вот ты где прячешься, ублюдок, подумала я злорадно, и в этот момент дверь открылась.

Чувства, которые охватили меня в следующее мгновение, были сродни тем, что охватывают людей, застигнутых в туалете страшным землетрясением. Я увидела… Светлану. Живую и здоровую, с новомодной короткой, совсем не такой, как на фотографии, стрижкой, в шикарном деловом костюме от Гуччи и блуждающей улыбкой на полных губах. Под мышкой она держала изящный органайзер из черной натуральной кожи. Вслед за ней вышел высокий, толстый мужчина в темном костюме. На вид ему было лет пятьдесят. На голове была густая шевелюра чуть тронутых на висках сединой черных волос, на лбу виднелся небольшой шрам. От каждого его движения веяло уверенностью и мощью, маленькие серые глаза смеялись, мясистые губы тоже.

— Что ни говори, солнце мое, — весело произнес он знакомым баритоном, мельком бросив на меня, проходящую мимо, оценивающий взгляд, — но главное — это работа, все остальное потом.

Отойдя немного, я остановилась у какого-то стенда и стала делать вид, что интересуюсь его содержимым, краем глаза наблюдая за происходящим.

— Достал ты уже со своей работой, милый, — нежно проворковала Светлана, поворачиваясь к нему. — Мы и так уже целые сутки почти не виделись. Если сегодня не придешь — пойду налево, ха-ха! — Она звонко рассмеялась на весь коридор.

— Я тебе пойду, — посуровел Петков, оглядываясь по сторонам. — Я тебе так пойду, что…

— Да ладно тебе, я же пошутила, — она чмокнула его в толстую щеку. — Сегодня вечером жду.

— Больше так не шути, — буркнул он, оттаивая. — Я и так из-за тебя чуть голову не потерял. Сюрприз мне приготовила? Я ведь заслужил, а?

— Ой, ну где я тебе ее искать буду? — проговорила она сердитым полушепотом.

— А где хочешь, там и ищи, — хохотнул он вполголоса. — Да вот хоть эту возьми.

Я почувствовала, что на меня смотрят.

— Думаешь, она согласится? — прошептала Светлана.

— А ты спроси. Они тут не очень щепетильные, особенно когда за бабки. Короче, сделай мне приятное, ладно, киска? Все, беги…

Петков скрылся за дверью. Я продолжала изучать план эвакуации этажа при пожаре, пытаясь понять, что они задумали. Светлана, постояв немного в нерешительности, поправила прическу и двинулась в мою сторону.

— Привет, меня зовут Света, — с улыбкой сказала она, останавливаясь рядом. — Я здесь работаю, а ты?

— Привет. — Я повернулась и посмотрела на нее в упор. Она была почти моего роста. Глаза у нее были чистые и ясные, как у младенца. — А я только ищу работу.

— Ой, правда? — обрадовалась она. — Знаешь, я могу тебе помочь. Тут, как не фиг делать, можно устроиться, особенно с твоими данными. — Она завистливо осмотрела мою фигуру. — Здесь таких любят. Слушай, пойдем в кафешку, кофе попьем, поговорим, а?

— А где это? — Я сделала глупый вид.

— Я покажу.

Через несколько минут мы уже сидели в почти безлюдном баре, пили капуччино, курили и разговаривали. Светлана держалась так, будто всю жизнь провела в депутатском корпусе и все здесь знала. На меня она смотрела, как на неразумное дитя.

— Послушай, что скажу, — говорила она заговорщическим тоном. — У меня есть один знакомый — мой шеф — он кого хочешь может на работу устроить. У него связи повсюду. Он очень крутой, его здесь все боятся. Но, — она загадочно улыбнулась, — ему нужно понравиться.

— А что, здесь знания разве не нужны? — наивно спросила я.

— Какие знания, глупая! Вот у меня, к примеру, ни образования, ни профессии, а ведь работаю же. Правда, Степаныч, это мой шеф, что-то там нахимичил, и я теперь вроде как учусь в МГУ, получаю высшее образование, хи-хи! Он молодец, дело свое знает. Тут ведь, в этом бедламе, в основном мужики работают, вот и понабрали себе смазливых секретарш, референтов, курьеров и помощниц. Такие оргии иногда закатывают — только дым стоит. Что ты! — Она опять тихо хихикнула. — Нажрутся и давай за юбками гоняться.

— А вы что?

— А что мы? — удивилась она. — Это ведь на зарплате отражается. Не бесплатно же. Зато работа престижная, в самом центре Москвы, деньги неплохие и вовремя, поликлиника бывшего Четвертого управления бесплатно, отпуск почти два месяца и все такое. — Она подалась ко мне через столик и снизила голос. — Я тебе по секрету скажу: мы с шефом любовники. Он от меня без ума. Натурально. Даже с женой развестись обещал. Так что не бойся, я попрошу за тебя — он не откажет.

— Ты думаешь? — обеспокоенно спросила я, продолжая строить из себя дурочку. — А если я ему не понравлюсь?

— А это уже только от тебя зависит, — строго проговорила она. — Для этого много ума не надо, поверь. Кстати, мне тут одна мысль в голову пришла. Я сегодня со своим шефом встречаюсь, он ко мне на квартиру приедет. Если хочешь, можешь присоединиться.

— Как это? — Я сделала большие глупые глаза.

— Элементарно, — усмехнулась эта стерва. — Посидим, выпьем, побалакаем, и, можешь не сомневаться, к утру твоя проблема будет решена. Главное, не стесняйся, расслабься и будь самой собой. Ты ведь хочешь получить работу? — Она сузила глаза и пристально посмотрела на меня.

— Еще бы. — Я мечтательно осмотрела роскошное убранство депутатского бара. — Тем более после твоих рассказов. Только сумасшедшая бы не согласилась.

— Тогда вот что, милая. Жди меня у центрального входа в шесть часов. Встретимся и поедем ко мне. Только без балды, о’кей?

— О чем ты говоришь…

Глава 15

Испытывая непреодолимое желание придушить обоих, я сидела напротив них в кресле и цедила «Мартини». Парочка расположилась через столик на диване, время от времени обменивалась нежными поцелуями, страстными взглядами и редкими, ничего не значащими фразами. Кобель при этом не забывал облизывать мою фигуру сальными глазками, отчего мое кровожадное желание только усиливалось. Прошло уже полчаса, как появился Петков, а я все еще никак не могла решить, как с ними поступить. В принципе, мне уже все было ясно, кроме разве того, почему Светлана так подло поступила со своими родными. После того, что произошло, мне хотелось прикончить Петкова, ибо в тюрьму он все равно бы не сел, пользуясь своими правами, а остаться безнаказанным я позволить ему не могла. Следовательно, он должен пострадать. Но как? Над этим вопросом я и ломала голову, сидя напротив них с дурацкой улыбкой на лице. Со Светланой было проще: ее нужно было лишь хорошенько выпороть и отправить к матери — пусть та сама разбирается с ней. У меня лично не было никакого желания пачкать руки об эту насквозь порочную девицу. Эх, если бы здесь был босс, он бы нашел единственно верное решение, но его не было. Он был даже не в курсе происходящего — я сдуру не решилась поставить его в известность. Впрочем, теперь разбираться было поздно, приходилось самой искать выход, чтобы покончить с этим дерьмом раз и навсегда.

Светлана была одета в бесстыже откровенный халатик, накинутый на голое тело, глаза ее игриво поблескивали, на губах блуждала томная улыбка, руки шаловливо ощупывали толстые бедра «возлюбленного», один вид которого вызывал у меня отвращение.

— Ну так что, дорогуша, — она взяла бутылку и начала разливать, — хочешь получить работу?

— Хочу, — скромно потупила я глазки.

— Ну тогда раздевайся, ха-ха-ха! — громко расхохотался ублюдок, запустив руку под Светин халатик.

Меня передернуло. Поставив недопитый стакан на столик, я посмотрела на Петкова и со злой усмешкой проговорила:

— А ты уверен, подонок, что у тебя ничего не треснет после этого?

Тот сразу перестал гоготать и удивленно повернулся к Светлане.

— Что она сказала, крошка? Я не ослышался?

Светлана, судя по всему, сама была озадачена столь резкой моей переменой, поэтому лишь пролепетала:

— По-моему, она назвала тебя подонком, милый.

Они синхронно повернулись и изумленно уставились на меня, как на макаку в зоопарке, которая вдруг вместо того, чтобы взять предложенный банан, наплевала на него и швырнула им в физиономии. Я невозмутимо продолжала:

— Вам привет от моего босса Родиона, господин Петков.

Челюсть его отвисла, глазки расширились, и мне стало смешно. В следующее мгновение его правая рука молниеносно метнулась к лежавшему на краю дивана пиджаку, а еще через мгновение на меня уже смотрело дуло пистолета и ухмыляющиеся глаза помощника депутата. Ей-Богу, не ожидала я от него такой прыти. Смеяться мне почему-то сразу расхотелось.

— Так, значит, вы не угомонились, голубчики? — едко спросил он, отстраняя от себя ничего не понимающую Светлану. — Жаль, жаль… Я думал, вы умнее. Кстати, не вздумай даже пошевелиться — сразу схлопочешь пулю. Наслышан я о твоих дьявольских штучках. Ты ведь та самая Мария, не так ли?

Я неопределенно пожала плечами и тоскливо уставилась на пистолет.

— Идиот, как же я сразу не догадался! — Он левой рукой хлопнул себя по лбу, и мне показалось, что послышался звон. — Ты даже имя не изменила, курва! Какая потрясающая наглость! — Он покачал головой.

— Что происходит, дорогой?! — испуганно взвизгнула Светлана. — Кто она такая?

— Заткнись! — зло оборвал он. — Лучше пойди принеси мне телефон. Только не приближайся к ней близко, даже сзади — она очень опасна. Поняла? Теперь иди, прижимаясь к стенке.

— Может, лучше ее связать? — озадаченно предложила та.

— Дура!!! — рявкнул в сердцах Петков. — Пока ты будешь ее связывать, она тебя в куски порвет! Это та самая дьяволица из агентства, я тебе о ней рассказывал. Иди!

— Боюсь, что со звонками могут возникнуть проблемы, — проговорила я.

— Да что ты говоришь? — саркастически заметил жлоб, подталкивая к стене Светлану.

— А то и говорю, — твердо сказала я и, выпростав ногу из-за столика, ударила ею по пистолету. Оружие отлетело в дальний угол. — Никто никуда звонить не будет, — закончила я, возвращая ногу на место.

Теперь Петков испугался по-настоящему. Ошарашенно посмотрев на свою дрожащую пустую ладонь, он затем перевел взгляд в угол, куда упал пистолет, вздохнул, поник и устало откинулся на спинку дивана.

— Сядь, моя девочка, все кончено. — Он кивнул перепуганной Светлане, и та, бледная как смерть, опустилась рядом с ним.

— Вот и молодцы, — начала я. — А теперь поговорим. Надеюсь, мне не нужно объяснять, что живыми вы отсюда не выйдете?

При этих словах оба вздрогнули и опустили глаза. По лицу Петкова заходили желваки. Он мучительно искал выход, но, как видно, не находил, и от этого ему становилось еще хуже.

— Это хорошо, что ты уже слышал обо мне, — усмехнулась я, сняв со спинки кресла свою сумочку и положив ее на колени, — а то бы пришлось тебя слегка помять, прежде чем ты бы понял, что я могу убить тебя одним пальцем. И можешь не трепыхать своими куриными мозгами — все равно ничего не придумаешь. Бесполезно.

— Ты не имеешь права нас убивать, — понуро бросил он. — Тебя посадят.

— А кто узнает, что это сделала я? Кто кому расскажет: ты или она? Увы, мертвые не разговаривают, а я сама в милицию не пойду — у меня полно дел поважнее. О том, что я здесь, никто не знает…

— Внизу в машине моя охрана — они тебя не выпустят, — скривился ублюдок.

— Не смеши людей, дядя. Твоя охрана и не подозревает о моем существовании. Ты прекрасно знаешь, что давно не имеешь права ходить по этой земле своими грязными ногами, так что не пытайся вывернуться. Твоя неприкосновенность меня не колышет — я кошка и гуляю сама по себе. Короче, перейдем к делу, а то мне на вас смотреть противно. — Я перевела взгляд на Светлану. Она сидела, опустив голову, плечи ее вздрагивали, но всхлипов было не слышно. — Ну, расскажи мне, Светочка, как ты укокошила собственного братца?

Она замерла, напряглась, всхлипы прекратились, голова стала медленно подниматься. Когда я увидела ее лицо, мне стало страшно. В красных от слез глазах ее было столько нечеловеческой ненависти и злобы, что казалось, вся эта гадость сейчас потечет по щекам и задымится, как серная кислота. Губы ее были перекошены в какой-то сатанинской усмешке, а растрепанные короткие волосы окончательно придавали этой красотке сходство с Медузой Горгоной.

— Потому что я его ненавижу, — хрипло процедила она. — И мать ненавижу. И тебя ненавижу…

— Господи, меня-то за что? — удивилась я, из последних сил пытаясь не превратиться в камень от ее жуткого немигающего взгляда.

— Ты — просто глупая дура, вот почему! Ничего не зная и не понимая, вы вторглись в мою жизнь, и все полетело к чертям! Потому что вам наплевать на человеческие судьбы, вам лишь бы бабок огрести побольше, а то, что людям вы горе приносите — это вам до фени! Сволочи!!! — яростно бросила она мне в лицо, и я инстинктивно отшатнулась, боясь, как бы меня не опалило.

— Интересно ты рассуждаешь, — заметила я через мгновение. — И все же лучше успокойся и расскажи, как дело было. Да пора кончать с этим. Ты ведь все равно не сможешь жить после того, что сделала…

— Это ты так думаешь? — усмехнулась она. — Наивная… Я, может, всю жизнь об этом мечтала, с самого детства, а теперь, когда уже почти добилась, влезла ты со своим очкариком и все обломала. Ненавижу…

— Об этом я уже слышала. А почему «почти»?

— Потому что еще мамочка осталась. Жаль, что она смылась куда-то, а то бы уже тоже червей кормила…

От этих слов на моей голове зашевелились волосы. Уважаемый помощник депутата сидел рядом со своей пассией, понуро опустив голову и плечи, и молчал. Виски его покрылись потом, шрам на лбу побагровел, белая рубашка на груди взмокла, желваки уже перестали гулять под толстыми щеками — видно, он потерял всякую надежду и теперь покорно ждал, когда я его прикончу. Светлана между тем с остервенением продолжала:

— Да если бы ты знала, что я сама все это придумала, ты бы подохла от зависти! Думаешь, он здесь главный? — Она с презрением кивнула на Петкова. — Фига с два! Он только исполнял то, что я ему говорила…

— Но-но, потише, — поднял голову Петков. — Что-то ты больно раздухарилась, я смотрю.

— А что, разве не так? Кто придумал, как Петьку убрать, ты, что ли? А эту девку, — она кивнула на меня, — кто придумал подставить — опять ты, скажешь? Да у тебя бы мозгов никогда не хватило, ха-ха! — Она противно рассмеялась.

— Ну ты и стерва, Светлана, — вздохнул Петков. — За что я тебя люблю — сам не понимаю.

— А за красоту мою и за мозги, которых у тебя никогда не было, — хмыкнула она и повернулась ко мне. — Ладно, если тебе так интересно, то слушай. Мне все равно терять нечего — ты же нас грохнешь… — Она вопросительно посмотрела мне в глаза, и я утвердительно кивнула. Она вздохнула и заговорила ровным голосом, уставившись куда-то мне за спину. — В общем, мамаша у меня баптистка. Знаешь, что это такое?

— Догадываюсь.

— Во-во, а я на собственной шкуре это испытала. С самого детства меня пытались заставить принять эту чертову веру, вдалбливали в меня молитвы, по церквям таскали и так далее. Мамаша вместе с братцем Петенькой. Хорошо, что папаша через год после моего рождения копыта откинул, а то бы они трое меня точно в гроб загнали, — она задумчиво усмехнулась. — Кошмар, короче. В конце концов, когда на мне уже живого места не осталось от постоянных побоев и унижений, я сделала вид, что смирилась. Мне тогда пятнадцать стукнуло. Все девчонки на танцы, а я на колени — молиться. Представляешь? И все мои молитвы были только о том, чтобы мамаша с братцем быстрее подохли, и я освободилась. Но то ли молилась я плохо, то ли Бог совсем оглох, но только они жили и умирать в ближайшие сто лет не собирались. Я уже отчаиваться начала, все слезы выплакала, во мне столько ненависти скопилось, что сама себя ненавидеть начала — кранты! В молельном доме только на мужиков смотрела, от желания умирала, трахаться хотела. На улицу ведь меня одну почти не выпускали — боялись, что я с колес слечу, — она умоляюще посмотрела на меня. — Слушай, Мария, можно я выпью, а то в горле пересохло?

— Выпей, но только без шуток, а то я нервная, — разрешила я с улыбкой.

— А мне можно? — просипел Петков.

— И ты выпей. Перед смертью.

Лицо подонка аж позеленело. Дрожащей рукой он взял протянутую Светланой рюмку и залпом выпил.

— Ну и вот, короче, — заговорила Светлана, поставив пустую рюмку на столик, — достали они меня вконец. Я уже и вешалась два раза, и вены резала, — она вывернула руки, и я увидела на запястьях розовые шрамы, — но эти сволочи меня все время откачивали. Я после вообще сутками на коленях стояла, прощения у Господа просила. Я этого Господа теперь больше всех ненавижу. Как-то раз поехали Петька с матерью на базар картошку продавать, а меня связали и дома оставили. Я развязалась, приоделась и пошла в гостиницу. Думаю, будь что будет, отдамся там первому встречному, а потом головой в колодец. И познакомилась там с Володиным референтом Сережей. Они как раз по своим избирательным делам туда приезжали. Сережа меня к Володе в номер привел, мы с ним трахнулись, и он на меня запал. Правда, милый? — Она с нежной улыбкой погладила его по голове. — В тот же вечер увез меня в Москву. К себе на работу устроил, в эту вот квартиру поселил. Я уже счастлива была, понимаешь? Домой пару раз позвонила, сказала, что у меня все нормально, искать бесполезно и так далее. Петька меня обматерил и пообещал, если найдет, лично голову мне открутит. Тогда-то я все Володе и рассказала. Он заверил, что никому меня не отдаст и чтобы я не переживала. Я начала караулить на вокзале. Когда Петя наконец появился, я позвонила Сереже, он приехал и пошел за ним. Вплоть до самого вашего офиса, будь он неладен…

— Я бы на твоем месте воздержалась от подобных высказываний, — буркнула я.

— Извини, вырвалось. — Светлана болезненно поморщилась. — В общем, стало ясно, что не он будет искать меня, а вы. Володя навел кое-какие справки о вашем агентстве, и мы поняли: дело швах. За вами не числится ни одного нераскрытого дела, этот ваш очкарик Родион может с закрытыми глазами отыскать иголку в стоге сена, не то что меня. И мы решили вас убрать. Правда, Володя, это ведь мы решили? — Она повернулась к нему. Тот, не поднимая головы, вздохнул:

— Не мы, а ты, крошка.

— Хам, — коротко констатировала она. — Не обращай внимания, Мария, он просто очень напуган. Кстати, ты действительно такая крутая, как он рассказывал? — Она внимательно посмотрела на меня и пояснила: — А то по тебе не скажешь.

— Не верь глазам своим, — усмехнулась я. — И потом, некоторое время назад ты хвасталась, что сама все придумала, забыла? А я помню. Так что лучше продолжай и не отвлекайся.

Обиженно надув губки, она печально заговорила:

— Володя сразу же куда-то позвонил, и мой старый номер телефона перебросили на адрес того заброшенного дома на Кастанаевской улице, чтобы вы не смогли меня вычислить. Потом Сережа дождался, когда брат выйдет из вашего офиса, подошел к нему и сказал, что знает, где можно меня найти. Понятно, Петька-дурак с радостью побежал за ним, почесывая свои кулачищи. Ты видела его кулаки?

— Видела. Внушительные.

— Жаль, что ты их на себе не попробовала, — горько усмехнулась она. — Очень впечатляет, уверяю тебя. Так вот, Сережа привез его в тот дом и… — ее голос дрогнул, — убил. А потом стал дожидаться кого-нибудь из вас. Я еще не сказала: Володя ведь сразу же наладил прослушивание всех ваших телефонов, за офисом постоянно следили и так далее. Поэтому мы знали, что вы уже вычислили адрес того дома. Честно говоря, мы думали, что очкарик сам приедет на Кастанаевскую, и мы одним махом решим все проблемы. Но приехала ты. Увидев, как ты вошла в дом, Сережа вызвал патрульную машину и натравил на тебя ментов. Потом Володя, пользуясь своими связями, сделал так, чтобы ты уже никогда не вышла из тюряги. Он у меня это может. — Она опять любовно провела рукой по его шевелюре. — Он у меня просто замечательный, честное слово. Правда, помочь мне так и не смог, — с тоскливым вздохом добавила она. — Ладно, проехали. Короче, о тебе мы уже забыли и занялись твоим проклятым Родионом…

— Еще один такой эпитет, и… — угрожающе начала я.

— Не надо, я все поняла. — Она испуганно выставила руки, — больше не буду. Просто я вас так возненавидела за это время, что других слов найти не могу. Извини.

— Валяй дальше.

— А что дальше? Дальше уже Володя сам все делал, вернее, его люди. Твоего славного Родиона пытались переехать машиной, но он, как орангутанг, взобрался на дерево и чуть не угробил нашего человека, да еще и тачку разбил. Потом Володина братва устроила вам газовую атаку, но вы каким-то образом выжили. Кстати, как ты там оказалась? Ты ведь вроде в бегах должна была быть…

— Неважно, продолжай.

— Как скажешь, — покорно пролепетала она. — Только я уже почти закончила. Остальное ты сама знаешь.

— А кто поджег автосервис?

— Это Володя следы заметал. Когда ты и оттуда сбежала, стало ясно, что скоро там будут гости. Ну и…

— Ладно, с тобой все понятно, — сказала я и строго посмотрела на Петкова. — Взгляни-ка на меня, голубь сизый.

Он нехотя поднял голову, но в глаза не посмотрел, а тоскливо уставился куда-то в сторону. Я спросила:

— Ты хоть знаешь, сколько людей погибло из-за твоей ненормальной любовницы?

— А тебе-то что до этого? — зло бросил он. — Это ведь мои люди погибли, а не твои. Да еще этот братец, и пара продажных ментов…

— И это все не люди, по-твоему? Кстати, скажи, где это ты познакомился с этими бандитами? Тебе ведь, по-моему, по должности не положено такие связи иметь.

— Где-где… Нигде я с ними не знакомился. Я их сто лет знаю… — Он наконец осмелился посмотреть на меня. — Псы мои. Чего их жалеть. На каждом углу, как грязи.

— Зачем же ты им лапшу на уши вешал, будто Светлана убита? Да еще от имени своего шефа?

— А мне так удобнее, — ухмыльнулся он. — Чтобы больше боялись и быстрее делали. И вообще, кончай уже этот гнилой базар и переходи к делу. Считай, что вы выиграли.

— Ну, за этим дело не станет, — мило улыбнулась я.

И тут от двери, ведущей в коридор, послышался мужской голос:

— У тебя все нормально, пахан?

Я обернулась и опешила: два огромных бугая в черных костюмах стояли там и удивленно взирали на странное поведение своего шефа, подавленного и испуганного. У обоих в руках поблескивали стволы с глушителями. Как они вошли, я не слышала, видимо, у них были ключи и они что-то заподозрили. Впрочем, размышлять об этом уже было бесполезно. Нужно было срочно делать ноги, пока меня саму тут не уделали.

— Господи, слава Богу! — чуть не заплакав от счастья, воскликнул Петков, и в глазах его явственно блеснули слезы облегчения. В следующие момент лицо его исказилось злобой, он ткнул в мою сторону пальцем и заорал: — Мочите ее быстрее!!! Она — сука!

Бугаи повернули свои бритые головы ко мне и тут же, не сговариваясь, нажали на курки. Спинка кресла, в котором я сидела, в одно мгновение разлетелась в клочья. Хорошо еще, у меня реакция неплохая и я не стала дожидаться команды Петкова, а то бы тоже стала похожа на продырявленный матрас. Отсидевшись на полу за креслом и подождав, когда у телохранителей кончатся патроны, я бросилась к дверям. Они даже не успели ничего понять, когда я вдруг возникла перед ними, бешеная и разъяренная, и начала, визжа, наносить страшные удары своими когтями. Все происходило очень быстро — мне нельзя было терять ни секунды. Стоявший первым мордоворот с маленькими усиками умер сразу же, потеряв большую часть своего лица вместе с половиной мозгов. Второй успел отскочить в коридор, но я прыгнула на него, разорвала подставленные для защиты руки, добралась до груди и воткнула всю ладонь ему под сердце. Его глаза, уже неживые, но еще изумленные, даже не успели зажмуриться от боли. Оттолкнув от себя тяжелое тело, я отскочила назад в комнату. Петков и Светлана сидели на своих местах, застыв от ужаса, и взирали на происходящее широко раскрытыми глазами. Внезапно входная дверь открылась, я повернула голову и увидела еще одного, тоже с пушкой. Проклятье! До него я уже не успевала. Пуля уже летела в меня, когда я метнулась к окну, не забыв прихватить по пути свою сумочку со стола, и (в который уже раз!), пробив головой стекло, вылетела на улицу с третьего этажа. Будь оно все трижды неладно!

Темно-синий шестисотый «мерс» Петкова стоял с открытыми дверями прямо у подъезда. Поднявшись с земли, вся окровавленная, еще ничего не соображающая, подчиняющаяся лишь звериному инстинкту самосохранения, на глазах у сидящих на лавочке женщин я бросилась к машине. Ключи, слава тебе Господи, торчали в замке зажигания. Еще мгновение — и я на дикой скорости умчалась со двора…

Глава 16

Увидев меня, босс не произнес ни слова. Он ведь у меня умница. Как-то сразу все поняв, Родион быстро затащил меня в кабинет, чтобы Валентина, не дай Бог, не упала в обморок от моего внешнего вида, и скороговоркой выпалил:

— Я только что говорил с руководителем известной нам фракции. Он сказал, что совершенно не в курсе происходящего и что, если мы представим ему доказательства, он сам разберется со своим помощником. Черт! А у нас ведь нет на него ничего!

Умирая от усталости и жалости к самой себе, я, упав в свое любимое кресло, выдохнула:

— У меня есть доказательства, босс. Только действуйте быстрее. Боюсь, что по наши души уже едут.

И вытащила из сумочки диктофон, на который был записан весь разговор в квартире Светланы. Родион только взглянул на него и бросился к телефону….

…Через два дня в программе «Дежурная часть» сообщили о том, что в отдаленном районе Москвы была обнаружена иномарка. А в ней два трупа: мужской и женский. У мужчины было найдено удостоверение помощника депутата. Личность девушки установить не удалось.

Босс съездил к знакомому фермеру в Подмосковье, договорился с ним, и нам каждую неделю стали привозить свежие, экологически чистые овощи и фрукты. Прямо с грядок. Со своего огородика. Главное, чтобы Валентина была здорова. И тот, кто живет в ней…