Однажды, в давние времена…

Наваждение

На несколько секунд Андрей потерял дар речи. Перед ним стояла стройная синеглазая девчонка в коротком белом сарафане. Плечи полускрыты белокурыми, слегка перепутавшимися локонами… Та самая, что окликнула его сегодня в вестибюле. Не думая, почти рефлекторно он ущипнул себя за руку – но видение не исчезало.

– Привет… – всё ещё не вполне отдавая себе отчёт, что делает, ответил он, когда смущённая улыбка уже начала сходить с её губ. – Конечно… Катя…

– Так чего мы тогда стоим? – она снова заулыбалась во весь рот, чуть-чуть пружиня на носках от нетерпения. – Бежим к морю?

Они сбежали по круто спускающимся ступенькам. Стянув на ходу футболку и джинсы, Андрей первым влетел в воду. Но заметив, что Кати рядом нет, удивлённо обернулся.

– Ну ты что, передумала?

– Подожди, я шапочку забыла…

Как заворожённый, он смотрел на неё, пока она собирала волосы в узел, пытаясь как-то закрепить их голубым пояском от сарафана… И очнулся лишь когда Катя, ударив рукой по воде, обдала его дождём сверкающих закатным пламенем брызг.

– А меня нельзя, у меня волосы намокнут! – крикнула она через плечо, убегая дальше, навстречу катящимся к берегу волнам.

Он кинулся за ней следом… Солнце только-только начало погружаться в море, и они медленно плыли навстречу этому огромному, пылающему на фоне багряного неба золотому диску…

– Кать, стой, – вдруг схватил он её под водой за руку. – Ты зелёный луч видела когда-нибудь?

– Я вообще на море в первый раз.

– Я в третий, но тоже ни разу ещё. Говорят, надо чтоб волн почти не было. Вот как сейчас…

– Ты думаешь? Я слышала, это бывает так редко, что шансов у простого человека почти никаких.

– Это д-дубли у нас простые! – Андрей отпустил её руку и хвастливо ухмыльнулся. – А мы с тобой, может, особенные. Давай подождём, совсем скоро уже.

Они неподвижно повисли в воде и молча смотрели, как последние остатки солнца быстро опускаются за горизонт. Вот от него осталась одна только узенькая полоска, вот уже почти совсем ничего… И в этот момент, когда, казалось, оно окончательно скроется из глаз, на самой линии горизонта, там, где море сходится с небом, как будто вспыхнул изумрудный прожектор…

В наступивших сумерках они ошарашенно глядели друг на друга…

– Ты видела, нет, ты видела?! – первым опомнился Андрей. – Кать, ну скажи, что ты тоже видела. Что это – не галлюцинация.

– Я видела… – прошептала она в ответ.

– Ну вот! Я же говорил, а ты не верила!

Не сговариваясь, они развернулись и поплыли назад, к чернеющему вдалеке берегу – где с ходу повалились на ещё тёплый после дневного зноя песок…

– А они там всё пляшут… – как показалось Андрею, с сожалением, отметила Катя.

В ночной тишине со стороны пансионата по-прежнему доносилась едва слышная отсюда музыка.

– Хочешь вернуться?

– Вернуться? А, нет… Я косметику всю смыла уже. Да и волосы таки намокли слегка. Подумала просто, вот не поцапайся мы тогда, тоже сидели бы там со всеми. Или одна я осталась, а ты б ушёл… Прав ты, наверное: всё, что случилось – к лучшему…

Какое-то время они лежали молча, думая каждый о своём…

– Ну, чего уставился? – Катя заметила краем глаза, что Андрей смотрит на неё, и скорчила ему рожицу.

Он тут же отвёл глаза в сторону, словно смутившись.

– Ты… – И опять повернулся к ней, перешёл на свой обычный беззаботный тон: – Слушай, а я чего понять не могу: почему русалки есть, а русалов нет? Вот ты как думаешь?

– Что значит, нет? Сказку «Русалочка» помнишь? Папа её, морской царь, кто, по-твоему, был? А по-английски для них даже слово специальное есть, merman.

– Хм, действительно… А русалка тогда, значит, merwoman будет?

– Mermaid. Морская дева. Правда… если она замуж выйдет… Нет, нигде не встречала, как замужних русалок зовут.

– Ну ладно, это у них. A у нас почему тогда одни русалки?

– Так кто ж его знает, – пожала плечами Катя. – Или вот, поняла! Потому что у них русалки морские, натуральные. А наши – пресноводные и получаются из утопленниц.

– А из утопленников тогда кто получается? – ехидным голосом поинтересовался Андрей.

– Никто. Не заслуживают они. Хотя, нет, получаются. Водяные. Зелёные, склизкие и все в тине – съел? Но ты ведь о чём-то другом начал – перед тем как на русалов переключился.

– Да нет, ни о чём… – казалось, он опять ищет тему. – Цвет у тебя неправильный, не русалочий.

– У купальника, что ли? Так это от породы зависит. Вот в Японии, например, русалочья чешуя как раз золотая, как у карася. Они у них, правда, другие немножко… Но зато, говорят, – Катя плотоядно облизнулась, – довольно вкусные.

– Японцы русалок едят?! – Андрей вытаращил на неё глаза. – Врёшь!

– Ничего не вру. То есть они их не то чтобы регулярно едят – это очень плохой приметой считается, даже и просто ловить. Но вот есть такая легенда. Поймал однажды один рыбак странную рыбу, какую ни разу в жизни ещё не видел. И позвал всех друзей на ужин. Но те заметили, что у рыбы этой – человечье лицо, и договорились не есть её, а незаметно спрятать угощение и по дороге домой выбросить. Только один из гостей напился пьяным и всё позабыл, а когда вернулся домой, накормил этой рыбой свою маленькую дочь. И в результате, когда та выросла, то совсем не старилась – оставалась всё такой же молодой и красивой.

– Так а плохого-то в этом что?

– Ну как… Вышла она замуж, муж состарился и умер. Дети со временем тоже. И так – несколько раз. В конце концов она стала монашкой и дожила до восьмисот лет.

– Так надо было просто ещё одну русалку поймать, на всю семью. Странные люди японцы. А где ты это вычитала всё?

– Не помню уже точно. Я с детства всем японским увлекалась. И, меж-ду про-чим, – Катя сделала горделивое лицо, – язык учила.

– Японский?! – в глазах Андрея застыло восхищение. – Не врёшь? Класс! А напиши что-нибудь иероглифами.

Она села и не без самолюбования изобразила пальцем на песке стрелочку вверх и что-то вроде избушки на курьих ножках.

– Ningyo. Русалка.

– Здорово!.. Кстати, о японцах. Песня, под которую мы танцевали – ты знаешь, что на самом деле она с ихней драная?

Ну правильно. Вот откуда взялся тот секундный приступ неловкости, что она испытала тогда. И который слишком, быть может, старательно поспешила подавить…

– Знаю… «Koi no bakansu»…

– Что ты сказала? – не понял Андрей.

Катя решительно тряхнула головой. Да ладно, ещё из-за таких глупостей волноваться будет.

– Песня так называется, по-японски. А по-нашему – «Каникулы любви».

– Точно! Так она у меня на кассете есть. А напиши название.

– Koi… – вывела она замысловатый иероглиф. – Это – «любовь». No… Окончание родительного падежа – японский в этом больше на русский похож, чем на китайский или английский. Bakansu. Это пишется по слогам, потому что иностранное слово. Искажённое французское «vacances». И знаешь, что ещё смешно? Точно так же – «koi», – Катя быстро написала рядом ещё один иероглиф, – произносится по-японски «карп». И потому он считается символом любви. Только я думаю, это сравнительно недавно пошло – после того, как цветных карпов вывели.

– Цветных карпов? – недоверчиво переспросил Андрей.

– Синих, жёлтых, красных, в разноцветных пятнышках. Очень дорогие бывают, если окраска редкая. Их в специальных прудах держат – с лотосами, водопадиками, всякими разными мостиками красивыми. Я фотографии видела.

– Ха, надо же… Интересно… Слушай, а слов той песни ты не знаешь случайно? От русских они сильно отличаются?

– Довольно сильно… кажется… – Катя почувствовала, что краснеет… Зря она, пожалуй, так расхвасталась-то… – Но тоже, вроде, о море.

– Перевести не сможешь?

– Нет, Андрей, не настолько я хорошо японский знаю. А тут – на слух, без словаря…

– Жаль… И чего я тебя ещё спросить хотел. Тебе там много дочитывать осталось, про того типа в коробке? Мне дашь, как закончишь?

– Конечно дам… – Лицо её стало пунцовым. Хорошо хоть, в сумерках не так заметно… – Ой, сейчас сообразила только… Прибиралась когда сегодня, нигде эту книгу не видела. Помню, в электричке её читала, но вот куда потом дела?.. Похоже, я её в вагоне забыла… – И поспешила поскорее закрыть тему: – Ну, что поделаешь, бывает. Да и книженция-то, честно говоря, так себе… Скажи лучше, как насчёт ещё поплавать?

Зыбкая, туманная гряда облаков протянулась из конца в конец через ночной небосвод. Андрей смотрел на них и всё пытался понять, откуда они взялись. Ведь только что небо было совершенно чистым… И почему он раньше никогда по ночам облаков не замечал? Или просто не обращал внимания?..

– Ой! Это же не облака совсем! – неожиданно нарушил тишину радостный Катин голос.

– Не облака? А что? – повернул он к ней голову, чуть приподнявшись на локте в скрипнувшем от этого движения шезлонге.

– Млечный Путь! Красота какая… Жаль, у нас его никогда не видно.

– У нас тоже… – как-то совершенно непроизвольно вырвалось у него.

Они удивлённо переглянулись и дружно рассмеялись.

– Но заметь, – Андрей опять лёг на спину, глядя в небо, —насколько правильнее украинское название. Выглядит в точности как просыпанная соль – а на молоко совершенно не похоже.

– Да, пожалуй… А вот в Японии… Я тебе с ней не надоела ещё?

– Да вроде нет пока.

– Так там считается, что Млечный Путь – это серебряная река. И на одном её берегу живёт небесная принцесса Орихимэ, а на другом – пастух Хикобоси. Вега и Альтаир – видишь?

– У нас астрономии не было ещё.

– Вон – и вон, – Катя ткнула пальцем в две яркие звезды. – Орихимэ целыми днями ткала всякие красивые вещи и очень грустила, что нет рядом с ней никого, кого она могла бы полюбить. И тогда отец познакомил её с Хикобоси. Они, понятно, тут же влюбились друг в друга по уши и вскоре поженились. Только дела свои при этом совершенно забросили: ткацкий станок пылью покрылся, коровы по всему небу разбежались… Небесный царь терпел-терпел это, терпел-терпел, не выдержал – и прогнал зятя назад на другой берег. Но потом сжалился слегка и разрешил им встречаться раз в год. Если работать хорошо будут.

– Сур-ровые, скажу тебе, у самураев нравы… – подытожил Андрей её рассказ.

– Ну, всё ж не в бочку, как при царе Салтане… Смотри!

Он проследил за её вытянутой рукой и тоже увидел две летящие в небе звёздочки.

– Думаешь, они? – в голосе его прозвучало сомнение.

– Ну а кто это ещё может быть?

– Да кто угодно. Будто спутников мало.

– Так близко друг от друга?

– Тоже верно… Интересно, который из них наш?

Они следили за плывущими среди звёзд кораблями, пока те не скрылись из виду…

– А ты бы хотел в космос полететь?

– Конечно. А ты – нет, что ли?

– Хотела бы… А насовсем, на другую планету?

– Не знаю… Если не один… А ты б на какую хотела?

– Красивую. И чтоб зверушечки какие-нибудь диковинные. Динозаврюшечки.

– А почему не люди? Смотри: раз не они к нам, а мы к ним, значит они – дикари. Ну, более-менее. И нас бы за богов считали. Вот ты б, к примеру, Афродитой была.

– Да ну их, людей. С моим везением мы вместо Греции прямиком к ацтекам попадём. Которые в нашу честь тут же кого-нибудь в жертву принесут. Вот уж радости-то.

– И что ты за человек? – Андрей театрально взмахнул руками. – Такой отличный план испортила. Хотя, может, ты и права: с динозаврами оно правда поспокойнее будет… Да без разницы. Всё равно дальше Марса нам в этой жизни не светит. На Марс согласна?

– Ну вот все вы так. Сначала обнадёжите девушку, а потом – на Марс. Согласна, чего уж там…

Луна давно зашла за горизонт, и только искры отражённых звёзд загадочно вспыхивали на едва заметных волнах…

– Кать, а вот представь, что мы уже на другой планете. И вокруг нас, на сотни световых лет, ни одной живой души…

Скалы по сторонам пляжа почти сливались с небом, ночной бриз шевелил над ними какие-то таинственные, чёрные на чёрном силуэты…

– … не считая кошмарных кровожадных чудовищ, – продолжила она замогильным голосом, – выползающих по ночам из пучин первобытного океана…

– … от которых мы отчаянно отстреливаемся из фотонных бластеров…

– … развалившись на старых скрипучих шезлонгах, оставшихся от предыдущей экспедиции. Которую съели, – со смехом закончила Катя, вставая. – Ладно, пойдём, спать давно пора. У меня уже глаза слипаются.

В здании царила мёртвая тишина, не светилось ни одно окно. Андрей попытался открыть заднюю дверь, но та оказалась заперта.

– Попробуем переднюю? – прошептала Катя, вопросительно взглянув на него.

– Скорее всего, то же самое, – ответил он также шёпотом. – Какой смысл запирать только одну дверь? Или даже ещё хуже: там какой-нибудь вахтёр или ночной сторож – а тебе объясняться охота?

– Нет.

– Ну вот и мне нет. Надо было с самого начала об этом подумать. Ясно ж, не могут они тут всю ночь дверь нараспашку держать. Стянут же всё, что плохо лежит.

– Кто? И что тут вообще красть?

– Откуда я знаю… Фикусы?

Катя сдавленно хихикнула.

– Нет, что раньше думать надо было – это ты, конечно, здорово сообразил, – съехидничала она. – Но сейчас-то нам что делать?

– Ясно, на пляже ночевать, – последовал невозмутимый ответ. – Других вариантов не просматривается.

– Андрей, ну ты шутишь, что ли? – жалобно спросила она. – Где мы там спать будем?..

– Ну а чего? Свернёшь платье под голову… Ладно, ладно, – уже насмешливо продолжил он. – Распереживалась, кисейная барышня. Я там, на торце, лестницу пожарную видел, можно попробовать с неё на балкон перелезть. У меня окно приоткрыто осталось… Ты не закрыла, надеюсь?

– Нет. Хотя могла бы – если б заметила. Должен же порядок какой-то быть…

Они зашли за угол. Лестница оказалась на месте, меньше, чем в полуметре от забранного арматурой конца балкона. Подпрыгнув, Андрей ухватился за нижнюю ступеньку, дёрнул хорошенько, упёршись ногами в стену, качнулся из стороны в сторону.

– Нормально, можно лезть, – сказал он, спрыгивая. – Ты – первая.

– Почему я? – не без некоторого кокетства поинтересовалась Катя.

– Чтобы я тебя подхватить мог, если падать будешь.

– Ах-ах, какие у них, оказывается, мотивы благородные, – глядя в сторону, как будто про себя заметила она.

И, чуть присев, прыгнула. Но пальцы лишь слегка скользнули по перекладине. Немногим лучше кончились и вторая, и третья попытки…

– Или чтоб подсадить… – с видом незаслуженно оскорблённой невинности, словно продолжил своё объяснение Андрей. – Но некоторые же разводят тут инсинуации…

– Ну так и подсадил бы, чего стоишь как истукан? – Катя с трудом сохраняла на лице подобие серьёзного выражения. – Не видишь, девушка мучается?

Через минуту оба уже были на балконе. Пригнувшись на всякий случай, они прошмыгнули мимо стеклянной двери на галерею. Андрей открыл окно пошире, влез сам и протянул руку Кате.

– Уф, пронесло! – с размаху плюхнулась она в кресло, когда он опять задёрнул шторы и включил свет. – Фен мой не принесёшь? В шкафу, в нижнем ящике. Пожалуйста.

На журнальном столике всё ещё лежала, тыльной стороной вверх, оставленная перед ужином книга. Катя с интересом взяла её в руки, взглянула на обложку. Александр Блок. Вот уж действительно неожиданность…

– На, держи.

Вернувшийся из её комнаты Андрей положил перед ней фен. Голос его прозвучал резко, почти грубо. Она удивлённо подняла глаза, но он уже отошёл к заваленному кассетами столу в углу, повернулся к ней спиной, начал зачем-то перекладывать их с места на место.

– Андрей, ты что?.. – отложила она книгу. И тут поняла. – Из-за книжки, что ли? Ну ты даёшь. А я как раз комплимент тебе собиралась сделать, за хороший вкус. Мне, представь себе, нравятся мальчики, которые стихи любят. Время сколько сейчас?

– Третий час уже. – Он отвернулся наконец от своих кассет, зыркнул неуверенно ей в глаза, опять отвёл взгляд. – Мы завтра не проспим?

– У меня будильник есть. Тебя разбудить?

– Если не трудно… Я сплю крепко.

– А я тебя водой оболью, – с подчёркнутым злорадством заявила Катя. Ничто так не снимает натянутости, как хорошая пикировка. – И она здесь холо-одная…

– Это негуманно, – с готовностью возразил ей сразу приободрившийся Андрей. – Передовая международная общественность в моём лице тебя не одобрит.

– Не более негуманно, чем предлагать даме на песке спать.

– Ну вот нет в тебе романтики.

– Тоже мне, романтику нашёл. Ладно, не беспокойся, обойдёмся не столь радикальными средствами.

Она выдернула фен из розетки и встала.

– А будильник ты на когда ставишь? Завтрак, кстати, во сколько, не знаешь?

– В восемь. Ты, что, расписание в столовой не видел? Завтрак – в восемь, обед – в двенадцать, полдник – в три, ужин – в семь.

– Так это они нас, что, каждый день по четыре раза кормить будут?

– Так на то ж и пансионат, что полный пансион. Двадцать минут на сборы тебе хватит? Значит подъём – в семь-сорок… Да, ключ твой я под фикусом спрятала. Тем, что за диваном на галерее. Сам найдёшь?

– Ну не совсем же идиот, наверное.

– Тогда… спокойной ночи?

– Спокойной ночи, – Андрей тоже встал и проводил её до двери. – Слушай… – спросил он вдруг, – а что такое аи, не знаешь случайно?

– Золотое, как небо сегодня? – насмешливо сверкнула она зубами, уже затворяя за собой дверь. – Знаю, конечно. Что мы с тобой, по-твоему, за ужином пили?

Андрей повернул выключатель и снова раздёрнул шторы. Странно, но спать совсем не хотелось. Он подошёл к двери, сходить за ключом, но передумал: и утром успеется. К тому же, а вдруг там и правда вахтёрша… Не раздеваясь, улёгся прямо поверх покрывала… В комнате было темно, и лишь узкая полоска света под дверью в соседний номер чуть рассеивала мрак. Но скоро погасла и она, остались одни только звёзды за окном…

Перед глазами, беспорядочно тесня друг друга, проносились картины этого длинного, сумбурного дня… Поезда, вокзалы, люди, люди, люди… И возникшая внезапно из этой скучной, безликой череды девчонка с упрямыми белобрысыми косичками. В сиреневых фасетчатых очках… Андрей хотел заговорить с ней – но она уже летела, раскинув руки, навстречу бирюзовым, в ярких солнечных бликах, волнам. Скрылась в них, подняв фонтан брызг ударом золотого плавника… Они шли по лунной дорожке, между стекающих водопадами колонн – и он сорвал ей розу, жемчужные капли росы застыли на ночном бархате лепестков… А под ногами, среди цветущих лотосов, бесшумно скользили странные разноцветные рыбы… Музыка неслась, кружилась в танце вместе с ними, отражалась россыпью звёздной пыли в чёрном зеркале неба. Замирала в бездонной синеве её широко распахнутых глаз… Андрей чувствовал на щеке её дыхание, волнующий аромат духов, лёгкое, почти невесомое прикосновение тонких нежных пальцев… Она смеялась и шептала ему что-то на ухо – но слова терялись в шелесте набегающего на пустынный берег прибоя…