Однажды в лунную полночь

Глава 2

Подняв голову, Люсьен Сафер встретился взглядом со своим старым приятелем.

— Все вернулись? — спросил он, отхлебывая виски.

— Угу. — Вэнс Кэвендиш, которому тоже не терпелось промочить горло, коротко кивнул. — Вот только, пока тебя не было, на берегу произошла небольшая заварушка, и, боюсь, эта история тебе не понравится.

— Неужели этот жулик-испанец обвел нас вокруг пальца?

— Он не имеет к этому никакого отношения. Пока ты шастал по Французскому кварталу, на дворец налетела толпа французов, и, чтобы спасти свою шкуру, испанцам пришлось бежать прямо с вечеринки. Сейчас их галеон направляется к устью реки.

— Ну да? — Люсьен поперхнулся. — Уж не хочешь ли ты сказать, что мы зря дали взятку этому негодяю? Стало быть, и без него можно было уйти от пошлины?

— Похоже на то. — Сделав глоток и чувствуя, как обжигающая жидкость разливается по всему телу, Вэнс довольно улыбнулся. — На берегу только и разговоров, что о новой республике. Французы рассчитывают, что ненавистные испанцы больше не вернутся.

— Ну, на эту карту я бы и самой мелкой монеты не поставил, — проворчал Люсьен.

— Пожалуй, я тоже, — кивнул Вэнс. — Полагаю, испанцы найдут способ снова захватить власть.

— Могу представить, что ожидает в этом случае французов. В общем, если Карлос Моралес вернется, наша сделка будет иметь смысл.

Карлос Моралес? У Микаэлы пересохло горло. Стало быть, американцы вошли в сговор с этим негодяем, который берет взятки за то, чтобы товары не облагались пошлиной? А кто, собственно, такие эти американцы? Может, контрабандисты, плавающие под колониальным флагом? К Англии они, разумеется, никакого отношения не имеют, так как слишком откровенно нарушают британские навигационные акты. Скорее всего они заходят и в порты Вест-Индии, принадлежащие Франции, Португалии, Испании к Голландии. Микаэле не раз приходилось слышать, что эти острова в тропиках буквально кишат торговцами, готовыми продавать что угодно и кому угодно, лишь бы мошну набить.

Но если Карлос Моралес берет взятки, подумала Микаэла, то, возможно, Арно Рушар предложил ее в качестве невесты взамен на освобождение от налогов, которые он платит в испанскую казну?

Вэнс поднял с пола рубаху Люсьена и бросил ее капитану.

— Если к рассвету поднимется попутный ветер, надо отчаливать: у меня нет никакого желания болтаться здесь до того момента, когда испанцы надумают вернуться.

— Пожалуй, ты прав. Мне тоже не хотелось бы становиться на ту или другую сторону, пока фишки толком не лягут, — откликнулся Люсьен и, натягивая на ходу рубаху, двинулся было к выходу, но вовремя заметил, что на ногах у него по-прежнему ничего нет. Он нагнулся «и начал шарить под кроватью, ища ботинки.

Заметив загорелую руку, оказавшуюся от нее в считанных дюймах, Микаэла затаила дыхание.

— Надеюсь, после свидания с дамой твое настроение улучшилось. — Глядя, как Люсьен натягивает гетры, Вэнс лукаво усмехнулся.

— У меня и так с настроением все в порядке, — как ни в чем не бывало отозвался Люсьен.

— Да? А я был готов поспорить, что после свидания с Моралесом нынче днем ты сделался сам не свой.

— Испанец тут ни при чем, это дед меня до ручки довел, — пробурчал Люсьен, зашнуровывая ботинки. Поднявшись с кровати, он пошарил в кармане и вытащил завалявшееся там письмо. — Мне угрожают лишением наследства.

Вэнс остановился на пороге и изумленно заморгал:

— Уж не хочешь ли ты сказать, что старый скупердяй собирается перейти от слов к делу?

— Такого упрямца, как мой дед, свет еще не видывал, — бросил на ходу Люсьен. — Ну да ничего, я тоже не подарок.

— А по-моему, вам с Адрианом стоит спокойно присесть да поговорить о том, что случилось, ведь у вас больше никакой родни не осталось. Адриан — старый человек, а ты не разговаривал со своим единственным родственником с тех самых пор, как…

— Да не собираюсь я с ним больше ни о чем говорить, — резко оборвал приятеля Люсьен, — и никогда не протяну ему руку так, словно ничего и не было.

— В наказание старику ты таскаешь к себе в каюту женщин сомнительной репутации? — Вэнс хмуро покачал головой. — Да ты же сам себя стыдишься, я это по лицу твоему вижу всякий раз, как ты приводишь очередную шлюшку и нарочно портишь свою репутацию, зная, что деду это не может понравиться. Мне кажется…

— Вэнс… — напряженно произнес Люсьен, и уже по голосу его было ясно, что тему пора закрывать.

— А что «Вэнс»? Все так и есть. Ты был слепцом в отношении Сесиль и теперь стал упрямцем в отношении деда.

— Довольно! — Люсьен круто обернулся. — Я был влюблен, а дед все испортил. Теперь я позабочусь о том, чтобы он до конца дней своих не забывал об этом!

— Даже ценой утраты того, что тебе причитается по закону? — Вэнс без труда выдержал гневный взгляд Люсьена. — Скажи-ка, друг мой, кого ты, собственно, наказываешь — его или себя?

Ни слова не вымолвив в ответ, Люсьен размашисто зашагал по палубе. Вэнс с грустью посмотрел ему вслед. Когда-то с Люсьеном было весело и приятно, он обладал редким чувством юмора и какой-то неукротимой жаждой жизни, однако теперь все переменилось. Помимо роскошной большой каюты, у этого человека больше не было дома. Хотя Адриан Сафер пытался восстановить испорченные отношения с внуком, Люсьен отвергал любую попытку примирения. Пять лет и два месяца Вэнс доставлял письма от деда к внуку, а некоторые из них даже тайком читал. Сначала Адриан умолял, потом просил прощения и наконец перешел к угрозам, лишь бы хоть как-то положить конец затянувшемуся молчанию, но после случившейся трагедии Люсьен замкнулся так глубоко, что теперь его ничто не могло тронуть. Упрямо, с холодной методичностью он завоевывал репутацию отъявленного бабника: казалось, смысл жизни свелся для него к тому, чтобы доставить деду как можно больше неприятностей.

Догнав Люсьена, Вэнс все еще продолжал раздумывать, как бы вдохнуть в него жизнь, но одного взгляда на угрюмое лицо друга было достаточно, чтобы понять: для этого потребуется настоящее чудо.

В течение тех дней, что последовали за бегством Микаэлы из Нового Орлеана, она только и думала о том, как бы приспособиться к обстоятельствам, столь круто переменившим ее жизнь. Слезы, уныние, отчаяние — все это осталось позади, и постепенно Микаэла свыклась со своим новым положением. Собрав в кулак всю свою волю, она дала себе слово забыть прошлое и терпеть до тех пор, пока нога ее не ступит на твердую почву. Обычно в светлое время суток она спала, а ближе к полуночи, когда уменьшался риск быть замеченной, поднималась на палубу. Единственное, что по-настоящему донимало Микаэлу, так это мгновенно налетавшие шквалы, когда корабль то поднимался на гребень волны, то проваливался глубоко вниз; в таких случаях она забивалась в угол и мужественно боролась с морской болезнью.

Зато в спокойную погоду, истосковавшись за день по свежему воздуху, Микаэла шла наверх и неслышно прогуливалась, наслаждаясь светом звезд, серебривших морскую гладь. Пару раз она издали видела капитана — словно призрак, мерил он шагами залитую лунным светом палубу. Имени его она не знала, да и знать не хотела, тем более после отвратительной сцены, свидетельницей которой оказалась в первый же свой день на борту. Одно ей было ясно: женщин капитан ни в грош не ставит. Именно поэтому Микаэле не приходило в голову подойти к нему поближе, попросить о помощи. Довольно и того, что она много лет провела под железной пятой Арно, — больше такого не повторится, в мир, которым правят мужчины, она не вернется.

От этих мыслей Микаэлу отвлек донесшийся издали звук шагов. Прозвучал знакомый голос, и из своего укрытия она увидела капитана, пружинистым шагом направлявшегося к мостику.

— Я заменю тебя на эти последние два часа, Бичем, — предложил Люсьен.

— Благодарю, капитан. — Рулевой двинулся вниз по трапу.

Дождавшись, пока Луи Бичем скроется за дверью кают-компании, Микаэла подошла чуть ближе к носу, чтобы лучше рассмотреть внушительную фигуру хозяина шхуны. Расстегнутая до пояса рубаха обнажала мощные бугры мышц и сплошь покрытую густыми волосами грудь. Темные бриджи плотно прилегали к могучим ногам, подчеркивая некоторые особенности чисто мужской анатомии.

Заставив себя перевести взгляд повыше, она отметила развевающиеся на ветру черные, как вороново крыло, волосы. Смуглое лицо капитана отличалось довольно резкими чертами, при свете покачивающегося на бимсе фонаря глаза его мерцали, как ртуть. Он смотрел на серебристые барашки, возникавшие тут и там на поверхности моря, подобно эльфам из сказки, и еле заметно улыбался.

На вид американцу было лет тридцать или около того, и, хотя симпатичным его вряд ли кто-нибудь рискнул бы назвать, он притягивал к себе взгляд врожденной природной мощью. Этот человек напоминал Микаэле могучего льва, который, устроившись где-нибудь на возвышении, правит миром. На мгновение ей даже почудилось в нем нечто напоминающее Арно — такой же властный, такой же требовательный и так же мало считается с желаниями и чувствами других.

Микаэла была свидетельницей того, как резко меняется его настроение — от необузданной страсти до полного равнодушия. Он ей не то чтобы нравился, но, разглядывая этого человека при лунном свете, она невольно ощущала странное волнение.

— Эй вы, там!

Глухой мужской голос прозвучал как удар грома. Микаэла в испуге отступила назад и, споткнувшись о свернутый в кольцо канат, свалилась с глухим стуком на палубу, да так и осталась лежать, словно перепуганный насмерть грешник пред грозным лицом Создателя.

— Кто тут, черт побери? — Люсьен пристально вглядывался в странную фигуру, облаченную в ветхие бриджи песочного цвета, мятую рубаху и огромную шляпу: он что-то не мог припомнить, чтобы нанимал этого матроса. Видно, он тайком на борт пробрался, с раздражением подумал капитан.

Заметив, что оборвыш отползает в тень, Люсьен сердито сдвинул брови: не гоняться же за ним, в конце концов, по всему судну!

— Эй, парень, а ну-ка давай сюда живо! Кому говорю!

Хотя голос самого Всевышнего не прозвучал бы с такой громоподобной силой, Микаэла и не думала повиноваться: уж что-что, а игнорировать команды она отлично научилась дома: долгое противостояние с Арно подготовило ее к этому моменту. Не медля ни минуты, она стрелой помчалась в кают-компанию; ей меньше всего хотелось, чтобы капитан понял, что она женщина, — а то ведь затащит в постель, и тогда ее ждут все унижения, которые приходится претерпевать несчастной, оказавшейся один на один с целой армией мужчин. Юркнув в трюм, Микаэла забилась в угол и возблагодарила судьбу за то, что капитан оказался за штурвалом и погнаться за ней, не бросив корабль на волю волн, просто не мог.

Вглядываясь в темноту, Люсьен сдавленно выругался. Ну ничего, он еще проучит этого серого мышонка! А вот как оборвышу удалось проскользнуть на борт, минуя бдительную охрану, этого он понять не мог. Надо вытащить это отребье из укрытия, пусть отрабатывает свой хлеб.

Вскоре на мостике появился Вэнс Кэвендиш — пришел его черед заступать на вахту.

— У нас на борту посторонний. — Люсьен передал другу штурвал.

— Не может быть! — изумился Вэнс.

— Ну, разве что огромная коричневая крыса шастает по палубе с быстротой молнии…

— Должно быть, пробрался на судно, пока мы наблюдали, как мятежники вышвыривают испанцев из города, — задумчиво протянул Вэнс. — Как думаешь поступить? Заставим работать или скормим акулам?

— А ты что бы посоветовал? — Люсьен перегнулся через борт.

— Если бы это был мой корабль, я бы для начала как следует накормил этого малого, а потом посмотрел, на что он способен. — Вэнс пристально посмотрел на Люсьена. — Раньше и ты наверняка поступил бы так же, но теперь…

— О чем это ты, черт возьми? — Люсьен недовольно тряхнул головой.

— Да о том, что теперь, когда ты перестал смеяться и радоваться жизни, я просто не знаю, чего от тебя ожидать.

Капитан отошел от поручней и мрачно посмотрел на приятеля:

— Буду чрезвычайно признателен, если свой педагогический талант ты примешься оттачивать на ком-нибудь другом.

— Извини, но ты мне не чужой.

— В этом случае положение мое безнадежное. — Люсьен фыркнул.

— Это уж точно. Тебе сильно повезло, что у меня хватает здравого смысла дать тебе разумный совет.

— Интересно, какой совет может дать человек, у которого все складывается в жизни точно так, как у меня? У нас с тобой единственная возлюбленная — море и дело одно-единственное — грузы доставлять в разные порты.

— Не надо нагонять на меня тоску, приятель, а не то, глядишь, стану таким же ипохондриком, как ты. Люсьен пропустил эти слова мимо ушей.

— Ладно, пойду лучше поищу этого оборванца. Если понадоблюсь, позовешь. — Он повернулся и зашагал прочь.

Проходя по узким переходам нижней палубы, Люсьен время от времени останавливался, чутко улавливая любой звук, который мог выдать месторасположение мошенника, но так ничего и не услышал.

Потратив два часа и убедившись, что поиски ни к чему не приводят, он вернулся к себе в каюту. Уныло оглядев ее, он вдруг заметил, что на полках не хватает некоторых книг. Судя по всему, это было делом рук бродяжки: исчезли «Катон» Двдисона, «Времена года» Томсона и «Ночные размышления» Юнга. А может, не только книг не хватает, мелькнуло в голове у Люсьена. Он заглянул в секретер — нет, здесь вроде все на месте. Беглый осмотр стола показал, что кому-то понадобились свечи и трутница. К тому же этот тип, надо полагать, не раз заглядывал на камбуз — должен же он хоть что-то есть!

Ладно, пусть еще немного побегает, решил Люсьен, завтра его так или иначе изловят. Если бы этот малый открыто попросился на борт, возможно, Люсьен, сжалившись, и пустил бы его — рук на корабле всегда не хватает, но трусов он не терпел, так что пусть теперь этот зайчишка пеняет на себя.

Люсьен плеснул себе немного бренди и, сделав глоток, задумался над словами Вэнса. Вообще-то его друг прав — со стариком надо бы помириться, да только сердце никак не хотело забывать старые обиды. Даже угроза лишения наследства не смогла заставить Люсьена нарушить пятилетнее молчание.

И все же, если план Адриана будет приведен в исполнение, у него могут возникнуть проблемы. Хотя вся торговля находилась в его руках, два из четырех кораблей принадлежали деду. Тем не менее Люсьен успешно занимался своим делом, несмотря на принятые Англией драконовские навигационные акты. Три года назад король Георг III ввел еще один несправедливый налог на колонистов, долженствующий покрыть расходы, вызванные войнами с французами и индейцами, но американцы сделали вид, что это их не касается. К счастью, вскоре налог был отменен, но парламент еще более ужесточил правила, регулирующие внешнюю торговлю.

Интересно, подумал Люсьен, надолго ли еще хватит у колонистов с Восточного побережья терпения и когда они взбунтуются, как французы в Новом Орлеане? Если Адриан решит продать свои два корабля, то не известно, удастся ли поладить с новым владельцем. А ну как ему больше по душе политика англичан: партнеру с противоположными политическими взглядами ничего не стоит разом поменять капитанов и команду.

Вэнс Кэвендиш командовал одним из судов Адриана, которое сейчас на приколе в Чарлстоне ремонтировалось после шторма, и, не желая торчать две недели без дела, Вэнс предложил Люсьену сопровождать его в новоорлеанском рейсе. Если Адриан продаст корабль, Вэнса запросто могут понизить до первого помощника. Ну уж нет, Люсьен этого не допустит. Может, Вэнс и перегибает палку со своими советами, но на море он бог и царь, как, впрочем, и два других капитана его флотилии.

Наверное, все же придется примириться со старым дуралеем, пока он дров не наломал, подумал Люсьен. Достаточно будет просто поговорить с ним — дед и этим удовлетворится.

Он допил бренди и улегся на кровать. Мысли об Андриане пробудили болезненные воспоминания, и Люсьен прикрыл глаза. Господи, ведь счастье было так близко — а как все обернулось! Потеряв Сесиль, он упорно не желал связывать себя с другими женщинами, даже с теми, кого Вэнс незаметно подыскивал ему. Испытать во второй раз боль расставания — упаси Боже!

Целых пять лет прошло, а Люсьен был не уверен, что сможет вернуться туда, где они с Сесиль строили такие радужные планы на будущее.

Ее там уже нет, и она не будет улыбаться ему своей соблазнительной улыбкой, он не услышит больше ее зазывного голоса…

Люсьен метался по кровати, стараясь отогнать мучительные воспоминания. Адриан разрушил его юношескую мечту, именно из-за него ушли безвозвратно те дни чистой, ничем не замутненной радости и веселья. Будь он проклят!

И вновь, не находя себе покоя, Люсьен подумал, что пяти лет разлуки и молчания недостаточно — пусть этот старый хрыч смердит в одиночестве до самой смерти!

В конце концов Люсьен вновь принялся методически прочесывать судно в поисках неуловимого мошенника. Обшарив все три верхние палубы, он двинулся в трюм, где хранился груз, предназначенный для Саванны и Чарлстона. Хотя было уже далеко за полдень и октябрьское солнце светило вовсю, внизу было темно, как в бездонной яме.

Освещая себе путь фонарем, Люсьен пробирался между мешками с зерном, заполнявшими трюм от пола до потолка. Здесь, среди мешков и бочек, он и увидел крепко спавшего мальчишку. Пропавшие книги и свечи валялись рядом.

Люсьен с любопытством вглядывался в прикрытое шляпой перемазанное лицо. На вид малому было не больше четырнадцати, и спал он совершенно спокойно. Сколько же лет прошло с тех пор, как он сам был таким же безмятежным! А славно было бы, право, устроиться в этом темном уютном месте да забыть обо всех бедах…

Люсьен нагнулся ниже, и под ногой у него заскрипела половица. Густые ресницы задрожали, и на Люсьена глянули такие пронзительно-зеленые глаза, каких он в жизни не видал. Пока он стоял, разглядывая крошечного чертенка, облаченного в какую-то непотребную хламиду, паренек взвизгнул и в испуге вскочил.

Поскольку непрошеный пассажир устроился в самом углу, Люсьен не думал, что ему удастся оттуда выскочить. Но так ему только казалось: к его изумлению, паренек, как кошка на дерево, мгновенно взобрался на пирамиду, составленную из бочек. Люсьена настолько потрясли его ловкость и быстрота, что он слегка замешкался, и этого вполне хватило, чтобы бочки лавиной посыпались на него.

— Черт! — выругался Люсьен, почувствовав сильный удар по голени; он поспешно отступил, судорожно пытаясь повесить фонарь на ближайший крюк, но тут споткнулся о мешок с зерном и, рухнув на пол, едва успел прикрыть обеими руками голову, чтобы защититься от падающих бочек. Рыча от ярости, он откатился в сторону и увидел, что мальчишка уже карабкается на выстроенные в ряд ящики.

К вящему его негодованию, заморыш, усевшись на свой деревянный трон, нагло ухмыльнулся:

— Не слишком-то вы поворотливы, а, сэр?

Грубоватый акцент, вроде того, с каким говорят плотогоны из Кентукки, не слишком удивил Люсьена.

— Ах ты, крысеныш! — Он попытался подняться, но мальчишка привстал на локтях и вытянул ногу, явно намереваясь нанести удар по стоящей рядом пирамиде бочек. — Послушай, хватит испытывать мое терпение: все равно я тебя достану и тогда уж непременно заставлю привести здесь все в порядок.

— Если достанете. Пока у вас что-то не получается, и сомневаюсь, что получится вообще.

Столкнувшись с грозным взглядом капитана, Микаэла захихикала. В ту ночь, когда она увидела этого здоровенного американца за штурвалом, он показался ей самим карающим Богом, и она действительно перепугалась; но теперь он пребывал именно в таком положении, которое ее устраивало. Достаточно ей слегка пошевелить пяткой, и он будет погребен под лавиной ящиков и бочек, а там, пока суд да дело, ее и след простыл.

Капитан Сафер не привык, чтобы над ним подшучивали — это позволялось разве что Вэнсу Кэвендишу, — а тут оборвыш с дьявольски-зелеными глазами уже не смеялся, а попросту издевался. Люсьен рассвирепел. Выкрикивая бессвязные ругательства, он вскочил на ноги с решительным намерением выпрямить покосившуюся пирамиду и стянуть зарвавшегося хулигана вниз. Однако даже при всей своей ловкости он действовал все же слишком медленно. Бесенок, растянув рот до ушей, шевельнул ногой, вызвав очередной обвал. Люсьен взревел — первая же бочка пребольно стукнула его по плечу, и он снова оказался на полу.

Поток его красочных ругательств был оборван обидным смешком.

— Ну что ж, капитан, был рад встрече. Первый раунд за мной, не так ли?

Бубня что-то себе под нос, Люсьен выбрался наконец из-под завала и бросился за нахалом. Этот гном еще смеет издеваться над ним! Заглядывая на бегу в каждую дверь и в каждый закоулок, Люсьен все никак не мог успокоиться. Ничего, он еще научит чертенка уважать старших, приструнит его так, что тот только и будет повторять: «Да, сэр», «Нет, сэр»! Одно дело — просто заяц на борту, и совсем другое — подобного рода штучки, в сто раз худшие и опасные.

После безуспешных поисков Люсьен вернулся в каюту, решив выпить чего-нибудь, чтобы хоть как-то охладить полыхающие чувства, однако, схватив ближайшую бутылку и сделав из горлышка большой глоток, тут же начал отплевываться. Кто-то — словно он не знал кто! — разбавил его дорогое виски китовым жиром.

Вне себя от ярости, Люсьен бросился к двери и на пороге столкнулся с Взнсом, в руках у которого был поднос со всякой снедью. Тарелки полетели на пол, и оба принялись торопливо их подбирать, одновременно счищая разлетевшуюся еду с рубашек и со стен.

Не ругайся Люсьен, подобно портовому грузчику, он бы наверняка расслышал ехидный смешок, доносившийся прямо из-под его кровати: он явно упустил возможность изловить беглеца, который на сей раз прятался прямо у него под носом.

— Какого дьявола… — забормотал Вэнс, очищая рубаху от прилипших кусков картофеля.

— Маленький негодяй подлил мне в виски китового жира! — взорвался Люсьен. — А перед этим завалил бочками. Поймаю — руки-ноги повыдергиваю да на рее повешу!

Уже пять лет не видел Вэнс, чтобы Люсьен так бесновался. Чертовски забавно было наблюдать, как этот обычно спокойный человек поднимается на ноги с остатками несъеденного обеда на рубахе. И все же он с большим облегчением отметил, что его друг еще способен на проявления чувств — пусть даже это была бешеная злоба.

— А знаешь, что еще этот наглец себе позволил? — Люсьен принялся выжимать промокшую рубаху.

— Так что же? — Глядя, как Люсьен, грозно нахмурившись, меряет шагами каюту, Вэнс с трудом удерживался от смеха.

Люсьен круто остановился и, повернувшись, двинулся в противоположную сторону.

— Представь, он уселся наверху и смеялся надо мной. Что он себе позволяет?

— Да, за такое преступление полагается как минимум смертная казнь, — неожиданно серьезно сказал Вэнс. — Думаю, его следует повесить.

Люсьен хмуро сдвинул брови.

— Посмотрим, как ты будешь гоняться за ним! — Он зловеще усмехнулся. — Отныне это твоя забота. Таков мой приказ.

— Не возражаешь, если я сначала перекушу? — Вэнс вышел в коридор, чтобы подобрать разбросанные по полу тарелки.

— Я устрою тебе настоящий пир, только подай мне на закуску его поджаренное сердце. — Люсьен потянулся за бутылкой бренди. Перед тем как сделать глоток, он подозрительно понюхал содержимое.

— Придется тебе пока удовлетвориться ветчиной да картошкой, — сказал Вэнс, поднимаясь с пола. — Я иду к себе — если хочешь, присоединяйся.

С этими словами он вышел, едва удерживаясь от того, чтобы не расхохотаться, а Люсьен продолжал сквозь зубы посылать проклятия по адресу невидимого обидчика с вымазанным сажей лицом. Наверное, прячется сейчас где-нибудь да все еще глупо хихикает. Ну ничего, до Саванны, где он избавится от груза, остался полный день хода, потом еще столько же до Чарлстона. Этому чертенку не удастся сбежать с корабля так, чтобы Люсьен этого не заметил, пусть даже ему придется сутками оставаться на мостике, а уж потом негодник свое получит!