Глава 10


Жданов – город красивый, если, конечно, не отвлекаться на другие города. Но когда же вы живете между домом и работой, то каждый день вы видите одно и то же, и, соответственно, красота эта приедается.

Карпеко последние три года дальше Донецка не выезжал и, кстати, считал областной центр до невозможности глупым и некрасивым. Однако же, мотаясь по долгу службы в предместьях и кварталах, Сергей признавал некую красоту Жданова. Просто на нее стоило взглянуть с иного ракурса.

И, бывало, ранним утром, стоя у подернутых туманом вод Второй речки, вдыхая аромат распустившейся жердели, Карпеко отмечал, что весна чудесна, воздух свеж и приятен, природа пробуждается. И жизнь, в общем, прекрасна, если не обращать внимание на разложившийся труп, извлеченный из воды.

Уж не сказать, когда в этом районе случилось первое преступление. Вероятно, в те времена наши предки были лохматы, и один доисторический человек убил другого доисторического человека как-то безыскусно из-за какой-то пустяковины. С той поры по реке утекло много воды и грязи. Человек лишился волосяных покровов, но убивать не перестал. Стал делать это искусней, впрочем, не особо выбирая повод для убийства.

Однако в тот день трупов не было.

Сергей потратил день на проработку версии с отдыхающим. Кто-то мог приехать к морю, снять комнату, а потому стать чьей-то жертвой, оказаться расчлененным. У этой версии имелось два слабых места. Во-первых, комнаты снимали обычно семейные пары, или парочки их изображающие – последним такой отдых был особенно удобен: никто не спрашивал паспортов. Во-вторых, приезжего можно было убить по сотне причин, но зачем же расчленять?..

Сергей прошелся по частному сектору, поговорил с людьми. Те, кто сдавали комнаты на лето, известности не искали, но них знал чуть не весь поселок. К сожалению, частного сектора по району было многовато. К счастью, Карпеко знал, у кого можно было спросить.

Тем не менее, поиски дали ничтожно мало: нужная категория лиц среди квартирантов отсутствовала.

А когда вечером Карпеко снова появился на службе, дежурный остановил его и протянул листок бумаги:

– Вот, просили, чтоб ты перезвонил. Не представился.

На листе был написан пятизначный телефонный номер и более ничего.

Сергей кивнул, мгновенно оценивая ситуацию: номер был заводской. Звонивший не представился, но и не опасался, что трубку возьмет кто-то другой. Следовательно, у этого абонента имелся свой кабинет. Это был какой-то начальник, но не слишком крупный, поскольку директор завода и лица к нему приближенные звонили бы начальнику РОВД. Получался уровень начальника цеха или его зама. Подобных знакомых у Карпеко не имелось. Можно было найти заводской справочник, полистать его. Но Сергею это не интересовало.

– А еще просили передать, что для тебя есть халтурка, – ухмыльнулся дежурный.

Халтурку могли предложить всякому советскому человеку. За «мерзавчик» токарю могли заказать петли на гараж. Сантехнику – поменять трубы. Выходило, что следователю тоже могли как-то предложить подработать. Но в Стране Советов подзарабатывать на стороне милиционерам было противопоказано. Все же не Дикий Запад.

И, скомкав бумагу, Карпеко бросил ее в урну, но не попал

– Им надо – пусть и перезванивают.

– Не разбрасывался бы, – заметил дежурный. – Может, важная бумага.

– Бумаги такого размера важными бывают редко. Разве что купюры.

– Еще в жизни бывают моменты, когда важна любая бумажка…

– Тоже верно. Но тут иной случай.

Выйдя из РОВД, Карпеко срезал путь через больницу и отправился на Тихий рынок. В Ильичевском районе было много подобного – неприметного и тихого. Кажется, будто стоит обыкновенная череда пятиэтажек. А за ними, во дворах, сокрыта автостанция, завод, ну и опять же – рынок.

Торговать на Тихом рынке начинали засветло, но больше всего народа там сходилось к вечеру – когда первая смена и контора с заводов шли домой. Старики предлагали свежую зелень, дети тащили мешки с кукурузой, наломанной в полях. Стояли лафеты с бахчевыми. Несли ведра с черешней и вишней – брызганной колхозной и червивой хозяйской. Лежали разнокалиберные ядра абрикос и жердели. Однако же, требовалось смотреть, у кого покупаешь, ибо жердели могли быть нарваны на аэродромовском кладбище.

Торговали, впрочем, и свежениной, рыбой. Молоко и творог продавали редко.

Немного подторговывали скобяными товарами да какой-то одеждой, густо пахнущей нафталином.

Знали о рынке преимущественно местные, оттого и цены продавцы тут устанавливали не надеясь на залетного дурачка-курортника. Ответно покупатель меньше торговался, нежели на Центральном или Колхозном рынке.

Конечно, при рынке была весовая. А с ней под одной крышей – рюмочная, куда и зашел Карпеко. Продавец отоваривал жаждущих густым красным вином. Сергей поверх короткой очереди попросил пиво, которого на прилавке не было. Однако же, в холодильнике, что занимал угол подсобки, для особых гостей хранилось пол-ящика. Карпеко был очень особым гостем – он знал тайны и грехи.

Например, у заведующего рюмочной на Тихом рынке было два с половиной греха. Само собой, плодово-ягодные чернила, которые привозили со здешнего винзавода он разбавлял водой. Полученный избыток продавал в свою пользу. Еще скупал по поселкам шмурдяк домашнего производства и также продавал его под видом молдавских и грузинских вин. Но эти прегрешения тревожили Карпеко мало – пусть о них беспокоится ОБХСС. Следователя более занимал контингент, коротающий время здесь и в пивнушке на «Восьмых». Впрочем, воришки здесь были мелкими, и грехи на их совести лежали небольшие.

Карпеко занял место в уголке, так, чтоб никто не мог зайти ему за спину.

Совсем рядом по проспекту Металлургов грохотали трамваи, шумели троллейбусы. Были они полны трудящихся, которые возвращались с завода. Еще в трамваях терлись щипачи-карманники. Но узнав, что Карпеко на Тихом рынке, прекращали безобразия, боясь испортить гражданину начальнику отдых. Следователю принесли специально припасенное неразбавленное пиво – Сергей за него немедленно расплатился.

Контингент в рюмочной был устоявшийся. Здесь пили преимущественно мужики, живущие в стоящих рядом пятиэтажках. Для работяг с общежитий здешнее пойло было недостаточно крепким, а поселковые предпочитали пить свое.

Еще в Ильичевском районе Жданова, как и во всей стране, водилась такая разновидность советского человека, как человек бичующий. Или просто бич – легкомысленная особа, лишенная жилплощади, часто с потерянным за ненадобностью паспортом. Бичи искали зимой дармовое тепло в подвалах, в тюрьмах или в психушке, а в любое время – шанс незадорого напиться. Осенью за тарелку супа и бутылку самогона копали поселковым старикам огороды. Летом они торговали ворованной кукурузой да жерделями, продавали за двугривенный свою обувь и босиком шли пропивать эту мелочь в таких вот забегаловках.

По классификации Карпеко бичи делились на два подвида: оседлые и перелетные. Оседлые были знакомы, и менее настораживали. Перелетные забредали сюда редко, но бывали. В силу своей активности, залетные могли наколобродить и дать деру.

С бичами было не очень хлопотно. Они умирали от дурного алкоголя, воровали безыскусно и наивно. Иногда убивали друг друга, но тут же каялись в содеянном.

В рюмочной появился и сел рядом со следователем Костя по прозвищу «Вертолет» – невысокий и болтающий без умолку молодой человек. Карпеко знал его историю: практически вундеркинд, сдавший три последних класса школы экстерном, поступил в местный институт в четырнадцать лет, отучился полтора года. Затем нечто в нем сломалось: интерес к учебе потерял, связался с сомнительной компанией.

Сейчас работал в цехе связи на заводе, еще промышлял ремонтом всяческой техники, которую привозили в город моряки дальнего плавания. Схема получалась весьма выгодной: сломанные магнитофоны моряки брали за бесценок, а то и даром, привозили сюда. Вертолет их чинил, а после технику отдавали в комиссионки или продавали с рук.

Несколько раз имя Вертолета всплывало в делах о спекуляции, но предъявить ему было нечего, поэтому проходил он по милицейскому ведомству как свидетель.

– Что слышно, Костя? – спросил Карпеко.

Вертолета Сергей несколько опасался – кто знает, чего ждать от гения. Блатные его также сторонились, и вряд ли Костя мог сообщить что-то стоящее. Но тот сообщил:

– На заводе украли у начальника цеха монеты.

– Что за монеты?

– Коллекцию. Говорят, были дорогие экземпляры.

Карпеко кивнул, сопоставив известное: сходилось.

Сергей велел принести еще два пива: одно себе, второе – Вертолету. Тот сглотнул, кружку принял и до половины пил ее жадно.

– А у вас там, на заводе никто не пропадал? – спросил Карпеко.

– Да нет, вроде. Наоборот, новые люди.

– Ну, тогда ладно.

С вентилятора, который на памяти Карпеко ни разу не включался, свисали длинные липучки для мух. Действительно, множество погибших насекомых усеивало ленты, однако же, живых в рюмочной хватало. И, отогнав, очередную муху, Вертолет взглянул в единственное окно.

– Извини, начальник, но надо бежать. У меня тут халтурка.

– Это даже интересно. Что за халтурка? – спросил Сергей. – Телевизор кому-то чинишь?

– Неа. Попросили на агитплощадке кино покрутить. Киномеханик я, короче…

Сергей также взглянул в окно. До заката было далече, но меж пятиэтажками сумрак сгущался ранее.

– Что за кино?.. «Фантомас разбушевался?»

– Держи карман шире. Документальный фильм про авиамехаников. Что-то там про грозную музыку, которая слышна в работе двигателя.

Загрузка...