Однажды в СССР

Глава 4

Пивнушка называлась в народе «Маяком» и находилась недалеко от Восьмых проходных, за автобусной станцией, рядом с гаражами. Именовали ее так из-за мачты, на которой прежний заведующий велел повесить красный фонарь. Когда завозили пиво, фонарь зажигался, и трударь, выйдя за проходную, а то и не выходя, глядя с крыши цеха, знал – стоит ли идти, бить ноги.

Разливное пиво, конечно, разбавляли, и в один день ОБХСС заинтересовался происхождением дачи заведующего, записанной, впрочем, на родителей. Заведующего сняли, но пиво от этого лучше не стало. Равно свое место сохранил и огонек.

Дорожка к пивной шла через площадку автостанции, по которой с раннего утра до поздней ночи ездили автобусы. Не проходило и месяца, чтоб под колесами не оказывался какой-то перебравший рабочий. Порой сюда приезжала милиция, дабы собрать урожай для невыполняющего план медвытрезвителя. Но случалось это изредка – пивной также требовалось наполнять бюджет родины.

В заведении было жарко и душно, но стоял соблазнительный запах пива. Из шести подвешенных под потолком вентиляторов работало только два. С остальных свисали липучки для мух. Хоть на улице еще светило солнце, под потолком горели лампы. За прилавком магнитофон медленно мотал пленку, из стареньких колонок Марк Бернес пел о том, что он любит жизнь и любимый город может спать спокойно.

Взяли сразу по паре пива в литровые банки, заняли столик. Народа в пивнушку набилось много, но свободные места имелись.

– Угощайтесь, мужики, – из портфеля Коновалов достал и положил на стол завернутую в газетку соленую тарань.

На закуску в пивной предлагали копченую тюльку, но ее никто не брал. Равно как не торговали здесь и водкой. Однако на столе тут же появился «мерзавчик». Из него каждый доливал в пиво на свой вкус. Аркадий, впрочем, от добавки отказался.

Солили пиво под смешки, громко разговаривали и шутили. Аркадий улыбался, но было ему совсем не весело.

Его мысли снова и снова возвращались к Маше. Следовало бы поговорить с кем-то более опытным в женской психологии. Да хоть с начальником цеха – тот был женат трижды, и каждая новая жена была моложе предыдущей.

За что она так, почему? Он же ничем ее не обидел. Может, причиной было женское непостоянство? Или, может, она хочет, чтоб ее уговаривали, покоряли? Может, это все не всерьез, может, она как-то испытывает его? Положим, она ждет от него действий. Ведь встречаются они почти два года, а за это время – лишь несколько поцелуев. Аркадий делал попытки, но все они разбивались о неприступность девушки.

Не проявил должной настойчивости? Но Аркадий чувствовал: не в том дело. Характер у Маши был просто стальным, и в школе за это ее называли «железной дамой».

Как-то школьники, желая подшутить над учительницей, в ящик стола бросили пойманную мышь. Но Маша в тот день ящик не открыла, а далее были каникулы. И мышь, перепортив всю бумагу, попыталась прогрызть путь через стенки ящика. Но у нее это почему-то не вышло – не то зубы соскальзывали по гладким лакированным стенкам, не то она просто обессилела от голода. Но к концу каникул мышь сдохла, о чем оповестила пришедших с каникул противным запахом.

Мария же, установив причину зловония, распахнула окно и выбросила в школьный сад останки животного, порченные контрольные и велела подозреваемым хулиганам вымыть ящик.

Хулиганов она угадала точно. Тех стошнило прямо в предложенный ящик.

И более с Марией Александровной никто из учеников не шутил.

Зная Машу не первый год, Аркадий был уверен: разрыв – это действительно разрыв. Если бы ей было надобно что-то иное – она бы иначе и поступила.

–

От жары выпитое пиво тут же выходило с потом наружу. Что не выходило – посетители оставляли в проходе между задней стеной пивнушки и заводским забором. Возвращаясь, трудари снова шли к прилавку, дабы взять еще по банке пива.

Аркадий пил медленно, в чужие разговоры не лез, и его порой оставляли посторожить место. И раз, когда приятели ушли за добавкой, кто-то почти сразу рухнул на освободившееся место.

Юноша поднял взгляд от стола, трещины на котором он рассматривал, приготовился согнать наглеца.

…И не поверил своим глазам: перед ним сидел Пашка, армейский товарищ, лучший друг. Это казалось невозможным: они расстались лет семь назад в далекой Монголии, обещав писать друг другу, ездить в гости. Но, обменявшись парой писем, потеряли друг друга: однажды письмо Аркадия вернулось с отметкой о том, что адресат выбыл.

– Что же ты не писал? – спросил Аркадий, когда нечленораздельный восторг несколько приутих.

– Да адрес потерял.

– Какими судьбами?.. На море приехал?

– Около того…

Возле питейной стойки бузил кто-то Аркадию незнакомый.

– Да я вылью тебе это пиво в рожу!

Скандалившие явно были неместными: между завсегдатаями и продавцами существовало негласное соглашение: первые делают вид, что не замечают разбавленности пива, вторая сторона не возражала, когда посетители ответно разбавляли пиво водкой и закусывали выпитое своим.

– Леха, да успокойся ты, – бросил Пашка бунтующему. – Я тут дружка встретил!

Недовольный хоть и притих, но от продавца не отошел.

– Ну, рассказывай, как ты?..– спросил Пашка.

– На завод устроился, работаю мастером.

– Ух ты! Голова! Я же говорил – далеко пойдешь! Ну, чего сидишь хмурый?

– Девушка ушла.

– Да брось! – отмахнулся Павел. – Найдешь еще.

И тут зазвенело разбитое стекло.

Разбавленное водой пиво все же выплеснулось в лицо продавцу. В него же полетела посуда. Но продавец успел уклониться, и банка разбилась на осколки. Цена той банке была три копейки, но визг поднялся нешуточный.

– Хулиганы! Посуду бьют! – закричал продавец.

В подсобке невидимый никем грузчик уже накручивал диск телефона.

При автостанции имелась комната милиции, где постоянно дежурили два-три человека, да еще туда часто заходили дружинники. А районное отделение милиции находилось в двух остановках отсюда, и, случись что, подкрепление прибывало в течении пяти-десяти минут.

Те, кто знал о такой особенности здешней географии, тут же потянулись к выходу. Но Аркадий был в пивной впервые. Именуемый Лёхой сейчас лег на прилавок, порываясь достать скрывшегося за ним продавца. Заводские пытались защитить продавца, но их сдерживали собутыльники Лехи.

С ужасом Аркадий увидел, как Павел достал из кармана свинцовый кастет и продел пальцы в отверстия.

Леха, меж тем, за волосы достал-таки продавца и теперь возил его лицом по грязному прилавку.

Кто-то, выглянув в окно, крикнул:

– Атас! Менты!

– Бежим! – крикнул Павел.

Он вскочил на ноги, схватил Аркадия за руку и потащил, но не к дверям питейного заведения, где уже появились люди в серых казенных мундирах, а к подсобке. Узкий темный коридор, комната с бумагами. Черный проем выхода, из которого уже тянуло ночной свежестью.

Перед ними возник дружинник – совсем молодой безусый парень, наверное, из местного института. В глазах дружинника плясал страх, он бы наверняка уступил дорогу и так, но Павел снес его ударом кастета.

– Бежим! – Пашка снова дернул Аркадия за руку и повлек в темноту.

Когда пробежали метров тридцать, за их спинами раздалась трель милицейского свистка, окрик:

– Стоять! Буду стрелять!

– Да пошел ты! – ругнулся Павел и свернул за автобус.

Аркадий бежал за ним.

Они мчались по стоянке, петляя меж автобусами. Вдруг среди уснувших, темных машин попалась одна освещенная словно аквариум. Хоть двери автобуса были закрыты, работал двигатель. Павел сделал едва заметное движение, коснулся чего-то под бампером, и автобус распахнул полудверцу.

– В салон! – крикнул он Аркадию, а сам сел на место водителя.

Автобус резко тронулся, пошел, петляя по стоянке. На мгновение в свете фар появился милиционер. Казалось, еще мгновение – и он исчезнет под капотом, но Павел взял руль влево, крикнул:

– Куда лезешь? Жить надоело?..

Еще поворот, и автобус промчался мимо аквариума автостанции, мимо ожидающих на остановке. Павел лишь затормозил на светофоре и вывел автобус на проспект.

– А в какой стороне у вас море?.. А то я третий день в городе, а моря и не видел!

Аркадий рукой указал куда-то вперед.

Промчались через спящие районы, через речку, через центр города. В центре шла стройка, и спуск к морю оказался заблокированным. Потому Аркадий указал повернуть на проспект Нахимова, идущий вдоль Приморского парка. Остановились за площадью Ленинского Комсомола у мигающего желтым светофора. Через полутемный парк путаными тропинками прошли к склону, спустились вниз. Приморский бульвар был совершенно пуст. За ним и железной дорогой начинался пляж и море. Присели на волнорезе. У их ног о чем-то шумело море.

– Зря ты того парня ударил… – сказал Аркадий.

– Это какого? Вроде никого… Ах да… Да не переживай, оклемается. Ты прости, конечно, что тебя впутал. Но мне нельзя попадаться. Я недавно освободился, и если поймают – пришьют дело, объявят рецидивистом.

– Освободился? Откуда? – не сразу понял Аркадий. – Из тюрьмы?

Павлик кивнул.

Он разулся и разделся догола, и, пройдя по волнорезу, сиганул в воду. Вынырнул, поплыл быстро и шумно. Сперва к буйкам, потом назад.

Устав плавать, Пашка выбрался на берег, присел рядом на пирс.

– А в тюрьму отчего попал?..

– Подрался из-за женщины, немного силы не рассчитал…

– Убил?

– Да ну брось, – Павел покачал головой. – Если бы убил, сидел бы до сих пор.

С моря дул ветер – порывистый и зябкий. И хмель выходил из головы. Вместо него появлялась паника.

– Слушай, что же мы с тобой наделали? Нас же будут искать. Это же преступление. Мы от милиции сбежали, автобус угнали. Нас ищут, наверное.

– Ищут? Да ну… Брось, командир. Дел у них мало?.. Найдут автобус, вкатят водиле выговор со внесением в грудную клетку, чтоб не бросал ключи в замке – и дело с концом.

– Нет…

Вспоминались советские фильмы, где преступник всегда наказан, строгие статьи из многотиражек о понесенном суровом и справедливом наказании. Да и неужели их так трудно найти? Они ведь ушли от автобуса самое большое на два километра, и если их станут искать с собаками…

– Да не дрейфь, на баранке только мои отпечатки, в самом же автобусе – чьих только не будет, – будто угадал его мысли Пашка. – Ну а даже если меня поймают, я же тебя не выдам, командир. Да и не будут нас менты сильно искать.

– А те, с кем ты пил?

– В поезде познакомились. Они и фамилии моей не знают.

– А вещи твои?

– Вот что на мне – то и мои вещи. Ты же знаешь – я детдомовский. А бедному собраться – только подпоясаться.

– Зря ты все же парня ударил… Может, искалечил его…

– Прости, командир, может, и погорячился.

– Зря…

– Ну, я же извинился. Что тебе еще сделать?

Он достал из кармана кастет и зашвырнул тот подальше в волны. Затем вдохнул полной грудью морской воздух. На рейде дремали корабли.

– И все же хорошо тут у вас. Наверное, каждые выходные на море ездишь?

– Да нет, в прошлом году один раз только был.

Тогда они с Машей в душном переполненном автобусе выбирались за город, купались возле какого-то приморского поселка. Он пытался ее поцеловать в губы, но она уворачивалась и в лучшем случае подставляла щечку.

– Да, море… – отвлек Павел. – А что на том берегу? Турция?..

– Нет, – улыбнулся Аркадий. – Краснодарский край, Ейск.

– А… А это что? Пристань? Для чего? Прогулочные катера?..

Один из волнорезов был на полметра выше остальных. Он не начинался у кромки прибоя, а шел через пляж бетонной дорожкой чуть не от железной дороги, меж рельсами которой лежали деревянные поддоны. В море этот волнорез выступал тоже немного дальше и заканчивался понтоном, который сейчас качался на волнах.

– Да… И не только. Раз в день – рейс в Ейск. Четыре часа – и ты на том берегу моря.

– Здорово! И когда следующий отправляется?

– Днем, около полудня что ли. Ему дотемна надо вернуться. Пошли, что ли?.. А то у меня мама волнуется, наверное…