Одуванчик

Глава 489

Это - здорово. Потому что в валах святилищ есть специальные ямы для жертвоприношений. В провинциальных - жгут янтарь. А вот в Ромове...

"Юные прусские пастухи пели песню:

"Утренняя звезда, утренняя звезда,

освети мою раннюю смерть.

Скоро зазвучат трубы,

должен я оставить свою жизнь,

я и другой парень".

Захваченные в плен враги под звуки труб типа трембит сжигались на жертвенном костре верхом на конях, в полном боевом снаряжении".

Обошлось. Не пастушок. И - не враг.

Кестут поднёс жрецам богатые и невиданные здесь подарки. Отчего те сильно взволновались.

А что по поводу глицеринового светильника скажут "божественные близнецы"? Можно ли заточать "священный огонь" в стеклянную посуду? Кошерно ли это? С точки зрения "17 заповедей"? А что по этому поводу говорил третий Криво - Брудон? Или - Напейлес, второй этого имени и семнадцатый по общему счёту?

В общем угаре теологии Кестут напрочь обрубил попытки убедить его уничтожить христиан на своей территории:

-- Я не создаю нового - я восстанавливаю прежнее. Или служители Священного Дуба заодно с проклятым датчанином Кнутом?

Столетиями разные язычники бежали в эти места, спасая себя и своих богов от тотальной проповеди христианства. Но бежали-то они со своими, очень разными богами! Святовит и Чернобог, Таранис и Тор...

"Запрет Видевута" - конечно, верен. Потому что - истинен. Но в некоторых местах, на окраинах земель прусских племён... "Если кто-то кое-где у нас порою...". Как в погибшем когда-то Каупе... в процветающем ныне Тувангсте... Ведь можно же!

***

13 апреля 997 г. пересекший территорию заповедного леса Кунтер и могильник Ирзекапинис ("могилы гребцов") св. Адальберт (Войцех) был убит пруссами. В 1981 г. вблизи леса Кунтер, в урочище Охсендреш, Балтийская экспедиция исследовала открытое святилище поперечником 16 м. Были обнаружены каменные вымостки, жертвенник и две ямы. Этот комплекс... однозначно связывается с последними часами жизни Адальберта. Миссионера, видимо, принесли в жертву духам, обитавшим в священном лесу Кунтер, причём ритуальный костёр здесь не применялся. В связи с осквернением, причиненным ногами христианина Адальберта, была приостановлена деятельность святилища, расположенного рядом с Кунтером, у могильника Ирзекапинис, который был перепланирован и просуществовал до XI-XII вв.

Вот этого - не надо. Да и с чего бы? Кестут ничего не осквернял, креста в Ромове не носил, "возлюби ближнего" не проповедовал. А какого козла он притащил! - Прямо эталон, всем козлам козёл!

***

Криве-Кривайто не стал настаивать - уж очень понравилось собирать подношения на поднос из хохломы - дают много больше.

"Вялость реакции" языческого первосвященника - от богатых подарков "на самый верх"? "Отдаривание" в форме ничегонеделанья?

"Чем глупее начальство, тем меньше оно сомневается в своей мудрости".

По крайней мере, некоторые в Ромове говорили именно так.

-- Наш-то... продался. Бельма "золотым деревом" замылил.

-- Не, просто стар стал. Пора его на костёр уже...

-- Т-ш-ш...

Как часто бывает при дворах владык, в Ромове быстренько сформировались две партии - "войны" и "мира". Которые яростно вели пропагандистскую войну, обращаясь к своему "электорату". Который здесь - в единственном лице.

Старенький Криве по имени Помолойс тяжело вздыхал, поглаживал неестественно яркие цветы в золоте, изображённые на деревянном подносе и приговаривал:

-- Какая красота! Какие краски! Да что вы...? Хороший мальчик. Не выдумывайте - он не может изменить. На его душе - метка богов. Когда боги призовут - придёт. Пусть работает, строит. Пусть богатеет. Наступит время - боги явят свою волю.

-- Так может - повелеть людям, чтобы спешно восстановили цепь военных и священных городищ возле Каупа?

-- Пустые хлопоты. Оно и так всё наше. Священных близнецов.

Окружающие кривы и вайделоты переглядывались, полагая, что старик совсем выжил из ума.

Нет, Помолойс просто знал чуть больше своего окружения. Есть тайны, которые не следует доверять даже этим... высокого ранга.

Я тоже не понимал. То, что доходило до меня в самбийских донесениях - выглядело бредом. Я был слишком реалистичен, слишком материален. Почитал христианство с язычеством - маразмом, напрочь, как вредный мусор, выбрасывал мистицизм. И забывал, что в одежды суеверий, временами, одеваются вполне реальные явления. Соответствующие законам того самого Исаака.

Глупый гонор "вульгарного материалиста". Слышащего слова, видящего одежды и ритуалы. Не замечающего под ними фактов. За что мы и поплатились.

Об этом... о-хо-хо... позже.

Впрочем, и арсенал средств кривов был ограничен. Главная военная сила Самбии - Камбила - начинал разговоры по теме с вопроса о привезённом серебре. Местные витинги были немногочисленны и ненадёжны - сказывались последствия гражданской войны шестидесятилетней давности и последующих неоднократных "зачисток территории".

Ярлык "тайный иноверец" десятилетиями убивал здесь не хуже, чем "социально чуждый" - в других местах и временах. Естественным образом сочетаясь с повсеместным "враг народа".

Поднять народное ополчение... Пруссы не умеют штурмовать такие крепости как отстраиваемый Кауп. Это неумение послужит одной из причин поражений всех трёх восстаний против Ордена.

Но главное: "папа язычников" - не велел. Почему-то.

Все группы местной элиты: князья, дружина, витинги, бэры, кривы... "зависли". Стараясь избегать "первого удары" - пролить кровь первыми. Не из опасения противника - от непонимания властей.

Два местных лидера, два конкретных человека - князь Камбила и первосвященник Помолойс, каждый из которых что-то терял при возвышении Кестута - почему-то относились к новосёлу благожелательно.

"Без команды - не стрелять".

"Паралич власти".

Все ждали. Кроме самого Кестута, который активно строился. И очень встревоженных местных кривов - фактических правителей соседних с Каупом волостей.

"Занимая место под солнцем, ты загораживаешь кому-то свет".

Кастусь - "место под солнцем" занял. Разным "комутым" - "свет загородил".

Воевать они не могли - "сам" не велел. Вести активную контрпропаганду - разучились за столетия "монополии на истину". Гадили потихоньку. Настраивали население, препятствовали торговле. Фактически устроили продовольственную блокаду.

Понятно, что балтийская селёдка, которую "лотерейщики" Кестута ловили у косы, никаких команд от жрецов не воспринимает. А вот скот и хлеб... общинники не продают. Мнутся, жмутся и по секрету сообщают:

-- Мне ж с этими... ну... жить. Не. Сам съем.

У Кестута тысяча "лотерейщиков", полторы сотни людей, пришедших с ним из Всеволжска, каждый день приходят ещё. Иные - просто наняться, иные... их не принять - обречь на смерть. Чем их всех кормить? Местные пруссо-датчане живут бедно. Хохмочки с "объеданием" соседей уже не повторить. Нужно продовольствие. Много. Где взять?

Жизнь, как известно, состоит из неожиданностей и неприятностей. Выбери из них подходящие и примени с пользой. Всего-то...

Беня, потолкавшись по новостройке, поболтав с разными местными, собрался, наконец, домой - во Всеволжск. Набил три ушкуя "сырым янтарём" и отправился восвояси.

Под охраной куршей.

Чего вообще - не бывает.

Про вопли "Ё...!" - я уже...? - Здесь - аналогично.

Тут надо чуть вернуться назад.

У куршей - устойчивая слава самых страшных морских разбойников. Эпоха викингов - уже закончилась, эпоха "виталийского братства" - ещё не началась.

"Страшнее курша - зверя нет".

Во время прохождения каравана Сигурда и Кестута мимо косы - курши пытались напасть. Были биты. Озлобились. Узнав о восстановлении Каупа, собрались, было, всё там сжечь-разграбить.

Самбийские курши, которые поколение назад осели у Каупа - предупредили. Что на той стороне залива - жгут костры, "откапывают томагавки", пляшут и поют. Нехорошую песню:

"Вот мы все пойдём.

Всё сожжём огнём!".

Кестут сразу возбудился, за меч схватился... Потом подумал. И послал из некрещёных ещё местных куршей - послов. На их историческую родину.

С другими бы, с пришлыми... А уж с христианами...! Даже и на берег бы не пустили! Так бы и покрасили полосу прибоя вражьей кровушкой.

Но соплеменников резать...

"Мы с тобой одной крови. Ты и я".

Лихость Кестута, проявленная им в стычках на косе, плотики с гирляндами отрезанных ушей, плывущие по заливу, дополненные богатыми, главное - невиданными здесь, подарками, привели к взаимному уважению.

Нет, нет! Не к приязни, дружбе, союзу. Только к готовности выслушать.

Остальное, как и положено у настоящих мужчин в эту эпоху, было основано на пролитой крови и совместном успешном грабеже.

Чисто обычный, рутинный, для здешних мест, эпизод. Чуть в новой аранжировке.

В Кауп пришёл обратный, из Тувангсте, новгородский караван. Десять ушкуев, набитых местными товарами. Купцы услышали об обновке - о новом князе в Каупе, места им знакомые - пришли глянуть.

-- А, Литва Московская! Эт которых суздальские вышибли? Которых рязанские за покражу куриц пороли? Думаешь, на чужой стороне - хлеб слаще? Дурковат ты, князёк. Камбила своего не упустит. Чуть подымешься - выкрутит досуха. Ну, лады, покажь - что за барахло на продажу задумал.

Новгородцы вели себя хамски. А чего ж нет? - Товар они взяли в Тувангсте, тут - только чуть дополнить, если по дешёвке. С князем сембов Камбилой - отношения дружеские, своя сила немалая, местный князёк против не поскачет. Да он и вообще - слаб на голову: мыто не берёт!

Места тут кое-кому знакомые. А то и родственники есть:

-- Батяня мой тут зимовал не единожды, трёх ублюдков понаделал. Ты, слышь, князёк, возьми-ка их себе в ближники. Два сапога - пара. Га-га-га...

Кастусь краснел и бледнел. Хватался за меч, но вечером Елица устроила "мозговой штурм". С утра к новогородцам пошёл разговаривать Беня. Он-то хоть и отвечает вежливо, но устойчивое ощущение - "сам дурак" - у собеседника не проходит. А в драку... только начни.

Морской ушкуй несколько больше речного. А вот команда у него меньше. Речникам приходиться иметь две смены гребцов. Иначе выгрести против течения... можно. Но очень долго. Моряки больше идут под парусом. Гребля - в штиль или при манёвре. На десятке ушкуев нет и двух сотен человек. Обычно - и этого много.

Разнести-разграбить? - Да запросто! Только свистни. Но... вот было бы нормальное селище, а то...

Новгородцев в крепость не пускают. Пруссы против ушкуйников - не вояки, но уж больно их много. Караванщики с тысячными толпами на берегу не воюют - не викинги в набеге. Не Курт Великий, не Хакон Синезубыч.

Ещё - вадавасы. Которых меньше, чем новгородцев, победить они не смогут, но положить половину своих... А с кем ты к дальше к Новгороду пойдёшь?

Беня к этому времени уже осознал мою классификацию товаров - у новгородцев ничего необходимого не было. Постояв три дня, по-хамив, по-буянив, вновь ощутив себя хозяевами мира и окрестностей, господами среди тупых и нищих дикарей, новгородцы двинулись дальше, к Святой Софии, на северо-восток.

По заливу, а не морем.

У туземцев, знаете ли, очередная глупость случилась: "акульи зубы" всплыли, а лебёдка, чтобы их назад, на дно утянуть - сломалась. Ну, тупые! Литвины, блин! Деревенщина-посельщина! Руки из задницы растут, а туда же!

Через этот... пролив Brokist - не пройти? - Ну и плевать!

Не увидели они и лодочку, которая на всех парусах побежала к северу с другой, морской стороны косы.

Ушкуи не дошли пару десятков вёрст до северного окончания косы, когда с берега вдруг понеслись наперерез каравану лодки.

Курши!

Да откуда их столько?!

***

Численность здешних племён колеблется от 10 до 40 тысяч человек. Курши могут выставить 4-5 тысяч бойцов. В условиях нашествия на свои земли, при тотальной мобилизации. Или сотни 4-5 - в набег. Собрать, а главное - держать в одном месте долгое время столько людей - тяжело. Нечем кормить, передерутся. Поэтому пиратские отряды много меньше, раз в десять-двадцать.

Таким отрядом можно наскочить на соседских рыбаков. Но ведь следом ответка прилетит! Опять же - Криве-Кривайто пришлёт свою Кривулю. И будут зачинщики петь: "Утренняя звезда, утренняя звезда, освети мою раннюю смерть".

Не привлекает.

Можно напасть на одинокое торговое судно - кнорр, шнеку или ушкуй.

Торгаши умные - по одному редко ходят.

Вот и приходится "любителям морской охоты" долго-долго портить себе глаза, выглядывая, сквозь дымку над морем и солнечный блеск, добычу по размеру.

По размеру своего "горла" - чтобы не подавиться.

После пролитой на косе крови, курши были настроены к Кастусю враждебно. И он откупился дорогим подарком: сдал им хамов-новгородцев.

Кестут выпустил караван из города, но не из залива. Ушкуи вынуждены были идти вдоль косы к северному проливу. А предупрежденные курши - уже ждали. В полном личном составе всех племенных любителей чужого майна.

Брать новгородцев на абордаж... даже при трёхкратном численном превосходстве... отвратительное занятие.

Сначала - гонка. Теряющие ход в предзакатном штиле, гружёные по борта ушкуи проигрывали в гребной регате лёгким лодкам пиратов. Разделяться караванщики не стали - взаимовыручка.

"Один за всех и все за одного".

Так, в полном составе, их и прижали к мелководью.

Ушкуи цепляли дно килями, застревали. Садились на мель. Поодиночке, парами... Вразброс. Купцы не хотели бросать товары. Так их и добивали. На разделённые кораблики наваливались толпой и давили числом.

Потом ушкуйники попытались собраться вместе, выбраться на берег. Это было худшее, что они могли придумать: длинные русские рубахи, верхняя одежда - армяки и кафтаны - намокали, вода вокруг ног ограничивала подвижность. Топоры и ножи лодейщиков хороши в ближнем бою, "грудь в грудь". А полуголые босые курши прыгали вокруг в десятке шагов и кидали копья.

Раненые с обеих сторон падали в воду. И захлёбывались на здешней полуаршинной глубине. Пленных не брала ни одна сторона.

Часть новгородцев сумела пробиться на берег. Наступила ночь. Но стычки не прекращались. Курши окружили ушкуйников и продолжили метать из темноты копья. Наконец, когда встало солнце, нашли и добили последних.

Утром к месту морской битвы подошли три ушкуя с вадавасами.

Кестут ожидал от куршей каких-либо предъяв. Но... две сотни погибших, две сотни средне- и легкораненных. Тяжёлых нет - захлебнулись. При таких потерях "права качать"... Да и выдохлись все. Разошлись мирно.

Из новгородцев - оставалось человек пять относительно целых пленных. Кестут и не претендовал - их отведут в селища и замучают у пыточных столбов, сожгут в жертвенных ямах - принесут в дар Перуну и божественным близнецам.

Добычу делили "по справедливости": Кастусю досталось ненужное - 6 оставшихся на плаву ушкуев - а куда они куршам? Товары, купленные покойными на Самбии - аналогично. Курши забрали "особо ценное" - вещи новогородского происхождения. И заключили с Каупом "вечный братский союз".

По сути, Кастусь исполнил мой вариант "накопления стартового капитала" - грабёж проходящего каравана.

Не ново: как начинал Аламуш - я уже...

Четыре тонны янтаря, захваченные в караване, не имели особой ценности для местных. Но даже часть этого - очень хорошо пошла в Гданьске. Торг там вели мои приказчики. Которые с этих, самбийских, товаров, отдавали Сигурду десятую часть. Как с моих собственных.

Князь Кестут не возражал. А ярл Сигурд и его люди решительно пресекали попытки "наехать" на торговцев.

Самборина любила придти на службу к св. Николаю (в княжескую церковь Гданьска) в шубе из соболя и янтарном ожерелье в три нитки. На попытки местного ксендза пристыдить:

-- Сиё есть добыча мерзких язычников! Привезённая мерзкими схизматами!

Отвечала резко, тыча пальчиком:

-- Да у тебя у самого, святой отец, крест святой - янтарём изукрашен!

Ксёндз не угомонился, произнёс жаркую проповедь. "Против янтаря и прочего поганства". Восхищённые ораторским искусством прихожане аплодировали.

Увы, идучи с вечери домой, оратор упал в лужу. Где и захлебнулся - головёнкой об камушек стукнулся.

Князь Собеслав, когда ему доложили об этом несчастном случае, посмотрел на сложившуюся на доске позицию, потёр о свою меховую накидку перстень с изумрудом из подарков зятя и партнёра по шахматам, и сообщил ему:

-- Шах. И мат. Ну? Проиграл - плати. Заснул, что ли?

***

Совершенно очевидная для меня вещь, понятная (насмотрелся во Всеволжске) Кестуту. Непредставимая для почти всех здешних владетелей в эту эпоху - прямое участие государя в торговле.

Нормально: сходить на войну, пограбить соседа, сбросить хабар и полон купчишкам. А дальше - пусть сами.

Посредники - необходимы.

Вот кто бы спорил! Необходимы. Там, где без них не обойтись. В остальных случаях - работают "свои".

Столетия спустя, Генрих Штаден пишет:

"Его римско-кесарскому величеству королю венгерскому и чешскому, нашему всемилостивейшему государю всеподданнейшее и всепокорнейшее прошение от меня, Генриха Штадена...

Покорнейшая моя просьба: оставить это мое послание при вашем римско-кесарском величестве, а мой проект хорошо обдумать и выполнить его, не упустив благоприятных обстоятельств. Но только - чтобы это мое описание не переписывалось и не стало общеизвестным! Причина: великий князь не жалеет денег, чтобы узнавать, что творится в иных королевствах и землях. И все это делается в глубокой тайне: наверное, у него есть cвязи пpи импepaтopcкoм, королeвcкиx и княжеских дворах через купцов, которые туда приезжают; он хорошо снабжает их деньгами для подкупа, чтобы предвидеть все обстоятельства и предотвратить опасность".

Иван Грозный не только использовал купцов в качестве секретных агентов. Не только "снабжал их деньгами". До такой степени, что имперский двор был прозрачен для его разведки. Он и сам, товарами и людьми из своих царских поместий, активно участвовал в международной торговле.

А уж как отработали "сурожане" (русские купцы из Сурожа) в деле "Дмитрий Донской против Мамая поганого"! Точно, за недели, если за не за месяцы, определить путь татарского войска, найти место в степи, мимо которого Мамай не пройдёт... Очень высокий уровень, будто в голове у тёмника сидели. А так-то... просто торг вели.

Обустроив и перекрыв южный выход из залива, договорившись с куршами, которые перекрыли северный выход, Кестут заставил всех транзитёров с Немана, продавать свои товары ему. А собранная эскадра, наличие уже прошедших минимальную морскую практику вадавасов и местных свеже-крещённых рыбаков, позволили формировать собственный торговый караван в христианские земли.

Сводная эскадра - двенадцать корабликов - пошли в Гданьск. И привезли оттуда двенадцать тонн хлеба.

Напомню: норма - 7 пудов на человека. В год.

Расчётный период - зиму бы пережить. Здесь хлебом не избалованы, едят его меньше - большая доля охоты и рыбалки. Всё равно - всех не накормить. Но караван, хоть и с потерями, успел ещё раза три обернуться. Эффект был произведён: в соседних волостях поняли, что безмозглый бешеный литовский князь - вовсе не безмозглый.

"Каравай, каравай

Кого хочешь - выбирай.

- Я люблю, конечно, всех.

Но князь Кестут - лучше всех".

Не полями и амбарами, не пахарями и сеятелями, но гаванями и кораблями Кестут решил "хлебный вопрос". И кривы оказались вынуждены уступить:

-- Блокада - бесполезна. Эдак мы и сами скоро - "зубки на полку" - налог собирать не с чего.

Сембы начали продавать в Кауп хлеб. Следом пошёл ещё более важный торг - скотом. Коров стадами и коней табунами - из Гданьска в ушкуе не привезёшь.

Я переживал за своих ребят. Очень радовался, когда до меня доходили сведения об их успехах. И особенно - тщеславие мне не чуждо - об успешном повторении моих находок.

Кестут, по сути, реализовал мою схему: привлечение сторонних ресурсов, форсирование городского развития, кого-нибудь ограбить и купить хлеба, а не ждать пока свой вырастет. Отказ от налогов, "гос.торговля", привлечение "изгоев", балансирование на интересах соседних правителей...

Его собственный "фигурный болт" - прямой караван между Каупом и Гданьском, фактически навязанный женщинами - Елицей и Самбориной, позволил "подвинуть" и местные власти, и внешних традиционных партнёров.

Этого до него не было никогда. Невозможно. Не по "физической географии", а по между-ушию. Очень элегантное решение. Они сами додумались, даже завидно.

Ему, однако, не были свойственны две важных для меня особенности: "форсированная педагогика" и "гейзер инноваций". Я подкидывал ему разные "ништяки", но разворачивать массовое производство "по образу и подобию"... А уж тем более - генерировать свои собственные... - не его. Нормальный... э... образчик.

Кауп, бурно стартовавший на полученной от меня базе, довольно быстро начал терять темп, менять вектор развития с интенсивного на привычный для средневековья экстенсивный. Так бы он и трансформировался в нормальное средневековое владение с керлами, виланами, коттариями и бордариями. Феодальный аллод. Под эгидой датчан или "священного царства".

Дело не в материальных прибамбасах, не в сумме навыков и знаний - в целях. Которые формируются эмоциями. Не в "мозге обезьяны", но в "мозге крокодила".

Для Кастуся этот мир - родной. Нормальный, единственный. Он хотел отвоевать в нём свой кусок, свой аллод, чуть подправить... Меня от средневековья - от всего - тошнило.

Кауп, приподнявшийся при Кестуте, через несколько десятилетий повторил бы судьбу других прусских городков.

"На смену юношескому романтизму неизменно приходит старческий ревматизм".

Однако поток изменений, вызываемых мною в этом мире, несколько лет продолжал струиться ручейком в эти места. Пока снова не захлестнул их.

Беня пережил кучу приключений, а ещё больше - страхов, на обратном пути. У него был минимум людей, многим из которых он не мог доверять, часть - просто не понимала русского языка. Он пугался всякого шороха, тучки на горизонте, лодки на воде. Но сумел пройти без потерь и море, и озеро, и пороги.

Тихохонько походил по Новгороду. Спокойно, не надувая щёк, не стуча себя пяткой в грудь:

-- Да я! Да мы...! "Зверь Лютый" - всех съест!

Не надо этого!

Старательно уходил от возможных конфликтов. Платил, кланялся, извинялся. Даже не пытался вынести свои товары на торг. Так - чисто глянуть, чисто прицениться. "Пощупать воз".

Сделанный им "мгновенный портрет" состояния Новгородского рынка, заставил меня чуть скорректировать "восточную политику". Начал интересные разговоры с торговцами среднего уровня. Насчёт продвижения моих товаров. Его должны были представить кое-кому из вятших. Нет, не из "Совета господ", но близко, "второй эшелон".

Он бы задержался, но у него украли гребца. Парень пошёл город посмотреть и пропал. Беня начал спрашивать - ему ответили. Доходчиво.

Выглядел бы он "серьёзным человеком" - прирезали бы сразу. А так - "младший помощник третьего дворника по женской линии" - чего мараться? Приложили по сусалам, дали пенделя, кинули в сточную канаву.

Он бы утёрся и сразу отчалил. Но опыт "командования" ярлом и князем - не прошёл даром.

Беня истово перекрестился на икону, помянул, для верности, Адоная, поднял своих гребцов-сембов, нашёл тот притон, где напоили и похолопили его человека... И разнёс оную халабуду пополам в щепочки. С упокоением нескольких возражавших... посаков. И - сбежал. Как и естественно для "мелкого торговца с рук". Но не - "до", а - "после".

Так не бывает! Не может прохожий иудей-выкрест устроить погром новогородам прямо в Господине Великом Новгороде!

Этот - может.

Я же предупреждал: нормальность вокруг "Зверя Лютого" - ненормальна.

Подгоняемый собственным страхом от вдруг прорезавшейся "воинской доблести", Беня бегом проскочил волоки, перевалил в Волгу и пришёл ко мне.

Он привёз кое-какие интересные штучки. Но главное - информацию. О людях. О сообществах по пути. О том, как они думают и что делают. Его яркие, эмоциональные рассказы позволили мне представлять тамошние места, тамошних жителей. Понимать их.

Одним из следствий этих "путевых заметок" явилось для меня осознание... ненужности Новгорода.