Два дня и две ночи остались позади с пройденными милями. Впереди показались очертания острова Сандвери. Погода испортилась. С юго-запада надвигались тяжелые рваные тучи. Ветер посвежел, и волны подернулись сединой пены. Викингам на сильном волнении все труднее приходилось работать веслами. В весельные дыры летели брызги, плечи и бока гребцов стали мокрыми. Карле снова вышел на палубу. Голова дракона, вырезанная из дуба и венчавшая форштевень, то вздымалась над волной, то опускалась. Карле крепче ухватился за канат, натянутый, как струна феле[5].
Он высматривал среди волн парус Туре Хунда-Собаки. Этот парус, сотканный из полос красного и синего цветов, был известен всему норвежскому побережью. Он наводил страх на селения данников лапонов. Все суда, завидев его, спешили укрыться в фиордах.
Огибая остров с северо-запада. Карле неожиданно встретился с этим парусом. Корабль Хунда вынырнул из-за скал и поравнялся с драккаром Карле. Викинги убрали парус и на веслах поддерживали корабль против волн. С драккара Хунда спустили лодку, и она устремилась к кораблю братьев. Гребцы налегали на весла. Море кидало лодку, как пустой бочонок, но она упрямо пробиралась по гребням волн. Вот уже Карле рассмотрел гребцов и Туре, сидевшего в корме. Лодка развернулась против волн и подошла с наветренной стороны к штирборту драккара. Мягкая лестница из кожаных канатов скользнула за борт, и Туре Собака вцепился в нее, оставив лодку. Быстро и ловко он взобрался на корабль Карле. Братья приветственно подняли руки.
— Попутного ветра и большой удачи! — низким густым голосом произнес Туре Хунд.
— Попутного ветра и удачи! — отозвались братья.
— Один драккар — половина удачи, два драккара — целая удача. Один драккар — половина силы, два драккара — сила, которую не сломить никому! — говорил Туре Хунд.
— Но ты нарушил наше условие! — хмуро отозвался Карле. — У тебя корабль вдвое больше моего и команды на нем наверняка не меньше сотни!
— Команды восемьдесят человек, — блеснув белками темных глаз, ответил Туре. — Меньшего драккара у меня нет, а чтобы отправиться с таким судном, двадцатью пятью гребцами не обойдешься!
Братья повели гостя в носовой шатер. Лодка Хунда ушла. Корабли стали на якорь. Неуклюже переваливаясь на зыбком настиле, спотыкаясь о тюки. Туре пробирался следом за братьями в нос.
В шатре было тесно, и они втроем едва разместились. Гунстейн наливал брагу в большие кубки, выточенные из рога. Лица викингов были настороженно вежливы. Карле, подняв кубок, сдержанно сказал:
— Приветствую гостя на нашем корабле!
— Приветствую хозяев! — ответил Туре, и его бас заполнил тесный шатер.
У Туре Хунда-Собаки крупное лицо, широкий лоб, густые темные брови и прямой нос. Массивный подбородок с черной кудрявой бородой выдвинут вперед. Все в этом ярле выдавало большую силу и упрямый свирепый характер. Темные глаза то сверкали огнем холодной неприязни, то становились вкрадчиво-ехидными.
Руки были толстые, волосатые, с крепкими короткими пальцами. Кубок с напитком в этих ручищах казался хрупким: вот-вот сломается. Кожаная куртка наглухо застегнута на серебряные застежки. Под ней Карле угадал кольчугу и переглянулся с братом. Широкий с золотой пряжкой пояс туго схватывал живот Хунда. Когда он говорил или смеялся, живот колыхался вместе с массивной застежкой. На поясе Хунда — короткий меч с рукоятью из моржового клыка. На ней — вычеканенные золотом дубовые листья. Дуб — олицетворение стойкости, прочности, листья на рукояти — символ жизни и силы.
Узор на рукояти чеканил раб-датчанин. Работа была сделана на совесть, и Туре Хунд сдержал слово: отпустил датчанина на волю, сняв с него железный обруч.
Туре богат и честолюбив. Неподалеку от драккара Карле его ожидал могучий корабль с восемью десятками викингов, готовых на все. Туре набрал себе команду так, чтобы ни один человек не был лишним и ни один в бою не показал врагу спину.
Остров Бьярке — остров Берез — его владения. Там остались земли, скот, обширный дом с пристройками. В долине — луга и пастбища, серые от овечьих спин. Но Туре хотел приумножить богатства и стать одним из могущественных советников короля.
Гунстейн выразительно посмотрел на Карле. Тот опустил ресницы и спросил Хунда:
— Как будем делить добычу? Я предлагаю так: кто сколько получит на торге — то и его. А военную добычу, по-моему, надо делить поровну. Согласен ли Туре Хунд?
— Мы делим окорока пока еще не убитого зверя, — сказал Туре. — Дай бог, чтобы нам удалось вернуться из Бьярмаланда не с пустыми трюмами!
— Не мы первые идем туда, — сказал Карле. — Разве не привозил Отар меха куниц, соболей и белок? Разве не привозил он моржовый зуб? А Одд? А Эйрик Кровавая Секира? А Гаральд Серый Плащ? Все они привозили из Бьярмаланда немало добычи.
— Пусть так, — согласился Хунд. — Я надеюсь, что и нам повезет. Добычу поделим так, как ты сказал.
— Но зачем ты нарушил условие? — еще раз упрекнул его Карле. — Разве я не говорил твоему посланцу Орвару, что у тебя должно быть только двадцать пять гребцов! Ты хочешь силой навязывать нам свою волю?
Глаза Туре блеснули недобро:
— Когда медведь забавляется со щенком, он только слегка переваливает его лапой с боку на бок. Сильные великодушны к слабым. Обижать слабых — ниже достоинства сильных!
Карле вскочил на колени, схватился за кинжал. Гунстейн сделал предостерегающий жест.
— Ты считаешь нас щенками? — вскричал Карле.
Туре даже не пошевелился. Он сказал примиряюще:
— У викингов не принято ссориться перед походом. Это не принесет добра. Ну, по рукам?
Карле все так же стоял на коленях, бледный от злости. Он не доверял Туре Хунду.
— По рукам? — улыбнулся Туре и протянул широкую тяжелую ладонь.
Карле посмотрел на брата. Гунстейн, не проронивший до сих пор ни слова, отозвался:
— Ты старший на корабле, Карле. Тебе решать.
— Ладно, — согласился Карле. — По рукам.
— То-то же! — повеселел Туре. — Налей-ка браги на прощанье: еду к себе на корабль. Поднимем паруса — и в путь!
— В путь! — сказали викинги, осушив кубки.