Ожерелье Иомалы

Глава седьмая. КУРС НА ГАН-ВИК

Пять суток ждали викинги попутный ветер на вынужденной стоянке за мысом Нордкап. Нередко меж ними, как внезапные вспышки пламени в догорающем костре, возникали ссоры. Викинги хватались за мечи и ножи. Орвар — вездесущий и хитрый страж порядка вовремя приводил спорщиков в чувство, где грозным окриком, где оплеухой. Кулак у него был налит силой. Упившиеся ячменной брагой моряки мгновенно трезвели.

Когда головы были свежими, викинги пели свои песни под заунывные звуки феле Гудмунда. Рулевой Саксон все так же рассказывал небылицы, запас которых у него был неисчерпаем.

Туре Хунд целыми днями валялся на медвежьей шкуре в своем шатре и бражничал с Орваром. Он наведывался и на корабль братьев Карле и Гунстейна и продолжал пировать у них. Не однажды вспыхивал спор и среди ярлов. Туре не ладил с Карле. Но хладнокровный и осмотрительный Гунстейн быстро мирил их.

Туре уменьшил выдачу провизии на завтрак и обед. Но никто не роптал на это. Знали, что на вынужденной стоянке экономия — дело не лишнее. Лучше сейчас слегка подтянуть животы, чем голодать потом, работая веслами. Путь далек, дни идут, когда еще парус наполнится ветром?

— Скоро придем в Бьярмаланд, и все будете сыты, — говорил викингам Орвар. — У бьярмов немало припрятано в хижинах и ямах вяленой оленины и лосины, сушеной и соленой рыбы. Все будет ваше: только умей считать чужой погреб своим — и будешь сыт!

Он подмигивал морякам и хохотал, широко раскрывая белозубый рот.

Надо же было как-нибудь подбодрить людей! Орвар рассказал, как два года назад он вместе с командой корабля, снаряженного в поход ярлом Олуфом, попав в шторм и очутившись в открытом море со сломанной мачтой и пробитым днищем, спасся лишь чудом. Драккар выбросило на незнакомый остров. Викинги проспали ночь среди скал, а утром пошли в глубь острова и наткнулись на селение саами. Кочевники, не успев собрать и сложить свои чумы, разбежались. Викинги поймали оленей, забили их и развели костер. Вдоволь наелись жареного мяса, починили драккар и поплыли домой, увозя с собой пленников — скуластых девушек в оленьих одеждах…

— Если викинг смел и дерзок — удача всегда с ним! Мы умеем выходить из моря сухими! — самодовольно говорил телохранитель Туре.

На драккаре Хунда один только Асмунд держался молчаливо, в стороне от всех. Он не находил удовольствия в опьянении, не ввязывался в споры, и товарищи над ним подсмеивались. Однажды к Асмунду привязался пьяный Уланд. Он сказал, что Грида не ждет Асмунда домой, изменила ему и вышла замуж за другого — рыбака Галле. Ей наскучил рохля и тихоня Асмунд. Из него не выйдет настоящего викинга. Потом Уланд одурел совсем и бросился на Асмунда с ножом. Асмунд выбил у него нож и молча взял обидчика за глотку, сжав ее мертвой хваткой. Уланд беспомощно замахал руками, глаза у него полезли из орбит, лицо стало багрово-синим. Моряки хохотали, потешаясь. Ноги Уланда подкосились, и он стал на колени. Асмунд опомнился и брезгливо оттолкнул своего обидчика.

После того случая Асмунда на драккаре стали уважать.

Корабль тихо покачивался на слабой волне. Ночами перекликались вахтенные. Боцман часто просыпался и, кутаясь в плащ, выходил из шатра. Подолгу смотрел в звездное небо, выжидая попутный ветер. Но ветер не менялся. Он все так же тянул с берега.

Раскинув тяжелые руки на товарищей, храпел Асмунд. Во сне он видел темницу, где за железной дверью сидела красавица биармийка, привязанная волосами к стулу. Волосы были так длинны и густы, что закрывали собой и красавицу, и стул, на котором она сидела печальная и бледная. Асмунд сражался с чудовищами, запускал руки в груду серебряных и золотых монет. Но тут пришел Туре Хунд и отобрал у него все деньги.

Эти сновидения сменялись другими. Асмунд вышел ночью из дома на прибрежную равнину. Светила луна. Тускло блестели обломки скал, камни, обрызганные морской водой.

Из-под камней, из расселин в скалах выбегали эльфы. Маленькие, загадочные, с остроконечными бородками, они что-то делали, копошась у ног Асмунда. Он опустился на корточки, присмотрелся. Женщины эльфы, одетые так, как одеваются норвежские хозяйки, сидели на камнях и пряли лен. А рядом эльфы-мужчины крошечными молотами ковали железо. Наковальнями им служили валуны.

И вдруг исчезли и пряхи и кузнецы, и на поляне не осталось ни души. Асмунд поднялся, все еще удивляясь. Но тут какой-то шорох привлек его внимание. Из-за валуна вышел крошечный эльф. Он поднял руку, как бы желая что-то сказать. Асмунд опять опустился на корточки, но эльф внезапно вырос, стал великаном, и теперь Асмунд в сравнении с ним казался крошечным троллем. Эльф протягивал Асмунду белый сверток, говоря: Вот сорочка, которую моя мать белила при свете луны. Она приносит счастье. Я подарю ее тебе, но ты должен убить Гриду, чтобы задобрить колдунью Грунхильду!

Асмунд в ужасе попятился, а эльф рассмеялся. От смеха земля содрогнулась, и со скал посыпались обломки.

Если ты не убьешь Гриду, — говорил эльф, — погибнешь сам! — Как же я убью? — ответил Асмунд. — Ведь я же люблю ее! Исчезни, злой эльф! Я не хочу тебя видеть!

Эльф наклонился и похлопал Асмунда по плечу: Я так и знал, что у тебя доброе сердце. Возьми сорочку, А вы с Гридой будете счастливы. Ты ждешь невесту? Гляди, она плывет сюда на лодке. Но ей мешает отлив. Отлив унесет ее вон к тем утесам. А там лодку подхватит сильный ветер, и она погибнет в открытом море! Спасай свою невесту, Асмунд!

Асмунд заметался по берегу. Он хотел броситься в воду и плыть к Гриде, но эльф удержал его: Надень сорочку, и Грида приплывет к берегу. Скорее!

Асмунд надел сорочку, и лодка стала быстро приближаться. Эльф тут исчез, и на Асмунде снова оказалась его старая рубаха с заплатами на локтях.

— Грида! — крикнул Асмунд и… проснулся.

Под шатром было нечем дышать. Моряки храпели, ворочались во сне, бормотали. Иногда кто-нибудь из них вскакивал и, поглядев ошалело вокруг, валился снова.

Асмунд увидел тусклый слюдяной фонарь, успокоился и закрыл глаза. Но уснул он не сразу.

Драккары Туре Хунда и Карле, укрытые в тихой бухте, потеряли свой воинственный вид. Паруса убраны, мачты уложены на днища. Грубые шатры из тюленьей кожи провисали на кольях, и только железная оковка на бортах, блестевшая днем на солнце, а ночью при лунном свете, напоминала о том, что драккары все же боевые суда, а не рыбачьи и зверобойные ладьи. Борта их окованы железом для того, чтобы в бою можно было таранить чужое судно.

Наконец утром на шестой день морской бог Ньярд сжалился и послал им долгожданный северо-западный ветер. Он крепчал с каждой минутой, и на драккарах радостно закричали:

— Ветер! Ветер! Пора в путь!

Туре Хунд поспешно выбрался из шатра и стал на носу драккара, подставив ветру заспанное лицо. Посмотрел на небо, где появились темные, рваные облака, обернулся к корме, и на корабле загремел его властный голос:

— Поднять парус! Весла — на воду!

Викинги всполошились. Мачта вонзила в низкое облачное небо свой шпиль, и на нем гордо затрепетал флаг Хунда. Взметнулся и стал наполняться ветром полосатый парус, — огромный, испытанный на прочность не в одном походе. Якоря были подняты. Повеселевшие рулевые взялись за правила. Гребцы взмахнули веслами, и судно, накренясь под ударами ветра, стало выходить из бухты.

Теперь они из бездельников снова превратились в мореплавателей, отважных и смелых, находчивых и дерзких купцов и воинов. Снова легла перед ними на волнах вековая тропа викингов. Теперь они оправдывали свое имя, означавшее принадлежность к морскому труду: вик — вертеть, инг — весло[7].

Тяжелые и длинные весла, вытесанные из мелкослойной ели, буровили волны. Соленые брызги летели через борта на одежду и лица викингов. Сердца их снова загорелись отвагой и жаждой приключений. За кормой драккара Туре Хунда шел корабль братьев Карле и Гунстейна.

Туре Хунд стал рядом с кормчим и, как великую драгоценность, вынул из кожаного мешочка солнечный камень — волшебный минерал в оправе. Приложив его к глазу, он стал ловить солнце, рассматривая сгустившиеся серые облака. В одном месте облака из темных стали розовыми, явственно обозначилось багровое пятно.

Солнце там! — убедился Туре Хунд и отдал команду рулевому поправить курс.[8].

Ветер окреп и надул парус. Гребцы осушили весла, сложили их на днище корабля. Шум взволновавшегося моря мешался с громом ликующих голосов, затянувших хвалебную вису попутному ветру:

Ньярд — бог мореплавания, охоты и богатства — снова поселился на их корабле, устав от многодневных скитаний по океану. Ньярд принес попутный ветер, и викинги стали слагать песнь в его честь — в честь древнего, славного бога скандинавов.

Трое суток плыли они по гремящим просторам холодного моря, достигнув крайнего северо-восточного мыса Колы и преодолев расстояние около трехсот пятидесяти миль. Здесь викинги снова стали на якоря, чтобы выждать ветер и затем повернуть на полдень, в горло моря Ган-Вик, Белого моря, к берегам Бьярмаланда — страны звероловов, лесных людей.