Ожидание счастья

Глава 2

— Жених Розали?! — ужаснулась Элисон.

— Конечно. Почему бы и нет? — Еле сдерживаемое неудовольствие в голосе Джулиана привело ее в чувство.

— Да так, ничего. Не обращай внимания, — выпалила она и отвернулась.

Жених Розали! Неудивительно, что кузина так разъярилась. Неудивительно, что она обращалась с ним как с собственностью. Да и тетушкино раздражение тоже, оказывается, было вполне естественно.

Единственное, что не поддавалось объяснению, — так это поведение самого Джулиана. Зачем он из кожи вон лез, чтобы уязвить невесту? Или он настолько ответственный человек, что не мог пройти мимо и не загладить промаха, допущенного невестой и ее матерью?

Как бы то ни было, Элисон была просто не в состоянии разгадывать шарады, она слишком устала, и мозги отказывались работать.

Полная дурных предчувствий, она предстала перед взором тети, чтобы пожелать ей спокойной ночи.

— Спокойной ночи, дорогуша, — ответила та. — И Элисон, милая моя, я, конечно, понимаю, что ты всего лишь неопытная школьница и не знаешь светского этикета, но все равно, тебе следовало бы понять: нельзя быть настолько бесстыжей.

— Что ты, мама, я не виню ее, — бросила свысока Розали. — Если Джулиану взбрело в голову вскружить голову какой-нибудь девчонке, то ни одна не устоит. Тем более такая простушка, как Элисон.

«Простушка» предпочла не отвечать колкостью на колкость и придержать свой гнев при себе. Она просто развернулась и вышла из комнаты.

За танцами и разговорами с Джулианом Тиндрумом Элисон и думать забыла о своей усталости, но теперь на нее навалилось все напряжение прошедшего дня.

— Это ты, Элисон?

На какое-то мгновение девушка хотела притвориться, что не услышала шепота, доносившегося из комнаты Одри, но потом решила подойти к двери.

— Да. Что такое?

— Зайди на минуточку. Расскажи мне, как все прошло.

— Тебе следует видеть десятый сон, — возразила Элисон, но все же вошла в детскую.

Одри сидела в кровати, и даже в темноте было видно, как жадно сверкают ее глаза.

— Я и спала, но весь этот шум разбудил меня, — сказала она и поспешно добавила: — Ты так здорово выглядишь в этом платье! Хоть оно и не очень похоже на бальное. Хорошо повеселилась?

— Да, спасибо.

И это было правдой. В конце концов ей удалось насладиться вечеринкой, и все благодаря одному-единственному человеку. Странно было осознавать, что тот единственный, кто проявил к ней такое участие, оказался женихом не кого-нибудь, а этой гадюки Розали.

— А теперь спи, — сказала она вслух.

— Я пить хочу. Можно мне чего-нибудь? — начала канючить Одри, и Элисон с улыбкой поддалась на этот старый, испытанный трюк.

— Ладно уж, держи, — протянула она ей стакан с водой.

— Спасибо. — Одри как можно более убедительно начала глотать воду. — А Джулиан был?

— Да.

— Мне он нравится. А тебе?

— Показался весьма милым, — осторожно проговорила Элисон.

— Так и есть. Слишком хорош для Розали, — припечатала сводная сестрица, не забывая прикладываться к стакану, но так как Элисон предпочла оставить это без комментариев, она поинтересовалась: — Ты с ним танцевала?

— Да.

— Много?

— Несколько раз, — небрежно бросила Элисон.

— Несколько раз?!! — У Одри моментально вылетело из головы, что надо строить из себя умирающую от жажды. — Клянусь, Розали рвала и метала!

— Не глупи, Одри. — Элисон напустила на себя строгости. — Полагаю, мистер Тиндрум был просто добр ко мне, как… как к своего рода родственнице.

— Я так не считаю, — возразила девчонка, протягивая Элисон пустой стакан. — Сегодня днем Розали закатила ему скандал, и они поссорились, так что он ей отомстил.

Эти слова застигли Элисон на полпути к столику и стакан в ее руке словно свинцом налился.

— О чем это ты? — просипела она.

— Да это вечная история, — объяснила Одри, забираясь под одеяло. — Розали обожает скандалы, так она показывает свою важность. Потом флиртует с кем-нибудь, а глупый Джулиан с ума сходит от ревности. И в конце концов, он бросается к ней с извинениями. Я так рада, что он наконец-то образумился и поставил ее на место.

Элисон словно громом поразило. Она опустила стакан на столик и направилась к двери.

— Спокойной ночи, Одри. Ложись и спи, — автоматически произнесла она, едва услышав ответ девочки.

До спальни Элисон было рукой подать, но она еле доплелась, физически ощущая лежащий на сердце груз.

Яркая луна освещала комнату, и девушка не стала зажигать свет. Она подошла к окну и, прижавшись разгоряченным лбом к гладкому прохладному стеклу, невидящим взором уставилась на залитую серебряным сиянием площадь.

Он просто попользовался ею, хотел заставить Розали ревновать.

Как просто попасться на удочку, когда ты одинок! Ты ловишь малейшие проявления внимания и готов принять за доброту все, что угодно.

Дюжина подробностей заботливо всплыла в памяти, чтобы подтвердить ее слова. Вот он говорит, что с ней легко, и Элисон тает, думая, что это комплимент. Теперь ясно: он просто считал, что такая глупышка только облегчит выполнение его плана.

Элисон вздрогнула. Ведь это его собственные слова! А она опять отнесла это на свой счет.

А потом она стала уверять его, что не стоит беспокоиться и приходить сюда только из-за нее. Ясно, почему он вытаращил глаза!

— Какой же дурой я ему показалась! — пробормотала Элисон и отвернулась от окна. — Ладно, в любом случае мне на него плевать, — заверила она себя и сжала дрожащие губы. — Это просто чудовищно!

Злость не покидала Элисон, пока она раздевалась и ложилась в постель. Она думала, что после всего случившегося ей вряд ли удастся заснуть, но едва ее голова коснулась подушки, как она поплыла в страну грез, чтобы встретить там Джулиана Тиндрума.

Где-то давали невероятно шикарный прием, а тетя все твердила и твердила ей: «Ты не можешь пойти. Тебе нечего надеть, всем станет стыдно за тебя».

А потом появился Джулиан и осадил тетушку: «Нет, это не так. Я возьму ее под свое крылышко, и она сможет пойти». И, к полному удивлению Элисон, крылышко оказалось настоящим, а потом оно превратилось в мантию: великолепную, длинную, подбитую мехом, прямо как у средневековых принцесс.

Она закуталась в нее, и мех был таким ласковым и нежным, что согрел ее до самого сердца. На этом сон закончился, потому что Элисон была настолько счастлива, что мысли о приеме окончательно вылетели у нее из головы.

На следующий день у девушки не осталось никаких сомнений по поводу того, какую роль ей отвели в этом доме. Она позавтракала с близнецами, погуляла с ними и съела с детьми свой ленч. Теоретически день был в полном ее распоряжении, и она могла занять себя чем угодно.

Но сразу после ленча на пороге классной комнаты возникла тетя Лидия собственной персоной и проворковала:

— Элисон, душечка, не поможешь мне с корреспонденцией? Там столько всего накопилось, мне одной не справиться. А еще я была бы рада, если бы ты прошлась по магазинам и купила кое-что для меня. Думаю, тебе нечем заняться и ты не будешь против.

Элисон отнеслась к тетиному предложению с большим энтузиазмом. Конечно, Лидия не приложила ни малейших усилий к тому, чтобы племянница почувствовала себя как дома, конечно, она была жестокосердной женщиной, но, с другой стороны, именно дядя Теодор оплачивал ее учебу все эти три года, а он, как ни крути, приходился тете мужем. Иногда Элисон казалось, что им двигало не человеколюбие, а обыкновенное чувство долга, но это никоим образом не умаляло дядюшкиного благородства, и девушка была ужасно благодарна ему.

Кроме того, ей не хотелось встречаться с Джулианом, который наверняка появится у них дома, и поэтому она хотела скрыться с глаз долой. Элисон не испытывала ни малейшего желания видеться с ним, и ей казалось, что теперь уже никогда не захочет. Она не просто стеснялась, нет, она была рассержена, и обида жгла ей сердце.

Поэтому она тихо сидела в кабинете своей тетушки и писала ответы на приглашения, заполняла счета и сочиняла приложения к немногочисленным благотворительным чекам.

В четыре к ней заглянула Лидия и заметила:

— Закругляйся, дорогая, а то не успеешь вернуться к полднику. Доделаешь завтра.

Элисон была не настолько глупа, чтобы не понять, сколько таких «завтра» ждут ее впереди, но ей ничего не оставалось, как послушно подняться и отправиться по магазинам, вознося благодарность Богу за то, что есть возможность хоть на время вырваться из этого ада.

День выдался ветреный, но на улице было гораздо теплее, чем вчера, и неизвестно, почему Элисон неожиданно воспрянула духом. Даже вчерашнее происшествие уже не казалось ей столь мрачным.

Может, Джулиан и собирался что-то доказать Розали, но нет никаких сомнений в том, что он был добр к ней, Элисон. На это указывает сотня разных мелочей. Элисон сама удивилась тому, что мысли ее снова вернулись к этому человеку, и почувствовала себя виноватой. Но с другой стороны, это было вполне нормально: о ком ей еще думать — ведь он был единственным, кто проявил участие к ее персоне.

Кроме того, если Джулиан пожелает предложить ей свою дружбу, что ж, она не откажется. А почему бы и нет? В этом нет ничего такого.

Элисон предстояло как можно более аккуратно выполнить поручение тети Лидии и вернуться домой к пяти часам. Как же здорово было бродить по улицам в одиночку и самой делать покупки! И что бы там ни говорила тетя Лидия, Элисон наконец-то окончательно почувствовала, что больше не школьница. Она ходила среди прилавков, разговаривала с продавщицами, но мысли ее витали далеко. Девушка думала о том, как сложится ее будущее.

Что и говорить, дядя Теодор уже немало потратился на нее, оплачивая дорогостоящую школу, но, может, он будет не против сделать ей еще одно одолжение? Элисон хотелось получить хоть какую-нибудь профессию, пусть даже очень скромную, лишь бы стать независимой от тети Лидии и убраться подальше от Розали. Да и дядя только выиграет, если поддержит ее план: ему не надо будет всю жизнь содержать приживалку.

Элисон вернулась домой точно в срок: старинные немецкие часы как раз пробили пять. Теперь предстояло найти тетушку и доложить ей, что она нашла для нее шелк, который та просила.

Девушка заглянула в столовую, но там никого не было.

Может, тетя пила чай в библиотеке? Элисон немного поколебалась, а потом тихонечко приоткрыла дверь, чтобы иметь возможность незаметно закрыть ее снова, если там окажется кто-то еще.

Ни тети, ни чая она не увидела, зато Элисон неожиданно наткнулась на Джулиана и Розали. Эти двое были так заняты друг другом, что не замечали ничего вокруг.

Несколько секунд Элисон, словно завороженная, глядела на то, как Джулиан сжимает в своих объятиях ее кузину. Розали смеялась, а он смотрел на нее с сердитой нежностью. Никогда раньше Элисон не приходилось видеть подобного выражения лица.

— Зачем ты так поступаешь? — В голосе Джулиана чувствовались нетерпение и боль. — Ты же знаешь, что сводишь меня с ума.

Розали ничего не ответила, просто обняла жениха за шею, и через мгновение тот уже покрывал страстными поцелуями лицо невесты.

Элисон закрыла дверь и с такой скоростью взлетела вверх по ступеньками, словно за ней по пятам гналась стая чудищ. Она задыхалась, и ее всю трясло.

Девушка заперлась у себя в комнате. Это не ее дело, и она не имела никакого права подглядывать. «Лучше бы мне никогда этого не видеть, — повторяла она снова и снова. — Лучше бы не видеть».

Но в голове крутилась еще одна мысль, и Элисон никак не удавалось избавиться от нее: «Как она может смеяться, когда он так смотрит на нее? Как только она может издеваться над ним и наслаждаться этим?» И еще: «Я ненавижу ее!!!»

И чувство это было ничуть не похоже на взрывы негодования и злости, которые кузина вызывала в ней раньше. Нет, оно было намного глубже и сложнее, таким, что даже сама Элисон не могла толком разобраться, что это такое.

Девушка достала платок и вытерла испарину со лба.

— Лучше пойду погляжу, что делают близняшки, — произнесла она вслух, и только через несколько секунд до нее дошло, что она слышит свой собственный голос.

До самого ужина Элисон не решалась спуститься вниз, а за столом встретила только дядю с тетей. Однако ни один из них никакого внимания на появление племянницы не обратил.

— Элисон нужна нормальная одежда, — сказала Лидия так, словно девушки не было в комнате, и Теодор ответил:

— Конечно. Купи ей все, что надо.

Элисон почувствовала себя бедной сироткой и пробормотала «спасибо». На этом вопрос был закрыт.

Оказалось, что на следующий день дядя Теодор собирался отправиться за границу, и это известие расстроило Элисон. Она знала, что дядя был человеком справедливым и имел свое веское слово в решении домашних проблем, так что только он мог заступиться за нее, если что. Но насколько она поняла, глава семейства слишком редко бывает дома, чтобы рассчитывать на какую-то реальную поддержку с его стороны.

К концу трапезы дядюшка оторвался от тарелки и посмотрел на жену.

— А где Розали? — спросил он таким тоном, словно только что заметил ее отсутствие.

— С Джулианом, — последовал лаконичный ответ тети.

— Что сегодня: ссора или примирение? — ухмыльнулся он и, так как жена оставила его реплику без комментариев, продолжил: — И как только столь здравомыслящий бизнесмен может превращаться в чудовищного болвана, когда речь заходит о такой вертихвостке, как Розали?

— Так часто бывает, — бросила Лидия.

— Ну, думаю, в Южной Америке Джулиан прижмет ей хвост.

Тетя Лидия снова предпочла промолчать, но теперь Элисон позволила себе подать голос:

— После свадьбы Розали поедет в Южную Америку?

— Думаю, да, — пожала плечами тетя. — Фирма, в которой работает Джулиан, имеет там свои интересы, и в конце года они расширяют штат. Не могу сказать, что мне это по душе, но Розали и раньше-то не прислушивалась к советам других, а теперь и подавно.

— Розали не имеет привычки думать о том, чего хотят другие. Ее интересуют только собственные желания, — заметил Теодор.

Но тетя Лидия вновь проигнорировала слова мужа.

Время шло, и Элисон поняла, что даже такие ужины — большая удача. По вечерам Розали вместе с матерью почти всегда уходили из дому, и только в исключительных случаях они брали Элисон с собой.

Дядя частенько бывал в отъезде, а в тех редких случаях, когда находился в Лондоне, предпочитал ужинать где-нибудь в клубе и почти не показывался дома. Подобное положение вещей устраивало обоих супругов.

В отсутствие родственников Элисон ужинала в классной комнате и весь вечер была предоставлена сама себе. Жизнь ее и так нельзя было назвать веселой, но когда каникулы подошли к концу и дети отправились в школу, Элисон по-настоящему испугалась.

Совершенно неожиданно Одри и Тео настолько тепло попрощались с ней, что Элисон только тогда сообразила, как сильно она привязалась к двойняшкам. Она заверила Одри, что присмотрит за ее котенком, а Тео просил не обделять вниманием черепаху, и кузина пообещала детям каждую неделю присылать отчет о состоянии здоровья их любимцев. Воспоминания о школьных днях были слишком свежи, чтобы Элисон питала большие надежды получить хоть строчку в ответ. Так оно и вышло.

Именно отъезд близнецов да еще повисшее над ней одиночество и придали Элисон храбрости, и она решилась наконец поговорить с тетей о своем будущем.

— Тетя Лидия, пожалуйста, не сочтите меня неблагодарной, — завела разговор она однажды вечером. — Но может, мне следует поискать работу, вместо того чтобы висеть у вас на шее?

— Работу? — удивилась тетка. — Какую еще работу?

— Ну, секретарем или преподавателем… любую.

— Но ты ведь ничего не умеешь, Элисон! — Тетю явно начала раздражать тупость племянницы.

— Нет, конечно. Но не могла бы я… то есть, как вы думаете, не мог бы дядя Теодор позволить мне поучиться? Любой профессии и, конечно, чтобы не слишком дорого.

Безупречные брови тети Лидии полезли вверх.

— Элисон, неужели ты не понимаешь, что у дяди и без того полно расходов? Он и так ужасно потратился на тебя. И не забывай, что ему ты даже не родственница. Вообще никто. Это же своего рода благотворительность.

Элисон бросило в жар, но она не желала сдаваться и сделала еще одну попытку:

— Я понимаю, тетя Лидия, в том-то все и дело. Если я получу профессию, то смогу сама о себе позаботиться. И не надо будет проявлять милосердие и благотворительность.

— Прямо и не знаю, как это можно устроить, — с сомнением проговорила тетя. — Скоро свадьба Розали, и так расходов не оберешься.

— Но если я пойду работать, то расходы на меня вообще отпадут, — умоляла племянница. — Я смогу сама заработать себе на жизнь и… и…

— Милая моя, ты говоришь так, словно мне жаль для тебя куска хлеба, — бесстыдно перевернула все с ног на голову тетя Лидия. — Мы с дядей с радостью приняли тебя в свою семью, а ты просто неблагодарная какая-то! На твоем месте я попридержала бы личные амбиции при себе, хотя бы на время. А если тебе так уж хочется стать секретарем, я буду только рада, если ты возьмешь на себя кое-какие обязанности и поможешь мне.

Элисон поняла, что все ее аргументы пошли прахом и дальнейшие споры совершенно бессмысленны и никуда не приведут.

Через пару дней она решилась поговорить на эту тему с дядей Теодором. Но он был удивлен даже больше, чем тетя, хотя и по другой причине.

— Работа? Зачем она тебе, милая? Я буду только рад, если ты поживешь у нас, пока не выйдешь замуж. Кроме того, мне не по вкусу, когда женщины лезут в бизнес, — неожиданно добавил он.

— Но ведь я могу быть, например, медсестрой… — Элисон не смогла скрыть своего разочарования. Уж лучше бедность, чем вымаливать у тети кусок хлеба, а взамен стать ее девочкой на побегушках и бесплатным секретарем.

Но дядя лишь рассмеялся в ответ:

— Что за чушь, Элисон! Знаешь, как нелегко дается каждый грош тому, кто не привык к трудностям жизни, а ты не кажешься мне слишком сильной. Тебе надо развлекаться, а если хочешь, можешь помочь тете по хозяйству.

— Но это же совсем другое дело! — попыталась объяснить Элисон. — Дядя Теодор, я же вам даже не племянница. Это… это просто благотворительность.

Он как-то странно поглядел на нее.

— А Розали мне не дочь, — сухо заметил он. — И все же она принимает мою, как ты выразилась, благотворительность даже глазом не моргнув. Но ты — добрая девочка. — Он потрепал ее по плечу. — Я уважаю твое стремление к независимости, но поверь мне, милая, я не просто могу позволить себе потратиться на тебя, я рад, что имею возможность делать это. Не знаю, какое содержание положила тебе тетя, потому что она включила его в счета детей и Розали, но не думаю, чтобы оно потрясало воображение.

Элисон впервые услышала о том, что у нее вообще есть содержание. Теперь она начала понимать мотивы, движущие тетей Лидией. Девушку совершенно не удивил тот факт, что расчетливая тетушка решила воспользоваться приездом бедной племянницы, чтобы увеличить свои собственные счета, а может, расходы своей любимой Розали.

Но с другой стороны, Элисон убедилась в благих намерениях дяди Теодора и предпочла не высказываться по поводу реального положения вещей.

Теоретически его щедрость упрощала ситуацию, но на практике тетя Лидия выстроила вокруг этой щедрости неприступный забор.

Элисон была просто не в состоянии решить эту проблему. И ослу понятно, что на деле ей отвели роль бесплатного секретаря и няни-гувернантки — невеселая перспектива для девушки двадцати лет. Но с другой стороны, чего еще могла ожидать бедная родственница?

Неудивительно, что долгими, одинокими вечерами она развлекала себя мыслями о Джулиане, чья необычайная доброта к ней в тот первый вечер была единственным светлым пятном во всей ее мрачной жизни со дня приезда в этот треклятый дом. И даже не важно, каковы были его мотивы. Иногда девушке казалось, что она выдумала большую часть истории, потому что Джулиан совершенно забыл о своем обещании «видеться с ней почаще».

И вот однажды вечером, в самом конце на редкость жаркого и душного мая, Элисон неожиданно позвали в театр. И Джулиан тоже был там.

Он был на голову выше всех присутствующих, и Элисон издалека заметила его. Он тоже увидел ее, слегка улыбнулся и поклонился.

Когда все расселись по своим местам, оказалось, что Джулиан сидит через ряд от Элисон, чуть в стороне, и, немного повернув голову вбок, она смогла наблюдать за тем, как меняется выражение его лица. Девушка сразу потеряла всяческий интерес к тому, что происходит на сцене, и для нее осталось загадкой, что случилось в первом акте.

В антракте она старательно делала вид, что изучает программку, а сама думала только о том, подойдет ли он, чтобы поздороваться. Всего одно слово, что-нибудь доброе, не похожее на снисходительность тети, язвительность Розали и даже формальность дяди.

Тетя Лидия с Розали ушли поболтать с кем-то из знакомых, и Элисон осталась совершенно одна. Секунда ползла за секундой, и девушка сидела и отсчитывала удары своего сердца. Она ведь не слишком многого просит, всего лишь одно маленькое приветствие!

— Все еще играешь роль средневековой принцессы? — прозвучал прямо над ней знакомый голос. — Или все же можешь себе позволить поднять глаза?

Она поглядела на Джулиана, улыбнулась ему, и он взял ее за руку.

— Рада видеть тебя, — спокойно проговорила она.

— Спасибо, малышка, — улыбнулся он в ответ. — И я рад тебя видеть. Хотя… Ну-ка посмотри на меня еще разок.

Элисон снова подняла на него взгляд.

— Я так и думал, — нахмурился он. — Выглядишь не так хорошо, как хотелось бы. Что с тобой? Слишком много бессонных ночей?

— Нет! — вырвалось у нее. Какие еще бессонные ночи? И где она могла позволить себе проводить их?

— Что тогда?

Но тут появилась Лидия, а следом за ней и Розали, и Элисон не успела ответить.

— Привет, дорогой, — небрежно бросила кузина и как бы невзначай накрыла ладонью руку Джулиана, которой он опирался на спинку кресла.

Элисон больше не поднимала глаз. Она, не отрываясь, следила за тем, как напрягся каждый мускул Джулиана, а потом он неожиданно страстно схватил руку Розали. При этом голос его даже не дрогнул, и он продолжал беззаботно обсуждать с тетей Лидией достоинства пьесы. Когда он выпустил ладонь Розали, на ней остались маленькие белые отпечатки, и Элисон услышала, как та удовлетворенно засмеялась. Неожиданно Элисон стало дурно, и она в который раз подумала: «Ненавижу ее!»

Занавес поднялся, но Элисон так ни разу и не взглянула на сцену. «Это просто ужасно. Я не должна чувствовать себя так. Это неправильно. Он принадлежит Розали, и не мое дело, как она с ним обращается», — вертелось у нее в голове.

Но она никак не могла побороть свою ненависть к кузине.

Потом все отправились поужинать, и, хотя народу собралось немало, Элисон надеялась на то, что ей удастся переброситься парой фраз с Джулианом и может даже, выяснить, что он имел в виду, когда говорил о «бессонных ночах».

Но в ресторане компания раскололась на мелкие группы, и Джулиан, само собой разумеется, оказался с Розали, а Элисон не могла рассчитывать на то, что ей позволят присоединиться к ним.

Вместо этого она нашла себя в обществе престарелого полковника в отставке, «тот самый Пуна», — бросил кто-то ему вслед.

Он был «чьим-то дядюшкой», и Элисон с грустью отметила, что за весь вечер гипотетические племянник или племянница так ни разу и не появились рядом с ним и не уделили ему ни одной минутки. Наверное, положение «богатого родственника» было ничуть не лучше ее собственного, если наследники приглашают тебя только из-за денег и завещания. Девушка постаралась завязать с ним беседу, но, хотя он и был благодарен ей за это, поначалу разговор не клеился. Старик считал, что девушке не стоит тратить на него свое драгоценное время — молодым надо танцевать и наслаждаться жизнью. Но ни тетя, ни кузина не удосужились представить Элисон своим знакомым, а надежды на то, что Джулиан захочет пригласить ее, тоже не было: Розали в тот вечер была в ударе, и он не отходил от невесты. Так что Элисон пришлось остаться рядом с полковником и выслушивать его истории о прошлом. Конечно, это был не лучший способ проводить время, но Элисон была тронута до глубины души, когда на прощание полковник сказал ей:

— Спокойной ночи. Надеюсь, мы снова увидимся. Ты такая милая девочка, и, надо сказать, с того времени, как я вернулся домой, я не встречал столь хороших манер.

Лето принесло удушающую жару, а вместе с ней атмосферу удушающего одиночества.

Дядя Теодор уехал в Европу, тетя Лидия и Розали частенько отправлялись за город и лишь изредка брали Элисон с собой.

Иногда она думала, что это к лучшему. Конечно, ей было тоскливо в огромном пустом особняке, но если она отправлялась на светскую вечеринку, тетя делала все, чтобы племянница почувствовала себя отверженной.

Элисон старалась не думать об этом, потому что боялась стать необъективной по отношению к своим родственницам, но она была абсолютно уверена, что главной заботой миссис Лидбурн было зорко следить за тем, чтобы никто не смел переходить дорогу ее единственному сокровищу Розали.

Пару раз на подобных мероприятиях Элисон пользовалась большим успехом, и сразу же после этого наметилась странная тенденция: тетя Лидия уверяла, что, к сожалению, в приглашениях нет никакого упоминания о племяннице.

Не стоит и упоминать, что вопрос о получении профессии больше ни разу не поднимался, и Элисон ничего не оставалось, как только наслаждаться собственным обществом.

Однажды в субботу, когда она, как обычно, в полном одиночестве слонялась по огромному особняку, зазвонил телефон.

Элисон подняла трубку.

— Алло, — апатично произнесла она.

— Это мистер Тиндрум, — донесся издалека голос Джулиана. — Не будете ли вы так любезны сказать мне, не оставлял ли я у вас вчера свой портсигар. Скорее всего, он лежит на столе в библиотеке. Золотой, с вензелем «Дж. Т.» в углу.

— Пойду посмотрю, — сказала Элисон.

— Минуточку. — Голос в трубке неожиданно изменился. — Кто это?

— Элисон, — назвалась она и тут же подумала, что, наверное, стоило сказать «мисс Эрлстон».

Однако собеседник, очевидно, придерживался противоположного мнения, потому что он с явным удовольствием повторил ее имя:

— Элисон! Я думал, тебя нет. Почему ты не в Суссексе вместе с тетей и Розали?

— Меня не позвали.

— Не позвали?! — В голосе прозвучала такая забота, что девушка закусила губу.

— Если ты подождешь минутку, я пойду погляжу, здесь ли твой портсигар.

— Хорошо.

По пути в библиотеку она думала: «А я и не знала, что он заходил к нам вчера. Должно быть, я как раз ходила к ювелиру за кольцами тетушки».

Портсигар преспокойненько лежал себе на столике. Элисон взяла его, прижала к груди и пошла назад к телефону.

— Алло! С ним все в порядке. Он у меня. — И неожиданно для самой себя она приложила его к щеке.

— Хорошо. Мне не хотелось бы потерять его. Можно зайти за ним сегодня, Элисон?

— Да, конечно.

— Напоишь меня чаем, если я загляну в поло вине пятого? Или средневековые традиции запрещают подобные вольности? — Элисон представила, как Джулиан улыбается где-то там, на другом конце провода.

— Я приготовлю чай к половине пятого.

— Отлично! — сказал он и дал отбой, а Элисон так и осталась стоять с трубкой в руке. Просто неприлично чувствовать себя столь счастливой от мысли, что он будет в ее полном распоряжении целый час! Но девушка ничего не могла поделать с собой.

Джулиан прибыл ровно в четыре тридцать и прошел в библиотеку, где Элисон с торжественным видом ждала его, сидя за маленьким сервировочным столиком тети.

— Мне так приятно, Элисон. — Он опустился в кресло напротив нее, и весь его вид говорил о том, что он и вправду был очень рад ее видеть.

— И мне, — согласилась с ним Элисон. — Вот твой портсигар, — протянула она ему изящную вещицу.

— Спасибо. — Он взял его и удивленно приподнял брови. — Он теплый. Держала его, чтобы он не сбежал ненароком?

— Нет, — серьезно улыбнулась она.

— Что тогда?

— Просто… держала, — опустила она глаза.

Элисон разливала по чашкам чай и не заметила озадаченного выражения, которое мелькнуло в глазах гостя, когда он убирал портсигар в карман.

— Чем занималась с тех пор, как мы виделись в последний раз? — поинтересовался он.

— Ничем особенным, — призналась она.

— Ничем? Я думал, что ты пользуешься успехом, сколотила свою компанию и все такое. Как я понял, именно поэтому тебя так сложно застать дома.

— Да? — откусила она кусочек хлеба с маслом, размышляя над тем, не издевается ли он над ней.

Но как знать, может, он просто клеится к ней в отсутствие Розали? Эта мысль отчего-то очень больно ранила ее.

Она хотела завязать непринужденный разговор, но никак не могла придумать какую-нибудь нейтральную тему.

Джулиан отставил свою чашку в сторону и пристально поглядел на девушку:

— Элисон, ты настолько серьезно воспринимаешь роль хозяйки или я чем-то обидел тебя?

— Нет.

— На какой вопрос ты отвечаешь? — улыбнулся он.

— На оба, — с несчастным видом выдала она.

— Ясно, — задумчиво поглядел он на нее. — Значит, ты не чувствуешь себя неловко в роли хозяйки и друга?

— Я… я не думаю, что ты мне друг. — Элисон сама ужаснулась тому, что сумела произнести такое.

— Нет? — Джулиан стал необыкновенно серьезен. — И что я сделал не так, что потерял твою дружбу? Или я никогда не имел ее?

Тишина.

— Ответь мне, Элисон. Меня и вправду очень волнует этот вопрос. Разве я не стал тебе другом в тот вечер?

— Тогда я кое-чего не понимала, — прошептала она.

— Чего не понимала?

Элисон была поражена, насколько терпеливым был с ней этот вспыльчивый человек.

— Не понимала, почему ты делал это. Теперь я знаю.

Джулиан помолчал, а потом спросил странно изменившимся голосом:

— И почему же, по-твоему, я сделал это?

Если бы она могла придумать, как выкрутиться, чтобы не сказать правду, она предпочла бы солгать. Но ничего такого не шло ей на ум.

— Ты поссорился с Розали и решил приударить за другой, чтобы вызвать ее ревность.

На этот раз молчание затянулось, и Элисон захотелось провалиться сквозь землю.

— Элисон, должен попросить у тебя прощения, потому что у меня и вправду была подобная мыслишка. Но поверь мне, я сделал это вовсе не поэтому.

Непонятно почему, но такой ответ полностью удовлетворил Элисон, и она вздохнула от облегчения. Это было лучше, чем услышать миллион протестов по поводу того, что ничего подобного никогда не приходило ему в голову.

— Тогда почему ты помог мне? — осмелилась спросить она.

— Мне было так жаль видеть тебя такой — одинокой и униженной, и… Не смотри на меня так! — выпалил он, когда увидел, что Элисон прямо-таки передернуло.

— Не надо жалеть меня, словно я отверженная уродка! — Элисон понимала, насколько грубо прозвучал ее ответ, но ничего не смогла поделать с собой.

Неожиданно Джулиан улыбнулся той самой очаровательной улыбкой, которую она так хорошо запомнила.

— Да ты что! Мне такое и в голову не приходило! — сказал он. — Просто твои чувства мне слишком хорошо знакомы, ведь я сам побывал на твоем месте. Правда, это было давно, когда я впервые приехал в Лондон.

— Ты?! Не может этого быть! Ты же один из них! — У Элисон глаза на лоб полезли.

— Милый мой малыш, неужели ты и вправду полагаешь, что они считают меня «одним из них»? — хохотнул он, но по тому, как изменилось выражение его лица и затрепетали точеные ноздри, Элисон поняла, что ему не слишком приятно признаваться в этом.

— Я ничего не понимаю.

— Нет? Разве Розали ничего не рассказывала об этом?

— Никогда не слышала, чтобы Розали вообще о тебе говорила, — покачала она головой.

Он оставил это без комментариев, но Элисон вдруг поняла, что ее слова задели Джулиана.

— Не важно, — нетерпеливо вздохнул он. — Только вот… Я не оканчивал ни британских частных школ, ни университетов. Первые двадцать лет своей жизни я провел за тысячи миль отсюда, в прериях Аргентины.

— Да ты что! — изумилась Элисон.

— Мой отец был скотопромышленником, — продолжал он. — Своего рода фермером. И всю свою молодость я даже и не помышлял о другой судьбе.

Элисон недоверчиво уставилась на него. Она безуспешно пыталась представить себе холодного, безупречного Джулиана в бриджах и рубашке нараспашку, скачущего по бесконечным прериям за стадами коров, или что там делают скотопромышленники. Девушка решила для себя, что в любом случае он стал бы очень серьезно относиться к своему занятию, поглядела на Джулиана и только сейчас заметила веселые огоньки в его глазах.

— Ну и?..

— Ничего… просто я думала… в тебе нет ничего от той жизни.

— Ты не права, Элисон. Есть, да еще сколько. Мой характер, отношение к жизни… и мои руки, протянул он ей свои ладони.

Элисон внимательно осмотрела их и подумала, что такие сильные руки не упустят своего, а потом: «Я была бы не против, если бы они не упустили меня».

— Замечательные руки, — серьезно проговорила Элисон и легонько коснулась одной из них.

Джулиан снова хохотнул, но Элисон видела, что он остался доволен.

— Расскажи, как так получилось, что ты не пошел по стопам своего отца? — попросила она.

— Потому что едва мне исполнилось двадцать, очень крупная нефтедобывающая компания начала в нашем районе исследования. И что ты думаешь, оказалось, что главные залежи нефти находились под тем крохотным клочком земли, который принадлежал моему отцу. Они попытались заставить его продать свой участок, но отец настоял на том, чтобы войти в штат компании.

И это оказалось весьма дальновидным поступком. Он получил в несколько раз больше, чем причиталось за землю. Кроме того, отец отправил меня в Буэнос-Айрес, чтобы я немного пообтесался, а потом воспользовался своим влиянием и пропихнул меня в компанию.

— Наверное, нелегко было оторваться от старой жизни? — Элисон была тронута его рассказом и польщена такой откровенностью.

— Да, поначалу все это было мне не по душе, — улыбнулся Джулиан. — Конечно, я начал с самых низов, но дело не в этом: думаю, дисциплина никому еще не помешала, кроме того, вскоре я стал чувствовать себя как рыба в воде и быстро продвинулся вверх по служебной лестнице.

— Дядюшка Теодор как-то сказал, что у тебя отменное деловое чутье, — вставила Элисон.

— Ну да, — пожал он плечами. — Я знаю, как добиться своего, и в то же время никогда не теряю голову.

— Да, я полагаю, что в этом ты прав, — сказала Элисон, чем снова немало позабавила собеседника.

— Как бы то ни было, в течение пяти лет, проведенных в Буэнос-Айресе, я весьма преуспел. Потом умер мой отец, и я унаследовал его место в компании. Мне предложили отправиться в Лондон и занять кресло одного из директоров, так я и попал в Англию. Я всеми фибрами души ненавидел эту страну!

— Но почему? — Элисон была немного шокирована.

— Да потому, что я не был «одним из них», как ты выразилась. У меня были и деньги, и положение, и я все равно чувствовал себя аутсайдером. Я был полным профаном в том, что касается светской жизни и они дали мне это понять.

Элисон невольно вскрикнула и снова дотронулась до его руки, и на этот раз он взял ее ладонь в свою. В этом жесте не было ничего такого, ничего от той страсти, с которой, как вспомнила Элисон, он схватил в театре руку Розали. Но этот порыв успокоил ее и согрел ей сердце.

— Не могу не признать, что я был просто невыносим, — задумчиво проговорил Джулиан. — Конечно, я немного пообтесался, но и то совсем чуть-чуть, но южноамериканские традиции отличаются от европейских, как небо от земли. Как-то я услышал, что некто сказал обо мне: «Смесь вонючего португалишки с необработанным бриллиантом».

— И что ты ответил на это? — полюбопытствовала Элисон.

— Дал ему в глаз. Но он все равно победил, потому что эта фраза застряла у меня в мозгу, и я боялся, что в его словах есть доля правды.

— Но теперь-то точно нет, — с жаром проговорила Элисон. — Никаких следов не осталось.

— Спасибо, Элисон, — шутливо поклонился ей Джулиан. — Это случилось семь лет назад, и надеюсь, с тех пор я смог измениться и приспособиться. Любой за семь лет научится чему угодно. И все же… — внезапно помрачнел он, — иногда Розали смотрит на меня так, что мне кажется…

Элисон затихла. Она понимала, что последние слова совершенно не были предназначены для ее ушей и что Джулиан на мгновение забыл о ее присутствии.

Через мгновение гость поднял голову и вернулся в реальность. Он потрепал девушку по руке и выпустил ее из своих ладоней.

— Так что, сама видишь, я понимаю, что значит быть отвергнутым и униженным. И не мог пройти мимо.

— Неужели я в самом деле сказала тебе такое? — улыбнулась Элисон.

— Нет. Просто ты плакала, а слезы могут выдать самые сокровенные мысли, — ответил он с прежней нежностью.

Элисон была необычайно тронута.

— Так что?

— Что «что»? — не поняла она.

— Я прощен?

— О да. Конечно, — улыбнулась она в ответ.

— Спасибо, — серьезно проговорил он. — Извини, что я так редко виделся с тобой с тех пор, — сказал Джулиан после недолгой паузы. — Но когда я приходил, тебя все время не было дома. Розали сказала, что ты пользуешься большим успехом и что у тебя свой круг знакомых…

— Неужели Розали так и сказала? — побледнела Элисон.

— Да, а что?

— Да так, ничего. — Она старалась не смотреть ему в глаза. И через мгновение он произнес: «Понятно», и Элисон почувствовала, что он правильно истолковал ее молчание. Но Джулиан воздержался от последующих комментариев и сменил тему:

— Что ты делаешь завтра, Элисон?

— Ничего. — Элисон и не знала, что такой простой вопрос может так взволновать ее.

— Поедем покатаемся? Мы можем отправиться пораньше, чтобы успеть выехать из города до жары.

Элисон сжала пальцы в замок. Ее так и подмывало крикнуть «да!», но инстинкт самосохранения предупредил, что она играет с огнем.

Джулиан явно расстроился, глядя на то, как она колеблется.

— Я думал, что прощен, — подзадорил он ее, но она видела, что он изменился в лице, и именно это сыграло решающую роль. Пусть Розали поступает с ним как хочет: унижает, оскорбляет, обижает. Ho к добру ли, к худу ли, Элисон не могла себе позволить такого.

— С удовольствием, — с жаром произнесла она. — С преогромнейшим удовольствием.

— Отлично! — повеселел Джулиан, но весь его вид говорил о том, что он старается понять, что скрывалось за ее нерешительностью. — Полдевятого не рано?

— Нет. Я лягу пораньше.

— Хорошо, ложись пораньше, — рассмеялся он.

Элисон было невдомек, что Джулиан сохранил в своем сердце образ милой девочки с таким выражением на лице, будто ей только что подарили долгожданную куклу.

Он ушел, а Элисон еще долго ходила взад-вперед по библиотеке, не в силах усидеть на одном месте.

Все было не так, неправильно; плохо и нечестно чувствовать себя счастливой из-за того, что ей предстоит провести целый день с женихом Розали. Несколько часов назад она радовалась тому, что ей предстоит провести с ним всего лишь час, и укоряла себя за недостойное поведение. А теперь это будет целый день!

«Не все ли равно!» — повторяла она снова и снова. Всего какой-то маленький незначительный денек из целой жизни Джулиана. Всего один денек, а все остальные будут принадлежать Розали. А потом успокаивала сама себя: «Кроме того, кто знает, может, погода испортится и пойдет дождь».

Но она точно знала, что никакого дождя не будет. Этого просто не может быть! Только не в этот день, один из многих дней его долгой-предолгой жизни.