Огненная западня

11 июля

Теперь Косых увидел дым пожара, едва поднялись над аэродромом. Так, по крайней мере, считал он, хотя в знойном мареве, дрожавшем над тайгой, вряд ли можно было разглядеть пал за двести километров. Он был уверен в том, что видит и дым и яркую полоску пламени. Косых считал: начальник поступил неправильно, послав его на розыски заблудившихся туристов, и дав приказ в случае особой необходимости совершить прыжок для оказания помощи.

«Заблудились… Как бы не так! — хмыкал Антон. — Убежали! Запрятались поодаль. Отсиживаются. Потом ночью проскочат в город».

Вчера они до полной темноты рыскали на малой высоте вдоль берегов реки Солнечного луча, где должны были находиться туристы.

Глянув вниз, Косых с удивлением заметил едва ли не под крылом, чуть позади, аэродром, с которого они взлетели, полосатый — черно-белый — колпак конуса и раздраженно поглядел в обтянутый кожаным шлемом затылок пилота, будто тот был виноват в тихоходности самолета.

— Какая скорость? — окрикнул Косых пилота.

— Двести.

— Метров в секунду?

— Километров в час.

— Километров?

— Там люди! — Ванин покосился на пожарника. — Поджигатели!

— Пусть поджигатели…

Косых стал глядеть вниз, не обратив на взгляд пилота никакого внимания:

«Пусть поджигатели… Если человек по собственной дурости, а может, и нарочно, подожжет дом, в котором живет, и потом не сможет — опять-таки по-глупости — выбраться, виноват только он сам. И никто больше. А кто еще? Эх, да что с Ваниным спорить! Пусть летит быстрее. И то хорошо. Скорее найдем этих идиотов, сбросим на парашюте продукты и вернемся. Они сами выберутся».

Никогда еще летнаб не слышал такого высокого звука работающего мотора. Вся машина словно билась в нетерпении. Вскоре Косых действительно разглядел на горизонте дым пожара.

— Пойдем сразу в верховья Лосиной? — спросил Ванин.

Косых положил на колени планшет с картой. На ней вилась река с притоком, подобно голубому деревцу, и его, будто опухоль, очерчивал красный карандаш — район пожара. Река Солнечного луча была почти свободна от пала, а вот Лосиная, узкая, с крутыми берегами, оказалась перехваченной огнем.

— Подлетим поближе, посмотрим! — крикнул Косых. — Вверх по Лосиной много скал по левому берегу. Там почти нет леса, а дальше снова кедрач. Может, не добрался туда огонь. Посмотрим.

Ванин кивнул. Пилот внутренне подобрался. Огонь был для него врагом, способным уничтожить четыре человеческие жизни. Если рассуждения Косых правильны, то туристы оказывались в западне. Пламя, обойдя скальный участок, вышло в тыл группе, отрезало ее от истоков реки — единственного, хотя и чрезвычайно трудного пути отступления к вершинам гольцов.

Они обходили пожар справа. Ванин увидел с высоты весь огненный фронт. Он охватывал теперь по меньшей мере пятьдесят гектаров и был очень страшен.

В левом секторе огромного огненного круга поднимался особенно густой, белый дым. Там люди уже вступили в схватку с пламенем.

Машина подлетела к скалам в верховьях Лосиной. Ванин увидал: оправдались самые худшие предположения. Пожар обошел скалы, оставив пока нетронутым участок берега реки километров в двадцать. Но путь к лысым вершинам, к истокам Лосиной, был отрезан.

— Пройдем к истокам, — махнул в сторону гольцов Косых, — может быть, они догадались уйти от пожара подальше.

У истоков река билась в диких скалах. Небо было чисто. Постоянный ветер, дующий с океана, мощным потоком переливался через горы и не позволял дыму застилать дали.

Ванин пролетел почти к истоку. Река и берега были пустынны.

— Поворачивай! — крикнул Антон. — Держись ближе к воде.

— Хорошо, — кивнул Ванин. Он бросил машину в ущелье, где протекала река. Возможно, он слишком буквально понял пожелание Косых, а может быть, считал, что шум мотора привлечет внимание людей, убежавших в тайгу.

Ширина каньона Лосиной не превышала и тридцати метров. Прибрежные скалы поднимались на добрых пятьдесят. Вода плескалась и пенилась у отвесных берегов. Не было места, где могла бы пристать лодка, — ни заводи, ни отмели, ни косы.

Косых внутренне сжался. Он понимал всю рискованность полета в извилистом каньоне. За любым поворотом мог последовать новый, еще более крутой, капризный изгиб…

— Выше! Выше!

Грохот мотора, отраженный скалами, заглушил голос Косых.

«Что это Ванин задумал? — прикидывал пожарник. — Спятил! Мы врежемся в скалу! В пламя! Удержать дурня невозможно. Мы ничего не сделаем: ни тех идиотов не спасем, ни сами… Да, черта с два выберемся…»

Их мотало из стороны в сторону на крутых виражах.

Один резкий разворот. И снова. Каньон будто суживался. Так казалось Косых. Ванин кидал самолетик в такие крутые виражи, что можно было попеременно видеть либо правый, либо левый берег. Машина все чаще вздрагивала, натыкаясь на плотные клубы дыма. Иногда они влетали словно в облако. Косых инстинктивно жмурился.

«Сумасшедший… Сумасшедший!» — только твердил про себя пожарник.

Над облаком дыма, к которому они подлетали, пронеслась по воздуху горящая ветка.

«Все! — решил Антон. — Ударит в мотор и…»

Пронесло.

Теперь уже не одна ветка, целый сонм пылающих факелов порхал совсем рядом.

Косых отодвинул боковое стекло кабины. В лицо ударил раскаленный ветер. Горячий воздух обжигал. Смолистый, едкий дым першил в горле, забивал легкие. Дышать стало нечем.

«Что же ты делаешь, Ванин? Что же ты делаешь?» — безнадежно повторял Косых. Они оба вглядывались то в один берег, открывавшийся на крутом вираже, то в другой.

Рев мотора оборвался. Зашепелявил шепотом пропеллер. Ветер посвистывал в плоскостях.

Пилот резко кинул самолет вниз. Косых высунулся из кабины, чтобы видеть как можно дальше. Внизу клубился дым, метались искры. На бурливой вспененной реке Косых увидел пузатую, неуклюжую лодку, пробиравшуюся вверх, и в ней четверых.

Туристы заметили самолет. Вскочили. Стали махать руками Они словно надеялись, что самолет сейчас опустится на воду, заберет их.

Косых высунулся, насколько позволяли ремни. Принялся отчаянно махать руками. Он старался показать: нужно повернуть обратно, плыть вниз, а не вверх по реке, куда шел пал. Там через несколько часов будет такой огненный ад, что за их жизни никто не даст и полушки. Он стал кричать, что они двигаются навстречу собственной гибели; что им стоило бы только обратить внимание на ветер, и они поняли бы, куда надо плыть; что они сумасшедшие и преступники.

Он был уверен — он успел прокричать это за несколько мгновений, когда они пронеслись над лодкой. Косых уверял себя: туристы повернут обратно.

В последнее мгновение, когда лодка скрывалась за хвостовым оперением самолета, Косых увидел: один из туристов, стоявших в лодке, свалился за борт.

Наконец машина вырвалась из каньона. Откосы расступились. Левый берег, поднявшийся едва ли не на полукилометровую высоту и почти безлесный, пожар не тронул. Дым поднялся высоко. Солнце глядело сквозь него рыжим, воспаленным бельмом.

Косых немного отдышался:

— Надо вернуться!

— Они поняли нас.

— Я видел — с лодки упал человек!

— Еще раз рисковать нельзя.

— Не понимаю я тебя, Ванин!

Пилот сбросил газ.

— Они будут здесь через полчаса. Самое большое — час. Они спасут товарища и спустятся сюда. Мы их подождем. Потом ты прыгнешь.

— Зачем?

— Думаешь, здесь они будут в безопасности? — спросил Ванин. Он вел машину широкими кругами меж скальной стеной и длинной отмелью, которая тянулась в этом месте по правому низкому берегу. — Пожар скоро доберется и сюда. А они — новички. Сам видел.

Косых не мог побороть в себе неприязни к туристам. Он их не знал, но уже ненавидел. И ему их предстояло выручать. В глубине души он не то чтобы радовался, но испытывал некое удовлетворение, что тайга так сурово обошлась с ними.

— Марина!

— Марина!

Отклики эха заметались в узком каньоне.

Но Марине, упавшей из лодки, было не до этих криков. Она с головой окунулась в холодную воду. Течение сорвало берет с ее головы. И единственно, что ее занимало, — берет на волнах в нескольких метрах от нее. Она старалась как можно скорее добраться до него.

Уверенно держась на воде, Марина с инстинктивным расчетом преодолела небольшой порожек. Она нисколько не испугалась, словно не первый раз плыла в одиночку по бурливой таежной реке. Однако, вынырнув, она не увидела берета. Он исчез. Ей стало страшно.

— Марина! Марина! — услышала она крики, повернулась на спину.

Лодка катилась по реке вслед за ней. Тимофей возился у мотора. Он суетливо наматывал на диск пусковой шнур, дергал его. Над кормой поднималось слабое голубое облачко, слышалось фырканье — и все. На носу лодки, толкаясь и размахивая руками, стояли Петр, Дзолодо и кричали.

«Хоть бы они-то поосторожнее, — подумала Марина, — а то еще свалятся…»

Плавать на спине было нельзя. Она налетела на валун, окатываемый водой.

— А-а-а-а! — скорее от неожиданности, чем от страха, закричала Марина, увидела: Петр прыгнул в реку. — Не на…

Крик Марины захлебнулся на высокой ноте.

Сильный поток снова перекинул ее на спину. Она съехала по мокрому каменному горбу, ухнула в водоворот. Зажмурилась. Ее несколько раз перевернуло через голову. Она нахлебалась воды.

Ужас охватил ее. Водоворот опутал веревками струй. Она метнулась наугад в одну сторону, в другую. Сослепу потеряла представление, где дно, где поверхность реки. «Открой! Открой глаза!» — приказывала она себе. Но страх сбил ее с толку. Она словно забыла, как это делается, как открыть глаза.

Водяные вихри крутанули ее еще. Она сделала кульбит. Ударилась плечом о камень.

Разомкнула веки. Увидела расплывчатые очертания камней. Потом промелькнуло серебристое пятно солнца. Снова камни. Марина резко выпрямила ноги, оттолкнулась от дна и выскочила на поверхность.

— …ина! Держись!

Марина решила не оборачиваться.

— К берегу! К берегу!

Ее относило к кривуну. Здесь, на повороте, само течение помогало ей подбираться к берегу… Она старательно использовала силу потока. Даже подивилась, откуда вдруг у нее такая уверенность, умение разгадать повадки реки.

Но оглянуться было нужно. Уже несколько секунд она не слышала позади себя голоса Петра. Теперь Марина поступила осторожнее. Она внимательно пригляделась к реке впереди, прикинула, куда ее может отнести, и покосилась назад.

Река была пуста. То есть она по-прежнему несла лодку. По-прежнему Тимофей возился у мотора. Дзолодо стоял на носу, закрыв лицо руками.

«Да! Ведь Дзолодо не умеет плавать… — мелькнуло в голове Марины. — А где же Петр? Петр!.. Где Петр? Что с ним случилось? Задержаться надо. Может, придется помочь…»

Марина стала нашаривать ногой дно. Она знала — река глубока и течение очень сильное, не устоишь. Но надо было устоять. Хоть несколько секунд. Тогда станет ясно, что произошло с Петром.

Несколько раз, пытаясь встать, Марина погружалась с головой в воду, но не могла достать дна. Наконец попался какой-то камень. Но слишком короткой была остановка. Одно мгновение — и Марину смыло упругим потоком. Она не успела толком оглядеться. И Петра не увидела.

Он вынырнул неожиданно сбоку от нее, отплевываясь и отфыркиваясь. Увидел ее, махнул рукой: плыви, мол, к берегу.

Теперь, чувствуя, что она все-таки не одна, успокоенная немного этим, Марина начала присматриваться к береговым скалам, чтобы найти место, удобное для остановки, будто в ее власти было пристать там, где заблагорассудится. Она слышала: неподалеку шумно плещется Петр. Она становилась спокойнее, увереннее. Ей не хотелось выглядеть слабой перед Петром. Он плыл теперь совсем рядом.

— Смотри! Грот! Там сухо! — крикнул Петр.

Обернувшись, Марина кивнула.

— К берегу! К берегу греби!

— Чего кричишь… Плыву.

— Слушаться надо, — сердито буркнул Петр.

— Я слушаюсь, — ответила Марина. И окончательно успокоилась.

— Пронесет мимо грота…

— Не пронесет…

Сделав несколько сильных гребков, они достигли берега.

Он поднимался отвесной стеной. Камни были зализаны водой — гладкие, скользкие, не удержишься.

Грот, выбитый в скале, находился неподалеку. Но попасть туда оказалось делом не легким.

Петр все время что-то бубнил над ухом, отдавая различные приказания. Слыша, но не слушая командора, Марина подняла руки, дотянулась до шершавых, не омытых водой камней и скоро оказалась у грота.

Командор чертыхался рядом. Придерживаясь за сухие камни, они забрались в грот. С трудом, пошатываясь, отошли от воды. Присели, обессиленные, на теплые, прогретые солнцем камни. Оба с тоской посмотрели на уплывавшую лодку.

Ее несло по самому стрежню. Тимофей все еще не мог завести мотор, как ни старался. Дзолодо радостно махал руками.

— Эх, Тимофей… — стуча зубами от холода, проговорил Петр. — Занялся мотором…

Лодка скрылась за поворотом.

— А что он мог? Руля-то у лодки нет. — Марина хлопала себя ладонями по плечам и подпрыгивала, стараясь согреться.

— Сам только догадался. Балда!

— Балда, — согласилась Марина.

— Да я не про то, — досадливо отмахнувшись, сказал Петр. — Балда — он. Что мотором заниматься? Надо было попробовать мотором, как рулем. Точно — он мог бы пристать там, где мы вылезли.

— А… — Марина махнула рукой. — Не вышло бы.

— Хоть бы попробовал…

Марина смотрела на реку, быструю, в белых хлопьях пены. Вода стремительно неслась мимо. У Марины неожиданно закружилась голова. Она схватилась за выступ скалы.

— Что с тобой?

— Пройдет.

Лицо Марины было бледно. Темные губы подрагивали. Она казалась растерянной и беззащитной. Она совсем не походила на сорванца, какой он привык ее видеть. Он поднялся, стал рядом:

— Одежду надо отжать.

— Отвернись.

— Вдруг мотор совсем того… — неожиданно сказал Петр. — На шестах сюда, пожалуй, не дойдешь. Глубины большие.

— Чего ты трусишь? Нас же нашли летчики. Выручат.

— Ловко у тебя все получается. «Нашли». Мало ли что нашли. Как к нам подобраться! Вот вопрос.

— И это решат.

Петру их положение рисовалось далеко не в таком розовом свете, каким его видела Марина. Он думал о том, что счастье Марины в том и состояло, что она так до конца и не поняла, какая опасность им грозила, если бы не попался в скалах грот. Они пробыли в ледяной воде горной таежной реки не более пяти минут. Всего пять минут. Всего-навсего. А если бы не грот, если бы они проболтались в воде час, два?.. Не выдержали бы. Мышцы свело бы судорогой, побило о скалы.

Петр достаточно наслышался подобных историй от геологов. Куда более сильные и выносливые люди и те пасовали в таежных реках.

Он сидел у входа в грот, глядел на бешеную реку, от которой несло холодом, на плотный полог дыма, затянувший небо. И тогда он заметил, что по быстрой воде плывут и не тонут крохотные комочки черной копоти.

«Значит, в верховьях тоже пожар, — подумал он. — Вовремя нас вернули!»

— Ну вот, я готова, — сказала Марина, появляясь у выхода из грота.

Петр оглянулся:

— Шамаханская царица.

— Комплиментики…

— Косых! Лодка!

— Вижу…

Посудина стремительно вынеслась из-за поворота, резко повернулась: видимо, попала в водоворот. Выскочила по инерции.

— В лодке только двое! — снова крикнул Ванин.

— Придется прыгать. Не сидится дома дурням. Я пойду первым. Черт его знает, куда пристрелочный выбросит.

Ванин повел машину кругами, набирая высоту, необходимую для прыжка. Они держались слишком низко. Прыгать с такой высоты было невозможно. Косых возился в кабине, готовясь к выброске.

— Они пристали к косе, — проговорил Ванин. — Машут нам руками. Видно, решили, что уходим.

— Пусть немного поволнуются. — Антон отключился от рации.

Косых огляделся, ориентируясь. Песчаный мыс с высоты трехсот метров представлялся узкой светлой полоской. На ней метались две крошечные смешные фигурки.

«Что, сердечные, припекло? — сердито подумал Косых. — Заречетесь путешествовать! Научит вас тайга уму-разуму… Пора!»

Соскользнув с крыла, он привычно отсчитал три секунды, дернул кольцо. Потом в тишине послышался тугой хлопок раскрывшегося парашюта. Парашютист закачался на стропах, будто на качелях. Затем его подхватил ветер, противоположный тому, что постоянно дул в вышине. И это не было неожиданностью. В зоне пожара всегда дуют сумасбродные ветры. Их направления невозможно предугадать.

Вихревой ветер, в поток которого попал парашютист, оказался очень сильным. Косых потянул за левые стропы парашюта. Спуск ускорился, но недостаточно. Парашютиста сносило от косы к тайге, где на опушке торчали зубья скал. Косых еще ускорил падение. Однако уто нисколько не улучшило положения. Его упрямо сносило к опушке.

«Ладно, — подумал он. — Опушка так опушка, скалы так скалы. Не впервой…»

Он был уже на уровне вершин деревьев, когда точно разглядел место своего приземления — ногу негде поставить в хаотическом нагромождении камня. Косых успел еще подтянуться на стропах, чтобы смягчить удар об острые углы камней, и охнул от боли в колене. Потом его поволокло по скалистой гряде.

Наконец парашют погас.

Косых не потерял сознания. Но он подумал, что лучше бы было, если бы туристы нашли его бесчувственным.

«Спасатель прилетел с неба, черт бы меня побрал, — зло размышлял он. — Чего же теперь делать будешь, спасатель? На помойку тебя, дорогой инструктор! Ах, черт! Вот неудача… Теперь, товарищ Косых, тебя самого спасать надо!»

Около парашютиста остановились запыхавшиеся Тимофей и Дзолодо. Они с удивлением смотрели на изодранный костюм, искаженное болью лицо своего спасателя.

— Ну, чего смотрите? — рассердился Антон. — Ну, приземлился неудачно. Отцепите парашют.

Тимофей присел и стал открывать замки парашюта. Шипя от боли, Косых давал указания, потом попросил отнести его к лагерю.

— Какой лагерь? — махнул рукой Тимофей. — Нам надо Марину и Петра выручать.

— Кто первый свалился-то?

— Марина. А Петр ее спасать кинулся.

— Спас?

— Они до грота на берегу добрались. Там и сидят, наверное. А у меня, как назло, мотор забарахлил. Никак не заводится. Может, вы поможете? Посоветуете, а?

— Не специалист я по моторам. А вас всех в тюрьму надо посадить! Вот что!

Очевидно почувствовав что-то неладное, Ванин спустился очень низко, на бреющем полете промчался над ними.

— Помахайте ему, — сказал Косых. — Пусть контейнер с продуктами сбрасывает.

Дзолодо побежал выполнять приказ.

— Это почему же нас всех — в тюрьму? — спросил Тимофей.

— За поджог, — отрезал Косых.

Тимофей опустил глаза. Такая мысль о причине пожара не приходила ему в голову. Он не смог бы поручиться, что на всех стоянках Марина достаточно тщательно заливала костры. Конечно, когда Марина с утра уходила на разведку волоков, он, Тимофей, делал это со всей тщательностью, но поручиться за Марину… Она слишком легкомысленна, чтобы предвидеть такие последствия. Откуда ей знать, что достаточно искры — и пал уничтожит километры леса. Это прежде всего его, Тимофея, вина. Доверил девчонке такое дело. Конечно, тут и спорить нечего — он виноват.

— Что молчишь? Было дело! Оставляли костры. — Косых подался вперед и застонал от боли. — Черт!

— Нога?

— Ступить не могу!

— Давайте я посмотрю…

Тимофей осторожно ощупал сквозь комбинезон ногу парашютиста, провел ладонью по кости:

— Похоже, что вывих…

— Медик?

— Отец врач.

— Мой был шорником. А я уздечки от нахрапника не отличу.

— Я видел, как он вправлял. Нужно сообщить пилоту. Он привезет врача.

— А еще целую экспедицию сюда не надо? Все на пожаре. На пожаре, который вы устроили… Коли вывих — сами справимся. Хоть это дело сделаете, прежде чем сядете на скамью подсудимых.

Послышался крик Дзолодо:

— Сбросил! Сбросил! Летит!

«Не разобрался, — подумал Косых. — Хорошо. Пусть улетает. На пожаре он нужнее. Мы-то уж как-нибудь выпутаемся. Помахать ему на прощание нужно, иначе догадается, что со мною неладно».

— Тимофей! Так тебя вроде? Переверни-ка меня на спину. Поосторожнее. Вот… Летчику помахать нужно. Пусть себе улетает спокойно.

— Рискованно…

— Поучи! Сами заварили кашу. Расхлебывай теперь за вас. И туда же… Учат… Помоги подняться. Я к дереву прислонюсь. Надо помахать. Пусть улетает. Он на пожаре до зарезу нужен.

Тимофей помог Косых подняться. Тот стал около дерева. Смотрел, как опускается парашют с грузом. Его опытному взгляду сразу стало понятно, что Ванин внимательно следил за приземлением и при вторичном сбросе постарался учесть снос верховым ветром. Груз сильно болтало. Оно и понятно — ведь парашютом никто не управлял. Однако груз опускался точно на косу, ширина которой не превышала и пяти метров. Ванин тем временем кружился с выключенным мотором, контролируя сброс, и, очевидно, старался разобраться в том, что же произошло с Косых.

Потом, когда Ванин увидел его, стоящего у дерева и приветливо машущего рукой, он, вероятно, решил, что все в порядке, покачал крыльями, улетел.

— Ну вот, а теперь будем думать, что нам с вами делать дальше. Начнем с контейнера. Тащите его к лагерю.

— Какой лагерь! Мотор чинить надо. Марину и Петра выручать. Сколько им в гроте сидеть? — проговорил с сердцем Тимофей.

Косых оказался не помощником, а обузой. Но сам он не мог и не хотел примириться с тем, что беспомощен. Не в его характере было такое.

— Тащите сюда контейнер. Палатку поставим. Вопросы есть? — резко спросил Косых.

— Как быть с мотором?

— Решим. Своевременно.

— У нас нет времени, — настойчиво продолжал Тимофей. Он глядел в сторону, отвечал сквозь зубы. — Вы можете сказать, как спасти наших ребят? Вытащить их из грота, если мотор откажет?

— Вести лодку на шестах.

Вздохнув, Тимофей с сожалением посмотрел на спасателя:

— Невозможно. Там местами у берега глубины более трех метров. Обрывы. На шестах не сможем пройти. Вы там, в ущелье, были когда-нибудь?

— Нет.

— Чего же беретесь советовать? К гроту можно добраться только на моторе.

— А что с мотором?

— Не знаю. Постараюсь найти и исправить поломку.

— Так и займитесь делом, — приказал Косых. — Не теряйте времени. Идите. Я вот с ним разобью лагерь. — Антон кивнул в сторону Дзолодо.

— Им и командуйте! — резко ответил Тимофей, круто повернулся и зашагал к лодке.

Антон долго смотрел ему вслед, потом перевел взгляд на Дзолодо и сказал:

— Фрукт!

— Что вы! Ягодка! — усмехнулся Дзолодо и тоже ушел.

Он догнал Тимофея. Они расстелили на галечнике брезент и перетащили на него мотор.

Было тихо. Река мягко курлыкала в камушках у берега. Окрестная тайга будто вымерла. Все живое притаилось в ней, ожидая решения своей участи: сомкнётся здесь огненное кольцо пожара или нет. Ветер, несший гарь с востока, яснее ясного показывал, что вдали кольцо огня уже сомкнулось, бежать было некуда. Но об этом точно знал только парашютист.

«Вот они, туристы! — зло подумал Косых. — Не знают, как мотор починить! Тайгу подожгли… Порастерялись все… Путешественнички! Лагерь не устраивают — чего же они есть будут? Дымом питаться? Этак обессилят и совсем идти не смогут. Раззявы! Точно, они пожар устроили!»

После ухода Дзолодо он долго лежал на боку, смотрел, как парни возились с мотором, вздыхал. Затем Косых стал приглядываться к близстоящим молодым липам и осинам, высматривая, где бы срезать рогатину поудобнее. Без костыля ему не обойтись. Обращаться за помощью не хотелось. Осторожно подтягиваясь на руках. Косых дополз до облюбованной осинки, прямой в стволе, с резко расходящимися ветвями. Достав из чехла нож, кряхтя от боли в лодыжке, он кое-как повалил осинку, срезал ветви и, цепляясь за свой костыль, поднялся.

— Уродина! — проворчал он, глядя в сторону Тимофея. — Вывих! «Отец доктор»! Олух! Самое большее — растяжение.

Однако наступать на ногу Косых поостерегся. Опираясь на костыль, он проковылял до контейнера, который так и остался лежать посредине косы. Став на колени, Косых распаковал его, достал палатку-серебрянку. Поохивая от боли, он снова отправился на опушку, чтобы срезать колышки, вернулся, поставил палатку, принялся готовить еду. Он был очень сердит на парней, встретивших его так неприветливо. Чувствуя себя здесь ненужным, лишним, калекой, он ругал себя, что, вопреки своему желанию, прыгнул к туристам. Даже будь он здоровым, от него здесь было бы мало толку. Косых казалось, что здесь, на косе, он встретит испуганных, паникующих мальчишек, и главной его заботой будет — командовать ими. Но все вышло не так. Единственно, что его успокаивало, было сознание: теперь уж преступники не уйдут от заслуженной кары. Не отвертеться им. Уж он, Косых, доставит их куда надо. Вина туристов в поджоге представлялась ему доказанной: ведь они даже не возражали.

Занимаясь делами, Косых нет-нет да и посматривал в сторону, где на брезенте возились с мотором Тимофей и Дзолодо. Те не обращали на него внимания. А он, в свою очередь, старался вести себя так, словно спрыгнул сюда стеречь, чтобы они не убежали.

Обедал Косых в одиночестве. Он сварил себе суп из горохового концентрата и пшенную кашу. Поел плотно, собрался отдохнуть, но нога, беспокоившая его только при движении, стала нестерпимо ныть и на покое. Косых снял ботинок. Боль ненадолго успокоилась, а потом прихватила с новой силой. Нога сильно распухла в голеностопном суставе. Косых заполз в палатку и кусал себе губы, чтобы сдержать стоны.

Часов в шесть вечера Косых услышал чихание мотора. Как ни болела нога, но он затаил дыхание, прислушался. Раздалось несколько выхлопов. И все.

— Упрямые, черти, — пробормотал Косых. — Прав этот верзила, Тимофей. Не пройти на шестах в ущелье. Выбросит течением.

Косых выглянул из палатки.

— Извините, что разбудили! — крикнул, увидев его, Тимофеи. — Дело-то больно важное!

— Да ну его, — махнул рукой Дзолодо.

— Ну, да не ну, — нахмурился Тимофей. — Знаешь, зачем он прилетел?

— Нам помочь.

— Как бы не так. Арестовать нас.

— За что? — Узкие щелочки глаз Дзолодо округлились.

— За поджог.

— За поджог?!

— Угу. — Тимофей внимательно рассматривал свечу. — За поджог. Доверили костер Марине, а она где-то его не погасила. Вот ветер и раздул. Видишь, что вокруг делается. А виноват — я. Так и скажу. Ведь я доверял Марине костры…

— Не Марина виновата.

— Откуда ты знаешь?

— Помнишь, у залома? Мы еще в тот день очень рано стали лагерем.

— Короче!

— Утром, когда мы пошли в обход залома, я оглянулся. Увидел дымок. Это мы не погасили костер. Не Марина. Она аккуратная.

— Ничего себе! И ты молчал?

Дзолодо пожал плечами:

— Заливал-то ведь ты. А тебя учить — только портить.

— Ты это точно помнишь?

— Совершенно точно.

— Лихо… Ладно, помолчим пока. Хромой сюда топает. И с мотором дело дрянь. Искра пропала. В общем, влипли…

Косых, опираясь на рогатину, приковылял к брезенту, на котором чинили мотор.

— Не сердитесь, что шумим, — встретил его Тимофей. — Сами понимаете, необходимость.

— Ладно ершиться. Я по делу.

— Подождите. Вот соберемся все — вызывайте самолет. И прямо в суд. Но виноват я один. Точно установили.

— Хорошо. Ты так ты. Вон куда посмотрите. — Косых махнул в сторону предгорий.

— Ну? — нетерпеливо спросил Тимофей. — Горы. Ничего больше не вижу.

— Там ливень.

— Не над нами же капает.

— Путешественнички…

— Короче.

— Дал бы я тебе костылем по шее. Чтоб слушал.

— Ну?

— Ливень идет в верховьях Лосиной. — Да нам-то что, в конце концов!

— Коли ливень идет в верховьях, значит, вода поднимется. Сильное наводнение может быть. — Косых объяснил очень терпеливо. — Дошло?

Прищурившись, Тимофей посмотрел на Косых, грязной, измазанной маслом пятерней почесал в затылке, сплюнул. Дзолодо встрепенулся:

— Это правда?

— Делать мне больше нечего, как сказки вам рассказывать… Вишь, паря, дело-то какое.

— Лихо…

— Лише и быть не может. Куда ж еще! Что с мотором-то?

— Да еще на час работы. Искру никак не найдем.

— Мрачный ты человек, Тимка, — сказал Дзолодо. — Теория вероятности позволяет допускать отклонения и в одну и в другую сторону.

— Теория вероятности… Математик… — сказал Тимофей. — Не стоит рисковать. Слишком дорого.

— Но ведь раз на раз не приходится, — попытался успокоить его Дзолодо.

— Рассуждаете вы умно, — проговорил Косых. — Только поторапливаться надо. Не ровен час — опоздать можно. Тогда ничего не исправишь. Затопит вода грот.

— Нечего под руку говорить. Помочь-то не можете… А там Марина, Петр…

Косых обиделся. Он считал, что достаточно сделал для примирения. Без его подсказки парни могли упустить начало наводнения. Тогда очень туго пришлось бы тем, кто отсиживался в гроте.

Посмотрев еще некоторое время на работающих. Косых повернулся и запрыгал, опираясь на костыль, к своей палатке.

— Это ты зря, Тимка.

— Не зря. Коль ты сторож, так сторожи, а с советами не лезь.

— Так ведь он…

— Ну чего, чего он? Ну, сказал. Ну, спасибо. И будет!

— Ты несправедлив.

— Это не математическая формула.

— Это просто нечестно.

— Пока нет Петра, я за старшего. Мои распоряжения и поступки будем обсуждать потом. О дисциплине мы договорились еще в начале похода. Все.

Дзолодо замолчал и не сказал ни слова до того времени, пока мотор не запел «пчелкой». Иными словами, на больших оборотах звенел ровно, без перебоев. Правда, за время молчания Дзолодо раз двадцать пытался играть в шахматы «по памяти», но напрасно. Не выходило.

Уже смеркалось. Солнце зашло за скалы, и в той стороне неба рдела багровая полоска.

— Не пойму, — сказал Тимофей, — откуда этот Хромой Сильвер узнал, что в верховьях Лосиной идет дождь.

— Кто? — переспросил Дзолодо.

— Хромой Сильвер — капитан пиратов из «Острова сокровищ».

— Но парашютист совсем не похож на пирата.

— Похож. Очень похож. Пойди к нему и спроси, откуда он знает, что в верховьях Лосиной идет дождь.

— Он говорил — ливень.

— Вот и узнай.

— Лучше бы тебе пойти, — сказал Дзолодо с укоризной. — Извинился бы. Ведь ты неправ.

— Поиски справедливости откладываются до выхода из чрезвычайных обстоятельств. Выполняй приказ.

— Хорошо. — Дзолодо пожал плечами. Пока он ходил к Косых, Тимофей выгрузил из лодки все имущество. Оно только мешало им. Дзолодо вернулся грустный.

— Антон Петрович говорит, что мы ничего не смыслим в таежных делах. Ненаблюдательны мы очень. Он говорит, что уже три часа назад вода в реке замутилась. Значит, в верховьях она стала подмывать берега, высоко уже поднялась, и с часу на час надо ожидать наводнения и здесь. Идет она высокой волной. Уровень реки может подняться за каких-нибудь полчаса.

— Когда же эти полчаса наступят?

— Не знаю.

— А этот, как его…

— Антон Петрович.

— Он-то знает?

— Я не спросил.

— Пойди и спроси.

Дзолодо снова покорно отправился к Косых и вернулся быстро:

— Антон Петрович говорит, что этого никто не может предсказать. Вода поднимается внезапно. Может быть, волна уже идет по ущелью. Еще он сказал, что надо взять факелы.

— Это я и сам знаю.

— Напрасно ты, Тимка, так…

— Мы договорились. Так? Пойди срежь несколько прямых палок, а концы обмотай ветошью. Поторапливайся.

Прошло минут тридцать, как они ушли от берега, когда из ущелья выплыло медленно и величественно огромное дерево. Некоторое время оно двигалось стоймя, подняв над водой растрепанную вершину с полуобломанными ветвями. Очевидно, при выходе из ущелья наткнулось корнями на каменный порог и сила потока поставила его на попа. Потом крона покачалась из стороны в сторону, словно раздумывая, куда упасть, и, описав широкую дугу, рухнула. Это как бы послужило сигналом к наступлению воды. Шипя и расплескиваясь, из ущелья вырвался светящийся в сумерках пенный гребень. В первое мгновение казалось: волна движется не по воде, а посуху — так отчетливо она рисовалась на поверхности реки, так велик был перепад.

— Осторожнее! Держите носом к волне! — кричал с берега Косых.

— Пошел ты со своими советами! — сквозь зубы процедил Тимофей. Он сидел на корме лодки, вцепившись в рукоятку подвесного мотора.

Дзолодо схватил Тимофея за плечо. Тот скинул руку:

— Не мешай!

Тимофей напрягся, словно волну должен был принять не корпус лодки, а он сам, своей грудью.

Косых на берегу кричал еще что-то, но волна уже была совсем близко и в ее громовом шелесте тонули все остальные звуки.

Дзолодо зажмурился.

Тимофей подался вперед.

Волна ударила лодку в нос. Лодка вздыбилась. Было мгновение, когда казалось, что поток опрокинет ее навзничь, погребет, подмяв под себя. Но на какую-то долю секунды раньше, чем волна ударила лодку, Дзолодо кинулся на нос, вцепился в борта, и этой тяжести как раз хватило, чтобы не позволить бешеной воде перевернуть посудину. Лодка выскочила наверх, на волну. Какое-то время мотор визжал, потому что лопасти вращались в воздухе. Тимофей сбросил газ, опасаясь, что мотор захлебнется, заглохнет, и в то же время боялся: вдруг не заведется снова. Но когда лодка выскочила на водяное плоскогорье, мотор завел свою пчелиную песню.

— Лихо! — прокричал Тимофей, охваченный азартом схватки с волной. Стоило им проскочить шипящий гребень, вокруг наступила тишина, и крик заплескался эхом в узком каньоне, где уже стояла ночная тьма.

— Давай! Давай! — откликнулся Дзолодо.

Но в то же мгновение впереди, совсем рядом, метрах в десяти, Дзолодо увидел косматый силуэт мчащейся навстречу вершины еще одного вырванного с корнем дерева.

— Левей! — заорал Дзолодо.

Инстинктивно, не раздумывая, Тимофей отвернул лодку, и мимо, ударив обоих ветвями, проскочила крона.

— Возьми фонарь! Свети вперед!

Дзолодо долго шарил по дну лодки, прежде чем нашел закатившийся под банку фонарик. Наконец слабое пятно света стало ошаривать воду впереди них. Оба вздохнули спокойнее. Но сколько Тимофей ни увеличивал обороты мотора, лодка продвигалась вперед очень медленно. С полчаса они рвались навстречу беснующемуся в теснине потоку, а продвинулись вперед едва ли на сотню метров. Бешеная вода отбрасывала, вымывала лодку из ущелья.

Снова и снова навстречу им из тьмы выскакивали то полуобломанные кроны, то корни, похожие на многоногих чудовищ. Лодку то и дело приходилось поворачивать. Она становилась поперек течения, ее сносило к гирлу каньона, и она теряла с таким трудом выигранные метры пути.

— Держись левого берега! Там течение спокойней! — не оборачиваясь, крикнул Дзолодо. Он боялся, что, отвернись он на миг, из чуть подсвеченной пожаром тьмы выскочит разлохмаченное быстриной дерево и разнесет моторку.

— Почему?

— По закону физики! — ответил Дзолодо. — Чего же тут непонятного? Течение бьет на поворотах то в один, то в другой берег. Значит, надо держаться напротив отбойного: то около одного, то около другого, а стрежень проскакивать наискось у самых поворотов реки. Там ведь поток не успел набрать силу. Механика! Элементарно!

— Не выдумывай!

— Попробуй!

Лодка вильнула влево, потеряла на этом маневре метров десять отвоеванного пути. Однако напротив отбойного берега течение в самом деле оказалось медленнее. Они быстро наверстали упущенное. Теперь Тимофей вел моторку, хитря с рекой. Изредка он косил в сторону, и ему удавалось разглядеть, как в берег напротив река швыряла вырванные с корнями зеленоверхие деревья, темный валежник и — светлый, ободранный от коры плавник.

В каждой извилине каньона отбойный берег сменялся. Лодку приходилось вести наискось против течения. Неуклюжая, широкоскулая, она плохо слушалась мотора, который служил и рулем. В одном из узких проходов лодку развернуло и снесло метров на сто вниз.

Они молчали. На разговоры не хватало ни времени, ни сил. Отсветы пожара только мешали видеть берега. По напору. потока чувствовали — вода еще поднимается. Иногда даже удавалось разглядеть, как зубцы прибрежных скал скрываются в реке. Это была новая опасность. Чиркни винтом по такому подтопленному камешку — и останется только отдаться на волю течения. Оно через несколько минут пулей вынесет лодку обратно к отмели, у входа в каньон.

«Залило! Затопило ведь отмель, — мелькнуло в голове Тимофея. — Плывет наше имущество! Может, Антон Петрович догадается оттащить… Нет. Разозлили мы его. Махнет рукой. Ему-то что? Не его вещи!»

— Право! — послышался крик Дзолодо.

Рывок лодки вправо, и мимо носа проскользнул блестящий в свете фонарика, будто чешуйчатый ствол валежины.

— Лева! Лева!

Тимофей и сам видел: течение разворачивало дерево. Доли секунды остались на размышление, но Тимофей успел. Опасность миновала.

«Черт возьми… — подумал он. — Еще парочка таких сюрпризов, и, пожалуй, не увернешься. — Вытер влажные ладони о колени. — А как они там? У Петра-то силенок хватит. Но Марина… Еще раз пересечем стрежень, и там, за поворотом, — грот. Скалы-то придется огибать вдоль отбойного берега. Придется! И грот находится как раз в бьющей струе…»

Он хорошо помнил то место, где вода выдолбила в скале грот. Берег там поднимался отвесно. Вылезти из грота и удержаться на выступах, по его мнению, было невозможно. Невероятно. А грот затопило наверняка. Уж очень высоко поднялась вода в каньоне.