Огненная западня

15 июля

— Уходить надо вниз. Быстрее быстрого, — сказал Косых и по очереди оглядел четверых у костра.

Марина рассеянно тыкала прутиком в угли, сбивая пепел. Изредка она вздрагивала, словно вместе с докучливой мошкой отгоняла какие-то тяжелые, будто валуны, мысли.

Когда они засветло причалили к берегу, Тимофей и Петр буквально вытащили Марину из лодки. Она не хотела выходить. Она плакала и умоляла ребят идти дальше вниз по реке и искать хотя бы труп Дзолодо. В первые мгновения она не верила Косых, что Дзолодо спокойно спит у костра, живой и здоровый. Потом бросилась к нему, обняла спящего и расплакалась еще пуще.

Дзолодо широко открытыми глазами отрешенно глядел в огонь. Он словно опять и опять переживал свое ночное плавание на выворотне. Косых знал такие случаи. Порой парашютисты-пожарники попадали в очень сложные условия, чудом выбирались из огня, но потом оказывалось, что нервное напряжение в минуты опасности словно выжимало их. Люди становились безвольными. Их можно было взять за руку и вести куда угодно, хоть снова в огонь, — сопротивляться они были уже не в силах.

Мрачный Тимофей постукивал молотком и, позвякивая гаечным ключом, разбирал мотор. Он придирчиво рассматривал каждую деталь. Искореженные, изломанные он с силой отбрасывал в сторону реки.

Только Петр, услыхав сказанное — Косых, настороженно поднял голову:

— Зачем же вы вернули нас? Мы проскочили бы каньон и ушли от огня в верховья.

— Из огня, да в полымя… — сказал Косых. — Посмотри на реку. Видишь, сколько дохлой рыбы плывет с верховьев? Там пожар так плотно перекрыл русло, что вода только что не кипит.

— А идти вниз легче?

— Легче… Ничуть не легче. Но там можно вырваться в Низовое. Оно вроде еще не горит. Там люди.

Тимофей швырнул в сторону реки очередную железяку и сказал:

— Я знаю, почему вы так торопитесь…

Косых помолчал, затем проговорил, обращаясь к Петру:

— Ветер переменился. Теперь он погонит пожар с верховьев Лосиной вниз. Огонь придет сюда завтра днем. Может быть, к вечеру.

— Что ж, он эти скалы жечь станет?

— Тут такая круговерть будет… Можно задохнуться.

— Ладно, — согласился без всякого энтузиазма Петр. — Вам виднее. За тем сюда и прыгали. Вниз так вниз.

— Совсем не за тем… — проговорил Тимофей. — Совсем не за тем… А, да все равно…

Сборы были недолгими и печальными.

Вместо руля на корму лодки приспособил грубо вытесанное из лиственницы прав ло.

Марина командовала Тимофеем, который укладывал в лодку пожитки, а Петр сидел на галечнике и лениво, без интереса перебирал собранную им за время путешествия геологическую коллекцию.

— Все напрасно…

Он проговорил это апатично, и в голосе его звучала безнадежность побежденного.

— Почему же? — спросил Косых. Его мало интересовала коллекция, собранная Петром, ему мало было дела до того, напрасно или не напрасно собрал Петр эти камни. Антон преследовал другую цель. Ему хотелось втянуть Петра в разговор. Командор как-то странно отнесся к обвинению Косых: будто и не слышал.

— Неоконченная работа хуже неначатой…

— Ну, это не всегда, — снисходительно заметил Косых, желая поддержать разговор. — Да и кто помешал вам? Пожар?

— Вернее, вы.

— Я?

— Вы. Когда заставили нас вернуться из каньона. В верховьях за ущельем я должен был взять последние шлихи. Если бы я их взял…

— Ну, и что бы тогда?

— Тогда, возможно, мне принадлежала бы честь открытия месторождения олова.

— Геологи, значит, проморгали, а вы открыли… — Косых не понравилось тщеславие, с которым Петр проговорил последнюю фразу.

— Зачем вы так… — поморщился Петр. — Никто ничего не проморгал. Просто меня попросили в геологическом управлении проверить, насколько далеко простирается распространение по реке Лосиной моллюска Мидендорфа. Это окаменелый ископаемый рачок. Обычно он встречается в тех местах, где на поверхность выходят древние свинцовые руды.

К ним подошел Тимофей и сказал:

— Послушай, командор: либо клади свои камни в лодку, либо выбрасывай. Их вниз положить нужно. Хороший балласт.

— Да, да, — заторопился Петр, удивившись резкому тону Тимофея. — Ты чего рычишь? — спросил он у Тимофея, укладывая коллекцию на дно.

— А чего ты лебезишь перед ним? Прощенье хочешь заработать?

— Я?

— Ты! Еще ему надо доказать, что мы виноваты. Ловкий какой! Прыг — и идемте в милицию. Мало ли что Дзолодо видел. Померещилось, может, ему. А ты сразу и скис.

— Я?

— Не я же. Пусть докажет!

— Правильно, — сказала Марина. — Только кипятиться ни к чему. Вот и все.

Наконец лодку нагрузили, столкнули в воду, потом все расселись, и лодка, подхваченная течением, поплыла вниз.

Как-то уж само по себе, приказывать стал Тимофей, и все слушались его. А Петр, нахохлившись, сидел на дне лодки и, видимо, воображал себя обвиняемым на суде.

Плыли долго, и плыли молча.

Каждый думал о себе и о своем.

Мимо тянулись спокойные, пока не тронутые пожаром берега. Лишь постоянный запах гари, к которому невозможно было привыкнуть, да сизый полог, затянувший небо, явственно напоминали о том, что впереди их ждет стена огня, через которую предстояло прорваться.

По реке, зачастую обгоняя лодку, плыла брюхом вверх снулая рыба. То вблизи, то поодаль мелькало в рыжем мутном потоке белое брюхо. Изредка уносилось течением погибшее животное — жертва пожара. Все это убеждало: в верховьях Лосиной разыгрывается таежная трагедия — огонь наглухо перекрыл реку, и звери, которые пытались спастись в воде, не нашли в ней защиты от пала.

Разлив сделал берега почти неузнаваемыми. Да это, собственно, никого и не волновало, кроме Петра. По его подсчетам, они должны были к полудню следующего дня подъехать к месту их последнего привала у развилки рек Лосиной и Солнечного луча. Там, как сказал Дзолодо, они оставили небрежно погашенный костер, от которого и начался пожар. Петру не терпелось увидеть это место, своими глазами убедиться в непоправимой ошибке.

Тяжелое молчание царило в лодке. Ворочался и вздыхал Дзолодо. Даже выдержанная и терпеливая Марина, сидевшая рядом, не вынесла наконец:

— Болит у тебя что?

— Нет…

— А чего ты как на иголках?

— Не получается…

— Что?

— Не могу партию без доски сыграть. Где какая фигура, забываю.

— Так брось.

— Тогда еще хуже…

— Чего хуже-то? Говори толком!

— Мысли…

Марина вздохнула.

— Понимаешь, Марина, а вдруг не дымок был… Тогда над костром. Не дымок, а парок. Понимаешь?

— Нет.

— После грозы — помнишь? — был немного дождь. Был. Река рядом, испарение, роса. Влажный немного дерн.

Косых стал прислушиваться к разговору.

— Как ты играешь в шахматы, Дзолодо? Ты же логично рассказать не можешь.

— Нет, Марина, логично. Сырой дерн положили на огонь. Да еще заливали костер немного. Пар, наверное, шел, не дым. А я решил — дым, дымок.

Косых спросил:

— Когда гроза была?

— Ночью, — ответила Марина.

— Какого числа?

— Десятого.

Косых заметил: Петр очень пристально смотрит на него. Пожарник подумал, что тот вот-вот вступит в разговор и подскажет ему: «Вот причина пожара». Но Петр молчал.

— Может, молния подожгла…

Это сказал Дзолодо. Не Петр.

— Я слышал, — продолжал Дзолодо, — может молния поджечь тайгу!

Петр молчал. И Тимофей тоже. Они теперь даже не смотрели на Косых. Они целиком полагались на него.

— Надо посмотреть… Разобраться надо, — сказал Антон.

— Ведь может? Может! — настаивал Дзолодо.

— Может… — Косых ответил нехотя. Ему стало неудобно за себя, за то, что он так сразу накричал на ребят вчера, сразу после своего неудачного приземления. И в то же время он не хотел и не мог оправдать их. — Разобраться надо…

Петр старался не смотреть на пожарника. Неистребимый запах гари, дымный полог на небе, далекие, но уже ясно видимые языки пламени, поднимавшиеся над тайгой, обвиняли его. Прежде всего его, потому что, хотя костер и заливал Тимофей, командором тогда был он. Он и главный ответчик. Молчание Косых воспринималось Петром как обвинение.

Первый долгий день плавания закончился. Лагерь разбили на высоком берегу, подальше от воды.

Хотя было уже поздно, но красноватый отсвет недалекого пожара словно продолжил зарю, и она так и не погасла.

И ужин прошел в молчании. Ни о чем не хотелось говорить. Присутствие Косых постоянно напоминало всем о том, что они арестованы и их сопровождает конвоир. И Косых чувствовал это отношение к себе и хмурился. За сутки, проведенные с ребятами, когда каждый из них шел на риск ради товарища, Косых невольно проникся уважением к тем, кого он считал виновниками всех бед, что стряслись в этом таежном районе. Он исподволь убедился: если туристы и совершили преступление — подожгли тайгу, то по глупейшей оплошности, но уж никак не преднамеренно, даже не из-за невнимания. Косых видел, как глубоко переживал происходящее Петр, да и остальные тоже.

Но факт оставался фактом — тайга горела. Теперь уже десятки квадратных километров были охвачены огнем.

«Завтра туристам на собственной шкуре придется убедиться в том, каков пожар вблизи», — думал Антон.

Ночь прошла спокойно. Только раз, неловко повернувшись во сне, Косых не сдержал стона от боли в ноге, и его окатило холодным потом.

Утром небо затянуло тучами. Начал накрапывать дождь. Над лодкой натянули брезентовый тент и отправились в путь.

Петр занял место у правила.

— Почему не Тимофей? — спросил пожарник.

— Нет уж, товарищ Косых! Сегодня на руле буду я.

— Чего ты упрямишься? — Косых пожал плечами, повернулся к Тимофею: — Где вы оставили непогашенный костер?

— Скоро увидите…

— А заранее не можешь сказать?

— Примерно на километр выше речной развилки, — ответил Петр.

— По Лосиной?

— Нет. По реке Солнечного луча.

— А зачем вам это знать? — спросил Тимофеи.

— На всякий случай, — неторопливо ответил Косых.

— Там одни головешки…

Чем ближе они подплывали к слиянию рек, тем тверже в душе Косых обосновывалась надежда: может быть, туристы и не виноваты в происшедшем. Он не знал, каким образом ему удастся доказать их невиновность прежде всего себе самому. Слияние рек было охвачено огнем уже в первый день. Косых не требовалось доставать планшет: он хорошо помнил кроки пожара, нанесенные на карту, красный карандаш очертил голубые веточки — слияние рек. По левому скалистому берегу пал шел, видимо, верхом. И это был тот самый берег, на котором останавливались на ночлег туристы, перед тем как изменить маршрут.

Сейчас они находились километрах в пятнадцати от того места. Огонь был хорошо виден. Он пожирал последние деревья. Они горели словно факелы. По правому берегу огонь настигал лодку со стороны верховьев. Подгоняемый ветром пал двигался быстро.

В час пополудни лодка миновала кривун, и перед ними открылось черно-серое пепелище. Трезубец старых кедров, под которыми ночевали туристы, был черен, дик и страшен. Даже на длинной косе у слияния Лосиной и реки Солнечного луча кусты тальника сгорели. Кое-где поднимались вялые сизые дымки. Пожар дотлевал.

Ребята смотрели и не узнавали знакомых мест.

Затор, высившийся тогда у скал, был сметен половодьем. Лысые, почерневшие от гари скалы выглядели чуждо.

— Ну вот…

— Пристанем к берегу, — попросил Косых.

— Зачем? — безнадежно спросил Тимофей.

— Тогда совсем маленький дымок был. Едва курился. Я хотел сказать, что надо вернуться. Да зачем, думаю… — И Дзолодо вздохнул.

— Так оно и бывает, — нахмурившись, проговорил Косых. — К берегу.

Антон вышел на отмель и, опираясь на рогатку, заковылял к опушке.

— Не туда, — бросил Тимофей.

— Я сам найду, — ответил Косых, не оборачиваясь.

У него под сапогом трещали полуобгоревшие сучья, словно пыль взлетал пепел. И это были единственные звуки, которые нарушали тишину.

— Холодно… Прохладно… Теплее… Тепло… Совсем мороз, — приговаривал Петр, следя за тем, как Косых бродит по берегу в поисках остатков костра.

Остальные молча наблюдали.

Косых без труда нашел старый костер. Его разводили по всем правилам. Место было очищено от хвои в диаметре метра на полтора. Потом окружено канавкой, глубиной на штык. Когда костер гасили, его не только залили водой, но и засыпали землей. Пожарник тщательно осмотрел засыпку. Нагнувшись, он сдул налет пепла, покрывший землю. Он увидел одну оплошность — дернины, которыми перед уходом был покрыт жар, брошены небрежно. Сильный ветер мог выдуть искру. Косых понимал: он чересчур придирчив. Но ведь дело-то какое!

— Жарко! Огонь! — продолжал командор.

— Петр, брось! — не выдержала Марина.

— Я не мешаю. Наоборот. Чего он отказался от моей помощи? Я предлагал показать ему, где мы разводили костер. Что он строит из себя Шерлока Холмса!

Дзолодо сказал:

— Не стоит шутить. Дело очень серьезное. Если он убедится, что виноваты в поджоге мы, отвечать придется всем.

— Зубоскальство ни к чему… — заметил Тим.

— Ну… Раз большинство против — молчу.

Косых продолжал бродить по берегу. Он то отходил к самой опушке тайги, вернее, к бывшей опушке бывшей тайги, словно ему надо было найти очень маленькую вещь — кольцо, оброненное случайно, или ключ.

Прошло примерно с полчаса, а Косых и не думал возвращаться к лодке, в которой сидели притихшие туристы. Чем больше проходило времени в поисках, тем меньше они понимали, что, собственно, делает Косых. Он уже исходил место их ночевки вдоль и поперек. Останавливался у их бывшего костра, который совсем не трудно было найти. Но Тимофей, не раз ходивший в походы, знал, что любые меры предосторожности значат весьма мало. Даже очень опытные таежники, которые по праву могли считать тайгу своим родным домом, более родным, чем тот, где живет их семья и где они прописаны, и то попадали впросак. Не только хорошо окопанный, но и залитый костер, но залитый небрежно, мог стать и бывал не раз причиной грандиозного пала.

Тимофея не удивлял метод «ведения следствия», которым пользовался Косых. Тимофей понимал, как трудно теперь разобраться в том, с какой стороны подошел пал к реке, если он подошел — на что Тимофей в глубине души все-таки надеялся, — а не двинулся в тайгу от реки.

— Конечно, — произнес Дзолодо, — они еще сверху, когда патрулировали, засекли место, где пожар начался. Теперь он смотрит на наш костер так, для очистки совести…

Тимофей искоса посмотрел на говорившего:

— А ты только что догадался? С чего бы тогда ему сразу кричать, что мы едва ли не арестованные!

Тряхнув головой, Марина зло стукнула сжатыми кулаками по коленям:

— Как глупо все!

— А ты считала, что люди могут поступать только умно? Или ты убедилась на собственном опыте? — усмехнулся Петр и договорил сквозь зубы: — Возвращается наш Сильвер… Хмурый… Ну, держись!

И все замолчали, ожидая, когда Косых приковыляет на своем импровизированном костыле. Он подошел, сел на нос лодки и закурил. Потом обвел взглядом сидящих, ухмыльнулся:

— Перетрусили…

— Чего уж дипломатию разводить, — махнул рукой Тимофей.

Косых сказал:

— Пошли…

Ребята посмотрели на него с удивлением.

— Понятно. — Тимофей снова махнул рукой. — Садитесь в лодку. Нам не стоит здесь задерживаться.