Огни у пирамид

Глава первая, где становится ясно, как изменилась жизнь

Ниневия. Год 5 от основания Империи. Месяц Нисану.

Великий царь, царь всех царей, и правитель обитаемого мира от земель филистимлянских и почти до царства Синдху, что на среднем течении великой реки Инд, принимал посла Египетского фараона Тахарки, который четыре года назад крайне удачно зарезал своего старшего брата Шабатаку. Фараоны XXV династии были нубийцами, и посол тоже был нубийцем, разительно отличаясь черным цветом кожи от своей свиты, что была укомплектована обычными египтянами. В Империи, которую с легкой руки Пророка стали называть одним словом, без перечисления многочисленных земель, в нее входящих, нубийцы в основном служили статусными элементами интерьера, а этот еще и разговаривал. Зрелище было крайне непривычным, а потому вызвало живейший интерес персидских князей и сардаров, собравшихся в зале. Вопрос обсуждался серьезный. Три года назад имперский Наварх, он же командующий флотом, отыскал морской путь в Египет и обнаружил занесенный песками великий Канал Фараонов. Царь царей Ахемен страшно не хотел тратить гигантские деньги на его восстановление, и уже который раз пытался различными уловками возложить эту честь на Египет. Тот успешно сопротивлялся. Египет был абсолютно самодостаточен, и все еще довольно богат, хоть и стал бледной тенью самого себя. Караванного пути через Синай ему хватало с избытком, и этот путь был надежно перекрыт цепочкой крепостей. Никакой канал Тахарке был даром не нужен, и копать он его не собирался. По его приказу жрецы Амона-Ра нашли папирусы, из которых стало известно, что эта стройка обошлась Египту в две тысячи талантов золота и сто тысяч человеческих жизней. Тахарка ужаснулся и ушел на юг, воевать с племенами полудиких эфиопов, потому что воевать было уже практически не с кем. На севере было море, на западе – Ливийская пустыня, а на востоке – могучая Империя, которая объединила в себе жутких ассирийцев и не менее страшных персов. Туда же органично влились торгаши из Вавилона и финикийские мореплаватели. И эта смесь народов, скрепленная единой системой законов, мер, весов и денежных расчетов, начала плавиться, имея далекой целью превратиться в единый этнос. Ахемен, по совету Пророка, приказал всем оседлым персам взять в жены девушек из Вавилонии и Шумера, а ассирийские воины взяли в жены дам из Аншана и Суз. Приказ вызвал было волну возмущения у родителей невест, но налоговое послабление на следующий год успокоило любящие отцовские сердца, и девчонки поехали в неведомую даль, навстречу судьбе. Знать переженилась вообще вся, благо жен можно было иметь много. Учитывая, что дети от этих браков уже были трех-четырех лет от роду, то малышам приходилось понимать и ассиро-вавилонский диалект (он же аккадский), персидский, эламский и арамейский языки. Ведь папа-ассириец мог жить с мамой персиянкой в гарнизоне какого-нибудь Алеппо и служить под командой эламита из Айяпура. Рождался какой-то суржик… Перемешанная кровь разных народов давала на редкость хороший результат, детишки получались крепкие и красивые. Программа, которую разработали Пророк и Первосвященник Нибиру-Унташ, предусматривала полное перемешивание населения и исчезновение местных языков. А для этого нужна была поголовная грамотность и почти сотня лет целенаправленной работы. Иначе ничего не выйдет. Ведь до сих пор иранские луры, прямые потомки эламитов, говорят на крайне своеобразном диалекте. И это через три тысячи лет! Единая страна должна была общаться без переводчиков. А пока всё государственное делопроизводство приходилось вести аж на четырех основных языках, и это было безумно сложно и дорого. Впрочем, появившаяся бумага постепенно делала ненужной клинопись, и свет в конце туннеля уже был виден.

Единая денежная система и тотальное ограбление храмов вызвали взрыв торговли и потребления. Караваны ходили во все стороны, не встречая преград, а редкие разбойники из арабских и арамейских племен регулярно вырезались карательными отрядами кавалерии. Империя ударными темпами развивала сеть дорог и мостов, соединяя север и юг, запад и восток торговыми путями. Каждые пять фарсангов стоял караван-сарай, где был колодец с хорошей водой. Право держать таковые давали отставным десятникам и сотникам, а потому порядок на государевых дорогах был железный. Да и побуянить у такого хозяина не получалось. Глянет какой забияка в глаза душегуба на покое, и увидит в них вечность. Потому что не все выживали, держа копейный строй двадцать лет подряд, а из тех, что выживали, можно было гвозди делать, которыми таких забияк к крестам приколачивали. И становился тот забияка тихим и вежливым. Потому что держатель постоялого двора был обязан на своей территории порядок поддерживать всеми доступными средствами. А проткнуть распоясавшегося хулигана копьецом для отставника было куда как доступным средством убеждения, и вполне привычным. Да и не было ему за это ничего, если честно. Надзирающие за порядком таким отставникам на слово верили, ведь те именем светлого бога присягу давали.

Немыслимые доселе расстояния заставили задуматься Пророка, который выдал очередную многозначительную фразу, и ученые чудаки из Дур-Унташа создали ему аналог азбуки Морзе, которая тут стала азбукой Эгиби. Надо ли говорить, что и этот мудрец свою личную статую получил. Линия башен, оснащенных системой бронзовых зеркал, протянулась от Кермана до Ашдода, поражая население скоростью передачи новостей. Тут, откровенно говоря, вообще раньше не знали, что такое новости, а теперь сын, служивший в неведомой дали, раз в год мог родителям бесплатно короткую весть послать. Купцы вцепились в новинку зубами и, дорогостоящее поначалу предприятие, постепенно стало даже приносить прибыль. Огоньки на башнях моргали день и ночь, превращая информацию в кровь гигантского организма, каковым становилась Империя.

Ахемену безумно понравилась Ниневия, и он переехал туда, любуясь с высоты царского дворца на прекрасный город, не тронутый войной. Ниневия была в центре его земель, контролируя и беспокойный Вавилон, и вечно недовольную Финикию. Впрочем, торгашеские нации очень быстро смирились и поняли все выгоды единого пространства. Дело дошло до того, что царь Тира Элулай, что, по старой привычке, захотел отложиться после смерти Синаххериба, был просто отравлен своими же подданными, которые не желали терять гигантский рынок сбыта. Им, подданным, люди с невыразительными лицами как бы между прочим намекнули, что Тир какое-то время может пожить на своем острове, радуясь независимости, но товары с материка он не получит, и торговать с ним никому не позволят. Ближайшее место, где им продадут зерно, будет находиться в Египте. И торговый люд очень быстро разочаровался в своем правителе, чего тот пережить так и не смог, удивив окружающих внезапно посиневшим лицом.

В стране были введены денежные векселя, скрепленные отпечатком пальцев и личной печатью, база которых хранилась у царских писцов. Ушлые аферисты, что пытались их украсть и обналичить, быстро получали палицей по голове, не разгадав секрета могущественного колдовства. Теперь значительная часть капиталов передвигалась по стране в виде пергаментных свитков, которые перевозила государственная почта. Грабители пришли в уныние. Минимальной суммой векселя было десять дариков, меньшие деньги по-прежнему возились в виде монет. Вводить купюры Макс не рисковал, помня, как разорилась дотла Франция в восемнадцатом веке из-за гениального шотландского проходимца Джона Лоу. Страна так и не смогла оправиться от той катастрофы, и Людовик шестнадцатый закономерно взашёл на эшафот. Макс на эшафот не хотел, и исторический процесс скорее осторожно направлял, чем торопил. Но в Вавилоне уже формировалось подобие первой биржи, что определяла цены на зерно, и Макс с любопытством наблюдал, что из этого получится. Молодые и резвые купеческие сыновья, освоившие в элитных школах тайну сложного процента, начали как-то раскачивать рынок, пытаясь за один день построить себе маленький дворец. Их вызвал к себе сам сиятельный Хутран, который пока жил в Вавилоне, и уведомил, что яма за стеной еще не заполнена, и что не стоит искушать судьбу. Молодые еще, жить бы и жить. Купцы вняли. Пока вняли.

Религиозная жизнь в Империи кипела ключом. Молились кому угодно и как угодно. Веротерпимость была полная. Да и не могло быть иначе. Древние традиции уходят столетиями. Христианство в русской деревне окончательно укоренилось лет через пятьсот после Крещения Руси, а отголоски язычества в виде всяких Масленниц и Иван Купал живы и по сей день. И это Пророк понимал тоже, стимулируя налоговыми льготами поклонение единому богу в храмах Священного огня, а не где-нибудь еще. Чтобы народ не баловал, по примеру православных иерархов, на новообращенных нацепили медальоны, которые язык не поворачивался называть крестиками. И если такого гражданина ловили в каком-нибудь храме Иштар, то этот была форменная катастрофа. Все налоги нужно было вернуть с пеней, и, вдобавок, выплатить крупный штраф, из которого доносчик получал половину. Денег было жалко, и паства потихоньку перетекала к огнепоклонникам, которые как бы тем же богам и молились, но гораздо дешевле. А если нет разницы?.. И храмы Баала постепенно начали пустеть. Со службой Богине было тоже пока непросто. Незаметно появилось мнение, что муж женщины, у которого жена спит с другим – рогоносец, богине она там служила или не богине. В харчевнях и кабаках сидели мутные личности, которые со смаком обсуждали интимные подробности соития с уважаемыми и благочестивыми дамами. И мужики, видя ухмылки знакомых с медальонами на шее, начинали испытывать дискомфорт, который закономерно переходил в семейные скандалы. Поток женщин в храмы Иштар тоже понемногу начал пересыхать. Но до полной победы единобожия было еще очень и очень далеко. Безработные жрецы, впрочем, массово становились учителями, сами проходя короткие курсы по новым учебникам грамматики и арифметики.

Армия тоже претерпела кое-какие изменения. Царский отряд превратился в личную гвардию великого царя, с легкой руки, опять же, Пророка, получив название «Бессмертные». Ни у кого даже вопросов не возникло. Строй парней, не дрогнувших под огнеметами и баллистами, лично обошел сам Ахемен, и толкнул прочувствованную речь, купив их с потрохами. Денег, впрочем, тоже отсыпал.

Резко усилившаяся армия получила отдых. Видя определенное недовольство тех, кто не навоевался (недозаработал), Ахемен мудро сформировал два небольших экспедиционных корпуса под командованием Камбиса и Хумбан-Ундаша, и сплавил их на северо-восток и юго-восток соответственно. В результате войска сделали огромный круг и вернулись через земли Персиды, увеличив Империю на несколько сатрапий. Сопротивляться военной силе нового царства на территории Арии, Гедрозии, Дрангианы и Сагатрии было просто некому. Мелкие княжества и царства даже выставить никого не могли против профессионального войска, и местное ополчение с корявыми копьями взирало с ужасом на закованных в бронзу кавалеристов и огнеметы, делавшие профилактические залпы. Впрочем, герои находились, но тем печальней была их судьба. Конец был примерно одинаков. Удар кавалерией и рубка отступающей пехоты. Как вариант – обстрел крепости из требушета, подведение осадных башен и таранов, грабеж и резня. В новые сатрапии поехала администрация, жрецы, казначеи, писцы и Надзирающие за порядком. Вся переписка на новых территориях изначально велась на персидском языке арамейскими буквами, благо у новых граждан Империи своих букв не имелось вовсе. В планах было покорение плодороднейших Бактрии и Согдианы, лежавшей между Амударьей и Сырдарьей, и на этом движение на северо-восток прекращалось. Лезть в скифские степи у Ахемена интереса не было. Переварить бы то, что захапали.

На севере были намертво заперты «Каспийские ворота», где на свое законное место встал город Дербент. Он надежно закрыл путь в Империю для массагетов, кочующих в степях Прикаспия. Впрочем, стройка еще продолжалась, уж больно затратным был тот проект. Урарту, воевавшая за Ассирию, была включена в Империю сразу, не успев даже опомниться. Царя Аргишти второго, который находился в ассирийском лагере, просто приволокли к ложу раненого Ахемена и привели к присяге. Кто же позволит существовать хищному государству, расположенному в двадцати фарсангах от столицы?

На западе были образованы сатрапии Сирия и Финикия, прижавшиеся границами к Египту, Иудее и царству Табалу в Малой Азии. Фригия и Лидия, омываемая Эгейским морем, с ужасом взирали на грозовую тучу, растущую на востоке, и понимали, что их поглощение уже становится просто вопросом времени.

Великий Царь воевать в данный момент не хотел, потому что проблем с присоединенными территориями было более, чем достаточно. Как обычно, не хватало писцов, учителей и просто свободного времени. Благодаря этим моргающим башням, которые Пророк назвал странным словом «телеграф», поток информации принял просто чудовищные масштабы, а секретариат повелителя был утроен. У его руководителя, от занудства которого сводило зубы у всех окружающих, появилось три заместителя, не уступающих своему шефу. К счастью прирожденных бюрократов, бумагу выдавали без ограничений, и донесения сатрапов тщательно фиксировались и подшивались в папки, а потом сравнивались с донесениями Надзирающих за порядком на предмет расхождений. Государю на стол попадало только самое важное, и даже этого было столько, что он забыл, когда был на охоте.

С усиливающимся ужасом на эту ситуацию смотрел и Египет, особенно его настоящие повелители – жрецы. Уж они-то, будучи людьми чрезвычайно умными, прекрасно понимали, что простое, как топор, единобожие вкупе с налоговыми льготами уничтожит их власть в считанные десятилетия. А уж канал Фараонов, который откроет Египет для внешнего мира, только ускорит их конец, потому что страна была сознательно законсервирована на целые тысячелетия. Любое внешнее влияние поменяло бы все и сразу, и это не устраивало элиту древнейшего царства. Они уже оценили успехи Империи, получив в подарок новые научные работы, переплетенные в тисненную кожу, и впечатлились. Приглашение на ученый диспут жрецы вежливо отклонили. Античный Египет имел население около пяти миллионов человек, половина из которых жила в плодороднейшей Дельте. По крайней мере, таковы были данные римской переписи. Но, помимо плодородия, Дельта отличалась крайне запутанной системой рукавов Нила, наличием обширнейших зарослей и болот, и была своеобразной природной крепостью, воевать в которой можно было бесконечно. А потому, посол божественного фараона Тахарки стоял насмерть, и на строительство канала не соглашался ни в какую.

– Великий Царь Царей, мой повелитель не расположен делать такую дорогостоящую работу. Глупая женщина, что обманом занимала место настоящего царя, просто тешила свое самолюбие. Никакой пользы для страны от этого канала не было, а потому великие цари Египта забросили его и не восстанавливали более, – с достоинством говорил посол.

Вместо царя беседу вел хазарапат Хидалу. Для повелителя немыслимо было говорить лично.

– Мы предлагаем великому фараону Тахарке оценить ожидаемые выгоды, – соловьем разливался Хидалу. – К вам пойдут корабли из Синда и Шумера, ведь морской путь проще и дешевле, чем везти товары караванами. Вы же, в свою очередь, тоже можете свои товары везти к нам, и казна обогатится пошлинами.

– Хвала Богам, Египет достаточно богат, о Великий Царь. Но почему вы перестали закупать наш папирус? Сотни семей потеряли источник существования, и они бедствуют.

– Папирус нам более не нужен, – отрезал Хидалу, – у нас есть другой материал для письма. Ты получишь его образец. Давай все-таки вернемся к каналу. Сотни купцов из финикийских и шумерских городов придут к вам торговать. Поплывут купцы из Синда и более дальних земель, и затраты на его строительство казна вернет примерно за десять лет. Согласитесь, выгоды огромны. И еще! В случае неурожая в Египте через этот канал поплывут корабли с зерном из Вавилонии, и ваш народ не будет умирать от голода, – выложил козырь Хидалу. – Ведь все ваше царство зависит от того, насколько большим или малым будет разлив Нила.

– Великие боги берегут людей Египта, – высокомерно сказал посол, раздувая широкие ноздри. – Тысячи лет стоит страна, и простоит еще тысячи.

– Ну что же, мы закончим на сегодня, – устало сказал Хидалу. – Мы встретимся завтра наедине. Великий царь услышал то, что ему было необходимо.

Посол удалился, оставив дары, а Ахемен задумчиво сказал:

– Что думаешь, брат? Тяжело будет. Расстояния огромные, народу много, жрецы могущественные. Увязнем мы там надолго. А купцы уже приступом скоро дворец возьмут, канал этот проклятый хотят. Может, зря ты его отыскал?

– Не зря, нужен он. А Египет все равно придется забирать, – упрямо сказал Пророк. – Не сейчас, так позже. Тахарка на глазах крепнет. Мы не можем такую опасность у своих границ иметь. Да и богатая земля, сам знаешь. В Нубии золото добывают, а оно нам ой как нужно.

– Да, прав ты. Ни к чему нам такие соседи. Да еще и упрямые, как ослы. Начнем понемногу поход готовить. Харраш, посылай своих людей в Египет. Чтобы через полгода все, как на ладони, было.

– Слушаюсь, повелитель, – склонился в поклоне Умножающий Доходы Империи.

А посол богоподобного фараона Тахарки сидел в это время в своих покоях и листал книгу сказок, подаренную ему хазарапатом. Читать нубиец не умел, но картинки рассматривал жадно. И понял тогда посол, почему проклятые персы папирус перестали закупать. Потому что не нужен он им более. На папирусе такую красоту сделать никак не получится.