Глава четырнадцатая, и последняя. А ГДЕ МОЙ ГЕНЕРАЛ?

Генерал Мюллер с самого утра находился в хорошем расположении духа — ему доложили, что на рассвете был задержан в расположении войск и доставлен в штаб некий перебежчик «от Януша». Правда, сам генерал его не видел и с ним не разговаривал, так как перебежчиком целиком занялся Кассель, но он не сомневался, что дела пошли на лад. Поэтому, когда к нему зашел капитан Кассель, генерал встретил его как долгожданного гостя, тем более что за это время между ними установились довольно дружественные в пределах субординации отношения.

— Поздравляю, капитан! — улыбался генерал. — Кажется, мы поймали сегодня птицу, на хвосте которой есть любопытные новости.

— Да, новости есть.

— Ну-ка, капитан, раскошеливайтесь...

— Только в общих чертах, господин генерал, только в общих... Донесение я должен зашифровать и передать по инстанции. Этим как раз и занимается сейчас мой радист. А вам доверительно могу сказать, что вы можете спать относительно спокойно: с той стороны вас тревожить пока не собираются. Только пока...

— Так и это удача, капитан! За это время мы здесь обрастем железобетоном и накопим резервы. Ради такой новости я прикажу сейчас открыть бутылку французского коньяка. Кажется, это последняя из специального запаса.

— Это будет слишком крупным авансом, господин генерал. Я пока совсем не утверждаю, что сведения окончательны — их еще перепроверят, сравнят с другими. Не только мы с вами пытаемся узнать, что происходит по ту сторону...

— Ладно, пусть так. И все же — за приятную новость!..

Капитан Кассель в делах питейных никогда не любил излишеств, но и никогда не отказывался от рюмки-другой, особенно если при этом можно было хорошо поесть. Но на этот раз он не выказал удовлетворения, и в его глазах, обычно бесстрастных, проступала озабоченность.

— Не все у нас так гладко, господин генерал, как может показаться с первого взгляда. Дессену в силу различных обстоятельств пришлось бежать из госпиталя. Теперь ему придется туго. Утешительная сторона: сочтут, что сбежал он от страха перед особым отделом — кто побывал в плену, тому у них остается только одна дорога — под пулю или в Сибирь. Это значит, что Дессена расстреляют, как Быкова, а не как Дессена, если попадется. Огорчительная сторона: его будут разыскивать как дезертира и предателя, — значит, очень хорошо будут разыскивать. Шансов мало. Впрочем, он свою долю пользы уже принес.

— Надеюсь все же, что он сумеет укрыться.

— Возможно.

— Пришел же этот Януш... от Януша... или как там на вашем языке?

— Важно не то, как, а то, что... Это все равно что, испытывая жажду, ловить ртом дождевые капли. И наконец, весьма неприятно и тревожно исчезновение подлинного Быкова. Мое начальство полагает, что конвоирование было организовано недостаточно серьезно.

— Ваше начальство, очевидно, считает, что для конвоирования одного безоружного человека я должен был отозвать роту с передовой? — обиделся генерал. — Всем известно, что на станции, когда там находился конвой, взорвалось не менее сорока авиабомб, а затем эшелон с боеприпасами. Так что от станции осталась только кирпичная крошка. Я, например, полагаю, что Быков и его конвоиры уже прибыли в пределы всевышнего и оттуда бесстрастно наблюдают за нашей суетой.

— А если Быков бежал? И ушел к своим?

— Невозможно.

— В катавасии, именуемой войной, все возможно.

— Это было бы плохо.

— Это значило бы, что Дессену конец. И так далее...

Французский коньяк так и не был откупорен. Настроение у генерала Мюллера, несмотря на успокоительные сообщения, пошло вниз. Но днем после совещания в армейском штабе оно снова двинулось на повышение. Там подтвердили, что крупных приготовлений к наступлению со стороны противника не замечается, что дивизии в то же время дадут свежее пополнение и, возможно, усилят ее боевые порядки двумя артиллерийскими полками. Об истории с конвоем и вовсе не было ничего сказано. Очевидно, и пленного, и сопровождающих списали на бомбежку. Генерал Мюллер был вполне удовлетворен и по пути в свой штаб наказывал адъютанту:

— Там при комендатуре этот... ну, ночной перебежчик. Вероятно, он и сейчас еще отсыпается после своих похождений. Покормите его как следует, я думаю, капитан Кассель не будет возражать, постарайтесь разговориться и держите уши открытыми...

Пообедал перебежчик с аппетитом, даже от шнапса не отказался, но от всех наводящих вопросов ловко увертывался, подсовывая вместо ответов анекдоты и веселые куплеты, чем окончательно расположил к себе генеральского повара. В заключение он попросил снабдить его пропуском до пристанционного поселка, чтобы повидать родственников. Пропуск с разрешения Касселя был выдан с поручением проследить, что там за родственники.

Из штаба перебежчик вышел, пошатываясь и горланя песни. Солдаты посмеивались ему вслед, и притом не без зависти — повезло человеку, вон как насосался! Миновав несколько постов, он перестал пошатываться, походка его приобрела твердость и уверенность. Уже начинали спускаться ранние предосенние сумерки, когда показался разбитый станционный поселок и городок за ним — бесформенные холмы кирпича и темное скопище домов без единого огонька. Но перебежчик не умилился при виде цели, к которой стремился, не ускорил шага, а поступил совсем неожиданно: свернул через кустарник к лесу...

Генерал Мюллер лег спать удовлетворенным. Он не слишком разбирался в политике, но военное дело на немецкий манер знал. Он был убежден: если в условиях бездействия противника шлют подкрепления и пополнения, то это хороший признак. Во всяком случае, это свидетельствовало, по крайней мере, о том, что, во-первых, его способностям доверяют и что, во-вторых, положение на фронте снова обретает устойчивость. Кроме того, за последние несколько дней хорошо поработала пропаганда, внушая каждому солдату, что в случае попытки сдаться в плен русским его ожидает виселица или пожизненная каторга, а при побеге в тыл — трибунал и расстрел за трусость. Таким образом, по мнению генерала, каждый солдат его дивизии превращался в крепость, которая погибнет, но не сдастся. И это ко всему тому, что за немецким солдатом вообще давным-давно утвердилась слава дисциплинированного и упорного бойца.

Спальня генерала помещалась в каменном подвале дома — на случай внезапных ночных бомбежек русских «кукурузников», которые, используя темные ночи, летали по немецким тылам почти на бреющем полете. Большого ущерба они нанести не могли, бомбы у них маленькие, но жалили настойчиво, словно осы, часто лишая сна и отдыха чуть не всю дивизию. И ничего с ними не поделать. Зенитки при такой высоте бесполезны, сами самолетики на фоне темного неба не видны, а от стрельбы по звуку толку мало, но зато можно получить гостинец на голову...

Шел третий час ночи. Сунув правую руку под подушку и натянув до подбородка одеяло — привычка едва не с детских лет, — генерал Мюллер тихонько посапывал. Шел пятый час, не шевельнувшись и не повернувшись с боку на бок, генерал продолжал спать глубоким сном, как хорошо поработавший человек. Шел шестой час, когда зазвонил телефон. Генерал почти автоматически протянул руку к телефонной трубке и тут же услышал гул артиллерийской пальбы, и сон сразу соскочил с него. Командир головного полка докладывал о начавшейся артподготовке русских:

— Они мешают землю с небом.

— Прошу без поэзии!

— Внизу, в долине, еще туман, но мы видим огни, много огней... Их пехота начинает атаку.

Не по летам быстро одевшись, генерал поднялся наверх, где уже находился начальник штаба.

— Ну?

— Пока трудно понять, что происходит. Помните, так же было дней двенадцать назад: артогонь, пулеметная трескотня — и никакой серьезной атаки.

Шел седьмой час, начало рассветать. Телефоны трещали как бешеные:

— Русские прорываются!..

И вдруг мембрана, еще теплая, только что наполненная голосами, шорохами и тресками, онемела. Генерал подул в нее, повертел в руках, проследил шнур до розетки — все на месте.

— Что там на узле связи, заснули? — крикнул генерал Мюллер в раздражении, но ему не успели ответить: перед домом грохнули взрывы, послышался топот ног, истошные крики. По комнатам прошел ветер.

В дверях стояли русские солдаты. Один из них, светловолосый и сероглазый, с царапиной на щеке — к подбородку уже сползали капли крови, — улыбнулся:

— Гутен морген, генерал! Привет от Павла Быкова. Приготовьте его письмишко, он скоро пожалует в гости самолично...

— А Дессен? — плохо соображая, спросил генерал.

— Дессен? А черт его знает вашего Дессена... Он там, наверное, где ему положено быть...

Впрочем, если бы генералу и рассказали о баронете, это его мало утешило бы: он узнал бы, что Дессен был пойман в парке госпиталя, что сначала он отпирался и нес околесицу, потом раскис и просил вспомнить заслуги его отца, воевавшего в прошлую войну на стороне русских; что затем под диктовку майора написал донесение, сообщил адрес Януша и пароль; что шпион Януш уже два дня назад был взят русской контрразведкой, а «от него» перешел фронт и принес «донесение» Мариам Ямпольский, разведчик из партизанской группы в монастыре: он сообщил советскому командованию позывные группы, а на обратном пути согласился выполнить «небольшое поручение». А партизанская группа вместе с разведчиками из роты капитана Омельченко и нанесла удар по штабу...

Наверху послышался рев и гул, генерал поднял голову:

— Что это?

— Наши танки.

— Ваши?

— Несомненно. Можете считать, что у вас уже нет дивизии, генерал.

— Какая ошибка! — пробормотал генерал. — Какая ужасная ошибка...

Разведчик засмеялся:

— Не переживайте, генерал, не вы один в таком положении. А ошибка сделана не сегодня и не вчера, вы сделали ее, начиная войну... Вот и придется нам топать в Берлин, учить вас не ошибаться...

Туман редел, все больше светало, и мощные фары на танках, которые то включались на мгновение, слепя противника, то гасли, делая ночь еще чернее и порождая панику, были уже не нужны. И когда Павел Быков, находившийся в танковом десанте, спрыгнул около бывшего штаба немецкой дивизии, он нашел там только советских часовых, которые охраняли штабное имущество.

— А где мой генерал? — засмеялся Быков.

— Это который тут правил? За ним уже назад, в тыл надо... Да ты на Берлин жми, там их, фашистских генералов, и тебе и нам хватит. Давай-давай, а то к шапочному разбору попадешь. Давай!..

1945-1946 гг.

Загрузка...