Побег.
Это было единственное, о чем Селена могла думать. Прочь из Магны, назад, к Андреасу, назад, на дорогу, которая приведет ее туда, где ей предназначено быть судьбою.
Риск был велик. Ее могли схватить еще до того, как она успеет выбраться за пределы дворца. Каждого, кто осмеливался идти против ее воли, Лаша наказывала самым суровым образом. Селена слишком хорошо помнила, какая судьба постигла молодую горничную и офицера царской охраны, осмелившихся бежать, — молодого человека кастрировали, а девушку похоронили заживо. И даже если удастся бежать из дворца, там, снаружи, ее ждет огромная, безжалостная пустыня.
И все же Селена хотела попытаться. Царица и армия немых стражников не смогут помешать ей продолжить путь, который должен был привести ее к тому, что было предназначено ей судьбою. Ты избрана богами, так говорила ей Мера. И тот римлянин, который умер у Меры на руках, он ведь тоже сказал, что ей определено особое предназначение в этом мире.
И как я должна исполнить свое предназначение в этой тюрьме, спрашивала она себя, торопясь в гарем. Лечить воображаемые болезни разжиревших придворных не имело ничего общего с искусством исцеления. Селена была убеждена, что она рождена творить настоящее добро, дабы исполнить свое священное предназначение. Она поняла это в тот день, когда Андреас открыл ей ворота в новый мир. Но ей никогда не удастся исполнить эту мечту, если она не вернется к нему и золотому кольцу, которое, по словам Меры, должно было ей все объяснить.
Лаша развлекалась с одним из своих любовников, молодым человеком, которого привезли из города и с которым она собиралась провести остаток дня. Селена всегда пользовалась этим обстоятельством, чтобы сбегать в королевский гарем и побыть со своей единственной подругой Самией, индианкой, которую два года назад взяли в плен, так же как теперь и ее саму. Здесь, в уединении, где их никто не мог побеспокоить, — рабы и рабыни Селены не имели доступа в эту часть гарема, а все остальные женщины, спасаясь от невыносимого полуденного зноя, спали в этот послеобеденный час, — подруги обычно обсуждали план побега.
Селена нашла Самию через месяц после своей «смертной казни», в то время как весь дворец был занят приготовлениями к дню зимнего солнцестояния. Как и другие пленницы, Самия оказалась не в состоянии излечить короля от импотенции и поэтому была отправлена в гарем, где и жила теперь, забытая всеми. Почти с первой же встречи девушки начали составлять план побега и с тех пор почти ни о чем больше не говорили.
Селена огляделась. На каждом шагу во дворце ее подстерегали враги и шпионы. Даже несмотря на покровительство царицы, она не могла чувствовать себя в безопасности, ибо у нее был враг, почти такой же могущественный, как и сама Лаша, враг, у которого в каждом уголке дворца было по шпиону и который только и ждал, чтобы отомстить девушке, унизившей его публично, — Казлах, лейб-медик.
Солнечный свет лился через открытую дверь, мимо которой проходила Селена. И вдруг ее охватила глубокая печаль. Вид летнего сада по ту сторону ворот напомнил ей о том дне, когда она встретила Андреаса. Она стояла на пороге своего шестнадцатилетия и верила, что впереди ее ждет чудесная жизнь. А потом? Ее мечта лопнула, и судьба повернулась так, что она очутилась в плену.
«А что стало с моим любимым? — думала она. — Что он сделал, когда обнаружил, что меня нет? Ищет ли он меня еще? Может, он меня уже забыл? Нет, он меня не забудет, мы навеки связаны друг с другом».
Люди, проходившие мимо, почтительно приветствовали Селену, направлявшуюся в гарем, ведь она была как-никак личной врачевательницей царицы. Внешне Селена ничем не отличалась от остальных обитательниц царского дворца. Как и все женщины, она носила платок, скрывавший нижнюю половину ее лица, — свидетельство арабского влияния на Магну. У нее снова отросли волосы до плеч. Заплетенные в тугие косы и уложенные на затылке, они были скрыты под голубым покрывалом цвета лаванды. Ее лоб украшала золотая цепочка, увешанная золотыми монетами, длинное широкое платье было подвязано на талии поясом, расшитым драгоценными камнями. По велению царицы Селена начала пользоваться косметикой.
Перед самым гаремом она замедлила шаг, так что не ожидавшие этого рабыни, следовавшие за ней, налетели друг на друга. Эти рабыни сопровождали ее повсюду, в любое время суток они были рядом, наблюдали и шпионили за ней, докладывая царице обо всем, что она делала. Одна из рабынь — Селена не знала, кто именно, — нашла письмо, которое она написала Андреасу и хотела переправить за пределы дворца, чтобы там передать путешественнику, едущему в Антиохию. Рабыня отдала письмо Лаше. С тех пор Селену ни на минуту не оставляли одну.
Два стражника распахнули перед ней створки дверей, потом открылись внутренние ворота, охраняемые евнухами. Селена оставила рабынь в коридоре и вошла, наконец, одна, в роскошную комнату, залитую светом послеобеденного солнца.
Она сняла платок и улыбнулась красивому молодому евнуху в ответ на его приветствие. Его звали Дарий, он был взят во дворец евнухом совсем недавно и теперь входил в число тех, кто охранял наложниц. Он пробыл здесь всего только несколько недель, но и этого времени оказалось достаточно, чтобы заставить биться чаще истосковавшиеся по любви сердца.
Еще в раннем детстве Дария продали в рабство. Единственное, что осталось от того времени, — это смутное воспоминание о цветущем саде, о поющей женщине и о зеленой реке по ту сторону какой-то стены. И только один сон преследовал его постоянно: снова и снова ему снилось, будто чьи-то большие крепкие руки хватают его, накидывают на голову мешок, сажают на лошадь, которая несет его далеко-далеко от зеленой реки. Потом он видит себя среди других мальчиков, как все они сбились в кучу, а потом этот ужасный, постоянно повторяющийся кошмар — кровь, текущая потоками, убийственная боль, и вот он с ужасом обнаруживает, что его зверски изуродовали. Все это случилось так давно, что он уже точно не помнил, что было во сне, а что наяву. Теперь для него существовала только реальность настоящего — после долгих лет странствий от одного хозяина к другому этот чувствительный молодой человек, видевший в будущем лишь мрак бесконечных лет одиночества, осел на какое-то время в царском гареме Магны.
Селене от всего сердца было жаль евнуха, которому приходилось страдать не только от самой неволи, но и от козней женщин, которых он охранял. Как он ничего не мог поделать со своим мягким характером и со своей юношеской красотой, так и несчастные женщины гарема ничего не могли поделать со своей неудовлетворенной страстью, со своим жгучим желанием.
Гарем одновременно очаровывал и отталкивал Селену. Женщины жили здесь как в золотой клетке. Многие из них, с тех пор как их в детстве привезли сюда, ни шагу не ступили за порог тяжелой запертой двери; многие из них, родившиеся в гареме, вообще не знали ничего иного, кроме клочка голубого неба над внутренним двором. Здесь жили молодые и старые женщины, красивые и уродливые, умные и глупые, и все они не имели других проблем, кроме одной — какой платок сегодня выбрать. С одной стороны, избалованные, с другой — презираемые, так они и жили, проводя день за днем в играх и болтовне, растили своих детей и томились от скуки. Такому привлекательному молодому человеку ничего не стоило бы извлечь пользу из этой ситуации. Некоторые евнухи, с умом даря свою благосклонность, научились обеспечивать себе комфортную жизнь. Некоторые женщины в гареме, дочери или сестры восточных правителей, располагали огромными богатствами и властью. Дарий был одним из тех кастратов, которые были способны к сексуальным отношениям, Заббаю же было безразлично, были ли у его наложниц любовники, главное, чтобы они не беременели.
И все же Дарий не позволял втягивать себя в придворные интриги и не продавал свое расположение той, кто предложит самую высокую цену. Потому что в ту ночь, когда его, измученного и униженного, привезли во дворец, он впервые в жизни влюбился.
Он поприветствовал Селену дружеским рукопожатием.
— Все в порядке? — спросила Селена и озабоченно огляделась.
Он кивнул и сказал, что Самия ждет ее у пруда с лотосами.
Дарий, как и большинство придворных, испытывал определенное благоговение перед Селеной. Правда, его еще не было тогда в Магне, когда она сделала операцию царице, а затем исцелила царя от импотенции, но он много слышал о том, как эта молодая девушка из Антиохии вернула царю здоровье. Во дворце ходили слухи, что в жилах Фортуны течет кровь древней египетской волшебницы.
Селена помахала подруге, поджидавшей ее в другом конце двора. Именно Самия помогала Селене в ту первую жуткую ночь во дворце, когда нужно было оказывать первую помощь девушкам, попавшим в плен. Именно Самия делила с Селеной боль и страх, когда одну за другой девушек уводили к царю, пока и ее тоже не увели. Перед тем как расстаться, девушки крепко обнялись, обливаясь слезами, и с тех пор между ними установилась прочная внутренняя связь, которая сохранилась и месяцы спустя. Самия была, после Меры, первой подругой Селены.
После того как они обнялись и поцеловались, Селена села у пруда, ей не терпелось рассказать последние новости. Печальное выражение в глазах подруги она заметила не сразу.
— Они приезжают через две недели, — торопливо сообщила Селена и бросила осторожный взгляд через плечо. Дарий стоял на страже у арки ворот. — Посольство из Рима. С большой свитой. Говорят, им отдадут новый флигель дворца. Ты только подумай, Самия! Во дворце поднимется страшный переполох и суета. И тут уже нам непременно представится какая-нибудь возможность бежать.
Когда Самия подняла глаза, Селена поняла, что та недавно плакала.
— Про римское посольство я все уже знаю, — сказала Самия еле слышно. Она смотрела куда-то мимо Селены, ее взгляд был устремлен к Дарию. — Они заберут Дария.
Селена в ужасе обернулась, только теперь она поняла, почему у Дария было такое несчастное выражение лица.
— Зачем? — спросила она и наклонилась поближе к Самии. — Зачем он им?
Слезы опять брызнули у Самии из глаз.
— Царь хочет подарить императору Тиберию двадцать женщин из своего гарема. А Дарий будет их сопровождать.
Селена в ужасе отшатнулась:
— В Рим? Дария увезут в Рим?
Она вспомнила тот вечер четыре месяца назад, когда впервые встретила Дария. Тогда ей передали по тайной цепочке — через евнуха, стражника и горничную, — что Самия просит ее немедленно прийти, и тотчас же отправилась в гарем, осторожно пробираясь по темным переходам, молясь только о том, чтобы царица не проснулась и не хватилась ее. Здесь, в дальнем углу сада, она нашла свою подругу, которая, не обращая внимания на дождь, сидела под ивой и держала на коленях голову молодого человека, потерявшего сознание. Это, как объяснила она Селене, был евнух, прибывший вчера в гарем. Он пытался повеситься на шелковом платке. Самия первой обнаружила и спасла его. Потом Селена ухаживала за ним вместе с Самией, пока он не выздоровел.
Селена очень привязалась к этой влюбленной паре, делившей с ней ее заточение. Самия и Дарий были единственными, кто знал ее историю, кто знал про Андреаса и ее веру в свое особое предназначение. Они были единственными, кто звал ее Селеной, а не Фортуной, именем, которое она ненавидела. То, что они знали ее тайну и звали ее настоящим именем, давало Селене ощущение, что она сохранила самое себя и свое прошлое, которое Лаша хотела у нее украсть.
— Может быть, все-таки удастся как-нибудь устроить, чтобы ты поехала вместе с ним, — сказала Селена, которую никогда не покидала боль разлуки с Андреасом.
Но Самия покачала головой:
— Нет, не удастся. Боги покинули меня.
— Попробуй как-нибудь затесаться в толпе, их же будет много, и поедешь вместе с ним в Рим, — прошептала Селена.
— Поедут только двадцать наложниц. Стражник пересчитает их и, конечно, заметит, что среди них одна лишняя.
— Тогда поменяйся с кем-нибудь. Дай денег.
Самия опять покачала головой:
— Селена, я все это уже перепробовала. Всех переспросила. Все хотят ехать сами. Никто ни за какие деньги не хочет поменяться со мной. Они хотят увидеть Рим.
Селена опять обернулась и взглянула на Дария.
В тот день, когда его привезли во дворец, все его тело было синим от тумаков и щипков, которыми наградили его стражники. Женщины, жадные до новостей и происшествий, обступили его со всех сторон, чтобы получше разглядеть. Они стояли и беззастенчиво обсуждали его, еще больше унижая своими замечаниями и домыслами. Единственное, чего он хотел, — это поскорее покончить с этой жалкой жизнью. Ночью он выскользнул из гарема, чтобы повеситься. Но за четыре месяца, прошедших с тех пор, Самия и Селена снова научили его любить и доверять, радоваться жизни и надеяться на лучшее. Теперь же, если Дария увезут в Рим, у них больше не будет будущего.
— Я придумала, — выпалила Селена. — Ты не можешь присоединиться к отъезжающим, так как это бросится в глаза. Значит, ты должна остаться здесь, а это означает разлуку с Дарием.
— Я все это знаю, Селена.
— Тогда слушай внимательно. Ведь если Дарий останется здесь, вас не разлучат.
— Но он должен ехать. Ему приказали.
— Он останется, а я поеду вместо него.
— Ты? — Самия уставилась на нее. — Нет, ничего не получится.
— Почему не получится? Мы с ним почти одного роста и сходного телосложения. Ночью темно, и все кажутся одинаковыми. К тому же тут будет такая неразбериха — солдаты поведут женщин к лодке, которая должна ждать их на реке, будут стоять страшные крики, вопли, слезы расставания, а я там, среди них…
— Селена, ты сошла с ума, — тихо сказала Самия, но ее голос выдал волнение.
Селена шепотом изложила Самии свой план. Все будет совершенно просто. Никто не заметит, что евнух, сопровождающий женщин, натянул на голову капюшон своего походного плаща. Конечно, женщин будут поторапливать, чтобы кто-нибудь вдруг не сбежал. К тому же будет темно, потому что корабль должен отправиться в полночь.
— Но, Селена, — вставила Самия, — неужели ты действительно собираешься ехать переодетой до самого Рима? Тебя обязательно обнаружат.
— Я не собираюсь ехать в Рим, — возразила Селена. — Я покину корабль при первой же возможности, даже если мне придется прыгать за борт. Единственное, что мне нужно, — выбраться за пределы дворца.
После долгих препирательств Самия и Дарий наконец согласились с планом. В ночь отправки Селену под каким-нибудь предлогом вызовут в гарем. Вечером она подмешает Лаше что-нибудь в вино, чтобы она заснула и никто не хватился бы Селены до рассвета. И пока путешественники будут разбираться — с рабами, багажом и стражей, — Селена и Дарий поменяются одеждой. После этого он спрячется где-нибудь во дворце — укромных уголков там достаточно — и разработает какой-нибудь план их побега с Самией из Магны.
— Где ты была? — спросила царица. — Я звала тебя.
— Прости, моя царица, — ответила Селена и поставила свой ящик с лекарствами на стол, — мне нужно было немного размяться.
Лаша, одетая в драгоценный пурпурный шелк и напудренная золотой пылью, дотягивалась на своем ложе.
— Ты двигаешься достаточно. Дай мне что-нибудь от боли. Мое ежемесячное недомогание наступило неожиданно, и теперь у меня тянет низ живота.
Радуясь, что она может чем-то заняться и тем самым хоть как-то скрыть овладевшее ею возбуждение, Селена открыла свой ящик.
Лаша вступила в ту фазу жизни, когда течения, вызванные луной, постепенно иссякают, и ее цикл стал нерегулярным.
Пока Селена возилась со своим ящиком, она огляделась в этих шикарно убранных спальных покоях в поисках юноши, с которым Лаша провела вторую половину дня. Она понятия не имела, что делали с мужчинами после свидания с царицей, обычно Лаша только один раз использовала каждого юношу. В свои семьи они, конечно, потом не возвращались.
Капнув несколько капель напитка Гекаты в кубок вина, Селена выглянула на террасу. Только однажды выходила она в город, когда Лаша наносила визит в стаи бедуинов, остановившихся на лето в одном из близлежащих оазисов. До Лаши дошли слухи о необычных танцовщицах, которые умели, лежа на спине, с помощью одних лишь мускулов живота перелить вино из одного кубка в другой. Она захотела увидеть это собственными глазами. Всякий раз, когда на Лашу нападало такое настроение, что ей непременно нужно было посмотреть необычное представление или какую-нибудь редкость, — она обычно выезжала из дворца с большой свитой. Не меньше двухсот человек сопровождали ее в таких поездках.
Селена в тот день путешествовала в закрытых носилках, следовавших за царским паланкином, и пока процессия двигалась через весь город, она то и дело приподнимала занавес, чтобы выглянуть наружу.
То, что она увидела, наполнило ее ужасом.
После долгих месяцев жизни в роскоши и изобилии Селена не могла поверить своим глазам, увидев грязь и нищету на улицах Магны. Одна картина особенно глубоко врезалась ей в память и теперь всплывала перед ее глазами всякий раз, когда она протягивала царице кубок: орущая, возбужденная толпа, собравшаяся у дворцовых ворот, — инвалиды и попрошайки, маленькие девочки с тощими младенцами на худых руках, мужчины без ног или без рук, с гноящимися глазами, с распухшими от болезни лицами. Все они толпились перед дворцом, обманывая себя надеждой, что близость к царице, этой богине во плоти, излечит их.
Позже Селена узнала, что в Магне нет места, куда эти люди могли бы обратиться в случае крайней необходимости. Здесь не было храма Эскулапа, где больной мог бы найти убежище на ночь и предаться надежде, что во сне к нему придет бог и исцелит его. Только богатые могли позволить себе личного врача, у остальных же — людей среднего класса, так же как и у бедных, — не было никого, кому они могли бы довериться в случае недомогания или болезни.
— Ты что, заснула? — спросила Лаша.
Селена покачала головой, пытаясь поскорее избавиться от гнетущих воспоминаний. В Антиохии она тоже задумывалась о судьбе больных, но там у них был хоть кто-то, к кому они могли обратиться за помощью: храм Эскулапа, маленький домик Меры, вилла Андреаса, врача.
Здесь я могла бы помочь, подумала Селена и взяла у царицы кубок, чтобы ополоснуть его. Если бы я была там, на улице, я действительно могла бы лечить, вместо того чтобы сидеть в этой клетке и творить «чудеса».
Излечение царя Заббая от импотенции не было чудом, но об этом знала только Селена. Даже Казлах, лейб-медик, не понял, что причиной заболевания царя было всего-навсего ожирение.
Мера описывала Селене болезнь, которую греки называли diabetes mellitus, к симптомам которой относились частое мочеиспускание и сильный запах меда от мочи. Если болезнь начиналась в детстве, это означало верную смерть, если она проявлялась лишь в зрелом возрасте, то часто можно было остановить ее развитие за счет снижения веса больного.
По причинам, до сих пор неизвестным, объясняла Мера дочери, ожирение у взрослых приводит иногда к заболеванию диабетом. Поэтому снижение веса во многих случаях может привести к остановке развития болезни.
Когда Селена впервые осматривала царя в присутствии семидесяти слуг, врачей и придворных, она не могла понять, чего ему не хватает. Но когда ей описали симптомы — чрезмерная жажда, постоянное чувство голода, частое мочеиспускание, — Селена вспомнила то, чему ее учила Мера. Она исследовала мочу царя и установила, что она сладкая, как мед. Заббай действительно страдал диабетом, а так как Селена знала, что эта болезнь может привести к импотенции, она сказала себе: если вылечить эту болезнь, то, вероятно, можно избавиться и от импотенции.
Так что Заббаю была предписана строгая диета. Постепенно жир начал спадать, и уже через шесть месяцев, впервые за последние два года, он снова смог познать женщину.
Селена совершала и другие чудеса. Старого визиря царицы уже много месяцев мучил ужасный зуд на голове. Селена вылечила его с помощью лечебной смеси из серы и кедрового масла, у главного евнуха, которому она прописала напиток Гекаты, перестали болеть суставы, а принц избавился от поноса, после того как сел на предписанную ею рисовую диету.
Было во дворце и несколько серьезных больных, которым Селена была бы рада помочь, но большинство недомоганий, от которых страдали придворные, оказывались в конце концов надуманными, и происходили они по большей части от скуки и безделья. Живя во дворце, она чувствовала, будто ей навязали роль волшебницы, но ничего не могла с этим поделать, там же, на улице, она могла исполнить свое предназначение и принести пользу.
Царица не отрываясь смотрела на Селену. Она гордилась красотой своих глаз и после удачной операции начала делать их еще больше и красивее с помощью капель белладонны из ящика Селены. Этот наркотик увеличивал зрачок, это придавало глазам Лаши несколько странное выражение — казалось, будто эти глаза могли видеть больше, чем другие.
Лаша рассматривала Селену со смесью зависти и злости. Эта скромная девушка обладала большой властью, которую Лаше и самой хотелось бы иметь.
Не властью над жизнью и смертью — это у Лаши уже было, — а властью над болью, которую она считала гораздо более важной. Одной стороной этой власти Лаша уже обладала — властью причинять боль. Но эта девочка, жившая до сих пор среди беднейших из бедняков, обладала особой властью, которая могла приносить облегчение от боли, а это было нечто гораздо более удивительное.
«Она еще не знает, — думала Лаша, — какую власть надо мной получила — ведь девчонка может даровать мне облегчение от боли, а может и отказать в нем. Она не подозревает, что я — пленница, пленница боли, которая овладевает моим телом. Ничто, даже смерть, не пугает меня так, как непрекращающаяся боль. Эта девка из помойной канавы, невежественная и мудрая одновременно, понятия не имеет, на какие высоты могла бы вскарабкаться, используя свою власть. Но когда-нибудь она это поймет. Когда она станет старше, она поймет, насколько бессильна я перед слабостью своей плоти, и когда этот день придет, наши роли поменяются. Тогда она станет властительницей, а я — ее подданной. Попытается ли она когда-нибудь обратить свою власть против меня?»
— Фортуна, — сказала Лаша резким голосом, — римляне прибывают через две недели. Ты, конечно, уже слышала об этом, ведь у этих стен есть не только уши, но и языки. И когда они будут здесь, во дворце начнется большой переполох. Ты ведь не будешь делать глупости, Фортуна? Тебе ведь не придет в голову попытаться убежать?
Она заметила, как застыла Селена. «Значит, я права», — подумала она.
— Я беспокоюсь за тебя, дитя мое, — продолжала Лаша, поднимаясь с ложа, — иногда я боюсь, что одиночество слишком угнетает тебя. Я вижу отчаяние и смятение в твоих глазах. Ведь тебе уже почти восемнадцать. А ты все еще девственница, не так ли?
Селена хорошо знала эти убийственные интонации Лаши. Она знала, что в этот момент в ней говорит ее коварство. И не только коварство, здесь было что-то еще…
Я спасла жизнь ее сыну, думала Селена. Я вернула ей зрение. Я излечила ее супруга от импотенции, так что ей не пришлось брать себе нового мужа. А она меня ненавидит. Она ненавидит меня за то, за что должна быть мне благодарна. Царица — моя должница, но именно мне приходится платить.
— Я просто подумала, Фортуна, что тебе нужно общество. Ты слишком много бываешь одна.
— Я никогда не бываю одна, моя царица, — осторожно возразила Селена, — у меня много рабов.
— Я говорю о настоящем обществе. О человеке, с которым ты сможешь разделить все. Тебе нужен муж.
Селена не выдержала.
— Нет! — закричала она в порыве и тотчас пожалела об этом.
Лаша улыбнулась. Она нашла, что искала, — больное место Селены.
— Ты молода, Фортуна, — сказала она. — Хотя ты и располагаешь богатыми знаниями в целительском искусстве, которое тебе передала твоя мать, но во многих других отношениях ты все еще маленький ребенок. Это мой долг, я считаю это своей прямой обязанностью позаботиться о том, чтобы у тебя была нормальная жизнь. Ведь твое нынешнее положение действительно неестественно. Восемнадцать лет, и до сих пор ни один мужчина не прикасался к тебе.
Лаша внимательно посмотрела Селене в глаза.
«Это неправда, — думала Селена упрямо, — ко мне прикасался единственный мужчина, который мне нужен, — Андреас».
— Дело в том, — продолжала Лаша, не отрывая от Селены взгляда искусственно увеличенных глаз, — что кое-кто во дворце сватался к тебе.
Селена ошеломленно смотрела на нее.
— Один благородный господин, мой придворный, просит твоей руки. Он хотел бы, чтобы ты стала его женой, Фортуна.
Лаша замолчала, в зале повисла тишина. Она нарочно выдержала паузу, чтобы придать больше веса своей следующей фразе:
— К тебе действительно благоволит удача, что и подтверждает имя, которое я тебе дала, — добавила тогда Лаша, — потому что мужчина, который посватался к тебе, — не простой смертный, Фортуна. Это сам лейб-медик. Благородный Казлах.
Селена покачнулась, но вовремя ухватилась за стол.
— Лейб-медик будет хорошим мужем для тебя, дитя мое, — продолжала Лаша, — у вас общие интересы. Вы могли бы учиться друг у друга и делиться своими знаниями. Он гораздо старше и мудрее тебя. Только подумай, какие это дает тебе преимущества.
Селена отвернулась, взглянула на открытую дверь, на ограду террасы, отделявшую ее от свободы. По другую сторону стены нес свои воды Евфрат.
Но там она больше не видела стену, а видела Казлаха, его высокую, сухопарую фигуру в одеждах цвета полночной синевы. Он наказывал раба, который посмел пролить каплю вина на подол его тоги. Раб был музыкантом, кротким арфистом, единственным богатством которого был слух. Из своего набора инструментов Казлах взял длинную иглу и проколол рабу с обеих сторон барабанные перепонки.
Селена взглянула на каменную ограду. «Я могу убежать прямо сейчас, перепрыгнуть через ограду, броситься в реку и уплыть на свободу».
«Безумие, — ответила она сама себе. — Если меня поймают и приведут обратно, то я навсегда лишусь надежды снова увидеть Андреаса. Я должна быть осторожна. Через две недели двадцать женщин увезут в полночь из гарема на корабль. И я буду среди них».
Селена знала, почему Казлах просил ее руки. Она думала о пышно разросшихся лесах, обрамлявших берега реки по ту сторону стен дворца. Лейб-медик понятия не имел о том, что объект его страстных стремлений — напиток Гекаты — можно было получить из коры этих деревьев.
То, что Селене два года удавалось сохранить тайну приготовления этого вожделенного средства, сохранило ей жизнь. За это время ей пришлось несколько раз восполнять голубую бутылочку. Заранее зная, что среди ее рабов были шпионы Казлаха, которые непременно доложат ему, как готовится этот напиток, она всегда требовала целый список ингредиентов, из которых лишь некоторые действительно были нужны, большинство же служило просто для отвода глаз. Приготовление же самого напитка она превращала в сложнейший, запутанный ритуал, так что никто из наблюдавших за ней не смог бы разобраться в этой таинственной и совершенно бессмысленной церемонии или припомнить потом, сколько, что и как она замешивала. Вот так и получилось, что Казлах до сих пор не знал тайны этого рецепта, а Селена все еще была жива.
Для нее было важно, чтобы он никогда не проник в эту тайну.
— Ты дрожишь. — Лаша подошла сзади. — Тебя возбуждает мысль о том, Фортуна, что ты станешь женой Казлаха. Ходят слухи, что он великолепный любовник, очень опытный в самом изысканном искусстве любви. Представь себе, я слышала, что он любит…
— Моя царица, — Селена повернулась, — я еще не готова к браку. Я недостойна стать женой лейб-медика.
Лаша улыбнулась.
— Гм, может быть, ты права, — согласилась она, удовлетворенно вздохнув, — по крайней мере, сейчас. Но ты же понимаешь, если у тебя в голове глупости, например, если ты подумываешь о побеге, я узнаю об этом прежде, чем ты успеешь сделать первый шаг, поверь мне. И тогда мне не останется ничего иного, как удовлетворить просьбу Казлаха. Он позаботится о том, чтобы ты больше не думала о побеге. Казлах научит тебя послушанию, Фортуна, это я тебе обещаю.
Селена посмотрела на царицу и съежилась под ее ледяным взглядом. Потом она вспомнила о Самии и Дарии и подумала, что должна как-то выбраться отсюда.
Когда посреди ночи раздался стук в дверь, прервавший мучительное бессонное ожидание, Селена торопливо оделась, взяла свой ящик и последовала за молчаливым стражником по пустынному коридору. Лишь некоторое время спустя она заметила, что тут что-то не так.
— Мы ведь идем не в гарем, — сказала она своему проводнику. Он только непонимающе взглянул на нее и пошел дальше. Он и не мог ей сказать, куда ведет ее, даже если бы захотел, все дворцовые стражники были немые. Стук в дверь, кивок, требовавший, чтобы она следовала за ним, были единственными знаками, которые он подал, когда пришел за Селеной.
Удивленная и немного испуганная, она шла за ним по безлюдным коридорам, галереям и переходам, мимо пустых комнат, и, наконец, вниз по каменной лестнице в ту часть дворца, где она никогда прежде не бывала. Беспокоясь все больше и больше, она спрашивала себя, куда ее ведут. Воздух стал холодным и сырым, стены и пол — неровными. Когда стражник наконец остановился, Селена знала, что находится далеко от центра дворца и так же далеко от гарема.
Простая деревянная дверь открылась, и Селена вошла в маленькую комнату, хорошо освещенную факелами, прикрепленными к стенам. В помещении стояли только стол и кресло. Пол был посыпан песком, воздух — влажный, значит, река где-то рядом.
Когда дверь захлопнулась за ней, Селена остановилась. Перед ее удивленным взором предстала небольшая группа людей в центре комнаты. В единственном кресле неподвижно сидел молодой человек, его руки и ноги были привязаны, голова — наклонена назад, рот открыт. Позади него стоял неприятного вида старик, в котором Селена узнала одного из придворных врачей, а перед креслом, склонившись над лишившимся сознания юношей, стоял Казлах.
Он не обращал внимания на то, что пришла Селена, а сконцентрировался на своей работе. Селена понятия не имела о том, что он делал. Казалось, что он возится с чем-то на шее спящего человека.
Селена молча рассматривала высокого сухощавого юношу, неподвижно лежавшего в дрожащем свете факелов, окутанного такой глубокой тишиной, какая бывает только в могиле. Два стражника охраняли вторую дверь в другом конце комнаты. Больше там никого не было. Почему ее привели сюда?
Она вспомнила о Дарии, — за это время он, без сомнения, уже послал за ней и ждал ее прихода в гареме. Смертельный ужас пронзил ее. Казлах знает про наш план, пронеслось у нее в голове. Поэтому он и приказал привести меня сюда.
Знает или нет? Или, может, это только случайное совпадение?
Когда Казлах наконец отошел от спящего и повернулся к ней, на его тонких губах играла холодная улыбка.
— Ты, наверное, задумывалась о том, где мы берем наших немых, Фортуна, — сказал он елейным голосом, — и тебе, конечно, хочется, чтобы тебя посвятили в тайну.
Ужасное предчувствие сдавило Селене горло. Что он такое говорит? С чего ей думать о немых? Она никогда не выказывала ни малейшего интереса.
Ее взгляд метнулся к спящему юноше, и она заметила, что ассистирующий врач собирался перевязать ему шею. На одно мгновение у нее перехватило дыхание. На салфетках виднелись пятна крови.
Казлах кивнул стражникам, и они освободили юношу от ремней, связывавших его, чтобы затем унести его из комнаты.
— Подойди поближе, Фортуна, — потребовал Казлах. В его голосе послышались повелительные нотки.
Охваченная внезапным страхом, Селена помедлила.
Казлах вопросительно поднял бровь.
— Извини, Казлах, но царица рассердится, если проснется и увидит, что меня нет.
— Царица крепко спит, Фортуна. Ты же сама знаешь.
У Селены перехватило дыхание. Ей показалось, что комната закачалась и голые стены чуть было не стиснули ее.
— Подойди сюда, Фортуна, — сказал Казлах, — пришло время посвятить тебя в одну из изысканнейших тайн Магны.
Когда Селена подошла к нему, дверь открылась и стражники внесли женщину. Она была черной, как эбеновое дерево, из которого был сделан ящик Селены для лекарств, а в ее глазах отражался смертельный страх. Пока стражники пристегивали ее к стулу, Казлах говорил:
— Это рабыня из Африки. Мы не знаем ее имени, потому что она говорит на примитивном диалекте. Скоро и на нем она не будет говорить.
Взгляд Селены встретился со взглядом испуганной женщины, и на одно мгновение их сердца забились согласно, охваченные единым ужасом. Затем ассистирующий врач принудил рабыню глотнуть из кубка, который он прижал к ее губам. Это длилось недолго, потом ее голова упала на грудь.
— Жертва должна быть без сознания, Фортуна, — заметил Казлах. Он кивнул второму врачу, который наклонил голову женщины назад и пристегнул к креслу. — Шея должна быть совершенно расслаблена. Если есть хоть малейшее напряжение, возникает опасность перерезать один из кровеносных сосудов, который находится на шее, и тогда мы потеряем раба. — На тонких губах мелькнула улыбка. — В этом деле нельзя позволить себе неловкость.
Селена стояла будто оглушенная. Откуда-то из коридоров дворца раздался громкий голос ночного стражника, который выкрикивал полночь. Она думала о Дарии, который теперь-то уже наверняка, испуганный, искал ее, и чувствовала, как всю ее охватывает леденящий душу страх.
— А теперь посмотри сюда, Фортуна, — сказал Казлах приглушенным голосом, и ее взгляд против воли скользнул к его длинным тонким рукам, которые держали маленькую серебряную стрелу.
С трепещущим сердцем наблюдала Селена за тем, как Казлах сначала исследовал шею спящей женщины, а потом приложил острие тонкой, но прочной стрелы к горлу сбоку.
На мгновение Казлах будто застыл, а затем вонзил ее, быстро и уверенно, и Селена увидела крошечную рану, из которой просочилась капелька крови.
— Дело здесь только в умении, Фортуна, — заметил Казлах, прикладывая стрелу к шее с другой стороны, и снова вонзил ее. — В горле есть один нерв, который отвечает за функцию речи. Как это происходит, неизвестно, но если его повредить, а я только что сделал это, можно распрощаться с речью. И все же следует быть осторожным, чтобы не повредить один из крупных кровеносных сосудов, которые находятся по обе стороны от нерва.
Селена застыла в немом ужасе и не отрываясь смотрела на черную рабыню, которую, после того как ей перевязали горло, освободили от оков и унесли из комнаты.
— Посмотри-ка повнимательней на этот инструмент, Фортуна, — приказал Казлах и протянул его на ладони, — посмотри, как тонко отточено острие стрелы. Какое острое! Эта операция известна только в Магне. Варварские народы заставляют своих рабов молчать, вырезая им языки, но как мерзко это потом выглядит! И какие мрачные звуки издают потом рабы! Наши рабы, Фортуна, не оскорбляют ни слуха, ни глаз.
И снова холодная улыбка, но только голос стал чуть мягче.
— Ты действительно можешь считать себя счастливой, Фортуна, потому что я дам тебе урок этого редкого искусства.
Снова открылась дверь, и стражники ввели еще одного раба, на этот раз светловолосого. Это был настоящий гигант, казалось, что он с легкостью может стряхнуть обоих стражников, и все же он шел между ними, как побитая собака.
— Это необычный экземпляр, — сказал Казлах, в то время как руки и ноги раба привязывали к креслу, — он из долины Рейна в Германии. Его взяли в плен во время последнего похода римские легионеры и привезли сюда. Его зовут Вульф.
Волосы цвета пшеницы доставали рабу до бедер. Его одежда была самым странным из всего, что ей когда-либо приходилось видеть, — сапоги и штаны из меха. Торс же его был обнажен, только какая-то простенькая цепочка висела на его мускулистой шее. Его лицо поразило Селену больше всего — бородатое, испещренное шрамами лицо, ярко-голубые глаза, смотревшие из-под нависших густых светлых бровей. Он был молод и, судя по осанке, свиреп и горд.
— Мы думали, что с ним у нас будут трудности, — заметил Казлах, ожидая, пока ассистент добавит в вино снотворного, — но он оказался очень покладистым. Ты должна понять, Фортуна, что он мучается от стыда за то, что выжил в битве, в то время как его собратья пали на поле брани. Мне доложили, что он был предводителем своего народа и воспитывался с верой в то, что настоящий мужчина должен погибнуть с мечом в руке. Так что, можно сказать, этот варвар в каком-то смысле умер, когда римляне взяли его в плен живым.
Селене хотелось отвернуться, но она не могла оторвать взгляд от этих голубых глаз, глядевших на нее. Когда Казлах вложил, ей в руку серебряную стрелу, она заметила, как вспыхнули его холодные глаза. Он знает, что с ним собираются сделать, подумала Селена.
— Я не могу, — зашептала она.
Когда она подошла к варвару поближе, она почувствовала запах пота и грязи, прилипшей к его телу. Она видела, как напряглись мускулы под кожей, покрытой шрамами. И все же, казалось, страх неведом этому воину.
— Ты не можешь требовать от меня, чтобы я провела такую операцию, господин!
— Ты должна этому научиться, Фортуна. У нас достаточно рабов, на которых ты можешь потренироваться. — Казлах подошел вплотную к ней, почти коснувшись ее, и его голос стал мерзко-сладким: — Мы должны помогать друг другу в нашей высокой профессии, Фортуна. Я хочу посвятить тебя в свои тайны, и за это ты посвятишь меня в свои. Почему ты медлишь, Фортуна?
— Он… — она едва могла дышать, — мы должны ему позволить помолиться сначала своему богу.
— Своему богу! — воскликнул Казлах презрительно. — Это неотесанному-то варвару? Вот его знак. — Он указал на деревянный крест в форме буквы Т, который висел на кожаном шнурке на шее германца. — Бог Один, — добавил он пренебрежительно.
Селена не в силах была оторваться от голубых глаз, которые неотрывно смотрели на нее, и в них она прочла чувства, обуревавшие молодого воина. Он все-таки боится, подумала она.
Ей вдруг захотелось сказать что-нибудь варвару, как-то утешить его, чтобы уменьшить его страх. Я тоже когда-то была немой, думала она. Мой язык не шевелился, и я не могла говорить. А когда мой язык освободили, я боялась говорить. Андреас освободил меня. Мысль о том, что теперь она по приказу Казлаха должна будет обречь другого человека на безмолвие, наполнила Селену ужасом и отвращением.
Казлах склонился над германцем, а другой врач приложил к его губам кубок с вином. Но варвар отказался пить.
— Ну и ладно, — сказал Казлах высокомерно, — если ему так хочется, то пусть остается в сознании. Давай приступай к делу, Фортуна. Делай, как я тебе показал.
Селена встала рядом с варваром и решительно посмотрела на него. Я боюсь точно так же, как и ты, сказала она ему беззвучно. Послушай, если можешь.
Она подняла стрелу так, чтобы раб по имени Вульф мог видеть, и прижала палец к губам. Она могла только надеяться, что он поймет этот жест — хранить молчание. Ледяные голубые глаза посмотрели на нее. Селена поморщила лоб от напряжения, пытаясь сообщить ему о своем плане. Она плотно сжала губы и снова приложила к ним палец. И все же ничто во взгляде раба не выдавало его понимания.
— Найди трахеи, — приказал Казлах, — теперь нащупай пульс. Да, точно посередине. Это маленькая точка. А теперь будь очень осторожна.
Селена склонилась над варваром как можно ниже, так что их лица почти касались друг друга. Ее платок соскользнул ему на плечо и закрыл его шею от посторонних взглядов. Пока ассистент держал светловолосую голову, Селена ощупала пальцами левой руки шею Вульфа, а правой подняла стрелу. Она уставилась на грязную светлую кожу, не зная, что делать.
Но у нее не было выбора. Будто бы пытаясь правильно найти точку, она слегка наклонилась в сторону, так что Казлаху ничего не было видно, и осторожно царапнула бледную кожу кончиком стрелы. Германец вздрогнул. Когда из раны выступила капля крови, Селена отошла в сторону.
Казлах бросил взгляд на каплю крови и сказал:
— Хорошо. А теперь с другой стороны. Нужно разорвать оба нерва.
Ассистент повернул голову раба в другую сторону. Селена склонилась над ним, царапнула кожу и опять выпрямилась.
Глаза Казлаха выдали легкое удивление, неприязненное изумление ее ловкостью.
Селена взяла бинт и поспешно перевязала шею варвару. Теперь она могла только молиться о том, чтобы он понял ее предупреждение и не выдал их обоих, начав вдруг говорить.
— Я сделала то, что ты велел, — произнесла она, повернувшись к Казлаху, в то время как Вульфа выносили из комнаты, — могу ли я теперь вернуться к себе? На нас обоих обрушится гнев царицы, если она проснется и не найдет меня на месте.
Казлах улыбнулся:
— Мы оба знаем, что этого не произойдет, не так ли? Еще один урок, и ты можешь идти.
Он кивнул стражнику.
— Ты провела эту операцию без ошибок, но, я думаю, ты не осознаешь до конца всей опасности, связанной с такой операцией. И поэтому я продемонстрирую тебе, что может произойти, если операцию провести недостаточно аккуратно.
Селена была в панике. Она быстро соображала.
Который час? Есть ли еще время, чтобы попасть в гарем и поменяться с Дарием? Откуда Казлах знал о снотворном в вине королевы?
Мать Исида, молилась она в отчаянии. Избавь меня от этого ужаса.
Но когда принесли следующую жертву, все молитвы умерли в ее сердце. Она знала только одно, что в эту ночь случится все самое страшное, что только может быть. Из этого ужаса не было выхода и не было от него спасения.
Следующей жертвой оказался Дарий.
— А теперь следи за мной внимательно, — сказал Казлах, пока Дария привязывали, — потому что этот урок будет особенно поучительным для тебя.
Евнух уставился на Селену. Он не сопротивлялся, когда ассистирующий врач крепко взял его голову в руки.
— Не стоит тратить хорошее вино на этого парня, — объяснил Казлах, потом подошел вплотную к креслу и взял в руку иглу.
Селена смотрела, будто парализованная, как лейб-медик ощупывал длинными пальцами шею Дария, а когда он нашел нужное место, кожа между большим и указательным пальцами натянулась.
— Видишь, Фортуна, — сказал он тихо, — речевой нерв находится здесь, в опасной близости с кровеносными сосудами. Многолетний опыт позволяет мне провести эту процедуру тысячу раз без единой ошибки. Но так как для тебя эта операция совершенно новая, следует показать тебе, что может произойти в случае неудачи. Сейчас ты все увидишь.
— Нет! — закричала Селена, но, когда она захотела выхватить стрелу из его рук, один из стражников, стоявших у дверей, бросился ей наперерез и удержал ее.
— Я же сказал, Фортуна, это будет хороший урок для тебя, — только и заметил Казлах.
— Нет! — снова закричала она, пытаясь вырваться из рук стражников. — Не делай этого. Я умоляю тебя. Я сделаю все, что ты хочешь, Казлах. Все. Только, пожалуйста, не делай этого.
Но стрела уже вонзилась в горло.
Казлах отошел на шаг назад.
— Есть люди, Фортуна, которые утверждают, что артерии несут воздух. Но, как видишь, эта артерия, ведущая от сердца к мозгу, несет кровь.
— Пожалуйста… — продолжала умолять она.
Когда Казлах увидел, как девушка обмякла на руках стражника, он дал знак отпустить ее. Но как только хватка ослабла, Селена бросилась к Дарию и прижала руку к его шее, истекающей кровью. Она как безумная схватила бинт, но Казлах поймал ее и оттолкнул. Селена потеряла равновесие и, не удержавшись, упала на него. Казлах крепко прижал ее к своему костлявому телу. Изо всех сил она пыталась вырваться. Ее мутило от отвращения.
— Однажды, — зашептал Казлах ей прямо в ухо, — ты будешь принадлежать мне, я тебе это обещаю. А когда это произойдет, ты будешь мне повиноваться. Тогда у тебя больше не будет тайн от меня, потому что, как супруг, я буду иметь право наказывать тебя, и никто не посмеет вмешаться. И поверь мне, я знаю такие наказания, каких ты даже и представить себе не можешь.
Селена смотрела только на Дария. Его голова слабо шевельнулась в руках ассистента, но потом глаза его закрылись, он потерял сознание и вскоре испустил дух.
— Неужели ты могла подумать, — бормотал Казлах, — что я позволю тебе уйти? Твой дурацкий план никогда бы не удался. Не сказать ли мне царице о том, что ты намеревалась сделать? Что ты усыпила ее, чтобы получить возможность бежать? Тогда мы могли бы пожениться прямо завтра. И тогда ты поймешь настоящее значение слова «наказание». А может быть, нам лучше совершить обмен?
Селена смотрела неподвижным взглядом на безжизненное тело Дария. Она чувствовала, как жизненные силы медленно уходят из ее собственного тела.
— Ты совершил ошибку, господин, — безжизненным голосом сказала она, обливаясь слезами, — тебе не следовало убивать моего друга. Потому что теперь ты никогда не узнаешь то, что ты хочешь знать. Ты можешь сообщить все царице, ты можешь делать все, что хочешь. Я никогда не забуду эту ночь. Воспоминание о ней даст мне силы, чтобы никогда и ни за что не покориться тебе.
Царь Заббай умер совершенно неожиданно, ночью, во сне. Во дворце царил переполох. Жрица храма богини Аллат постилась и вела разговор с богиней, в то время как совершались жертвоприношения и народ погрузился в молитвы.
Наконец богиня дала ответ: был такой древний священный ритуал, который совершался некогда на всем Востоке. Этот ритуал пришел из эпохи матриархата. Если царица вдруг лишалась супруга, то она могла выбрать себе нового мужа из благородной семьи, молодого человека подобающего происхождения и красивого телосложения, известного своей силой и мужеством. Она могла взять его в супруги только на одну ночь, на следующее утро его нужно было принести в жертву и напоить его кровью землю, чтобы сделать ее плодородной.
Нашли кандидата, и начались приготовления.
Три дня заклинали жрецы и жрицы Аллат небесную владычицу, богиню Луны, покровительницу мертвых и неродившихся, дабы благословила она соединение Лаши с ее жертвенным супругом. Они приносили богатые жертвенные дары, фрукты и мед ей, дарительнице жизни, которая изливала свой мягкий свет из своего звездного царства, и просили ее благословения для королевы Лаши и Магны, священного лунного города. Все во дворце, от самого низкого раба до самого высокопоставленного сановника, приняли участие в празднествах: все носили выданные им лунные амулеты, старые верования возродились и строго соблюдались, — например, табу knaibut, запрещавшее отбрасывать тень на священные реликвии. Празднование распространилось за пределы дворца, в город: уличные торговцы продавали статуэтки лунной богини, молодожены покупали маленькие кувшинчики с лунной росой, которую добавляли в ванну, чтобы умножить собственную плодовитость, беременные женщины, чье разрешение было близко, пили травяные чаи с целью вызвать преждевременные схватки, чтобы их дети родились в счастливую ночь полнолуния.
Вокруг храмов Аллат, от самых маленьких алтарей в городе до гигантского капища Аллат с колоннами у дворца, день и ночь толпились просители. Воздух был напоен песнопениями молящихся и дымом от сжигаемых жертвоприношений. А в самой глубине дворца, в анфиладе комнат, оставленной исключительно для священного ритуала, совершалось между тем чудесное превращение царицы из смертной в богиню во плоти на земле.
В другой части дворца совершались приготовления иного рода.
Селена еще раз проверила свой ящик с лекарствами. В последнее время она почти не спала, а днем почти ничего не ела. После той ужасной ночи ее держали запертой в ее собственной комнате. День и ночь ее охраняли, и у нее не было ни малейшей возможности свободно погулять. И все же в этом мраке был проблеск надежды. При слиянии Лаши со своим принцем-супругом мог присутствовать только один человек — тот, который должен убить мужчину после того, как он соединится с царицей в «браке». И для этой цели Лаша выбрала Селену.
Селена захлопнула ящик и вышла в свой маленький садик. Стояла жаркая влажная ночь, напоенная запахом спелых фруктов. Белое сияние полной луны, отбрасывавшей четкие черные тени на светящуюся в темноте белую стену, залило сад таинственным светом, так что он казался заколдованным. Селена приложила руку к золотому оку Гора и произнесла про себя: я клянусь нашей любовью, Андреас, и душой моего отца, которого я не знала, и моими предками, которых я когда-нибудь надеюсь найти, что сегодня ночью я совершу побег. Это моя последняя надежда.
У Селены был план.
Два дня назад пришли жрицы, чтобы проводить ее в свадебные покои, которые находились глубоко под храмом Аллат. Там должен был свершиться ритуал соития и затем — смерти. Небольшая комната, построенная сотни лет назад, уже долго не использовалась по назначению, теперь же ее вымыли и освятили и поставили здесь священную кровать. На глаза Селене наложили повязку, прежде чем провести ее из комнаты по всему дворцу, потом вывели на улицу и опять по затхлым сырым коридорам, вниз по лестнице в священную камеру, где ее поджидал Казлах, чтобы дать последние наставления.
— Ты стоишь здесь, Фортуна. — Он показал ей точное место. — Когда приведут супруга, ты очистишь его знаком богини. Потом царица будет танцевать для него, потом ты поможешь ей взойти на ложе и подготовиться. Когда она даст тебе знак, что акт совершен, ты убьешь ритуального царя этим кинжалом.
Он дал ей длинный золотой нож, который теперь лежал у нее в ящике, орудие смерти среди других орудий, служивших жизни. Когда ее, опять с завязанными глазами, привели обратно, у нее появилась идея. Она знала, что ее умышленно вели в обход, чтобы она не узнала дорогу. Она подозревала, что ее несколько раз провели одними и теми же коридорами, вверх и вниз, прежде чем подвести наконец к двери, ведущей наружу, предположительно переходу от дворца к храму. Раньше, когда она принимала участие в различных празднествах, она видела много дверей, которые скорее всего вели в бесконечные лабиринты коридоров. Она знала, открой она не ту дверь, и попадет в лабиринт под храмом, заблудится там и, вероятно, целыми днями будет бродить в темноте и, может быть, никогда оттуда не выйдет. Но если как-нибудь отметить нужную дверь…
На этот раз побег должен состояться. Селена не могла забыть мертвого Дария, который все время стоял у нее перед глазами, не могла забыть и следующего утра, когда узнала, что Самия повесилась на одном из деревьев сада гарема.
В дверь постучали. За ней пришли жрицы в белых одеждах, благоухающие священными маслами. Селене снова завязали глаза. Дорогу через дворец она уже знала, но это знание было для нее бесполезным, потому что она не собиралась возвращаться в свою комнату. Только выйдя на улицу, Селена собрала все свои силы и сосредоточилась. Ей показалось, будто она чувствует дыхание ветра с реки, когда она про себя считала шаги: ровно сто шагов, прежде чем ее ввели в следующую дверь.
Когда дверь за ней захлопнулась, Селена споткнулась и уронила ящик с лекарствами. Раздался грохот от удара о каменный пол, и крышка открылась. Бутылочки, коробочки, бинты — все раскатилось в разные стороны. Жрицы вскрикнули от ужаса — это мог быть только дурной знак, но прежде чем они успели что-то решить, Селена уже ползала на коленях, пытаясь быстро все собрать. Жрицы бросились помогать ей, но получилось только хуже, потому что Селена как будто совсем потеряла голову и вместо того, чтобы поскорее собрать все в ящик, все растеряла. Бутылочки ускользали от нее, цепочка порвалась, и жемчужины раскатились в разные стороны. Селена возбужденно кричала, что, дескать, нужно все собрать до последней капли, перепуганные жрицы не знали уже, что и делать, — воспользовавшись всеобщей суматохой, Селена быстро отвернулась от своих проводниц и вытащила из-за пояса то, что долго там прятала. Жрицы обыскали все вокруг, собирая растерянные предметы, и теперь, переругиваясь, пытались быстро уложить их в ящик, а Селена в это время натирала камень куском серы, она терла до тех пор, пока не появились искры. Как только ей это удалось, она вскочила и дала знак своим спутницам, что можно идти дальше. И вновь ведомая жрицами, Селена заспешила прочь от куска серы. Она не ведала, что именно в этот момент исполнилось предсказание прорицательницы из храма Исиды в Антиохии.
Древняя каменная камера олицетворяла собою одновременно чрево и подземный мир, напоминая о двух ипостасях богини — властительницы жизни и смерти. Богиня Лаша уже ждала здесь, закутанная в семь покрывал, символизировавших семь ворот подземного царства и семь сфер небес. Покрывала так искусно задрапировали ее тело, что видны были только глаза.
Селену ввели в комнату и сняли повязку с глаз. Она вглядывалась в темноту, пытаясь что-нибудь рассмотреть сквозь дым от факелов и курений. Сначала ей показалось, что на троне сидит статуя. Потом она узнала в ней Лашу, дочь богини.
Как только жрицы удалились и закрыли дверь, Селена принялась за работу. Она достала из ящика средство, которое ей понадобится: масло зеленой мяты для освежения царицы после священного танца, пудра из размолотого шелкопряда для приготовления напитка, который должен повысить мужскую силу царского супруга. Также были готовы белая простыня и раковина с водой для омовения окровавленного кинжала. Звуки систр из-за дверей возвестили о приближении жертвенного супруга. Когда начнется ритуал, разъяснил ей Казлах, жрицы удалятся в храм, чтобы там дожидаться завершения. Потом Селена должна прийти за ними. Но если все пойдет по плану, они не дождутся Селены, а когда они забеспокоятся, почему ее так долго нет, она уже давно будет там, в пустыне, на пути к свободе.
Она выпрямилась и повернулась к двери. Сердце ее бешено билось, а ладони стали влажными. В священной камере было невыносимо душно. Дверь беззвучно открылась, и две жрицы ввели жертву, глаза которой были завязаны. Когда повязку сияли, на Селену взглянула пара смущенных глаз.
Это был Вульф, предводитель варваров, стоявший перед ней со связанными руками. Бороду ему сбрили, его белое, усыпанное шрамами тело вымыли и натерли благовонными маслами, но он все еще был одет в кожу и мех.
За последние две недели Селена частенько видела этого раба во дворце, когда ее год охраной приводили к царице. Вульф всегда молчал. Теперь Селена испугалась, что Казлах разгадал ее план и позаботился о том, чтобы варвара избрали в жертвенные супруги, чтобы наказать обоих.
Развязывая ему руки и рисуя маслом священный знак богини на его теле, она намеренно избегала его взгляда. Но это ей давалось нелегко. Когда же она наконец взглянула ему в глаза, то совершенно растерялась.
Она не увидела в них ни горечи, ни злобы, ни ненависти к тем, кто с ним так обращался. Только боль и грусть отражались в них. Он знает, что должен умереть, думала Селена, освящая его лоб лунным знаком Аллат. Она хотела сказать ему слова утешения, рассказать о своем плане побега, но не решалась. Жрицы ушли, но кто знает, может быть, одна из них стоит за дверью и подслушивает?
Когда Селена наносила священный знак на его груди, она приложила пальцы к деревянному кресту в форме буквы Т, покоящемуся в ложбинке его шеи, и посмотрела прямо ему в глаза. Твой бог не оставит тебя, сказала она беззвучно, и Вульф опустил веки.
Слабый скрип заставил Селену обернуться. Царица встала, эта богиня в шелковых одеяниях, пестрых, как летний сад. Это был знак начала танца. Селена удалилась на свое место у стены. Вульф же остался стоять там, где стоял, устремив взгляд на царицу.
Танец, который теперь исполняла Лаша, был очень древним, таким древним, что ни один народ не мог бы с полной уверенностью сказать, что этот танец первыми начали исполнять именно его предки. Это был танец, смысл которого был понятен всем культурам и народам. На Востоке этот танец называли «шалом», что на семитских языках означало «добро пожаловать». Это название было связано с древним сказанием, согласно которому богиня Иштар спустилась в подземное царство, а когда вернулась, то принесла с собой долгожданную весну и обновление жизни. Семь покрывал, которые Лаша одно за другим сбрасывала с себя в танце, представляли собой семь ворот ада, которые переступила Иштар на пути назад. Это был соблазняющий эротический танец, ловкая игра живота и бедер, которая вводила танцовщицу в экстаз и соединяла с божественной силой.
Лаша покачивалась и извивалась в плавных движениях, и с ее тела одно за другим спадали покрывала. Она помогала себе цимбалами и ударами босых ног о каменный пол. Ее тело блестело, ее мускулы играли под гладкой кожей. Она танцевала для Вульфа. Она танцевала вокруг него, она опустилась перед ним на колени, и ее руки, как две змеи, скользили по его телу. Ее бедра, подрагивая, двигались, будто в любовном соитии, живот то напрягался, то расслаблялся, словно в родовых схватках, ее обнаженные груди покачивались и дрожали.
Глаза Лаши были широко открыты, но ничего не видели, потому что перед началом ритуала жрицы дали ей испить напиток из священных грибов. Картины, которые вели ее, были не из этого мира, страсть, горевшая в ней, выходила далеко за пределы плотского желания слиться с этим светловолосым варваром. Лаша соединилась с богиней, она танцевала для богини Луны, она танцевала ради жизни.
Когда танец закончился, Селена еще какое-то время оставалась неподвижной. Потом она поспешила к царице, помогла ей возлечь на ложе, растерла ей руки и ноги маслами Аллат, нанесла священный знак на грудь, на живот и на бедра. Она старалась сохранять спокойствие и ясность мысли. Теперь ей нужно быть очень осторожной.
Этот способ ей давным-давно показала мать. Та использовала его, когда на пациента не действовали обычные средства усыпления — настои и вытяжки. Больших и сильных мужчин, которым не помогали самые сильные снотворные средства, можно было погрузить в бессознательное состояние с помощью простых, но небезопасных знаний анатомии.
Мера показала Селене, где находятся большие кровеносные сосуды шеи, те самые, которые ей показывал Казлах в операционной камере. Нужно нащупать пульс кончиками пальцев, таким образом можно погрузить в сон даже самого большого и сильного мужчину, если одновременно нажать на обе артерии. Если нажимать слишком долго, предупреждала Мера, наступит смерть, если нажимать недостаточно долго, то сон будет длиться всего несколько минут.
Пока Селена массировала тело королевы и стирала с него пот, ее руки медленно приближались к шее. Там они задержались на мгновение и нащупали пульс в больших артериях, и вот, убедившись, что оба сосуда находятся под ее пальцами, она осторожно нажала.
Глаза царицы на секунду удивленно открылись, ее губы дрогнули в немом протесте. Но через мгновение царица уже не пыталась больше сопротивляться, ее тело обмякло, глаза закатились. Селена еще несколько секунд подержала над ней руки, пытаясь восстановить в памяти слова матери и молясь о том, чтобы все сделать правильно, потом убрала руки и выпрямилась. Она нанесла священные знаки Аллат и Исиды на тело царицы и бросилась прочь.
Селена перекинула через плечо ремень ящика с лекарствами и проскользнула к двери. Пока она стояла там, прижав ухо к холодному камню и вслушиваясь в звуки, доносившиеся снаружи, Вульф вдруг ожил. Он подскочил к двери, оттащил Селену от двери и сам приложил ухо к камню. Потом он распахнул дверь, посмотрел направо и налево и дал Селене знак следовать за ним.
Коридор был пуст, как она и надеялась. Она осторожно вышла и остановилась рядом с Вульфом, который стоял, весь напрягшись, готовый к прыжку. Минуту они всматривались в темноту и вслушивались в тишину, потом Вульф повернулся, взял у Селены ящик, перекинул его через плечо и дал ей знак идти вперед.
Селена подождала, пока Вульф закроет за собой тяжелую дверь. Долго ли, думала она, долго ли будут ждать жрицы, прежде чем забеспокоятся? Как скоро придет в себя Лаша и пошлет солдат по их следу?
Беглецы отдались на волю неизвестности. Они быстро и бесшумно двигались по темным коридорам, вслепую, потому что нигде не было ни лучика света. Только ужасная, всепоглощающая чернота царила вокруг, на это и рассчитывала Селена. Она с самого начала знала, что слишком опасно брать с собой факел из священной камеры. Его свет мог встревожить жриц и стражников. Темнота мешала им продвигаться, но она же и защищала их. Не было смысла помечать путь мелом или галькой, даже если бы это было возможно, потому что без света этих знаков она бы не увидела. И тогда она вспомнила о кусочке серы. В могильной тишине этих черных как ночь подземных коридоров, где ничего было не видно и не слышно, ей мог помочь только запах — запах горящей серы, запах тухлых яиц.
Если только, конечно, кусочек серы все еще продолжает гореть.
Они пробирались на ощупь вдоль каменных стен, будто балансируя по карнизу над пропастью. Прижимаясь к влажным и холодным каменным стенам, они продвигались вперед. Селена время от времени останавливалась и принюхивалась, надеясь учуять запах серы, и вдруг стена кончилась, им показалось, будто они вдруг провалились в ничто. Какое-то время они двигались в пустоте, пока наконец не нашли ответвляющийся коридор. Рука об руку они крались дальше.
Время будто превратилось в бесконечность, и Селену охватила паника. Она ведь уже была в этом коридоре! Они бегали по кругу! Сейчас они снова окажутся перед дверью свадебной комнаты. Вот сейчас они завернут за угол и наткнутся на жриц и неистовствующую Лашу…
Все чаще Селена останавливалась, чтобы напрячь все свои органы чувств. Вульф воспользовался моментом, чтобы перекинуть ящик с лекарствами с одного плеча на другое. Они ничего не говорили, они понимали друг друга без слов, по волнам страха и тревоги, пробираясь в темноте прижавшись друг к другу.
Оба они ощущали давление огромного храма. В одном из таких лабиринтов давным-давно некий грек по имени Тесей боролся с чудовищем с бычьей головой. Что за чудовище, спрашивала себя Селена, дрожа, притаилось здесь, в этой ужасной темноте?
Темнота была непроглядной, казалось, она никогда не кончится. Эти двое беглецов до времени очутились в подземном царстве. Но вдруг произошло нечто странное — они начали видеть.
Странный свет появился вдруг ниоткуда, картины сменяли друг друга и вновь растворялись. Селена видела маленький домик в бедном квартале Антиохии, корабли в гавани, Андреаса, как он стоял под лавровым деревом. Вульф видел родные леса, широкие заснеженные просторы, свою жену, зажигающую огонь. Сначала видения ужасали, потом они перестали обращать на них внимание, и вскоре грезы исчезли. Они снова вернулись в реальность мрачного коридора, сцепившихся горячих рук и общего страха.
На всех перекрестках пахло одинаково — пустое однообразие, которого ничто не прерывало, ни соль земли, ни сладость летнего неба, и главное, в воздухе не было ни малейшего намека на запах серы.
Мы умрем здесь, подумала Селена с каким-то удивительным спокойствием.
Тут вдруг Вульф дернул ее за руку и подал ей знак. Она повернулась и застыла от изумления.
Запах. Отвратительный запах тухлых яиц. Сера!
Селена попыталась определить, откуда идет запах. Сначала она пошла в одну сторону, но, заметив, что запах становится слабее, развернулась и пошла в обратном направлении. Там он усилился. Наконец, они вернулись в первый коридор, в котором витали пары серы. Они пошли по запаху в темноту; всякий раз попадая в какой-нибудь коридор, где воздух был чист, они разворачивались и снова начинали жадно искать, откуда доносятся удушливые запахи.
Чем сильнее становился запах, тем больше росло их возбуждение. Все дальше и дальше шли они по запаху, подгоняемые нетерпением. Селена дала понять Вульфу, что запах — их путь к свободе, и он шел за ней не отставая, он доверял ей, хотя и не знал, почему она — та, которая, очевидно, занимала при дворе такое высокое положение, — хотела бежать, равно как и не знал, что ждет их в конце пути.
То, что ожидало их за следующим поворотом, оказалось Казлахом.
Они остановились как вкопанные. Лейб-медик с факелом в одной руке и куском серы в другой преградил им путь. Его лицо ничего не выражало — ни злобы, ни удивления от неожиданной встречи с Селеной и Вульфом.
Вульф стоял позади Селены. Она чувствовала его дыхание на своем затылке. Он был высоким и сильным. Был ли он таким же ловким? Был ли он достаточно хитер, чтобы перехитрить Казлаха? А кто ждал за дверью? За дверью к свободе?..
В мерцающем свете факелов противники смерили друг друга взглядами. Похоже было, что Казлах не собирается ничего делать. Он не сказал ни слова, не сделал ни движения, только стоял с серой в руке и смотрел на Селену.
И тут она поняла. Он не хотел брать на себя инициативу. Даже если им придется стоять здесь целую вечность. Селена знала, чего хотел Казлах. Теперь остался только один вопрос: какую цену он готов заплатить?
Она чувствовала, как Вульф за ее спиной забеспокоился. Может, позволить ему попытаться сбить Казлаха с ног? Удастся ли это ему? Или он потерпит поражение, приговорив таким образом себя и ее к смерти?
Жестокие глаза Казлаха пристально смотрели на Селену. Она должна решиться. Коротко и без слов помолившись Исиде, она тихо сказала:
— Напиток Гекаты делается из ивовой коры. Ее заваривают горячей водой до тех пор, пока напиток не приобретет цвет крепкого чая, затем охлаждают настой. Десять капель в вино против ежемесячных недомоганий, двадцать — при опухании суставов и лихорадке. Одна капля прямо на больной зуб, это притупляет боль.
Глаза лейб-медика сверкнули. Селена затаила дыхание. Потом, к ее изумлению, он посторонился, повернулся и зашагал по темному коридору.
Селена смотрела ему вслед, пока свет его факела не превратился в маленькую искорку, а потом бросилась к двери. Прислушавшись и ничего не услышав, она толкнула дверь. Она не шевельнулась. Вульф подошел и навалился всем своим весом на тяжелую каменную плиту. Легко поскрипывая, гранитная дверь открылась, и прохладный ночной ветер ударил им в лицо.
Они бежали и бежали, она не знала, сколько они уже пробежали, пока не начали валиться с ног. Это оказалось удивительно просто — уйти из окрестностей дворца, — все внимание было сосредоточено на храме. Но в городе им следовало быть осторожнее. Они крались по темным улицам Магны так же, как прежде крались по мрачным коридорам лабиринта — на ощупь, прислушиваясь на каждом повороте, пока не достигли городских ворот. Ворота оказались запертыми на ночь, но Вульф с помощью украденной веревки вскарабкался на стену и подсадил Селену.
По ту сторону стены раскинулась широкая пустыня, таившая в себе немало опасностей.
Они передвигались перебежками, потому что знали, как ярко освещает их полная луна, как легко заметить их в этом свете. Когда они наконец добрались до голых скал за чертой города, они услышали вдали звуки труб, возвещавших тревогу. Погоня началась. Они оба знали, что Лаша не успокоится, пока их не найдут.
Скалистые ущелья уходили к юго-востоку от Магны, образуя могучий горный хребет с бесчисленными пещерами и расселинами.
Из последних сил они продолжали свой путь, все дальше и дальше в горы; они вышли на голое плато, а потом снова спустились и оказались в глубоком ущелье, там они обнаружили небольшое отверстие в скале, которое оказалось входом в большую пещеру.
Беглецы без слов забрались внутрь, упали на песок и вытянули ноющие конечности. Селена больше не могла двинуться с места, она хотела только спать, но Вульф поднял ее и, качаясь, унес вглубь пещеры, где их не так легко было найти. Там он опустил ее на землю и прикрыл своим телом. Через секунду они уже спали.
Забытый ящик с лекарствами остался у узкого входа в пещеру.
Лучи утреннего солнца проникли в пещеру и разбудили их. Едва они успели стряхнуть с себя остатки сна, как услышали снаружи стук копыт и приглушенные голоса. Вульф сел и посмотрел в сторону выхода. Селена хотела было что-то сказать, но он прикрыл ей рот ладонью.
Они сидели не двигаясь, затаив дыхание и прислушивались к звукам снаружи. Без сомнения, всадники там, снаружи, их было много, посланы Лашей на поиски беглецов. Селена и Вульф слышали звуки их приглушенных голосов, солдаты обыскивали каждое ущелье и каждую пещеру. Удары копыт и голоса приближались.
Селена, глаза которой за это время уже привыкли к резкому свету, вдруг увидела то, что ее озадачило. Вход в пещеру был затянут паутиной. Паук, видимо, старательно работал те несколько часов, пока Селена и Вульф спали. Теперь и Вульф смотрел как зачарованный на тончайшую сеть, слегка колыхавшуюся на ветру.
Солдаты Лаши подошли ближе. Сквозь тонкую паутину Селена и Вульф видели ноги лошадей, слышали неясную мужскую речь. И тут с огромным облегчением Селена услышала:
— Нет, только не там. Посмотри-ка на паутину. В эту пещеру несколько месяцев никто не заходил.
Она видела, как лошади проехали мимо не останавливаясь. Стук копыт становился тише, голоса удалялись. Долго еще сидели они безмолвно и неподвижно, не в состоянии поверить в свою удачу.
Только когда стало совсем тихо, Вульф медленно привстал и подполз к выходу из пещеры. Зорким глазом вглядывался он вглубь ущелья и вслушивался в тишину. Потом жестом дал понять Селене, что солдаты ушли.
Она подползла к нему, и они вместе подивились паутине, спасшей их. Когда Селена пробормотала:
— Богиня хранит нас, — Вульф поднял руку и приложил ее к знаку Одина. Селена, улыбаясь, кивнула, — да, может быть, это именно твой бог спас нас.
Она сидела на корточках и рассматривала своего странного спутника. Он казался ей диким, необузданным зверем, которого никому не дано приручить. Как он поведет себя теперь, когда он вновь получил свободу, лишенный оков? Может быть, в нем взыграет его дикая, варварская природа, может быть, он убежит и бросит ее одну в пустыне.
Селене он не казался красивым, черты его лица были слишком грубыми и необычными, но от него исходила какая-то притягательная сила. Особенно теперь, когда его угловатые скулы были гладко выбриты.
Что он за человек? Что это за странный мир, откуда он пришел, где у мужчин такие растрепанные волосы и одежда из волчьих шкур? Скрестив ноги и опустив руки на колени, сидел он и рассматривал ее. Его волосы, местами заплетенные в косички, спадали ему на плечи и доходили до самых бедер. В утреннем свете Селена видела бесчисленные шрамы, покрывавшие его обнаженный торс и руки. Воин.
Селена отвела взгляд и посмотрела наружу, на пустынный пейзаж по ту сторону паутины. Вздохнув, она тихо произнесла:
— Да, теперь нам, пожалуй, пора двигаться.
К ее удивлению, Вульф открыл рот и сказал что-то на своем языке, которого Селена не понимала.
— Ты можешь говорить! — закричала она. — Ты понял, что я хотела сказать тебе там, в этом ужасном подземелье. Ах, как мне было страшно. Я думала, что Казлах отвел тебя туда во второй раз и сделал по-настоящему немым.
Вульф снова издал странные гортанные звуки, которых Селена не поняла.
— К сожалению, я понимаю только по-гречески и по-арамейски. А ты, наверное, говоришь только на своем языке. А, неважно. Главное, что мы свободны. Хотелось бы мне знать, почему Казлах отпустил нас…
Вульф прервал ее одним-единственным словом и показал на вход в пещеру. Селена кивнула:
— Ты хочешь спросить, куда мы теперь пойдем? Для меня существует лишь одно направление, на запад. В Антиохию. К Андреасу…
Селена замолчала. Только теперь она в полной мере осознала, что они совершили — побег из дворца Магны. Свободны! Наконец-то свободны! После двух лет плена я наконец-то могу отправиться домой!
Она опять была в пути, наконец она вновь могла видеть свою цель. Вернуться к Андреасу! Начать новую жизнь рядом с ним. Она хотела у него учиться, вместе с ним помогать тем, кто так остро нуждался в помощи. И она хотела найти свои корни и свое предназначение.
Вульф встал, стряхнул песок и поднял ящик с лекарствами. Закинув его на плечо, он подал руку Селене. Она взялась за нее, и он помог ей подняться.
— Теперь мы пойдем домой, — сказала она, — я уверена, что мы найдем дорогу. В моем ящике есть кое-какая провизия. С ней мы как-нибудь продержимся пару дней. Среди моих лекарств есть и травы, которые придадут нам сил в пустыне. И потом, у меня есть еще это. — Она коснулась золотой цени с красными рубинами, которую Лаша повесила ей на шею два года назад. — Этой цепочкой мы сможем оплатить еду и ночлег, может быть, даже путешествие с караваном.
Когда Вульф смахнул паутину и вышел к солнечному свету, Селена подумала, что осенью будет уже дома.