Огонь ласкает

Глава 1

Если бы последнее воскресенье октября не было таким чудесным и мои родители не уехали бы провести его в Малаге, чтобы отметить двадцать первую годовщину своей свадьбы, если бы моя сестра Мария не воспользовалась их отъездом, чтобы сесть на диету из бананов и молока, — мы не пошли бы обедать в ресторан. Но все это случилось, и вот мы сидим в отеле в Дан-Лаогейре: Мария, Линда — вторая моя сестра, приятель Марии Робин Баченан и я.

Вообще-то для меня не совсем обычно было сидеть в одиночестве, но моя личная жизнь переживала не лучшие времена. Мой приятель, Дермот Руни, работавший в той же страховой компании, что и я, сегодня уезжал, и через несколько часов мне предстояло встретить его поезд и отвезти Дермота в аэропорт; в пятницу он поехал домой, в Корк, попрощаться с родителями.

Притворяться, что с отъездом Дермота мой мир рухнет, было бы бесполезно. Констанс [1] было всего лишь мое имя, по крайней мере так говорили все, кто меня знал. Тем не менее мне нравился Дермот, и без него мне будет скучно.

— Кон, — сказала в этот момент Линда, — на тебя уже целую вечность смотрит какой-то мужчина!

— В этом нет ничего странного, — галантно произнес Робин, и это мне польстило.

— Ты не собираешься посмотреть на него? — У Линды, смышленой тринадцатилетней девчонки, не было ни одной женской слабости, кроме безудержного любопытства.

— Ну, так уж и быть… — царственно произнесла я и потянулась к новым очкам.

Теперь дальний конец роскошной фиолетово-золотой столовой стал виден лучше, и я разглядела темноволосую голову, прищуренные глаза и спокойную улыбку.

— Знаешь его? — спросила Линда, пока я вежливо улыбалась в ответ.

— Да, к несчастью. Его фамилия Фрейзер. Работает в нашей компании, — небрежно ответила я.

Это был Кеннет Фрейзер, член совета Института страхования, менеджер отдела разработок. Он играл в гольф с боссом, ходил на вечерние курсы, а недавно перестал носить шляпу, что для меня указывало на то, что он больше не может найти себе подходящую. Если описать его в двух словах — напыщенное ничтожество.

— Ради бога, не дай ему заметить, что смотришь на него, — прошептала я. — Он и так достаточно задирает нос, не хватало еще, чтобы он решил, будто у него здесь куча обожательниц.

— Я бы сказал, ему это ни к чему, если рядом такое! — заметил Робин.

Я смотрела, с трудом веря своим Глазам. К К.Ф., как мы в офисе прозвали его, присоединилась шикарная блондинка. Она была высокая, стройная, как ива, волосы убирала в греческий узел, одета была в шоколадный с белым костюм и блузку табачного цвета. Ну прямо-таки символ Англии, а рядом с ней — я захихикала — Мистер Романтика во плоти.

Дан-Лаогейр расположен в семи милях от Дублина, на южной стороне. Море сегодня было спокойным и ярко-синим, а за голубыми перилами набережной виднелись освещенные солнцем скалы. Я и Линда пошли в одну сторону, Мария и Робин в другую.

Мария, восемнадцати лет — на два года моложе меня, — была в семье «красоткой»: идеальная фигура, блондинка с правильными чертами лица. Ей не надо было прикладывать к себе никаких усилий — она была красива до кончиков ногтей.

Я была рыжеволосой, с зелеными глазами, и, когда я глядела на себя в зеркало, мне на ум приходила камышовая кошка. Когда раздавали хорошенькие мордашки, я была за дверью, но явилась, когда дело дошло до ног.

Линда, никогда бы не взявшая последнюю конфету и не севшая бы на единственное свободное место в автобусе, получила прямые каштановые волосы, серо-голубые глаза и аккуратно очерченные губы. Как и мой отец, она была долговязой, но это не имело никакого значения. Она останется «милой малышкой» до конца своих дней.

Вдруг я заметила, что мы уже не одни. На верхней ступеньке лестницы, прищурив глаза, стоял К.Ф.

— Добрый день, мисс Гибсон. Чудесная погода.

— Да, — ответила я и ускорила шаги.

— Он тебе не нравится, Кон? — Линда снова оглянулась. Я сердито развернула ее обратно. — Ну он же долго разглядывал тебя, — мягко, но настойчиво оправдывалась сестра. — Чем он занимается?

— Усложняет другим жизнь, — ответила я и не совсем правдиво добавила: — Но я не часто сталкиваюсь с ним. Он отвечает за приглашенных специалистов.

Нет смысла упоминать, как он в последнее время неоднократно одергивал меня за опоздания, за болтовню, а сильнее всего за то, как я набросилась на мистера Блейка из отдела претензий, когда тот довел бедную Мегги Келлар до слез…

Моя юная сестрица, по-своему довольно непредсказуемая, бросила взгляд на мощный торс К.Ф.

— Если его когда-нибудь уволят, — сказала она голосом, так похожим на отцовский, — он всегда сможет пойти что-нибудь рекламировать, знаешь, по телику.

Я знала — суровые здоровяки, лазящие по горам, бегущие быстрее ветра и тому подобное. Внешность, возможно, и подошла бы, но не сам человек. Самое опасное, что делал в жизни К.Ф., — читал ежемесячные отчеты.

Парковка сильно заполнилась со времени нашего приезда, и кто-то умудрился втиснуться рядом с машиной отца. Один взгляд на номерной знак подтвердил мою мысль — машина принадлежала К.Ф. Он подошел как раз тогда, когда я, пытаясь выехать, успела прилично застрять, и спросил:

— У вас проблемы?

У него был дар задавать вопросы, ответить на которые ты не в состоянии.

Теперь он заставил меня разнервничаться.

— Можете ехать, если хотите, — бросила я.

— Но вы не сможете, если я этого не сделаю, — жизнерадостно отметил он — и был прав, поскольку моя машина теперь стояла наискось позади его машины. Он начал давать мне указания, я все время путалась. В высшей степени обидно, поскольку я была неплохим водителем и отлично сдала экзамен.

Вспоминая, с пылающими щеками, об этом инциденте по дороге в Дублин, мне больше всего не давала покоя его высокомерная верхняя губа. Я очень разборчива по части ртов и носов. Рты должны быть красивыми и четко очерченными, а носы — римскими, как у Брайана Уэста, например. Брайан… Вот это был парень, даже несмотря на то, что на нем было почти что написано: «Принимать по назначению, но никогда всерьез». Он недавно пришел к нам в компанию и стал всеобщим любимцем, по крайней мере среди нас, простых работяг, — начальство отнеслось к нему с меньшим энтузиазмом.

Накануне мы договорились с Дермотом по телефону, что он будет ждать меня у книжной лавки на станции Конноли. Увы, когда я приехала на стоянку, там не было ни сантиметра свободного пространства. К счастью, одна из машин вскоре отъехала, освободив место, хотя я предпочла бы, чтобы оно было побольше. В таких случаях главное было правильно подъехать, но пока я размышляла, как это лучше сделать, справа появилась другая машина, протиснулась мимо меня и через секунду заняла место. Это был самый ловкий маневр, какой я когда-либо видела, — и самый подлый.

За рулем, разумеется, был мужчина. Черт побери! Этого не могло быть… но это было так. У него хватило наглости подойти ко мне.

— Вы сказали «езжайте», — невозмутимо напомнил К.Ф. — А я тороплюсь.

— Я тоже! — не выдержала я.

Воцарилось молчание. В комнате отдыха кто-то недавно прочитал в журнале, что карие глаза непроницаемы. Те, что сейчас смотрели на меня из-под ровных бровей, не отрицали и не признавали своей вины, но верхняя губа слегка подрагивала, как у этого нервного животного — по-моему, у ламы? И вдруг К.Ф. протянул руку:

— Я найду место для вашей машины. А вы идите.

То, что он считал меня так же бесполезной за рулем, как и за пишущей машинкой, произнесено не было, но явно подразумевалось.

Я как могла более невозмутимо выбралась из машины и протянула ему ключ:

— Что ж, спасибо. Я буду у книжной лавки.

— Хорошо. Я найду вас, — пообещал он, скользнув на освобожденное мной место за рулем.

Очень скоро он присоединился ко мне.

— Шестая от конца, — лаконично доложил он, отдавая мне ключ.

— Вы хотите сказать, что уже поставили ее?

— Я умею быстро действовать. В отличие от этого поезда.

— Вы ждете экспресс из Корка?

— Верно. Встречаю Руни. Отвезти его в аэропорт.

Я открыла рот от удивления.

— Простите. Вы что-то сказали? — вежливо спросил он.

Это было бы чудом, поскольку я внезапно утратила дар речи. Прошлым вечером Дермот ни словом не обмолвился о К.Ф.

— Ну же, этот вид мне знаком, — заметил мой спутник. — Что у вас пошло не так?

— Я встречаю мистера Руни. Мы с ним договорились вчера вечером!

— Ну, черт меня побери! Если бы вы сказали об этом в Дан-Лаогейр, все было бы по-другому.

— По-другому?

Его щеки покрылись легким румянцем.

— Я должен был сегодня играть в гольф.

— Простите, — сказала я, — но это не моя вина. Мистер Руни ни словом о вас не обмолвился.

Карие глаза превратились в две узкие щелочки.

— А у кого есть шанс сказать хоть слово, если вы находитесь поблизости?

Поезд Дермота задержался на пересадочной станции в Лимерике.

— К счастью для тебя! — заметила я.

— Почему? Что-нибудь случилось? — спросил Дермот, поправляя сумку на плече.

— О нет! Просто величайшая ошибка века, или дело о двух шоферах! — Он недоуменно поднял брови. — Я и К.Ф., идиот! — объяснила я и увидела, что его лицо медленно багровеет.

— Ты хочешь сказать, что он приезжал сюда?

К.Ф., как оказалось, подвез Дермота на железнодорожную станцию в пятницу и предложил встретить его сегодня. Дермот охотно согласился.

— А когда ты позвонила, я просил тебя передать, чтобы он не беспокоился.

— Нет, не просил, — устало повторила я. — Ты даже имени его не произносил.

— Произносил, представь себе, как раз когда твоя пуделиха Лулу начала лаять. Я попросил тебя позвонить ему, ты сказала «хорошо». Даже два раза. Я подумал, может, ты выпила чего-нибудь.

«Ты сказала „хорошо“, даже два раза». Я начала смутно припоминать. Линия шуршит, Лулу пристает, я кричу за секунду до того, как ее забрала Линда: «Хорошо, хорошо!..» Не Дермоту, а Лулу!

— О господи, — выдавила я, меня прошиб холодный пот.

— Да ладно, не волнуйся! — успокоил Дермот.

Ему хорошо. Внешне К.Ф. воспринял это нормально, но это не значит, что он забудет. Бог его знает, каким способом он мне за это отплатит.

Наш дом мои родители купили двадцать один год назад и назвали его «Тир-на-Ног» — «Страна вечно молодых». И действительно, благодаря их заботам, годы почти не оставили на нем следов. Единственное, о чем я жалела, что они не купили себе дом у моря.

Сегодня на ужин Мария приготовила яичницу с сыром. Мария была неплохим поваром, причем прирожденным. Мы же с Линдой могли друг другу только посочувствовать. Обе мы не один раз, будучи посланными за унцией дрожжей, возвращались с фунтом, а продавец потом спрашивал маму, не собираемся ли мы открыть пекарню.

После ужина Мария достала гладильную доску и свежевыстиранную блузку.

— А что такого особенного будет в понедельник? — поддразнила я ее, видя, что это ее лучшая белая блузка с кружевом.

— Ничего, — тут же ощетинилась она и неожиданно стала ярко-розовой, хотя мое замечание было вполне безобидным — если она хотела выглядеть как можно лучше в своей школе коммерции, это не было преступлением.

В гостиной Линда плюхнулась на коврик у камина со своим очередным проектом в руках — досье по хлорофиллу.

— Ты устроила жуткий беспорядок, — заметила я и подумала о том, что родители должны вернуться в следующий четверг.

— Ничего, в среду придет миссис Фини. — Мысли Линды, похоже, повторяли мои собственные. Через секунду она задумчиво заметила: — А без них все-таки скучно, правда?

— Ну, без папы стало спокойнее, — сказала я. — Но… ты права.

Мой худощавый, голубоглазый отец обладал каким-то своеобразным очарованием и пользовался этим. Он считал нас чуть ли не безграмотными и все время твердил: «Образование — это прекрасная вещь». Неотъемлемой частью отцовского характера было умение убеждать людей: он был юрисконсультом.

Мама, высокая, стройная, рыжеволосая, как и я, выглядела ненамного старше меня, по крайней мере обычно. В последнее время у нее несколько раз появлялись сильные боли в животе, и я беспокоилась за нее.

— Телефон! — закричала Линда и вылетела в коридор, откуда через секунду позвала: — Кон, это миссис Фини!

Я посмотрела на бедлам у камина, шерсть Лулу на ковре и грязные окна, и мое шестое чувство заранее подсказало мне, что я услышу от миссис Фини, нашей уборщицы: бывшая в положении Эйлин, ее замужняя дочь, наконец родила, и новоиспеченная бабушка будет слишком занята, чтобы прийти к нам.

Последней каплей стало то, что, как только я положила трубку, мою челюсть пронзила жуткая боль.

Я и мои зубы были давними врагами. «Открой рот, больно не будет», — сказал мистер Болтон, семейный дантист, когда мне было пять лет. Я открыла, и больно было ужасно. Пятнадцать лет мой отец пребывает в уверенности, что меня просто обидела ложь. Но я знаю, что сделана из более крепкого теста. С враньем у меня, можно сказать, деловое соглашение, а вот с болью нет, тем более с зубной. Пришлось отправиться в ванную за аспирином — если понадобится, выпью полный флакон. Я захлопнула дверцу шкафчика с лекарствами и отправилась с бутылочкой аспирина в свои владения.

Моя комната, длинная, с открытыми всем ветрам окнами, похожа на корабль. Кровать металлическая, белая, с латунными шишечками; одеяла на ней темно-синие, а простыни и наволочки — в шотландскую клетку. Она очень удобная, но я никогда не тороплюсь лечь спать. Ночью я прекрасно себя чувствую и стараюсь не заснуть как можно дольше. Это тоже часть моего кошачьего имиджа.

Итак, проглотив таблетки, легла в ожидании, когда боль утихнет. Но тут дверь распахнулась — пришла Мария в поисках журнала с какой-то особенной вязкой.

— Он у Хэзел, — раздраженно сказала я.

Сестра посмотрела на меня:

— Кон, что-нибудь случилось?

— О нет! Дом по уши в грязи, миссис Фини воркует над этим чертовым ребенком, а ты спрашиваешь, не случилось ли что-нибудь!

— Ты идиотка. Можно подумать, Эйлин забеременела нарочно.

— Жаль, что никто вовремя не сказал ей, что образование — прекрасная вещь.

Мария проигнорировала мои слова.

— Надо что-нибудь подарить ребенку, мама обязательно бы так сделала.

— Мама любит маленьких детей.

— А ты нет?

— Этого определенно нет. И вообще, люди как вид вымирать не собираются!

Глаза у Марии полезли на лоб.

— Ты что, серьезно?

— Угу.

Я была абсолютно серьезна. Думая о браке, я всегда старалась не думать о детях. В сложных, всепоглощающих отношениях между мужчиной и женщиной детям места нет. Мария, разумеется, совсем другая. Они с Робином начали встречаться еще в школе, и их совместная жизнь будет размеренной и довольно нудной.

Сестра встала с края моей кровати.

— Не забудь спросить Хэзел про этот журнал.

— А ты не забудь, что нам придется самим убрать этот дом за три дня.

Я замолчала, вспомнив, что во вторник Комитет по общественным мероприятиям в офисе устраивает соревнование по боулингу.

— По возможности за два, — поправилась я. — Скорее всего, придется прерваться во вторник.

Наш офис располагался в новом здании, я работала на третьем этаже. На следующее утро я выходила из лифта вместе с Хэзел и Пег Фитцпатрик, когда мимо нас пронесся Брайан, мрачный, как грозовая туча.

— А что случилось с ним? — осведомилась я.

— Фрейзер, — ответил Джим Мерфи. — Устроил ему разнос за то, что он задержался с почтой.

И разносы К.Ф. на этом, похоже, не закончились. Журнал присутствия, в котором я собиралась расписаться, был убран. Крайний срок прихода был девять ноль пять, и по моим часам у меня была в запасе еще минута.

— Вот ты ему об этом и скажи! — предложил Джим.

Понедельник удался на славу. Размышляя о дезертирстве миссис Фини, я пришла к выводу, что пора принимать экстренные меры. У меня оставался один день от отпуска, и я как раз просила мистера Фоли, руководителя нашего отдела, чтобы он разрешил мне использовать его в среду, когда у него зазвонил телефон.

— Хорошо, Кен, я пришлю ее наверх.

Он улыбнулся мне поверх трубки.

Кусочки головоломки, слишком невероятной, чтобы быть правдой, складывались вместе — Олив Роше, на свое несчастье машинистка К.Ф., плакала этим утром в раздевалке.

— Мисс Роше ушла домой, и мистер Фрейзер хочет, чтобы вы ее заменили.

— Я?!

— Вы, — подмигнул мне мистер Фоли.

Брайан помог мне донести мою пишущую машинку до лифта, и я рада была заметить, что к нему вернулась его улыбка. Если к ней добавить копну волнистых темных волос, серые глаза и около шести футов гибкого тела, получается просто картинка. Родители его умерли, и он жил со старшим братом, который был его опекуном.

— Что ты натворила, чтобы заслужить такое? — поинтересовался он, пока мы поднимались.

Я в общих чертах рассказала ему о вчерашней неразберихе, и он всю дорогу покатывался со смеху. Признаться, я была потрясена, попав на пятый этаж. Ох уж мне эти свободные пространства! Кругом сотрудники, стол Олив пуст, так же как и офис К.Ф. со стеклянными стенами. За окнами снова сплошное пространство: облака, плывущие на юг, верхушка колокольни на территории Тринити-Колледж и чайки, греющиеся на зеленой стеклянной крыше.

— Похоже на морг, — с отвращением объявила я.

Брайан плюхнулся на стол.

— Тебе лучше идти, — неохотно произнесла я. — Я не знаю, где он, но он может вернуться в любой момент.

Оставшись одна, я огляделась. Коричневая фетровая шляпа, одиноко висящая на вешалке, казалось, подтверждала, что уже не налезает на распухшую от самомнения голову. Кресло хозяина, однако, смотрелось привлекательно. Его обивка была из крапчатого твида, подлокотники очень широкие, и оно вращалось. Я покрутилась туда-сюда на пробу, а потом медленно повернулась по кругу. Почти развернувшись, я услышала покашливание.

Я остановилась, чувствуя себя как бабочка на булавке. К.Ф., развалясь, сидел на стуле перед столом.

— Надеюсь, вы уже закончили.

Его глаза, казалось, засветились удовольствием при виде моего смущения.

— Боюсь, что не смогу записать свои сообщения на пленку для вас, — продолжил он. — Наш магнитофон на ремонте.

— Ничего страшного, — холодно ответила я и устало приготовилась записывать. Но я ошиблась. Через пару минут он на секунду прервался, чтобы спросить: «Я не очень быстро диктую?» — а потом продолжил — в два раза быстрее. Самое странное то, что, слушая краткие правильные предложения, я обнаружила, что мне нравится этот процесс. Он говорил ритмично, четко проговаривая «р». Наконец все закончилось.

— Извините, что так вышло. Завтра нам должны вернуть магнитофон.

— Ничего страшного, — повторила я и встала.

К.Ф. все еще сидел, положив одну широкую ладонь на стол.

— Ну, — непринужденно заговорил он, — как у вас сегодня дела?

— Могли быть и лучше, — угрюмо ответила я.

— Значит, нас уже двое, — неожиданно заявил К.Ф. — Какие у вас проблемы?

Что ж, сам напросился.

— Я не люблю, когда меня отмечают в четыре минуты девятого.

Его лицо осталось невозмутимым.

— Книга на третьем этаже была открыта до девяти семи или восьми.

— До девяти четырех, — сердито поправила я. Он вопросительно посмотрел на меня, а я с сочувствием глядела на него. Его волосы были такими гладкими и короткими, что только привлекали внимание к высокому широкому лбу и удлиненным щекам. Его нос явно имел намек на курносость, а лицо, хотя раньше я этого не замечала, было каким-то кривобоким.

— Если у меня сажа на носу или мышь бежит по рукаву, скажите мне сразу. — Прежде чем заговорить снова, он с интересом понаблюдал, как я заливаюсь краской. — Собственно говоря, сегодняшнее утро и для меня началось не лучшим образом. Если я ошибся со временем, прошу меня извинить. Попросите Мерфи принести мне книгу, и я все улажу.

Я едва справилась с участившимся дыханием.

— Мистер Фрейзер…

— Да? — Он открыл телефонную книгу.

— Чтобы быть честной по отношению к мистеру Руни… э… вчерашняя путаница, похоже, произошла по моей вине.

Мне стоило немалых трудов сказать это, но мои усилия не были оценены по достоинству; рука К.Ф. уже тянулась к телефонной трубке, теперь он поднял ее и начал набирать номер.

За обедом в ресторане для персонала на крыше здания Хэзел и Пег просветили меня насчет Олив. К.Ф., прицепившись к ухудшению качества ее работы за последние недели, предложил ей сходить к врачу, а когда кто-то доложил ему о ее последующем срыве в раздевалке, он отправил ее домой.

— Смотри, подруга, такое может случиться и с тобой! — взволнованно предупредила Пег, но умолкла, потому что в ресторан зашел сам К.Ф.

Я с беспокойством наблюдала, как он остановился у столика Брайана, но, к счастью, не было похоже, что на подходе очередная выволочка. Брайан ухмылялся, и К.Ф. тоже улыбался, хотя и не так широко и как-то болезненно.

В ресторане с двумя стеклянными стенами было достаточно солнечно, снаружи на террасе было почти так же жарко, как в Испании. Я ненадолго задумалась, облокотившись на балюстраду. Отсюда открывался прекрасный вид, но я едва замечала его. Разомлев, я сняла туфли и рабочий пиджак, свернула его в подушку и легла, растянувшись во весь рост, подложив руки под голову.

— Кон! — Это был голос Хэзел. Я открыла глаза и обнаружила, что Пег дергает меня за подол короткой юбки.

— Мисс Гибсон, можно вас на минуту? — Рядом стоял К.Ф., уже не улыбавшийся.

Он смотрел на меня так, словно это причиняло ему боль, но на его лице было странное выражение, которое вдруг заставило меня остро ощутить, что на мне безрукавка в обтяжку с V-образным вырезом в розовую и оранжевую полоску и оранжевая мини-юбка. В довершение всего большая рука протянула мне мои туфли.

— Не могли бы вы на минуту зайти внутрь?

В столовой руководства не было никого, кроме нас.

— Простите, что утащил вас подобным образом, но когда спуститесь, не могли бы вы позвонить вот по этому номеру. — Он протянул мне листок бумаги. — И назначьте мне встречу с мистером Порритом.

— Поррит? — повторила я, и он нетерпеливо произнес фамилию по буквам.

— На два тридцать, если можно, и скажите ему, что это на удаление.

— Удаление? — Теперь мне была ясна причина опухшей щеки и вымученной улыбки. — У вас болит зуб? — И тут же моя собственная челюсть отозвалась острой болью. — Как забавно.

Карие глаза неодобрительно посмотрели на меня.

— Очень забавно, — сухо подтвердил их владелец.