Новый К.Ф. долго не протянул. К середине следующей недели мне стало казаться, что его никогда и не было. Накопилось много работы, но, как ни странно, я чувствовала, что он думает совсем о другом.
В пятницу утром Брайан подлетел к моему столу и продемонстрировал два билета на субботнюю вечеринку, которую устраивала компания. Время было как нельзя более подходящим. У меня было новое платье, и завтра у меня был выходной, так что я смогу сделать прическу. Правда, мне казалось, что я слегка простудилась, но это не имело значения, если, конечно, мама не будет против.
— Ты спасаешь мне жизнь! — восторженно объявила я, и в этот момент вошел К.Ф. При виде Брайана его глаза сердито сощурились.
— Мисс Гибсон, вы подготовили то письмо для компании «Ричардс и Бенсон»? Я хочу сам его отправить.
Он заметил, что у меня влажные глаза.
— Разве вы не должны носить очки?
— Для чтения — нет. Я могу прочитать что угодно, — сердито ответила я, и Брайан, направлявшийся к лифту, обернулся с вопросом:
— И не только слова из четырех букв?
Несколько дней назад Брайан упоминал, что его старое радио приказало долго жить, и вот сегодня днем он позвонил, сказал, что купил новый приемник, и предложил мне спуститься в подвальную картотеку послушать его. Сначала я отказалась — я была занята и думала только о работе, но Брайан без особых усилий уговорил меня.
— Ну и как тебе? — Он включил приемник в тот момент, когда ведущий объявил своего следующего гостя, одного из моих любимых исполнителей. Я невольно стала прислушиваться, и Брайан воспользовался ситуацией. — Хочешь его послушать?
Начиная со злополучного письма в «Ричардс и Бенсон» это был не самый легкий день. Я и вправду заболевала, у меня было три пленки диктовок, к тому же К.Ф., что ему было абсолютно несвойственно, все время что-то менял, так что мне пришлось кучу всего перепечатывать. Пять минут отдыха казались просто необходимыми.
— Эх, пошло все к черту — хочу!
Когда распахнулась дверь, Брайан стоял облокотившись на шкафчик с папками, а я сидела на другом, пониже, отбивая такт и распевая: «Вот идет тот, кто для меня важнее всего!»
В ужасе спрыгнув со своего насеста и глядя на вошедшего, я поняла, что эти слова как нельзя более подходят к ситуации. В первую секунду К.Ф., казалось, и сам был ошарашен не меньше нашего. Он был одет в пальто, и я некстати заметила, что он подстригся.
— Кто-нибудь следит за телефоном наверху?
— Нет. — Мой голос был едва слышен.
— Тогда вам следовало бы вернуться на свое место. Я ожидаю звонка из главного офиса. А вы, Уэст, останьтесь, я хочу переговорить с вами.
Мои ноги начали функционировать, я бросилась в коридор и нажала кнопки вызова обоих лифтов. Но ни один из них не приехал к тому моменту, как вышел Брайан, красный как помидор, и мрачно направился к лестнице. За ним по пятам шел К.Ф. с папкой бумаг в руке. Наконец приехал лифт, я тихо вошла в него вместе с К.Ф. Доехав до пятого этажа, я услышала, что телефон у моего стола буквально разрывался. Я кинулась к нему.
— Кон, где тебя носит? — спросила операторша. — Я все этажи обзвонила. Мистер Мортимер спрашивает мистера Фрейзера. Нет, послушай, я знаю, что К.Ф. вышел, но он хочет поговорить с его секретарем, он сказал, насчет встречи. Честное слово, подруга, он просто рвет и мечет.
Мистер Мортимер был известен тем, что не выносил халатности. Теперь в трубке раздался его голос, звенящий от злости:
— Кто это говорит? Вы хоть понимаете, что я жду вот уже полных десять минут?
— Да, мистер Мортимер, я прошу прощения, — начала я, но у меня отобрали трубку.
— Фрейзер слушает, сэр, — непринужденно сказал К.Ф. — Мои извинения. Да, боюсь, это моя вина… о, денек тот еще, сэр… Да, на этой неделе… ну, сначала не очень хорошо, но сегодня немного лучше.
Он открыл папку, которую держал в руках, и разговор перешел на деловые темы. Несколько минут спустя он прошел мимо моего стола к себе в кабинет. Я склонила голову, но он, видимо, презирал страусов не меньше, чем поп-музыку.
— Вы не могли бы зайти на минутку, пожалуйста?
Я стояла в его кабинете, пока он снимал пальто. Он повернулся, увидел, что я стою, и неожиданно сказал:
— Садитесь.
Я послушно села, не сводя с него глаз. Странное чувство, почти как тогда, месяц назад, когда он застал меня загорающей. Еще более странно, что, похоже, он чувствовал себя так же неуверенно, как и я. Он открыл рот, сказал: «Я… э-э…» — и снова умолк. Словно со стороны, я услышала свои слова:
— Насчет произошедшего — мне ужасно неловко.
— Знаю. — Он сделал грустное лицо. — Это, конечно, несравнимо, но, когда я был инспектором, в вашем возрасте, я однажды улизнул с работы играть в хоккей, и мне сломали нос. Мне устроили приличную взбучку.
До меня постепенно доходило, что опасность миновала. Более того, вместо выговора мы фактически вернулись к тем дружеским отношениям, которые установились во время поездки в Ливерпуль.
— Я хотел сказать вам, — говорил между тем Кен, — что моей матери сделали операцию.
— Когда?
— В прошлый понедельник.
— И… как она?
— Сегодня уже гораздо лучше, даже хочет увидеть нас. А что будет дальше… — Он пожал плечами.
Теперь я понимала причину его невнимательности в последнее время.
— Я так рада. Пожалуйста, передайте ей это и еще мои наилучшие пожелания.
— Спасибо, обязательно. Может быть, где-нибудь через неделю вы навестите ее?
— С удовольствием. Операцию решили делать недавно?
— Более или менее. С тех пор, как ей последний раз стало хуже, они никак не могли решить, сколько времени осталось в их распоряжении.
— Это было почти три недели назад, — вспомнила я.
Он кивнул:
— Да, но она так толком и не поправилась. Ее ничего не интересовало, что для моей матери весьма несвойственно.
Тем вечером в пять часов, спускаясь вниз и направляясь домой, я услышала, что кто-то весело напевает этажом или двумя ниже. Лестница была довольно воздушной конструкцией, и от взгляда вниз с высоты пятого этажа могла закружиться голова, но мне было уж очень любопытно. Певец находился прямо подо мной. Я видела только его ладонь на перилах, большую, без перчатки, постукивающую по дереву — словно ребенок, у которого только что кончились занятия в школе. Спускаясь вниз, певший наконец попал в мое поле зрения — высокий, темноволосый, с непокрытой головой. Но я и так уже узнала эту руку. На прошлой неделе она подняла мой чемодан так, будто это была дамская сумочка.
Про его поездку в главный офис ходили самые разные слухи. Некоторые даже говорили, что лет через десять он займет место мистера Мортимера.
А потом я разобрала несколько строк:
Если бы я был свободен, что бы я делал?
Куда бы я пошел?
Несомненно, выздоровление его матери вернуло ему сердце. Теперь он торопился снова отдать его — на этот раз «английской розе». Я с улыбкой подумала о том, какое же чудо удалось сотворить Фионе Мастерсон.
Вообще-то можно было бы ожидать, что мама в коричневом платье для беременных окажется более податливой, чем мама в брюках и свитере — своем обычном субботнем наряде. К сожалению, мои ожидания не оправдались.
— Извини, Кон, но спорить бесполезно. Так не пойдет.
Я сердито откинулась на подушки. Прошлым вечером меня не волновало то, что меня напичкали лекарствами и отправили в постель, но теперь, проспав двенадцать часов и чувствуя себя нормально, я не понимала, почему должна отказаться от посещения парикмахерской. Мама думала по-другому. Я должна была оставаться в постели до самого вечернего чая. Сонный отец пришел забрать поднос с завтраком. Он выслушал меня, но явно был не на моей стороне. Этого и следовало ожидать.
— Отдохни, детка. Это ведь не вопрос жизни и смерти.
— Да, сразу видно, что ты не женщина! — вспылила я.
Он с интересом подошел к моему зеркалу и посмотрел на свое отражение — высокий, худой, в старом пиджаке и тапочках, волосы торчат в разные стороны.
— Это хорошо. А то я все-таки иногда волнуюсь: вас пятеро, а я один.
— Ничего! — подбодрила я. — Может, скоро вас станет двое!
— Сойдет и шесть к одному, если только все обойдется, — тихо ответил он и поднял поднос.
— Дантистам пора переходить на пятидневную рабочую неделю, — объявила мама. Мы помирились, и она стояла у моего окна, высматривая на дороге Марию. — Впрочем, вот проехал автобус. Если она на него не успела, нам придется начинать без нее. Ненавижу, когда такое случается в субботу.
— Может, я встану на обед? — радостно предложила я. — Я уже даже не чихаю. Я пробовала.
— Ты снова нарываешься на ссору? — поинтересовалась мама и тут же замолчала. — О, слава богу, вот наконец и она.
Мама ушла, и через несколько минут раздался голос Марии:
— Привет.
— Привет, — ответила я.
— У меня для тебя сообщение. Брайан заболел. У него грипп.
— О черт! — Как обычно, я сначала подумала о себе.
Голубые глаза Марии бесстрастно смотрели на меня.
— Вместо него с тобой идет мистер Поррит.
Она повернулась на каблуках и вышла из комнаты.
Папа принес чай и поставил его на столик у кровати. Он поднял поднос, который я отодвинула в ноги, и хотел унести его.
— Эй! — Он только что заметил, сколько осталось баранины. — Маме это не понравится. Ты нормально себя чувствуешь?
— Естественно!
Папа пожал плечами и вышел. Он, наверное, и до кухни дойти не успел, как мама уже прибежала ко мне:
— В чем дело? Почему ты почти не поела?
Она приложила руку к моему лбу.
— У меня нет температуры, — раздраженно сказала я.
— Вроде бы. Тогда в чем дело?
Я глубоко вздохнула:
— Я хочу, чтобы ты позвонила мистеру Порриту и сказала, что я сегодня не могу пойти.
— Почему? — с подозрением спросила мама.
— Он не хочет идти со мной, мама. Он просто старается быть вежливым.
— И вполне успешно, — сухо заметила мама.
— Ну и хорошо, — нетерпеливо сказала я. — Но это только потому, что я немного помогла с Брайаном. Саймон очень… отстраненный и намного старше меня. Ему будет неинтересно.
— Ты хочешь сказать, что тебе будет неинтересно. Послушай, детка, все мы должны уметь быть взаимно вежливыми. Пожалуй, я согласна, что тебе будет не так весело, как если бы ты пошла с Брайаном, но мистер Поррит сделал благородный жест, и я не думаю, что прошу от тебя слишком многого, желая, чтобы ты приняла этот жест с благодарностью. На самом деле, детка, я думаю, эта вечеринка пойдет тебе на пользу.
Она явно переживала за меня, пришла ко мне снова, пока я собиралась, и нашла меня мрачно глядящей на горы.
— Я раньше никогда не видела тебя такой. Не может быть, чтобы мистер Поррит был настолько страшен.
— Это все волосы.
Нет нужды признавать, что, глядя в зеркало, я чуть не разрыдалась. Мама с недоумением посмотрела на меня. Не похоже было на меня позволить пустяку испортить всю вечеринку.
— Не надо так расстраиваться. Мистер Поррит, скорее всего, не обратит внимания на твою прическу. Хотя ладно, извини. Наверное, тебе стоит взять мой шиньон. Я сейчас принесу.
Последний штрих кораллово-розовой губной помады — и я была готова и разглядывала свое отражение. Мама сделала мне сбоку пробор и пригладила челку. Шиньон преобразил меня. Цвет подходил идеально, хотя еще год назад я была гораздо рыжее.
— Можно, я поношу его, пока ты куда-нибудь не пойдешь?
— Если ты будешь сегодня хорошо себя вести.
У меня было подозрение, что шиньон мне дали ради моего сопровождающего, которому предстояло идти на вечер с такой малявкой; теперь же у меня был вполне респектабельный вид.
— Помни, он не Дермот и не Брайан, — коротко добавила мама. — Так что не веди себя как дурочка и много не болтай. Все это не одобряют.
— Мам, — мрачно изрекла я, — я тебе кое-что не сказала. Не думаю, что еще долго смогу хранить это в тайне.
Я наслаждалась выражением ее лица, как вдруг раздался звонок в дверь. В холле послышались папины шаги, потом голоса, звук закрывающейся двери, и папа позвал:
— Кон! Мистер Поррит приехал.
Рядом с ним стоял Саймон. Темный фон костюма и волос нарушала белая манишка. В одной руке он держал коробку из цветочного магазина.
С возрастом лица часто обвисают, расплываются, черты становятся невыразительными. Саймон же и двадцать пять лет назад выглядел, наверное, так же, как сейчас.
— А вот и мистер Поррит, — пробормотала мама, пока мы спускались по лестнице. — Я начинаю думать, не зря ли я дала тебе шиньон.