Глава десятая

Добрые люди, издающие эту книгу, высказали мне свою озабоченность по одному немаловажному поводу. Их заботит, что читатели, и вы в том числе, которые прочтут историю про Бодлеров, вдруг захотят подражать им кое в каких поступках. Поэтому, чтобы умиротворить издателей – в данном случае «умиротворить» значит «убедить их не рвать на себе волосы от беспокойства», – я осмелюсь дать вам совет, хотя ничего про вас не знаю. Совет заключается в следующем: если когда-нибудь вам понадобится срочно попасть в Гиблую пещеру, ни в коем случае не крадите парусную лодку и не пытайтесь переплыть в ней через озеро Лакримозе в разгар урагана – это очень опасно, а шансы на выживание, в общем-то, ничтожны. В особенности не делайте этого, если, подобно бодлеровским сиротам, имеете лишь смутное представление о том, как управлять парусной лодкой.

Олафовский сообщник, стоявший на помосте и размахивавший толстым кулаком, все уменьшался и уменьшался по мере того, как ветер уносил лодку прочь от Дамокловой пристани. Ураган Герман бушевал прямо у них над головой, но Вайолет, Клаус и Солнышко осматривали украденную лодку. Она была небольшая, с деревянными сиденьями и оранжевыми спасательными жилетами на пять человек. На мачте, представляющей, как известно, «высокий деревянный шест посередине судна», полоскался грязно-белый парус, управляемый несколькими прикрепленными к нему веревками, а на дне лежала пара деревянных весел на случай, если не будет ветра. На корме торчал своего рода деревянный рычаг с рукояткой, за которую его поворачивали туда-сюда, а под одним из сидений лежало блестящее металлическое ведерко для вычерпывания воды, если лодка даст течь. В лодке имелся также длинный шест с рыболовным сачком на конце, не очень длинная удочка с острым крючком и ржавая подзорная труба, этакий маленький телескоп, используемый при кораблевождении. Сироты напялили на себя спасательные жилеты, а тем временем штормовые волны уносили их все дальше от берега.

– Я читал книжку про управление парусной лодкой! – заорал Клаус, стараясь перекричать вой урагана. – Надо поставить парус так, чтобы в него дул ветер. Тогда нас понесет, куда мы захотим.

– Этот рычаг называется румпелем, – прокричала Вайолет. – Я однажды рассматривала судовые чертежи. Румпель соединен с рулем, который находится под водой и дает направление судну. Солнышко, садись сзади и действуй румпелем. Клаус, следи по атласу, куда плыть, а я попробую справиться с парусом. Думаю, если потянуть вон за ту веревку, он развернется.

Клаус перелистнул мокрые страницы и открыл атлас на странице сто четыре.

Туда! – крикнул он, показывая направо. – Солнце начинает садиться, значит, там запад.

Солнышко быстро переползла на корму и взялась своими крошечными ручками за румпель в тот момент, когда волна ударила в лодку и обрызгала ее пеной.

– Карг тэм! – крикнула она, очевидно желая сказать: «Я поверну румпель сюда и направлю лодку согласно рекомендациям Клауса».

Хлестал дождь, завывал ветер, небольшая волна захлестнула через борт, но, к изумлению сирот, парусная лодка пошла именно в нужную сторону. Если бы вы встретили троих Бодлеров в тот момент, вы бы решили, что жизнь их исполнена радости и счастья: они устали, они промокли и подвергались опасности, и тем не менее они смеялись, гордые своей победой. Вне себя от радости, от того, что дело у них наконец пошло на лад, они хохотали так, будто сидели в цирке, а не находились посреди озера в разгар урагана и в гуще неприятностей.

В то время как ураган надсаживался, заливая лодку волнами и сверкая молниями у них над головой, Бодлеры вели свою лодчонку через огромное темное озеро. Вайолет тянула то за одну веревку, то за другую, чтобы парус все время надувался ветром, который то и дело, как это за ним водится, менял направление. Клаус тщательно следил по атласу, чтоб не сбиться с курса и лодку не унесло куда-нибудь вбок, к Коварному водовороту или Злопамятным камням. А Солнышко, поворачивая румпель, выравнивала нос лодки, когда Вайолет подавала ей знак. И как раз когда вечерние сумерки сгустились настолько, что разглядеть что-либо в атласе стало невозможно, Бодлеры увидели мигающий бледно-лиловый огонек. Цвет лаванды всегда казался Бодлерам противным, но тут, при виде него, они впервые в жизни обрадовались. Он свидетельствовал о том, что парусная лодка приближается к Лиловому маяку, откуда рукой подать до Гиблой пещеры. Шторм наконец угас, и здесь это слово означает «кончился», а не «умер» или «перестал гореть». Облака разошлись, и показалась почти полная луна. Дрожа в своей промокшей одежде, дети пристально смотрели на утихающие волны и маленькие завихрения на чернильно-черной поверхности.

– Озеро Лакримозе, оказывается, очень красивое, – задумчиво произнес Клаус. – Я раньше этого не замечал.

– Синд, – согласилась Солнышко, слегка выравнивая румпель.

– Я думаю, мы не замечали этого из-за Тети Жозефины, – сказала Вайолет. – Мы привыкли смотреть на озеро ее глазами. – Она взяла в руки подзорную трубу и, прищурившись, посмотрела в нее. – Я, кажется, вижу маяк. А рядом темная дыра в скале. Наверное, это вход в Гиблую пещеру.

И правда, по мере продвижения лодки дети уже различали Лиловый маяк и вход в пещеру, но в глубине ее не увидали никаких признаков Тети Жозефины или чего бы то ни было. Днище начало уже скрести по камням мелководья, поэтому Вайолет выскочила из лодки, чтобы вытянуть ее на каменистый берег. Клаус и Солнышко вышли тоже и сняли спасательные жилеты. Затем они подошли ко входу в пещеру и в нерешительности остановились. Перед входом висело объявление: «Продается». Сироты плохо представляли себе, у кого могло возникнуть желание купить такое фантасмагорическое – то есть «соединенные в одно все самые жуткие, бросающие в дрожь слова» – место. Вход в пещеру, обрамленный зазубренными острыми камнями, напоминал пасть акулы. Дальше, в глубине, виднелись странные белые скальные образования. Сплавившиеся и переплетенные вместе, они выглядели как заплесневелое молоко. Пол пещеры был устлан белой, словно меловой, пылью. Но не это зрелище заставило их замереть на месте. Остановил их звук, доносящийся из глубины пещеры: высокий, дрожащий плач, отчаянный и безнадежный, такой же странный и жуткий, как сама пещера.

– Что это такое? – нервно спросила Вайолет.

– Возможно, просто ветер, – ответил Клаус. – Я где-то читал, что ветер, пролетая через узкие проходы, например пещеры, издает всякие потусторонние звуки.

Сироты не трогались с места. Звук не прекращался.

– Мне страшно, – сказала Вайолет.

– Мне тоже, – признался Клаус.

– Гени, – сказала Солнышко и поползла в глубь пещеры. Может быть, она хотела сказать: «Не для того мы крали парусную лодку и пересекали озеро Лакримозе во время шторма, чтобы теперь стоять и дрожать у входа в пещеру». Старшим оставалось только согласиться и последовать за нею. Внутри звук сделался громче, он отдавался от стен и всех скальных образований, и тут же Бодлерам стало ясно, что ветер ни при чем. Это была Тетя Жозефина. Она сидела в углу пещеры и рыдала, опустив голову на руки. Она плакала что есть мочи и даже не заметила вошедших в пещеру Бодлеров.

– Тетя Жозефина, – неуверенно сказал Клаус, – мы тут.

Тетя Жозефина подняла голову, и дети увидели ее мокрое от слез лицо, перепачканное белым.

– Так вы догадались! – сказала она, вставая и утирая глаза. – Я знала, что вы догадаетесь. – И она обняла каждого Бодлера по очереди. Она поглядела на Вайолет, потом на Клауса, потом на Солнышко, а сироты поглядели на нее и, здороваясь со своей опекуншей, ощутили слезы у себя на глазах. Словно раньше, пока не увидели ее живой собственными глазами, они не до конца верили в то, что смерть Тети Жозефины была поддельной.

– Я знала, что вы дети умные, – сказала Тетя Жозефина. – Знала, что вы разгадаете мое сообщение.

– Разгадал Клаус, – вставила Вайолет.

– Зато Вайолет сумела справиться с парусной лодкой, – добавил Клаус. – Без нее мы бы сюда не добрались.

– А Солнышко выкрала ключи, – сказала Вайолет, – и управляла румпелем.

– Ну что же, я счастлива, что вы сумели сюда добраться. Погодите, я только переведу дух и помогу вам внести вещи.

Дети переглянулись.

– Какие вещи? – удивилась Вайолет.

– Как какие? Весь ваш багаж, разумеется, – ответила Тетя Жозефина. – И надеюсь, вы привезли еды, мои запасы почти на исходе.

– Мы не привезли еды, – сказал Клаус.

– Не привезли? – переспросила Тетя Жозефина. – Как же вы собираетесь жить тут со мной в пещере, если не привезли с собой продуктов?

– Мы не собираемся тут жить, – возразила Вайолет.

Руки Тети Жозефины взлетели вверх и потрогали узел на макушке.

– Тогда зачем вы приехали?

– Стим! – выкрикнула Солнышко, желая сказать: «Потому что мы за вас беспокоились!»

– «Стим» – не фраза, Солнышко, – строго заметила Тетя Жозефина. – Может быть, кто-то из старших объяснит правильным английским языком, почему вы здесь?

– Потому что мы чуть не попали в лапы Капитана Шэма! – закричала Вайолет. – Все думали, что вас нет в живых, а вы написали в своем завещании, чтобы опеку над нами передали Капитану Шэму.

– Он меня заставил написать, – прохныкала Тетя Жозефина. – В тот вечер он позвонил мне по телефону и сказал, что он Граф Олаф и что я должна написать завещание, где поручаю ему заботиться о вас, и сказал, что, если я не напишу, он утопит меня в озере. И я так испугалась, что сразу согласилась написать.

– Почему же вы не позвонили в полицию? – спросила Вайолет. – Почему не позвонили мистеру По? Почему не обратились хоть к кому-нибудь за помощью?

– Ты знаешь почему, – сердито отозвалась Тетя Жозефина. – Я боюсь звонить по телефону. Я же только-только начала брать трубку. А сама нажимать кнопки я еще не готова. Во всяком случае, мне и незачем было кому-то звонить. Я бросила в окно скамеечкой и убежала. Ведь я оставила записку, чтобы вы знали, что я на самом деле жива. Но я зашифровала ее, чтобы Капитан Шэм не узнал, что я от него сбежала.

– Почему вы не взяли нас с собой? Почему вы оставили нас всех одних? Почему не защитили нас от Капитана Шэма? – забросал ее вопросами Клаус.

– Грамматически неправильно говорить «оставили нас всех одних», – поправила Тетя Жозефина. – Можно сказать «оставили нас одних» или «всех нас оставили», но не то и другое вместе. Понимаете?

Бодлеры с грустью и досадой посмотрели друг на друга. Они поняли. Поняли, что Тетю Жозефину волнуют больше грамматические ошибки, чем спасение жизни троих детей. Поняли, что она так поглощена собственными страхами, что ни на минуту не задумалась над тем, что может случиться с ними. Они поняли, что Тетя Жозефина как опекун никуда не годится, раз она бросила детей в опасности. Поняли – и больше, чем когда-либо, им захотелось, чтобы родители, которые ни за что бы не убежали и не бросили их одних, не погибли в том ужасном пожаре, с которого начались все их беды.

– Хорошо, на сегодня грамматики хватит, – сказала Тетя Жозефина. – Я рада вас видеть и приглашаю разделить со мной жизнь в пещере. Не думаю, чтобы Капитан Шэм нас тут отыскал.

– Мы не останемся здесь, – нетерпеливо проговорила Вайолет. – Мы плывем назад и забираем вас с собой.

– Ни за какие коврижки! – Тетя Жозефина употребила выражение, означавшее «ни за что» и не имевшее никакого отношения к коврижкам. – Я так боюсь Капитана Шэма, что не хочу встречаться с ним. После всего зла, что он вам причинил, я думала, вы тоже его боитесь.

– Мы и боимся, – ответил Клаус, – но если мы докажем, что на самом деле он Граф Олаф, его посадят в тюрьму. А доказательство – это вы. Если вы расскажете мистеру По, что произошло, Графа Олафа арестуют и мы будем в безопасности.

– Ну и расскажите сами, если хотите, – ответила Тетя Жозефина, – а я остаюсь здесь.

– Без вас мистер По не поверит, что вы живы, – настаивала Вайолет.

– Нет, нет и нет, – отрезала Тетя Жозефина. – Я слишком напугана.

Вайолет набрала воздуху в легкие и взглянула в лицо своей перепуганной опекунше.

– Мы все напуганы, – сказала она твердо. – Мы испугались, когда встретили Капитана Шэма в лавке. Мы испугались, когда думали, что вы бросились в окно. Мы боялись, когда нарочно вызывали у себя аллергические реакции, мы боялись, когда выкрадывали парусную лодку, и мы боялись, когда плыли по озеру во время урагана. Но нас это не остановило.

Глаза Тети Жозефины наполнились слезами.

– Я не виновата, что вы храбрее меня, – опять захныкала она. – Я не поплыву в парусной лодке по озеру. Я не буду звонить по телефону. Я останусь здесь навсегда, и ничто вами сказанное не вынудит меня переменить решение.

Тут вперед выступил Клаус и выложил главный козырь – выражение, означающее «сказал кое-что очень убедительное, что приберег к концу спора».

– Гиблая пещера выставлена на продажу.

– Ну и что? – сказала Тетя Жозефина.

– А то, – ответил Клаус, – что скоро здесь появятся разные люди, чтобы посмотреть на нее. И среди них… – он сделал многозначительную паузу, – будут агенты по продаже недвижимости.

Рот у Тети Жозефины широко открылся, и сироты увидели, как она сглотнула слюну.

– О'кей, – сказала она, с тревогой озирая пещеру, как будто в темном углу уже притаился агент по продаже недвижимости. – Я еду.

Загрузка...