Охота на Быкова. Расследование Эдуарда Лимонова

Заключение

Когда начинаешь расследование — то ничего не знаешь. Как в незнакомый город приехал-поселился. Ничего не известно. Уравнение со всеми неизвестными. Обошел первые соседние улицы — уже чуть ориентируешься. Стал наглым, ушёл вдаль по незнакомому переулку — заблудился. С расследованием тоже. О Быкове я читал статью в «Совершенно секретно». Пару статей в «Коммерсанте», в «Независимой газете». Видел телерепортажи. Но более всего повлиял этот случайный визит в «Яхонт» — Тихомиров, Сидоренко привели меня туда по памятным местам Красноярска: вот здесь у нашего сибирского Вито Карлеоне был офис, а здесь — его ресторан, а это его группа. И я «подсел» на Быкова. Приехал, опросил многие десятки людей.

И вот уже я в середине ситуации. И вот уже те, чьи фамилии я видел на бумаге, — для меня живые люди. Более того, они создают новые ситуации, вступают в коалиции, бродят как тесто, взрываются, становятся чем-то иным, нежели были. Тот же Струганов — когда я первый раз приезжал в мае, он ещё не был врагом Быкова.

10 декабря состоялись выборы в городской совет Красноярска. «Блок Быкова» взял около 41 % голосов, первое место, в то время как блок мэра города Пимашкова взял второе, у них 34 %, а блок «Честь и Родина» Лебедя скандально пришёл последним — 1,7 %. В Горсовет прошла и Марина Добровольская, и тренер хоккейной команды Ломанов… Короче, ура! Мы ломим! Победили! Быков из Лефортово через адвокатов давал указания Рогаченко, и у меня сохранилась одна страничка из распоряжений Быкова, высланных из «Лефортово», — воспроизвожу её здесь.

Для Рогаченко:

Для Блинова:

Ну что можно сказать, разумные распоряжения. Они выиграли, и я позвонил Рогаченко и его поздравил. К тому времени он не обращался ко мне недели три, почти четыре. Самое время восстановить отношения, когда как не во второй половине дня 11 декабря, после победы. Забудем старое! Хотя он отстранился.

И я набрал номер и услышал его голос. И говорил с ним пару минут, нет, думаю, полторы. Он даже увлёкся и рассказал мне о подробностях победы. Но потом он, видимо, спохватился и попросил: «Эдуард, можно я вам перезвоню минут через пятнадцать?» Мой тяжёлый жизненный опыт подсказал мне, что романтик из ЦК ВЛКСМ, брюнет с тёмными кругами под глазами мне не перезвонит. Бесполезно было даже размышлять о причине этой перемены. Скорее всего, специально вброшенная ФСБ информация обо мне. Какая-нибудь херня, неважно, правдоподобная или нет, в постоянно охваченном подозрением Рогаченко (такая служба!) должна была вызвать отклик. Мне нужен был Быков, а не добрые отношения дружбы и сотрудничества с Георгием Рогаченко, но Быков находился в «Лефортово». И у меня был на него один выход: Рогаченко. (Потом, вроде, появились другие.)

13 декабря пришёл майор Щипанов и поведал мне, что я приехал с целью провокации. Я, правда, не понял, по отношению к кому я буду совершать провокацию. К Красноярску в целом? К Быкову? Как? Расспрашивать было не к лицу, неудобно. Но, блин, мне нужны были ровные, нормальные отношения с людьми, которых я исследую, с которыми я встречаюсь. Хрен я чего расследую, если они будут меня чураться! 14-го около полудня я позвонил Рогаченко. «Георгий! Я знаю, что вам сказали обо мне, что я приехал в Красноярск с целью провокации. ФСБ, эти интриганы…» — почти закричал я, потому что, ей-богу, вся эта шпионская детективщина меня достала. И непростой Георгий тоже. Как дети…

«Хорошо, хорошо — надо объясниться, — сказал Георгий. — Я пришлю машину. Без четверти два у вас под окном будет белая „Волга“».

Люди попроще, сотрудники избирательного штаба «Блока Быкова», радушно приветствовали меня. Трясли руку. «Что-то вас не видать…»

«Уезжал», — отвечал я. И ведь действительно «отъезжал».

Я прошёл к руководству. Волосы Рогаченко, намоченные и причёсанные утром, засохли прядями. Крут под глазами были ярче обычного, какого-то красновато-коричневого цвета. Я сказал: «Ну и что вам известно?»

«Что вы приехали в Красноярск с целью достать денег для покупки оружия», — просто сказал Рогаченко. Без эмоций, без осуждения. Констатация факта.

Я даже не нашёлся сказать что-нибудь остроумное. Только фыркнул: «Во как!»

Далее он сообщил, что будет писать заявление об уходе. Решил. Раздумывает. Так как у него пытаются украсть победу. Некоторые личности оспаривают его роль в победе «Блока Быкова». Что Быкову собираются продлить следствие ещё на шесть месяцев.

«Помните, вы сказали, что Анатолий Петрович — исторический человек, — напомнил я. — В случае, если он примет ваше заявление, вы вынуждены будете покинуть Историю, то историческое пространство, в котором действует Быков. Я не советую вам писать заявление, если вас интересует моё мнение. Оставайтесь в Истории». Он удивлённо посмотрел на меня и сказал, что ему кажется неожиданным такое мнение и он поразмышляет над сказанным мною. А с родственниками он ничем не может помочь. Поразмышляет. Хотя всё было ясно: человек с литературно устроенным мозгом, Георгий, конечно, понимал, что живёт в сказке, ну как управляющим маркиза Карабаса, и хотя маркиз временами попадает в королевскую тюрьму, но его жизнь интересует всё королевство, ежеминутно. Любой чих маркиза интересует население, других вельмож, заморские страны. А уйти из управляющих — будешь жить обыденно. Спадет темп жизни, исчезнет ритм и возбуждение трагедии. Сейчас Георгий Рогаченко живёт в окружении атрибутики трагедии: предполагаемые мёртвые тела, устилающие путь маркиза, тюрьмы маркиза, т. е. застенки, в которых он томится, его враги — предатели ростом в 3 метра. Всё значительно, всё мощно, симфония. А уйти из этой жизни — дальше будут какие-нибудь какающие полевые песенки, и только. Георгий был прав, когда сам назвал Быкова историческим — Быков уже и сам собой давно не управляет. Но подчиняется трагедии. РАЗЫГРЫВАЕТСЯ СУДЬБА АРХЕТИПА, рок. Человек обычный и вульгарный не может увидеть то, о чём я сейчас говорю, но это вещи очевидные, такие же реальные, как буханка хлеба.

Я попрощался с Георгием и уехал в той же «Волге». Было такое ощущение, что мы больше не увидимся. Во всяком случае, он создал такое ощущение. Может, Быков отказал ему в доверии? Уже?

Есть в драматургии понятия: основная сюжетная линия и побочная сюжетная линия, или две, или даже три, если это многоактовое, многосложное драматическое построение. В драме, которую я расследовал, есть герой — некто Анатолий Быков. Когда я вторгся в драму его жизни, вошёл внутрь, драма уже превратилась в трагедию. Уже шёл по меньшей мере 3-й акт, не последний, но третий. В драме может быть пять актов. Уже было немало сражений. И тут появился я и своим появлением создал дополнительную побочную сюжетную линию: моё появление подключило ФСБ, которые, очевидно, подпрыгнули от удовольствия: во, сейчас, дело появилось — образовалась интрига, заговор. Хозяйка с потерянными ключами; Рогаченко («Достать денег для покупки оружия»); майор Щипанов («Вы прибыли с целью провокации»), человек с кавказским акцентом — требовавший адрес Лимонова, наружное наблюдение, обыск… Словом, полнокровная дополнительная сюжетная линия, образовалась она вследствие факта: Лимонов пишет книгу. Я уверен, в Москву они докладывают что-то вроде:

«Существует реальная опасность смычки криминальных денег с радикальной политикой, бандитских капиталов с радикальной националистической партией. И её идеологией».

В «Когте» ведь они приблизительно такие вещи докладывали. В «Когте» ведь даже вполне бездарного Лебедя-старшего обвиняли в том, что он попытается отделить Красноярский край в Русскую республику…

20 декабря от главного адвоката Быкова Генриха Падвы стало известно, что прокуратура Северо-Западного округа Москвы продлила следствие о покушении на Павла Струганова до 21 марта 2001 года. Следователь Лапин заявил «Коммерсанту»:

«Решение о продлении срока было вызвано необходимостью проведения ряда психологических экспертиз в отношении как самого Быкова, так и свидетелей по его делу».

Всё, что можно было расследовать в моём индивидуальном следствии по делу Анатолия Петровича Быкова, я расследовал. Оставались области, куда я не мог проникнуть. Шли ещё сведения о некоторых второстепенных фигурах следствия, о Лебеде-младшем и Дерипаске. Но эти крохи я подбирал на ходу. Кое о каких своих нерасчётливых поступках я пожалел, но было поздно. Так, я жалел, что дал телеинтервью аналитику и политологу Новикову, в котором я говорил о моём отношении к Быкову и предстал всему краю политически голым, объяснился на полную катушку, признался в своём экстремизме. Интервью прошло по экранам в самом конце ноября. И по-видимому, председатель Национал-большевистской партии Лимонов напугал людей, которые могли бы рассказать интересные вещи о Быкове писателю Лимонову. Я был разъярён и сожалел, что параноидное ФСБ распространило обо мне свои сведения и тем напугало всех, кому эти сведения забросили. Русские вообще пугливы. Те, кто разговаривал со мной раз, не встретились второй, а те, кто планировал встретиться, не встретились вообще. Получалось, что круг расследования замкнулся. Надо было подбивать баланс и собирать пожитки. Я объяснил свои проблемы Федору Сидоренко, и он посоветовал мне написать письмо Быкову; якобы открылся канал, по которому с ним стало возможным общаться письменно. Я написал Быкову в «Лефортово» об ФСБ, об оружии и о неумеренной подозрительности некоторых его товарищей. Фёдор Сидоренко сообщил мне, что его кабинет и ещё два кабинета в «Авто-Радио», оказывается, прослушиваются. Доброжелатель пересказал Федору содержание нескольких его разговоров, проведённых «с глазу на глаз». Правда, было неясно, кто прослушивает: ФСБ, менты, конкуренты, люди Быкова? И было непонятно, кого подслушивают: Э. Лимонова или «Авто-Радио».

Фёдор также посоветовал мне встретиться и с Мариной Добровольской, так сказать, обратиться к сторонникам Быкова через голову Рогаченко. И я последовал совету: приехал на ТВК и объяснил Марине ситуацию, сообщил и о том, что меня не допускают к родственникам. Оказалось, поведала Марина, среди быковцев давно зрело и вот началось восстание против романтичного Рогаченко, и свои письма недовольства им уже отправили Быкову некоторые важные для Быкова люди. Я не стал вмешиваться в их восстание против москвича. Это не моё дело. Марина Добровольская связала меня с личной секретаршей Быкова, и та в тот же день связалась с женой Анатолия Петровича.

Однако никаких сдвигов не случилось. «Марина Быкова в Москве, она очень устала, вы же понимаете, в каком она состоянии, давайте подождём», — сказала мне личная секретарша Ирина. Я сказал, что понимаю. Но вот, понимаете, есть договор — есть издатель. Мы договорились, что свяжемся. В довершение всего не появился ещё раз майор Щипанов. Решил, наверное, что хватит, и так много наговорил.

Я сел подбивать баланс. Вот что получилось.