Охота на короля

Глава 7 Дуракам везет

Многочасовую скачку выдержит не каждый, тем более если она длится несколько суток, плавно перерастающих друг в друга и разграничивающихся лишь краткими, четырехчасовыми перерывами на сон, еду и прочие нужды. Спина Палиона онемела, поясницу ломило, живот сводило, голова наполнилась стылым ветром, а то место, откуда растут ноги, казалось огромным, назревшим прыщом, который вот-вот лопнет. Но все равно безжалостному наезднику было куда лучше, чем загнанному им коню.

Необычайно выносливый и терпеливый бедолага пал на полном скаку, когда заветные стены столичного града уже виднелись на горизонте. Увлеченные за взмыленным животным на землю всадники упали почти одновременно и кубарем, царапая друг другу лица пряжками ремней да шпорами, покатились по обочине. Лошадка Вебалса отошла в мир иной на день раньше, но сей удручающий факт не смог заставить спешившего ко дворцу колдуна хоть немного снизить сумасшедший темп передвижения. «Кергарн не будет ждать, одна из его ипостасей уже наверняка добралась до лиотонского короля!» – твердил по сотне раз в день не находивший покоя от дурных мыслей Озет и все пришпоривал и пришпоривал бегущее на пределе своих сил животное.

Палион полностью разделял тревоги соратника, но в то же время и понимал, что выше головы не прыгнуть, если это, конечно, не голова собаки или карлика. Они потеряли целые сутки в темноте подземелья, потом еще столько же, топая по болотам и трясясь на развалюхе-телеге, а тем временем внушительная кавалькада из двух экипажей, по шестерке лошадей в каждом, и двадцати всадников мчалась в столицу по королевской дороге, въезд на которую им был закрыт. Вебалс опасался встречи с отрядами лиотонской армии, рыцарями Ордена и просто челядью путешествующих господ, имеющих к нему личные претензии. Именно по этой причине им приходилось мчаться по месиву размытых дождем окольных дорог и компенсировать изначально низкую скорость передвижения многочасовым издевательством над лошадьми и собственным здоровьем. Однако, несмотря на их воистину героические усилия, герцог Самвил вместе с похищенными дамами и гнездящимся в головах всей честной компании Кергарном прибыли в столицу на два-три дня раньше, а значит, уже успели натворить дел.

В дороге у компаньонов не было времени говорить: в седле берегли дыхание, а откушав холодного мяса на привалах, тут же валились с ног, поэтому обсуждение многих важных вопросов, например: «Куда подевалась Терена со скарбом?» и «А что, собственно, делать, чтобы воспрепятствовать планам коварного врага?», остались на потом, то есть до того самого момента, когда конь Палиона не сдюжил с двойной нагрузкой и умер, нанеся напоследок наездникам хоть и незначительный, но весьма ощутимый урон.

– Черт, кажется, ребро сломано, – проворчал себе под нос Палион, со знанием дела ощупывая помятые бока.

– Вообще-то три… – уточнил Вебалс, поднимаясь с земли и оттирая грязными ладонями кровь с оцарапанного лица, – но это пустяк, досадное дорожное недоразумение. Главное, вот она… СТОЛИЦА… совсем рукой подать!

Смешно выглядящий в разводах крови и грязи колдун патетически потряс высоко поднятой вверх рукой, отчего его пропитанная собственным и конским потом куртка разошлась по швам. Палион рассмеялся и тут же выплюнул под ноги протез коренного зуба, живой прототип которого был потерян лет десять назад на какой-то далекой планете, в ходе ожесточенной драки с местными жителями, странным народцем, напоминавшим стадо вставших на задние лапы и неимоверно подросших свиней.

– Так тебе и надо, будешь знать, как над чужой бедой ржать! – позлорадствовало низведенное не ведающими света истины людишками до уровня обычного колдуна божество; грязное, вспотевшее и растрепанное. – Вот где теперь я приличную одежду достану?! Цены в столице высокие, а у нас всего пара мешочков с медяками после Терениной выходки остались…

– Тебе все равно тряпье менять нужно, – успокоил напарника смирившийся с собственными, куда более существенными потерями разведчик. – Тебя все равно в этом прелом рванье дальше городских ворот не пустили б…

– А кто тебе сказал, что мы через ворота в город войдем? – лукаво усмехнулся Озет и наконец-то удосужился стряхнуть с коленки налипшую зловонную ляпушку, судя по размеру, консистенции и степени свежести, произведенную не очень старой тягловой лошадкой, протащившей по дороге повозку часа три назад. – Через ворота идти нельзя, слишком опасно, меня стражники узнать могут.

– Сбрил бы ты свои огнебарды да косичку бы остриг, пугало огородное… – сердито проворчал Палион, весьма расстроенный только что открывшейся перспективой: долго плавать в холодной воде крепостного рва, ища укрытый от чужих глаз воровской лаз, или банально карабкаться по стенам днем, без веревок и под носом у не слепых и не пьяных часовых.

– Не вешай нос раньше времени, печалиться стоит, когда стража тревогу поднимет да за нами погонится! – подбодрил на своеобразный лад опять нарушивший приватность чужих мыслей колдун и, дружески хлопнув товарища по плечу, между прочим, сильно ушибленному при падении, стал бойко собирать раскиданные по земле вещи.

Дальше компаньоны пошли пешком, шли медленно, экономя силы перед предстоящим форсированием очередного творения шаловливой инженерной мысли. Проезжавшие мимо всадники и экипажи обдавали их брызгами грязи, а застывшие на козлах повозок и телег возницы даже не поворачивали в их стороны бородатых голов, делая вид, что не слышат довольно громких просьб подвезти до ворот. Дело ясное: на въезде в город пост стражи, и никто не хотел отвечать за подсевших на воз чужаков.

Палион не ожидал увидеть доброжелательных улыбок и приглашающих сесть на повозку кивков. Поведение здешних людей мало чем отличалось от нравов его мира, разве что лиотонцы настороженно косились на его потрепанный костюм и небритую физиономию, в то время как у жителей «верхних» миров на лицах царила бы всепоглощающая апатия.

– Не зевай, давай с большака сходить, иначе поздно будет. – Острые костяшки Вебалса опять впились в его многострадальный бок.

– А не рановато?

– Самое оно, – прошептал колдун и, не дождавшись знака согласия, потащил напарника в кусты, за которыми начиналась жиденькая рощица.

Тактический маневр оказался своевременным, хоть и был проведен довольно грубо. Буквально в ста шагах впереди от того места, где парочка путников покинула ряды желавших попасть в столицу, начинался огромный затор. Естественно, кареты с гербами и их вооруженный эскорт проезжали, не задерживаясь, что же касалось всех остальных, то их участь была незавидной. Даже если бы Вебалс и не боялся встречи со стражниками, то в город они попали бы лишь ближе к вечеру или к следующему утру, поскольку ворота на ночь закрывались.

Вынужденное бездействие, ведь двигаться дальше без оговоренного между собой плана было бессмысленно, дало возможность получше рассмотреть, что же собой представляло препятствие, на штурм которого путники должны были пойти. Сама по себе столичная крепость выглядела величественно и помпезно: высокие стены, красивые башни и узорчатые зубцы, между которыми кое-где гордо развевались на ветру двухцветные лиотонские стяги. Однако любой более или менее разбирающийся в фортификационном деле средневековья человек, каким собственно и был Палион, прослушавший краткий вводный курс по особенностям крепостной кладки и доступных в ту пору осадных орудий, тут же вывел бы создателю столичного редута слабую троечку. Стены с башнями хоть и были высокими, но их кладка была весьма ненадежной. Она могла служить защитой от разбойников, воров и прочих, не уважающих королевскую власть лиц, но только не для отрядов регулярной армии. Любой, даже не очень мощный требушет проделал бы с первого или второго выстрела в белоснежной стене такую огромную дырку, что впору было бы вести кавалерию в бой; полчаса работы батареи катапульт – и от величественной постройки остались бы лишь груда камней и печальные воспоминания.

– Не о том думаешь, не о том! – тихо прошептал на ухо колдун, плотно прижавший разведчика к чахлой сосне.

Их пребывание в роще могло вызвать подозрения у проезжающих мимо. В застоявшейся на одном месте толпе всегда найдется парочка-другая любителей сунуть длинные носы в чужие дела и, вызвав неприятности на собственную дурную голову, привлечь нежелательное внимание общественности к тем, кто без этого мог легко обойтись.

– Пораскинь лучше мозгами, как в город попасть: через стену, вплавь по рву, ведь должен же быть в таком большом городе сток нечистот, или воровским путем идти придется? – продолжал шептать Вебалс, одновременно маскируя себя и напарника ветками, срываемыми с кустов.

– Тщетно, – всего одним кратким словом отмел Палион сразу три довольно разумных с первого взгляда предложения, но, поняв, что так просто от колдуна не отделаться, все-таки решил объяснить: – Стена слишком высокая и гладкая, без веревки по ней не подняться, если ты, конечно, за последние дни не научился летать. От опушки рощи до рва приблизительно триста шагов хорошо просматриваемого пространства. Стражники со стены подстрелят нас еще до того, как мы доберемся до середины. Все твои варианты отпадают хотя бы по этой причине, не говоря уже о том, что хоть крепостенка необычайно плоха со стратегической точки зрения, но ее все же содержат в идеальном состоянии: раз в год красят, да и дыры, ночными гостями проделанные, регулярно латают.

– Со сра… стратегической точки зрения, – кривляясь и передразнивая интонации кадрового военного, произнес недовольный Озет, – вокруг столицы даже кривенького забора возводить не нужно было. Она, столица то есть, в самой середке Лиотона находится, а на границе такие крепости возведены, что даже если все пятеро соседей разом соберутся и войной попрут, то раньше, чем через годик, им не пробиться. Здесь же такая высоченная красота от таких, как мы, да для престижу нужна. Иностранные послы дивятся, с восторгу охают, да про могущество державы своим доверчивым королькам потом рассказывают. Не ищи ответа на все «почему», придумай лучше одно, но дельное «как», ты же бывший офицер, к тому же разведчик!

Точка зрения недальновидного дилетанта, если не сказать больше, полнейшего профана. Однако Палион не стал утруждать себя бессмысленными объяснениями, тем более что его мозг уже начал работу над почти неразрешимой задачей. Если нет возможности перелезть через стену, значит, остаются только ворота, но и тут не нашлось подходящего варианта. Спрятаться среди товаров в чужой телеге было нельзя. Во-первых, вокруг стоявших на дороге повозок слонялось много народу, а во-вторых, стражники осматривали грузы с особым пристрастием, именно поэтому, кстати, и возник огромный затор. Больным, убогим, нищим вход в столицу был закрыт. На тот фокус, что они уже однажды проделывали в Дукабесе, нельзя было рассчитывать. После многодневных дождей деревья и трава стояли сырыми, поэтому устроить пожар и отвлечь толпу от повозок казалось весьма затруднительным. Из всех возможных комбинаций оставалась лишь одна: втереться в доверие к знатной даме и проехать через ворота в ее экипаже. Мозг Палиона схватился за соломинку, прорабатывая шаги именно в этом направлении, но и тут зашел в тупик. Одежды на путниках были не те, их физиономии уже несколько дней небриты, а значит, и завлечь любвеобильную баронессу или маркизу в сети галантного флирта не представлялось возможным. К тому же недосматриваемые экипажи проносились мимо телег на большой скорости, да и возле каждой из них было не менее десятка строго бдящих охранников. Одним словом, профессионал оказался бессилен, а его богатый опыт неприменим к весьма удручающей ситуации. Ни один, даже самый талантливый врач не сделает операцию одним лишь скальпелем; ему как минимум понадобится еще и огурец…

Палион с сожалением развел руками и только открыл было рот, чтобы оправдать отсутствие ответа, как его пересохшие губы бесцеремонно зажала довольно грязная ладонь колдуна.

– Тихо! – прошептал навостривший слух Вебалс, весь вид которого подавал сигнал не шевелиться и молчать.

Из их укрытия между кустами и парой ущербных сосенок была видна лишь часть дороги; большая, но далеко не вся. В то время как шум, постепенно превратившийся в дуэт скрипа рессор и конского ржания, доносился именно с не просматриваемого ими пространства. Кто-то съезжал с дороги и искал укромного уголка; кто-то, возможно, такой, как они, нежеланные гости столицы, а может, и крестьянин, не рассчитавший с выпивкой в ближайшей корчме. Хотя, с другой стороны, деревенские торговцы – народ простой и прижимистый, справляют пикантные нужды, не отходя от телег с драгоценным, по их мнению, товаром.

– Карета и четверо всадников, – прошептал колдун, чье лицо мгновенно расплылось в зловещей ухмылке. – Кажется, нам повезло, благородные господа хотят уединения…

– Не думаешь же ты…

– Нет, пока еще не думаю, – перебил Вебалс, схватив Палиона под руку и потащив за собой. – Чтобы думать, нужно хотя бы видеть. Шевели ногами, дружок, а то опоздаем к раздаче подарков.

Путь к эфемерному подарку судьбы пролегал через колючие кусты, овраг с выводком шипящих гадюк и небольшую лужу, прикрытую сверху слоем опадшей листвы. Однако неприятные ощущения, возникшие в ходе пробежки под ручку, с лихвой компенсировала увиденная компаньонами сцена, вселившая надежду в их далеко не склонные к романтизму сердца.

На опушку рощи с противоположной стороны от дороги действительно выехали карета и четверо всадников в довольно приличной броне. Судя по гербу, белая лошадь на ярко-красном поле, изображенному на дверцах экипажа и одеждах слуг, уединиться пожелал какой-то граф. Палион поверхностно изучал Геральдику Лиотона и прилегающих королевств, но все-таки вспомнил, что белый цвет на родовых гербах могли использовать только дворяне не ниже графского титула. Герцоги и принцы предпочитали золотой, да и эскорт у них явно был бы побольше. Что же касается Вебалса, то он вообще не удосуживался забивать светлую голову подобной ерундой.

Карета остановилась, всадники слезли с коней и поспешно открыли дверцу, выпуская наружу двух молодых странников: мужчину в черном бархатном камзоле с кружевным жабо и привлекательную брюнетку в строгом дорожном платье, но все же с чересчур глубоким декольте. Прячущиеся в зарослях густой травы авантюристы удивленно переглянулись. Поведение парочки благородных особ показалось им более чем странным. Во-первых, с виду галантный кавалер не протянул даме руку при выходе из кареты, а во-вторых, быстро пошел, почти побежал в лес, подавая знак спутнице следовать за ним. Молчаливые стражники и флегматично взиравший с козел кучер остались при экипаже, а не последовали за исчезнувшими среди деревьев хозяевами.

«И что бы это значило? Если то, о чем я подумал, то почему не в карете… во время езды? Там так мило трясет и на кочках подбрасывает…» – предположил Палион и тут же получил от непоседливого колдуна острыми костяшками в бок. Подавая пример замечтавшемуся на отвлеченные темы товарищу, Вебалс по-пластунски пополз в направлении, куда удалилась странная парочка.

К счастью, обдирать о ветки да коренья и без того протертую до дыр куртку Палиону пришлось недолго, уже через тридцать шагов, точнее семьдесят восемь гребков руками, чуть правее от конспираторов стали доноситься голоса. Супруги, а может, и не связанные узами брака вельможи вдохновенно осыпали друг дружку словечками, которые не всегда услышишь и от опустившегося до самого нищенского дна пропойцы. У благородных особ все не как у людей, они не могут себе позволить оскорблять друг друга в присутствии низкородных слуг, и поэтому вынуждены, сдерживая клокочущий в груди гнев, пускаться на всякие глупые ухищрения; порой излишние, а порой и откровенно опасные.

– Еще раз и это последний… последний, когда я тебя спрашиваю по-хорошему! – бесновался мужчина, бегая вокруг дамы и яростно распинывая сучки. – Где ты была этой ночью, почему не открывала, дрянь?!

Разъяренный граф все бегал и постоянно дотрагивался до головы руками, как будто проверяя, не начали ли у него отрастать рога. Не ведая стеснения в эпитетах… ярких, сочных, красочных… он продолжал покрывать подол длинного платья жухлыми листьями и пронзительно верещать. Его спутница, наоборот, гордо хранила молчание, и лишь раскрасневшиеся под слоем пудры и румян щеки выдавали ее желание отхлестать распоясавшегося негодяя веером по лицу. Лежавший рядом Вебалс едва сдерживался, чтобы не покатиться с хохоту, так забавна и необычна была ссора светской львицы и благородного, но не очень довольного ветвистостью рогов оленя. Воистину огромный накал страстей по пустяковому поводу, искрометная лексика лиотонского простонародья, вылетающая из уст придворного шаркуна и прочие комичные своей несочетаемостью нюансы чуть не довели веселящегося Озета до грани безумия. Он даже набил рот сырым мхом, чтобы не рассмеяться и досмотреть до конца увлекательное зрелище.

– Замолчи, мужлан! – почти выкрикнула пытавшаяся сохранять достоинство дама. – Я же не спрашиваю, где ты пропадал три дня подряд?!

– Это когда?!

– Да за неделю до отъезда, как раз когда от нас уехали бароны Ансор.

– Я же уже говорил… были дела. Управляющий опять перепутал бумаги и…

– Старая песня и все о том же! Что ж, маразм стареющего слуги хороший повод, чтобы бросить жену и умчаться к крестьянским девкам!

– В Вионе, сколько раз повторять?! Я был в Вионе!

– Ага, ну, значит, к городским.

– Не уводи разговор в сторону, Карва! – прокричал во все горло волнующийся за свою честь муж и от пинания сучьев перешел к избиению кулаками деревьев.

– Карва, какое выразительное у дамы имя, – с выступившими слезами на глазах прошептал Озет, все-таки справившийся с неожиданным приступом смеха. – Остается лишь первое «а» на «у» поменять… и в самую точку!

Нахмурившийся, как грозовая туча, Палион чисто символически улыбнулся в ответ. Ему в голову пришла спасительная идея, и разведчик прикладывал все свои силы, чтобы ускорить процесс ее дозревания до стадии конкретного плана действий.

– Итак, все сначала! Где ты была этой ночью?!

– Да сколько можно, Данторо, это уже не смешно!

– А я и не смеюсь, как ты могла бы заметить! Мне совсем не смешно! – раскрасневшийся и запыхавшийся мужчина чуть не выпрыгнул с натуги из дорогого камзола. – Отвечай, мерзавка, почему к себе не пускала?!

– Не могу понять, что его больше волнует: неисполненный супружеский долг или наличие костяных наростов на голове? – прошептал Вебалс, уже уставший, уже не в силах смеяться.

– Ставлю на первое, – проворчал Палион, – хотя кто знает… не думаю, что его греет мысль, что неблагодарные потомки пририсуют к лошадке на его гербе парочку симпатичных рожек.

– Ладно, что делать-то будем?

– Не задавай лишних вопросов, просто следуй за мной и будь любезен, расчеши свои бакенбарды как можно грознее, – заявил Лачек и, не дав компаньону что-либо возразить, поднялся в полный рост, а затем вышел из кустов.

Появление на поляне двух небритых субъектов в разорванных одеждах не первой свежести произвело эффект разорвавшейся бомбы, хотя обомлевшие супруги, естественно, не знали, что это за предмет.

– Ну, что ж замолчал? Я бы на твоем месте продолжил расспросы, хотя вряд ли я когда-нибудь окажусь на твоем месте. Не имею дурной привычки на «карвах» жениться, – скаламбурил Палион, но кроме обнажившего за его спиной меч Вебалса никто не оценил его шутки. Ведь графская чета не знала, что следует заменить первое «а» на «у».

– Пшли вон, мерзавцы! – Благородный граф схватился за меч, но, взглянув на лесных разбойников повнимательней, тут же переложил ладонь с рукояти меча на раскачивающийся на поясе кошель. – Сколько вам нужно?!

– Естественно, все, – ответил Палион и мило улыбнулся напуганной даме.

Графиня была в шоке, именно по этой причине не закричала и не пыталась бежать. Не стоит и говорить, что гонки по пересеченной местности были бессмысленны. Длинный подол и отсутствие на плотно обтянувшем платье разрезов не способствовали быстрому передвижению. Забег закончился бы через пару секунд, еще до того, как дама успела бы поравняться с ближайшей сосной.

– Не наглей, у меня поблизости люди… – попытался перехватить инициативу граф. – Они…

– Они на опушке отдыхают, а мы здесь, – перебил его Палион и тоже обнажил меч. – Четверо наемников. Возможно, они хороши, но и мы не промах. Однако ни тебе, ни твоей женушке не увидеть нашего состязания на мечах. Я вас прирежу, как только раздастся первый писк. Ну что, благородный представитель рода белого мерина, хочешь проверить или поверишь на слово?

Конечно, с оскорблением древней династии Палион перебрал. Благородный граф раскраснелся пуще прежнего и, эффектно выхватив меч, шагнул вперед. Но потом благоразумие все же взяло верх над наследственной гордостью. Парадная, мало пригодная для настоящего боя железка шлепнулась в траву возле ног Палиона, а через миг возле нее появился и набитый золотыми монетами кошель.

– Правильное решение, – впервые заговорил скучающий на заднем плане Вебалс, но разведчик не дал компаньону перехватить инициативу и испортить задуманное.

– Теперь одежду… всю: и твою, и твоей ненаглядной блудницы!

– Да, как ты смеешь, скотина?! – к несчастью для себя, отошла от оцепенения красавица и после вполне невинного по форме вопроса разразилась длинной тирадой, состоящей в основном из непристойных слов.

Наверное, происхождение дамочки было не столь безупречно, как у ее мужа. В роду девицы не обошлось без примеси здоровой, крестьянской крови. Большинство ругательств, вылетевших из красивых уст, Палион услышал впервые, многие сразу не понял, а о смысле некоторых из них все же догадался, хоть для этого и пришлось приложить немало усилий. Графиня заткнула пасть (рот произнести таких слов просто не мог), лишь когда в ее платье появилась огромная дырка. Пока разведчик с не менее удивленным графом транжирили время на освоение принципиально новой для них лексики, уже слышавший где-то эти непристойности Вебалс достал из-за голенища нож и метнул его в злословящую истеричку. Острое лезвие проделало долгий путь за весьма короткое время, оно разрезало платье дамы повыше колен, прорвало ткань сзади и, вылетев наружу почти не снижая скорости, врезалось в двухгодовалую сосну. Тонкий ствол треснул пополам, дерево накренилось.

После демонстрации поразительной меткости и чудовищной силы фонтан оскорблений мгновенно иссяк, а дух обеих жертв был окончательно и бесповоротно сломлен. Граф стал молча стягивать с себя бархатные одеяния, а его миловидная Карвушка поспешно завозилась со сложными застежками платья.

«А она ого-го! – подумал Палион, со скрывающей восхищение маской безразличия на лице наблюдая, как на даме становилось все меньше и меньше одежд. – Порой мне жаль, что я лишь играю роль злобного грабителя…» «Твой план удался, что дальше?» – возник в голове у разведчика слабенький, едва слышимый голосок колдуна.

– Туфельки, сударыня, можешь себе оставить. Травка мокрая, колючая, да и мне с дружком они не впору. А ты, благородный ревнивец, что замер? Давай-давай, стягивай сапожища! – не ответив на мысленный вопрос компаньона, продолжал гнуть свою линию вошедший в раж налетчик.

Жертвы лесного грабежа распрощались с остатками одежды и прижались друг к дружке, видимо, ожидая последнего и самого страшного действа. Дама тихо рыдала у мужа на плече, а граф поджал тонкие губы и смотрел на собиравших их вещи разбойников с ненавистью затравленного волка.

– Связывать вас не будем, вдруг зверье какое поблизости водится или крестьяне, что в вашем случае пострашнее будет, – произнес Палион, нагрузив на себя поклажу и повернувшись к парочке спиной. – Сделайте, люди добрые, ответное одолжение, часок здесь посидите. Может, помиритесь, природа и обстоятельства располагают…

– Ну и в чем же твой хитрый план? – на этот раз вслух задал вопрос Вебалс, как только они отошли на приличное расстояние от поляны.

– Мой план… мой план с шиком в город въехать, в карете и с личной охраной, – рассмеялся разведчик и кинул в руки Вебалса женское платье. – Одевайся, красавица! Не возмущайся, скажи спасибо, что еще на каблуках ковылять не придется!

Слуги графа еще утром поняли, что между супругами пробежала белая мышь, символ семейных дрязг и раздора. У лиотонцев было поверье, что именно в этих маленьких, пискливых зверьков с красными глазками и тонкими хвостиками вселяются изгнанные из тел людей злые духи, и тогда шкурка зверька приобретает неестественный белый цвет. Духи желали мстить, но их возможности были весьма ограничены. Все, что они могли в новых телах, разрушить семейное счастье, превратить жизнь супругов в кромешный ад.

С утра граф смотрел на жену не по-доброму: то со злостью, то с презрением, а благородная Карва делала вид, что путешествует сама по себе, и игнорировала всякие обращения законного мужа. В карете скорее всего возникла ссора. Подъехавший к экипажу чуть ближе положенного старший наемник услышал возмущенный голос своего господина, но разобрать, в чем крылась суть конфликта, он не успел, его заметил граф и сделал весьма грубое внушение, после чего приказал немедленно свернуть с дороги и заехать в лес. Так вельможа изволил назвать небольшую рощицу перед крепостной стеной столичного града.

Любопытный охранник наказал сам себя, по его вине досталось и товарищам. До окончания трехдневного путешествия из замка в столицу оставались какие-то несчастные полчаса, а затем его с сослуживцами ждали уютные покои в столичном особняке графа, сытный ужин, хорошая выпивка и прочие утехи жизни. И так на протяжении целого месяца, на меньший срок в столице их хозяин еще никогда не задерживался.

А что вместо этого? Они лежали на сырой траве возле кареты уже битый час, в пустых желудках заунывно урчало, а в пересохших горлах с самого утра не было и маковой росинки. И во всем этом был виноват именно он, точнее его природное любопытство, которое тридцатипятилетний наемник постоянно загонял в дальний угол своего непростого характера и которое каждый раз, как чуяло слабину задремавшей воли, нагло выпирало обратно.

И вот оголодавшим, уставшим жевать траву охранникам наконец-то повезло. Вдоволь нассорившись, благородная чета возвращалась к карете. Видимо, конфликт был серьезным, и в ходе его разрешения не обошлось без потерь. Платье графини было разорвано, а лицо прикрыто веером до самых бровей. Госпожа как-то странно прихрамывала и постоянно путалась в складках длинного платья. Граф галантно вел ее под руку и, несмотря на то, что сам держал у распухшего слева лица окровавленный носовой платок, заботливо помогал тяжелой на руку супружнице перебираться через естественные препятствия: ямки, коренья и лепешки, оставленные распряженными на время привала лошадьми.

– Шего, бол…аны, жаштыли? – проорал не своим голосом шепелявящий граф и сплюнул на землю кровью. – Жапрьа…гай и в штолишу, жи…о!

Слуги мгновенно кинулись исполнять приказ господина, даже позабыв открыть перед повеселившейся четой дверцу кареты. Им самим надоело торчать на проклятой опушке, да и попадать под горячую руку никому не хотелось. Пострадавший в схватке с женою граф мог больно обидеть, а потом, как всегда, позабыть дать в качестве компенсации за побои пару медяков на пиво. «Все богатые жадные и несправедливые, или наоборот, только жадные негодяи становятся богачами», – эту народную мудрость каждый из охраны графа проверил на собственной шкуре и не хотел лишний раз получать бесплатную оплеуху.

Дверцы кареты захлопнулись, но побитый женою граф еще долго не закрывал занавески, терпеливо наблюдая, как слуги седлали и запрягали в карету разбредшихся по опушке лошадей. Потом экипаж тронулся в путь, шторки окон плотно задернулись. Наемники выждали несколько секунд и только затем пришпорили лошадей. Никому из солдат больше не хотелось подъезжать слишком близко и прислушиваться к разговору внутри кареты. Толку от этого не было никакого, а вот пустые желудки страдали и ныли, требуя от нерадивых хозяев еды.

– Я тебя ненавижу! – сквозь зубы прошипел Палион, убирая окровавленный платок от лица. – Неужели нельзя было бить послабее?! Как молотом прошелся, подлец!

Левая щека разведчика опухла, глаз заплыл, а в уголках потрескавшихся губ еще виднелись следы сочившейся крови. Жертва конспирации была явно не в духе и сопроводила свои слова сильным пинком по коленной чашечке грациозно обмахивающейся веером дамы. Игравший роль графской супружницы Вебалс, естественно, успел увернуться и, чтобы окончательно доконать обрядившего его в женское платье напарника, убрал веер от лица. Огненно-рыжие бакенбарды как-то особо распушились, сверху прижатые странным головным убором, нечто среднее между ночным чепцом, цветочным горшком и каской легкого пехотинца. Увидев такую обворожительную особу, любой, даже самый стойкий солдат любовного фронта тут же грохнулся бы в обморок. Палион уже почти привык к новому обличью своего спутника, но от неожиданности его чуть не стошнило на покрытый кандусийским ковром пол кареты.

– Сам виноват, нечего было меня в бабское платье рядить. Ты хоть представляешь, как это поганое тряпье жмет?! – нарочито пробасила «дама» в разорванном платье и довольно больно ударила партнера веером по щеке, к счастью для последнего, по здоровой. – Придумал план дурацкий, вот в корсет бы и лез. Дышать не могу, грудь распирает!

– И залез бы, не постеснялся б, да вот только колдун с огнебардами да еще крысиным хвостом на макушке не очень понравился бы охранникам в роли их господина. Ты меня благодарить должен, а вместо того покалечил! Ну, куда я теперь с такой рожей?!

– На бал не пустят, но мы благородных дам охмурять не собираемся, – пожав плечами, отчего швы платья жалобно затрещали, произнес Озет. – А кабацким девкам все равно, с побитой ты рожей или нет, лишь бы деньги платил. Да, кстати, с золотишком у нас чуток получше стало, но все равно плоховато… нужно что-то придумать.

– Уже, – проворчал Палион, осторожно прикладывая пострадавшую сторону лица к холодному окну кареты. – И с деньгами, и как ворота миновать… все придумано. Главное, чтобы ты трепыхаться не вздумал и даму еще немного поизображал.

– Только целоваться не лезь, – тихо засмеялся Озет, но его радостное лицо осунулось, когда в ответ он услышал сухое и злорадное: «Не обещаю».

Ход кареты замедлился, и снаружи все громче и громче стали доноситься голоса; спорящие, кричащие, молящие и осыпающие чужие головы проклятиями. Это могло означать лишь одно: процессия наконец-то достигла ворот и теперь медленно проезжала мимо досматриваемых возов. Торговцы спорили со стражей, пытаясь доказать, что не везут ничего запрещенного. Те и так об этом знали и, не вступая в долгие дебаты, забирали приглянувшийся товар. В общем, имел место обычный, цивилизованный грабеж, заранее предусмотренный купцами и благоразумно включенный в дорожные издержки.

Как только лошади остановились, в дверцу кареты постучали. Не тратя времени на краткое изложение диспозиции компаньону, Палион отодвинул задвижку и тут же набросился на колдуна, заключая его в крепкие, но как казалось со стороны, нежные объятия. Нарушивший покой господ сержант был очень напуган, что по долгу службы стал свидетелем любовной идиллии. С точки зрения исполнения предписаний городских властей ему не в чем было себя упрекнуть, но практика жизни подтверждала обратное. Рассерженный вмешательством в неподходящий момент граф мог пожаловаться гарнизонному коменданту, а тот, в свою очередь, дать нагоняй дежурному офицеру, и в результате на неповинную голову честно исполнившего свой долг солдата обрушился бы огромный ком начальственного гнева. Умудренный жизненным опытом сержант деликатно прикрыл дверцу кареты и крикнул задремавшему в преддверии досмотра кучеру, чтобы тот немедленно трогал. Карета снова поехала, и крепкие, как тиски, объятия Палиона мгновенно ослабли.

– Польщен, но мог бы и предупредить… – Вебалс с силой оттолкнул от себя смеющегося лжеграфа. – Вот что ты наделал? Все кружева помял!

– Правильно, правильно, причешись и припудрись, спектакль еще не окончен, хотя первое действие мы отыграли достойно… – Палион слишком широко открыл рот и поплатился за свою забывчивость. Пострадавшая от кулака напарника челюсть сильно заныла, только-только начавшая заживать губа снова треснула, а дорогущий ковер на полу кареты был плебейски орошен кровавой слюной.

– Что еще учудишь? – проворчал Озет, дивясь и страшась игривым задумкам спутника.

– Ничего особенного, просто доведу начатое до логического завершения. Нам же нужны деньги и приличные платья, милая, так уж потерпи, – на этот раз лишь слегка улыбнулся страдавший от ноющей боли разведчик.

Примерно через четверть часа карета въехала во двор трехэтажного особняка, и приветствуемая расторопными слугами супружеская чета чинно прошествовала внутрь дома.

«Дуракам везет», – говорят, что эта народная мудрость не имеет исключений и всегда верна, как два плюс два всегда складывается в четыре. Марвет не считал себя умным, но по степени везучести тянул на полноценного мудреца. Ему не улыбалась Удача, ветреная красавица смотрела на него обычно хмуро и не баловала знаками внимания. Всю жизнь, большая часть которой была отдана службе, им помыкали и командовали, и лишь уйдя на покой и став сотником ополчения, Марвет понадеялся, что приобрел слабое подобие свободы и независимости.

Нет, в принципе жизнь в Лютене ему нравилась. Городские верхи хоть и докучали глупыми приказами, но никогда серьезно не лезли в дела ополчения. Ветерана уважали и прислушивались к его мнению не только по военным вопросам. Марвет уже начинал подумывать, что госпожа Удача пожалела его и, сменив сухое безразличие на игривую милость, позволила прожить остаток дней спокойно, без суеты и дерготни. Но именно в тот миг, когда все еще крепкий старик не ожидал подвоха, она и преподнесла ему коварный сюрприз.

Проклятый Наставник Ордена не только вторгся без спроса в его маленькие владения, но и стал командовать им, хоть и не имел на это никакого права. У рыцарей «Небесного Братства» разговор скуп и строг: «Либо ты выполняешь приказы, либо ты соратник темных сил, продавший свою жалкую душонку злому Вулаку!» Марвет не рассчитывал, что Мерун оставит его в покое, но очередной приказ рыцаря просто низверг ветерана в пучину отчаяния и бессильного негодования.

…Бери мою карету и отправляйся в Столицу, – как только сотник переступил порог, скомандовал наглый мерзавец. – В карете сундук, а в сундуке вампир; не дохлый… живой. Ты знаешь, кто такие вампиры? Ты знаешь, чего они боятся или объяснить?..

Марвету не нужны были объяснения. Он с детства наслушался легенд и баек про кровососущих существ, боящихся огня, осинового кола и солнечного света. Наслушался, но считал их глупыми выдумками, поскольку еще ни одного упыря в жизни не видел (сборщики податей были не в счет). Оборотни, вутеры и прочая лесная живность – другое дело, они реальны, с ними вояке приходилось встречаться самому и при свете солнца, и при блеске луны. А вампиры… ну, что вампиры? Всего лишь миф, наивная выдумка, чтобы облагородить смерть, которую ему довелось повидать в любых обличьях. Кровососов придумали слюнтяи, боящиеся вида растерзанной клыками и обглоданной до кости плоти.

Однако Наставник был человеком, с кем не стоило шутить и ставить его слова под сомнение. Марвет кивнул и только открыл было рот, чтобы напомнить вельможе, что не находится у него в подчинении, как борец с чудовищами привел аргумент, заставивший сотника раз и навсегда позабыть об иерархии, субординации и прочих вредных для дела формальностях.

…Откажешься, город спалю, а половину жителей обвиню в связи с Вулаком и живьем в землю закопаю. Притом преподнесу все так, что якобы экзекуция произошла из-за твоего навета. Как ты думаешь, что с тобой выжившие сделают? Сможешь ли ты их вразумить и доказать взбешенной толпе свою невиновность? Если считаешь себя отменным оратором, то пшел вон, разговор окончен. Однако я не стал бы на твоем месте делать ставку на мою доброту и твое красноречие…

Естественно, Марвет остался и выслушал приказ до конца, а через час уже трясся на козлах кареты, везя сундук с богомерзким упырем к вратам столицы. Дождь и бездорожье мучили то ли все еще сотника, то ли старичка на побегушках у Ордена целых три долгих дня, а когда солнце клонилось к горизонту, на бывалого воина нападал жуткий страх, который он не испытывал ни перед одним из сражений. Каждый вечер Марвет трижды проверял на крепость замки, а затем, закрепив их потуже дополнительными цепями, как последний трус, убегал подальше от проклятой кареты: спал в лесу или в поле, но на расстоянии не менее мили.

Первая часть инструкции, самолично прочитанной недостойному простолюдину Великим Жанором Меруном, была проста как на словах, так и при осуществлении:

…Доставишь сундук в столицу. В дороге не задерживаться, сундук не вскрывать, попутчиков не брать и близко к карете никого не подпускать! Объезжай поселения, кабаки и трактиры! Припасы мои люди положили в карету, так что с голоду не помрешь. Естественно, о грузе ни слова, даже стражники о нем знать не должны! Впрочем, стражники о нем и не спросят, а если вдруг любопытство служивых возьмет верх, убей любого, кто заглянет в сундук…

Действительно, сколько ни ехал Марвет, сколько ни встречал по дороге застав, патрулей и разъездов, интереса к нему и его багажу не возникало. Слуги короля и владельцев земель, через которые пролегал путь, шарахались от экипажа, как от покойницкой повозки, доверху груженной чумными трупами. Наспех нарисованный перед самым отъездом герб Ордена на правой дверце был лучше всякого пропуска, надежней любой верительной грамоты.

Хоть дорога и прошла без приключений, даже пару раз выскочившие из леса разбойники, чертыхаясь, скрывались обратно, так и не решившись ограбить экипаж без охраны, но Марвета все равно мучили сомнения. Он боялся, что его завернут перед воротами в столицу, и тогда его ожидает смерть. Скрываться от Ордена бесполезно, если ты, конечно, взаправду не колдун. Однако предчувствия не оправдались, карету, естественно, без промедления и досмотра пустили в главный город лиотонского королевства. По пересечению ворот в силу вступила вторая часть разработанного Меруном плана.

…Отвези карету на улочку «Лиотонский цветник». Это между гончарным кварталом и рынком у северных врат. Там спросишь домик Слепого Олафа, отвезешь карету туда. Дом наш, дом пустой, к твоему приезду никакого слепца там и в помине не будет. В дом сундук сам затащишь, грузчиков не нанимать! Тяжеловато будет, но ничего… ты мужик здоровый, сдюжишь! Твое задание на этом почти завершено, дальнейшие инструкции получишь на месте…

Марвет добросовестно исполнил и эту часть указаний, но вот чего сотник не ожидал, так того, что ему придется надолго остаться в чуждой ему столице. По прибытии и после разгрузки в подвал опасного багажа сотник зашел в дом, чтобы терпеливо дождаться прибытия посланника Меруна. Но как только воин переступил порог, то понял, что гонца не будет, и проклял себя за то, что когда-то научился читать. На столе, единственном предмете мебели во всей зловонной хибаре, рядом с еще дымящейся едой и тремя толстыми кошельками лежало письмо, скрепленное личной печатью Меруна.

…Вампир – груз необычный, у него, точнее нее, необычная цель, а значит, и тебе придется заняться непривычным делом. Прежде всего сходи на бойню и купи кровь, лучше свиную. Поставишь бурдюки возле сундука, откроешь замки и тут же уходи! Дождись ночи возле дома, следи за вампиром! Под третьей от входа половицей найдешь ларь, в нем зелья. Не бойся, они освящены Патриархом Ордена и не причинят тебе вреда. Выпьешь за раз одно, и смотри, не больше! Вампир тебя не заметит, и твоя жизнь будет в безопасности. Рано или поздно вампир, кстати, ее зовут Лукаба, встретится с Вебалсом. Этого мерзавца ты знаешь, он был у тебя в Лютене под видом королевского посланника. Не делай пока ничего, только следи. Дальнейшие инструкции получишь потом…

– Во, бес косомордый! – выкрикнул Марвет и одним ударом мощного кулака переломил пополам стол. – Уж лучше бы я в Лютене остался, чем в такое ввязываться…

Слова, это были только слова, произнесенные с досады и горя. Марвет прекрасно отдавал себе отчет, что должен был пойти в услужение к проклятому рыцарю. И дело даже не в том, что в случае отказа его ожидала лютая смерть. Он не мог, не мог допустить разрушения города и гибели половины его горожан, ставших ему за последние годы почти родными. Марвету крупно не повезло, а чувствовал он себя при этом полнейшим олухом и дураком.