Охота на последнего дикого мужчину

Глава 20

– Ты переспала с… цыганом? – спрашивает Гадор. У нее такое выражение лица, будто я ей только что сообщила, что занималась сексом в похоронном бюро с останками вздутой туши кита, которую вчера выбросило на западный пляж. – С настоящим цыганом?

– В общем, да. Пожалуй.

– Но… Кандела… это же цыган! Цыган всегда цыган! – настаивает Гадор.

– Гадор, это же от него не зависит, – бормочу я, как бы оправдываясь.

Я ей перечисляю различные доводы, однако, похоже, они не слишком меняют взгляды моей сестры.

– Дело, конечно, твое, но я тебя не понимаю. Ты накликаешь беду. Все цыгане занимаются переправкой наркотиков.

– Не все, Гадор.

– Но многие.

– Может, некоторые, но не все. – Меня начинают раздражать предрассудки Гадор. – И потом, он очень воспитанный, понимаешь? Они кочующий народ со всеми вытекающими последствиями: всегда торговали тем, что требовало время. Вчера это были мулы, а сегодня наркотики, а завтра чипы для компьютеров, кто знает? Они приспосабливаются к реальности, и это не их вина. А Амадор – не перевозчик наркотиков, он бизнесмен, чтобы ты знала. И олимпийский чемпион.

– Олимпийский чемпион? В чем, в упражнениях на двухметровой кровати?

– В беге на сто десять метров с препятствиями, – отвечаю я с нескрываемой гордостью.

– Брось, не морочь мне голову, Кандела. – Совсем обессилев, Гадор садится на кровать, не сводя глаз с колыбели, в которой лежит Рубен. – Кто в это поверит?

– Не хочешь – не верь, мне все равно. В любом случае, он цыган, но этот факт не помешает мне наслаждаться, – заявляю я.

– Как ты можешь? – Гадор задумчиво переводит взгляд на меня. Она говорит очень тихим голосом и двигается как будто через силу. Возможно, это послеродовое осложнение, отягощенное депрессией.

– Звонят в дверь. – Я выхожу на цыпочках в коридор и оставляю дверь нашей спальни прикрытой, потом просовываю голову обратно и говорю: – Правда, Гадор, он невероятный парень. Это что-то дикое. Когда мы познакомились, я считала, что кое-что знаю о сексе, а потом поняла, что я просто воплощение невинности.

Я и предположить не могла, что на земле остались такие мужчины. А цыгане… что говорить… я не подозревала, что они настоящие мужчины.

Гадор явно собирается заплакать.

– Значит, все, кроме меня, думают об одном? – кричит она мне с яростью, и я путаюсь, что она разбудила ребенка.

Бедная сестренка, с тех пор как я ей рассказала, что ее муж оказался отцом еще одного Рубена, она стала более нервной, чем обычно.

Открыв дверь, я вижу на пороге Виктора и сразу радуюсь, что Паула весь день проводит в школе, а Рубен Первый живет в царстве, которое еще имеет малое отношение к нашему миру. Если бы это было не так, оба создания были бы вынуждены созерцать своего отца, вырядившегося, как на карнавал, в джинсы «Левис» на семь размеров меньше, чем необходимо, которые страшно тянут, но, видимо, по его мнению, придают ему сексуальный вид. На нем футболка с изображением лица серьезного и бородатого мужчины, напоминающего Иисуса Христа. Черная надпись оповещает: «Разыскивается за вознаграждение Иисус из Назарета, галилеянин, тридцать три года, смуглая кожа, борода и волосы, как у хиппи, шрамы на руках и ногах. Ходит в сопровождении больных проказой и нищих, с ним шайка из двенадцати лиц неопределенных занятий. Смущает народ фразами типа „Возлюбите ближнего своего" и „Простите своих врагов". Если его встретите… следуйте его примеру». Мне требуется некоторое время, чтобы прочесть текст на рубашке Виктора, а он тем временем почесывается и несколько раз произносит: «Привет, э-э-э, привет». Затем я раздумываю буквально одну секунду – потому что это максимальное время, которое я позволяю себе размышлять над некоторыми вопросами – например, мне никак не удается припомнить, какая была фамилия у Господа нашего Иисуса Христа. Святой Иосиф, его приемный отец, должен был передать ему какую-то фамилию, но я ее не знаю. В этом смысле Христос подобен Шер:[11] похоже, им удалось стать повсеместно известными только по своему первому имени.

Вероятно, задумка с футболкой – это стратегический ход, чтобы смягчить нас, напомнив, что не по-христиански выцарапывать людям глаза, особенно тому, кто был преданным свояком, зятем, мужем внучки и племянницы, единственным представителем сильного пола, который в течение многих лет переступал порог этого дома, если не считать Кармину, которая очень сильно на мужчину смахивает, но не является им по своей сексуальной ориентации. Но меня не проймешь: я набираю в грудь побольше воздуха и заявляю, что, если мне придется смешать мужчину с грязью, для того чтобы поставить Виктора на место, я это сделаю без всяких колебаний.

– Тебе не стыдно снова появляться на пороге этого дома? – вопрошаю я у него с негодованием. Заметно, что в последние дни Виктор посвежел. Он смотрит на меня с покорностью сконфуженного преступника. Должно быть, на него оказывает влияние текст на футболке, который он наверняка считает удачным переложением Библии.

– Я хочу видеть своего сына, – униженно бормочет он.

– Мы пришлем тебе видеозапись, – говорю я и собираюсь закрыть дверь.

– Подожди, Кандела! – Он пытается мне помешать, и в результате я защемляю ему пальцы правой руки.

– Видишь, что произошло из-за твоего упрямства.

– Я хочу увидеть своего мальчишку… – говорит он, облизывая один за другим пальцы пораненной руки. – Я его отец и имею право.

– Поговори с Эдгаром, он адвокат Гадор и знает, что решил судья. Впрочем, я помогу тебе сэкономить на звонке, ведь твой мобильный слишком дорого тебе обходится: судья решил, что ты можешь приходить один раз в три месяца. Если бы ты не был извращенцем, мог бы чаще видеть своих детей. Семейным судьям не нравятся распутные отцы, они разумно полагают, что такие отцы плохо влияют на детей.

– Но, Кандела, я еще даже не видел младенца, а он ведь мой сын! – Он испуган и молит меня взглядом, а я утверждаюсь в предположении, что он один из тех типов, для которых унижение – не проблема, лишь бы получить что им хочется.

– Я знаю, что у тебя есть другой сын, которого ты можешь навещать, сколько душе угодно. – Я чувствую себя железной дамой, особенно после того как прищемила ему руку.

– Если честно, я не уверен, что тот мой. – Он продолжает ласково поглаживать свои пальцы, как будто это рука другого человека, которого он сильно любит.

– Но ты дал ему свою фамилию.

– Ничего другого я не мог ему дать. – Он не может выдержать мой обличающий взгляд.

– И его ты тоже назвал Рубеном.

– Это единственное, что мне пришло в голову, когда мне дали регистрационную форму… Мы столько передумали с Гадор, пока не нашли наконец имя, которое бы нам нравилось! Ведь мы уже обсудили все достоинства и недостатки разных имен. – Его глаза умоляют, чтобы его простили, хотя я совсем не та, у которой он должен просить прощение.

Конечно, паршивая свинья, я тебе верю, но, как всякой свинине, тебе было бы самое место в духовке. Все дело в том, что ты проявил жадность даже в раздаче имен. Засунь свои объяснения в задницу.

Однажды, еще до того как они с Гадор разошлись, Виктор показал мне фотографию двоюродного дяди. Все говорили, что Виктор просто его живой портрет. «Нет, нет, нет… Ты совсем на него не похож. Извини, что я это говорю, у твоего дяди лицо развратника и прощелыги», – сказала я тогда, изучая желтоватый снимок. «А твоя бабушка только что мне сказала, что я как две капли воды на него похож», – ответил он. Думаю, бабушка откровенно высказала свое первое впечатление, которое обычно оказывается верным, и это касается и живых, и мертвых. Она способна раскусить любого, не только мужчину. Это относится и к любым живым существам, которые попадаются ей на пути. Бабушка может, например, сказать: «Когда эта сучка вырастет, она все время будет приносить потомство, нам лучше ее не оставлять, потому что мы не будем знать, что делать со щенками», – и мы отдаем ее соседу, а позже убеждаемся, что это правда: собака размножается с такой скоростью и простотой, что ее потомство увеличивается в геометрической прогрессии. Или бабушка заявляет: «Сапожник когда-нибудь убьет свою жену, видно, что у бедняги котелок плохо варит. Ей нужно его успокоить, но лучше уйти от него», – а через несколько месяцев или несколько лет мы читаем сообщение об убийстве в разделе криминальной хроники. Бабушка – замечательный психолог, там, где мы видим соринку, она видит бревно.

Моя мама пошла за покупками вместе с бабушкой, которая захотела отправить наш лотерейный билет – я выбираю цвет, а она цифры. Еженедельно мы делим выигрыш, который пока равен нулю. Тетя Мари осталась наверху, на своем этаже и занимается реставрацией своего лица, чтобы блеснуть перед нами, когда придет время обеда. Кармина не ест дома днем, потому что у нее нет времени бегать с работы и обратно, Бренди сегодня дольше занята в лаборатории, а у Бели экзамен. Я надеюсь, что Виктор скоро уйдет, и даже Гадор не успеет его увидеть. Хотя они и расстались, она все еще возбуждается каждый раз, когда слышит имя бывшего мужа, – просто превращается в настоящую кормящую фурию. Поэтому я не хочу, чтобы она видела Виктора.

– Уходи, – говорю я ему, не испытывая никакой жалости.

– Кто там? – спрашивает голос за моей спиной.

– Никто, и он уже уходит. Торговец… – Я смотрю на Виктора и стараюсь применить весь набор гримас, подходящих для такой ситуации. Накал эмоций достиг своего апогея, и на этой гражданской войне может пролиться кровь.

Но Виктор не желает двигаться с места, а услышав голос Гадор, пугливо высовывает физиономию из-за моего плеча.

– Гадор, я хочу с тобой поговорить… Дай мне увидеть малыша! – восклицает он. Его просьба звучит глупо даже для его собственных упрямых ушей.

– Дерьмо поганое! – Шаги моей сестры быстро приближаются по коридору, и прежде чем я успеваю отскочить, два бывших супруга оказываются разделенными только моим телом. – Отправляйся к своей свинье, на которую ты так любишь взбираться и производить Рубенов! И пусть она немного помоется и вытрется своими грудями.

– Гадор, послушай, детка!..

– Только подумать, что ты ложился со мной, только что выскочив из постели такой образины! И ты произвел со мной детей, а потом с ней!

– Но, Гадор, нет… это не мой ребенок.

– Ха! Поэтому ты дал младенцу свою фамилию! Какой щедрый, черт возьми! Любишь всех одаривать? Со мной ты никогда не был таким великодушным, мерзавец.

– Ребенок не мой, понимаешь, детка…

– Как это не твой?! Как не твой, подлец?

Моя сестра просто вне себя, я вижу, что ее глаза готовы вылезти из орбит. Она пытается дотянуться из-за моей спины до Виктора и треснуть его. Я делаю все, что могу, чтобы этому помешать, и мне стоит больших трудов удерживать ее. Ачилипу принимается жалобно лаять: заметно, что она ничего не понимает – такие вещи трудно понять даже нашей собаке.

– Нет, он не мой…

– Но ты же с ней трахался!

– Да, но… послушай, детка… Я всегда занимался с ней любовью сзади… – Это уже наглость, теперь это называется «заниматься любовью». – Поэтому я точно знаю. Он не мой.

– Сзади? Что значит «сзади»?

– Через заднюю дверь. Я занимался с ней любовью через заднюю дверь.

Гадор смотрит на меня с видом полной дуры, она перестала шевелиться и, похоже, оставила на секунду идею разрезать его на куски, как фаршированного индюка.

– Он трахал ее в зад, – объясняю я.

– Что ты сказал? – Она снова смотрит на него и выглядит совершенно спокойной, хотя я ее слишком хорошо знаю и убеждена, что это только видимость.

– Я занимался с ней любовью сзади, поэтому ребенок не может быть моим… – повторяет он, теребя с покаянным видом свои желтые кудри.

– Но… Со мной ты никогда не занимался этим сзади, – говорит Гадор пронзительным голосом.

– Нет, нет, нет.

– А с ней ты занимался этим… сзади, да?

– Д-д-да.

Моя сестра опять начинает нервничать, ее грудь снова вздымается, и кажется, можно услышать, как ее кровь торопливо бежит по венам.

– Значит, ты меня никогда не любил, потому что не делал это сзади. – Ее голос становится все выше, по мере того как она делает свои выводы. – И я просто не знала, что такое любовь?

Значит, ты не занимался со мной по-настоящему? Но чем же ты со мной занимался?

– Нет, я только хотел сказать…

– Ты много чего хотел сказать, но я не расположена тебя слушать. Кандела! Закрой дверь!

Я подчиняюсь, и на этот раз Виктор не смеет мне мешать и не упирается рукой. Гадор мчится на кухню, я следую за ней, думая о том, как ее успокоить, и что, вероятно, нужно снова, после большого перерыва, взять в библиотеке «Энциклопедию секса» доктора Лопеса Ибора.