Охота на русалку

Глава 2. Жизнь за встречу

— А и хрен с ними со всеми! — сказала девка сама себе,

оказавшись дома. — Днем раньше или позже, все равно почти все деньги забирала бандерша. Что мне перепадало? Вон сколько было в последний день, ни копейки не отдала, с-сука!»

Но каждый день, прожитый в доме, все больше успокаивал и отдалял Лельку от бардака.

Она и сама старалась реже вспоминать его. Девке приходилось нелегко, она училась заново управляться в доме. Первое время быстро уставала, к вечеру у нее все валилось из рук, и девка засыпала голодная и злая. Впрочем, готовить она никогда не любила и не умела. С этим всегда управлялась бабка, и Лелька знала обо всем лишь вприглядку. Теперь ей самой пришлось стать к плите. О! Сколько слез пролила, испортила продуктов. Чистя картошку, резала руки, обжигала их кипящим маслом. Сварив суп — выливала, потому что был пересолен до невозможного, а жареная картошка оказывалась полусырой и подгоревшей. Котлеты разваливались на сковородке. И Лелька снова переходила на бутерброды и чай, потом опять подходила к плите. Не сразу, но постепенно научилась готовить.

Ее радовало, что к концу лета она не только изнутри отремонтировала дом, а имела в нем все удобства — газ и воду, канализацию. Да, в доме стало одной комнатой меньше, зато из нее получилась просторная душевая, в ней же установлены туалет и раковина, даже биде появилось. Лелька радовалась обновлению дома. Теперь ей не нужно заботиться о дровах и угле, все комнаты отапливал газовый котел.

Неспешно меняла обстановку, загружала себя делами. Но как бы ни старалась, поздними вечерами с грустью смотрела в окна на тихую, темную улицу.

Нет, никто уже не приходил к ней, не спешил на огонек согреть душу и тело. Лишь престарелый сосед попытался на первых днях навестить Лельку ночью, но та выбросила его так, что все желание соседу отшибла.

Конечно, ей жгуче хотелось зайти в ресторан, заклеить хахаля на ночь. Но вести его пришлось бы не в притон, а домой. А кто знает, какой мужик попадется? В притоне на случай чего имелись вышибалы. У себя дома она была одна. Случись, увидит милиция, что Лелька водит в дом мужиков, начнутся крупные неприятности.

Пока занималась домом, отвыкла от притона, время шло незаметно. Но стоило справиться с делами, в голову полезли всякие мысли: «А ведь молодые годы проходят. Как глупо я живу! Неужели так и состарюсь здесь в одиночестве? Да и зачем эдакая жизнь? В доме — как на погосте, ни света, ни смеха, тихо и пусто до жути. Каждый звук в углах эхом отзывается. Но что делать? Ничего не изменить. Разве только попроситься назад к Софье? Ну нет, это уж слишком загнула! Ни за что!»

В памяти снова всплыл последний день в притоне…

Ох как кричал тот клиент! Над ним втихомолку посмеивались вышибалы: «Кто ж с такими деньгами в бардаке возникает?»

А клиент орал, что он продал машину и получил пять тысяч баксов. Не предполагая, что их могут украсть, впервые в жизни пришел в притон, где его так накололи.

— Да мне теперь хоть застрелись! Как я домой появлюсь? Пятеро детей и баба с деньгами ждут. Не отдам — жена на пороге коромыслом убьет иль как пса из дома выкинет! — говорил милиционерам. Те обыскали Лельку, нею комнату. Шкаф в прихожей осмотрели, но глянуть под него не догадались.

— Ну, сам видишь, полный обыск провели, ничего нет! Выходит, и не было!

— А куда ж я машину дел, как не продал?

— Не знаем, была ль она при пятерых детях?

— Как так? Я перед тем, как на сучку залезть, даже карман пиджака, где деньги лежали, на булавку застегнул. Так вот она на месте, а денег нет!

— У меня тоже булавка на кармане в кителе. Теща от сглаза пристегнула, а вот баксов как не было, так и нет! — отозвался оперативник.

— Так я машину продал!

— Ну где искать? Тут их у тебя не украли! Девку насквозь проверили, в комнате все обыскали. Она отсюда никуда не выходила. Да и зачем в семь утра вскакивать? Это тебя приспичило! Давай езжай домой и не суши мозги, мужик! Сюда весь город ходит, никто не жаловался. А ты позоришь девку ни за что! Давай иди, пока мы твоей бабе не сказали, где ты ночь провел.

Мужик ушел, кляня Лельку и ментов, самого себя и внезапную беду…

Едва менты покинули притон, Софья, состроив выжидательную мину, оглядела Лельку. Но та и не думала делиться, обиделась на бандершу за обыск. И Софья подняла скандал.

«Все время меня грабила! Что платила? Крохи! Я ведь тоже считать умею! А еще с тех пяти ждала свою долю! Не сука? Все ей мало! И куда гребла? Ведь не только детей, хахаля не имеет, гнилушка!» — злилась девка.

Она вспоминала путанок из притона, чаще всех — Тоньку. Та единственная не обзывала, не упрекала и не грозила расправой. Молча ушла к себе, закрылась на ключ и долго смотрела вслед Лельке, прилипнув к окну. Завидовала или жалела девку? Кто знает…

Лелька решила ей позвонить. Тонька сразу узнала, откликнулась приветливо:

— Ну, как дышишь? Кайфуешь сама? Много у тебя хахалей? Никого?! Бытовуха заела? А это что? Дом в порядок привела, сама киснешь в одиночестве? Не транди! Это не по-твоему! Столько времени без мужиков? С ума спятила! У тебя на хварье лебеда небось выросла! Плюй на все, о себе вспомни. Пока не обветшала, помни, что ты баба, и притом классная! Стряхни хандру и клей чуваков! Твои руки полностью развязаны. Вылезай в свет, на люди, не сиди в доме как в берлоге! Радуйся жизни. Она короткая, а второй никто не подарит.

— Дело мне нужно для себя найти, — перебила Лелька.

— А я и советую — не дай себе засохнуть! И прибыльно, и приятно закайфуешь! Сама себе хозяйка, зачем время теряешь?

— Покуда не тянет на хахалей.

— Потом спохватишься. Ты начни, сыщи кого-нибудь из прежних, зафлиртуй, заклей…

И Лелька послушалась. Порывшись в старых записях, наткнулась на телефон Женьки, вспомнила его, решила позвонить.

— Не ожидал? Значит, забыл. А я почти год как ушла из притона. Сама живу, одна. Ты занят, я помешала?

— Нет, Лель! Какая помеха, о чем ты? Я уже перестал верить, что когда-нибудь позвонишь.

— Семьей обзавелся?

— Нет еще.

— А женщину имеешь?

— Некогда. Как с тобой расстались, ни с одной не встречался. Весь в работе, в делах, а для чего стараюсь, и сам не знаю, — вздохнул грустно.

— Значит, мы оба с тобой одиночки. А знаешь, мне очень нужно увидеть тебя. Но по делу… Может, посоветуешь, подскажешь что-нибудь…

— Я согласен. Назови адрес и время, — предложил с радостью.

— Да хоть сейчас! Так устала от одиночества, — созналась женщина и назвала адрес.

Женька приехал через час. Посигналил под окном, Лелька приметила, как соседи прилипли к окнам, любопытно рассматривая приехавшего.

Он открыл ворота, заехал во двор, чем доказал всем, что появился он здесь надолго. По-хозяйски закрыл ворота, проверил крючок на калитке и лишь после этого вошел в дом. Разувшись в коридоре, прошел в комнату, огляделся и спросил:

— Недавно ремонт сделала?

— Как только вернулась сюда, к себе.

— Так это твой дом?

— Конечно. Раньше мать с отцом, бабуля и я здесь жили, теперь одна…

— Можно гляну, как у тебя? — Поставил сумку на стул и, попросив разобрать ее, сам пошел не спеша по комнатам.

Лелька выгрузила из сумки продукты.

«Наверное, думал, что я вовсе неудельная, готовить не умею. Вон колбасу, сыр приволок, даже хлеб не забыл. А рыбу купил хорошую. Кету! Но не щедро. Не слишком потратился. Прижимистый черт. Хотя вон и пиво в банках, водку и вино принес, основательно затарился», — думала Лелька и быстро накрыла на стол, поставила свое, что сама приготовила, и принесенное Женей. Тот вскоре вернулся:

— Неплохо устроилась. На первый случай все имеешь. Молодчина! Не ожидал от тебя такого! Уж вернулась, так хозяйкой, каждый угол обогрела и привела в порядок.

— Для себя старалась! — покраснела девка и пригласила к столу.

Женька охотно расположился у окна. Они выпили за встречу, за начало новой жизни.

— Пусть нам в ней обоим повезет! — подморгнул гость хозяйке и, выпив, продолжил: — Знаешь, Лель, я часто вспоминал, думал о тебе. Несколько раз хотел прийти туда, чтоб увидеться, но что-то остановило. Решил еще подождать. Хотя времени прошло немало, уже не верилось в твой звонок…

— Жень! Только не злись, я лишь посоветоваться с тобой хочу, без всяких задних и передних мыслей. Сам когда-то предлагал помощь. Помоги, подскажи, каким делом могу заняться, чтоб приносило оно доход? Чтоб я не проживала, а наживала.

— А в чем разбираешься?

— Сам знаешь, — опустила голову.

— Это не подойдет. Притоны не по моей части. Давай вместе подумаем, на что хватит сил и средств. Так, частный детский сад? Нет, не пойдет. Район здесь неважный. Новые русские скорее к себе домой нянек приведут. Сапожную сделать? Есть толковые спецы. Но не надо. Нынешние горожане импортную обувь носят. Пошивочную? То же самое. Кондитерский цех? Но сколько тут покупателей? На этой улице сплошь старики. Они пирожные покупать не будут. А в многоэтажках свои кондитерские магазины. Что же придумать? — говорил сам с собой. — Во! Есть идея! Не знаю, как отнесешься к ней. Что, если оборудовать пивбар? Мороки немного, обслуги мало, а дело прибыльное!

— Женька! Ты спятил! Снова в прошлое меня толкаешь? Я только стала забывать его!

— Лапушка, да при чем тут прошлое? Пивом по городу сотни баб торгуют. И девчата! Никто в их сторону дурного слова не сказал. А спрос на него громадный и зимой и летом.

— Да, но какой от него доход? Что я буду иметь?

— Если б не было выгодно, разве взялись бы торговать столько людей? Сама подумай, есть смысл.

— Ну а практически как это сделать?

— Ты совет иль реальную помощь просишь?

— Тут все от тебя!

— Хитрая! А как с моей просьбой? Опять отказ? Тогда скажи, кому помогаю, как мне тебя представлять? Предупреждаю, в наше время никто не поверит в бескорыстную дружбу. Знают, что за свои советы и помощь деньги не беру. Ну а какие получаю услуги, додумает каждый. А теперь скажи, как поступила бы на моем месте?

— Женька, мне терять нечего! Тем более столько времени не знала мужиков! Рискуешь ты! А я тебя предупреждала! — уселась на колени к гостю.

— Выходит, считаешь меня бандитом, какой нахально затаскивает женщин к себе в постель? Не-ет, я не согласен! — обнял Лельку. Та доверчиво прижалась к нему:

— Будешь ты моим хахалем, мужем или другом, я не знаю. Об одном прошу — не торопи. Сама дам знать. Долго ждать не будешь. Лишь бы не бил, не рвал душу мою в клочья и не пил по-черному. Видел бы и во мне человека. Можешь даже не любить, но не унижай. Этим через край сыта.

— Леля, все сказанное — не обо мне. В том сама скоро убедишься. Жизнью проверишь.

— Жень, а у тебя есть друзья?

— Само собой!

— А что скажешь обо мне?

— Они уже знают.

— Все-все?

— Зачем? Им не нужна подноготная. Достаточно двух слов — любимая женщина… Такие выше пересудов, слухов и сплетен. Кто уважает меня — будет считаться и с тобой. Это однозначно. Кто отсеется, о том жалеть не будем. И еще! Прошу ответного визита ко мне!

— Жень, но не сегодня. Глянь, ночь за окном!

— Да я и не думаю уходить. Мне понравилось тут все. Ты прекрасная хозяйка. О такой женщине только помечтать.

— Женька, ты льстишь!

— А как еще тебя уговорю? Опять же я ни в чем не соврал. Все как на духу!

— Скажи, а ты хорошо подумал?

— У меня было очень много времени. Я все обмозговал и решил то же самое.

— Признайся, с пивбаром пошутил?

— Ничуть. В таких делах шутки неуместны. Тут либо советовать, либо молчать. Это жизнь. Я высказал свое мнение. Хочешь, давай обговорим подробно. Жена моего друга года два торгует пивом. Мужик в ее дела не лезет. Она сама управляется везде. Так вот скажу, что женщина очень довольна, вылечилась от старых болячек, поправилась, стала следить за собой, а то ведь вовсе опустилась. Теперь бойкая, деловая, перестала гнить и жаловаться. Она не единственный пример. Женщина дома быстро прокисает, обабивается. Потому я сторонник того, чтоб жены работали. Такие и копейку ценят, и бюджет семьи берегут, к мужу относятся лучше, держатся за семью, им не до подружек и ресторанов, каждой минутой дорожат.

— Да не уговаривай! Во зашелся! Я и сама не хочу сидеть дома. Не смогу дольше топтаться возле плиты, жалко времени. Честно говоря, уже пыталась сама подыскать себе дело, но ничего путевого не нашла. Все либо расхватали, или не мое, да и мало в чем разбираюсь, нужен надежный консультант и помощник. Одна не потяну.

— Но и у меня времени в обрез. Свое дело имею, оно тоже отнимает силы, — сказал Женька посерьезнев.

— А что мне делать? Я тоже не могу доверять случайным людям. Помнишь, сам говорил, как тебя подводили, устроили кидняк. Хорошо, что сумел заново на ноги встать, выкрутился из ситуации, мне такое не обломится. Утопят вмиг с головой.

— Пойми меня правильно. Найти свое место в нынешнее время — это лишь полдела. Попробуй-ка все устроить, пробить, добиться. Ведь понадобятся сотни всяких бумажек, документов. Волокиты не на один месяц, пока чего-то добьешься. Хватит ли у тебя терпения?

— Конечно, нет, — сникла Лелька.

— Я не пугаю, предупреждаю…

— Поняла. Да и от наших девок слышала. Тех, которые слиняли из притона. Им, правда, хахали помогли, — глянула на Женьку.

— И я не ухожу в сторону. Тоже помогу, но по возможности. Ведь все мои средства — в деле! Поняла?

— Деньги у меня есть. Правда, хватит ли их?

— Сколько?

Лелька назвала сумму. Евгений иронично усмехнулся, ответил:

— Их тебе хватит только для начала, но развернуться не сможешь, даже не мечтай. Придется методом накопления. Либо взяться за мелкое, а уж потом…

— А за что взяться?

— Ну, вот в многоэтажках, в самом центре, есть небольшой рынок, в десятке минут ходьбы от тебя, там продают пивнушку, а еще газетно-журнальный киоск. Два разных хозяина. Тебе эти две точки глянуть надо. Одна дает небольшой, но стабильный доход, вторая, пивная, получше. Но хозяин пивнушки в центре помещение купил, хочет открыть ресторан, поднакопил денег. А хозяин газетного киоска в другой город уезжает жить. Последний торопится, в цене уступит. Но работа там адская. Холод, дождь, жара, они все время на улице. Взвесь все. Пивнушку я для себя хотел купить. Доход там есть. И главное, все готово. Только хозяина нового вписать. Но… Медкнижку нужно получить и ежемесячно проходить обследование у врачей.

Погладил Женька дрогнувшее колено девки:

— Правильно боишься. Узнают, откуда ты, и говорить не станут. Горожане — народ едкий. И память имеют долгую! — предупредил гость.

— Выходит, куда б ни сунулась, отовсюду выгонят? А что делать?

— Не знаю.

— Но ведь другие как-то устроились, наши девки?

— Они не в пищевые точки…

— А хлеб, кондитерский цех?

— Да! Но она до этого замуж вышла. И закрыла свое прошлое печатью о регистрации брака. К тому ж ведет себя достойно. Кроме мужа, никого близко не подпускает.

— Еще бы! Конечно! Кто ей теперь нужен? — невольно позавидовала Лелька.

— А кто тебе мешает стать законной женой? Или я только в консультанты гожусь?

— Как? Так ты с росписью предлагаешь? — не поверила Лелька.

— Само собой! Иначе нельзя. Без росписи ты — сожительница! Мне такое не подходит. Не тот уровень и возраст, положение не позволяет…

— А ты не будешь жалеть, что поспешил?

— Лель, я знаю себя. Уверен, многие мужики города пожалеют, что опоздали, — рассмеялся Евгений, обняв Лельку.

…Через месяц в доме девки собрались друзья Евгения, отмечали регистрацию брака, поздравляли молодых. Около двадцати мужчин собралось в доме. Случайных — ни одного. Со стороны невесты никого из гостей не было. Лелька чувствовала себя неловко. Ведь вот с троими из Женькиных друзей она проводила в притоне жаркие ночи. Все трое нет-нет да обдадут взглядами, от которых мурашки по спине ползут.

Вон тот худощавый паразит все в разрез на груди заглядывает. А и те двое не легче.

Проходя мимо, будто случайно, касаются бедер, задницы Лельки. Тот, который напротив, все ноги ей оттоптал — во двор, за дом зовет взглядом. Интересно, Женька видит? Тогда почему молчит? Ну и друзья у него! Кобелиная свора, чем они лучше путанок? — краснеют щеки девки. Она вышла в сад подышать свежим воздухом. И только присела на скамейку, бывший клиент, друг Женьки, схватил за грудь, улыбаясь слащаво, предложил тихо:

— Давай к реке спустимся, лапушка моя!

— Отвали, слышь! Пока не была замужем, ты знал меня! Теперь я законная жена! Понял иль нет? Позволишь хамство, так уделаю, что никто из родни не признает! Брысь, козел!

Мужик воспринял услышанное за кокетство и цапнул Лельку за задницу, попытался обнять, та поддела кулаком в подбородок и побежала домой. Гости веселились как ни в чем не бывало…

Разошлись они поздним вечером. Прощаясь с хозяйкой, целовали руку. Только избитый, не зайдя в дом, сел в машину и больше не показался на глаза.

Лелька быстро убирала со стола, Евгений помогал ей.

— Устала ты с моими ребятами? Отдохни. В комнате я сам уберу.

— Не мужское это дело! Справлюсь, — ответила тихо.

— Что ж молчишь об Андрее? — рассмеялся Евгений.

— Так это ты все устроил? Проверить решил? — ахнула баба.

— Даже в голову не бери глупое!

— Откуда узнал?

— Ребята видели и слышали, тут же мне сказали. Я не удивился. Честно говоря, даже предполагал что-то такое. Не верилось, что в день росписи Андрей обнаглеет и захочет наставить мне рога. С ним я сам поговорю в понедельник. Но натянула ты его классно. Вся морда посинела у мужика, всю прыть отбила ему.

— Врешь! Проверить меня хотел! — шмыгнула носом обидчиво и добавила: — Иначе как посмел бы он?

— Лель, милая моя! Не хотел тебе говорить, но именно потому от Андрюхи три жены ушли. Он редкий бабник. Свою первую наградил лобковыми насекомыми. Та ему всю рожу изодрала, всю посуду разбила о его голову. Она впервые в жизни с таким кошмаром столкнулась. Ну и пригрозила кастрацией ночью, а сама — хирург. Андрюшка увидел ее рассвирепевшей и поверил. Убежал обратно к матери, пока не остался ущербным. Ну а жена мигом на развод подала. Потом вторая появилась. Геолог. Не столько дома, сколько на профиле находилась. Ее все лето дома не было. На их геологическом языке — в «поле» работала. Мужик, конечно, не терялся и крутил с бабами напропалую. У него их столько развелось, больше чем мандавошек на лобке. Каждую ночь новую имел. Не только имена помнить, со счету сбился. Ну и не заметил, как осень подошла. Вернулась жена с «поля», а Андрюха в гулях. Всю ночь его ждала. Потом сняла с цепи изголодавшуюся овчарку, та и помогла найти хозяина на даче с тремя девками. Он сам рассказывал, как все случилось. После бани они все вчетвером на одеялах расположились, прямо на полу. А тут в самый пик-момент открывается дверь, и не успел Андрюха оглянуться, собака его за самое интимное прихватила. За голодуху отомстила. Девки визг подняли со страху. А тут жена — целится в него из карабина. Мужик как увидел, не то дара речи лишился, все анализы потерял. Упал в ноги, прощения стал просить. Забыл, что перед ним геолог. Та метнула нож, который у нее на поясе висел. Тот над самой головой в стену воткнулся, ручкой по башке Андрею постучал, тот и упал без сознания, думал, конец, помер… Девки уже оделись и наперегонки в город побежали. Эти двое один на один остались. И что б ты думала? Геологичка выволокла Андрюху во двор и за ноги подвесила его к березовой ветке. Притом всю его одежду сожгла. А на дачах к тому времени ни единой живой души, весь урожай убран. Даже бомжи покинули это место. Подождала геологичка, пока все тряпье Андрея в прах рассыплется, и ушла в город без оглядки. Ну а мужика воронье достало, всю жопу исклевали. Он так орал и дергался, что верхушка березы не выдержала и сломалась. Заскочил на дачу, увидел сотовый телефон на окне, порадовался, что хоть он уцелел. Позвонил матери, та ему одежду на следующий день привезла, и он вернулся в город. Весь в синяках и ссадинах, но живой. С геологичкой своей развелся. И женился через год в третий раз. Ну, эта последняя одна за всех. Она пила и гуляла так, что Андрей против нее грудной ребенок. Пока мужик таскался, она все, что было в квартире, пропила. Он вернулся в конце недели, а дома, кроме собаки, ничего! Мужик не поверил глазам. Хотел у жены спросить, куда что делось, но и той не было. Он на дачу. А там жуть что творится! Десятка полтора хахалей имеют в очередь его жену и Андрею говорят: «Становись сзади! Если додышит — Попользуешь! Мы уж по третьему заходу! Пойди бухни, там, на кухне, еще водка есть. Халявная! Сама угощает всех, кто натягивает. И ты не теряйся! У ней мужик бизнесмен. Денег полно, а хрена нет. Подыстерся по молодости. Не может бабу отодрать. Вот она и обратилась к народной помощи! А нам что, не жалко! Всегда готовы, особо за угощение!»

— Ну и дрянь! — возмутилась Лелька.

— Я так не думаю. Она по-своему его наказала. Зато теперь Андрюха о женитьбе и не помышляет. Все испытал и прошел через круги ада.

— Однако не успокоился?

— Видишь ли, отказа никогда не получал. Сегодня впервые. Случись такое несколько лет назад, может, семью имел бы человек. Теперь уж поздно, — вздохнул Евгений и, словно спохватившись, вспомнил: — Да, кстати, с пивбаром порядок! Осталось совсем немножко, но основное сделано. Через неделю можешь начинать. Там теперь ремонт заканчивают.

— Правда? А во сколько обошлось?

— Недорого! Из твоих лишь треть потрачено. Но тебе понадобятся люди! Продавец, уборщица, сторож, водитель-экспедитор, но с этим сама справишься.

— Нет! Пивом торговать никому не доверю! — запротестовала Лелька.

— Зря! Присматривай, где еще точку прикупить можно. Здесь людей поставь, сама о перспективе заботься.

— А где людей взять?

— В газету дай объявление. Но желающих работать у тебя не приводи домой. Там, в пивбаре, с ними говори.

Он подробно объяснил Лельке, как нужно провести разговор, какие документы попросить, как самой держаться.

Женщина пришла в готовый пивбар. Женя и впрямь постарался. В чистом просторном модуле, помимо витрины и стоек, поместились четыре столика, стулья. Все было новое, сверкающее.

Именно в этот день она приняла на работу продавцом разбитную толстушку Юльку и водителя-экспедитора Ивана. На следующий день встретилась с дедом, назвавшимся не по годам бодро:

— Николай я! Колькой все зовут. И ты так-то…

Лелька каждый день навещала свой пивбар, поначалу

робела, не было уверенности — как получится? Потом стала привыкать, успокаиваться. Для надежности заглядывала в другие пивбары, сравнивала со своим.

«А у меня ничуть не хуже! К пиву есть чипсы, орешки, рыба, даже соленые баранки. У других выбор победнее. Зато у них народу побольше. Центр близко, базар рядом, вот и идут гурьбой», — думала баба.

— Не горюй, Лель, мы тоже развернемся! — утешала ее продавщица Юлька, русоволосая толстая горластая баба. — Я раньше в баре работала. Там поначалу народу вообще не было. Оно и понятно — задворки, туда лишь бомжи заскакивали, да и то по нужде. Так вот я в том закоулке на всех стенах написала «Бар» — и указательную стрелку, чтоб нас найти было проще. Так знаешь, мужики сперва поодиночке потянулись, а потом отбою от них не стало. У нас пиво было подешевле и холодное. Да и посидеть имелось где, поговорить. За мужиками бабы стали приходить, даже девки с парнями. Я, чтоб не скучно, музыку им заводила. Песни «Балагана», Игорька, какие всем по кайфу. Оно и самой веселей, — созналась женщина.

Лелька вспомнила знакомство с Юлей и как приняла ту на работу.

Баба позвонила ночью:

— По объявлению я! Вот взяла газету, в ней ваш телефон. Решила брякнуть.

— В торговле работала? — спросила Лелька.

— Ну как же! Не первый год! И пивом торговала тоже! Все в порядке! Ниоткуда не прогоняли, нигде не обосралась.

— А Сейчас работаете?

— То как же иначе, квас продаю.

— А почему ко мне хотите уйти?

— Я рядом живу. Там удобней будет!

— Какой стаж в торговле?

— Без малого десять лет.

— А самой?

— Самый нежный возраст, всего тридцать девять! — рассмеялась в ответ.

Она пришла ровно в девять утра, как и обещала. Эта точность понравилась Лельке.

Юлька присела напротив и сказала:

— Бери меня, пока я согласна. Лучше все равно не найдешь. Может, еще и подружимся. У меня на весь город всего один враг имеется. И это — за целую жизнь. Да и тот, срам признаться, мой мужик!..

— Муж во врагах? Вы с ним в разводе? — спросила Лелька.

— Еще чего? Я ему, козлу, такой развод дам, сам себе могилу бегом выкопает, зубами! У меня дети от него! Аж двое! Что я им взрослым вместо отца покажу? Не ветром же их надуло! Вот и отлавливаю всякий раз мудилу, домой закидываю на неделю-другую. А он опять сбегает, — всхлипнула баба.

— А зачем домой насильно?

— У него руки — золото! Все умеет. За что ни возьмется, лучше его никто не справится. Он за неделю все в доме починит. За месяц сам дом в порядок приведет. Глаз не оторвать. А уж как мужику равных нет! Только помечтать. Но связался с бомжами и не может без них ни дохнуть, ни бзднуть. И чего к ним прилип, ума не приложу. Они ему милей семьи, родней детей. Случалось, сыщу его серед бродяг, схвачу на руки, а он, змей, аж за сиськи меня кусает, назад к бомжам просится, аж головой в живот мне стучит засранец. Держу крепко, бегом домой несу, а он выкручивается как заговоренный. Случалось, выскакивал меж пальцев и удирал.

— Да на хрен нужен! Найди себе мужика, а не придурка! Иль отмудохай один раз! — не выдержала Лелька.

— Так я ж люблю его!

— А если он не любит? Насильно не заставишь!

— Никуда не денется! Он у меня уже сколько развод просил. Не согласилась и не дам! Он нам самим нужен! Я его в суде за шкирняк припутала и к дверям. А судья вопит: «Отпустите его! Он истец!» «А теперь ему пиздец!» — ответила и в доме посадила на три недели. Дольше не выдержал. Надо мне колдовку сыскать, чтоб к дому присушила. Я ж этого падленка в корыте мыла со святой водой и на угол дома ту воду лила, чтоб присох и прирос к тому углу навек. Но хрен там, все равно сбегает, черт лохшоногий, — жаловалась Юлька.

— Может, у него баба завелась?

— Нет! Блажной он у меня. Ему кажется, что он всем и всюду нужен, каждого жалеет. Когда сам от голода помирал, про него забыли все.

— Юль! Так он больной! Его врачам показать надо.

— Сколько раз обследовали, ничего не нашли. И признали вменяемым, нормальным.

— Не может быть! Его бабкам надо показать!

— Их сначала найти надо…

Лелька узнала о Юльке все. Та сама рассказала:

— Я ж и хахалей заводила. И что толку? Ну, попрыгает малость, а водки четверть выжрет. Сама пойми, невыгодно в кобели звать. Оно и огласка — не приведи никому. Ну, пару раз дала левака от своего и завязала, мой лучше во всех отношениях.

— Ну, ты когда ко мне устроишься, тоже станешь своего мужика по всему городу искать и на недели с ним в доме закрываться?

— Нет, Лель! Теперь нам и одной ночи хватает. Стареть стали. Ничего не поделаешь…

Лелька не выдержала, рассмеялась:

— Надо мне с твоим мужиком увидеться!

— Зачем? — изумилась Юля.

— Хочу узнать, почему он из дома убегает?

— Я же сказала!

— Это не причина. Что-то другое имеется! Но что именно, надо вытащить из него. Вот только где мне его отловить?

— А я завтра домой Яшку принесу, — пообещала продавщица.

— Там он не разговорится.

— Еще как, если пива принесешь! Ему больше бутылки и не надо. Но что это даст? Видно, такой уж удался — блудящий! — развела руками женщина.

— А он всегда был таким?

— Нет! Как второй сын ходить пошел своими ногами, Яшку, как назло, сократили с работы. Появилось много свободного времени, вот и стукнула моча в голову, и теперь из ушей пузырит клубами…

— Он нигде не работает? — перебила Лелька.

— Пытался. Не получилось.

— Кто по специальности твой Яков?

— У него тех профессий как у собаки блох! Я ж тебе говорила, он все умеет. Он слесарь, сварщик, электрик, плотник, а вот пропадает…

— Чего без времени оплакиваешь? Живой твой мужик! Кажется, поняла я, в чем дело, работу надо ему найти! С постоянным заработком. Ведь не убегает из дома, покуда дела есть. Как только управился, тут же сбежал. Так или нет?

— Верно. Скучает он без дела! — согласилась Юлия.

— А беда в том, что Яков, видно, очень совестливый человек. Не зарабатывая, не хочет от детей кусок брать, заработанный тобой. И уходит к бомжам, чтоб кормиться самому. Но тебе не говорит правду, несет всякую чушь…

Вечером Лелька рассказала Евгению о Юльке и Якове.

— Ты в глаза человека не видела, а просишь найти для него работу. Может, он пропойца или распутник?

— Жена первая о том сказала б! Алкаш не остановится на бутылке пива. А этому на весь вечер хватает. Бомжей бабье не интересует. Да и Юлька, будь он распутным, не тащила б Якова всякий раз домой. И детей любит. Сам понимаешь, ради них уходит. Женька, милый, помоги им. Спаси этого мужика, найди у себя что-нибудь, — просила Лелька.

— Мне для начала увидеться с ним нужно, поговорить, узнать, на что способен, к чему его тянет. Не возьму ж человека со слов жены! — рассмеялся громко. И пообещал: — Пусть твоя Юля приведет иль принесет ко мне своего мужика. Там посмотрим, на что годен.

Через неделю, вернувшись с работы, сказал:

— Виделся с Яковом. Оказалось, мы с ним давно знакомы. Тогда, еще молодыми, вместе работали на домостроительном комбинате. Я туда после института был распределен, а Яков бригадиром монтажников работал. Ничего не скажешь — классный трудяга. Его бригада хорошо зарабатывала тогда!

— Ты возьмешь Яшку?

— Да как такого упустить? Уже! Завтра принимает бригаду, и на объект.

— Хоть бы не сбежал к своим бомжам!

— Нет! Ты его верно высчитала! По логике! Толкового специалиста вернула в люди! Вот уж не ожидал! У него и стаж и опыт, а главное, совесть не потеряна! Я его с бригадой пошлю на строительство коттеджей. Заказов у нас — море, только успевай, а для мужиков заработки! — радовался Евгений.

— Как же вы раньше не нашли друг друга? — удивлялась Лелька.

— Иль забыла те времена? Сама как оказалась на улице? И не только ты! Все остались выброшенными, не нужными никому, лишними не только в городе, но и в стране. Даже теперь страшно вспомнить, сколько поумирали с голоду! Оно и нынче тяжко. Цены с каждым днем вверх ползут. И не только на продукты, а и на материалы! Знаешь, в какую сумму обходится коттедж? Сказать страшно. А ведь не хватает жилья в городе. Но кто осилит такую сумму? А и себе в ущерб никто не будет строить.

Лелька, слушая Евгения, думала о своем. Ведь совсем недавно они стали жить вместе, одной семьей, а ей часто кажется, что своего мужа она знает с самого детства. Он никогда не ругал Лельку, жалел и относился ровно, по-доброму. Может, именно потому она делилась с ним всем и советовалась. Женя иногда бывал с друзьями в ресторанах. Случалось это не часто. То чей-то день рождения отметили, то нужно было поговорить. Он никогда не засиживался допоздна и не врал ей, не приходил пьяным. Лелька частенько бывала в городе. Смотрела, слушала, как работают другие.

— Может, и нам взяться летом продавать мороженое, а зимой жарить чебуреки? — спросила как-то Женьку.

— Не стоит. Доход копеечный, а мороки много, — ответил сразу. И, повернув жену к себе лицом, сказал ей тихо: — Не обижайся, зайка моя, но хоть иногда заскакивай в парикмахерскую, не забывай, следи за собой всегда!

И женщина послушалась. На следующий день пришла сделать укладку.

Пока мастер готовила волосы: мыла, стригла, красила, — Лелька разглядывала клиенток. И… узнала. К лицу кровь прихлынула. Прямо у нее за спиной сидела Софья. Бандерше красили волосы. Она поворачивала голову, чтобы разглядеть Лельку, а мастер требовала сидеть спокойно, не дергаясь.

— Я нормально сижу! — возмущалась Софья и снова поворачивалась к Лельке.

Та делала вид, что не заметила, не узнала. Бандершу это злило. Ей так хотелось, чтоб Лелька заговорила с ней первая. Но та не обращала внимания.

— Ты что же это так зазналась? И не здороваешься, не признаешь! Как беспородная дворняга — ни доброй памяти, ни сердца, ни совести нет. Все растеряла. Забыла, как приютила тебя, бездомную, накормила и одела, пожалела на свою голову! А ты вон как гоношишься нынче?! Неблагодарная! — сморщилась бандерша.

— Кто бы другой хлебальник отворял! На нашей крови разжирела, пиявка! Обдирала всех как липок, а еще в благодетельницы мечешь, чума собачья! Глянь, уже срака на пятках висит, а все тебе мало? Еще благодарить тебя? А за что? Кто б о совести трепался, но не ты!

— Подзаборщина! Да если б не мы, где теперь валялась бы? Давно сдохла б! У нас ожила!

— Заткнись! — Хотела вскочить Лелька и надавать бандерше по морде, но парикмахерша удержала, усадила и успокоила:

— Тихо, женщины! Вы зачем сюда пришли? Чтобы стать красивыми! Почему ругаетесь? Зло портит людей, старит! Умейте прощать друг друга и говорить спокойно…

У Софьи на лице выступили красные пятна. Она кипела, еле сдерживалась, но молчала.

— Смотрите, какие вы обе красивые! Одна — в поре своей зрелости, глаз не отведешь! Вторая — подобна нежному цветку! Да разве можно таким ругаться?

Лелька глянула на бандершу. Лицо отечное, серое, глаза тусклые, волосы в краске стоят дыбом.

«Ну и красотка! Глянешь — со всех дыр попрет!» — подумала и рассмеялась звонко. Софья расценила тот смех по-своему и спросила примирительно:

— Слышала, вроде ты замуж вышла?

— Да! Вышла!

— Все нормально?

— А как еще может быть?

— Ну и слава Богу, у меня за этот год восьмерых в семьи увезли. Ты представляешь, одну за другой! Уж на что Нинка престарелой была, а и ее умыкнул отставной полковник. У самого лысина до жопы, ан и ему молодку подай. Как я ее отговаривала, что родную дочь! Поверишь, тот полковник на два года старше девкиного отца. Ну что с ним станет через десять лет? Хер мочалкой обвиснет. А ей куда деваться? Ребенка он сделать не сможет. Заставит за ним ухаживать. Ну разве это жизнь? Вот и просила подождать, другие много удачней устроились, за молодых повыходили. Не то что она.

— А кому нужны сопляки? Какой с них толк? Ни в жизни, ни в постели проку нет! Только себе жизнь испортить. Молодчина, правильный выбор сделала! Зато не ругана, не мята и не клята. Спокойно будет жить и радоваться, что никакая дрянь не принесет ей триппер или мандавошек, не сунет кулаком в зубы, не поднимет скандал средь ночи! Я ее одобряю! — отозвалась Лелька.

— Глупая! Покоя и тишины в могиле полно! Никто того не минет. Покуда жив человек, всякой минутой дорожить должен! Ну что старик? Он же согреть не сможет. Пока взберется, всю любовь меж ног потеряет. А молодой муж, он и ночью орел. С ним каждая минута — радость. А со стариком что? Грибы с его задницы снимать? Нет, коль искать пару, так подходящего, а не завалящего, — спорила Софья упрямо.

— Пока она ждала б, сама состарилась бы до его возраста! А вдруг не предложился бы больше никто? Так и дотянула бы до пенсии?

— Уж лучше самой жить, чем за такого! — поджала губы бандерша и спросила: — Твой намного старше?

— В самый раз! — не стала уточнять Лелька.

— А у меня совсем мало девок осталось. Дурные они теперь. Пришла я в строительный колледж, решила заманить к себе молодых девчат. Сколько уговаривала, рассказывала, завлекала, все слушали, но ни одна не согласилась. Будут на стройке за гроши чертоломить! В грязи и вони! Разве не дуры, скажи?

— Да кто знает, всякий свою судьбу на родные плечи прикидывает и соображает, — ушла от ответа Лелька.

Расстались они вполне пристойно, мирно, слегка кивнув друг другу.

Лелька вернулась домой позднее Евгения. Тот разогрел ужин и ждал ее за столом. Она похвалилась укладкой, рассказала о встрече с Софьей. Женька своим поделился:

— Я сегодня только собрался домой уходить, хотел сорваться пораньше, а тут Яшка врывается, твоей Юльки муж. Ты за него просила. Прямо с порога в крик: «Кого ты мне в бригаду насовал? Сплошные мудозвоны! Они только бухать горазды, работать ни один не умеет. Ни в чем не разбираются. Стропила от перил не отличат. Целый день груши хреном околачивают! А как коттедж строить? О разметке под фундамент понятия не имеют! Ты мне работяг дай, этих козлов забери с моих глаз до единого! Я им так и сказал — пойду вас сдавать! Все свалите в бомжи, но и там не удержитесь. Только жрать горазды! Забирай их, Жень! Ты меня знаешь, я халтуру лепить не умею. И дармоедов на шее не потерплю, сам никогда так не дышал. Если тебе нужен объект, ищи людей. С этими — я уйду!»

Ну, приехали мы с ним к бригаде. Все, как один, дурака валяют. Собрал их в кучу, спросил, в чем дело. Ведь знаю каждого не первый год. А что ответили? «Зачем бомжа бугрить поставил? Иль своего бригадира не сыскали б? Чем он лучше? Почему на нас хвост поднимает этот висложопый хорек? Да еще лажает всех! Хотели мы ему вломить по полной программе, да мужики с его возрастом посчитались. Не то воткнули бы гада тыквой в канализацию, чтоб он до утра «ландыши» понюхал! Убери козла от нас, пока не достали».

— Так они нарочно дурака валяли?

— Само собой… Я их в круг усадил, велел успокоиться. Яшку рядом, при себе за ремень держу, чтоб не перекусали друг дружку. Предложил высказаться. Ну и наслушался! Насмотрелся всего. Настоящий цирк! Работяги, чего не ожидал, обиделись на меня за Яшку! Тот — за них. Чего они не сулили друг другу! А уж матерились… Ну и не выдержал. Велел всем заглохнуть. И рассказал о Яшке всю правду. Как он учил нас — молодых специалистов, а потом как свалил в бомжи. Не смолчал, как выручал нас, практикантов, а два раза вломил и мне, когда с похмелья появился. Как он проработал на домостроительном комбинате бригадиром монтажников больше десяти лет. А потом предприятие обанкротилось. Работяги слушали, вначале недоверчиво косились на Яшку. О нем ли это? А тот сидит, краснеет как девица. Ну а под конец сказал всем, что лучшего бригадира не сыскать. Этот из любого директора до копейки для своих работяг выдавит. Это сразу всем понравилось. Яшку тут же окружили, заговорили с ним совсем другим тоном. Теперь я спокоен, сработаются мужики, найдут общий язык, — довольно улыбался Евгений.

Лелька слушала мужа, приложив руку к боку. Нет, она не ошиблась. Но как сказать? И решилась:

— Жень, понимаешь, я беременна. Думала, что простыла, случались и раньше задержки. Но это — совсем иное. Конечно, если ты не хочешь, можно сделать аборт…

— Еще чего придумала, рожай! — разулыбался светло и чисто, лишь уточнил: — А сколько ты беременна?

— Уже четыре месяца…

— И только теперь сказала! А почему не видно?

— Еще рано. Погоди два-три месяца, знаешь как разнесет!

— Лелька! Это ж здорово! У нас будет малыш! — радовался Евгений предстоящему отцовству.

— Ты кого хочешь, сына иль дочь?

— Конечно, парня! Но и дочка — подарок! Наше с тобой дитя!

Они до ночи говорили о ребенке. Лелька знала от бабки — пока дите не родится, ничего заранее ему не покупать, однако решила посмотреть по городским магазинам, что имеется в продаже, а чего нет. Но с утра, как всегда, зашла в пивбар.

За столиками сидели люди. Дети хрустели чипсами, взрослые пили пиво. У стойки двое парней в камуфляжах обсуждали контракт, заключенный сегодня в военкомате.

— Меня отец выдавил. Понимаешь, приволок в квартиру метелку моложе меня и требует, чтоб я ее мамой называл! Ну я и послал его! Понятное дело куда, на третий этаж…

— А у меня маманя совсем спилась. Пока жил отец — держал ее в руках. Иногда бил, я за нее вступался, жаль было. Теперь не знаю, что и делать. Через неделю ехать, а как она?

— Устрой уборщицей на спиртзавод. Через неделю трезвенницей станет, — вмешался в разговор ребят посетитель из-за стола.

— Да кто ж возьмет алкашку? — не поверил парень в услышанное.

— А туда только такие идут. Их с великой душой берут. Выгодно всем! Зарплату не платят, а пей спирт хоть жопой. Ну, четыре-пять дней, и все вырубается в организме. Перебор иль пары спирта так действуют, только пить бросают все. Я там свою сеструху вылечил, без булды говорю. Она и нынче даже на пиво не смотрит, хотя семь лет прошло.

— Попробую завтра отвести ее. Спасибо за совет.

— А не за что! Мужикам «торпеды» вшивают, кодируют, под гипноз суют, да ерунда все это. Действует на время. А вот спиртзавод — сам убедился…

Парни ушли. Лелька, разговаривая с Юлей, приметила человека, лежавшего в углу, прямо на полу.

— А это что такое? Почему он здесь валяется? — возмутилась Лелька.

— Куда ж ему деваться? — вздохнула продавщица.

— Ну давай! Разреши всем алкашам здесь отсыпаться. Самих закроют, — нахмурилась баба.

— Он не алкаш! Иль не узнала сторожа?

— А почему здесь спит? Нашел место, где свалиться!

— Николай не пьяный. Ему деться некуда, — вздохнула Юлька.

— Как это некуда? Комнату имеет.

— Его оттуда выгнали.

— Кто?

— Мужики какие-то! Всего избили. Еле пришел сюда. В больницу бы его.

— Не надо меня в больницу, девчатки. Малость оклемаюсь, ворочусь к себе, авось не убьют, побоятся Бога, — услышали обе.

— Теперешние никого не стыдятся. Вызывайте милицию, чтоб помогли человеку, если не хотите его потерять, — подал голос старик, сидевший за ближним столиком. Он взял свой бокал пива и подошел к Николаю: — Ha-ко, родимый, испей, охолонь душу…

— Не хочу, человече. Испаскудили меня поганцы. Сворой колотили, пригрозили урыть, коль в милицию обращусь. Их много, а я один, кто вступится, ежели нагрянут?

Через час милиция забрала из комнатушки Николая ораву мужиков. Все они оказались переселенцами с разных концов земли.

В тот день Лелька забыла, куда и зачем она направлялась. Женщина убрала в комнате, помогла Николаю умыться и переодеться. Купила ему постельное белье, продукты, кормила, давясь слезами, а сторож рассказывал:

— И мне не боле других от жизни хотелось. Чтоб крыша над головой имелась, кусок хлеба, глоток воды ко времени и покой для души. Да только не везло всю жизнь. В коллективизацию, я тогда совсем голожопым бегал в своей деревне, мать с отцом отказались идти в колхоз. Их коммуняки вместе со старшими детями поставили лицом к стене дома и расстреляли всех. Я к бабке с дедом убежал, у них жил. Они меня на счетовода выучили. Взяли в колхоз работать. Ну, так-то три года прошло. Меня все заставляли в комсомол вступить. Я впрямую не отказывался, боялся, на больных стариков кивал, говорил, что на миг одних оставить жутко. Ну, оставили на время. А потом парторг ко мне прикапываться стал. Почему я на собрания не хожу, а в кабинете у меня нет портрета вождя. Ну, я ему в ответ, мол, буду в городе, куплю и повешу. А он, змей, тут же принес и велел определить. Я скок на стул, не достал до гвоздя. Стол бумагами завален. Я взял газетные подшивки, подложил себе под ноги и повесил портрет. Когда оглянулся, полный кабинет людей. Я даже не понял, зачем их столько собралось. Но вечером дошло, когда за мной чекисты нагрянули и, скрутив в червя, в «воронок» сунули — за то, что посмел своими грязными копытами по портретам вождей ходить. Напомнили про подшивки. О родителях и старших детях вспомнили, назвали меня контрой и согнали на Колыму. — Заплакал беззвучно, тихо и страшно.

— Дядя Коля, успокойся, прошло это, — дрожал голос Лельки.

— На мне цельных три года охрана зоны тренировала сторожевых собак. Знаешь, сколько раз я прощался с жизнью? Всякий день.

— Но ведь прошло это уже давно…

— Внученька, глянь! — закатал рукав рубашки, оголив руку.

Лелька никогда не видела ничего подобного. Вся рука была в шрамах, рубцах. Там и тут ямки, дыры — следы вырванных мышц. Ни одного сантиметра нормальной здоровой кожи. Лельке стало холодно, ее трясло.

— Не только эта рука, все тело искромсали. Но более всего — душу. Она и теперь болит. Меня трижды хотели расстрелять. Один раз, ну как назло, в ту секунду подо мной оттаявший пласт земли обвалился, и выстрел меня уже минул. Вдругорядь ружье дало осечку, а в третий, только в меня прицелился охранник, его самого сбил с ног волк. Видно, сам Господь послал зверя на спасение мое. А через пять зим реабилитировали вместе с другими. Ну, думал, заживу теперь вольной птахой. Да хрен там… — закашлялся старик. — Вернули нас по домам. Ну и я приплелся в свою деревуху. А там все искоса плюют в мою сторону. Что им реабилитация? Наипервейшим вражиной народа обзывали, хотели спалить в избе живьем. Едва успевал гасить, а потом надоело серед зверья жить, да и работу в колхозе не дали, ушел я в город ночью по совету старика Антона — соседа моего. Он позвал к забору, что разделял нас, и говорит: «Слухай, Миколай, нешто в толк не возьмешь, что не можно тебе быть меж наших селян? Едино спалят иль зашибут. А второй жисти никому не дадено. Шел бы ты отсель своей волей, покуда ноги с жопы не повыдирали».

Я и спроси: «А за что? Ведь на меня напраслину возвели, аж на Колыму выкинули, мне на пятидесятиградусном морозе собаки бока рвали, доставали требуху. Горемычнее меня во всем свете нету. И даже в родной избе оклематься не даете, гоните со своего угла, ровно колымские сторожевые овчарки!»

Антон насупился и ответил: «Не я тому приказчик, кто на твою голову топор давно держит. Весь деревенский люд супротив тебя. Ты до тюрьмы в счетоводах был. Сам, особняком жил. Не знался ни с кем и не дружился. Спроста ли это — жить серед люду кротом? Не уважают таких! Ан и родители твои тоже — единые в деревне имели пасеку, коня и двух коров, свиней да птицу всякую. Но в колхоз ничего не хотели отдавать. Застрелили их, а ты такой же вырос. Копия родителей. Зачем наших злишь? Не вводи в грех. Тебе ж лучше. Пока живой, упреждаю: сбегай отсель шустрее. Може, к старости воротишься, коль дотянешь. А покуда беги. Под утро избу спалят. Знаю…»

А куда мне деваться? В полчаса справился и на большак вышел. Перед уходом с дома встал на колени перед родительскими иконами. Просил Господа спасти мое гнездо от погибели и разорения. Молил Бога, чтоб оголтелая звериная свора не причинила ущерба дому и отступила б от избы. Ну а сам, чуть свет, пришел в город.

Выдохнул старик тяжелый ком и сказал:

— И что думаешь, сыскал я лучшую долю? Да зассы блоха мои глаза, если сбрешу! Пусть бы свои, деревенские, убили и схоронили на родном погосте.

— Да кто ж в городе мог обидеть? — удивилась Лелька неподдельно.

— А хотя б те, что с комнатухи согнали! Знаешь, как они вломили за то, что не согласился сам уйти? Все кишки отбили паскудники! Нынче собаку приведу, чтоб защитила при случае и пивнушку помогала б охранять.

— Вот это хорошая мысль! — похвалила она сторожа.

Тот глянул на Лельку, улыбнулся:

— Хорошая ты женщина, душевная, теплая. Зря про тебя грязные слухи пускают. Таких, как ты, побольше б в свете, люди легше жили б.

— А что за слухи? Я кому помешала?

— Мало ль зверья серед горожан? Вот один из них в наше заведение вперся и на весь бар, будто высрался, ляпнул, что он тебя в притоне имел как бабу! Ну, Юлька его матом осадила, повелела выйти. Он на нее хайло отворил. И брякнул, мол, видать, и ты как хозяйка! Сознайся, как предпочитаешь сношаться, я тебя прямо тут, без отрыва от производства, оттяну. Ну, он не знал, на кого нарвался! Это же не Юлька, а конь с яйцами! Она вытащила засов, на который изнутри двери на перерыв закрывает, да как оттянула промежду плеч. А потом по морде, под яйцы, в бока насовала. Когда тот взвыл, выволокли мы его с пивнухи, чтоб вовсе не порешила. Юльке запросто. Мы ее вдвух с Иваном, шофером нашим, еле удержали. Ну и баба, в драку лезет ровно оборзелая.

— И правильно нашкондыляла! Когда это было?

— С неделю назад. Но тот мужик больше не приходил. Юлька ему все желания враз отбила.

— Мне она ничего не сказала!

— А и нам велела молчать. Мол, мало ли что брехнет дурной пес… Не расстраивайте человека по пустякам. С такими козлами сами справимся.

— Дядь Коль, а что, у вас семьи не было?

— Была. Да не стало, — отмахнулся мужик.

— Куда ж делась?

— То долгий разговор…

— А давайте мы вам жену найдем!

— На что она теперь? То бы лет тридцать раньше!

— Сейчас тоже не поздно. Вон сколько бабок в одиночестве маются! Любая с радостью пойдет за вас! — рассмеялась Лелька.

— Лапушка! Мне любая не нужна. А лишь та, к какой душа ляжет. Я ж не пес, чтоб всякую сучку лизать. Пусть старый, квелый, но человек и мужик. И ко мне, не смотри что вот такой облезлый, старухи сами приходили, сватались за меня. Угощения всякие приносили. А одна, что вот за этой стенкой перхает, вовсе одолела. Двух дедов пережила, на погост спровадила, нынче вздумала меня к своему подолу прибрать. Ну, я ее месяца три в замухрышках видел. А тут гляжу, умываться стала, опять же причесываться научилась. Протезы, что во рту, белыми стали. Скинула старые тапки покойного мужика, купила босоножки. И, прости меня, Господи, когти на ногах покрасила — той краской, что от могильной оградки мужика осталась. Вылить было жаль, вот и применила. Я, как узрел, слова вымолвить не мог. А она, старая мочалка, говорит: «Пошли, Миколай, ко мне, чайку попьем. Я блинков напекла кстати. Все ж вдвух веселей вечер скоротаем. Чего один сидишь как сыч?»

Я как пригляделся, а у ней и на руках той краской все помазано. Ну и дал ей отставку. Сказал, что рубахи ей надо менять раз в неделю, а не от Пасхи до Рождества. И рожу мазать в ее возрасте неподобно. Да и не хочу стать третьим покойным мужем. С того дня уже не крутит хвостом передо мной, шмыгает враз в свою конуру. Я и обрадовался, думал, навсегда от них отвязался. Но… зассы блоха мои глаза, их будто прорвало. Каждый день новая прется. Совести у старух не стало. Постыдно прыгают на шею. Но я их отваживаю враз.

— Выходит, ни одна не понравилась?

— Детка моя, ведь я жизнь считай что прожил. Хорошо иль нескладно сложилось в судьбе, оно все мое. Теперь только покой нужен. Ну разве самого себя не сумею обиходить и доглядеть? Как бы тогда на Колыме выжил? А ведь вона сколько лет там промаялся! Да и не верю ни одной. Все лиходейки и никчемницы, лысые сороки. А уж лентяйки и лежебоки — равных нет.

— Погоди, ты всех женщин вот так позоришь?

— Э-э! Нынешним поневоле крутиться приходится, иначе передохнут как мухи. Теперешние бабы и за себя, и за мужиков надрываются. Я не слепой. Все вижу. Хоть та же Юля — целыми днями на ногах, сама подаст, уберет, все бокалы и столы, полы и окна помоет. Крутится баба, заработать хочет. В нашей пивнушке чище, чем в больнице. И на Юльку приятно поглядеть. Я не о таких, а о своих ровесницах. Они мало чему научились от родителей. Готовить, стирать, убирать не умели. Потому, возьми нынешних старух, они своих сказок не знают, с книжек читают внукам. А вот мои бабка с мамкой прорву сказок знали, хотя читать не умели. Сами себя и детей лечили. А готовили как! Да где это все? Забыто! Ты вот спроси любого про расстегаи! Никто не знает! Хотя русское блюдо! А заставь горожанку испечь пирог с клубникой. Одна из тысячи сумеет. Остальные даже не ели. Дети в детсадах растут, телевизоры да улицы ихние воспитатели. В наше время тем только бабки и деды занимались, не доверяли своих кровинок чужим. Ить выросшее без сердца, возмужав, отринет бездушную родню и никогда не согреет старость, не любившую младость…

Лелька возвращалась от Николая уже в сумерках. Вспоминала разговор со сторожем, посмеивалась втихомолку. И перед тем как свернуть к дому, глянула вперед. Прямо на нее на громадной скорости неслась машина. Женщина едва успела отскочить. Из легковушки вышла теплая компания. Горланя песни, шатаясь, падая и матерясь, мужики пошли к дому Сергея. Там, впервые за годы, горел свет…

Женщина поспешила домой, щеки пылали. Вспомнила, что всю прошедшую ночь видела во сне Сергея. Он снова говорил ей о любви, клялся, что всегда и всюду помнил только Лельку и ни одна женщина не затмила первую любовь. Сережка обнимал, смотрел в глаза нежно, зовуще, и она верила ему, ответила взаимностью. Утром, встав с постели, Лелька ругала саму себя последними словами. Стыдилась вспомнить навязчивый сон. Лишь когда умылась, забыла его. А тут, уже к ночи, он снова напомнил о себе.

— Господи! Помоги! Удержи от греха и глупости! Хотя бы ради ребенка, какого вынашиваю! — попросила Бога и, разувшись, вошла в дом.

Там она увидела, что муж собирается в дорогу.

— Жень! Далеко ли уезжаешь? — спросила дрогнувшим голосом.

— В Москву нужно. Я ненадолго, дня на три. Кое-что уладить, пробить, достать; сама понимаешь, не отдыхать еду. Ты береги себя. И не только себя, — глянул на живот.

— Боюсь одна оставаться.

— Что это с тобой? — глянул ей в глаза Женька.

— Понимаешь, Сережка приехал с кодлой друзей. Все пьяные, только вот видела, как из машины вышли. Ну а пьяному море по колено. Кто знает, какая моча в голову ударит? Я защититься путем не смогу. Побыл бы ты дома. Может, и не произойдет ничего, но я боюсь, да так, что всю трясет…

— Милая моя девочка, не могу поездку отложить, от нее для фирмы многое зависит. Никто не поймет, почему без причины отложил командировку. А и послать больше некого, все по уши заняты! Я поеду, а ты отдохни, выспись.

— Нет, Жень, завтра пойду ларек посмотреть. В самом центре города продают. Я уже с хозяйкой договорилась на девять утра. Она меня ждать будет.

— Чем она там торговала?

— Сигареты, чай, кофе, жвачки, конфеты, шоколад — короче, всякая мелочь. Но, как говорит, торговля шла неплохо.

— Зачем же продает?

— Продавщица спилась. По нескольку дней не выходила на работу.

— Чего не заменила ее?

— Эта пятая. Прежние такие же…

— Сама бы торговала!

— Ей далеко за шестьдесят.

— Завязать с торговлей решила?

— Кто ее знает? По телефону много не скажет. Увидеться нужно. Да и помещение стоит посмотреть. Может, там и говорить не о чем.

— Будь внимательна. Не оформляй, покуда не вернусь. Меня подожди.

— Хорошо, — отозвалась Лелька.

— А ты что надумала с тем ларьком?

— Продукты там можно продавать. Фасованные, потому что склад маленький, но до магазина далековато.

— Где продавцов возьмешь?

— У Юльки две сестры без работы сидят. Их и найму. Моя быстро научит, что к чему, да и сами разберутся, не без головы, — усмехнулась Лелька.

Евгений, поцеловав жену, вышел во двор. Возле ворот его ждала машина от фирмы. Лелька видела, как она отъехала, и, закрыв все двери на крючки и запоры, легла спать.

Но сон словно сбежал. Женщине вспомнился разговор со сторожем, дедом Колей, и его слова о том, что какой-то засранец на весь пивбар хвалился, как он в притоне натягивал Лельку.

«Эх, проклятая судьбина! Да разве того хотела? Горе загнало в бордель, тот же козел потешается! Сколько вас перебывало! Разве всех упомнить? А и вспомни — не позорила б, смолчала б, хоть и баба! А вам, мужикам, разве не совестно, даже себя заплевать? Зачем же лез ко мне, если я такая? Силой никто вас на меня не загонял. Еще какие деньги платили за все! А теперь загаживаете, паскудники?»

Текли ручьями слезы. Тут еще встреча в парикмахерской с Софьей вспомнилась. Ее упреки…

«И везде я виновата! Нет хуже и неблагодарнее. А сами какие?»

Услышав стук в окно, она сжалась в комок и, погасив ночник, вдавилась в подушку, не дыша. Но стук повторился.

Женщина осторожно выглянула в окно. За ним непроглядная тьма.

— Лель, открой! Это я, Женька! Паспорт забыл на столе!

Вошел запыхавшийся, раскрасневшийся и сразу заглянул в спальню.

— Понятно! Решил проверить меня? Ну что ж, давай под койку, в шифоньер загляни, проверь весь дом! Что ж стоишь?

— Вон паспорт на ночном столике! Видишь, возле пепельницы? Дай его мне! И прости, что потревожил. Я опаздываю! — исчез за дверью.

Лелька выругалась площадно:

— Никто не верит! Даже когда сдохну, гроб обыщет, не положила ль под себя дублера. Только на словах все понимающие, умные, а в жизни — говно! И этот тоже… Хотя паспорт и впрямь забыл. А ну-ка и я его проверю. — Набрала номер справочной железнодорожного вокзала и услышала: «Поезд на Москву отправляется через двадцать минут…»

«Успеет», — мелькнула мысль. Но едва коснулась головой подушки, опять раздался стук в окно.

— Ну, Женька, это уже слишком! — подскочила баба и, как была в ночной рубашке, пошла открыть дверь, даже не спросив, кто пришел.

Сняв засов, сдавила в руке, сорвала крючок и не успела открыть рот, как оказалась в руках Сергея.

— Ждала меня! Соскучилась? Чувишка моя! — сдавил в объятиях накрепко, прижал к себе.

— Пошел вон! Нашел время для встречи. С чего взял, что ждала тебя?

— Открыла, не спросив, сразу! Так лишь долгожданным и любимым отворяют двери!

— Я мужа жду! — сбрасывала с себя чужие руки и злилась.

— Откуда ему взяться, с какой сырости? Кто во всем городе решится жениться на тебе? Иль ты все еще спишь и фантазируешь? — щупал бабу.

— Иль не видишь, ребенка жду!

— Дурное дело не хитрое! На это все способны. Опять на продажу? — задрал ночнушку. И тут же получил пощечину.

— Выметайся, кобель вонючий!

Сергей разозлился, закрутил Лельке руку за спину и, согнув головой к полу, опять поднял ночнушку на плечи. Лелька стонала от боли, грозила парню расправой. Обещала урыть его вместе с друзьями и матерью, проклинала Серегу на чем свет стоит. Тот хохотал. Погладив Лелькину задницу, стал расстегивать брюки и на секунду выпустил руку бабы. Женщине этого времени хватило. Она тут же огрела Сергея дверным запором прямо по голове. Парень рухнул на пол, в ноги бабы, а та вызвала милицию. Успела лишь накинуть халат.

Двое оперативников выволокли Серегу во двор и потащили к машине.

«Что ж я наделала? Ну к чему сдала его ментам? Теперь сплетен по городу не оберешься. Мало их было?.. Нынче и вовсе посмешищем стану средь горожан. Проходу не дадут. Эх-х, Женька! Ну зачем уехал так некстати? Вдвоем вломили б гаду, он трусливый, больше не появился б…»

Лелька закурила на кухне. Спать не хотелось.

«А почему Женька должен вмешиваться? Я с этим гадом встречалась. Самой и оборвать пришлось. Все правильно. Не хрен на мужние плечи прошлые грехи вешать! Сама за себя постояла как сумела, и нечего теперь сопли и слюни распускать. А то повадится всякий козел по ночам в капусту бегать, огород топтать! — успокаивала себя баба. — Гад ползучий! Силой решил взять, уж и в «санки» согнул, да не обломилось! Теперь менты вломят. Эти не пощадят. Пока в камеру попадешь, все яйцы будут всмятку. С операми не пошутишь! Да! Во сколько они мне сказали прийти в милицию? К девяти иль к десяти утра? Не помню! А значит, пойду к девяти», — решила Лелька.

Утром, едва рассвело, прибежала Юлька.

— Лель! У нас в модуле беда! Взломали, все перевернули, видно, искали деньги. Но я ж всю выручку забираю, кроме мелочи. Там оставалось для начала дня рублей десять, так и это забрали гады! Два ящика чипсов и ящик орешков стыздили. Один стул сломали, выбили окно! — тарахтела баба.

— А где сторож?

— Его оглушили! Дали кирпичом по башке. Я в больницу позвонила. Увезла «неотложка». Он без сознания был! Я побегу на работу, а ты соберись и приходи. Окно Яшка застеклит и стул починит. А ты в милицию звони, пусть найдут бандюг!

Юлька как появилась, так и умчалась ураганом. А Лелька, придя в пивбар, за голову взялась. На полу грязь, битое стекло вперемешку с баранками и чипсами. Перевернутая пивная бочка, разбитые бокалы — казалось, что здесь веселилась свора чертей.

Лелька вызвала милицию. Двое сотрудников все осмотрели, записали, вызвали участкового. Тот выслушал молча и, взяв пустой пакет от чипсов, сказал, что будет искать воришек.

— Конечно, пацаны похулиганили. Это и по украденному видно, и как вели себя. Ущерб причинили небольшой, но на будущее пресечь нужно. Потому поищем. Мы сообщим о ходе следствия, — пообещали, уходя, работники милиции. А Лелька поспешила в горотдел. Ее там уже ждали.

— Проходите, — предложил ей следователь и внимательно вгляделся в лицо женщины. — Это у вас вчера ночью забрали из коридора вашего соседа — Сергея Мелова?

— Да, у меня.

— Объясните, почему именно к вам пришел он в такое время?

— Не знаю! Раньше, еще в юности, мы с ним встречались. Но расстались. Я вышла замуж, живу с мужем, жду ребенка…

— От кого?

— Как это от кого? От мужа! — вскипела баба.

— А почему смолчали, что жили пять лет в притоне и пропустили через себя весь город? — побагровел следователь и добавил: — Прикрылась мужем! А хвост наруже!

— Заткнись ты! Как смеешь так говорить со мной? Что было — прошло! Я ни с кем, кроме мужа, не встречаюсь. И любому, кто полезет, через уши яйцы вырву! Кем бы он ни был, ни для кого нет и не будет исключений. Это я говорю.

— А Мелов утверждает, что встреча была оговорена. Вот только в цене не сошлись.

— Брешет козел! Давайте его сюда! Посмотрим, как при мне заговорит?

— Раз так настаиваете, ускорим очную ставку.

Следователь попросил дежурного привести Сергея. Тот

появился в дверях тенью. Сел на указанный стул.

— Мелов, давно знаете эту женщину?

— Много лет. С юности. Она была моей любимой… Да и теперь… Не нашел ей замены.

— Что помешало остаться вместе?

— Меня забрали в армию, — ответил глухо.

— Она вас не дождалась, ушла в притон?

— Не смейте так говорить о ней! Лелька не виновата. Это я, дурак, мать послушал, друзей, все они советовали дорожить свободой холостяка! Кому она сдалась! Годы прошли, мне скоро двадцать пять. Я ни на одну не глянул. Лельку я предал. И она не простила. Вышла замуж, у нее будет ребенок, а я как пень средь дороги… Ни дерева, ни травы вокруг. Даже пес не обоссыт мою свободу, — опустил голову Сергей.

Лелька впервые открыто рассматривала его. Как он изменился, постарел, поседел, огрубел.

— Зачем же вломился к ней среди ночи?

— Я люблю ее! Даже сильнее, чем в юности. Она как приворожила меня! Что ж, виноват…

— А вы любили его? — спросил Лельку следователь.

— Да! Больше жизни. Но не теперь. Между нами все кончено. Я не бумажник, чтобы мной владел тот, кто нашел. Я жена! Замужняя баба!

— И никогда не простите Мелова? — глянул следователь на Лельку.

— Если была бы уверена, что никогда не повторит вчерашнее, не придет в дом и не станет домогаться меня, не будет оскорблять при встречах в городе, я бы простила его…

— Эх, — люди, вы не сумели удержать в своих руках собственное счастье. И, обокрав самих себя, еще калечите судьбы друг друга! Потому нет у вас ни тепла, ни радости в жизни.

Повернулся к Сергею и спросил:

— Можете гарантировать покой и неприкосновенность этой гражданки, как она того просит?

— Смогу, — ответил глухо.

— Смотрите — нарушите, присовокупим и это заявление. Тогда не миновать зоны на многие годы.

Сергей глянул на Лельку, поблагодарил взглядом.

— Идите! По-моему, вы по соседству живете? Если желаете, вас на нашей машине подвезут, — предложил следователь, улыбнувшись в сторону.

— Спасибо! Сами доберемся! — ответила Лелька и тут же вышла из кабинета.

Сергей, потоптавшись у стола, осмелился. Вытащил из кармана пачку денег, сунул следователю в карман:

— Знаю, от чего меня спасли. Напился дурак, по трезвой не решился бы вот так ввалиться, а здесь осмелел. Думал, она прежняя, да облом получился, чуть не сыграл с жизнью в «оверкиль»…

— Ты говорил, что в отпуск приехал? На полтора месяца? — сделал следователь вид, что не увидел деньги. Но в кармане цепко ухватил их в руку.

— Да, через полтора месяца уйдем в Бристоль ловить селедку. Я ж хотел вернуться на Север вместе с Лелькой, где ее никто не знает. Ведь мамаша моя уже умерла. Она не любила девчонку и сделала все, чтоб разлучить нас. Ей удалось…

— Слушай! Она тот самый бумажник, какой признал хозяином первого поднявшего. Как мужик мужику советую: не жди конца отпуска, уезжай к себе, чтоб здесь не сорваться. Жаль мне тебя как человека, но поищи для семьи другую бабу. Их полно по свету. Не ломай себе жизнь. Ведь вот-вот вернется из Москвы ее мужик. Узнает, потребует наказания для тебя. Я такого поворота не исключаю. Пойми правильно!

— Что ж, так оно лучше. С глаз долой — из сердца вон! Может, теперь получится. — И пошел к выходу.

Лелька попросила таксиста подвезти ее к пивбару. Едва вышла из машины, заметила толпу возле своего заведения. Тут были участковый, сторож, Юлия, трое подростков, с ними длинный стриженый парень и толпа зевак, которым все хотелось знать первыми.

Завидев Лельку, Юля завопила радостно:

— Нашли гадов, отморозков, воров проклятых! Глянь, кто нам облом замастырил? Вот эта шайка засранцев вместе с бритым жеребцом! Всех до единого в камеру надо, в тюрьму до самого конца! Глянь, как руки порезала, пока все убрала. А убытка сколько? Одних бокалов больше десятка разбили. Мыслимо ли дело? А сколько украли?! Если такие сопляки начнут промышлять воровством, честным людям жить будет невмоготу!

— Пройдемте в бар, — предложил участковый и заставил подростков разуться у входа.

Юлька расцвела за такое уважение к своему труду. И предложила участковому пива. Но тот отказался категорически.

— Как же вы разыскали их так быстро? — восторженно удивились Леля и Юлия, присев к столу.

Молодой участковый покраснел, смутившись. Не научившись врать, сказал правду:

— Сам таким же вот был в детстве. И меня за эти же проделки притаскивали за уши в милицию. С годами прошло дворовое геройство. Эти тоже израстутся. Хулиганство — болезнь переломного возраста…

Участковый посмотрел на длинного стриженого парня.

— Скажи, Данилка, для чего здесь нагадил? Денег тут не взял, пожрать и дома хватает. За что и кому мстил? — спросил участковый устало.

— Я здесь даже не был!

— Да ну? Но пацанов послал ты!

— Они сами посылать умеют…

— Слушай, ты тут не выкручивай задницу! Не то вызову машину, заберу в камеру, там мигом запоешь: «И за что Данилке… так влетело?»

— Говорю, я ни при чем! В деревне был у деда!

— Так, да? А откуда у твоей сестры орешки в кармане оказались? Бабка по неграмотности собралась суп с чипсами варить, перед ней почти полный ящик на кухне стоял.

— Ну, эти принесли! — кивнул на подростков.

— Они дурней тебя? Что украли, то отдали? Сами не любят чипсы и орешки не едят? Ты кому это рассказываешь? А сторожа кто долбанул? До его головы только ты и мог дотянуться. Пацаны этому старику даже до плеча не достанут. А ты мне тут уши пудришь! Вот напишет дед заявление, и пойдешь в зону. Он тебя по голосу узнал. Когда долбанул его, что сморозил?

— Накройся, плесень!

— Сам ты дерьмо! Тебе бы вкалывать как мужику, а ты с пацанами сопли жуешь, да еще из меня дурака хочешь сделать. Сейчас позвоню твоему дядьке, пусть сам с тобой разберется, — достал участковый мобильный телефон, но только включил, Данил к нему бросился.

— Не звоните! Что хотите делайте, но не это! — взмолился парень, побледнев.

— Умел шкодить, теперь отвечай!

— Все расскажу, как было. Только не звоните! — дрожал осиновым листом.

— Что нового скажешь? Я и так все знаю. Покуражиться вздумал! Людей в убыток ввел, старика чуть не убил, а сопляков своих чему учишь?

— Я оплачу ущерб.

— Откуда деньги возьмешь?

— У матери. Я у нее на складе грузчиком подрабатываю. Она дает деньги, когда прошу.

— Леля, Юля, у вас готов список?

— Да, и сумма ущерба выведена, — сказала Юлька.

— А как с дедом будем?

— Как скажете, — отозвался Данил.

— Нехай две сотни гонит, — сказал старик.

— Все вместе — полторы тысячи. Очень скромно, — заметил участковый и уточнил: — Когда принесешь?

— Завтра…

— Завтра будет поздно. Я не собираюсь ждать тебя тут целые сутки. Через полчаса — это максимум, что могу тебе разрешить. На тридцать первой минуте я позвоню. Понял? Все! Время пошло!

Данилку словно ветром сдуло. Следом за ним бежали пацаны.

— Вот ведь балбес, пустыня беспросветная, а детвора в нем души не чает. Всякую команду, просьбу выполнят. В огонь и воду за ним пойдут. И что в нем нашли? Ни на шаг от Данила! Сколько пытался я узнать секрет его магнита, но так и не нашел. Общение с ним неинтересно, ничего не умеет и не знает, пацаны умнее, но притяжение не бывает случайным. Выходит, не раскусил я полностью этого придурка, — сетовал участковый.

— Значит, вам дед Николай помог найти эту шпану? — спросила Лелька.

— Я и без него понял. Такие шкоды, кроме Данила, некому устроить. Хотя участок сложный, имеем всяких. Своих бандюг хватало до горла, еле успевали отлавливать. Теперь переселенцы хлынули отовсюду, под их маркой понаехало столько дерьма, что ни выходных, ни праздников не видим. А ситуация в городе с каждым днем все круче. У вас в пивбаре взять нечего, и то не оставили в покое. Других средь бела дня грабят! Ничего не боятся гады, даже пуль. И нам от них достается.

Участковый глянул на часы, помрачнел. Но в это время в дверь пивбара влетела стайка пацанов.

— Бежит Данилка! Деньги несет! — заорали громко.

— Ну, дальше вы и без меня справитесь. Я сделал все, что мог. — Вышел в двери и словно растаял.

— Хоть бы пивом угостила человека!

— Он сам отказался! — оправдывалась Юлька.

Сторож Николай, присев к столу рядом с женщинами,

сказал гулко:

— Чего споритесь, бабочки? Наш участковый в рот не берет хмельного. Про это как на духу сказываю. Не выпивает и не курит. А все от того, что с розовых ногтей все перепробовал и перебрал. Он был в шпане, да оторвала его судьбина от фулюганов. Нынче в человеках обретается. А знания бандитской жизни остались. Но его в детстве пожалели, не сгребли в колонию, и он с этим не торопится. Свое помнит. Уже пятерых мальцов от шпанюг оторвал, пристроил в жизни путевыми людьми. Нынче учатся, уже не воруют и людей не обижают…

— Дядь Коль, как себя чувствуешь? — перебила старика Лелька.

— Терпимо. Вот только голова трещит. Ну да и это пройдет. Если можно, дайте пива глоток!

Юлька поставила перед дедом бокал пива.

— Эй! Кто тут есть живой? Принимайте товар, — заглянул в пивбар водитель Иван.

Юлька бросилась к выходу.

— Сначала укажи, где ящики поставить. Пиво сам определю. Не дергай, не рви пупок. Сорвешься, рожать не сможешь, — щелкнул Юльку по заднице водитель и отправил бабу в пивбар. Сам принес бочки с пивом, переносил ящики, присел к столу, вытащил накладные. — Ну, давай все сверим, моя красавица! — предложил Юльке.

Леля тем временем говорила со сторожем:

— Собаку нам нужно сюда. Пусть хотя бы ночью вам помогает.

— Хорошо бы! Да только чем я ее кормить стану?

— Мы с Юлей будем снабжать псину…

— Пойми верно, здесь не только ночью, а и днем всякого жди. Район наш такой — шебутной. Спокойно жить не получается, ну хоть тресни. Любого достанут. Вона я вчера хотел днем вздремнуть с часок, так не дали!

— Кто ж помешал?

— Бабы окаянные! Пришли уже втроем. Я им говорю, мол, дверью вы ошиблись. Вот туда вам надо — напротив, там мужик живет, мой сосед, в одиночках бедует, но еще в силах. А бабы в ответ, мол, мы за вами хотим ухаживать. Кормить станем, обстирывать, прибирать в комнате. Лекарства доставим, какие скажете, искупаем, когда захотите. А вы нам завещание напишите, чтоб после смерти ваше жилье нам перешло. Поняла, Лель, чего придумали стервы лохмоногие? Я вмиг смекнул. Уж они доглядят! Мало не покажется. Вмиг жизнь сократят в овчинку. Или отравят, либо зашибут. Да так, что и участковый наш концов не сыщет. Я им еще согласия не дал, а они уж по комнатухе забегали, залопотали: «Здесь надо побелить, тут покрасить, там помыть…» Как у себя распоряжаться вздумали. Порешили, что я вовсе квелый. А меня зло достало! Как открыл двери настежь да гаркнул на всю глотку что мочи было: «Вон отсель, мандавошки сушеные! Чтоб ни одна боле сюда не вползала! Не то каждой ноги с жопы и головы оторву! Выискались на мою душу сучонки подзаборные! Иль я дурней вас, потаскухи проклятые?!» Зассы блоха мои глаза, чтоб согласился на такое! Ухаживать наладились, а кто вас звал?! Да я таким ухажеркам с корнями кишки повырываю! Нынче куплю себе матрас, подушку, одеялку и задышу мужиком, — мечтал сторож вслух.

Водитель тем временем взял заказ на следующий день и, позубоскалив с Юлькой, вскоре уехал. Получив свои деньги, ушел в магазин дед Николай. А в пивбар потянулись первые посетители. Лелька ненавязчиво смотрела, как их обслуживает Юлька.

— Налей три литра, — подала бидончик старушка и добавила: — С дедом опосля баньки попьем. Хорошее у вас пиво. В других местах оно жидкое, разбавляют его, а здесь нет такого бесстыдства.

— Плесни и нам в бокалы! — попросил бородатый человек, придвинувшись к Лельке почти вплотную.

— Сколько бокалов?

— Лей, не скупись! Нас пятеро, по три на нос для начала! Там будет видно.

— Орешки иль рыбу возьмете к пиву?

— Во умница! Конечно, рыбу дай, воблу! — загорелись глаза радостью.

— Нам два стакана! После баньки с подругой хоть передохнем! — подала мелочь старуха.

— А нам на все, что есть! — отдал горсть монет бомж и терпеливо ждал, пока Юля подсчитает.

— У вас на семь кружек! И еще на баранки остается. Хотите?

— Давай! — ответил не мигая.

Пиво он выносил за бар, цепляя на пальцы баранки. Свой бокал выпил залпом, баранку положил на язык и сосал, как таблетку, блаженно улыбался. Не каждый день везло вот так удачно начать утро.

К Юльке подходили все новые посетители. Выпив свое пиво, многие тут же уходили, освобождая место другим. Вот и новые русские подъехали. На «мерседесе» чуть не в бар. Вышли вразвалку. Все стриженые, в длинных черных пальто, в малиновых костюмах, в защитных очках, с сотовыми телефонами, орущими на разные голоса.

Вот первый из пяти приехавших подошел к Юльке, спросил, гоняя во рту жвачку:

— Бодяга или натуралка?

— Говном не торгуем! — ответила не сморгнув.

В это время в руке мужика засвистел соловьем сотовый телефон, он, морщась, включил его.

— Алло! Ну слышу! Я на совещании! Когда освобожусь? Не знаю! Сам позвоню.

И, обратившись к Юльке, попросил:

— По бокалу на дружбана! Всего пять бокалов! Если хорошее — повторим… твою «Балтику».

Юлька едва успевала. Лелька помогала ей мыть бокалы и стаканы, тарелки. Присесть некогда. Скольких отпустили, а у прилавка очередь не уменьшается. Никто не обходит пивбар. Через пару часов Николай привез вторую партию пива. Пока сгружали, никто из посетителей не ушел. Все дожидались.

— Слушай, ты ж прикольная классная чувиха. Единственная в городе не химичишь с пивом. Налей еще по два бокала! — вернулся к Юльке новый русский и попросил: — Я у тебя каждый день стану брать пиво! Оставляй на меня по три литра! Лады? — Сунул Юльке пятисотрублевую, обронив: — Сдачи не надо!

Юлька от растерянности налила ему пива в свою трех-литровку и смотрела на мужика во все глаза, разинув рот.

Новые русские вскоре ушли, вежливо распрощавшись с Юлькой. Они обещали каждый день навещать ее гнездышко и не забывать.

Лишь один человек никуда не спешил. Он стоял, прижавшись спиной к стене, словно боялся упасть, подняв глаза на потолок — никого и ничего не слышал и не видел

вокруг. Этот бомж появился в пивбаре не впервые, с самого начала стал приходить. Редко когда проскакивал мимо. И не торопился покидать. Вот и сегодня — вернул бокалы с улицы, сел на свое место и не шевелился.

— Что это с ним? — удивилась Лелька.

— Ты про Толика? Не волнуйся, он тихий, просто кайфует. Не надо ему мешать. Хороший человек, нам не навредит.

И позвала:

— Толик! Слышь! Иди ко мне! — Дала ему несколько баранок и стакан пива.

— Что нужно сделать? — спросил человек.

— Вокруг пивбара подмети почище, если не сложно. Я тебе за это еще бокал пива и чипсов дам. Договорились?

— Метла и лопата там же, в коридоре?

— Где ж еще им быть?

В пивбар тем временем вошли гурьбой ребята в камуфляжах. Бомж, заметив их, выкатился в коридор поспешно. Новые посетители внимательно осмотрели всех присутствующих — двое остались у двери, трое сели за стол, двое подошли к Юльке:

— Ну, что задыхаешься, телка? Давай вытряхивай, сколько наторговала. Не жмись! Сама знаешь, выдавим, коль добром не отдашь! — Заглянули в кассу, в сумочку бабы. А потом взяли за ноги, подняли вверх, тряхнули изо всех сил.

— Козлы! Нахалы! Пидеры! — подскочила к ним Лелька, вырвала засов из-под прилавка. И только хотела огреть самого ближнего по спине, как второй рванул к себе Лельку, сдавил груди в широченных ладонях:

— Ты, мокрощелка, куда задралась? На кого? Хочешь поиграть, вечером заглянем. Мало не покажется. А ну поделись, что у тебя имеется? — Стал обшаривать Лельку, вытащил все деньги, сорвал кольцо с пальца, цепочку и клипсы, сунул к себе в карман.

— Все сами вернете! Еще и прощения просить будете! — кричала баба.

— Искусственное дыхание сделаем… кирпичом…

— Молчи, дура! — швырнули Лельку под прилавок. И в это время в пивбар решили войти какие-то люди. Но их не пускали двое, стоявшие на дверях.

Лелька прислушалась. Знакомый голос. И заорала во все горло:

— Сергей, заходи!

Мигом в пивбар влетели несколько мужиков. Те двое, стоявшие у дверей, сами не держались на ногах.

— Ребята! Хватайте этих двоих! Они бандиты! — закричала Лелька, и тут же ее сбили кулаком в висок, она отлетела под прилавок. В пивбаре началась жестокая драка.

Юлька по Лелькиному сотовому вызвала милицию. Из пивнушки выскакивали посетители. И, отбежав на несколько шагов, останавливались, чтобы увидеть, чем закончится потасовка.

Милиция подъехала к самому порогу. Драка была в полном разгаре. Свистели, звенели в воздухе ремни. Стоны, отборный мат, удары кулаков, разъяренные лица — все перемешалось в один ком.

Вот какой-то мужик с окровавленной рожей ткнул головой другого в лицо. Тот к стене отлетел. Было лицо, теперь сплошная кровь. Другой кулаком меж глаз засадил тому, кто Юльку тряс. А вот и Серега! На плече рубашка ремнем порвана. Он не чует. Лелькиного обидчика не выпускает из рук. Молотит молча, свирепо. Все зубы выбил. Из носа кровь хлещет. Глаза окосели. Сереге мало. Наступил ногой тому на ботинок, а второй, уже коленом, со всей силы в пах поддел. Тот взвыл зверино. Серега вписал его затылком в стену.

Юлькиного обидчика двое к потолку подняли и швырнули на пол со всей силы.

— Стоять! Тихо! — раздалось от двери, и все увидели, что перед входом стоит оперативка с уже открытым кузовом.

— Живо! Заскакивай по одному! — загрузили оперативники всех без разбору.

— Я тоже с вами! Без меня не разберетесь, — вышла из пивбара Лелька.

— Мадам! Мне кажется, мы с вами виделись! Что случилось опять? Или Мелов не уехал? — спросил все тот же следователь горотдела.

— На мое счастье, не успел! — И рассказала о случившемся.

— Вам не старика сторожа, а пару вышибал держать нужно! — сказал следователь в раздражении. И велел привести в кабинет Мелова. — Ты чего по пивбарам шляешься? Где должен быть? О чем мы с тобой договорились?

— Сережка! Милый, родной, любимый мой человек, спасибо тебе, что не уехал и вступился, — обняла Лелька парня. Тот бережно обнял ее, усадил на стул:

— Успокойся, тебе нельзя расстраиваться. Пощади ребенка, ведь ты скоро станешь мамкой. А разборки — это наше, мужское дело. Больше к тебе козлы не заявятся! — улыбался человек.

— Вы меня слышите, Мелов? — напомнил о себе следователь.

— Конечно, слышу! Но я бесконечно счастлив, что расстанусь с ней по-доброму, уже не врагом. Сумел немножко помочь, защитил свою голубку. И только сегодня понял, дурак, что женщин нельзя оставлять одних, не стоит их проверять разлукой, какая может затянуться на всю жизнь. Если б вы знали, какой счастливый сегодня у меня день! Меня простила Лелька! Я этого годами ждал… Я уезжал от нее, чтобы проверить. И потерял. Потом уехал, чтоб забыть о ней навсегда! И не сумел. Потому как от себя не смог уйти.

— Я понял вас обоих. А теперь мне надо заняться рэкетом! Назовите тех, кто был с вами. Подождите их пяток минут, — попросил следователь.

Сергей взял Лельку под руку. Не торопясь вышел с ней на крыльцо.

— Ты случайно оказался возле пивбара? — спросила женщина.

— Нет. Хотел еще раз тебя увидеть. В последний раз. Завтра улетаем, уже купили билеты. И на крыло… А сердце тут остается, с тобой. Ты хоть во снах приходи ко мне почаще. Знаешь, как трудно одному, когда никто не ждет и не любит. Я много раз погибал. В прошлом году в октябре достал шторм ночью. Возле Магадана. Я вышел на палубу, меня волной смыло в море. Не удержался за поручни. Но капитан хватился и включил прожекторы. Два часа искали и нашли. Подняли сеткой, еле откачали. Как выжил, не знаю. Помню лишь адский холод и темноту. Наверное, так будет в могиле. А рядом ни берега, ни родной души. И я загадал — если выживу, обязательно приеду сюда, чтоб увидеть тебя. И Господа попросил: «Дай, Боже, увидеть мое счастье, а потом забирай, я согласен! Отдаю жизнь за встречу с моей любимой!» — поцеловал Лельку в щеку.

Женщина не отскочила, не оттолкнула, слушала затаив дыхание. Вот так, как теперь, ей никто не говорил о любви.

— Лелька! Ты самая лучшая на свете! И я люблю тебя одну. Ты навсегда останешься моей радостью и звездочкой! Я слепой дурак, что так нелепо потерял тебя. И только теперь понял — не достоин, потому наказан. Я не зову с собой. Именно из-за любви к тебе. Любимых людей не подвергают мукам. А стать женой рыбака — это обречь на долгие, мучительные ожидания. Вернусь я или нет? Этого заранее никто не знает. Даже море не способно ответить верно — все оттого, что слишком переменчив его характер, а путина длится восемь месяцев без единого захода к родному причалу. Кто выдержит это наказание? Конечно, есть рыбацкие жены, какие ждут своих мужей с моря всю жизнь. Но спроси любую, счастлива ли она? И если не соврет, ответит — нет! Потому что море умеет забирать навсегда. Рыбацкие дети растут, редко видя отцов. А тридцатилетние жены похожи на изможденных старух. Не с добра и не от радости так рано ушла от них молодость. В вечных слезах и печалях проходит их жизнь. Любимых надо беречь от такой доли. А ты к тому ж скоро станешь матерью. Пусть все пройдет благополучно и ни один шторм не коснется твоей семьи. Я очень хочу этого. Пусть судьба улыбается тебе за нас двоих…

— Сережка! Почему говоришь так, словно навсегда прощаешься со мной?

— Лель, милая моя! Я даже уверен, что эта встреча — последняя, выпрошенная у самого Господа.

— А я думаю, что мы еще увидимся.

Сергей хотел ответить, но не успел. На крыльцо вышли его ребята. Они мигом остановили такси, втиснулись в машину, позвали Сергея. Тот поцеловал Лельку в щеку:

— Прощай! А может, до свидания, как повезет. — Пошел с крыльца не оглянувшись. Лишь когда сел в такси, помахал рукой, улыбнувшись той, давно забытой улыбкой юности.

Лелька, вернувшись в пивбар, хотела помочь Юльке убрать следы драки. Но та уже сама успела управиться и обслуживала посетителей легко и весело, словно ничего и не было.

— Как ты успела?

— А мне люди помогли, клиенты наши. И дед Николай с Толиком. Всю грязь вымыли.

— Много забрали у нас бандюги?

— Не столько взяли, сколько потеряли, — усмехнулась Юлька. И, отпустив пиво последнему старику, открыла ящик: — Видишь, это калым! Три сотовых телефона, да какие дорогие! Два бумажника. Там столько, что весь ущерб покрыт. Золотая печатка и часы. У них браслет порвался, но часы идут. Им все по хрену. Еще шапка меховая. Я ее деду Коле отдала вместе с шарфом. Так что мы внакладе не остались.

— Все в милицию нужно отдать!

— Сейчас! Спешу и спотыкаюсь! Еще что придумаешь? Я их звала? Они сюда зачем пришли? Облом получили. Не то б голяком домой отправили. Все сдернули б до нитки. Тебя как швырнули, я испугалась, что ребенка скинешь.

— Не дождутся! — процедила Лелька сквозь зубы.

— А и что отдавать, если Ивана послала за бокалами. Пусть купит новых с запасом. Тарелок тоже подвезет и пива, уже заканчиваю, а до конца дня еще вон сколько времени! Еще и третью партию продам. Редко так везет. Лишь на праздники. Обычно за день две бочки пива продаем, а сегодня особое везение.

— Да уж и денек, век бы таких не видела, — выдохнула Лелька.

— Это ты все про рэкет? Они, как я слышала, многих здесь тряхнули. Да все крупняк за жабры брали. Нас, видать, решили налогом обложить, да сорвалось. Теперь не появятся. Менты с них сдерут шкуру за всех разом. Не выпустят. Ну и нас подергают на допросы и очные ставки, это как пить дать, покоя не будет. Зато бандюги обходить станут, узнают о нынешнем проколе крутых, — радовалась Юлька.

— Вот потому и говорю — бумажники, телефоны, все, что нашли, отдайте следователю горотдела. Он к делу приобщит как вещественное доказательство.

— Да разве это доказательство? Вот если б оружие! Тогда бесспорно! Тут же и твои приятели могли обронить…

— Кто знает, но лучше вернуть. Слава Богу, не поувечили, не убили.

— Ты позвони тому Сергею. Если они что из этого потеряли, занесешь по пути, — предложила Юлька, и Леля позвонила.

Трубку поднял Сергей:

— Лель, это ты? Ну спасибо!

— Тут вот Юля нашла два бумажника и телефоны. Сотовые. Может, твои ребята обронили?

— Да, бумажники наши. И телефоны. Целых три посеяли. Но самое обидное — часы потеряли. Они памятные моему другу.

— Приезжайте, все возьмете у Юли, и часы тоже.

— Тогда ребята сейчас подскочат. Спасибо за звонок! Мне можно писать тебе?

— Как сам решишь! Счастливого пути всем вам, спасибо за все, Сережка!

— Вспоминай меня хоть изредка, любимая!

Лелька спешно нажала «отбой», испугавшись самой себя. Говорить с Сергеем равнодушно она больше не могла. А тут еще ребенок в животе зашевелился, да так, что Лелька срочно присела. Она вспомнила о встрече с женщиной, продающей ларек, — ведь вот так и не получилось увидеться. Не забыла, закрутили другие заботы.

«Хоть сейчас позвоню ей, объясню, извинюсь…» Она достала телефон, но в это время в пивбар вошли Сережкины друзья.

Лелька заранее вложила им деньги в бумажники. И отдавая, извинилась, что невольно испортила отпуск.

— Ничуть! Мы свои полтора месяца отдохнем на материке! Здесь не повезло, поедем в Москву, к моей родне, потом к его — в Питер. У нас и одессит имеется, тоже зовет. Дай Бог, чтоб хватило времени. Ваш город мы глянули. Честно говоря, он не стоил времени. И если б не вы… Только потому простили Серегу! Вас стоит любить. Но и тут он опоздал, наш неудачник.

— Ничего! У вас впереди много дорог! На какой-нибудь и ему повезет. Я очень хочу этого…

— Я не знаю, как вы относитесь к нему, но Серега и умрет с вашим именем в сердце.

Лелька покраснела до самой макушки, а друзья Сергея, выпив по бокалу пива, пошутив с Лелькой, вскоре уехали, пожелав на прощание спокойствия и процветания этому заведению.

За день в пивбаре перебывало много всяких людей. Первыми пришли бомжи. Выпив по стакану пива, на большее не нашлось, они не спешили уходить. Потом новые русские заявились. Сдвинули стол и стулья в угол, набрали пива столько, что для пепельницы места не осталось, тихо говорили между собой. Угостили пивом бомжей. Те молча выпили, снова приросли тенями к стене, ожидая нового угощения, но другие их не замечали.

Лелька собралась позвонить женщине, продававшей ларек, и только решила набрать номер, как телефон зазвонил:

— Лель, ты? Мне увидеться нужно с тобой! Да это я — Тоня! Совсем достали меня в этом блядском гнезде! Посоветоваться край как надо! Вовсе жизни не стало! Хоть в петлю! Да кто ж еще? Конечно, Софья! По телефону всего не скажешь. Встретимся? Мне — чем раньше, тем лучше! Только вечером освободишься? Ой как долго ждать! — посетовала девка и попросила: — А можно я у тебя заночую? Неохота потемну переться на другой конец города.

Заручившись согласием Лельки, положила трубку. А Лелька помогала Юльке, хлынули посетители. Женщины даже вдвоем еле успевали. Тут Иван подъехал, пиво привез, новые бокалы, тарелки, ящик сигарет, чипсы и орехи. Юля принимала товар. Иван разгружал, размещал, балагурил. Пока они справились, Лелька обслужила громадную очередь. А когда в баре опустело, а Иван уехал, Леля спросила:

— Юль, а давно у вас с Иваном такие отношения?

— Какие?

— На вас глядя, даже сомнений не возникает, что вы любовники!

— Бог с тобой! Еще чего? Просто мы с Ваней с самого детства друг друга знали. В детдоме вместе росли. Ни у него, ни у меня нет родителей. Вернее, они имеются, но мы их не знаем. Так получилось, что Ваньку подкинули в дом к старикам. Те и принесли его в милицию. А меня ночью по крику отыскали водители. На обочине дороги в ящике была. Совсем голая. Мамаша даже на пеленку поскупилась. Хотя уже конец октября… Сколько мне было тогда, кто знает? Видно, мамка сердца не имела. Ваньку больше любили — в пеленках подкинули. И распашонка имелась. Да и к людям подбросили, хотели, чтоб жил. А меня выкинули, где своры бродячих псов бегали. Как не порвали — многие удивлялись. Вот так-то мы оказались в одном детдоме. Жили как родня, большая и разная. Но Ванька меня жалел. Не бил так часто и сильно, как другие, булки не отнимал. Я ж рахитом болела. Ходить долго не могла. Ноги были кривые и слабые, падала. И помню, пошла на луг за цветами, упала, так сильно ударилась головой, тут Ванька подбежал, поднял, взял на руки, стал успокаивать, а я ему говорю: «Ох как хорошо у тебя на руках, даже помереть хочется!» Он от удивления чуть не уронил и спрашивает: «Зачем тебе умирать?» А я и ответила ему, что устала жить… С тех пор он и впрямь брата заменил. Все годы, даже после детдома, помогал, навещал, никогда не забывал и не бросал. Он меня и замуж отдал. И с моим Яшкой дружил. А мы с его семьей. Хороший он человек. Только уж очень несчастный. Все от того, что добрый. Но иначе нельзя. Не будь в людях тепла, и мы б не выжили. А ведь и нас пожалели…

— Прости, Юль, я этого не знала, — тихо ответила Лелька. Ей стало неловко за свое предположение.

На следующий день, поздней ночью вернулся из Москвы Евгений. Лелька сразу подскочила, обрадовалась приезду мужа, торопливо рассказала обо всех новостях, накрыла на стол.

Женька рассказал о своей поездке. Ему повезло, как никогда, и человек не скрывал своей радости, плохо вслушивался в слова жены, но вот что-то уловил, нахмурился, спросил:

— Погоди. Что за Сергей? За что сдала в милицию? А почему он в нашем доме оказался? Почему открыла ему? Так это тот самый Сергей?

Сел нахмурившись, улыбка исчезла с лица.

— Как это так, впускать в дом, не спросив, кто стучит? Такое с детства знают! — Глянул на жену вприщур. Лелька сразу осеклась.

— Он нас от рэкетиров спас, иначе не знаю, что было б.

— То в милицию сдаешь, то спасает он тебя, что-то путаешься, Леля! Иль тебе в прошлое свое охота вернуться? Не нагулялась, не хватило приключений? Знаешь, я многого мог ожидать, но ведь не такого! Стоило порог перешагнуть, тут же в доме дублер появился. Он откуда узнал, что меня нет, сама позвонила и позвала? — темнело лицо человека.

— Женя! Я не звонила ему тогда! Случайное совпадение, Сережка не знал, что я замужем!

— Через годы, вот так уверенно заявиться к тебе? Либо он дурак, или вы все еще сожительствуете.

— Женька, ты не прав, дослушай! Они уехали навсегда!

— Ну да! Натешился, а дальше зачем светиться? Одного ребенка чужие растят, второго тоже не ему поднимать! Легко порхает, прохвост!

— Этот ребенок наш с тобой! При чем Серега? Он на Севере был!

— Теперь уж не знаю!

— Женя! Что с тобой?

— Себя спроси! — ответил хрипло. И, встав из-за стола, начал одеваться.

— Женька, ты куда собираешься?

— Туда, где не предают! Дурак я, дурак, нашел на ком жениться, вот и схлопотал!

— Жень, ты просто искал повод, чтоб уйти от меня? Так и скажи, не придумывая на ходу, это непорядочно. Если б что-то между нами было, я не стала б сама о том рассказывать. А тут моя совесть чиста!

— Совесть? Да ты хоть знаешь, что это такое? — Надел шапку и вышел за дверь. Лелька выскочила за ним в коридор, но остановить, удержать мужа ей не удалось.

Лелька убирала со стола, успокаивала саму себя, что Женька одумается и вернется.

«Дурак! Старый осел! Да если б хотела, уехала бы с Сережкой, только б ты меня и видел. Он все понял и любит. А ты просто удобно устроился. Здесь тебе все — баба, жратва, уход, я даже денег не прошу, живу на свои, еще и откладывать стала. Одно хреново, что ребенок родится сиротой, а ведь ни при чем дитя. Неужели и его судьба будет такой же горькой, как моя? — схватилась баба за живот, почуяла резь. — Ничего! Все пройдет», — успокаивала себя.

Но боль постепенно опоясывала, перешла в схватки. Лелька позвонила в «неотложку» и стала одеваться. Схватки участились, и женщина, кусая губы, вышла за порог. Вокруг ночь. Ни голоса, ни звука на всей улице. Лелька стонала, придерживала живот и стала уговаривать ребенка:

— Ну куда так спешишь? Чего разбушевался не ко времени? Успокойся. Еще три месяца тебе до родов…

Но нет… Боль становилась непереносимой, а «скорая» запаздывала.

— А-ай! — припала Лелька к стене дома. В глазах искры. — Полчаса как вызвала. Где они застряли, эти врачи? — сетует баба и сгибается от новых схваток. — Поспи, угомонись! — уговаривает ребенка. — Люди, помогите! — закричала женщина.

Но вокруг гулкая тишина. Лелька достала сотовый телефон, набрала номер мужа:

— Женя! У меня выкидыш начался. Помоги!

— Ты не по адресу. Звони тому, с кем кувыркалась. Я в ваших играх лишний! — И выключил телефон.

Лелька снова позвонила в «неотложку».

— Машина по дороге сломалась! — ответили ей.

— У меня выкидыш…

— А я чем помогу? Я только диспетчер! Нет машин! Их нечем заправить. Нет бензина!

Лелька вернулась в дом. Ее трясло от холода и боли.

«Надо такси вызвать! Чего жду?» — просветлело в мыслях.

— А ну-ка, мамаша, ложитесь на кушетку. Вот сюда, на клеенку! — посмотрел сквозь очки на женщину пожилой врач. — Сохранить хотите?

— Конечно.

— Боюсь, что поздно прибыли. — Он ощупал живот и все же набрал в шприц лекарство. Сколько уколов сделали Лельке до утра, она сбилась со счета. Боли стали понемногу стихать, схватки прекратились. К обеду она позвонила Юльке и рассказала обо всем. Та слушала молча, и лишь по тяжелому дыханию было понятно, как переживает баба.

— Скажи, как ты сейчас себя чувствуешь? — спросила Лельку.

— Получше, чем было, но даже до среднего пока далеко.

— Женька знает, где ты?

— Нет. Я ему звонить не буду! И ты не смей!

— Ладно. Вечером навестим тебя! — пообещала Юля коротко, а Лелька позвонила Тоне.

— Вот такие мои дела! Ни за что ни про что снова в бляди загремела! Да хрен с ним — с мужиком, ребенка чуть не потеряла! Вот где было б обидно. Ты, когда ночевала у меня, свою губнушку забыла на столе…

— О чем ты, Лель? Дай мне Женькин телефон!

— Зачем?

— Нужно мне!

— Не надо, слышишь? Я не хочу навязываться и тащить в отцы. Так даже лучше. Сама себе хозяйка, да и разобраться нужно в собственной душе. А то ложусь с Женькой, а во сне люблю Сергея!

— Ты не первая и не последняя. У меня вон сколько козлов перебывало, а своего первого и в гробу стану помнить и любить. Хоть и зряшное дело, но ни сердцу, ни памяти не прикажешь. А вот отца ребенку сберечь надо. Сумела сохранить дитя, дай и отца! Иначе ты не мать!

— А сама что говорила о себе? Рожу от первого попавшегося! И выращу!

— Так ведь не попадаются. Уже три дня без клиентов сижу, никто не клеит. Скоро транда срастется наглухо. Сонька уже грозится меня выкинуть. Да еще обзывает грязно, обидно.

— Ладно, она и меня выбросила. Разве я о том пожалела? И ты не пропадешь, не тужи!

Тонька все ж узнала номер телефона Женьки. Не стала ожидать вечера и Юля. Подозвав водителя Ивана, пошепталась с ним и, продав пиво, заскочила в кабину, поехала с Иваном, стиснув зубы и кулаки. Туда же, с разницей в полчаса, прибыла Антонина. Из кабинета Евгения доносились грубая брань, крики, оскорбления. Несколько раз охрана заглядывала туда, но Евгений делал знак уйти и не мешать разговору.

— Ты козел! И засранец! Блевотина алкаша! Лысый прохвост! Приклеился к бабе, заделал ребенка, а теперь испугался собственного подвига и решил улизнуть в сторону? Хочешь спихнуть свою шкоду на другого и жить спокойно? Не выйдет! Все будут знать, что ты отец и подло обманул женщину! — орала Юлька.

— Дура безмозглая! Когда хотят обмануть — не расписываются!

— А ты, плешивый индюк, мерин престарелый, не обзывай бабу! Она всю твою вонючесть наизнанку вывернула верно. Чего ты тут хвост распустил? Да хошь знать, Серега звал с собой Лельку, она не согласилась, не поехала с ним. А ты ее за это так отблагодарил? — прищурилась Тонька зло.

— Настоящая жена не позволит говорить с собой на такую тему, выставит вон и больше никогда не откроет двери человеку, посмевшему посягнуть на покой семьи. Почему у меня нет запасных женщин? Хотя возможностей хватает. Почему она не боится терять?

— Она не переживает? Ах ты, паскудник! Лешачий катях! Огрызок от барушечьей манды, хер гнилой, чтоб у тебя через уши требуха просиралась! Дерьмо кикиморы! Да знаешь ты, отморозок, что Лелька еле выжила? После тебя лишь через три часа в больницу привезли. Чтоб ты сам до конца жизни ежами просирался! — кричала Юлька.

— А ты и впрямь гнилой мудак! Сам предложился бабе в семью! Передохнул, набрался сил, а теперь на новые приключения потянуло? Сволочь ты, Жень! Лелька к тебе с открытой душой! Я вот у нее позавчера ночевала, она только о тебе говорила, какой ты умный, добрый и заботливый. А на деле — хуже нашей бандерши!

— Что?! Что ты тут болтаешь? — Схватил Тоньку за шиворот и вытолкнул в коридор, сказав зло: — Ни сюда, ни домой ни шагу! Слышишь? Ноги с жопы вырву, в уши вставлю! Ишь разошлась, тварь!

Попытался выгнать Юльку с Иваном, но не тут-то было. Баба намертво вцепилась в стол. А применять силу было стыдно.

— Жень! Я как мужик мужику хочу сказать тебе. Зря хвост поднял на Лельку. Она путевая женщина. И о блядстве не помышляет. Таких враз видно. Эта о семье пеклась. Напрасно бабу обидел. Нам всем и без тебя нелегко. Как передышали тот день — не знаю! Как живы остались? А тут ты добавил. Вот и не выдержала баба, последняя капля наповал свалила. Нашел же, когда уйти! Да я б на месте твоей бабы уже никогда тебе не поверил! Обязательно проучил, наказал бы за это, — говорил Иван.