МОЯ СМЕРТЬ

Опять пятница

И снова наступила пятница. Пятница в столице — столица веселится? Это сегодня явно не про меня. Родители вернулись ночью из своей очередной добровольной ссылки, но уже что-то не поделили, ругаются на кухне так, что слышно всему дому. Я накрываю голову подушкой. Мне сейчас ничего не хочется. Мне одиноко, но не хватает сил, чтобы встать с постели и это исправить. Например, обзвонить всю свою телефонную книжку, или врубить на полную громкость музыку и бешено попрыгать по комнате, или просто заорать во всю глотку (кстати, именно так лечатся от стрессов японцы).

Меня совершенно не мучает совесть, что я в последнее время плохо посещаю занятия, не боюсь сказать декану в лицо, что все, чему нас учат, делится на две категории: 1) отстой, который нам в жизни не пригодится; 2) отстой, который устарел, и что, вообще, он старый козел и не имеет понятия о тактичности и этике. Так или иначе обе категории относятся к одному виду — отстой.

Мама забежала в комнату, поцеловала меня в лоб и взлохматила волосы, как в детстве. Господи, когда же она поймет, что ее дочь уже выросла! Папа даже не зашел. Он очень занят и постоянно говорит по телефону. Интересно, что может произойти с папой, если лишить его любимой игрушки? Наверняка растеряется. Надо будет как-нибудь попробовать. Сегодня я решила поехать только на последнюю лекцию, где строго отмечают присутствие, и, может быть, сходить на второй язык.

Я хочу спать. Выкурила вчера два косяка и легла. Мне сразу стало так спокойно и комфортно, будто я завернула свою оголенную душу, превратившуюся в острые ледяные глыбы, в теплое, озаренное солнечным светом облако.

Крики стихли, и я опять заснула. Странно, но родители даже не поинтересовались, что со мной и почему я в будний день пропускаю учебу. Что ж, я для них как параллельный мир, о котором они, судя по всему, почти забыли.


Наша история идет дальше.

Новая серия, теперь я в главной роли!

Критики в истерике,

Девочки рвут волосы.

Вокруг, я слышу, говорят, что в нашей тусе

Все набиты пафосом.

Плевать на ваши мазы.

Запоминай фразы.

Я из Москвы, браза!

Если костюм, то Prada,

Если бейсболка, только Gucci.

Ну, кто из рэперов богаче?

Кто всех круче? А? Ну, кто всех круче?

Кто ездит на разборки ночью?

Кто каждый раз летит на частном самолете в Сочи?

Кто пьет шампанское с подружками на диване от Versace?

Я мачо!

Смотри, пока меня нет круче,

Слушай лучше И не учи ловить удачу.

Я только начал.

Слышишь? Я только начал,

Я только начал.

Фиеста, фиеста

Что?

Фиеста, фиеста,

У нас фиеста.

Лохам здесь не место!

Им нету места!

Когда говорят улицы,

Ты слышишь мой голос.

Москва — родная сестра.

Знаком ее пафос.

Большой город.

Сердце и душа России.

Десять миллионов историй,

Да моя тоже с ними.

Мы не такие, как все.

Мы выделяемся.

Хочешь быть на нашем уровне —

Тогда старайся,

Двигайся вперед и поднимайся!

Я знаю, все получится.

Ты только не сдавайся.

Ты же знаешь мои мазы:

Модели, «Hennessy», S-классы.

Вот я снова на арене,

За спиною моя туса,

Крутые парни и красавицы с хорошим вкусом.

Дайте уваженье

Поднимите руки в воздух:

Все будет круто.

У нас фиеста.

Все лучшие со всех столиц, и лишним здесь не будет места.

Так интересно.

Готовься к нашему приезду,

Красавица, запомни,

Клуб «Мост» — это то место.

То место, то место.

Это фиеста,

Фиеста, фиеста, лохам здесь не место!

Фиеста, фиеста, лохам здесь не место!

Им нету места!

Где лучшие тусовки? У нас в клубе!

Где лучшие подруги? У нас в клубе!

То место, то место —

Это фиеста!

(«Фиеста» Тимати,

бесплатный пиар ранней работы)


Я выключила диск с новинками московской тусовочной музыки, который мне кто-то дал послушать. Мне не понравилось. Что-то в этом осталось от обжорства, малиновых пиджаков и фраз типа «в асфальт закатаю». Какой-то гнилой пафос и совершенно не соответствующий реалиям замах на высокий уровень доходов. Пошловато.

Я отправилась в спортзал. Знаю, вредно заниматься активной физической нагрузкой после покурки, но... не удержалась. Давно мечтала размять мышцы, тем более что тренер за последние два месяца уже привык к моей веселой жизни. То от меня пахнет перегаром, то еще чем-нибудь. Он у меня молодец. Все терпит.

Я нарядилась в свой новый сногсшибательный спортивный костюм от Stella McCartney для «Adidas» и решила побегать трусцой. Улыбнувшись соседям по дорожкам и кивнув знакомым, я начала разгонятся. Л-карнитин был, как всегда, моим главным секретным оружием и находился в держателе для воды. Ноги начали толкать дорожку назад. Я наблюдала за видом из окна и любовалась последними, если верить синоптикам, теплыми деньками этого года.

После пробежки я отправилась на тренажеры. В зал входили мужчины, оглядывались по сторонам, рассматривали узкие штаны и короткие маечки девушек, останавливались и демонстрировали свои формы, созданные не то инъекциями, не то круглосуточным пожиранием энергетических батончиков.

Подошел Вася, мой любимый тренер, приобнял по-дружески и, словно считав химический анализ моего тела по глазам, сказал:

— Молодец, Ритуля. Похудела на кило, да? Только совсем забросила пресс. (Я забросила? Да я всего три недели не была в зале!) Слушай, ты чего вчера расслаблялась, что ли? У тебя сосуды в глазах покраснели!

— Вася, давай без нравоучений. Я похудела, к твоему сведению, на 800 граммов. И индекс жира в организме упал на деление. Так что можешь мной гордится. Я ровным счетом ничего для этого не делала.

Вася как-то странно ухмыльнулся и предложил начать занятия. Я так соскучилась по своему спортзалу! Мне не хватало этих потеющих тел рядом, брошенного вызова своему организму и подстегивающего ора Васи. Иногда мне кажется, что он входит в раж, когда кого-то тренирует. Он начинает орать: «Ну, давай, блин! Давай, детка, еще четыре раза! Четыре! Давай! Три! Соберись, я сказал! Два! Не сдыхать! Один! Все, детка! Ты крутая! Молодец! Иди, попей водички!»

Обычно я не в состоянии идти за водичкой. Меня трясет или я просто настолько красная, что стыдно проходить к колонке с водой между знаменитостями и теми, кто пытается ими стать.

Я всегда соглашалась с папиным принципом: «Чтобы стать кем-то, надо быть кем-то. А на это нужны деньги». Так вот, в спортзале есть некое сообщество тех, кто уже кем-то стал и имеет деньги, но готовится сделать последний (или очередной) рывок, чтобы стать еще известнее и богаче. Они отличаются изысканной манерой поведения, со вкусом одеваются, не едят ни единой жиринки и просто потрясающие собеседники. Мне очень хочется причислить себя к этому кругу, но Людка всегда говорила (а со стороны виднее), что я пока до них не дотягиваю.


После, как всегда, изнурительной, но весьма эффективной тренировки я зашла в раздевалку и увидела, что на телефоне имеются непринятые вызовы от Людки и Марата. Либо они в сговоре, либо я продула чертов спор и теперь должна делиться самыми дорогими джинсами в моей коллекции! Это единственная пара, которая остается модной всегда, ведь она из лимитированной партии. Во все столицы мировой моды привезли всего по три размера таких вещиц, и, если бы не звонок знакомой продавщицы, они могли бы стройнить кого-то еще, а не меня. (Но не более трех девушек, конечно.)

Чтобы убедиться в своих подозрениях, я набрала номер Людки. Странно, но, несмотря на то что мы учимся в одной группе, я ее не видела уже неделю. Сказать честно, не очень-то и хотелось, особенно если вспомнить ее гадкие обвинения в мой адрес.

— Здорово, дикая образина! — как-то странно начала она.

— И тебе не хворать. Ты звонила?

— Да. Хотела сообщить, что мои родители тебя простили и приглашают в гости. И еще: я рассталась с Владом. Представляешь, он мне изменял! Я целую неделю шпионила за его подозрительной рожей и даже познакомилась с одной из его пассий! А я-то, дура, уже хотела переезжать к нему жить!

Странно все это. Людка познакомила меня со своим парнем месяц назад, и уже собралась перебираться к нему... Не пойму я ее. И с родителями что-то не совсем ясно.

— Сочувствую. Но ты тоже виновата, что мало уделяла ему внимания. Да и сама ты не ангел.

Людка как-то странно чихнула в трубку. Нехорошее предчувствие заставило меня нахмуриться, и я обеспокоенно спросила:

— Ты что там делаешь? Ты где вообще?

— Да какая разница. — В трубке раздались гудки.

Меня стало трясти. Я набирала, набирала, набирала ее номер. Она не отвечала, сбрасывала и в итоге отключила мобильник...

— Алло, Марат, это Рита. Слушай, ты не знаешь, где Людка?

— Я тебе недавно звонил по этому же поводу! Она встречалась с Андреем, представляешь?! Не могу понять, откуда она взяла его телефон?!

Я опустилась на лавку. Тоже мне, картина маслом: я сижу в раздевалке спортзала, завернутая в одно полотенце, бледная и очень встревоженная.

— И что, ты ему позвонил? Где они встречались?

— Возле ее дома. Потом оба поймали машины. Она не сказала, куда поедет. Больше ничего не знаю.

— Ладно, будем на связи.

Я набрала Влада:

— Привет, Влад. Это Рита. Не знаешь, где Людка? Она телефон отключила, а мы ее тут все разыскиваем.

— Да отвалите вы со своей Людкой! Она просто конченная идиотка! Приперлась с утра, устроила скандал и забрала ключи от машины. Дура! У нее же ни прав, ни документов, ни страховки нет!

У меня потемнело в глазах. Так, что мы имеем: 1) она под коксом, 2) за рулем, 3) несовершеннолетняя, 4) без документов, 5) она дура (что также можно рассматривать как подытог). Великолепно! Моя подруга детства оказалась в аду, и я постепенно скатываюсь туда же!

Через полчаса я уже направлялась к Людке домой. Мне никто не открыл. Слава богу, значит, не перепугаю ее родителей поганой новостью, что не знаю, где Людка и предполагаю самое худшее.

Подруга могла поехать кататься по городу, за городом, а могла отправиться... На дачу! Она там всегда чувствовала себя комфортно, к тому же в будний день туда не нагрянут родители! Я поймала машину и поехала на дачу, смутно припоминая, где именно она находится. За три тысячи рублей меня прокатили по Московской области, в сорока километрах от МКАД.

Куда же она могла деться? Разве можно вот так, запросто, испариться, исчезнуть, просто выключив мобильник?! Ужас! Как раньше жили без телефонов, не представляю.

Я вышла из машины около ее дачи, попросила водителя не уезжать и позвонила в дверь.

— Ну кто там? — ответил через некоторое время сонный Людкин голос.

— Открывай, идиотина! Я чуть с ума не сошла, пока тебя разыскивала!

— Щас открою.

Я отпустила водителя и вошла, засучив рукава, так как была готова к битве.

Людка сидела на диване перед телевизором, жевала чипсы и совершенно не обращала не меня внимания, словно ничего не произошло.

— На меня такой жор напал, ужас. Разжирею я на этой даче, здесь же почти нет нормальной еды. Что мне, яблоки грызть, что ли?

Я собрала волю в кулак и как можно спокойнее произнесла:

— Людка, ты очень плохо себя повела. Мы с Маратом думали, что не увидим тебя больше. Ты, блин, понимаешь, как это больно?

Людка молчала. Она была одна во всем мире. Все такие правильные и сильные, все назидательно рекомендуют, советуют и заставляют исправиться, а она не хочет терпеть никакого вмешательства в свою жизнь. Она достаточно сильна и, как и многие, тоже мечтает стать принцессой. Только пока не видит пути, по которому сбежит от злой мачехи и отправится покорять прекрасного принца. Людка застряла в золе, и ей стоит огромных усилий выбраться оттуда. Она стремится, но постоянно срывается.

— Знаешь, как вы все мне надоели? Я просто хочу побыть одна и подумать! — зло сказала подруга.

— И для этого ты стырила машину Влада?

— Во-первых, он это заслужил. Его измены мне уже осточертели. Во-вторых, как, по-твоему, я должна была выбраться из города, если у меня нет денег на такси? Если помнишь, мне сильно урезали финансирование. Подумаешь, дочь после года адского напряжения и сдачи вступительных экзаменов решила отдохнуть! Это же нормально!

— А если бы тебя остановили? Тебя же могли в тюрягу посадить!

— Могли, но я бы позвонила родителям, и они внесли бы залог. Это уже не из моего кармана. Правда, я немного не справилась с управлением и помяла заднюю дверку. Ну так, слегка.

Мы спустились в гараж. Дверка была помята сильнее, чем я думала. Не повезло.

— И как ты это оплатишь? — озабоченно поинтересовалась я.

— Сдам пару вещичек в комиссионку и попрошу знакомого парня в авторемонте отсрочить платеж.

— Я тебе одолжу. Не надо никого ни о чем просить. Потом отдашь, когда сможешь.

— Ладно, спасибо.

Мы просидели весь вечер перед телевизором, а утром доставили машину в ремонт и подъехали к институту. Это ж надо додуматься сделать обязательную лекцию в субботу!

— Я проголодалась, — вдруг сказала Людка.

— Я тоже.

Посмотрев друг на друга, мы поняли, что на лекцию сегодня не пойдем. Ну ее ко всем чертям! Людка вчера заново родилась, а это надо отпраздновать.


В кафешку, слегка позевывая зашли наши потрясающе самолюбивые однокашники: Паша и Кирилл.

— О-о-о! Здорово! Вы что это не на лекции? — спросила я.

— Да проголодались мы что-то. С утра на тренировку ездили.

— Кстати, вы тоже не на лекции! Так чем мы хуже? — добавил Кирилл.

— Ну и как тренировка? Одними батончиками не насытишься, да?

— Конечно же нет! Такие здоровые парни, как мы, должны питаться нормально! А то костюмы будут сидеть несолидно.

— Да, это важная причина. Присоединяйтесь к нам, — пригласила я.

— Так, я не пойму, а что это вы нас не поцеловали?! — вдруг заявила моя подруга.

В этот момент, ногой открыв дверь, в кафешку зашел Влад. Его лицо было серое от злости, подбородок вздернут, и вообще, его вид не предвещал ничего хорошего.

— Добрый день, вас ожидают? — спросили его на входе.

— Да, вон там, — головой мотнул в нашу сторону Влад и, заметив, что Пашка чмокнул Людку в щеку, грозно поинтересовался: — Эй, а что это ты к моей девушке лезешь? Люд, ваще, это что такое? У вас так принято?

— Слышь, пацан, остынь. Это всего лишь принятый в обиходе способ здороваться. Все нормально, — произнес Паша.

— Ну смотри мне.

Людка покраснела:

— Паш, извини, он у меня ревнивый очень.

— Что поделаешь, не мне с ним встречаться. Пойдем, Кирюха.

Ребята вышли из кафе.

— Ну и зачем ты это устроил? — с болью глядя на Влада, спросила Люда.

— А не фиг мою девушку целовать в миллиметре от губ.

— У тебя что, еще и подзорная труба с собой? Ладно, проехали.

— Отдавай ключи от машины. Ты не имеешь права брать мои ключи, машину и уезжать. У тебя нет прав! У тебя что, много денег? Или с башкой проблемы?

— Слушайте, ребята. Вы поговорите, а я пойду. Ладно? — Я поднялась со стула.

— Сиди, Рит. Ты мне нужна. — Людка потянула меня за рукав вниз.

— Оставайся, — разрешил и Влад. — То, что у нее с башкой проблемы, известно, думаю, уже всем.

— Влад, я вспылила, извини, пожалуйста, — тихо произнесла моя подруга. — Ключи лежат дома, а машина... она в ремонте.

— Что?! Что ты с ней сделала?! Ты ваще знаешь, сколько эта тачка стоит?

— Ну, там не много. Только маленькая вмятина на задней правой двери. Я оплачу весь ремонт, правда.

— Ты просто истеричка. Одно дело, что ты меня застукала. Но, извини, угонять и портить чужую собственность — это просто предел. Ты реально неадекватная.

— Да перестань ты меня обзывать! Все! Мы расстались! Я поменяла тебе дверь! Машина как новая! Ключи сегодня заберешь! Все! Не хочу тебя видеть! — Она вскочила и быстро направилась к выходу, бросив мне: — Ритка, положи тыщу, пойдем отсюда.

Я посмотрела в горевшие от злости глаза Влада, извиняясь, скривила рот, положила тысячу на стол и побежала за Людкой.

Учеба

Опять настало утро. Как надоело ежедневно осознавать, что звонит будильник, что надо встать, умыться, одеться. И так каждое божье утро, триста шестьдесят пять дней в году, на протяжении семидесяти лет адекватного сознания. За свою жизнь мы проделываем один и тот же набор действий двадцать пять с половиной тысяч раз! Конечно, иногда это происходит раньше или позже, быстрее или медленнее, но можно же отточить все действия и добиться минимальных затрат за какие-то недели! Жаль, что утренний расслабленный мозг не способен просчитать все свои потребности и сократить промежутки между процедурами. А сколько времени требуется на подбор одежды! В зависимости от настроения, погоды, цвета глаз или линз, наконец. Как наскучило это ежедневное стремление к совершенству и как бесит ежеутренняя тряска в развалюхах частников...

Опять попался недовольный жизнью водила. Скоро у меня на них выработается иммунитет или я стану лучшим другом всех продавцов на рынке...

Я приехала пораньше, спокойно прошла к указанной аудитории и поздоровалась с одногруппниками:

— Привет, Максик! Приветик, Полин! Эй, Костян, иди здороваться! Людка, прикрой окно, а? Будь другом!

У нас так принято. Это целый культ. Здороваться надо с каждым, соблюдая при этом одинаковую интонацию. Смысл сего деяния кроется, на мой взгляд, в подражании американцам, у которых нет настоящих друзей, прошедших вместе огонь и медные трубы, но зато много приятелей. Что ж, рада за них. Но у нас в России подобная этика не работает! Получается какой-то фарс: каждое утро я мило целуюсь в щечку со своими подругами, с друзьями, с вонючей старостой, которая всех закладывает, с теми, кто сидит на первом ряду на любом семинаре и лекциях — ботаны нашей группы самые больные на голову и самоотверженные люди на всем потоке! Честь им и хвала! Ну и здороваюсь с остальными знакомыми — кого презираю и кем восхищаюсь, кого стесняюсь и кем горжусь. Не правда ли, это сплошное лицемерие?!

На мое замечание о духоте я слышу отчаянный крик из другого угла аудитории:

— Нет! Не закрывайте окно! Щас у нас будет новый предмет! Самая вонючая тетка во всем институте!

— Это как? Она что, реально воняет?

Народ начинает суетиться. Все заинтригованы, как может выглядеть женщиной преподаватель, от которой отвратительно несет.

— Ну да, каких-то цыганских кровей. Несмотря на свои сорок пять лет, ходит в одной и той же кофте и юбке весь сезон, живет с мамой, моется, наверное, раз в месяц. Это ад!

— Что, как бомж? А откуда ты столько знаешь?

— В параллельной группе она вчера вела семинар. Так они нас сразу предупредили, чтобы мы подальше от нее садились. И чтобы не выходили к доске отвечать, а то задохнуться можно.

Как раз в эту секунду дверь осторожно отворилась, и в проем просунулась женская голова с длинной черной косой с проседью. Голова повернулась к группе, и все увидели золотозубый оскал. Видимо, сообразив, что нашла свою группу, женщина мощно распахнула дверь и вплыла в кабинет — такая большая, одетая в длинную юбку и широкую удлиненную блузку, вся задрапированная цветными платками. Вспомнился мультфильм о бременских музыкантах и песенка «Дайте, что ли, карты в руки, погадать на короля!»

— Добрый день, ребятки! Сегодня у вас начинается новый предмет — теория экономических учений. А почему половины людей нету? Ну ладно. Мы составим список и отдадим его секретарю деканата, Зинаиде Николаевне. А где журнал?

Боже, сколько вопросов за одну минуту. На какой отвечать? Как объяснить, почему не пришла половина? Они ведь просто побоялись задохнуться...

Народ засуетился. Студенческая этика не позволяет выдавать отсутствующих. Это знают все, кроме старосты, а ее самой нет.

— Журнал у старосты, — мы ответили почти честно. На самом деле он лежал в деканате, но лучше его не приносить и избежать пофамильной переписи. Добродетель же всегда возвращается.

— А где же староста?

— С утра позвонила и сказала, что заболела. — Снова почти честно.

— А кто заместитель старосты?

— Вы знаете, он работает, поэтому иногда не приходит. В деканате об этом знают.

— Ах, вот оно как. Ну тогда вы, девушка, составите мне список присутствующих.

Цыганка указала большим и толстым, как сарделька, пальцем на Карину, которая сидела вроде и на первом ряду, но всегда как-то сбоку. Видимо, она еще не определилась с принадлежностью к ботанам или к симулирующим учебную деятельность, то есть обитателям со второго ряда.

— Хорошо, — со вздохом ответила она, расстроившись, что придется взять на себя тяжкую карательную миссию.

— И не мухлевать! Я вас в конце пересчитаю! — Натянутая и далеко не приятная улыбка исказила рот преподавателя.

Кажется, после этой фразы она разозлилась, поскольку последовал выброс из ее потовых желез, и в воздухе повисла тяжелая аура грязной, немытой кожи, потных носков и какой-то кислоты. Лица студентов исказились.

Ей, наверное, полегчало и она подобрела:

— Ребятки, а что же вы так далеко отсели? Вам же ничего не будет видно! И, пожалуйста, закройте окно.

Стало страшно. Аромат, о котором нас предупреждали, уже успел прочно засесть в носу. Еще большая газовая атака стала бы нестерпимой для тех, кто сидел ближе всех, и для особенно чувствительных девушек. Настал момент скрытой паники. В каждом боролись равноценные рефлексы: врожденный — убежать отсюда на фиг! — и приобретенный — по этикету не положено обращать внимания на физические отклонения собеседника. Какие же мы все воспитанные, аж тошно.

— Нам душно! — раздался крик чьей-то задыхающейся души.

— Ой, ну что же вы, давайте тогда откроем дверь.

Карина встала, чтобы открыть дверь, а заодно прогуляться и позавтракать, поэтому спросила:

— А можно выйти?

Преподаватель демонстративно посмотрела на затертые часы и кивнула.

— И принеси мне булочку с изюмом! — шепнул кто-то с задней парты.

Преподаватель поняла, что расслабленное состояние публики не слишком располагает к ознакомлению с таким жизненно важным предметом, как теория экономических учений.

— Начнем. Кто хочет пойти к доске?

Тишина.

— Ну хорошо, кому надо исправить оценку?

Снова тишина и опущенные головы.

— Ну, тогда пойдем по списку.

Нездоровое движение на задних рядах.

— Иванцова! Пожалуйста, берите маркер и выходите.

Маша Иванцова, охарактеризуем ее как модницу, но при этом с предпоследней парты, поняла, что надо срочно что-то делать. Наилучший способ избежать расправы, по особому студенческому пониманию, это прикинуться больной, морально или физически.

— Я не могу. У меня ноги болят. Можно я с места? — И шепотом обратилась к соседу по парте, а также к сидящему перед ней Косте: — Открывай учебник, Макс! Костя, расправь плечи!

— Ну странно, конечно, — протянула преподаватель, — отвечайте сидя, раз так. Только я вас что-то плохо вижу...

Иванцова отвечала до конца пары. Она заикалась, кряхтела и несла всякий бред, получала наводящие вопросы, вплоть до «И все же, экономическая теория развивалась не очень равномерно, да?», и не могла на них ответить. Как ни странно, это не помешало ей на перемене стоять в кругу самых умных и продвинутых студентов. Правда, со второго и третьего курсов.

Мы с Людкой пошли в кафешку. Не хотелось ни этого поганого чая, ни сдобных булок, ни даже отложенных специально для нас фруктов. Просто обычно именно около кафетерия собирается народ. Все стоят, забивают проход и создают очередь, но при этом просто чешут языками или здороваются, дотягиваясь друг до друга через несколько голов. А если не поцеловать кого-то или хотя бы не объяснить причину, почему ты не можешь поцеловать (простуда, нехватка времени и т.д.), то это вызовет обиду. Вот такая странная традиция известного института международных отношений, да и наверняка не только его.

Я с большим трудом привыкаю к своеобразным правилам этого заведения. За перемену надо успеть перездороваться как можно с большим количеством людей, подойти к тем группам, где стоит хотя бы один знакомый человек, который должен представить тебе своих собеседников. Чем больше знакомых, тем лучше. Это считается крутостью (не путайте с общительностью). А еще по заведенному странному этикету не положено подходить и самостоятельно знакомиться с интересующим тебя человеком. Считается дурным тоном. Нужно, чтобы вас представили друг другу, хотя почти никогда не помнишь, через кого ты познакомился с ним. Да и к чему хранить в голове всякую ненужную информацию? Зато всегда шокирует, когда в городе или в клубешнике на тебя набрасывается какая-нибудь пьяная морда, называет по имени и расспрашивает про твоих друзей, а тебе это лицо ровным счетом ни о чем не говорит.

Началась новая пара. Мы намеренно опаздывали, уж очень не хотелось идти на английский. Нам выдали старинный учебник с глубокими советскими корнями, а руководила сим предметом странноватая женщина, явно мечтавшая когда-то поступать в Гнесинку. Сначала нас занимало то, как проходила эта пара. Преподаватель открывала рот со звонком и закрывала его где-то посередине перемены. Она рассказывала про то, как накануне долго и при помощи всего персонала магазина выбирала помаду под цвет... лица (интересно, как в тот момент на нее смотрели окружающие) и в итоге огорченно доставала две помады, купленные вчера. Дальше следовало голосование, кто какую помаду считает более подходящей. Все начинали детально рассматривать ее уже не молодое лицо с первыми признаками дряблости. Такое внимание, разумеется, льстило прекрасной женщине возраста, лет десять назад называвшегося бальзаковским. Вылупленные на нее пять пар глаз (мы по очереди ходили в этот цирк, чтобы не тратить попусту свое время, и, по-моему, она так никогда об этом и не догадалась) приводили ее в такой экстаз, что она начинала петь. Что-то про алые губки, если не ошибаюсь. По ней плакало музыкальное училище. Образ менялся на каждой паре. Песни были то пронзительными и грустными, то веселыми. Народ забавлялся, а она думала, что является самым заботливым преподавателем из всех. Она жалела, что мы, такие молодые, должны забивать головушку всякой белибердой (английский язык в ее понимании был белибердой).

Мы с Людкой переглянулись и попросились выйти покурить. Интересно, наверное, из-за таких преподавателей сложили вековую шутку про МГИМО.

Встречаются в Лондоне два дипломата. Один из них спрашивает, который час:

— Экскьюз ми, сэр! Хау мач вотч? (Извините, сэр! Сколько часов?)

— Сэвен ватч. (Семь часов.)

— Сач мач? (Так много?)

— Ту хум хау. (Кому как.)

— Финишд Москау МГИМО? (Окончили московский МГИМО?)

— Аск! (Спрашиваете!)

Мы сели на диванчик, углубились в мобильные телефоны (как и положено ярким представительницам поколения большого пальца правой руки) и просто наслаждались тишиной. Слышалось лишь простуженное дыхание Людки, да звук ударов ее длинных розовых ногтей о клавиши телефона. Потрясающая способность печатать эсэмэски не глядя, да еще со скоростью триста ударов в минуту! (Небольшие калькуляции на тетрадке по английскому помогли мне рассчитать эту баснословную величину.)

Тут в конце коридора появился Марат. Он шел быстрым шагом, и его черное длинное кашемировое пальто развевалось, как у Уэсли Снайпса в фильме «Блэйд», ну или как у Бэтмена, когда он спасает очередную красотку, висящую на одной руке на фасаде небоскреба. Марат поцеловал нас (не без этого), извинился, что не может остаться поболтать, так как спешит сдать важную работу, и умчался дальше.

— Слушай, Людка, давай-ка начистоту: у вас что-то было?

— А у вас?

— Ты первая. Я тебя опередила с вопросом.

— Знаешь, не. Мне некогда было заниматься нашим спором: то с Владом развод, то с родителями скандалы... Тем более что твои джинсы уже стали рухлядью — сколько раз ты в них красовалась?

Да, отрицать не стану. Я старалась надевать их почаще, предчувствуя скорое расставание с этим уникальным экземпляром (минус два килограмма за две минуты! Главное — застегнуть!). Кстати, не рухлядью, а раритетом. Джинсы всегда должны быть немного потертыми, это придает им шарм и сексуальность. Уж кто-кто, а Роберто, Доминико, Стефано и прочие почитатели женской красоты в этом знают толк. Хотя с Доминико и Стефано я, наверное, погорячилась. Они, скорее, разбираются в мужской красоте...

— Ну а ты, Рит? Я знаю, что ты была у него дома.

— Да это все фигня. Он устроил там вечеринку, и ему было не до меня. Жаль, конечно. А вы ведь с ним тоже пару раз встречались?

— Марат помогал мне по одному делу.

Я удивленно посмотрела на подругу. По какому такому делу? Машину Влада она чинила уже после этого...

Прочтя в моих глазах немой вопрос, Людка промямлила:

— Ну не знаю, как тебе и сказать.

— Давай, не тяни. Скажи прямо и можешь даже по-русски!

— Я занималась у его бывшей девушки стриптизом.

— И что этого стесняться? Щас во всех спортклубах предлагают данный «вид спорта». По-моему, это мегакруто!

Со следующей недели я начала ходить на стриптиз вместе с Людкой. Вела занятия бывшая девушка Марата. Красавица Тина встречалась с ним, еще будучи школьницей, а когда оба осознали, что их отношения затерлись и превратились в приятную привычку, расстались друзьями. Как я ценю людей, которые умеют отпускать без душевной травмы, без круглосуточного рева в ванне, без токсикомании его последними духами и обжорства шоколадом... Это гениально, как и все простое, и все же непостижимо. Неужели я такая сентиментальная? Или же просто иду не в ногу со временем? Ведь получается, что если нет боли от расставания, значит, это не любовь? (Признаюсь, меня всегда интересовали теории мужских журналов, где специально для кубического мозга сильного пола дается структуризация отношений с противоположным полом, деление их на категории и подвиды.) Это уже не Ромео и Джульетта, а взаимосвязь типа «хомо сапиенс мужского пола ищет сожительницу для продолжения рода».

Тина училась в «Вышке» (Высшей школе экономики) и не собиралась работать с девяти до восемнадцати даже по специальности, поскольку ни в чем не нуждалась. Она была заядлой тусовщицей, душой преимущественно мужской компании и постоянно по полной пьяни зажигала на дискотеках. В клубной тусовке к ней однажды подошла девушка и, отметив отличную пластику Тины, сказала, что преподает стриптиз и набирает новую группу. Проносив в своей сумочке полученную визитку, Тина долго не могла вспомнить, откуда ее взяла. В итоге подумала, что ее подбросил какой-нибудь страдающий от одиночества иностранный бизнесмен, и чуть было не выкинула ее. Затем все же решила проверить, что это за бизнесмен, который представляется «Лейла. Стриптиз. +7926...», и позвонила.

Мысленно она оправдывала себя тем, что все навыки, полученные именно таким диковатым способом, греют душу до самой смерти: это хранится в глубине сознания как безбашенный поступок молодости. Тина представила себя сидящей в кресле-качалке перед камином, завернутой в клетчатый плед, с незаконченным вязанием на коленях и непременными атрибутами успешной женщины на пенсии: бокалом коньяка и сигаретой.

После долгих разъяснительных разговоров Тина уговорила свою маму соорудить в комнате некий шест-трансформер, который благодаря гениальной инженерной и дизайнерской мысли маминого любовника превращался из раздевалки в полноценный, пусть и с небольшим подиумом, крепкий шест (верхушка раздевалки снималась, палка удлинялась и упиралась в потолок). В подиуме в это время хранились съемные детали. Подобный камуфляж предназначался в первую очередь для папы, его бизнес-гостей и явно устаревшего жизненного восприятия родственников. Никто этого не видел, но Тина была уверена, что шест также заинтересовал и ее маму.

Итак, талантливая студентка Тина обучала стриптизу, принимала участие в мастер-классах, иногда для разнообразия танцевала в клубах и совершенно серьезно считала свое занятие лучшим видом спорта. Ее фигура, действительно очень подтянутая, руки рельефные, живот плоский, только под коленями образовались синяки из-за резких захватов железа. Но Тину это не смущало. Тональный крем со светоотражающими частицами легко убирал этот недостаток.

Интересно, что Марат реально восхищался своей подругой. Он считал ее гениальной, красивой, умной, доброй, часто ходил на ее выступления и вел себя как заядлый поклонник. Единственное, чего он не позволял себе, это дотрагиваться до нее, что означало бы нечто большее, чем дружеская любовь. А подобное непозволительно для Марата: несмотря на все теплые чувства, стриптизерша не могла быть его девушкой. Все, точка. Эта тема закрыта. Последующим пассиям приходилось мириться с его дружбой на грани эйфории, отпускать любимого в клуб, иногда даже сопровождая его. Это сущность Марата — балансирование на грани добра и зла, отеческих чувств и щекочущего адреналина в крови.

Занятия проходили весьма органично. Людка даже согласилась повторить весь курс вместе со мной, обосновав это тем, что многое уже усвоилось в ее голове, и теперь надо набить руку (или что там еще). На занятия мы приносили с собой некое подобие формы: короткие блестящие платья (Люда выбрала серебристое, а я золотистое) и босоножки на высоком каблуке. Комната Тины являлась почти идеальной площадкой для занятий: вокруг шеста было свободное место диаметром два метра, а напротив висело огромное, во всю стену, зеркало. Странно, если бы я оказалась на месте ее папы, я бы сразу все просекла. Но мужчины — это другой мир. К сожалению, Пушкина и Лермонтова, которые тонко чувствовали намеки и порывы женской души, сменили твердолобые коммерсанты. А те, кто еще способны на глубину чувств, кто может безумно влюбиться в некрасивую девушку с ярким духовным миром, ходят в коже и режут себе вены в подъездах под музыку группы «Сплин».

Тина начинала занятия с «легкой» разминки: немного надо было походить по-кошачьи, на коленях, при этом насколько возможно прогибая спину; растяжки; мостики; наклоны; бег на месте с гантелями; хореография — итого минут на сорок.

— Руки не роняем! — командовала она. — Держим торс ровно! Попу слегка назад! Ноги выше! Вы сюда отдыхать пришли?! Рита, ты же женщина! Почему у тебя руки из жопы растут?

Ну а потом Тина показывала новые упражнения и обучала нас построению композиции: кручение на шесте, болезненное запрыгивание на него, когда за полсекунды надо идеально сгруппироваться, иначе удар лбом о железо гарантирован. Подтягивания на шесте — это то же самое, что на канате, только упираешься на каблуки и получаешь жуткие мозоли на ладонях. Также мы терпели множество других мучений ради красоты пластики и мимолетного внимания мужчин. После двухчасовой тренировки мы выползали выжатые как лимон, все в синяках, с лихорадочным красным румянцем на щеках от напряжения. Кажется, прошла вечность, но мы научились танцевать две одиночные композиции по три минуты каждая и одну парную! Парная давалась нам особенно тяжело: постоянно каблуки застревали в чужом платье, царапали ноги и не поддавались контролю их обладательницы.

Основной курс длился месяц, по три раза в неделю. Мой спортзал отошел на второй план. Но зато когда я вернулась, как блудная овечка, к своему тренеру, он ревниво пощупал мои руки, пресс и поинтересовался: «У тебя появился хороший любовник или как?»

Верх похвалы из его уст, это точно.

Получение прав

В моем возрасте (в восемнадцать лет и два месяца) все только и долдонили, что об автомобилях и о сдаче экзаменов на права. Большинство решали этот вопрос просто и комфортно: они доканывали родителей просьбами о машине. В итоге чаще всего становились обладателями маминого красного седана, который она старательно подбирала под цвет любимой губной помады и любвеобильно набивала плюшевыми талисманчиками. При этом почти все парни мечтают о спортивном и стильном купе синего или черного цвета, жаждут поменять глушитель и превратить свою тачку в одну из тех, которые наматывали круги вокруг вуза, пугая прохожих.

Чаще везло девушкам: их родители не придерживались мнения, что первую машину можно разбить, поэтому надо подобрать такую, чтобы не было жалко. Они считали, что подобным образом можно отбить у доченьки желание к автовождению. И кто же тогда будет на старости лет возить их в поликлинику? Поэтому девушкам покупали малогабаритки в зависимости от возможностей и потребностей, но всегда новенькие, чистенькие и с приятным заводским запахом пластика внутри.

Мальчики рыдали где-то в самой глубине души, ведь мир менялся на корню — девочкам было дозволено кататься на темно-синем «мерседесе» С-класса, потому что машинка маленькая, а им требовалось откатать мамин вишневый «фольксваген пассат», похожий на семейный автомобиль. И это еще не самое худшее. Худший вариант оказался у меня. Моим родителям было все равно, что я по законодательству уже имею право на собственность и на вождение автомобиля, так почему бы не соединить приятное с очень приятным? Нет! Они даже не подумали, что за столько лет раболепства перед ними я в конце концов заслужила этот предмет, который позволит мне не рисковать каждый день жизнью, ловя частников.

Может, они просто забыли, что мне восемнадцать лет?! Это возможно. Зная их, я даже могу рассматривать забывчивость как версию, которая их извинит. Родители ведь действительно каждый раз, когда задумываются обо мне, сопоставляют какие-то даты своей жизни и после небольшого спора высчитывают год моего рождения, а затем уже при помощи простой арифметики устанавливают мой возраст.

Итак, родители меня отшили. Сказали, что я еще слишком молодая, что это опасно. И что им некогда заниматься автомобилем, а я сама не справлюсь. И потом они наговорили еще много другой ерунды, которая только подтвердила мое предположение о том, что они меня не знают ни капли, словно совершенно посторонние люди.

Но мне не стало грустно! Зачем грустить, когда я и так все знала заранее? Зато я смогла надавить на жалость и заставила их поднять сумму, предназначенную на такси.

Может, нанять водителя? Размещу объявление в «Из рук в руки», что требуется водитель с машиной, установлю зарплату, поспрашиваю у ребят, у кого кто сколько получает... Родители все равно не узнают. А я смогу ходить в чистой обуви, не таскаться со спортивной сумкой и всегда одеваться чуть полегче, чем позволяет погода, благодаря тому, что перестану мерзнуть, голосуя на дороге.

Как бы там ни было, мне в первую очередь надо получить права, иначе я стану всеобщим позорищем.

Что касается прав, то здесь тоже есть свои методы. Например, после того как машина заказана, слезно умолять родителей помочь со сдачей экзаменов в ГИБДД, обязуясь пройти все занятия в автошколе, отзаниматься с инструктором и познать азы механической коробки передач. Особо отважные даже соглашаются попробовать сдать экзамен самостоятельно, хотя бы один раз. В большинстве случаев, скажу честно, никто эти курсы и экзамены не посещает. Зато в кошельке появляется пара тысяч дополнительных рублей, которые можно истратить на любовь: парням куда-нибудь пригласить девушку, а девушкам — прикупить новенькое платьице или сходить в салон на пару часиков.

Пусть родители не огорчаются и не бьются лбом о стену, но в каждой тусе имеется и выход на того, кто знает кого-то, чей отец имеет выходы на ГИБДД. Это правда жизни. Дорогие родители, как бы вы ни старались обучить своих дочек водить машину так, чтобы о них не складывали анекдоты, это невозможно. Всего лишь за стоимость нового модного аксессуара от Gucci девушка может освободить себя от занятий, которые отвлекают ее от спортзала. За четыреста баксов она договорится и закажет права с доставкой на дом, главное — сфотографироваться. За нее заполнят фиктивную медицинскую справку, экзаменационную карточку и зарегистрируют документ. Все легально, только плати.

Россия — страна великих возможностей за небольшие деньги, за это я ее особенно обожаю. Согласитесь, в России всегда можно хорошо потусить по клубам, оплатив молчание охранников, покурить летом в кабриолете нового молодого человека, а потом отблагодарить милицию за понимание. Это просто невероятно, что фотографии пьяной знаменитой молодежи, как, например, Пэрис Хилтон или Линдсей Лохан, опубликовываются на следующий день во всей желтой прессе! Разве можно себе представить, чтобы у нас Ксюша Собчак не могла бы проследить выпуск подобной фотографии или Ульяна Цейтлина позволила бы разместить в Интернете свою фотографию с синяками на ногах и с чуть приоткрытыми пьяными глазами. А потом все в мире твердят, что у нас информация по стране идет сквозь призму цензуры, да еще и замедленными темпами. На самом деле у нас не государство выступает в роли цензора, а отдельные заинтересованные лица. Просто мы об этом не трубим. Мы живем в России, поэтому прикрываем себе подобных и стоим друг за друга горой. Этому нас научило общее советское прошлое, когда один за всех и все за одного, когда мы все — единый оплот коммунизма. Все мы родом из детства, не так ли? А детство пришлось на советские времена.

Мы с Людкой, когда обсуждали способ получения прав, решили идти по накатанной схеме. Но поскольку у меня день рождения в октябре, а у Людки — на несколько месяцев позже, я стала первооткрывательницей. Правда, сначала сомневалась, нужны ли мне вообще права. Машины же пока нет. Но когда она появится, а она точно появится, у меня уже будет стаж. Пассивный стаж, но все же. А вдруг года через три мне приспичит где-нибудь в Европе взять машину напрокат? И что? У меня не будет стажа, и затея лопнет!

Да, кстати, я ведь даже могу аргументировать покупку машины тем самым, что у меня уже есть права, я катаюсь на чьей-то машине, и мне это безумно нравится! Словом, соберу фото- и видеоматериалы для мамочки и папочки и смонтирую видеоролик с добавлением логических схем и таблиц с обоснованиями острой необходимости данного средства передвижения. Ну а пока поднакоплю деньжат и буду искать в Интернете личного водителя.

Итак, через пару недель после моего дня рождения, после того как пришла в себя и осознала, что отныне я — полноправный гражданин Российской Федерации, я стала пронюхивать, кто тот самый крючок в нашей тусе. Все оказалось намного сложнее, чем я думала.

В туалете мне удалось подслушать разговор, что какой-то парень с четвертого курса делает для мелких (то есть для первого и второго курса) права без обращения в ГИБДД. Девочки курили, обсуждали, кто с кем мутит, кто как крутится (у нас же модно быть кем-то, а не просто тенью папы), и вдруг стали болтать о правах. Одна рассказала, что ее в прошлые выходные окружили менты за то, что она не остановилась на посту в пять утра, когда на ощупь ехала домой после тусы. В общем, прав ее лишили. Но ее папа всегда говорил: «Лучше права отдать сейчас этим лахудрам на постах, а потом спокойненько сходить попить коньячку и потрындеть о жизни с генералом ГИБДД ну или хотя бы с полковником, чтобы также спокойненько и с извинениями рядовой доставил бы твои права на дом на следующий день или через день, если вклинились выходные».

Наверное, у нее папа — эдакий дон Корлеоне, такой же спокойный, хладнокровный любящий отец. Повезло же ей: родители рекомендуют, как себя вести. А я должна подслушивать правила поведения в обществе, к которому принадлежу. Если бы не ежемесячные денежные поступления на кредитку и не телефонные разговоры с мамой, начинающиеся, как правило, со слов «ой, кажется, у тебя уже там ночь, извини, малышка», то я считала бы себя круглой сиротой. Наверное, с такой биографией и внешностью, данной мне от природы, я могла бы многого добиться в Голливуде. Кстати, и водительский стаж пригодится.

Так, кого же я знаю с четвертого? В голове промелькнула пара лиц. Одни мужчины. Неплохо. А с кем я могу вступить в доверительные отношения? В смысле кому могу доверять? Правильно, Марату!

Чтобы не помешать чему-нибудь важному, за что на меня потом можно будет обидеться, я написала эсэмэску: «Неу! Davno ne obschalis! U menya est delovoj razgovorchik. Please, pozvoni, kogda smozhesh».

Сообщение отправлено. На дисплее телефона появилась хорошо знакомая всем картинка: конверт с текстом захлопнулся, у него выросли крылья, и он улетел в правый верхний угол. Лети, конверт, и поскорее возвращайся с ответом! Э-ге-ге!

Полет собственных мыслей меня иногда поражает: такая белиберда в голову лезет, аж страшно за себя становится. Честно.

Проходит час бесцельного брожения по квартире с постоянными нападениями на содержимое холодильника, и меня отрывает от банановых чипсов сигнал оповещения. Ура! Кто-то прислал эсэмэску. Надеюсь, что это он. Я подбегаю к телефону, открываю сообщение и читаю: «Balans vashevo scheta sostavlyaet 0,47 usd. Vo izbehanie otkluchenia rekomenduem oplatit uslugi operatora».

Блин, это же надо! Такой облом! Теперь надо одеваться, выходить из дома и плестись в супермаркет. А мне совершенно неохота. На улице так холодно, слякотно, грязно, что просто хочется налить себе бокальчик вина и уткнуться в картинки на экране. Но вдруг мне позвонит кто-то важный? Тот же Марат захочет обсудить мои проблемы по телефону?

Я натягиваю джинсы, розовый свитер в полосочку, который мне когда-то подарила мама, и выхожу из дома. Консьерж пытливым взглядом анализирует мой внешний вид и записывает в блокнотик: «Среда, 9 ноября, 17.20. Вышла в повседневной одежде».

Я шлепаю по лужам к светящейся вывеске «Универмаг», как мотылек, летящий к лампочке Ильича, и думаю, что если Марат позвонит и скажет, что он понятия не имеет, кто у них промышляет автодокументацией, то я даже сослаться не смогу на тех девчонок из туалета, потому что не видела их лиц. Шанс будет упущен, и придется переплачивать кому-нибудь постороннему. А так, блин, не хочется... Уж лучше всучить бабло Марату, посмотреть ему глубоко в глаза... И он (или кто-то из его потока) все сделает, как надо.

В универмаге, как всегда, полно народу. У рекламных стоек презентуют нарезку без содержания сои, какие-то напитки, булочки с кунжутом. В общем, если задаться целью, голодным не уйдешь. Если бы не охранник, местные бомжи отсюда бы не вылезали. Раз в нашем универмаге постоянно проводятся рекламные акции, значит, мы очень ценная для этих компаний целевая аудитория. Следовательно, можно радоваться тому, что принадлежишь к касте избранных. На самом деле цены здесь завышены и поэтому те, кто тут отоваривается, считаются потребителями выше среднего класса, легко меняющими предпочитаемые бренды. Таковы законы маркетинга рыночной экономики.

Проходя мимо стеллажей и полок, я механически набираю всякой ерунды: йогурт, мандарины, журнал «ELLE», чулки, сигареты и две упаковки жвачки, так как Женя, наша экономка, не должна знать, что это я курю на балконе, а не Людка, как я ее убеждаю.

На кассе все тот же заученный вопрос про «карточку постоянного клиента», на который я уже не отвечаю, а просто отрицательно мотаю головой. Какой-то дед подходит и начинает мурлыкать про мой очаровательный и невинный хвостик на голове, пытается засунуть свой нос в мои чистые волосы, собирает мои продукты в пакет. Извращенец. После того как он все собрал и я расплатилась, я повернулась к нему и фыркнула сквозь зубы: «Отвали, старый пердун». Мужик понял, что девушка вовсе не нимфетка и поэтому совсем не в его вкусе. Я прошла мимо, якобы случайно задев его локтем.

Мне сейчас не до всяких педофилов. Я пытаюсь организовать себе вес в обществе. Вы вообще имеете представление, как почитаются у нас в институте те, кто может похвастаться своей трудно узнаваемой рожей на фотографии с водительского удостоверения? И неужели потому, что мне не звонит Марат, я должна страдать?

Мои агрессивные размышления прервал телефонный звонок. Марат. Ну наконец-то. Видимо, он был очень занят.

— Привет, бляндинка!

— И тебе того же. С каких это пор ты позволяешь себе подобную манеру общения с девушками, а?

На самом деле я вовсе не обиделась на такое сравнение. Как-никак, оно звучит прикольно. Но надо показать, что ты не позволяешь подобного тона, чтобы ошарашить парня (что значит привлечь внимание и почти влюбить) и поставить его на место (заставить уважать и почти влюбить). Конечно, теория всегда остается теорией, и все зависит от личности завоевываемого объекта. Марат — из бывалых и поэтому стойких бойцов, с ним посложнее. Вот когда я стану нянчить внуков и будет скучно, напишу учебник по соблазнению.

— Да ладно тебе, Ритка. Что там у тебя стряслось? Что за дело такое?

Я начала объяснять Марату все по порядку:

— Помнишь, у меня был день рождения три недели назад? Мне исполнилось восемнадцать. Теперь я — нормальный гражданин России и...

— И тебе нужны права и машина. Это понятно. Только что ты хочешь от меня?

Тупой вопрос. Желательно и то и другое.

— Я слышала, что у вас на четвертом кто-то делает права. Ты знаешь, к кому мне обратиться?

Марат задумался. Я ожидала, что он мне сейчас скажет что-то наподобие: «А ты представляешь, сколько у нас разных деканатов и групп? Как я могу найти иголку в стогу сена?» Но Марат молчал, и я стала волноваться.

— Ты что там, заснул?

— Нет, тупица. Я просматриваю список контактов в телефоне. У меня он где-то был записан. Он мне тоже как-то права восстанавливал. За пьянку. Кажется, его зовут... Блин, как же его зовут? Я щас узнаю и перезвоню.

В трубке раздались короткие гудки. Ну вот. Опять неведение и тишина. Радует одно — он знает, кто это делает. Интересно, а его в тюрягу не могут посадить? Думаю, нет. Он же не подделывает ничего, кроме справки и экзаменационной карточки. Впрочем, надо поинтересоваться. А то вдруг я ему деньги отдам, а его загребут? Нехорошо получится...

Я дошла до дома и открыла входную дверь. Консьерж разговаривал с уборщицей. Как только я прошла мимо, он помчался к блокноту и внес дополнение: «Ходила за продуктами».

Интересно, что он написал, когда на мой день рождения пришли два стриптизера в ковбойской одежде?

Я, конечно, могла бы наладить с ним отношения: покурить пару раз, пригласить на коктейльчик, и тогда он стал бы двойным агентом. Но мое презрение к слежке оказалось сильнее: не могу общаться с человеком, чье расположение можно купить. Это значит, что он — не личность, ничего собой не представляет и посему является продуктом побочного производства. Или браком, если судить строже.

Не знаю, сколько времени я провела в мучительном ожидании звонка, но мне показалось, прошла вечность. Наконец эта скотина (все мы животные в какой-то мере, не правда ли?) соизволила набрать мой номер.

— Але!

— Так, Ритка, зовут его Стас. Он из второй группы политологии. Нормальный парень, но на учебу ходит редко. Он берет, как и все, четыреста баксов. Я тебе щас скину по эсэмэски его номер.

— Марат?!

— Ну что?

— А его за это не могут посадить в тюрьму? Не получится так, что он возьмет бабки и сядет?

— Думаю, нет. У него там тетя рулит и помогает племяннику заработать на мелкие расходы.

— А, тогда понятно. Марат?

— Ну что ты?

— А ты мне дашь свою машину покататься? Мне же нужно тренироваться в вождении.

— Знаешь, дорогая, поскольку я до мельчайших подробностей знаю, как ты будешь получать права, думаю, что нет.

На этом наш разговор закончился. Меня послали с машиной, зато дали заветный номер телефона.

Блин, в этом месяце сплошные затраты: на права, на курсы автовождения, на водителя... А что если нанять водителя, который меня иногда будет пускать за руль? Ладно, подумаю об этом позже.

Я дождалась волшебного номера по эсэмэске и тут же его набрала. Гудки показались вечностью. От стресса я даже начала грызть карандаш, который приготовила для записей.

Уже когда я собиралась класть трубку, мне ответил жесткий молодой бас:

— Вас слушают.

— Добрый вечер, э... это Стас?

— Да.

— Привет, Стас. Меня зовут Рита, я учусь на международной экономике, на первом курсе (я тараторю, и голос у меня получается каким-то детским и тупым). Мне необходима помощь при получении ВУ.

— Чего? Водительского удостоверения? Права тебе, что ль, нужны, да?

Ну, блин, как хочешь. Если решил в открытую и тебя прослушивают, то я — обманутый клиент. Я смогла обуздать свой голос и выдала:

— Да, мне нужны права. За сколько ты их делаешь, по времени и деньгам?

— Ты ведь еще не водила никогда, так? Значит, тебя еще нет в компьютере?

— Правильно.

— Ну, тогда пятьсот баксов — и через неделю они у тебя в конверте в почтовом ящике, или четыреста баксов — и ты ждешь месяц. Только в любом случае тебе нужно сделать фотографию с красным фоном. Уловила?

Что-то не сходится цена с той, которую мне называл Марат. Видимо, Стас подумал, что связался с лохушкой. Я твердо произнесла:

— Знаешь, Стас, я-то уловила, но цены у тебя не по прейскуранту. У всех четыреста и одна неделя, а у тебя, наверное, фантазия разыгралась и выдала эту фигню про месяц. Странно, да?

— Блин, раз ты очень умная, обращайся к тем, у кого такие тарифы. У меня и так дел по горло.

— Да? Ну тогда считай, что потерял клиента. Пойми, со мной не надо пятки лизать: моя история чиста, как твоя совесть (я выдала какой-то бред, но, кажется, он польщен. Один ноль в мою пользу). Тебе не надо в обезьянниках грехи замаливать, понимаешь, Стас?

Стас задумался. Мой любимый прием сработал! Я его удивила неожиданным поворотом, и он повелся.

— Ну ладно, я тобой займусь. Редко попадаются приятные клиенты, а тем более клиентки. Завтра принесешь мне копию всех страниц паспорта, фотографию три на четыре и деньги. Поняла? Встречаемся в двенадцать перед институтом. Я буду в синей куртке.

— Поняла. А что за куртка? Шедевр из новой коллекции Gucci?

— Не важно. До встречи.

Йес! Я сделала это! Я не просто нашла ту самую иглу в стоге сена, но еще и выбила скидку. Папа может мной гордиться, я — подрастающая бизнесвумен. Только он об этом никогда не узнает.

На следующий день я проснулась рано. Даже слишком. Будильник еще только-только собрался с силами, чтобы проорать мне на ухо свою раздражающую песенку, как я уже замахнулась, чтобы его заткнуть. Так всегда бывает: когда тебе кровь из носа надо быть где-то вовремя, ты просыпаешь, а когда все тихо — вскакиваешь раньше всех. Думаю, это связано с нашим подсознанием. Когда мы ощущаем важность предстоящего события, то всегда нервничаем. Мы так поглощены собой и своими переживаниями, что теряем бдительность, внимательность и бросаемся в пучину, после чего нас в худшем случае затягивает в воронку неприятностей. Когда же наоборот, день обещает быть расслабленным, мы просыпаемся в соответствии с ритмом жизни, к которому мозг подсознательно привык.

Я не спешила ни на лекции, ни на семинары. Я всего лишь должна была найти фотомастерскую, где бы согласились подобрать мне фон для фотографии, подходящий под автоправа мамы, опрометчиво забытые ею в сейфе родительской спальни. У меня даже осталось время на то, чтобы сходить на утреннюю пробежку в спортзал.

Ровно в назначенный час я стояла на лестнице у входа в институт и пожирала глазами синие куртки. Как это обычно бывает, я уже успела пару раз потерять надежду и обрести ее вновь, когда ко мне подошел невысокий темненький молодой человек в синей куртке, подозрительно осмотрел меня сверху донизу, словно я могла быть заслана службами по борьбе с коррупцией, демонстративно посмотрел на свои весьма неплохие часы и извинился за задержку. Нет, не за наглое опоздание на встречу с пунктуальной девушкой, а именно за задержку на пятнадцать минут. ОК. Не теряем самообладания. Мало ли что могло случиться.

— Как ты уже, наверное, поняла, меня зовут Стас.

— Очень приятно, — ответила я слегка недовольно. Нет, но он же должен понимать, о чем речь и что нельзя так опаздывать?

— Значит, Рита, так ведь? — (Я кивнула.) — Давай пройдем в мою машину и там все спокойно обсудим. Тут недалеко.

И что ты со мной сделаешь потом? Ну ладно, фиг с тобой. В машину так в машину. Надеюсь, что мои деньги тебе нужнее, чем я сама.

Мы прошли по диагонали через парковку и остановились около синей «тойоты короллы» такого же цвета, как и его пресловутая куртка. Как все подобрано! Молодец, Стас! Одеваешься в тон своей машине, что свидетельствует о твоей неимоверной любви к этой груде железа. Хорошо, что ты такой автолюбитель, то есть сможешь мне помогать разбираться с инспекторами, если я буду себя плохо вести за рулем.

Стас достал брелок сигнализации, раздался характерный писк, и мы сели в машину. Меня сразу поразила чистота. Ни пылинки, ни соринки, везде ароматизаторы для воздуха и только на заднем сиденье — спортивная сумка. Неплохо. Пока можно сделать вывод, что передо мной очень опрятный, правильный и деловой человек. Стас достал из своего портфеля какие-то бумаги и дал мне их в руки.

— Это что? — спросила я.

— Это, Риточка, твои документы. Они должны быть подписаны тобой вот этой ручкой. Давай мне копию паспорта и фотографии.

Я протянула папку.

— Там еще конверт внутри лежит. Смотри, не потеряй! — решила я пошутить.

Стас поднял на меня удивленные и слегка возмущенные глаза и заметил, что никогда ничего не теряет, особенно документы и конверты, после чего уткнулся в свой портфель. Через некоторое время он заметил:

— Думаю, что через неделю ты уже получишь свои права. Это обычный срок. Хочешь, я тебе сам наберу, когда все будет готово?

— Да, с удовольствием. — Я продиктовала свой номер телефона.

Стас извинился за то, что ему срочно надо ехать, и завел машину.

Я поняла намек, захлопнула дверь, и в голове мелькнула мысль, что я, дурочка такая, зря не взяла с него расписку о получении денег. А вдруг ему придется срочно уехать или просто-напросто захочется меня кинуть? Все бывает в этой жизни, как говорит папа, а я все никак этого не пойму.

Я медленно направилась ко входу. Странно, я ожидала от встречи чего-то неимоверного, особенного, ведь речь шла о моих автоправах, а тут... все просто, быстро, и спасибо, что хоть без пренебрежительного отношения. Впрочем, зря я себя накручиваю. Это всего лишь очередной документ, все равно как пойти в паспортный стол или в Сбербанк с кучкой квитанций — словом, повседневность и обыденность.

Ну и ладно. А для меня это все равно праздник. Хотя нет, праздник будет, когда я получу права через неделю. Надо обязательно отметить победу, но так, чтобы родители не знали, ведь они не слышали от меня ни слова об автошколе и об упорном труде за баранкой какой-нибудь «шестерки».

Остаток дня прошел весьма спокойно. Я даже посетила все оставшиеся лекции и семинар, поучаствовала в коллективной работе, полистала учебники и осталась довольна своей самоотверженностью и стремлением к учебе.

Сессия

Вот и настала ужасная, холодная и кажущаяся бесконечной зима. В институте стало модным обсуждать места для катания на лыжах. Все собираются в холлах и, предварительно начитавшись путеводителей, спорят о достоинствах и недостатках того или иного отеля в Санкт-Морице или Куршавелле, страдают понтизмом в отношении агрессивности своего катания и делятся впечатлениями о прошлогоднем отдыхе.

Сегодня мне как-то особенно захотелось абстрагироваться от всей этой фальши. На улице серо, мрачно, ярко блестят фонари и автомобильные фары. Я сижу дома, конечно же одна, и совершенно не расстраиваюсь по этому поводу. На заднем плане мелькают картинки музыкальной подборки MTV. Когда я дома, то всегда смотрю MTV. Мне же надо быть в курсе тенденций музыкального мейнстрима, знать, чем увлекается российская молодежь и почему она так сильно отличается от американской, ознакомиться с тупыми шутками Бивиса и Батхеда, чтобы вовремя оценить юмор какого-нибудь очередного ухажера и хотя бы улыбнуться в нужном месте, если он мне неинтересен. Если же он мне импонирует, я могу, даже невзирая на его суженый кругозор, посмеяться и закончить фразу. Парни млеют. Им так недостает внимания красивых девушек. Такое ощущение, что за переходный возраст они вобрали столько презрительных взглядов и выработали в себе столько комплексов, что им постоянно, до конца жизни, требуется психологическая помощь.

Бедные-бедные мужчины. Их беспомощность и их деспотизм — это, по сути, одно и то же, простая слабость, зашуганность женщинами и конкуренцией с другими мужчинами. Хотя, должна признаться, большинство русских женщин такие же. Они испытывают огромное влияние европейской культуры, которая навязывает образ нездоровой, худощавой, вытянутой, как сопля, особы с мускулистыми руками и огромной грудью. И бедняжки страдают и комплексуют, бегут в клиники эстетической хирургии, перекачивают жир из бедер в грудь и успокаиваются только после того, как находят себя более-менее схожей с фотографией Памелы Андерсон, висящей в полный рост рядом с зеркалом. Зачем этот бред?

По MTV как раз идет передача про то, кто из знаменитостей сколько тратит на одежду. Перевод американской версии рассчитан на среднестатистического американца, живущего в полупустыне где-то между автозаправкой и «Макдональдсом», одевающегося в Валмарте исключительно в майки и шорты размера XXL. Как же смешно звучит возмущенный рассказ ведущего о том, что Джессика Симпсон тратит по двести пятьдесят долларов на свои любимые джинсы! Какая транжира! А он вообще имеет представление, сколько стоят джинсы из новой коллекции Dolce&Gabbana в Третьяковском проезде? И что эти затраты надо принимать на свои хрупкие женские плечи два-три раза в год?

Дальше речь идет о том, что раз в неделю на поход к косметологу она выкладывает аж триста долларов! О, ужас! Да это нормальная цена для порядочного московского института красоты, который ценит и уважает своих клиентов, таких, например, как моя мама.

Ну и заканчивается сей фарс репликой о том, что Том Круз моет голову исключительно фруктовым коктейлем и поэтому может смело гордиться своей шевелюрой. Я хватаю со стола ручку и ободранный листок бумаги, кидаюсь к телевизору, но успеваю записать только половину рецепта. Блин. У меня как раз из-за постоянного осветления волосы стали ломкими и сухими. Как сказала моя любимая парикмахер-психоаналитик, у большинства горожан такие же проблемы. Ура, я не одна! Лысеть будем все вместе!

Я отхожу от телевизора и возвращаюсь к письменному столу, на котором аккуратно разложены листы формата А4 со списками вопросов к первому экзамену, а также книги и методички. Как положено, все, что нам рекомендовали для подготовки, я купила в тот же день, буквально вырвав зубами последнюю книгу из рук «гордости нашего потока», ботана Алеши, которого можно выставлять: в слишком короткие и натянутые на талию джинсы заправлена клетчатая рубашка, снизу взгляд притягивают белые носки и коричневые ботинки. И так каждый день. Меняются рубашки, меняются носки, иногда даже джинсы. Но верность стилю заслуживает особой награды! Как насчет «Золотой очкарик» или что-нибудь в этом роде?

Учебники лежат на столе и, словно магниты одной полярности, отталкивают от себя. Осталось три дня. Всего-то каких-то три дня. Я начинаю листать перечень прошлогодних вопросов. Их сто двадцать штук. Мне плохо.

Так, Рита, возьми себя в руки. Вопрос № 1: определение экономической теории и ее место среди общественных наук.

Мама! Нет, папа! Кому позвонить, чтобы получить «отлично»? Так, надо звонить... В моей голове завертелись комбинации из лиц, схем, номеров телефонов, выходов, вся эта система напоминала путь нейрона к мозгу. Со скоростью тока он доходит до моего сознания, и я понимаю, что у меня два варианта, благодаря которым я могу сдать экзамены. Разумеется, варианты с вариациями, извините за тавтологию.



Так, надо обдумать все четко и прагматично. Если я прибегну к варианту № 1, то затрачу на каждый вопрос по двадцать минут, значит, сто двадцать вопросов умножить на 20 минут равняется тридцать шесть часов, то есть если я все три дня буду сидеть у компьютера, отходя лишь поспать и в туалет, то все сделаю впритык. Если я сама все буду учить, то потрачу столько же времени, но у меня не будет помощи, в случае если я чего-то забуду.

Если же я выберу вариант № 2 (даже без расчетов я понимаю, что мне он нравится больше), то смогу разработать либо собственный план, либо влиться в общественный, во главе с Людкой. Если предпочесть вариацию на тему с Алешей, то я ему позвоню, извинюсь за поздний звонок (на часах половина десятого вечера, но ботаны — особая порода людей, которым надо много сна и мало алкоголя), игриво и с придыханиями попрошу прощения за то, что лишила его возможности оптимально подготовиться к экзамену, скажу, что меня замучила совесть и что я тут подумала... Может, мы разделим эти вопросы пополам? Я пишу очень понятно и четко, у меня по изложениям и пересказам всегда были только пятерки. Это предложение должно его заинтриговать. Потом я отвезу ему книгу, на прощание поцелую его сухую и шершавую щеку, слегка задержавшись около уха, чтобы он мог почувствовать мое дыхание, и воодушевлю на подвиги! Уверена, что это девственное чистое существо никогда не нюхало так близко женских духов.

Вариант почти беспроигрышный, очень полезный для меня как для спортивной охотницы. Он позволит мне сэкономить деньги, сделает мою работу уникальной, и вообще я окажусь умницей-разумницей, которая не участвовала во всяких общественных нарушениях, как то: подкуп аспиранта кафедры, кража экзаменационных билетов, оплата рабского труда китайских студентов из общаги... Да это целый перечень уголовных дел, пусть даже в нем и будет замешана половина моей группы!

Минус только один, но очень длинный: если Алеша в меня влюбится, то я обречена на пять лет страданий, мучительных телефонных звонков, маниакальных признаний в любви, может быть, даже угроз в мой адрес, позорище в институте, дешевые розы из перехода... Кошмар!

Так, стоп! Мерзкие картинки возможного будущего уже заполонили мое сознание. Хватит. Вариация на тему номер два позволяет вложить сто баксов совместно с восемью одногруппниками, и все! Больше никакой работы, кроме, конечно, ночного нарезания шпор, но это уже в любом случае необходимо. Минусы: если нас запалят, то... будет туго. Но что мне терять? Я учусь за бабки, меня выгонять невыгодно, тем более что я тоже в какой-то мере хорошо учусь. Иногда. Но меня хвалят! И они ведь не будут звонить моим родителям! Ха-ха-ха! Да мне просто можно обзавидоваться! Но надо платить. 100 баксов — это стоимость дебильных книжек и затраты на такси к Алеше в Жуковское и обратно. Не, на фиг Алешу. Мой выбор: вариант № 2, вторая вариация. Это правильный ответ? Ну, тогда приз в студию!

Я позвонила предводителю данного мероприятия, а по совместительству моей ближайшей подруге, и вступила в переговоры:

— Привет, Люд! Ну как ты там? Готовишься?

— Ага, готовлюсь. — В трубке послышался смех, причем женский. — Я тут с Маринкой учусь штрудель печь. Хочешь, подъезжай!

Понятно, она мне изменяет с Маринкой. Господи, сколько я уже не виделась со своей боевой подругой? Целый месяц, я думаю. Ситуацию надо срочно исправлять. Ничего, что уже десять вечера, что хорошие девочки уже спешат по домам мыть голову и ложиться спать. Я наспех натягиваю старые и поэтому несомненно самые любимые джинсы, напяливаю мамин свитер, который мне велик на два размера, заматываюсь шарфом, хватаю куртку и выбегаю из квартиры.

Я знаю, что мама каждый месяц отстегивает консьержам, чтобы они записывали время, когда я ухожу и прихожу. Но мне все равно. Она и так найдет повод, чтобы урезать мне карманные деньги. Спорим? И из-за этого я не буду ущемлять свои права... ребенка? А вот и нет, ведь мне уже месяц назад исполнилось восемнадцать!

Это был потрясающий понедельник, наверное, самый лучший понедельник в моей жизни! Впервые я позволила себе забить на все и просто не пойти в институт. Я лежала, вырубив прозвеневший будильник, и просто наслаждалась тем, что никуда не спешу! Я включила отличный блюз (да, я могла бы стать музыкальной гурманкой, если бы не обожала хаус), позвонила экономке и попросила ее сегодня не приходить, несмотря на мамин указ испечь для меня праздничный торт. Откуда там звонила мама? Из Лаоса? Из Бирмы? Не знаю и знать не хочу. Последний раз я осознавала ее присутствие в моей жизни, когда ездила в агентство, чтобы ей срочно поменяли загранпаспорт, потому что ее предыдущий закончился. Там было слишком много виз, понимаете?

Я заказала суши на дом, приняла ванну с розовыми лепестками, оделась как с картинки (не в униформу, как обычно, а в синее платье от Marc Jacobs с большим количеством модных аксессуаров!), сходила на укладку, потом позвала всех, кто поздравил, и понеслась!

Людка подарила мне на день рождения двух стриптизеров из «Шапки» со словами: «А что, тебе не нравится, что ли?». Теперь я точно знаю, о чем она мечтает на свое восемнадцатилетие.

Маринка подарила большого плюшевого зайца! Намекает на размножение? Наверное, да, потому что когда я перевернула игрушку, то увидела пару розовых плюшевых наручников на его хвостике. Очень мило.

Дальше Алекса. Они с Катей подарили по-настоящему ценный для девушки подарок: сумочку от Louis Vuitton. Настоящую. И очень маленькую. Главное, что мой любимый кирпич-смартфон и новенький кошелек туда влезают. Я их расцеловала, не сдерживая радости и эмоций, чтобы остальные понимали, что лучшие друзья девушки — аксессуары. И чем больше, тем лучше. И пусть Маринка слегка обиделась. Ее подарок, конечно, замечательный, но не очень вписывается в мой хайтэковый интерьер. Заяц какой-то слишком китчевый, пылесборный и... розовый. Я не жестока, нет! Наручники — это великолепная, стебная вещь. Но зачем заяц? Блин, какая безвкусица.

Карина пришла с огромным букетом цветов, за которым ее просто не было видно. С большим трудом мы засунули его в мамину вазу от Рене Лалика, с которой экономке было велено смахивать пылинки. Когда мы поняли, что с места нам эту груду стекла не сдвинуть, Маринка предложила лучше привести Магомета к горе, то есть просто потаскать воду в графинах.

Всем, кто приходил после этого, я наливала бокал шампанского, мы ели суши, пили, танцевали, снова пили. Кто еще пришел, я не помню, помню только, что стриптиз был отличный и что под конец в квартиру ввалилось много народу. Все что-то орали, обнимали меня, поздравляли, расходились по углам, кто-то поссорился, но, по-моему, драки не было. Я даже не знаю, откуда появились эти ребята, которые что-то не смогли поделить. Я только помню, что всем звонящим орала в трубку: «Эй! Спасибо! Давай, приезжай ко мне! Да, прям щас! У меня тут офигительный тусач!»

День рождения получился полностью в моем вкусе: экспромт, веселье, бухалово, танцуха и много народу.

Вот с тех пор я и не видела Маринку. Она всегда очень много значила для меня. Несмотря на то что розовый заяц уже нашел себе применение в детском приюте на юге столицы, я всегда рада ее видеть. Маринка из тех спокойных, целеустремленных и очень смышленых девушек, которые и коня на скаку, и тебя в приступе «бесежа» остановят, всегда выслушают и постараются избежать конфликта (если ты, конечно, не полезешь с кулаками, потому что тогда они попросту нейтрализуют тебя одним махом). Думаю, у каждой активной девушки должна быть такая подруга. Это ее совесть. Людка — моя темная сторона, а Марина — моя деловая и уравновешенная часть.

Маринины родители, люди уже почти пенсионного возраста, всегда холили и лелеяли свою разумную дочь. Они следили за развитием ее ума, общались с ней по-взрослому, на европейский манер, и, в отличие от остальных моих знакомых, вышедших из аналогичного детства, Маринка не сорвалась и осталась такой же умницей-разумницей. За это я ее безумно уважаю и люблю. Но она является тем примером, которому я не хочу следовать. Иначе мне было бы слишком скучно и пресно жить.

Итак, я поймала такси и поехала к Людке «разговаривать по делам», по совместительству решив слегка нарушить диету и отведать их штруделя.

Сессия была не за горами. Меня не покидало ощущение, будто вместе с простудой (или аллергией на холод, как это модно называть в Америке), у меня выработалась совершенно четкая апатия к книгам и к чтению вообще. Я часами сидела за столом, перечитывала одни и те же абзацы рекомендованных монографий и лекций, написанных собственной рукой, и не могла въехать в тему. Особенно тяжело мне давалась абсолютно бредовая и нелогичная философия. Какая мне разница, что какой-то ученый в Древней Греции прослеживал законы Вселенной? Все равно они отличались от истины. Зачем нас, бедных студентов, загруженных учебой и нелегкой личной жизнью, заставляют изучать заведомо ложные суждения? Причем это не только высказывания, но и имена, и биографии тех, кто это говорил и писал, да еще и в хронологическом порядке. Философия ведь фактически высосана из пальца каким-нибудь профессором с коммерческой жилкой. И то, что данный предмет надо сдавать на выпускных экзаменах и в сессию, говорит только о том, что это кому-то финансово выгодно. Ведь действительно, понять и сдать экономику намного проще, чем теорию философии! И преподаватели «вынуждены помогать» ученикам, которые не могут держать в своей голове такое количество сумбура или у которых нет желания и времени тупо зубрить.

Итак, мы решили все экзамены готовить аналогично. Наш метод заключается в том, чтобы защитить себя от возможного нападения противника со всех сторон. Во-первых, мы должны написать ответы на все вопросы; во-вторых, подготовить преподавателя к тому, чтобы он пристрастно отнесся к нам; в-третьих, мы должны хоть что-то иметь в голове, чтобы выйти сухими из воды, если где-то произойдет сбой.

Что ж, за дело. Начнем с первого пункта. Мы разделили нашу группу на четыре части: потерянные ботаны; перебежчики; те, кто слишком умный, чтобы учиться на полную мощь; те, у кого все схвачено.

Ботанов вычеркнули сразу, поскольку они никогда не поймут, почему мы решили не выучить предмет, а просто его сдать. Им не объяснишь, что это никогда не пригодится, а засорять голову всякой фигней не хочется. В конце концов каждый добивается своей пятерки, как умеет. Кто-то попрет в гору, кто-то ее обойдет, а кто-то заплатит и полетит на вертолете. Жизнь течет по своим, непонятным простым обывателям, правилам.

Те, кто еще не определился, как им дальше жить и учиться, тоже нами отметались. Мы боялись их трусливости и болтливости, а также возможной измены в пользу ботанства. А выхода из игры мы не потерпим.

Те, у кого все схвачено, — не компания в таком деле, как подкуп и фальсификация, потому что они не заинтересованы в положительном исходе, и путь от их языка до ушей высокопоставленных инстанций слишком короток.

Мы решили остановиться на третьей группе. И в нашей компании произошел следующий разговор:

— Слушай, я знаю, как мы можем заполучить билеты!

— Ну и как же?

— Тема на неделе водил аспирантку, которая на кафедре работает, в какой-то ресторан, по-моему, даже к Новикову[4].

— Вот дает!

— Ну да. И типа между делом попросил билетики.

— Молодца! И что в итоге?

— Ну, он даже предложил ей деньги, а она не согласилась.

— То есть как?! Все безнадежно?

— Не-а, он потащил ее в постель, и она дала.

— Что?

— Билеты! Прикинь, должно быть, такая страшная, что ей даже деньги не нужны, лишь бы дали!

— Крутняк. И что, мы теперь должны финансово простимулировать Тему?

— Ну, он сохранил счет с этого ужина, и мы его все вместе оплатим.

— А она нас точно не кинула? Билеты случайно не прошлогодние?

— Надеюсь, что нет. А как мы можем проверить? Никак!

— ОК, и кто нам все решит? Опять общагу подкупать?

— Не, они сейчас сами заинтересованы. Надо им билеты обменять на решение или даже лучше на готовые шпоры. Думаю, сработает! И не придется ночью выравнивать и компоновать эти шпоры. Только разрезать и склеить!

— Ага. По скольку там с каждого? И кому отдавать, Теме? Он на этом, небось, еще и бабла заработает!

— Ну и хрен с ним. Собираем по три тысячи рублей. Тем более что он еще и физически вкладывался!

— Да, вкладывался... в постель. Ги-ги!

— Короче, жди. В одиннадцать мне обещали прислать. Как только все получаю, сразу звоню тебе и следом высылаю. Только не забудь завтра деньги отдать!

— Не парься. Все будет как надо. Жду твоего звонка.

Итак, часть нашей группы, причем та, которой можно доверять, скидывалась по сто баксов на очень рискованную операцию. Тема, наш очаровашка, любвеобильный и смазливый блондинчик, будет охмурять всеми возможными способами аспирантку кафедры, которая проводит наш экзамен. Его цель — заполучить итоговый вариант билетов по предмету.

После того как цель достигнута, мы выделяем из наших иностранных студентов, которые живут в общаге и, как правило, обладают редким в наших кругах усердием и трудолюбием, тех, кто лучше учится (и, признаться, кто лучше говорит по-русски). Они-то и будут день и ночь работать над ответами к билетам, набивать их в компьютер и компоновать шпоры. Пусть устраивают конвейер, работают в две смены и спят поочередно. Затем они рассылают ответы всем нам, то есть инвесторам. Кстати, могут использовать эти билеты сами. Именно в этой благотворительности с нашей стороны и заключается оплата их тяжелого труда. От нас только требуется просмотреть шпоры, распечатать и нарезать их. Вот и все.

Наша вторая защита — это личное расположение преподавателей. С некоторыми из них у нас складываются замечательные (основанные на лести, уместных смешках над их чаще всего неуместными шутками и глубоком декольте наших маечек и блузочек) отношения. Других преподавателей подвозят домой по праздникам, помогая доставить все полученные ими за день, цветы и презенты. Третьи, чаще всего мужчины с военным прошлым, усмиряются дорогими напитками из папиного бара, которые родитель покупает специально в качестве подарков для решения подобных проблем. Ну а кто совсем ничем не доволен, получает двести баксов в конверте. Причем сам процесс передачи вызывает у них панический страх.

Наша третья защита — это наш мозг. Чтобы хоть что-то понимать в писанине, необходимо хотя бы прочитать лекции. Этого, как правило, достаточно. Термины «подвешиваются» на язык и на слух, а затем выхватываются глазами из шпор, накануне на ночь заучиваются наизусть фамилию, имя, отчество преподавателя, названия предмета и кафедры, и все. Студент готов к экзамену.


Накануне первого экзамена день тянулся вечно. Я ходила по квартире, жевала фруктозу и декстрозу, чтобы заставить работать свой утомленный стрессом мозг, и читала лекции. На сайте института я узнала, как зовут моего преподавателя (не звонить же кому-то из группы и позориться), точное название кафедры и имя заведующего, чтобы в случае чего блеснуть фразой типа «Александр Максимович обещал разобраться с этой ситуацией».

Я резала (полученные, как всегда, слишком поздно, чтобы их проверять) шпоры и подбирала черно-белый строгий гардеробчик со множеством карманов. Завтра надо встать в семь утра, особенно тщательно привести себя в порядок, потому что только в дни экзаменов приходят в институт все, даже те, кто еще в первый день учебы решил, что подобной фигней заниматься не будет. А ведь это самые лучшие ребята, самодостаточные и продвинутые, которые уже чем-то занимаются, «ездят на разборки ночью», и все дела.

В то же время надо не выделяться, дабы не бросаться в глаза преподавателям и тем, кто помогает им отслеживать нечестных студентов.

Без десяти двенадцать, когда я уже минут пятнадцать ворочалась в постели и не могла заснуть, поскольку в голову лезли бредовые мысли о том, какие джинсы надеть и куда лучше сесть, чтобы быть незаметнее, зазвонил телефон. Кто говорит? Слон? Нет, Людка.

— Ты не думаешь, подруга, что поздновато, а? — недовольно пробурчала я.

— Какая на фиг разница?! — возбужденно воскликнула Людка. — Тут такое! Слушай внимательно... — Она выдержала паузу, и я услышала, как она нервно барабанит пальцами по столу. — Я знаю способ, почти фээсбэшный, чтобы на все вопросы ответить и ни разу не спалиться. Шпоры отдыхают!

— Это как?

Я была заинтригована, но в душе немного посмеивалась, так как меня очень развеселило понятие «фээсбэшный способ» сдачи экзаменов.

— Слушай, завтра в восемь встречаемся в женском туалете на втором этаже. Там я тебе передам беспроводной наушник, который работает от мобильного телефона через датчик. Ты даже можешь в блузочке прийти, и никто его не заметит. Только лучше, если это будет черная блузочка, потому что провод черный. Понимаешь?

Разумеется, я ничего не понимала.

— Блин, ну как тебе объяснить? Короче, провод соединяет твой мобильник и датчик. Датчик ты лепишь на воротник, а беспроводной малюсенький наушник, кстати, телесного цвета, засовываешь в ухо. Как затычку, понимаешь? То есть тебе кто-то звонит, ты пальчиком жмешь на кнопочку мобилы, которая у тебя на поясе, диктуешь в микрофончик на рукаве номер билета, и все. Слушаешь, пишешь и не палишься!

Неужели такое реально? Как в «Операции Ы»? Типа «прием, прием»?

— Людка! Блин! Я два часа шпоры резала! Почему ты раньше об этом не сказала?!

— Я сама только что получила этот наушник от Виталика, старшего брата Влада. Ну, ты же его помнишь? Он как раз всякими такими фигнями занимается!

Когда Людка пришла в отчаяние, что не умеет пользоваться шпорами, потому что всегда сильно дергается и краснеет, и рассказала о своей фобии всем, кого знала, ее история дошла до Влада. Влад с издевкой рассказал об этом брату, чтобы его повеселить глупостью своей бывшей. А брат оказался более нравственным и даже предложил помощь. Вот так. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Виталик позвонил Людке, она подъехала в его мастерскую, где ей и показали результат работы спецслужб и секрет забывчивых ораторов-политиков. Людка долго думала, применять его или нет. В итоге просто купила два, для себя и меня, и затаилась... аж до полуночи накануне экзамена! Молодец, нечего сказать! И теперь я знаю, что могла бы обезопасить себя еще лучше! Но буду мучиться, потому что уже поздно что-либо менять. И кто мне будет диктовать? Это же надо кого-то искать, просить и тренироваться. А вдруг эта штукень подведет? Или телефон сядет? Что же, клянчить у всех зарядку?

Мда. Хороший повод для размышления. Но я выбираю вариант, к которому готова, а этой фигней воспользуюсь на следующем экзамене. К тому же матанализ проще писать со шпор, а что-нибудь гуманитарное — на слух. Так я и ответила Людке. Она согласилась. Мы ведь действительно не можем диктовать друг другу, потому что учимся в одной группе и пишем одновременно.

В полночь я все еще ворочалась в постели и думала о том, как эта фигня может помочь при сдаче устных зачетов, благо экзамены всегда письменные. Размышляя об устройстве диковинной аппаратуры, я уснула.

Будильник разбудил меня ровно в семь. Я решила не встречаться с Людкой в восемь в туалете, а тупо действовать по своему плану и не напрягать уже и без того расшатанную психику всякими отвлекающими предметами.


— Итак, дамы и господа, или коллеги, как вас рекомендуют называть, приступим к экзаменационной работе. За семестр вы, я думаю, уже выучили название предмета, так что подсказывать не буду. (С первой парты раздался дебильный смешок подлизы.) Так, все билеты переворачиваем по моей команде. Это касается и вас, Степанов! Длительность написания работы — ровно девяносто минут. Этого вполне достаточно. Мои ассистенты, аспиранты Юлия и Максим, будут следить за соблюдением тишины и докладывать мне обо всех попытках списывания. Так что желаю удачи и прошу не обижаться, если кто-то окажется за дверью с парой.

Мы сидим в лекционной аудитории и, затаив дыхание, ждем. Перед нами лежат белые листы для ответов и перевернутые вниз текстом билеты. Лектор смотрит на часы, секундная стрелка которых слишком медленно движется по кругу и все никак не доплетется до двенадцати, когда мы сможем начать работу. Тишина напрягает настолько, что болят уши. Кто-то нервно стучит ногой. Пять, четыре, три, два, один.

— Время пошло! Переворачиваем!

Следующие полтора часа были похожи на прогулку осужденных в стенах тюрьмы. Мы пишем, на нас кандалы, вокруг охрана и в туалет надо проситься с таким пресмыканием в глазах, что становится не по себе.

Время идет. Я это ощущаю почти физически. На листочке с заданием я выбираю точку, чтобы в нее уставиться, и плавно убираю руку со стола. Моя ладонь, как удав, забирается за пояс, пальцы отсчитывают номер билета. Так, вроде бы нашла. Теперь надо достать. Сзади меня проходит надзиратель, преподаватель параллельной группы. Еще чуть-чуть — и шпора попадает на парту. Другая рука сразу же накрывает ее черновиком. Вроде пока все. Вокруг тишина: никаких приближающихся шагов и упоминаний моего имени.

Медленно я отодвигаю черновик и проверяю, все ли нормально. Паника! Половина вопросов не сходится! Что делать? Что мне делать?! Я же ничего не знаю! То, что я читала вчера и позавчера, улетучилось, все смешалось и выветрилось из головы!

Главное, никакого пессимизма и не опускать руки. Я справлюсь. Я всегда справлялась. Осталось час пятнадцать. Мало. Для того чтобы написать пять вопросов, надо на каждый истратить по пятнадцать минут... Нет, я не должна считать! Не надо тратить время на всякую фигню! Рита, включи мозг, включи мозг, я приказываю!

Я начинаю переписывать те вопросы, которые совпадают. Их, слава богу, даже три. Правда, один из них — просто определение.

Я боюсь. Вокруг плавают акулы и ждут, когда я сдамся, чтобы меня съесть. Но я гордая! Я буду драться до последнего!

Кого-то сзади поднимают и просят покинуть аудиторию. Значит, палят. Где-то раздается шепот с просьбой о помощи. Может, мне тоже кого-нибудь попросить? Вон по диагонали сидит тот Алеша. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, как там моя Людка, и получаю замечание:

— Миронова, повернитесь к своей работе!

Так. Плохо. Меня уже приметили. Это очень-очень плохо.

Я дописываю вопросы, которые у меня есть, дожидаюсь, пока надзиратель проходит вперед, и подкладываю свой билет поближе к Карине.

— Карин, из какого билета вопросы третий и четвертый?

— Не знаю! — процедила Карина сквозь зубы, даже не посмотрев в мою сторону.

Понятно, спасает свою шкуру, я ей это еще припомню. О, может, Кирилл знает?

— Кирюх!

Он приподнимает голову и вопросительно кивает.

— Откуда третий и четвертый номера?

Кирилл прищуривается и слегка подается вперед, чтобы рассмотреть мелкий шрифт билета. Кафедра экономит бумагу! Позорище! Печатает мелким шрифтом, чтобы уместить по три билета на листе. Интересно, кто это резал?

Кирилл протягивает мне одноразовый платочек от насморка с надписью «20—22». Я его благодарю, опять запускаю руку за пояс, достаю сразу три билета и помещаю их под черновик, откуда быстро вытягиваю уже ненужный листочек и засовываю его в сапог.

— Внимание, осталось двадцать минут!

Громогласный голос ректора выхватывает пятьдесят человек из тяжелых дум и направляет их взгляды на настенные часы. У меня дрожат руки, что очень мешает писать. В следующий раз для храбрости обязательно надо долбануть пятьдесят граммов коньячка. Это любимый способ моего папы поверить в себя, чтобы сделать все, что требуется, без особых потерь нервных клеток.

После прошествия двадцати минут работу вырывают из рук, оставив недописанным четвертый вопрос. В сапогах неудобно, бумага царапает колготки, желая их порвать.

Я вышла из аудитории всклокоченная, нервная и немного неудовлетворенная собой. Это же надо, во время какого-то дебильного экзамена я потеряла самообладание! Значит, такое может повториться. Ужас! В следующий раз пусть мне лучше диктуют. Надеюсь, мне так будет комфортнее.


Ко второму экзамену я уже готовилась иначе. Мне помогал сосед Вася, который в этом году оканчивает Плешку. Надеюсь, он меня не подведет и прочитает экономическую теорию без ошибок. Если и в этот раз что-то будет не совпадать, Вася поищет в Интернете или в своих старых шпорах. По крайней мере, я его об этом очень просила. Ну, и обещала поделиться своим приобретением во время его госэкзаменов...

— Вась, я захожу. Старайся читать медленно. ОК?

Я стою перед аудиторией, мой взгляд задумчив и направлен куда-то внутрь моего организма. Вася «сидит» в ухе. Он слышит то же, что и я, может комментировать высказывания, но для всех его нет. Здорово! Только вот провода, которые пришиты к моему черному свитеру, буквально пронизывая его, мешают двигаться. Я смотрю на Людку. Она тоже весьма задумчиво стоит, облокотившись о стену, ковыряется в ногтях и так же предательски неподвижна. Вокруг нет никого, кто бы отличался такой строгостью осанки или черным свободным свитером, как я. Все остальные стоят и щебечут о том, кто меньше всех спал, кто вообще не готовился, куда потом пойдет, и вспоминают имя преподавателя. Банально, как всегда. Сегодня по радио сказали, что люди не меняются, просто становятся старше.

Вася прерывает мои мысли подбадривающим возгласом:

— ОК. Давай, удачи!

Открыли двери в аудиторию. Сзади своими маленькими костлявыми пальчиками меня обняла за плечи Карина. Она жутко бледная, а под глазами залегли зеленовато-серые тени.

— Ну как ты, готова?

Какая ей разница? Все равно каждый получит оценку, которую заработал. И при этом не важно, каким образом. Перед судом важен только результат. И, прошу тебя, не трогай мои провода!

— Ну так... — отвечаю я. — Вчера весь день читала, ночью тоже. А наутро ничего не помню. — Пусть думает, что я ничего не знаю (в какой-то мере это соответствует истине) и ничего не напишу. Может, это ее успокоит? И тогда она оставит в покое мои провода?!

— Да, со мной тоже такое бывает. Во время семестра все же проще учить. Попробуй в следующий раз.

О, спасибо за рекомендацию! А ты бы попробовала не лапать людей своими пальчиками-скелетиками! Я сделала притворную улыбу и попыталась выкрутиться из ее объятий:

— Обязательно попробую. Удачи!

— И тебе!

Я подхожу к столу преподавателя, тяну билет и громко, четко произношу его номер. Пока я дойду до своего места, Вася зачитает мне вопросы, проверит, все ли у него есть, и приготовится диктовать.

Людка идет передо мной и тоже громко сообщает:

— Никонорова. Номер семнадцать.

Ей протягивают еще какой-то листок:

— Пожалуйста, получите задачу. А ваш номер? — Это уже обращаются ко мне.

— Номер билета тринадцать. Да, тринадцать.

— Хорошо. Вот ваша задача.

Как и планировалось, я беру листочек, поворачиваюсь к комиссии спиной и на ходу шепчу в правый рукав:

— Вася, тринадцать. Читаю задачу...

Все. Села. Небольшой инсценированный кашель как сигнал того, что можно начинать, — и понеслась. Вася заговорил ровно и четко, как мы и репетировали.

— Внимание, билет номер тринадцать. Вопрос первый. Проблемы современной экономической теории. Он?

— Кхе.

— Начинаю диктовать. Современная экономическая теория базируется... — Вася диктует, затем спрашивает: — Есть?

— Кхе.

— Вопрос второй. Точка равновесия спроса и предложения. Он?

— Кхе.

Черт! Он слишком ускорился! Куда он спешит? Я же не успеваю! Надо сказать ему об этом.

Напрягая голос и мысленно концентрируя его на правом рукаве, я шепчу:

— Мед-лен-нее. Слышь? Мед-лен-нее.

— Девушка в черной кофточке! Вы с кем там разговариваете? Смотрите в свою работу. Еще одно замечание — и для вас экзамен закончится.

Так, второй экзамен и второе предупреждение. Отлично. К следующей экзаменации я перекрашусь или надену парик. Как блондинка я слишком заметная.

Вася тоже заволновался. Пока я прятала глаза и пыталась не краснеть, он говорил:

— Дурная, зачем так громко? Мне и так слышно. Ты просто голову к микрофону наклоняй. Диктую следующий вопрос... Блин! Они тут ничего не написали! Fuck! Щас в Интернете буду смотреть. Пиши пока задачу.

С горем пополам я все написала. Телефон не подвел. Если бы пару раз не обрывалась связь, мне не на что было бы жаловаться, даже хватило бы зарядки еще минут на двадцать. Правда, не уверена, что баланс счета все еще в норме.

Я встала из-за стола и направилась к преподавателю. Она недоверчиво вскинула брови, но старалась не показывать, что удивлена.

— Вы так рано закончили? Поздравляю. Можете теперь спать спокойно до объявления результатов. А потом уж как повезет!

Раздался смех той же самой подлизы, и вновь с первой парты.

Я протянула работу, обворожительно улыбнулась и тут...

— Девушка, а что это у вас из рукава посыпалось?

О нет! Как я могла забыть про эти шпоры?! Я взяла с собой на всякий случай комплект шпор и не засунула их в сапоги! Дура! Какая же я дура!

— Я могу вас за это прямо сейчас выгнать! Что вы из себя Царевну Лебедь строите? Я ставлю галочку на вашей работе!

Преподаватель ликовала. Еще бы, такая добыча! Теперь она прослывет строгой, коллеги ее будут за это уважать. Или она просто станет вымогать у меня деньги. Посмотрим, на что способна старушка. Для этого я нагнулась и прошептала в ее грязное ухо:

— Вы же видели, что я ими не пользовалась. Это мне для уверенности в себе, вы же понимаете психологию студентов. (Не подмажешь, не поедешь.) Я бы хотела завтра подъехать и поблагодарить вас за ваше доброе сердце. Разрешите покинуть аудиторию?

Тетка посмотрела заинтересованно на мою одежду, прикидывая, сколько может стоить моя благодарность, и грубо, но уже не громко, ответила:

— Что вы себе позволяете? Это не решается так просто! Надо приходить на пересдачу в сентябре. А сейчас идите. Пока не исправитесь, я буду иметь вас в виду.

Я поняла тебя, старая карга. Тебе нужен конвертик и букетик цветов. Завтра будет и то и другое.

На следующий день я уже получила свою заветную пятерку. Не важно, как я ее получила и честно ли заработала. Важно, что и через двадцать лет в моем дипломе будет стоять эта пятерка. Главное — цель, а не средства, не так ли?

Осталось сдать еще один экзамен и защитить курсовую.

Моя курсовая — это вообще отдельная тема. Еще в сентябре нам раздали темы, закрепили за каждым студентом научного руководителя, установили сроки сдачи содержания и отдельных глав, после чего отпустили с миром. Я все поняла буквально и успокоилась. Оказалось, этого не стоило делать.

Моим научным руководителем оказалась молодая, неопытная и весьма несдержанная женщина, которая постоянно твердила, что я не соблюдаю сроки, что я бездельница, и поэтому она меня не собирается вести дальше. Потом ее настроение резко менялось и она рассказывала, что была такая же в молодости и что вообще кафедра — сборище старых идиотов, которые давно себя изжили. Меня всегда интересовало, что же она говорит на кафедре? Наверное, что я идиотка, которую дали бедной женщине непонятно за что, ну и конечно, что кафедра не правильно себя ведет с молодым поколением. Эта двуличная дама постоянно заставляла меня переделывать оглавление, объясняла, насколько необходимо и жизненно важно иметь абонемент в Ленинскую библиотеку, особенно если я хочу хорошо раскрыть тему своей курсовой (скажу честно, я выбрала эту тему только потому, что она бесплатно выложена в Интернете в разных интерпретациях. Удобно, правда?). Я ей звонила, пересылала макеты и версии, советовалась, пока мне все это решительно не надоело.

Почему я не поступила, как все нормальные люди и не наняла кого-то? Вот у Кирилла, например, работу пишет аспирант его же кафедры. И когда Кирилл должен что-то объяснить или переслать научному, это за него делает аспирант, причем выдавая себя за Кирилла. Он звонит и пишет мэйлы. А потом Кирюхе надо будет только пару раз прочитать курсовую и расспросить своего подрядчика о том, с какими проблемами он сталкивался во время работы. И все! Какие-то триста баксов, и никакого гемора! Работа идеально написана, соответствует всем требованиям кафедры, учитывает особенности ее восприятия и сама по себе неповторима. Здорово, не правда ли? По-моему, просто гениально!

А что же я? Решила почувствовать себя студенткой и хоть раз в жизни самостоятельно написать работу, чтобы на собственном опыте знать подводные камни? Вы, наверное, уже догадались, что все произошло по совету родителей. В итоге я узнала столько подводных камней, что зареклась никогда в жизни не писать никаких работ самой! Мало того, что выносят мозги, так еще грозятся проверить работу на совпадение с интернет-ресурсами. Великолепно! Вот она, плата за инициативу: теперь я буду тратить время, силы, нервы и в конце концов получу шиш с маслом — максимум четыре просто из-за того, что не желаю записываться в Ленинскую библиотеку и штудировать сто двадцать журналов, чтобы найти «точку зрения современной науки» на эту долбанную тему, да простит меня Господь.

Я мучилась с сентября по ноябрьские праздники. Когда пришло время сдачи работы, я ее распечатала, пролистала и поняла, что писать не умеем ни я, ни моя научка и что эта работа, которая будет оцениваться кафедрой, в фаворе быть не сможет. Тогда я нашла в Интернете скорую помощь по написанию рефератов и курсовых (заметим, они объявляли, что даже дают гарантию положительной оценки! То есть двойку уж точно не поставят за эту дрянь! Ура!) и в срочном порядке заказала новую работу, которую я потом благополучно сдала, подложив к ней отзыв на предыдущую. Потрясающе, что эти работы и отзывы никому не нужны, так как никто не заметил некоторые расхождения в том, что писала обо мне научка, и в том, что сдала я.

Накануне дня защиты народ сидел по домам. Все пытались понять, что же должно было будоражить их ум на протяжении полугода, в чем они должны идеально разбираться до конца своих дней и куда теперь может уклониться их карьера. Я читала свою работу, завернувшись в плед, полулежа на подоконнике, потягивая из чашки в форме Винни-Пуха горячий шоколад (разумеется, обезжиренный), чтобы работали мозги.

Кто-то мне рассказывал, что по обкурке отлично учатся большие тексты. Мозг напрягается до отказа и заглатывает прочитанное почти наизусть. Главное, сдать этот текст, пока мозг еще под травой, потому что, когда наступит отходняк, все испарится. Прямо как в сказке о Золушке. Когда принц протрезвеет, он поймет, что прекрасная принцесса — это маленькая замарашка, ее золоченая карета — гнилая тыква, а ее слуги — белые мыши. Грустно, но очень правдоподобно.

Способ зубрежки по обкурке я решила не пробовать на себе, потому что надо быть ну уж очень опытным человеком, чтобы выкурить ровно столько, чтобы хватило на учебу и экзамен, но при этом не попасть в отходняк и не прослыть наркоманом среди публики. Я пока повременю, надо же воочию убедиться, что это работает, правда?

На следующий день я приехала в институт спокойная и совершенно невозмутимая, выспавшаяся и готовая к словесной перепалке со всеми желающими. Я прошлась по коридору, распахнув свою длинную и очень тонкую шубу, чтобы все могли оценить ее и позавидовать. Вдоль стеночки, как на жердочке, сидели мои одногруппники, уставившись в записи и краткие изложения своих работ (это, наверное, тоже можно было заказать). Издалека они напоминали группу лиц, сидящих на толчках с газетками, — красные, напряженные, зачитавшиеся утренней прессой.

Я подошла и поприветствовала всех сразу:

— Привет, народ! Что такие грустные?!

Риторический вопрос, не требующий ответа. На меня уставились потерянные, блуждающие в собственных мыслях и даже немного испуганные глаза. Все с ними понятно. Стресс. Я заметила, что опоздала на полчаса. Но, судя по тому что большинство сидели в очереди, не следовало напрягаться по этому поводу. Что я и сделала.

Я выцепила более-менее трезвых от волнения людей и пошла в кафешку попить чайку. Мы сидели в полнейшем одиночестве, делились планами на следующие выходные, расспрашивали, кто где был и кого видел. После чего шли вопросы типа «Как ты себя теперь чувствуешь? И неужели столько мог выпить?»

Странно, но мужчины всегда радостно делятся с женщинами физическими возможностями их печени, кулаков и тем, как замечательно умеют хамить ментам. Девушки в этих случаях должны вовремя удивляться, всячески хвалить и поддакивать — задача очень простая. Со стороны происходящее выглядит как петушиная свадьба, во время которой самцы вытягивают грудку, расправляют перья и пытаются принизить своего сородича, чтобы самому казаться храбрее и сильнее. Только вот интересно, если все действительно досконально проецировать на животный мир, должен ли петух показать, что он может больше всех выпить из лужи или склевать мешок зерен? Ведь так оно и получается! Мужчина пытается объяснить женщине, что он сильный, храбрый и здоровый?! Но это ведь нелогично! Назревают глобальная проблема современности и крушение нравов, так?

Я уже давно заметила, что если с человеком не о чем говорить, надо расспросить его о том, как он провел выходные. Ну а если это еще и мужчина, то все гораздо проще: сиди, слушай, восхищайся, прояви немного терпения — и он твой.

Вот я и сидела, слушала, наслаждаясь своим новым маникюром, как вдруг в кафе ворвались Карина и Алеша с дикими от перевозбуждения воплями:

— Вас зовут! Уже все прошли! Одни вы остались!

Мы нехотя собрались (как-никак нас оторвали от легкой светской беседы) и пошли сдавать.

На подходе к аудитории мне встречались радостные и озадаченные лица, судя по всему, защита курсовой проходила как-то необычно. Ну ладно, посмотрим.

Вышла Зинаида Николаевна, секретарь нашего деканата, с огромной папкой в руке, что-то полистала, поправила очки на носу и громким поставленным голосом произнесла:

— Следующая идет Миронова! Рита, вы уже подошли?

Она оглядела толпу и остановилась на моем лице. Те, кто внимательно следили за ее взглядом, тоже уставились на меня.

— Я здесь!

Я отдала в дрожащие руки Людки свою шубу и зашла в кабинет. Странно, что всех так трясет. В кабинете накрыт стол — вода, соки, ваза с фруктами и бутерброды, комиссия выглядит так, словно уже с самого утра навеселе, и состоит из трех преподавательниц и председателя, который мне мучительно напоминает кого-то из папиных знакомых.

Я села за маленькую парту, поставленную напротив стола комиссии, и начала свою речь с приветствия, как учили в школе:

— Здравствуйте. Меня зовут Маргарита Миронова. Тема моей курсовой работы «Применение инновационных технологий в современной экономической теории».

— Здравствуйте, здравствуйте, Риточка, — ласково заявил председатель.

Женщины из комиссии, как по команде, встали и пошли за бутербродами. Я немного удивилась, но постаралась не подать виду.

Председатель продолжил:

— Я пролистал вашу работу. Она мне показалась хорошо структурированной, логичной и весьма познавательной.

Так, неплохое начало. Что пойдет дальше? Великое «но» или просьба рассказать о деталях?

Но тут мне показалось, что я плохо расслышала. Вопрос не касался ни того ни другого. Он вообще не касался моей работы!

— Скажите, как поживают ваши родители? Я так давно не видел вашего отца. — Председатель мягко улыбнулся. (Это значит, что тут все свои и опасность миновала?)

— Э-э... У них все великолепно. Они постоянно в разъездах.

— Здорово. Мне очень приятно, что ваш отец нашел такую стезю. Это действительно... инновационно. Расскажите мне, пожалуйста, в чем главная мысль вашей работы? Какой общий вывод вы можете сделать из нее?

Ага, все же вернулись на круги своя. Может, кто-то из комиссии уже доел бутерброд и займет, наконец, свое место?

— Ну, в современной экономической теории есть очень большая потребность в инновационных методах. К сожалению, еще не все ученые это осознали, поскольку в России большинство профессоров пенсионного возраста и им сложно перестроиться. Как следствие в России еще не адаптированы все способы моделирования и произведения других исчислений в соответствии с требованиями времени.

Меня понесло. Стресс, неожиданный поворот событий и лишняя порция кофеина с утра сделали свое дело. Теперь я могла выйти на трибуну и призывать рабочий класс покончить с гнусным капитализмом и прорубить себе дорогу к социализму!

— Спасибо. Вы хорошо, грамотно говорите. Ваша предварительная оценка «отлично» совпадает с моим представлением. Дайте, пожалуйста, зачетную книжку. Поздравляю.

Полет моей души был прерван. Ну как же так, я ведь еще не рассказала о главном научном направлении, а меня уже останавливают!

— Ой. Большое спасибо! — это все, что я смогла сказать.

— Передавайте поклон родителям.

Я кивнула, поблагодарила, забрала зачетку и вышла. Как только я услышала, что дверь за мной закрылась, сразу заорала на весь коридор:

— Ура-а-а! У меня пять! Людка, быстрее отвечай и поехали куда-нибудь!

И не важно, что мой возглас слышал весь институт. Может, именно благодаря мне запинающейся и плавающей Людке тоже поставили пять?


Остался один экзамен, самый дерьмовый. По-ли-то-ло-ги-я! Наука, не поддающаяся пониманию. Сказ о том, как обдурить мужика и содрать с него бабки, словом, полная ерунда. Какие бывают виды партий? Как Жириновский склоняет электорат? Благим матом. Правильный ответ, садись. И так далее.

Время экзамена назначили для нашей группы на двенадцать. Плохо было то, что я пропускала жизненно важную для меня тренировку по стрейчингу, которую вел мой любимый инструктор и по которой я была записана на чемпионат Москвы среди любителей. Как истинный ценитель не только инструктора, но и фитнеса, я попала в списки, и теперь мне приходилось тратить много времени на то, чтобы хорошенько подготовиться и не подвести свой спортклуб.

Политология пришлась именно на это священное для меня время. Нет, ну даже если что и случится, предмет я смогу пересдать, а приз за первое место, бесплатную годовую карточку, выиграть можно нечасто. Поэтому за три дня, отведенные нам на подготовку к маразматическому экзамену, я не только заплатила по ставшей обычной схеме сто баксов, но и обзванивала старшекурсников, чтобы выяснить одну очень важную вещь: как же, блин, увильнуть с этого экзамена?!

Мне отвечали очень расплывчато. Кто-то говорил, что надо платить лично завкафедрой, кто-то предлагал притвориться беременной (наверное, пошутил или был не в своем уме), ну а остальные только смеялись и говорили, что это будет «экзамен-сюрприз». Ненавижу сюрпризы, особенно если их исход имеет для меня важное значение.

Как и в предыдущие разы, я прочитала толстую тетрадь (девяносто шесть листов) с чужими конспектами, переписанными на других лекциях, узнала, есть ли какие-то выходы на завкафедрой, нарезала шпоры и дала очередную надежду на возможность близких отношений Васе, своему соседу. Интересно, но для Васи, по-моему, даже не надо осуществлять обещанное, он просто тихо радуется тому, что я с ним флиртую и просто общаюсь.

Я пришла, прошитая и напичканная шпорами, в одиннадцать часов, чтобы пообщаться с группой, сдававшей до нас, и чтобы, конечно же, занять достойное место под солнцем вдалеке от надзирателей. Мы с Людкой и Кариной выловили парочку ботанов, загнали их в угол и стали интересоваться экзаменом. Наши блузки специально для этой пытки были слегка расстегнуты. Ведущим лицом допроса стала Карина, потому что Людка опять не контролировала себя и у нее тряслись руки, как у алкоголика, а я просто не хотела портить о себе впечатление перед ботанами, мало ли, может, еще пригодятся, и отказалась быть нападающей. К тому же у Карины грудь побольше и каблуки повыше. Когда она наклонялась к ботанам, чтобы задать свой вопрос, они были готовы на все.

— Шпоры отбирали?

— Нет, Кариночка.

— Вопросы были по программе?

— Нет, сложнее.

— Понятно. Когда объявление результатов?

— Э-э... сегодня.

Мальчики растерялись. Может, Карина слишком приблизилась, они просто отключились, как машины? С ботанами такое бывает. Поскольку эти люди способны проявлять нечеловеческие возможности, они могут быстро сдохнуть, когда нормальный человек только оживает. Приведу пример. Когда мы, нормальные и адекватные, делаем какое-то домашнее задание, мы внутри спим, а когда говорили маме, что пошли спать, а вместо этого отправляемся тусить, пить и танцевать, мы оживаем. Ботаны же сворачиваются в каком-нибудь уголке калачиком и спят под громкую музыку в атмосфере праздника и беззаботности! Это происходит потому, что их мозг питается информацией. А в данный момент подпитка прекращается? Или просто потому, что они отличаются от нормальных людей и для отмазки называют себя жаворонками? Кто их поймет. Но я знаю точно одну вещь: их прет от красивых женщин, они в них действительно разбираются, и одним недозволенным движением их можно заставить мастурбировать на тебя. Здорово, да? Так просто и действенно ты можешь заставить их сделать все, что пожелаешь. Только надо почаще ходить на маникюр и делать укладки. Все.

Что-то мальчики нам мало поведали. Но судя по всему, ничего сверхъестественного там не происходит. Пока мы обсуждали какие-то никому не интересные, но необходимые для светской жизни сплетни, оказалось, что самые лучшие места уже позанимали наши девушки-ботаны, разложив на парты по ластику, ручке или зачетке, чтобы потом со слащавой улыбкой сказать:

— Тут занято, Ритуль. Здесь будет сидеть Машастик. Она звонила, говорила, что дико опаздывает и поэтому ей нужно местечко около окна.

Да, именно около окна, подальше от прохода и с чудной возможностью засунуть ненужные шпоры не в сапоги, как это делаю я, а за батарею. Тогда ведь уже никто не сможет сказать, чьи это вещественные доказательства, и я не попаду опять в историю с цветами и конвертом, как в прошлый раз.

Я стою и смотрю на парту. Столы сдвинуты в одну линию. Если нас посадят через одного, а скорее всего так оно и будет, то должно уместиться пятеро. Ластик для «Машастика» лежит между первым и вторым местом. Значит, пока других нет, я просто подвину всех на полместа. Никто этого даже не заметит, а мне будет комфортно и безопасно! Великолепная идея, правда?! А Людка сядет за мной и будет почти в тех же условиях. Пожалуй, я сдвину задний ряд поосновательней, все равно не мне там сидеть, и поэтому не мне отвечать за базар. То есть я сделаю что-то для Людки, а потом, извините, я умываю руки.

В двенадцать пятнадцать раздали бумагу и билеты, которые идеально совпали с нашими. Вася, как я и ожидала, продиктовал все великолепно, чисто и без отступлений, так что через пятьдесят минут мой текст был написан малоразборчивым ускоренным почерком. Хорошо, что не придется это читать, а то бы я посадила себе зрение.

Я написала, выложила шпоры за батарею, чтобы не повторять трюк Царевны Лебедь, и принялась ковырять в носу и смотреть на небо в ожидании окончания экзаменационного времени. Ждала я долго, наверное, еще полчаса. Наконец раздался голос лектора:

— Дорогие коллеги! Кто из вас считает, что знает предмет на три?

Сто человек подняли офигевшие глаза на столь странную и не совсем адекватную женщину. Все молчали. Еще бы, а вдруг это проверка на вшивость?

Вдруг кто-то из зала не выдержал и спросил:

— А вы будете у этих людей что-то дополнительно спрашивать?

Преподаватель напустила на лицо покровительственное выражение, означавшее «Ну что вы, дети мои, я же не могу столько требовать от моих любимых глупых овечек».

Сразу к кафедре повалил народ, состоявший из пофигистов, тупых и проплаченных заранее. Образовалась очередь.

Остальные уткнулись в свои бумажки и притупили взор. А вдруг сейчас пойдут четверки? Я же достоин большего! Посижу еще и получу четыре или пять! Йес!

В эту категорию вошла и я со своим ближайшим окружением таких же типа умных и предусмотрительных. Мы сидели полчаса в ожидании чуда. Чудо наступило, преподаватель спросила:

— Ну и кто же из вас, бессовестных студентов, считает, что может заслужить четыре?

По аудитории прокатились возгласы. Все обрадовались продолжению раздачи слонов, но осталось непонятным выражение «бессовестные студенты».

Медленно стали выходить самые торопливые и бесстыжие. Я сидела, смотрела на часы, гипнотизируя стрелку, чтобы та остановилась и не позволила мне опоздать на тренировку, и готовилась рвануть с места, когда она достигнет двух часов.

Самые наглые и высокомерные остались сидеть (всего человек десять, не больше).

Преподаватель окидывает нас взглядом и спрашивает:

— А вы считаете, что все знаете? Значит, будете отвечать на вопросы! Все знает только господь Бог! Я и то заслуживаю только четверки!

Я, кажется, влипла. Что теперь делать? Не знаю. Людка сидит сзади и думает о том, что сегодня — самый голимый день в ее жизни и что зря она родилась на свет. Потом она мне сама об этом скажет.

Минутная стрелка подходит к двенадцати. Начинается стресс. Еще немного, и я сойду с ума.

Лектор подзывает к себе надзирателей и что-то начинает шептать им на ухо. По аудитории ползут слухи, что сейчас каждый из них будет опрашивать оставшихся студентов устно, чтобы определить, какую оценку поставить. Мне стало страшно, поскольку аккумулятор моего телефона не ожидал такого накала страстей и требует заслуженного отдыха, а про шпоры при устном опросе вообще можно забыть. Так что же делать? Я наклонилась под стол и скороговоркой прошептала в рукав:

— Вася, я тебе перезвоню, а то телефон сдохнет.

— Хорошо, Ритуля...

Вася витал в облаках от какой-то странной любовной эйфории и был заранее согласен на все. Он сбросил наш полуторачасовой звонок, в течение которого я слышала его ритмичное дыхание, и стал ждать моего звонка с дальнейшими распоряжениями.

Тем временем лектор вышла из-за стола и стала толкать речь в аудиторию. Содержание ее речи сводилось к тому, что: 1) все, кто остались, — бесстыжие сосунки; 2) у нее нет времени с нами сюсюкаться; 3) она видит, что остались сильные ученики (разве это не противоречит пунктам 1 и 2?); 4) всем пять, и пошли прочь с ее глаз; 5) кто разболтает о том, как идет экзамен, получит двойку.

То есть как это? Нас не будут спрашивать? Всем зачетки на стол? Почему меня никто не предупредил об этом заранее? Я столько денег потратила на телефон и столько нервов!

Ах вот почему все так увиливали от ответа про ход экзамена!

Я обернулась, чтобы посмотреть на перекошенное от недоумения лицо Людки, но вместо этого увидела ее сияющие глаза, которые почти затмили глубокие синяки, выдающие плохой и нервный сон.

Полчаса спустя (тренировка была благополучно забыта) мы бежали на шпильках по коридору и орали «Ура!», как маленькие дети. Ну а через час мы уже сидели с Кариной, Лешкой и Кириллом в «Red Bar» и пили самые дорогие коктейли в городе за то, что сделали это! Мы сдали первую сессию!

К слову, мои родители, когда еще были молодые, прочитали в каком-то американском журнале, что дети должны получать материальное поощрение за любой чих, в том числе за хорошую учебу. Когда я училась в школе, то получала за пятерку в четверти сто баксов, а за четверку — пятьдесят баксов, но только по четырем профильным предметам.

Когда же я стала студенткой, они ввели новый ценз: триста баксов за пятерку, двести пятьдесят — за четверку, если я могу дать объективную причину этому; если же просто прогуляла, то двести баксов. Тройки не оплачиваются, а за двойки идет штраф двести баксов.

Вот баланс, который я подвела по результатам своей сессии:



Так что на данный момент я даже в плюсе. Неплохо, да? Весь семестр жила в свое удовольствие, организовала все экзамены в обход, а все равно спокойненько заработала на этой сессии! Я собой горжусь!

Чья-то дача

Мое окружение всегда всех поражает легкостью на подъем и непонятно откуда взявшимся кругом общения. Вчера одна из моих отдаленных подруг, Настя, с которой мы познакомились через бывших ребят или даже бывших подруг бывших ребят, не помню точно, пригласила меня на чью-то дачу. Интересно, поняла ли она сама, кто ей звонил и почему она имеет возможность взять с собой еще кого-то, но, как говорится, меньше знаешь, лучше спишь. Особенно это касается девушек из моего института.

— Эй, дорогуша, привет! Я решила устроить дикую вечеринку у себя на даче по поводу отъезда родителей! Все будет в духе америкосов: ну там пунш с водкой и всякая фигня. Ты давай, подтягивайся сегодня к десяти. ОК?

— Прикольно! Спасибо! А кто будет?

— Будут все, кто хочет нормально оттянуться. Так что давай, жду тебя! Кстати, захвати с собой че-нить пожрать или выпить, а то у меня тут мышь в холодильнике повесилась! Чава!

Мы с Настей и еще группой каких-то непонятных и весьма странно одетых ребят встречались перед супермаркетом на выезде из города. Каждый посчитал обязательным и непременным накупить столько всякой еды, чтобы уж точно не досаждать хозяйке и иметь возможность протусить на даче как минимум пару деньков.

Мы погрузили сумки в багажник и поехали. В машине открыли по банке пива, разболтались, поделились мнением по поводу своих вузов, музыки и новых фильмов. Так почти незаметно мы проехали сорок километров.

Дача находилась в удивительно красивом благоустроенном поселке, перед домом были припаркованы вполне неплохие машины, и все это напоминало сходку мафиозных группировок где-нибудь в Атланте или Нью-Джерси: черные внедорожники окружали дом со всех сторон, а из дома оглушительно раздавался рэп. Мы выгрузились из машины, покидали вещи в холле и пошли чикаться по дому в поисках знакомых лиц. Трехэтажный дом жертвенницы, которая даже не вышла познакомиться со своими постояльцами, был со вкусом обставлен в современном стиле. Лестница, выполненная из стекла и державшаяся на жестких тросах, соединяла этажи, бросались в глаза яркие стены и интересная подсветка, идущая от потолка. Мое представление о минимализме изменилось. Раньше я воспринимала этот стиль только как наложение большого пространства и строгих форм мебели, украшенных отдельными дизайнерскими объектами. Этот дом отличался. Мебель из стекла на фоне ярких стен вроде не воспринималась как таковая, но в то же время делала обстановку воздушной и свободной от претензий. Жаль, что скоро половины этой мебели не станет, подумала я про себя и ужаснулась.

В доме пока было относительно тихо. Музыка раздавалась на далеком третьем этаже. Народ ходил по дому, останавливаясь около знакомых лиц и интересуясь их сопровождением. Но уже через три часа, когда подъехали последние приглашенные и наступила долгожданная ночь, картина резко изменилась.

Движение по дому ускорилось, музыка стала мегагромкой, кто-то пританцовывал, кто-то лежал на диване, кто-то уехал по срочным делам и обещал вернуться. Такие обычно не возвращаются. Ну или возвращаются, чтобы посмотреть, как все напились, узнать о происходящем, дабы оставаться в курсе дел. Одни курили на кухне, обсуждая новые клипы по MTV, другие курили на балконе и совсем не собирались присоединяться к этому броуновскому движению в доме. Музыка зашкаливала, люди повалили на улицу, началась реальная движуха. Народ залез в машины, демонстрируя пафос и тюнинг, орал и танцевал на капотах, некоторые не вытерпели и стали залезать на крыши, откуда их снимали разъяренные владельцы. Все качали попами музыке в такт. Я даже заметила, что в этой тусе есть особая манера танцевать: поворачиваться вполоборота на каждый второй такт, изредка поднимая колено и плавно размахивая руками.

— Оу! Да тут все на мази! Ребят, давайте, переворачивайте этот кулер на хрен! Давай тащи водяру! Эй, Денисик, тащи колу! Сделаем фонтан из водки с колой! Йе! «Ищи меня в клубе»!

— Давай врубай музон! Танцуем! Эй, все плясать! Йо! Йо! Йо! Йаба-даба-ду-у-у-у-у-у-у-у-у-у!

Кто-то предложил пойти покурить. Эту рожу я уже где-то видела, но мозги напрягать не хотелось. За пять минут в маленькую спаленку на чердаке набилось до фига народу. Внимание, вопрос: зачем надо было идти в такую маленькую комнату и звать всех? Думать, видимо, уже лень. Пустили по кругу два отлично набитых косячка. Народ повеселел, подобрел, все сразу как-то сроднились. Послышался обкуренный хохот из правого угла. Те, кто находились в том углу, стали ржать над столь диковинно исполненным смехом. Открылась дверь в коридор, и народ потянулся в сторону кухни.

Через два часа все, что притащили в дом в почти сотне пакетов, словно муравьями в муравейник, оказалось проглочено. Это даже нельзя было назвать едой, потому что скорее походило на нападение саранчи на собранный в муках урожай. Разговоры закончились. Все занимались набиванием своих желудков, по приобретенной привычке качая бедрами в такт музыке. Качали и жевали. Холодильник не успевали закрывать, мусор бросали прямо на пол (хотя обычно это запрещено), и сотня ног наступала на все эти обертки, пакеты и банки...

— Ребят, меня проперло на «Макдоналдс»! Кто поедет за жрачкой? Тут недалеко!

— Вань, давай, поезжай за жрачкой в «Макдак»!

— Лады! Че взять?

— Да бери всего и побольше. Только давай побыстрее, а то жрать хочется.

Ванька, тихий и, по-видимому, безотказный парень, со вздохом оделся и сел в свой чистенький новенький «бумер».

Движуха возобновилась. Те, кто уже не могли тусить, занялись поиском ночлега и приютились, кто где смог. У остальных открылось второе дыхание. Музыка опять стала громче, всех перло от беспечности. Никто не вспоминал про тихоню Ваню и даже не задумывался о том, что он отсутствовал уже почти три часа.

— Слушай, а где Ванька-то? Он же вроде давно уехал! — вдруг очнулся кто-то.

— Странно. Когда он уезжал, мне как раз звонил Петренко. Щас, погоди, телефон достану. Так, это было... два часа назад!

— Бля! А вдруг его менты приняли? Звони ему, давай!

— Не отвечает. Черт, что делать?!

— Давай, звони в «Билайн»! Пусть нам найдут его по координатам телефона! Это ваще возможно?

Тем временем некоторые парочки удалились наверх, чтобы познакомиться поближе.

Были и те, кто разбрелись по дому, чтобы не считать себя причастным к Ваниному исчезновению. Остальные собрались на кухне и начали грузиться возникшей проблемой.

— Fuck, как быть?!

— Я не знаю! Что делать будем?!

Народ начал вносить предложения:

— У меня папа в ментуре. Он мог бы помочь, если его приняли.

— Я тоже в принципе мог бы с тобой прокатиться. У меня там тоже все на мази.

— Ну а я вроде не сильно пьян, могу сесть за руль.

— Ребята! Срочно отправляемся на поиски! Вдруг ему нужна медицинская помощь?!

— Валька, а вдруг и по правде?.. Бля!

Совместными усилиями было собрано две машины в стельку пьяных студентов, которые требовали зрелищ и адреналина. За рулем восседали самоотверженные парни, которые всегда смеются в лицо ментам и считают их отбросами общества. Конечно, если бы рядом не находились те, кто «с контактами», они бы навряд ли так задирались. Сзади на чьих-то коленях пристроились девчонки, которые всегда должны сунуть свой нос во все дела. Кто-то истерично орал в трубку, набрав службу поддержки «Билайна»:

— Алло, девушка, у нас тут проблема: мы не можем найти нашего друга. Он пьяный (Валь, а он много выпил?) поехал за рулем. Как нам узнать, что с ним? Он не берет трубку!

Общение в машинах принимало все более жесткие формы:

— Дура, это ты его послала за сраными бургерами! Давай, обзванивай все больницы!

— Здравствуйте, скажите, а сегодня не поступал Иван Белокаменев? Нет? Спасибо!

— Алло, девушка, я ищу Ивана Белокаменева. Он, наверное, попал сегодня в аварию... Нет? Спасибо за помощь.

Первая машина вдруг прижалась к бортику, открылась задняя дверь, и кто-то заорал:

— Эй, Ванька звонит! Только я ни хрена не понимаю, что он говорит!

Мне в руки сунули мобильный телефон.

— Давай, Ритка, ты трезвее всех, послушай, что он хочет!

— Я в ментуре. Около «Макдоналдса». Быстрее приезжайте, — с расстановкой шептал мужской голос.

— Он в ментуре около Макдака!

— Народ! Его пиз... Быстрее на пост ГАИ около «Макдоналдса»!

Девчонки завизжали. Дуры. Какой смысл усугублять нервотрепку?! Водители почти протрезвели от пронзительного визга, вжали головы в плечи и вырубили музыку. Настала главная и самая ответственная часть спасательной операции.

Мы приехали к посту ГАИ — две машины, набитые бухой и обкуренной молодежью. Бери и засовывай в обезьянник, даже не понадобится объясняться. Простой анализ крови с указанием повышенных промилле — и все: проблема с родителями у одних, и две проблемы — с законом и с родителями — у других.

Ребята засучили рукава, сделали устрашающие физиономии и зашли в здание поста. Я с ними. Остальные девчонки приклеились к окнам и уставились в темноту.

Инспектор поднял голову и сосредоточенно уставился на непрошеных посетителей. На одном из столов лежали права и документы Вани. Его самого не было, а БМВ оказался припаркован где-то далеко за пределами поста. Кажется, его даже догоняли. В голову закралась неприятная мысль, что все мы влипли.

Блин, как быть? Ребята начали наезжать, крыть матом, бросаться фамилиями высокопоставленного начальства, один даже рванулся к инспектору, но его вовремя схватили за локоть и оттащили на место. Чуть позже, когда участники разборки поняли, что силы в принципе равноценны, атмосфера из враждебно-драчливой перешла в напряженно-деловую. Ребята полезли в карманы. Ванька в тот вечер обошелся им в полторы тысячи у.е. Думаю, если бы они не выпендривались и не дышали алкоголем в сытые краснощекие лица ментов, цена была бы раза в два ниже. Гаишник все же не хотел отдавать права Вани, объясняя это тем, что уж слишком он пьяный. На столь наглое нарушение договоренности все тот же парень опять попытался перемахнуть через стол, и другу снова пришлось его усмирять.

Наконец привели Ваню. Он низко опустил глаза, положил в карман документы и поплелся на улицу. Бедняга был готов умереть от стыда или хотя бы зарыться в землю.

Самодовольные парни с гордо поднятыми головами медленно вышли на улицу, сели по машинам и поехали. В салонах воцарилась атмосфера девичьего восторга. Сердца бились в бешеном темпе. Многие только теперь вздохнули с облегчением.

— У-о-у! Ребята! Вы офигенные! Миссия невыполнима! Йе! Джеймс Бонд, агент 007!

Ванин «Бумер» ехал между двумя черными джипами словно под конвоем. В его салоне никого не было. Ваня оказался лузером, который не смог справиться с таким простым заданием, как съездить в «Макдоналдс». Позорище! Про деньги никто не вспоминал. В таком обществе не принято мелочиться. Долги принято прощать. Тем более что никто таких денег еще никогда не зарабатывал и, наверное, поэтому не ценил.

Ваня уехал следующим утром, как только почувствовал себя способным к концентрации за рулем. Он даже не позавтракал, не только потому, что на кухню было противно заходить из-за разведенного накануне срача и из-за кислой вони набитых пепельниц, но и просто потому, что еды не осталось.

Никто так и не притронулся к огромному пакету из «Макдоналдса», который Ваня поставил на видное место. Пакет вызывал неприятные воспоминания, да и разогревать бургеры было лень.

Наступившее хмурое утро явно не способствовало поднятию настроения. Некоторые ужасались, увидев тех, кто лежал рядом, другие не ожидали найти себя в грязном углу, многие просто ничего не помнили и, на всякий случай опустив глаза, покидали дом и выбегали к заранее вызванным такси.

Происходящее снова напоминало историю про Золушку: наутро кони превращались в крыс, а принцессы — в грязнуль с размазанным макияжем и помятым лицом.

Татьянин день

Я нахожусь в окружении пивных и водочных бутылок и думаю о том, что хочу встать, но не могу. У меня просто нет силы воли, чтобы заставить организм совершить хоть какие-то манипуляции своими конечностями. Я сижу на полу, прислонясь к стене, руки сложены на коленях. Мои глаза слегка приоткрыты. Я ничего не ощущаю. Тело онемело, в ушах звон.

Рядом со мной, на полу, стоит недопитый бокал красного вина. Я хочу толкнуть его и разлить содержимое на паркет, хочу, чтобы при этом бокал разбился. Мне очень нужно разрядить мозги наблюдением совершенного разрушения: так успокоить мои нервы.

Как и японцы, которые только и делают, что улыбаются, чтят старших и демонстрируют уважение к окружающим, я мечтаю попасть в звукоизолированную комнату для избавления от стрессов, где можно орать во всю глотку нечеловеческим голосом и бить дорогие вазы. Я хочу грязи, чтобы она помогла освободиться от тяжести и скинула с меня давящую и натирающую кожу оболочку.

Где-то рядом, матерясь, разлили пиво. Я не стала поворачивать голову, чтобы увидеть, кто это был. Мне безразлично.

Парочка лежит на диване и занимается петтингом. Что ж, если они думают, что я неживая и поэтому меня их деяние совершенно не смущает, значит, так оно и есть. Даже если они считают, что я просто такая же развратница, как и они, то пусть это будет мне наказанием.


Сегодня мы отмечали окончание сессии. Сначала собрались в «Бульваре», пообедали, потом к нам присоединились те, кто хотел показаться на всех тусах и почувствовать себя самым общительным в мире. На самом деле они просто кому-то звонили, спрашивали, где кто сегодня собирается, заходили, здоровались и ехали дальше. К сожалению, на этом способе общения помешались многие. Поэтому, чтобы собрать и тем более удержать тусу, надо запереть всех на чьей-то даче и запретить вызывать такси. Ну или же назначить такое время, что ехать просто будет не к кому. Как вам, например, нравится отмечать день рождения в понедельник днем? Или во вторник ночью? Великолепно! Если даже кто-то и заглянет, то уж точно не поедет кататься дальше!

Кстати, Татьяны, с именинами всех вас!

Я все еще сижу на полу, поджав колени, курю и думаю, что пора ехать домой. А сил нет, нет ощущения тела, которому можно скомандовать «Вставай и иди!», словно моя голова отрублена и насажена на кол, глядя на мир умирающим взглядом. Внутренний голос подсказывает: «Это отходняк, детка».

А этот дебил, Марат, на которого я потратила столько времени и сил, чтобы добавить его в свою коллекцию, сидит на подоконнике, а у него на коленях расположилась Людка, обнимает его за шею, проводит своими тонкими пальчиками по его волосам и целует в губы. В принципе я уже привыкла, что она трахается с теми, о ком я только начинаю говорить или даже думать, но как же я устала от этого дебильного соперничества. Интересно, настанет ли момент, когда она наконец осознает, что то, чем она занимается, не называется «схожими вкусами». Она попросту уводит у меня мужчин. Может, Господь справедливости ради пошлет ей какое-нибудь неслабое заболевание, передающееся половым путем? Конечно, нельзя желать подруге зла, но мне уже нечего терять, я ведь просто голова на колышке. А мое тело валяется в другой комнате этой съемной квартиры среди таких же тел в залитой спиртным и заблеванной одежде.

Помню, что мы решили ради эксперимента никуда не ходить, а снять квартиру на пару деньков (чтобы не жалко было портить) и устроить тут вечеринку в лучших традициях «Американского пирога». Исход заранее предопределен. Мы могли либо напиться в хлам, либо подраться, либо парочками разойтись по комнатам. В итоге мы напились и разошлись по комнатам. От драк спасло только то, что все у нас в компании не слишком агрессивные.

Ко мне клеились какие-то странные ребята, которых кто-то привез с собой и на которых без слез и рюмки бакарди нельзя было взглянуть, а также мой хороший друг Лешенька. Не знаю, чего это он руки распустил, наверное, поддался всеобщему настроению. Парни по очереди подходили ко мне, начинали обнимать, я протягивала им рюмку, выпивала сама и притворялась, что мне, перед тем как заняться с ними сексом, надо сделать одно очень срочное дело. В итоге я напилась в нулину и послала их матом. Такие вот птицы обломинго летают в наших краях. Мне очень тоскливо. Моя голова висит, смотрит на все как бы со стороны и размышляет о вечном. Я давно уже хотела провести ревизию своего сердца и понять, есть ли в моей жизни человек, на котором хотелось бы остановиться. И кто мне тогда все остальные? Я веду совершенно беспорядочную сексуальную жизнь: сплю с друзьями, выслушиваю душевные терзания случайных встречных с подходящей химией, вожу за нос десятку ботанов и практически перестала прислушиваться к сердцу при встрече с очередным мужчиной. Мозг просто выхватывает подходящую фигуру, ставит галочку в строке «брюнет» или «блондин», поскольку рыжих я терпеть не могу из-за жуткого отвращения к пигментным пятнам, оценивает стиль и стоимость обуви, после чего выводит результат тестирования: годен или не годен. А дальше уже я действую подсознательно на основе методов, которые освоила еще в подростковом возрасте.

Я вообще кого-нибудь любила? Даже не знаю. В седьмом классе я впервые влюбилась в одноклассника, красивого мальчика Митю, мечтала, чтобы он уделил мне внимание, ухаживал, таскал мой портфель, дарил ромашки и дергал за волосы. Так как мои подруги были еще зелеными, то я обратилась за помощью к маме.

Мама взяла денек на размышление, а потом объявила, что мне еще рановато думать о мальчиках и следует сконцентрироваться на уроках. После такого ответа я поняла, что всерьез меня никто воспринимать не будет, но сдаваться не собиралась. Если я очень хочу, значит, получу желаемое. Это мое жизненное кредо. Я начала приглядываться к окружающим, ловить жесты и запоминать их, и даже завела дневник, куда записывала все свои наблюдения и реакции на тот или иной поступок. Затем потихоньку начала применять их на практике. Я роняла ручку перед Митиной партой, медленно наклонялась за ней, обязательно касаясь его волосами, не позволяла ему списывать, чтобы он чувствовал уважение и недоступность, которую хочется сломить, посылала ему ошибочные эсэмэски и стреляла глазками. В начале восьмого класса он предложил мне встречаться. Наши отношения продлились весьма недолго, поскольку мне наскучили компьютерные игры и гулянки во дворе и понадобился кто-то более интересный и развитый. Для этой цели как нельзя лучше подошел парень из десятого класса, Степан, который гонялся за мной по площадке и требовал, чтобы я отдала его куртку. Степан находился на пике полового созревания и мечтал о развитой девушке, чтобы начать настоящую мужскую жизнь. Если бы не прыщи на его лице, я осталась бы с ним подольше. Он мне импонировал своей силой и качествами лидера. Но в то же время мне стало ужасно скучно. Столько мужчин оборачивались, чтобы проводить взглядом меня, юную нимфетку с уже достойными формами, что мне захотелось страстей и интриг. Кровь бурлила и требовала жертв. Еще два милых старшеклассника стали жертвами моих чар. Я никогда никому не поддавалась, сама выбирала лучших из лучших и делала их зависимыми от себя.

В это время в нашу школу перевели Людку. С первого момента, когда она зашла в класс, я ощутила угрозу своей уникальности. Только представьте, нам объявили, что к нам в класс придет новенькая — очень хорошая и милая девочка Людмила. Все сразу представили себе мымру в очках, черных штанах и свитерочке. Однако в класс вошла высокая и стройная девушка с длинными распущенными темно-русыми волосами и вызывающе горящими глазами, которая явно не подпадала под определение «милая». Скорее, она походила на фурию, готовую наброситься и проглотить.

Людку я невзлюбила сразу. И дело не только в том, что она была очень яркой и привлекала взгляды окружающих парней, из-за чего я остро чувствовала недостаток внимания к своей персоне, но еще и в том, что новенькая постоянно пыталась копировать мои движения, которые в ее исполнении становились просто смешными, словно их демонстрировал клоун в цирке. Ужас, не правда ли?!

Людка имела неимоверный талант. Если я всего достигала благодаря определенным действиям и тактике, то Людка молниеносно поражала своей жгучей привлекательностью. Ей не хватало лишь техники, которую она подсознательно брала у меня и добивалась сногсшибательных результатов.

Прошло полгода, прежде чем мы заметили, что нас не просто отталкивает друг от друга, а настолько отталкивает, что хочется видеть этого человека постоянно рядом, контролировать каждый его шаг; наша ненависть почти перешла в любовь, остановившись на острой и ревностной дружбе. Думаю, если бы не соперничество за внимание ребят, мы бы стали лесбиянками. Людка, видимо, тоже это чувствовала, поскольку и боялась меня, и постоянно нуждалась во мне. Весной мы уже сидели за одной партой, на переменах собирая вокруг себя всех более-менее созревших парней, которые, как мотыльки, слетались на свет.

Вне школы мы тоже встречались со множеством ребят, в основном остававшихся друзьями. Это был наш любимый тип отношений. Еще бы, можно куда-нибудь пойти, обсудить их качества в женском туалете, наблюдать за двуличием парней в отношениях с другом и девушкой, ну а потом...

Иногда мы вчетвером ехали домой к кому-нибудь из них. Именно таким образом я лишилась невинности. Мне было четырнадцать лет, и на меня в этот ответственный момент смотрели три пары глаз. Сейчас я очень жалею о том, что в тинейджерстве бурление собственной крови мне не подчинялось. Признаюсь, я до сих пор не могу общаться с ребятами, которые тогда присутствовали, потому что они не просто видели меня слабой, они видели, как я раскрылась в минуту жуткой боли, и нарушили мою интимность. Людка не в счет. Она и была тогда моей интимностью. Наши чувства друг к другу космически необъяснимы.

В следующем году наш класс расширили и перетасовали с параллельным. Наверное, для того, чтобы мы научились общаться и налаживать отношения с другими людьми. Так принято делать в США и Канаде, в результате чего все могут общаться друг с другом, натягивая гримасу-улыбку радости, и никто не способен на глубокие дружеские чувства.

У нас в классе появились Марина, Алекса и Катя. Увидев наши тесные отношения с Людкой, они пытались дружить втроем, но в итоге всегда образовывали различные виды пар с одним аутсайдером. Наверное, им это нравилось, так как каждая получала свою долю адреналина от ссор и даже драк с укусами и матом на всю школу. Их вызывали к директору, но после беседы отпускали. Они были непростые девочки, за их спинами стояли влиятельные папочки и мамочки.

Марина, потрясающая жгучая брюнетка с восточными чертами лица и красивой женственной фигурой, иногда подходила к нашей парте и интересовалась, как у нас жизнь, как мы проводим время и что задали по такому-то предмету. Чтобы не раскрывать истинной цели нашего свободного времяпрепровождения, мы рассказывали о том, как ходили в кино и ели мороженое (не важно, что половину фильма мы не видели и что мороженое было слизано с груди наших новых ребят, близнецов второкурсников). Марина говорила, что играет на пианино и ходит на дни рождения многочисленных родственников, поэтому у нее почти нет времени на простые подростковые радости.

Однажды Людка сдуру ее пожалела и позвала с собой. Мы встретились в «Гараже» на Пушке, выпили по «маргарите», потом по «дайкири», запили все это водкой и поехали в самый отстойный клуб Москвы — «Мастер». Мы были уверены, что подобное место вызовет у Марины ужас, ну а фейс-контроль бесплатно пропустит красивых девушек, лишь бы кто-то красивый был в клубе. Мы с Людкой стали танцевать, подмигивая и четко двигая бедрами, и уже скоро вокруг образовался кружок парней, которые желали втиснуться в пространство между нами. Марина оказалась вне поля зрения. Как всегда, мы довели половину мужчин до стояка (остальные просто не выдержали борьбы за самку или оказались неинтересны внешне), после чего отправились раскручивать кого-то на коктейль. Тут мы и увидели Маринку, которая сидела в мини-юбке на барном стуле в углу с широко расставленными ногами и трахалась с каким-то кавказцем. Мы тихо удалились, чтобы ни в коем случае не помешать. Наутро мы ее зауважали и договорились принять в свой круг.

Позже оказалось, что Маринина психика недостаточно устойчива к тому, чтобы не влюбляться в объекты и чтобы потом спокойно относиться к сайтам типа «Враги.Ру», на котором жирными заглавными буквами написано проигравшими битву парнями: «РИТА И ЛЮДА — ДВЕ СУЧКИ! ОНИ БЛ...! ТРАХАЮТСЯ СО ВСЕМИ ПОДРЯД!!!»

Так знайте, наши дорогие, что не со всеми подряд, а только с теми, кто хорошо выглядит, ухожен, умен, может нам что-то предложить, подарить и может нас угощать. Не все же на халяву, правда?

Марина ревела. Она не верила, что мужчины так злопамятны и не могут делить ни с кем женщину, которой они якобы добились (посредством нас самих, конечно же) и которую с гордостью показали своим друзьям. Я не могу употребить слово «познакомили», потому что мы, две красивые девушки, на которых оборачиваются прохожие и кому гудят проезжающие мимо хач-мобили, являемся добычей. Любовь тут ни при чем. Речь может идти только о добыче.

(Боже, если мне в пятнадцать все давали восемнадцать, а сейчас говорят, что я выгляжу на двадцать три, то что же будет потом? Тонны косметики, алкоголя и кокаина превратят меня в печеное яблоко? Надо подумать о золотых нитях или еще о чем-нибудь подобном.)

Маринка сдалась и перестала принимать активное участие в нашем спортивном и практически незатратном хобби. Она изредка спрашивала, как у нас дела, постоянно путая имена наших прошлых и настоящих ребят, и просто слушала, радуясь, что для нее этот кошмар закончился. Маринка отошла к Кате, высвободив на нашу голову Алексу.

Александра Риттер, или попросту Алекса, маленькая, веселая и очень обаятельная блондиночка с немецко-еврейскими корнями, изначально совершенно не вписывалась в нашу пару. Но после того как несколько раз к ней в баре подходили милые ребята без характерной для нашей коллекции похоти в глазах, мы этим очень заинтересовались и стали носить балетки, чтобы казаться ниже, плели себе косички, чтобы быть задорнее и непосредственнее, даже подумывали о том, чтобы перейти на стиль «Тату», но идея повисла в воздухе, так как мы не знали, насколько подобная шалость сможет изменить нашу дальнейшую сексуальную жизнь.

Алекса слушала своих ухажеров с широко раскрытыми от удивления и восторга глазами, звонко смеялась над их шутками и стеснительно краснела, когда они обнимали ее за плечи. Она была словно хрустальный цветок, который они жаждали со всей осторожностью нести на руках. Алекса тогда нас очень многому научила, например различать типаж понравившегося мужчины, чтобы использовать пригодную именно для него тактику. Вот так мы совершенствовались и перевоплощались, пока Алекса не начала встречаться с десятиклассником. Правда, ни я, ни Людка не поняли, чем это недоразвитое существо мужского пола могло ее заинтересовать, но делать нечего. Она была чертовски довольна своим новым положением в обществе и училась строить семейные отношения с постоянным партнером.

Рыженькая веснушчатая Катя осталась одна. И была бы в одиночестве еще долго, если бы однажды не поняла, что скоро у нее день рождения, шестнадцатилетие, а она все еще не умеет красить свои выгоревшие реснички и подчеркивать голубые, как безоблачное небо, глаза. На свою голову она обратилась за помощью к нам.

Мы с Людкой сидели в раздевалке, прогуливали урок физкультуры и рисовали Кате лицо. Мы перепробовали несколько вариантов, которые нашли в журнале «ELLE», протестировали ее фигуру и подобрали стиль, максимально подчеркивающий ее идеально ровные ноги и узкие колени.

Катя стала нашей. Как ни странно, мы с Людкой не хотели, чтобы Катька вливалась в нашу компанию, поскольку уже поняли на Алексе и Марине, что подобное не идет им на пользу. Они ломаются, страдают и выбирают традиционный уклад отношений. А мы, хоть и учимся чему-то у них, все же терпим больше неудобств: такое ощущение, будто тебе подбросили иждивенца, о котором ты печешься, сама не знаешь почему. Мы не были уверены, что она не нарушит установленные правила, не станет мешать нам или болтать лишнее. Кто поймет этих новичков?

Катя пошла с нами в «Винил». Протанцевав и выпив, как всегда, за счет заведения и окружающих мужчин, Катька напилась вдрызг и облевала весь клуб. Мы уже зареклись, что больше не возьмем ее никуда, как вдруг из туалета ее вынес красивый статный юноша, промокнул ей губки салфеточкой, поправил платьице, которое сбилось на груди, положил ей денег в карман и отправил на такси домой. На наших глазах он захлопнул дверь машины и взволнованный вернулся в клуб. Это ж какая у девушки должна быть энергетика, что ее в любом дерьме принимают за святую?!

Людка всерьез загрузилась тогда на эту тему. Она думала о том, как принять на себя ауру невинности, несколько ночей. В итоге пришла к выводу, что необходимо быть более беспомощной. Гениальный вывод, достойный типично женской логики и слегка вялых мозгов моей подруги. Ради такой ерунды не спать ночами? Глупо! Именно поэтому мозг не отдохнул и выдал ошибочный результат.

Хоть я и скрыла от Людки, но я тоже думала на данную тему и немало. Однако побудительной причиной моей увлеченности проблемой являлся тот факт, что раз мы кого-то опять пустили в нашу жизнь, надо извлечь пользу. У меня созрело в голове предварительное суждение, но его надо было проверить на практике.

Испуганная своим промахом Катька даже не ожидала, что мы захотим пойти с ней куда-нибудь вновь. Но мы позвали ее уже на следующий день, едва на лице девушки появился хоть и бледненький, но румянец.

В «Hungry Duck» было очень много народа, который толпился у входа, толкался на танцполе и мешался в туалете. Мы с Людкой смотрелись идеально красивые, стильные, высокие, яркие девушки. Катька выглядела несколько иначе. Она была в пестром платье и балетках. Как же так, не понимали мы, девушка пришла на дискотеку на плоской подошве! Возмутительно, что ее вообще сюда пустили! И вообще, как она себе представляет процесс соблазнения, если даже не сможет дотянуться до шеи мужчины?

Мы сразу заняли места у барной стойки, чтобы иметь возможность поболтать с барменом, быть легко доступными для заинтересованных мужчин и чтобы в любой момент можно было пойти танцевать.

Но, как ни странно, Катька опять стала гвоздем программы, хотя просто сидела на барном стуле и болтала ногами, потягивая через трубочку сладенький «дайкири». Ну вылитая Лолита, подумали мы с Людкой. Катька выглядела наивной чистой девочкой, которую сюда затащили две какие-то странные женщины и которой теперь надо просто подождать, поковыряться в носу, а потом ее отвезут обратно домой, к маме.

Катька выглядела такой свежей и сочной, что к ней медленно стали подкатывать мужики разного возраста с глупыми вопросами типа: «А почему такая красивая девушка не спит дома в окружении плюшевых зайчиков?» и «Девушка, миленькая, что вы такая грустная?»

Мы же опять находились в окружении ребят все того же знакомого нам типажа, которые только и хотели, что затащить нас в постель. Нет, не то чтобы мы были против, но хотелось чего-то большего, чистого и светлого. Хотелось хоть минуту побыть маленькой и беззащитной, особенно глядя на Катьку в пестром платьице. Оказалось, что ей и не требовалось дотягиваться до шеи мужчин, поскольку она сидела на высоком барном стуле, и все мужчины наклонялись к ее ушку сами.

Когда же ближе к разгару ночи мужчины окончательно осмелели и стали приставать к Катьке кипами, я даже начала ощущать материнское чувство, что мое дитя в опасности. Потом она, конечно же, быстро напилась всякими дебильными коктейльчиками и отправилась на танцпол, притом что еле волочила подкашивающиеся ноги.

Катька великолепно оттанцевала. Ее периодически относило в руки то одного, то другого мужчины, а она, казалось, не придавала этому никакого отягощающего сознание значения. Каждый раз она с глупой и наивной улыбкой отталкивалась от очередного поклонника и опять неслась, словно смерч, к центру танцпола.

Тем временем мы, подобно ученым из лаборатории, стояли в сторонке, важно сложив руки на груди, и наблюдали за происходящим. Неужели она всегда так расслабляется, что становится гиперсексапильной? Когда, наконец, Катя все же выдохлась и застряла на чьих-то не слишком мужественных руках, Людка со вздохом направилась к ней и стала тянуть к выходу. Катька не сопротивлялась. Она уже понимала, что на сегодня ее сольная партия завершена.

Мы поймали машину и поехали есть суши. В «Бед»-кафе народу было мало, официанты бродили полусонные и ленивые, повар, судя по времени ожидания заказа, вообще давно уже крепко спал, но нам как раз и требовалось место, где можно спокойно посидеть и поговорить. Мы безумно хотели расспросить Катьку о том, что она ощущает, чем руководствуется и как себя видит со стороны. Доктор, подключайте аппарат, снимаем кардиограмму.

После наших расспросов у Катьки что-то произошло в голове, видимо, ее психика не восприняла сразу такой дозы интима. Она стала кидаться в нас льдом, подкидывала его вверх и ловила своим декольте, постоянно промахиваясь и активно двигая грудью на радость сбежавшимся официантам. Она поддерживала свою грудь снизу, якобы чтобы увеличить площадь попадания, а затем стала гладить Людку по эпилированной коленке и облизывать ее губы. Мне стало мерзко. И не от того, что передо мной две подруги пустились в лесбийские игры, это меня не смущало никогда. Наоборот, я всегда за то, чтобы разнообразить свою личную жизнь. Но тут ведь речь идет совершенно о другом. Мы с Людкой вытащили из девушки самые дерзкие желания, раздразнили ее сексуальность, и теперь неизвестно, как изменится ее жизнь. А вдруг она не найдет в себе силы побороть эти яркие чувства при помощи стыда и воспитания? Вдруг станет продаваться?

Пока я об этом думала, спокойно наблюдая за дымом сигареты, которую я курила, Людка оттолкнула Катю и шутя пригрозила ей пальчиком. Молодец. Понимает, как не травмировать неискушенную душу.

Катька в тот вечер научила нас многому. Когда она наконец отключилась и заснула на белоснежном диване кафе, мы с Людкой долго обсуждали, стоит ли нам ее включать в свой круг интересов и чему мы можем у нее научиться. Вывод не был однозначным. Вроде, с одной стороны, она вела себя раскрыто, но, с другой — совершенно не контролировала себя. А это в нашем хобби опасно. Как красотке Джулии Робертс запрещалось расслабляться и наслаждаться поцелуями в губы, так и мы не можем довериться мужчинам и размякнуть в руках даже самого обаятельного из них. Где взять гарантию, что после секса в туалете нас не заберет «скорая» с разрывом шейки матки?

И все же мы, охотницы на самцов, должны согласиться, что Катька очень проницательна и миловидна. Момент, когда она легонько отталкивает мужчин, сопровождая действо нежнейшей и в то же время коварной улыбкой, а они протягивают руки ей навстречу, пытаясь поймать и прижать к себе, чтобы вновь почувствовать запах ее кожи, мог бы войти в историю охотниц.

Да. Все это мы пережили вместе. А теперь я сижу на полу и думаю о том, что наша дружба и сотрудничество превратились в ужасно жестокую игру. Я дерусь за свое счастье, а Людка — за свое. Мы — равноценные соперницы, и никто не знает, что именно хотим доказать друг другу. Ведь количество симпатичных мужчин в списке — это не самое главное, я чувствую это где-то в глубине души. Может, сдаю позиции? Или повзрослела? А может, я просто наелась этих «любовных» историй и пора себе подобрать иной образ жизни?

Что же сейчас? Как насчет сегодня? Я могу встать и поехать домой. Кажется, для меня подходящей пары нет. Хотя...

А что здесь делает Марат?! Он давно приехал? И почему он решил засветиться на подобной тусовке местечкового порядка? Вон он стоит около окна и нежно держит на руках Базилио. Кот в восторге от такой нежности и подставляет шейку, чтобы ее почесали. Минуточку, а откуда здесь Базилио? Зачем его Людка взяла с собой на эту квартиру? Может, меня посетило видение? Допустим. Но тогда я должна что-то сказать и посмотреть, ответит ли он мне.

Но что происходит? К Марату подходит моя соперница, обнимает его за талию и целует. Он берет Людку за руку и сажает к себе на колени. Базилио уже и след простыл. Я напрягаю голосовые связки и выталкиваю из себя кряхтящее: «Марат! Нет!»

Словно от удара током я резко прихожу в себя; начинаю осознавать, что краски стали ярче, что подоконник удалился от меня, что нет ни Марата, ни Людки, ни тем более Базилио. А есть только Лешка, который стоит надо мной, опираясь правой рукой о стену. И из его рта вытекает помятая фраза типа: «Ну и че это ты разоралась, девочка моя, а?»

Я резко встаю, отчего у меня кружится голова и темнеет в глазах. Лешка меня подхватывает и прислоняет к стене. Его стеклянные глаза с малюсенькими зрачками выглядят так, что я машинально интересуюсь, что именно он успел покурить, и требую убрать от меня руки.

Я беру пальто и, одетая лишь в джинсы с блузочкой и замотанная шарфом, выхожу из подъезда. В столь поздний час машин мало, и я мысленно ругаюсь, что не заказала такси, а лезть в сумку за мобилой просто нет сил. Если я сейчас умру от холода, то этого никто не заметит. Мама и папа привыкли, что их дочь приходит под утро, и не заглядывают в мою комнату. Они живут своей жизнью, а я — своей. Просто мы ходим по одной квартире. Еще я получаю от них деньги и иногда помогаю в каких-нибудь делах. Дела эти мама излагает в письменной форме и кладет листок на мой стол. Людка тоже не заметит моего отсутствия, может, наоборот, будет рада тому, что никто не будет комментировать ее действия и отрицательно высказываться о коронном приеме развязывать галстук во время разговора с мужчиной.

Мне страшно захотелось курить. Я набралась сил и замерзшими пальцами полезла в сумку. Возле меня затормозила разбитая девятка. Со скрипом опустилось наглухо затонированное стекло.

— Девущка, вам куда нада? — поинтересовался очередной обладатель южных кровей.

— Мне на Кутузовский надо.

— Ну садитесь, а то ещо простудитесь. А нельзя, вам ещо детак ражать.

Я села и поехала «домой, где ты меня не ждешь». Всю дорогу я словно в тумане слушала болтовню водителя о том, что он как настоящий мужчина сделал троих сыновей, что работает на автостанции и подрабатывает таксистом. Я сидела, курила, любовалась желтыми огнями городских пустынных улиц и изредка кивала в такт его речи. Как я люблю ночную Москву. Лишь только по Первому каналу заканчиваются вечерние новости, столица преображается. Серые клерки, которые днем сновали по делам, скрылись в спичечных коробках в спальных районах. А в центре гигаватты неоновых вывесок, по улицам прогуливаются модные молодые люди, щеголяя своим потрясающим чувством стиля. Москва словно увеличилась в размерах и очистилась от дневной грязи.

В такое время иногда хочется просто гулять или кататься по знакомым улицам, а еще лучше спешить на свидание или в кино, одевшись в вечерний, более откровенный, наряд, с пряным ароматом на запястьях и предвкушающим радость сердцебиением.

Ничего не значит

Всю ночь я ворочалась, чувствуя дискомфорт, так что под утро моя холостяцкая постель (я стараюсь никого не приводить домой) выглядела как поле боя. К тому же я проснулась рано и задумалась, почему мне накануне было так тоскливо. Как говорится, сон алкоголика краток.

Подумаешь, перепила немного. Выпила бутылку, ну две... И почему-то напилась, хотя обычно в этом отношении довольно стойкая. Помню, что от выпитого и выкуренного у меня начались видения, как мы только начинали охотиться. И почему-то постоянно всплывал в уме Марат. Да! А еще я помню что-то про Людку и Базилио! В этот момент сердце сжималось так, будто я переживаю нечто ужасное, о чем мучительно вспоминать... И что за непонятная боль в сердце?..

Я поворачиваюсь на другой бок и пытаюсь заснуть. Все тщетно. На часах девять утра. Кому бы позвонить, развеяться? Людка сейчас наверняка спит, отключив телефон. Я заметила, что люди, вращающиеся в шоу-бизнесе или активно тусующиеся по ночам, всегда отключают телефон, когда спят. Думаю, это связано с тем, что они публичные, заметные, поэтому многим нужны. К тому же люди, с которыми они общаются, неадекватно воспринимают смену суток и могут звонить, когда заблагорассудится. Вот и Людка — яркая девушка с богатой коллекцией красивых молодых мужчин, у каждого второго из которых есть номер ее телефона, девушка с потрясающими знаниями и навыками в постели, отчего ее телефончик всегда нарасхват. Так что Людка пока в пролете. Кто еще? Марина и Лена, мои любимые одногруппницы и новые участницы нашего проекта, улетели в Сочи на выходные. Кстати, Марину и Лену мы вообще никогда не думали вербовать, опасаясь, что они нас выдадут или несерьезно отнесутся к делу. Все получилось спонтанно.

Мы вчетвером решили прогулять нудную лекцию по международным договорам и поехали обедать в суши-бар. Конечно же, как всегда, в неподходящий момент мы встретили двух ребят, с которыми недавно общались в кафе «Мио». По закону жанра они нас узнали, несмотря на категоричную смену имиджа (мы охотились в маленьких черных платьях, а теперь предстали перед ними в униформе из джинсов от Dolce&Gabbana и свитерков). Они подсели к нам и стали расспрашивать, что нас занесло в такую жопу мира. Мы ответили, что недалеко учимся и решили пообедать, после чего оказалось, что компания, в которой они работают, тоже решила переехать на окраину для экономии на аренде помещения. Мы с Людкой одобряюще закивали. Какое же великолепное руководство, если так рассчитывает соотношение постоянных и переменных издержек! (Эта редкая комбинация терминов, которую я запомнила при переписывании очередной лекции по экономтеории, пришлась как нельзя кстати и искренне удивила девушек.) Натянув маски женственности и благородства, мы проболтали с ребятами довольно долго, пока не закончился их перерыв и они не сорвались обратно в офис.

Марина и Лена сидели с огромными от удивления глазами, хлопали густыми, пусть даже и наращенными, ресницами и восхищались:

— Ни фига себе!

— Ну вы даете!

— Где вы так научились кадрить мужиков?

— Вы прям как принцессы себя вели! Так красиво!

— Ритка, откуда ты знаешь такие термины?

Людка молчала. Как только молодые люди скрылись из виду, ее лицо переменилось. Она ковыряла палочками в соусе и, судя по искривленному рту, очень негодовала по поводу неожиданной встречи. Девчонки еще больше удивились, когда заметили резкую смену ее настроения, и уставились на меня. Я извинилась и на минуточку вышла.

Зайдя в женский туалет, я облокотилась о стену и стала пялиться на свое отражение в зеркале. Я ждала, точно зная, что сейчас придет Людка, с грохотом откроет дверь и начнет на меня орать непонятно за что. Подобные припадки агрессии бывают с нами обеими, в этом мы очень похожи. Таким образом мы избавляемся от стресса.

И вот оно, начинается. Я спокойно продолжаю стоять, слушая приближение равномерного цоканья каблуков, дверь распахивается и не успевает закрыться, как начинается ор.

— Какого хрена этим двум идиотам надо было здесь сидеть, а?! Скажи мне?! Что, другого момента не нашлось?! И что нам теперь делать? Молчать?! Делать вид, что им приснилось? Они же зае... нас расспросами! Особенно Ленка! Блин, эта дотошная девка на уши всех поставит, но выяснит, что произошло! Твою мать! И че теперь, рассказывать? И принимать в свои ряды, чтобы молчали? Да мы так скоро всю Москву в списки внесем. Все мальчики — в графе «коллекция», все девочки — в графе «участницы». Что ты уставилась на меня?!

— Люд, помой руки.

— Что?! Какие на хрен руки?!

— Помой руки, легче станет.

— Да пошла ты, мисс совершенство!

— Как хочешь, можешь и не мыть. Но выслушать меня ты обязана.

— Валяй!

— Надо принять решение, брать к себе Маринку и Ленку или нет. Так?

— Ты прямо провидица...

— Значит, так. Сколько у нас действительных членов? Четыре! Сколько активно действующих? Двое. Мы хотим развивать наше тайное учение? Хотим.

— Это выяснили. Давай дальше, — поторопила Людка.

— Опиши мне Марину.

— Ну, метр семьдесят в ней есть, весит приблизительно пятьдесят два килограмма, может, чуть больше. Блондинка с длинным носом и большими глазами. Не дура.

— Нос — это ее изюминка. Кто у нее отец?

— Не знаю, но одевается она прилично.

— Ну а теперь Лену опиши.

— Мелкая, кудрявая, рыже-каштановые волосы с мелированием. Никогда не ходит на каблуках. Зато носик что надо и папа в полном порядке. Кстати, у ее мамы сеть салонов красоты.

— Ну вот. Все, оказывается, в полном порядке. Мама сделает ей нормальный цвет волос, в спортзале она временно приостановит занятия со штангой и сосредоточится на стриптизе и правильной походке. Мозгов и упорства ей хватает, так что она быстро научится основам. А все остальное, сама знаешь — километры практики.

— Ну да. Километры в погоне за уезжающей колесницей прекрасного принца и километры на тахометре велотренажера.

В полной решимости принять в клуб новых членов мы вышли из туалета. На столе уже стояло второе блюдо, и девушки мирно ковыряли вилкой в жареном рисе.

— Так, во-первых, есть вилкой жареный рис вредно для талии, — с ходу заявила Людка. — Такие сложные углеводы лучше не есть вовсе, ну а если сильно хочется, использовать палочки.

— Да, — согласилась я. — И еще мы хотим сделать вам потрясающее предложение, благодаря которому вы постигнете уникальную науку, но которая требует постоянного самосовершенствования.

— Девчонки, вы что — сектанты? И эти ребята тоже? — спросила испуганная таким поворотом событий Лена.

— Нет. Просто мы с Людкой создали тайный клуб. Повторяю: тайный! Он поможет вам получить бесценные навыки общения с мужчинами, знакомиться с любыми симпатягами и делать с ними все, что захотите. Единственное, что от вас требуется, — это сохранять тайну и следить за собой.

— А если вы проговоритесь, нам придется вас убить! Ха-ха-ха!

— Люд, не смешно. А теперь поподробнее...

До конца обеда и потом еще вечером мы рассказывали о том, как выходим в свет, привлекаем внимание, ведем беседу и так далее.

Тогда я почему-то вспомнила про Наташу и подумала, что она намного более проницательная и добрая, чем я предполагала. И что, если бы у меня не было Людки, я предпочла бы дружить с ней.


И вот я лежу в кровати и думаю о том, что мне некому позвонить. Мелькают имена школьных подруг, моих былых жилеток, к которым уже неприлично обращаться за помощью просто потому, что я ничего не даю им взамен. Я все время собираюсь позвонить им, рассказать, что происходит в моей жизни, поделиться новостями, расспросить, как они там, общаются ли? Мечтаю собрать всех по какому-нибудь поводу, например на свой день рождения. А потом открываю старую записную книжку и понимаю, что рука не поднимается. Ну позвоню я, скажу:

— Привет! Это Рита Миронова! Ты меня помнишь?

Наверняка на другом конце провода повиснет напряженная тишина, и я продолжу объяснять:

— Помнишь, мы с тобой вместе жили в посольстве такой-то страны, а потом еще встречались в Москве и гуляли в Александровском саду?

И после этого я боюсь услышать: «Нет, не помню» или пускай даже: «Да! Конечно! Но только я сейчас так занята, ужас. Я тебе перезвоню».

И никогда больше не перезвонит.

Интересно, Наташа спит так рано утром? Она, я помню, рассказывала что-то про йогу по утрам. Может, я не слишком помешаю, если прерву ее занятия?

В списке я нашла Наташку и, на секунду засомневавшись, все же отправила эсэмэску: «Natashka, esli ne spish, perezvoni, please».

Через две минуты в трубке раздался ее веселый голосок. Фоном стучали кастрюли и играла музыка.

— Приветики! Что стряслось?

— Доброе утро, Натах. Я боялась тебя разбудить.

— Не, ты что! Я уже и йогой позанималась, а теперь кашу варю на завтрак. На воде, без соли и сахара. Самосовершенствуюсь. — Она звонко рассмеялась. — На самом деле мне бы еще килограмм скинуть.

— Молодец! А я вчера что-то прониклась студенчеством и пошла на глупую вечеринку. Так что спала мало.

— Ясно, ясно. Какие планы на сегодня?

— Думаю сходить на массажик, чтобы в себя прийти, потом в спортзал, а после — не знаю. А ты? Пообедать не хочешь?

— Не, не могу. Ко мне сегодня мама на проверку приезжает. Думаю, весь день придется слушать ее вопли по поводу моего похудания.

— Сочувствую.

— Рит, а чего ты, собственно, звонишь? Просто так или есть проблемы?

— Знаешь...

— Ну говори, что случилось. Не против, если я начну есть?

Непосредственная ты моя, Наташка. Конечно, я против, потому что пытаюсь рассказать тебе о душевной травме, которая в этом мире никому не интересна. Но почему-то сказала:

— Конечно нет.

— Слушаю тебя, Ритуля.

— Натаха, я страдаю непонятной формой шизофрении.

— Да, еще скажи, что ты вообще маньячка, которая бегает по ночам в костюме супермена.

— Я серьезно! У меня проблемы. Мне иногда кажется, что во мне спит какое-то странное чувство. Потом оно вдруг просыпается — и я перестаю контролировать свои эмоции.

— Ритка, ты что, влюбилась?

— Я?! Как это?! Нам же нельзя влюбляться, чтобы не приостанавливать саморазвитие! Ты же знаешь, что мужчины сокращают жизнь женщины! Для меня это недопустимо!

— Да, но это, по ходу, так. И кто же тебе снится?

Меня бросило в холодный пот. Если я влюбилась, значит, по всем законам женской психики, начну проявлять слабость, делать ошибки и буду постоянно искать общества этого мужчины. В результате он продлит свою жизнь за счет моей, а я умру раньше, чем предначертано.

— Ритка! Не спи! Я что, так сильно удивила тебя своим открытием? Неужели ты думала, что больше никогда не влюбишься?

— Наташка, ну почему ты так уверена? Может, это простой гормональный всплеск? У меня скоро женские дни пойдут...

— Ой, только не надо отговорки придумывать. Как будто я не замечаю, что происходит между тобой и Людкой, когда на горизонте появляется этот ваш, как его там, Тимур или Марат. Не помню.

Меня ударило током, пронзило молнией, и я улетела вместе с торнадо в волшебную страну Оз.

— Марат, — выдавила я.

— Точно. Вы всегда, когда его видите, сразу теряете способность играть по правилам.

— Нет, просто мы не хотим притворяться и...

— И ты в него влюбилась.

— Спасибо, Наташ. Я должна подумать. Пока. Ах да, приятного аппетита.

— Звони, если что.

Какая же я наивная дура, а еще считаюсь соучредителем клуба охоты на мужчин. Даже не заметила, как банально влюбилась.

Весь оставшийся день, что бы ни делала, я чувствовала себя освобожденной, радостной и счастливой. Думала о нем, о нас, о том, как ему сказать и говорить ли вообще.


Пролетали недели. Я все мечтала и молчала. Но, как поется в мудрой русской народной песне, «а любовь девичья не проходит, нет». Тем временем в моей жизни активно стали проявляться родители. Они задумали слияние своей фирмы с какой-то иностранной конторой, которая пользовалась невероятно высоким рейтингом доверия и получала в Европе исключительно положительные оценки. По этому поводу мне приходилось переводить очень много документов, и это было похоже на знаменитые литературные вечера с чтением вслух. Я бегло переводила, родители конспектировали, после чего мне разрешали уходить, а сами долго-долго обсуждали то, что им стало известно, периодически повышая голос и хрипло доказывая свое мнение.

Людка снова не появлялась на занятиях и не звонила. Думаю, она проводила время вместе с мамой где-нибудь на курсе похудания в Швейцарии или делала себе очередную корректировку носа. В общем, мне не хотелось мешать, и я тоже ей не звонила. Людка из тех, кто, если надо, первым прибежит и все расскажет.

В выходные я поехала навестить бабушку, которую уже не видела много лет. Видимо, со мной происходило то, что бывает с девушками, когда они платонически влюбляются в прекрасного принца: они часами сидят под розовыми кустами, чему-то улыбаются, и жизнь вокруг них замирает. Наверное, спящая красавица не была заколдована. Она просто сидела и ждала, когда появится ее принц. И он должен был непременно прийти, самостоятельно осознав, что где-то там, за тридевять земель, ждет его она, любовь всей его жизни.


Людка объявилась через недельку, накануне своего дня рождения. Правильно, лечение по ускоренной программе и реабилитация как раз и составляют примерно десять дней. Она позвонила и радостным голосом спросила, как у меня дела, после чего пригласила на свой день рождения.

— Я буду праздновать в «Марике». Думаю, там будет круче всего. Ты ведь согласна, да? И ваще, народу туда много поместится. Собираюсь пригласить человек пятьдесят. Представляешь, сколько еще ребят набьется, если я обзвоню всю свою коллекцию? Будет что-то типа «Красной Шапки» на выезде, да? Ритка, ты не обижайся, что я давно не звонила. Просто замучилась выбивать деньги у родителей на праздник.

— Ничего. Я тоже была занята.

— А, это хорошо. Ты с кем придешь? Одна, небось? Правильно! Там будут ребята, которых ты еще не знаешь. Потом расскажу, где я их отрыла. Ты не поверишь! Как там в институте-то? Меня еще не выгоняют? — рассмеялась Людка.

— Кто ж тебя выгонит? Благодаря тебе полинститута держится.

— Да, я совсем забыла. Ну ты приезжай послезавтра к десяти в «Марику», лады?

— Хорошо. Че тебе дарить-то?

— Мм... Рит, не буду тебя мучить. Зайди в Гуччи или Габбану. Там наверняка что-нибудь найдется тридцать четвертого размера. Да! Уже тридцать четвертого!!!

— Какая ты молодец! Наверное, много сил потратила на то, чтобы найти место для отжига.

— Ну можно и так сказать. Чмоки!

— Пока-пока!

Вот и подтвердились мои предположения. Она похудела и приобрела еще более модельную внешность, чем стоило бы. А я так и осталась тридцать шестого размера. Сколько у меня дней? Два? Что ж, прощай холодильник, да здравствует кефир!


В назначенный день, как и полагается уважающей себя светской девушке, я приехала на сорок минут позже. Платье с открытой спиной, дорогая укладка и вечерний макияж с накладными ресницами гарантировали мне небывалый успех на мероприятии. Мой подарок для Людки был довольно прост, но очень мил: небольшая театральная сумочка от Dolce&Gabbana, сшитая в лучших традициях модернизма.

Я сняла длинное белое кашемировое пальто и вошла в зал. Как ястреб, я сразу сфокусировала взгляд на до боли знакомой и любимой спине и сказала:

— Марат! Привет!

— О! Привет, Ритка! Давно тебя не было видно.

— Еще бы. Если бы кое-кто хоть изредка заезжал в институт, чтобы навестить дряхлых бабушек-преподов, он бы почаще встречал в коридорах своих друзей.

— Да, ты права. У меня сейчас много проектов по работе. Позвонила бы хоть.

Вдалеке показалась Людка. Она улыбнулась, увидев меня и знакомый пакетик в моих руках.

Моя подруга выглядела сногсшибательно. Она постройнела, но не превратилась в скелет, увеличила себе грудь (и куда ее мама смотрит?) и нарастила волосы. Но самое убийственное в ней было ее полупрозрачное, обтягивающее грудь и не дающее усомниться в некоторых физических преобразованиях белое длинное платье, из-под которого выглядывали новенькие золотистые босоножки на тонких ремешках. Я и сама хотела такие купить! И что это за платье, когда заметны не только форма груди и место расположения соска, но и виден весь сосок!

— Марат, — я дотронулась до его руки, пока он не успел повернуться и обалдеть от зрелища, — Марат, я хочу потом с тобой поговорить, ладно? Наедине, если можно. Это очень важно.

— Конечно, Рит. Без проблем. О, Людка! Привет! С днюхой тебя! Ты так офигительно выглядишь!

Да, как порнозвезда. Мегакруто! Сделала себе тюнинг, как у всех, и теперь ее не отличишь от элиты с Ленинградки.

Весь оставшийся вечер я проводила с теми, кого не видела еще со школы, с кем когда-то общалась и кто был мне интересен по институту.

Когда наступило два часа ночи и гости стали мало-помалу разъезжаться, я вдруг поняла, что давно не видела Марата. Его водитель ждал на улице, значит, он здесь. Но где? После того как обошла весь клуб в поисках любимого лица, сквозь громкую музыку я расслышала тихие равномерные стоны.

Я лучше извинюсь, если ошиблась, но проверю, подумала я, толкнула дверь и вошла в подсобное помещение. То, что я увидела, до сих пор стоит перед глазами.

Людка, задрав свое белоснежное платье, сидела на сервировочном столе, широко раздвинув ноги, а Марат плавно и ритмично входил в нее. Людка держалась одной рукой за стену, другой перебирала его волосы и, закатив глаза, стонала от удовольствия.

— Людка! Марат! Как вы смеете?! Вы трахаетесь, нисколечки не думая обо мне! Я вас обоих ненавижу!

Слезы душили и портили макияж, но мне было безразлично. Какая разница, если я потеряю накладную ресницу или у меня сотрется весь макияж? Меня только что предали! И кто? Лучшая подруга и мой любимый! Единственный, кого за все эти годы я смогла полюбить! Боже, как мне жить дальше! Я не знаю! Я потеряна! Господи, помоги мне держать себя в руках и не совершать глупых поступков!

Агрессия захлестнула меня с головой, и я заорала:

— Суки! Уроды! Я вас ненавижу!

Я схватила со стола подсвечник и запустила в них, в тот же момент испугавшись, что я могла попасть и расшибить им голову.

Я машинально вскрикнула и выскочила за дверь. Пока я быстрыми шагами пересекала клуб, я прикрывала глаза рукой. Думаю, вряд ли оставшиеся оценили бы подобную концовку дня рождения моей лучшей подруги. Простите, бывшей подруги. Вряд ли они поверили бы, что я просто больно ударилась, поэтому потекли слезы и я похожа на солиста группы «Kiss», с черными подтеками под глазами. Я быстро оделась, достала из сумки кошелек, чтобы не ерзать в темноте такси, и выбежала на улицу. Слава богу, ждать пришлось недолго.

Дома я отключила телефон. Мне хотелось тишины, одиночества и спокойствия. Только так я смогу пережить давящую, тяжелую травму. Пусть американские фильмы учат нас делиться горем, чтобы услышать глупое и заученное замечание типа: «Представляешь, как сейчас плохо, например, детям в Африке? А раз он так поступил, значит, он тебя недостоин». Ну да, поэтому у них половина населения холостяки. И поэтому американскую нацию называют страдающей позитивным мышлением, когда истинные и ничуть не второстепенные эмоции искореняются, оставляя место лишь для бескрайнего оптимизма.

Я хочу реветь и буду реветь. Пусть соседи знают, что у меня горе. Да, я опять по уши влюбилась, как когда-то в школе, и опять мне разбили сердце. Может, такова моя участь? Может, так я должна платить за то, что имею, и успешно предводительствую в клубе охотниц на мужчин? Хотя чем, собственно, платит Людка? Неуспехами в универе и тем, что постоянно ложится под нож? Наверное. Пусть пытка у каждого своя, но как может Господь наказывать не за поступки, а за образ жизни, при том, что вовсе не грех пользоваться тем, что дают родители, и гордиться своими успехами в созданном тобой же собственноручно.

Вот с такими великими и ни к чему не приводящими мыслями я и заснула на мокрой от слез подушке. Утром я закапала в глаза «Визин» и поставила компрессы, после чего запила стаканом водки две таблетки «Негрустина», обняла своего плюшевого медведя и вернулась в теплую, уютную постель.

Зазвонил городской. Блин, опять разворачиваться, а мне тут так тепло и уютно...

— Але!

— Алло, Рит, это я, — послышался голос Людки.

— Я узнала. Чего хотела?

— Хотела поблагодарить тебя за подарок и спросить, какого хрена ты устроила скандал и разбила подсвечник?

— Захотелось. Никто не пострадал?

— Нет. Рит, объясни, ты что, не умеешь проигрывать? Или забыла про наш уговор и пари?

— Нет. Не забыла.

— Ну вот, я выиграла. Так что жду от тебя приза.

— Долго придется ждать. Я не хочу с тобой больше общаться.

— Так, дорогая, с тобой по-нормальному, по ходу, нельзя. Какого фига ты выделываешься, а? Тебе жаль призом поделиться? Или ты уже привыкла к моему светлому цвету волос?

— Да пошла ты! — Я бросила трубку.

О чем мне теперь с ней разговаривать? Не о чем. Она выбрала свой жизненный путь по подобию Памелы Андерсен, и теперь мне все равно. Пусть трахается со всеми направо и налево, заработает себе гепатит, а потом всю свою оставшуюся жизнь посвятит бездомным животным.

Людка перезванивает. Что ей еще надо?

— Да?

— Слушай, мне не нравится твое поведение. Оно совсем не твое. Ты стала скрытной и озлобленной. В чем дело, ты заболела? Боже, неужели заразу какую-то подцепила? — В ее голосе слышится неподдельный ужас.

— Нет.

— А что случилось?

— Ничего.

— Рит, прошу, я очень волнуюсь за тебя. Опять родители достали?

— Нет, с ними как раз все пока в норме. Я даже у бабушки была.

— О! Значит, с тобой явно что-то случилось. Когда это произошло?

— Тем временем, пока ты делала липоксакцию и увеличивала грудь. Мама хоть в курсе, зачем ты с ней поехала? Ее ведь небось даже погулять не выпускали и заставили подписать еще какую-нибудь херню о неразглашении.

— Мама догадывается. Этого достаточно. Ты от темы-то не уходи. Объясни, почему на моем дне рождения ты запускаешь в меня подсвечником? Никогда не видела, как я с кем-то трахаюсь, что ли?! Не понимаю!

— Ты трахалась с Маратом! А я его люблю!

Вот оно, вылетело из меня как ядро из пушки. Пока ядро летело, оно успело опалить мою душу. И теперь стало пусто.

— Значит, влюбилась. И давно?

— Давно. Просто сама не допускала этой мысли.

На том конце воцарилось молчание. Людка сидела у себя дома в кресле и кусала ногти, что означало, что она серьезно задумалась.

— Люд, вы меня очень ранили.

— Да ладно тебе. Я же не со зла это сделала, я же не знала. И ваще, Марат для меня ничего не значит. Просто еще один симпатичный объект в моей коллекции.

— Значит, говоришь, ничего не значит... — с сомнением протянула я.

Загрузка...