Охота за камнями

Махаон и олово

Две мечты было у меня в детстве: поймать черного махаона и найти оловянный, камень.

Валя Шлезигер, гимназист-шестиклассник и мой наставник по части собирания насекомых, как-то сказал:

— Вот бы черного махаона поймать. Понимаешь, совсем черного. Как бархат.

— А бывают такие? Вот, ведь, он — желтый, пестрый.

— Во всем мире два пойманы. Даже один, можно считать. Другой-то уж очень потрепанный. Оба где-то в Альпах попались.

— А что будет, если здесь еще одного поймать?

Валя пожал плечами.

— Что будет… Все музеи будут спорить из-за него.

Каждый будет просить, чтобы отдал черного махаона ему. Премию тебе дадут…

— Он, наверно, сто рублей стоит?

— Сто? Да, пожалуй. Именно сто. Но неужели ты из-за денег садишь насекомых на булавки? Ведь, это для науки.

И я тогда же решил, что откажусь от премии. Пусть хоть тысячу рублей предлагают. «Нет, — скажу я. — Для науки жертвую махаона бесплатно». Вот если велосипед… это, конечно, другое дело. Или там монтекристо.

Жили мы то лето на Широкой речке, около Свердловска-. Все лето я искал черного махаона. Вернее не искал — как его искать станешь? — а ждал встречи с ним.

Идешь по дороге и вдруг с колеи что-то черное взовьется. Так и вздрогнешь. А это просто траурница или крупный «Бычий глаз». Траурницы, верно, черные да с каймой, нет у них рожек на задних крыльях. И у «Бычьего глаза» тоже нет.

Махаона по рожкам сразу узнаешь. Кроме того, махаоны— самые большие бабочки на Урале.

Приставал я к Вале:

— А может он здесь быть? Почему он такой редкий?

— В том-то и дело, что никто этого не знает. Может быть, может и не быть. Как белые вороны бывают.

— Ну, белую ворону я видал. Обыкновенная альбиноска.

— Вот, возможно, и черный махаон вроде альбиноса, только наоборот. Чтобы это узнать, и надо его поймать.

Я опять ходил по дорогам, по лесным вырубкам, и даже сердился на махаона.

«Ну, что ему стоит! Летает же где-нибудь. И налетел бы прямо на меня. Вон из-за той осины — порх!

Я его сачком — раз! Хоть поглядеть бы его для начала, что ли».

Нет, не прилетел бархатно-черный махаон. Не суждено мне было никогда его видеть. Так и не знаю даже, поймал ли кто-нибудь где-нибудь третьего.

В одной из прогулок встретил я дачника Федора Иваныча. Я нес в руках какие-то камни. Не помню, какие, не помню зачем их подобрал.

Федор Иваныч подмигнул мне.

— Что? «Каменная болезнь»? Берегитесь, молодой человек! Еще не поздно — в вашем возрасте она излечима. Что, мамаша добрая? Уши не дерет за продранные карманы? Хе хе. Я так же начинал.

Он взял мои камни и поднес близко к глазам.

— Уж не оловянный ли камень?.. Нет, честный кварц. Вы знаете, молодой человек, что на Урале все есть, все минералы, кроме одного… да, кроме оловянного камня. Даже алмаз найден. Притом вот таким же юным счастливчиком, как вы. А оловянный камень — увы! Ни одного кристаллика.

Больше ничего не сказал, сунул мне камни и побрел дальше.

Ну, разве можно так… на самом интересном месте оборвал! А как его найти, этот оловянный камень? А какой он на вид?

У меня тогда еще никакой «каменной болезни» не было, то-есть я не увлекался собиранием минералов. И коллекции путной не было — лежало в шкатулке с десяток неизвестных мне по имени камней, вот и все.

Но со встречи с Федором Иванычем оловянный камень крепко засел в голове. Вот бы найти! Это не махаон, не порхает, где ему вздумается, а сидит на своем месте прочно. Наверно, есть способы, как к нему подобраться.

Про Федора Иваныча я знал, что он геолог, разведчик руд. Знал еще, что он курит махорку из трубки. Это очень важно — про махорку? Жена ему не позволяла курить в комнате, и как только он набивал трубку, выгоняла его вон. Федор Иваныч садился на крылечке и пускал голубые облака. В эти минуты он бывал добрый и, от нечего делать, разговорчивый.

Тут-то я и подходил к нему. Обязательно с каким-нибудь минералом.

— Это как называется; Федор Иваныч?

А потом, постепенно, переводил разговор на оловянный камень. Сразу нельзя — еще высмеет. «Туда же, — скажет, — мы, инженеры, не нашли, а ты куда лезешь!»

В первый разговор я узнал, что оловянный камень — коричневый, с гранями, очень блестящий, в краях просвечивает. И еще, что это единственная руда олова.

Во втором разговоре выяснилось, что найти его можно в жилах. А вот дальше и заколодило. Жилы тоже каменные? Как он в эти жилы влез? Почему только в жилах?

Отвечать на эти вопросы Федор Иваныч отвечал, не отказывался, да всегда начинал с того, что земля — шар. И пока он расскажет, как земной шар остывал, да как по нему морщины пошли и горы поднялись, — трубка у него уж докурена и остыла не хуже земного шара. Тогда он начинает постукивать пустой трубкой по колену, зевать и оглядываться на дверь. Я, конечно, сразу вскакивал и прощался.

А в следующий раз опять: «Земля, как вам, молодой человек, известно, была когда-то раскаленным шаром».

Пробовал я сам искать оловянный камень — так же, как «искал» черного махаона. Просто шел, куда глаза глядят, и подбирал с земли все камни необычного вида. Говорили, что на запад по Московскому тракту есть какая-то Хрустальная гора. До нее мне не добраться — далеко, верст двенадцать. Но я думал, что по дороге к горе минералы должны быть все интересней и интересней. Вот в сторону Хрустальной горы я наделал вылазки. Даже и от таких прогулок оказалась польза. Раньше мне все камни казались одинаковыми, а теперь я увидел, какие они разные. У меня не на шутку стала разыгрываться каменная болезнь.

Наконец, я набрался решимости и прямо спросил Федора Иваныча:

— Могу я найти оловянный камень?

Геолог сразу ответил:

— Конечно, можете. И как бы это чудесно было. Ведь, важно найти первый кристалл, — только бы доказать, что олово у нас существует. Дальше уж мы разведали бы его.

Я обрадовался: «Могу!.. Я могу!.».

— Так расскажите, Федор Иваныч, как искать. Куда идти? И где он бывает: на вершинах гор или под камнями или еще как-нибудь?

— Уж этого, молодой человек, не скажу. Не в высоте тут дело, а в…

Тут он сказал какое-то мудреное слово. Я вижу — трубка уж хрипит, скоро махорка догорит, и заторопился.

— Вы только самое главное скажите. Как искать?

И тут Федор Иваныч сказал жесткие слова. Они надолго вылечили меня от «каменной болезни».

— Боюсь, что не сумею вам рассказать понятно о поисках на олово. Сложновато для вас. Вы бы взяли задачу полегче. Ну, коллекцию здешних, широкореченских, минералов составить, что ли. А подрастете, поучитесь — тогда можно и оловянный камень искать.

— Вы же сами сказали, Федор Иваныч, что я могу найти.

— Да-с. И повторяю: можете. Сегодня же, если повезет! Захотите в кошку камнем бросить, схватите первый попавшийся обломок… ах, чорт! что такое? — в руке кварц, а на нем пять кристаллов оловянного камня. Один краше другого. Через неделю на этом месте роются геологи. Через десять лет стоит памятник… кошке. Хе-хе!..

Найти можно. Но искать — не стоит, не советую. Читали вы «Похождения Шерлока Холмса»? Знаменитый сыщик. Разгадывал самые запутанные преступления, разыскивал самых ловких злодеев. Вот. приблизительно такие же загадки на каждом шагу в работе геолога. Среди камней тоже не мало мошенников. Так спрячутся — не сразу на чистую воду выведешь. Тут много специальных знаний иметь надо. Я вас жалеючи говорю, чтобы потом разочарования не было. Берите-ка задачу по плечу.

Но я был неутешен. Никаких я камней не хотел, кроме оловянного. Ведь остальные уже кем-то найдены. Один для меня остался — и того, оказывается, нельзя искать…

— Вы, Федор Иваныч, тогда хоть про жилы мне скажите. В каких камнях жилы бывают?

Геолог подвернул ногу и выбил трубку о каблук.

— Про жилы можно. Это вполне доступно. Видите ли вначале земля была раскаленным докрасна шаром…

Много лет прошло после разговоров с Федором Иванычем. И вот мне самому предложили:

— Напишите книжку про камни и про руды. Да только такую, чтобы ее могли читать школьники. И не только читать, а чтобы потом и искать пошли эти самые руды.

Я вспомнил слова геолога Федора Иваныча: «Найти все можно, а искать не стоит».

Прав ли был старый геолог?

Нет, Федор Иваныч все-таки был не прав.

Трудно? Это, верно, нелегко. Не зря Федор Иваныч про Шерлока Холмса говорил. Разведчику в горах даже потрудней придется, чем герою рассказов Конан-Дойля.

Холмс-то, ведь, выдуманный. И автором уж так все подстроено, что к концу рассказа все улики соберутся мистеру Холмсу в руки.

А тут совсем другое дело. Дана тебе задача: в настоящих горах найти настоящую руду. И все трудности тоже настоящие.

На случайности рассчитывать не приходится. Бывают, правда, случайности. Да еще какие — не выдумать и Конан-Дойлю! Нашли как-то золото в зобу у гуся. Выследили, в каком месте гуси купаются, и там обнаружили золотую россыпь. Другой раз нашли алмаз в курином помете во дворе. Россыпи алмазной, положим, не выследили, но было доказано, что алмазы в этой местности (у Теплой горы на Среднем Урале) водятся.

Но не ждать же сто лет, чтобы новая птица — ворона, что ли, принесла на окно записку с адресом залежи фосфоритов. Это похоже на то, как я черного махаона уговаривал «пойматься».

Настоящий разведчик выслеживает нужные ему минералы и руды по геологическим приметам. Он ведет терпеливую охоту за камнями.

Об этом можно рассказать.

Охотник за пушным зверем давно приметил, что соболь водится только в хвойных лесах, а куница в лиственных. Так и горный разведчик должен знать: в каких горных породах может найтись драгоценный камень или нефть, — словом то, что он разыскивает.

Для геолога нет «камней» вообще. Даже слова такого он избегает. А есть горные породы и минералы, и у каждого свое имя.

Горы сложены из горных пород, горные породы сложены из минералов.

Посмотри зимой за окно. Белые хлопья кружатся в воздухе и мягко ложатся на землю. Растет слой чистого рыхлого снега.

Какие мысли вызывает эта картина? Разные, — у всякого свои. Физкультурник вспомнит о лыжах, охотник подумает о звериных следах по пороше, дворник заворчит, что еще работы прибавилось. А геолог может увидеть в падении снега новую картину: картину образования осадочной горной породы.

Снежинка — это минерал. Как и всякий (почти) минерал, она имеет особую кристаллическую форму. А что непрочна она и тает от дыхания — что ж! Бывают минералы и жидкие — ртуть, например. Скопление снежинок дает горную породу: снег и лед. Если бы ты попал надолго на север, к полюсу или в Гренландию, — ты убедился бы, что лед — очень и очень постоянная порода. Жители севера скажут даже: вечная.

Ты никогда не замечал желтых полос на плитах тротуара под водосточной трубой? Приглядись к ним. Это образуется почти на твоих глазах (за лето, за два) минерал лимонит (бурый железняк). Это железная руда. Дождевая вода переносит с крыши железо и откладывает его на гранитных плитах. А воздух дает кислород — необходимую составную часть нового минерала.

В горах Урала есть богатые Бакальские рудники бурого железняка. Двести лет берут из них руду и все не видно конца запасам. А образовались они так же, как ничтожные желтые полоски на тротуаре. Только железо приносилось не с крыш, конечно, а из каких-то содержащих железо пород.

Обычная уральская горная порода гранит состоит из зерен трех минералов: кварца, полевого шпата и слюды. Другая порода — известняк состоит в основном из минерала кальцита с разными примесями.

Среди толщ горной породы встречаются изредка собрания иных — редких и ценных минералов. Так, среди гранита можно найти участки с дорогими фиолетовыми аметистами. Зато нефти никогда не найти в гранитах — и искать не стоит. За нефтью надо следить в известняках и в песчаниках.

У некоторых минералов есть спутники, в компании с которыми они обыкновенно появляются. Если одного встретил, — другой тут же где-нибудь прячется.

Если в песке заметны мелкие черные и тяжелые крупинки, которые льнут к магниту, — в таком песке стоит поискать золото. Магнетит (так называются эти крупинки) — спутник золота.

У оловянного камня спутник — коричнево-черный вольфрамит. Они вместе добываются и в Забайкалье и в предгорьях Алтая. Связь их проверена. Вольфрамит нашли на Среднем Урале у деревни Боевки. И хотя оловянного камня до сих пор еще не встретилось, однако надежда не потеряна: есть вольфрамит, так почему не быть и оловянному камню?

Очень помогает разведчику знание происхождения каждого минерала. Минералы не раскиданы в недрах земли зря, как попало, а залегают по особым своим правилам. Где камень родился — там ему и лежать. А если окажется далеко в стороне от места рождения, то, значит, для этого были основательные причины. Их тоже можно узнать. Или его река унесла, или он с вершины горы свалился, или еще что-нибудь.

Происхождение уральских руд и прочих минералов связано со всей историей Уральских гор. Надо уметь хоть немного разбираться в этой истории. Тут-то и появятся самые большие трудности для теолога — разведчика.

В истории гор свои особые мерки времени. И необходимо прежде всего понять, что такое время. Ну, если не понять, так хоть почувствовать.

Что значит «давно»

Бывало, кончишь алгебру — письменную раньше других. Положишь ручку и посматриваешь на соседей. До звонка еще пять минут, а я уж и задачу и пример решил.

— Ты разве кончил? — шопотом спросит сосед.

— Давно.

Помню я, как полетел первый аэроплан в нашем городе. Даже аэродромов тогда не было и поднимался «райт» с ипподрома — с поля для конских бегов. Это было давно: лет двадцать пять тому назад.

А вот крепостное право уж мало кто и помнит. Это время, когда в газетах печатали объявления: «Продается зеркало и молодой плотник», было очень давно.

Давайте сразу перенесемся к тому времени, когда человек только учился плавить из руд металлы.

Первым металлом была медь, и познакомились с ней люди приблизительно 6000 лет тому назад. Тут уж «давно» значит что-то другое — мерка не та. А Уральские горы и тогда стояли старинным горным хребтом, вполне похожим на теперешний.

И если перенестись еще на полмиллиона лет назад, к тем годам, когда только что появился на земле человек, — Урал уже существовал и был стар. А это страшно давно. Раз счет пошел на миллионы, нам и представить такие куски времени трудно.

Измерять нашими годами (по двенадцати месяцев) тут нет смысла. В жизни хребта насчитать сотней лет больше или меньше это не ошибка, это все равно что полминуты в жизни человека.

Возьмем меркой тот период, за который человек из мохнатой полуобезьяны, едва умеющей взяться за дубину, превратился в современного культурного европейца с дорожной пишущей машинкой в чемоданчике, а иногда с изящным скорострельным пулеметом. Сколько в это время произошло событий, подвигов, открытий, восстаний! Целые народы успели появиться, создать города прославиться, погибнуть, исчезнуть без следа, быть забытыми вплоть до имени. Только так недавно, каких-нибудь три— четыре тысячи лет, люди стали записывать свою Историю. А весь этот период, в сто тысяч раз больше, и равен приблизительно полумиллиону наших лет.

И вот этот период мы возьмем меркой и отложим таких мерок назад во времени сто штук. Мы и тогда застанем Уральский хребет на его месте.

Правда, едва ли мы узнаем его.

Горы в несколько раз выше наших. По склонам гор рощи пальм. Да, саговых пальм. Над рощами летит не то птица, не то зверь — голохвостое чудовище с треугольной головой на тонкой шее, с острыми перепончатыми крыльями, каждое крыло в сажень. И так тепло, как теперь только на экваторе в Африке бывает.

Напрасно искать взглядом место теперешнего Свердловска — там сплошные горы, и их вершины закутаны в облака. А самое, может быть, удивительное это то, что Уральские горы спускаются к морю. По болотистым берегам растут пышные леса из хвощей и еще каких-то деревьев-трав. В морской воде гоняется за рыбами новое чудовище — туловище дельфинье, ласты тюленя, а шея и голова змеиные. Дальше — полузатопленные острова и бесконечная морская гладь. Над тем местом, где. теперь дымит Челябинск, плавают акулы.

Чтобы попасть, наконец, к самому началу создания Уральского хребта, отмеряем сразу пятьсот наших мерок (каждая мерка, помните, равна полумиллиону лет).

Действительно, попали — ничего не видать! Горячий пар. Взрывы. Молнии полыхают во тьме. Сверху почему-то сыплются камни, льет грязный ливень. Снизу кипит горячее море, из него вылезают горбы гор — покажутся и треснут. Из трещины хлынет жидкий огонь — он воду взрывает, как порох. Ураганы несутся отсюда по всей земле. Черные, громадные, как горы, волны заливают каменные горбы…

Вырвемся скорей из этого хаоса — вперед, назад, все равно! И вырвались, отмеряв без всякого счета наших мерок опять назад. Еще дальше в глубь времен…

Вода… До всех краев горизонта плещутся спокойные волны — серая водяная пустыня. Никакого Урала еще нет.

Как давно это было!

— Басни это, — говоришь ты. — Может, именно так оно и было: и пальмы, и летающие крокодилы, и что самые горы вылезли откуда-то из-под воды, — да, как проверить, как доказать, что так, а не иначе?

Что ж! На слово верить, конечно, не стоит. Люди долго верили словам попов, будто весь мир был создан богом в семь дней, со всеми горами и морями и с готовым человеком. А теперь стыдно за наших предков, что они в такие сказки верили.

Лучше требовать или самому искать доказательств. В этом и заключается научное отношение к природе.

Но вот доказательства… Если бы ты не поверил, что семьдесят пять лет тому назад людей продавали, как коров, я из шкафа вытащил бы тебе доказательства: газета «Ведомости». В ней, в отделе объявлений, таких доказательств десятки. Хочешь, не хочешь — поверил бы А триста миллионов лет назад газет, к сожалению, не было. Кинофильм «Рождение Урала» тоже некому было заснять.

И, однако, доказательства моих слов существуют. Это такие же неоспоримые документы, как газета.

Приложить их к книге я не могу, они каменные. А вот помочь тебе самому разыскать документы в наших горах — это можно.