Сейчас, когда я пишу эти слова, на столе передо мной лежит одна находка из песков Южного Урала. Это обломок кремня — минерала совсем не редкого. Он стал для меня интересен с той минуты, как я разглядел на нем следы оббивки. Кремень обделан со всех сторон, так что получился острый наконечник не то копья, не то стрелы.
Попал он мне в ковш при таких обстоятельствах. Был я на разведке вместе с Филаретом Паншиным, старым старателем. Копали мы закопушки на полянах в сосновом лесу и Филарет учил меня различать слои. Сам-то он наперед знал все, что попадется.
— Это вот сверху нанос — «трунда». В нем ничего путного не бывает. Один только раз нашел я золото прямо под дерном. Ну, то «поддерник», особая статья. Дальше глины идут, тоже пустые. Теперь бы «бузге» быть с речником, да вишь нету — прямо песок. Песочку мы и помоем, в нем главная суть. А еще ниже «дресва» пойдет и уж до самого «Урала».
«Уралом» называл он гранит в коренном залегании.
Сделали мы закопушку метра в полтора. Филарет набрал песку в ковш да в мешок и пошел к речке мыть. Я остался копать дальше. Через полчаса Филарет вернулся смущенный.
— Нету золота и знаков. А вот минерал какой-то незнакомый. — И подал мне три ноздреватых зеленых обломка.
Я их вертел, вертел — сомнений не осталось.
— Это, — говорю, — шлак. Видно здесь заводик был железный или печь плавильная.
— Какой там заводик. Испокон веку кругом заводов не было. Да ведь и брал-то я песок из целика. Как туда шлаку попасть.
Целиком зовется древний нетронутый пласт россыпи. Все, что в целике содержится, попало в него не позднее того времени, когда образовался сам пласт.
Я подивился чудной находке, но объяснить ее никак не смог.
Пришла моя очередь мыть песок. Взял я его из того же слоя, из целика. В первом же шлихе попался кремневый наконечник.
— Это что еще такое в твоем «целике» нашлось? — спросил я у Филарета.
Но кремень старателя не удивил. Он даже не поверил, что камень обработан человеком.
— Да погляди, как тонко оббито.
— Пошто оббито… Само так получилось. Камни всякие бывают. На огороде тоже вот, случается, картошка уродится — совсем человек: с ногами, с руками, с головой. Тоже скажешь — кем-то сработана? А целик, видать, испоганенный. Потому в нем и золота нет.
Я увез наконечник с собой и сравнивал его с изделиями людей каменного века, что хранятся в музеях. Из сравнения выходило, что наконечник сделан десять тысяч лет назад, самое близкое, — когда люди не умели еще шлифовать своих каменных поделок. То же мне сказали знающие люди.
Шлакам никто об’яснения не дал. Я думаю, что в тех местах были когда-то у башкир печи для плавки железной руды. Это еще до прихода русских, лет триста, четыреста назад.
А вот почему шлаки и наконечник лежали в одном слое — непонятно. Во всяком случае «целик» был не целик, а молодой нанос. И обеими находками следует заняться не геологу, а археологу или историку.
Археолог изучает жизнь человека на земле в давнопрошедшие времена. Принесут ему измятую, позеленевшую монету. Он ее начнет бережно отчищать и вдруг увидит буквы СПБ.
— Ну, скажет, — это мне не интересно. Мне подавай такую, что во времена Тамерлана ходила. А это ж современность! СПБ — Санкт-Петербург, этому городу всего двести лет.
А геологу и Тамерлан кажется сегодняшним днем. Даже о земных пластах с отпечатком ноги первобытного человека он сказал бы: «Это современность». И на геологических картах все отложения песков и глин, которым не исполнилось еще миллиона лет, так и обозначаются— «современные отложения».
Однако геолог очень интересуется следами жизни — и человека и других животных. Это для него самые важные документы. По ним он определяет возраст слоев земной коры. Вернее, сравнивает, какие слои образовались раньше и какие позже, и так узнает историю земли.
А разве это так трудно? Как будто ясно, что нижние слои образовались первыми, а на них легли более молодые. И чем выше слой, тем он моложе. Разве не так?
В общем так. Но, ведь, не все слои сохранились. Даже в самом большом и самом полном разрезе земной коры не найти всех бывших по порядку слоев.
Скажем, отложился на дне океана пласт известняка. На него лег слой песчаника. На песчаник налегли уже отложения суши — пески, нанесенные ветром и ручьями.
Потом подземные силы выгнули кору высоким горным хребтом. И несколько миллионов лет горы только разрушались, так что слои песку и песчаника исчезли бесследно, и известняк обнажился. А тут снова надвинулся океан-На древнем известняке стали копиться слои известняка молодого.
Когда геолог будет разбираться в этом разрезе, он увидит известняк на известняке и будет думать, что все эти миллионы лет здесь было дно океана. Целую эпоху истории земли он не заметит.
Или случай проще. При образовании гор складки часто опрокидываются так, что древние слои оказываются сверху, а молодые внизу. Опять можно сделать неправильное заключение. Иной раз и чует человек что-то неладное в залегании слоев, но что именно — как разберешь Вот и глядит, как неграмотный в газету.
Впрочем, в газете бывают рисунки. По ним и неграмотный иногда поймет, что это за газета и о чем идет речь в черных типографских строчках. Если на картинках пушки и сражения, можно и не умея читать догадаться, что пишут про войну. На картинке автомобиль с «баллонами» — широкими шинами, — и мы сразу говорим: «Эта газета вышла в 1930–1932 году. Не раньше. Это тогда появилась мода на баллоны».
К счастью, и в слоях земной коры сохранились «картинки». Даже не картинки, а целые каменные статуи. Это точные изображения живых существ и растений, которые жили во время образования пласта. Понять, какие животные существовали раньше и какие позже — все-таки легче.
Вот по остаткам и следам жизни археолог и геолог делают заключения о возрасте пород и об истории земли.
В Свердловском музее стоят два громадных скелета. Один — исполинского оленя, другой — мамонта.
Теперь таких животных нет. Их остатки находят в рыхлых песчаных отложениях и догадываются: тот слой отложений, который накопился над ними, образовался со дня их гибели.
Жили мамонты не очень давно (в геологическом смысле), во всяком случае человек успел на них поохотиться. Трудно было дикарю с дубиной и камнем нападать на такое чудовище.
Близ Быньговского завода на Нейве найден бивень молодого мамонта, оббитый каким-то каменным инструментом. Находят и расколотые кости мамонта — охотники лакомились костным мозгом.
О внешнем виде мамонта можно судить по находке целого трупа в вечно мерзлой почве севера. Сохранилось не только мясо, но и шкура с длинной бурой шерстью. Мясо за много тысяч лет совсем не испортилось и им кормили собак экспедиции, приехавшей выкапывать находку для музея.
Одновременно с мамонтом жил на Урале носорог. Череп его найден во многих местах Урала. Нет ничего мудреного, что и по улицам Свердловска (когда еще не было ни улиц, ни города) бродил косматый сибирский зверь с большим рогом на носу.
В известняковых пещерах на окраинах Урала жили крупные хищники: львы, тигры и страшные пещерные медведи. Они величиной своей отличались от теперешних львов, тигров и медведей, но все-таки общего у них так много, что даже имен других им придумывать не пришлось.
А вот на севере, на сибирской стороне хребта, в песках бассейна Иртыша найдены остатки животных — мастодонта и гиппариона. Первый из них напоминает слона, но у него четыре бивня. Второй похож на лошадь, но имеет не одно копыто, а три пальца на каждой ноге. Это — предки теперешних слонов и лошадей. Они жили во времена, которые даже для геолога не являются «современностью». И отложения, в которых нашлись кости гиппарионов, на геологических картах закрашиваются другим цветом, не тем что «современные». А на первый взгляд эти пески и глины нам и не отличить бы от «современных».
У деревни Никитиной на реке Синаре вырыли гигантские позвонки какого-то зверя. По одним позвонкам не узнать бы, каков был зверь и когда он жил. Но так как заграницей еще раньше сделаны более счастливые находки полных скелетов с такими же позвонками, то удалось определить: этот уральский зверь — плезиозавр. Метров пять длиной. Таким, как здесь нарисован в книге, его никто не видал и художник с помощью ученых, восстанавливал его облик по догадке.
Находка костей плезиозавра у Никитиной позволяет сделать два вывода. Первый, что были времена, когда животный мир совершенно не походил — на обитателей нашей эпохи. Это, очевидно, было очень давно, даже в геологическом смысле. Второй вывод, что часть Урала представляла во времена плезиозавров морское дно. Это ясно из того, что плезиозавр — морской житель: у него нет ног, чтобы ходить по суше. Может быть он только выползал иногда на низкий берег, карабкаясь ластами и помогая длинным хвостом.
Однако и времена плезиозавров в истории земли не самые древние времена. Это только, можно сказать, средневековье земной жизни. В других пластах земной коры найдены остатки иных животных, еще далее отстоящих от наших.
В истории земли различают три эры. Назовем их «древняя», «средняя» и «новая». Посмотрим, как развивалась жизнь за эти три эры, но на основании не одних только уральских находок, а всех, какие были сделаны во всем мире.
В древнюю эру не было ни птиц, ни млекопитающих, а в первую половину эры — даже рыб. Преобладали беспозвоночные, вроде нынешних речных ракушек, и жизнь шла только в воде. Росли на подводных камнях морские лилии, а между ними лежали моллюски и шныряли хищные трилобиты, похожие на мокриц, но в скорлупе и раз в двадцать больше.
Во второй половине эры появились рыбы, да и то непохожие на наших — с толстым панцырем, плохие пловцы.
Жизнь из воды стала перекочевывать на берег. Вероятно, первые жители суши имели и жабры и легкие. Сколько времени потребовалось для того, чтобы какие-то рыбы научились не задыхаться на суше! Сколько было неудачных «опытов» природы, пока у потомков этих рыб выросли четыре ножки! Зато на пустынных берегах было безопасно существовать, и счастливцы, которые приспособились к жизни на суше, стали быстро развиваться. Выросли такие лягушки-стегоцефалы — метра в два размером. А в воздух взвились первые насекомые метровые стрекозы.
К началу следующей эры трилобиты вымерли без остатка. Так что найти пласт породы с трилобитами, это все равно, что увидеть на ней надпись: «Эта порода древней эры».
Средняя эра — эра ящеров. На земле, в воде и в воздухе царили сказочные драконы, то меньше кошки, то с дом величиной.
В море плавали мозозавры — морские змеи в двадцать метров длиной, поднимали из воды гибкие шеи уже знакомые нам плезиозавры и, как мины, носились остроносые хищные ихтиозавры. В воздухе махали перепончатыми крыльями птеродактили — птице-ящеры с четырьмя ногами и с клювом, усаженным большими зубами. Уродливый птеранодон имел крылья семи метров в размахе и мог, вероятно, долго без спуска летать над морем.
Наземные ящеры были очень разнообразны. Самый крупный из них — бронтозавр. Если бы он шел по улице большого города, то свободно заглядывал бы в окна пятых этажей. А голова у него была маленькая, змеиная и мозг был ничтожно мал по сравнению со всей массой тела.
Остатки ящеров находят не часто и не повсеместно. И земные слои средней эры узнают обычно не по следам ящеров, а по остаткам аммонитов и белемнитов — беспозвоночных животных, которые жили одновременно с ящерами и которых не было в другие времена. Остатки аммонитов и белемнитов находят в больших количествах и сохранились они хорошо.
Окаменелый аммонит — это раковина, закрученная спиралью. иногда очень большого роста, с метр и более, чаще — маленькие, в несколько сантиметров.
А белемниты крестьяне называли «чортовым пальцем» или «громовой стрелой» — это окаменелость удлиненной конической формы. На самом деле ископаемые белемниты это только хвостики. морских животных, нит которые кишмя кишели в тогдашних водах. Ими и питались гигантские рыбоящеры — ихтиозавры.
Новая, самая близкая к нам эра у время млекопитающих. Если млекопитающие жили и в среднюю эру, то они были тогда величиной не больше крысы, и никто их не боялся.
С самого начала новой эры можно проследить за развитием лошади. Первый предок лошадей имел по пяти пальцев на ногах. От него произошли сначала поколения животных с четырьмя пальцами, потом с тремя. Так появился гиппарион, который набегу опирался только на средний палец, а два боковых были ему бесполезны и с каждым новым поколением все уменьшались. Наконец, остался один палец, обутый крепким и большим копытом. Очевидно, превращение пятипалой лапы в конскую ногу увеличивало скорость бега. А быстрота спасала от опасностей. Поэтому во всех поколениях выживали те, у кого средний палец был сильнее остальных. У потомства этот признак закреплялся. Так постепенным естественным подбором выработался тип современной лошади. На это пошло приблизительно пять миллионов лет.
Сохранились рисунки первобытного человека, выцарапанные на камне. Они изображают лошадь. Их лошадь похожа на теперешнюю зебру — она полосатая, с короткой щеткой-гривой и пучком волос на конце хвоста. Со времени приручения лошади человек ускорил работу природы и сумел искусственно вывести такие непохожие породы, как легкий узкокостный рысак, грузный силач тяжеловоз и пони — игрушечная лошадка, ростом с дога.
Гораздо позднее однокопытных, в конце новой эры и одновременно с человеком, выделилась группа быков. У них развились и закрепились два пальца на каждой ноге, а предок их был тоже пятипалым. Быки не могли бегать так быстро, как лошади. Взамен этого у них имеются два приспособления. Во-первых, рога — хорошее оружие, которого боятся самые страшные хищники. Во-вторых, желудок особого устройства. Быки — жвачные животные. Они могут нахватать много травы в короткое время и мчаться в безопасное, убежище, а там спокойно вернуть жвачку в рот и пережевать ее начисто.
Человек выделился из группы обезьян. Основное его отличие от других животных в сильном развитии мозга.
Поэтому он обошелся без копыт и без рогов, а сам сделал себе и оружие и орудия.
Находки костяков первобытных людей очень редки. Гораздо чаще находят изделия этих людей и по ним судят о степени культуры и о времени изготовления их. Самые‘древние орудия человека — каменные топоры, кремневые ножи и скребки. Позднее появились костяные наконечники стрел и копий. Еще позднее — шлифованные каменные орудия и посуда из обожженной глины, и совсем недавно — первые бронзовые отливки. Их изучает уже не геолог, а археолог.
Книжка наша о камнях, а я так подробно рассказываю о развитии животных. Не лишнее ли?
Нет, не лишнее. Юному разведчику надо выработать в себе уважение к каждой ископаемой косточке, к каждой раковине. Иной раз достаточно найти одну маленькую ракушку или зуб древнего коня, чтобы кончились долгие споры ученых о возрасте какого-нибудь песчаника или конгломерата.
Поэтому охотник за камнями должен особенно бережно относиться к находкам окаменелой жизни.
Если найдутся крупные кости, то не надо их выковыривать молотком. Раздобудь стальные клинья и попытайся осторожно вынуть весь кусок породы, с заключенной в нем окаменелостью. А если на свои силы не надеешься, то напиши в геолого-разведочную базу или в музей[1]. Оттуда приедут специалисты. А ты до их приезда охраняй находку от любопытных невежд. Сколько ценных, может, быть, неповторимых находок было разбито в куски такими людьми — единственно потому, что они не знали, что еще можно сделать с этими странными костями.