Галло вернулся через полчаса.
– Все в порядке.
– А где карты?
– Им надо снять копии.
– И на это нужно столько времени?
– Комиссар, разве вы не знаете, как они там работают? Хотели вообще завтра утром выдать, я еле уговорил, чтобы сделали сегодня после обеда, к четырем часам. Заплатил им десять евро. Шесть за копии и четыре за срочность.
– Вот деньги.
Ни хрена себе, охота за сокровищем! Уже десять евро пришлось выложить. Таинственному игроку придется маленько обождать, может, до следующего дня.
Просидев полдня в конторе, двинул на обед в смертной тоске.
Почему перестали случаться серьезные кражи, перестрелки, покушения? Что, люди грешить перестали?
У Энцо наелся до отвала: успел проголодаться после вчерашней пармиджаны, плюс надо было заглушить тоску, а это надежный способ.
Полный набор закусок (перепробовал все, что было), спагетти с настоящими петушками (на самом деле настоящими), пять свежепойманных барабулек (действительно свежепойманных).
Подумал, что Энцо-кулинар совершенно лишен фантазии: вечно готовит одно и то же. Но зато всегда свежак и божественно вкусно.
Монтальбано любил кулинарные изыски, но только от проверенных искусных поваров, в противном случае лучше не выпендриваться.
На этот раз пришлось прогуляться по молу аж до маяка. Он присел на плоский валун, минут двадцать вдыхал аромат водорослей и душистого зеленого водяного мха, облепившего полосу прибоя и кишевшего мелкой морской живностью, потом не спеша вернулся в контору.
В четыре с небольшим Галло принес копии плана города. Шесть огромных пронумерованных листов, свернутых в рулон.
В Маринеллу такое не повезешь, только карт там не хватало, он уже с куклами намаялся.
Прикинул, что, если отодвинуть два кресла и диванчик, можно разложить листы на полу, следуя нумерации.
Передвинул мебель, развернул первый лист и положил на пол.
И тут начался геморрой: лист постоянно сворачивался в рулон. Пришлось взять со стола лупу, три томика служебных инструкций, уголовный кодекс, пару коробок со скрепками, подставку для ручки, в общем, все увесистое, но не громоздкое. Всего час кропотливого труда, перемежаемого проклятиями, – и шесть листов расположились в правильном порядке на полу, удерживаемые расставленными в ключевых местах предметами.
Оказалось, что карта слишком велика, чтобы разглядывать ее стоя. Тогда он поставил на нее стул и улегся лицом вниз.
Достал из кармана стишок.
Ну почему Мими Ауджелло всегда проходит мимо именно в такие моменты?
– Что сегодня крутят? «Супермен»? «Человек-паук»? «Агент 007, или Из Вигаты с любовью»? Или готовишь обращение к нации?
Комиссар не ответил, и Ауджелло удалился, качая головой.
«Наверняка решил, что я тут с каждым днем все больше впадаю в детство, – подумал Монтальбано. – О себе бы лучше беспокоился: вон уже очки носит, хоть и моложе».
От первого четверостишия толку никакого.
Указания начинались со второго, а именно со слов: «Где та дорога, что узка…»
На минутку встал со стула, взял ручку и листок бумаги.
Видно было плохо: солнце ушло и из окна падало мало света.
Он снова ненадолго встал, зажег верхний свет и настольную лампу, направив ее на карты. Настольная лампа светила криво. Ее пришлось передвинуть.
Зазвонил телефон.
Слез, чертыхаясь и смеясь: ощущение было, словно он играет в комедии Беккета.
– Ай, синьор комиссар! Ай, синьор комиссар! Матерь Божья!
Обычно Катарелла исполнял этот античный трагический зачин, когда собирался сообщить о звонке «господина начальника», верховного божества, Зевса, являвшего свой лик с Олимпа.
– Что такое?
Как в воду глядел.
– Там, значится, господин начальник наисрочнейше требуют вас самолично и персонально!
– Переключи.
– Монтальбано, что там у вас за история?
– Какая история, синьор Бонетти-Альдериги?
– Аркуа прислал мне подробный рапорт.
Как сказал, так и сделал, гад ползучий! Прикинемся, что не в курсе.
– Какой рапорт, простите?
– По поводу вызова вами бригады криминалистов.
– Ах вот в чем дело!
– Синьор Аркуа полагает, что либо вы затеяли идиотскую шутку с ним, его бригадой, прокурором Томмазео и доктором Паскуано…
В самом деле, каких людей побеспокоил!
– …либо вы уже не в состоянии отличить труп от надувной куклы.