Охотники. Книга 2. Авантюристы

Глава двенадцатая О решениях, которые каждый должен принимать сам

Поезд Москва-Екатеринослав. 6 января 1920 года по новому стилю

Даша, стиснув в кулаке Летучую Мышь, старательно делала вид, что спит. Хотя сна, конечно, не было ни в одном глазу. Она все прекрасно слышала, все отлично поняла. Поняла и про то, что произошло между Маргаритой и Красавчиком, и то, что с этой секунды эти двое заодно. Что, как бы ей ни нравился американец, теперь его стоит опасаться. Еще Даша отлично поняла, как непросто сейчас Артуру, как тяжело переживает он предательство деда… и как сложно ему выбрать между собой… и собой. Она чувствовала, как он колеблется, как пытается найти оправдание то одному решению, то другому, как борются внутри него горькая обида, страх за собственную жизнь и долг. Маленький уставший человек против сильного духом мужчины. Кто из них окажется сильнее? Даша совершенно точно знала, как горько, как больно и одиноко сейчас Артуру… потому что чувствовала себя точно так же! И точно так же, как и Артур, не могла сделать свой единственный и окончательный выбор.

Девушка притворилась, что только проснулась, села и, зевнув, потерла кулачками глаза.

— Даша?

— Я… Мне нужно… — она встала, одернула юбку.

— Да. Я понял. Я вас провожу, — Артур поднялся с тюков.

— Я сама, — жалобно протянула девушка.

— Прекратите! Сейчас не время стесняться. Я провожу.

Они протиснулись между спящих вповалку в проходе баб, мужиков и детей, добрались до выстуженного тамбура. Даша нырнула за узкую дверь, заперлась на ненадежную щеколду и быстро стянула с себя валенки. Ей нужно было сделать две вещи — проверить, что за поддельные предметы ей удалось вытащить из ящика, и… спросить кое-кого кое о чем.

Неправильные Чайка, Кошка, Змейка, свернувшаяся уютным кольцом… и вот ведь удивительное совпадение! Лжемедведь и Лжежужелица. Даша достала из кармана варежку с желтой снежинкой и сложила туда Бессоновские подделки. Потом выудила из другого валенка кисет с предметами настоящими — Кролик, Медведь, Фенек, Жужелица — жужка — мамина память… Какая же она невыносимо холодная, какая кусачая, когда напрямую касается кожи!

— Жужелица-жужка, пошепчи на ушко… — мамина присказка показалась Даше такой глупой и слащавой, что Даша криво усмехнулась. Скрипнула зубами и прошептала: — Что мне делать, чертова Жужелица, безмозглое насекомое? Что? Что мне делать?! Как быть?

Целую секунду ничего не происходило, а потом… потом Даша услышала ответ.

Артур курил, приоткрыв окно. Держал короткую папиросу двумя пальцами, глубоко затягивался, совершенно по-хулигански сплевывал на пол табачную крошку. Ветер задувал в вагон снег, угольную пыль, путался в русой шевелюре майора, обжигал холодом лоб и щеки. Обернувшись на звук щеколды, Артур ободряюще кивнул выходящей Даше. И тут же подумал, что зря он это сделал. Девушка, наверное, сейчас его ужасно стыдится. Впрочем, он тут же позабыл про это, с укоризной уставившись в ее помятое, уставшее личико.

— Даша! Глаза!!! Вы опять пользовались предметом… Сколько раз можно предупреждать, что это не шутки. Это очень опасно!

— Угу… Я запомнила. Вы уже тысячу раз это повторили, майор. Но я все равно пользовалась. Сперва Летучей Мышью, Фенеком, потом вашим Медведем, потом снова Летучей Мышью… теперь вот… — она раскрыла ладонь. Тускло блеснула гладким надкрыльем Жужелица. — Погодите-ка ругаться! Сейчас не время. Лучше скажите мне вот что, господин английский майор! Только честно. Вы же честный человек. Вот я… завтра или послезавтра, или через неделю… Я отдам вам все предметы, как и обещала. Может, и Жужелицу тоже отдам или вы вынудите меня это сделать. А потом мистер Баркер и она… а, может, даже и вы, заберете предметы у кого-нибудь еще. И снова заберете… И снова. Вы увезете их к себе в Лондон, американец в Америку или куда-нибудь в другое место, как подскажет ему она — ваша бывшая подруга. И однажды здесь почти ничего не останется… Скажите мне, майор, что случится тогда? Что будет тогда с моей страной?

— Не знаю, Даша…

— Не знаете? А я, вот, похоже, отлично знаю! — она смерила его таким взглядом, что у него похолодели пальцы. Это был взгляд, полный презрения, возможно, даже ненависти. Так на него не смотрела еще ни одна женщина. — Я знаю. Да вы и сами говорили об этом Бессонову! Нет? Не помните? Так я напомню. «Почему вы так ненавидите Россию…» Вспомнили, англичанин? То есть, выходит что я тоже… тоже ненавижу Россию? Так?

— Нет! Даша, не совсем так. То есть, конечно, лишать любую территорию, любую страну предметов значит ослабить ее на многие годы, даже десятилетия, однако все не так однозначно… Но это не ваша война, Даша. Вы милая девушка, вы еще юны… Вам, Даша, жить, рожать детей, растить внуков. Эти страшные игры не для женщин вашего круга. Не для вас! Езжайте в Европу. Выходите там замуж за доброго человека. Просто живите, будьте счастливы и забудьте обо всем, что с вами произошло.

— Не для меня? Не однозначно? Да? А мне отчего-то кажется — однозначно! Разве не поэтому вы второй день места себе не находите? Я все вижу! Все понимаю! Вы полагаете, я ребенок. Глупый, наивный… «Ах, Даша, вы Синяя Борода в юбке», «ох, Даша, читайте труды господина Фрейда», «милая Даша, я ваш спаситель и друг». Будь оно все так просто, вы бы сейчас не мучились! Не ходили бы из угла в угол. Не смолили бы вонючие папиросы. Не страдали бы бессонницей. Вас ведь рано или поздно убьют, майор! Убьют ваши же! И вы это знаете, как дважды два, но все равно не хотите их предавать! Думаете, это потому, что вы такой из себя патриот и чистокровный британец? Потому, что вы вашу Британию любите больше жизни? Так? Да? А вот как бы не так! Вы так глупо поступаете, потому что вы… вы чертов сноб! И дубоголовый чистоплюй! И самовлюбленный дурак! Что? Считаете себя благороднее всех? Думаете, вы красиво и с честью отдадите свою дурацкую жизнь, но зато никто никогда вас не обвинит в измене? Так думаете? Да? Тогда остальным… другим… Другим почему же вы отказываете в чести и благородстве? Чем мы хуже вас? Чем я хуже?

Она пододвинулась к нему так близко, что он почувствовал ее запах. Пахло от девушки, кстати, вовсе не карамельками, пудрой и духами — пахло вагонной грязью, потом и усталостью. Но, может быть, именно поэтому Артуру вдруг до умопомрачения захотелось стиснуть ее так сильно, чтобы затрещали все ее тоненькие девичьи кости, прижать к себе и никогда больше не отпускать.

— Даша… — Артур взял ее за плечи, отстранил. Целую секунду медлил, прежде чем сказать то, что должен был, наверное, сказать еще с самого начала, но не подозревал, что она его правильно поймет. — Это… Такое каждый должен решать за себя! Сам!

— А я уже решила. Я остаюсь здесь, в России. И я не отдам вам ничего! Ни единой фигурки! Простите меня, Артур… Но я не могу, не сумею поступить по-другому. Само собой, у вас приказ, долг… Но и у меня тоже мой долг. Вы, майор, если хотите, можете меня сейчас… кокнуть! Это я тоже понимаю. Только учтите, я буду кричать и сопротивляться. К тому же вот… — она залезла в карман шубки и достала оттуда его же браунинг с последним патроном.

Когда она его вытащила, как сумела сделать это незаметно? Как хватило у нее ловкости и изворотливости, как хватило смелости и ума? Все же Маргарита умела видеть людей насквозь — не зря… ох, не зря она повторяла, что из девочки будет толк. Артур в задумчивости потер переносицу.

— Ну, мы с вами, Даша, несомненно теперь смертельные враги. Однако кокать я вас все же не стану. Живите! А мне, знаете ли, не впервой проваливать задания.

— Угу. Знаю, — вздохнула девушка. — Вам не слишком везет с предметами… да и с женщинами. Это потому, Артур, что просто выбираете не тех. Поэтому вот… Держите. Придумаете что-нибудь. Ну, к примеру, что предметы оказались с самого начала не настоящими или что-нибудь в этом роде.

Нагнувшись, она пошарила в валенке, а когда распрямилась, в руке у нее болталась варежка с желтой снежинкой. Внутри варежки что-то глухо позвякивало.

— Что это? О, господи! Даша!!!

У Артура полезли на лоб глаза, когда он вытащил из варежкиного шерстяного нутра предметы. А когда он понял, что именно он держит в руках, ему захотелось присесть где-нибудь в уголке и долго с удовольствием смеяться.

А девушка вдруг поникла. Как будто все это время держалась на злости и чистой браваде, но теперь, окончательно расставив точки над i, отрезав себе дорогу назад, осознала случившееся. Она всхлипнула, задрожала губами. Тут же опустила голову, чтобы он не видел, как ей страшно, горько и как хочется разрыдаться в голос. Зачем-то стала забирать за уши липкие пряди волос. Волосы не слушались, лезли ей в глаза и на лоб, а она все заправляла и заправляла их назад, как будто этот обыденный женский жест помогал ей справиться со слезами.

— Вы большой молодец, мисс Дарья Чадова. Только вам теперь будет очень страшно. И я больше не смогу остаться с вами рядом. Как бы я этого ни желал!

Он все-таки притянул девушку к себе, прижал головой к груди, положил ладонь на затылок. Она вздрогнула и замерла, уткнувшись в его гимнастерку.

— Кролик-то что делает? — буркнула едва слышно. — Кролик у меня есть еще.

— Ну, вам он вряд ли нужен. По крайней мере, сейчас. У вас, Даша, и так все отлично получается, — в голосе его прозвучала горькая усмешка, но она не услышала. Или услышала, но не догадалась о чем речь.

Артур гладил девушку по волосам, стараясь не думать, что сейчас на его глазах происходит непоправимое, неправильное, то, что он не в силах изменить. Еще Артур думал, что теперь настоящую Жужелицу ему не получить, а значит, вряд ли выйдет решить норфолкскую загадку. И останется он, как всегда, вечным должником. На всю, скорее всего, недолгую жизнь, повиснет на нем позорный карточный долг полковнику Бошему в пятнадцать фунтов… и тяжкая вина перед остальными. Перед друзьями, которых он, возможно, мог спасти и которые теперь останутся в галлипольской пыльной вечности — без надежды, без будущего и даже без спасительной смерти.

— Ладно… Пошли обратно в купе. Тут холодно, к тому же, мне еще нужно решить, что делать дальше. Наверное, я до Топловского с вами доеду, там на крестную погляжу и назад. Вы не тревожьтесь за меня, я справлюсь. К тому же, в Москве ведь у меня кузен остался. Митя маленький. Он за красных, а раз я теперь тоже за красных — он мне и поможет. Пошли в купе. Ведь… вы ведь им не расскажете? Она… Маргарита хитрая и все время врет. У нее, между прочим, все это время был с собой Таракан. Так-то!

Артур Уинсли тихо засмеялся. Все это уже не имело никакого значения… Ничего не имело значения.

Одна только долгая бессмысленная дорога.

Утром потянулись за окнами голые, заснеженные поля. На них ломко качались редкие кусты, пахло угольной пылью и морозным терпким январем. Из-за кромки леса поднималась в небо высокая туча дыма.

— Бандиты, — обронил брюзглый, подтягивая поближе к животу сидор, — станцию подпалили. Прям за косогором тут большая станция. Когда ж только порешит их Советская власть?

Артур, проснувшийся с полчаса назад, быстро взглянул на Дашу и тотчас отвернулся в сторону, наткнувшись на ее потерянный, какой-то пустой взгляд. Похоже, ночью девушка не сомкнула глаз. Она осунулась, густая тень вытемнила до синевы рот и веки. Лицо подурнело от усталости.

— Бедняжка! — подумал Артур. — Как же ей сейчас, должно быть, страшно. Маленький отчаянный серенький ослик. Девочка моя. Смелая моя девочка.

— Водицы бы… — завозилась в углу баба. — Водицы… Холодненькой.

Даша потянулась за стоящей на столе полупустой кружкой, повернулась к старухе и тут же с ужасом отпрянула. Сизый насторожился, сморщился, став похожим на подгнивший гриб-свинушку. Подался чуть вперед…

— Тиииф! Тикай отседова! — охнул сизый и вылетел вон, не забыв прихватить драгоценный свой багаж.

— Тиф… тиф… В вагоне тиф! — закричало, загомонило снаружи. Раздался шум и топот. Грохот падающих чемоданов. Кто-то бежал по коридору прочь, спотыкаясь о спящих еще людей.

Вскочил сонный Красавчик, ударился головой о полку, ругнулся в полголоса. Скатился сверху прямо ему в руки всклокоченный Креветка. Маргарита медленно шагнула к старухе, подняла той голову за подбородок и ловко сдавила двумя пальцами другой руки старухину челюсть. Из обметанного рта вывалился наружу белесый толстый язык.

— Тиф! — Марго брезгливо отерла руки о полы когда-то щегольского пальто. — Вот теперь мне хана, господа! Тифа «под Бабочкой» я точно не выдержу…

Она опустилась обратно, закрыла ладонями лицо, обреченно вытянув ноги.

— Пошли отсюда. Живо. Хотя бы в другой вагон, — скомандовал Красавчик, уже привычным, чуть ли не материнским жестом подхватывая Креветку. — Чего сидишь? Ходуля! Мисс… И ты тоже. Эй ты! Стерва… которая Марго. Не скули!

По вагону в обе стороны бежали люди. Артур больно ударился о чей-то чемодан, и теперь у него нещадно саднило предплечье. Прямо перед ним маячила спина Маргариты, а сзади резво хромал Красавчик.

«Даша. Где же Даша…» — он остановился, пропустил Красавчика вперед и обернулся в поисках девушки.

— Где Даша? — крикнул он Красавчику. — Впереди? Не вижу ее…

Тот безразлично пожал плечами. Маленькая русская девушка ему нравилась, но не настолько, чтобы ради нее подыхать за просто так от дрянной, грязной болезни. К тому же, мисс Чадова находилась под опекой Ходули и, по всем признакам, Ходуля возражений не имел. Красавчик еще вчера скумекал, что Ходуля неравнодушен к этой сероглазой крошке. А когда один друг неравнодушен к девушке, другому другу мешаться и лезть с советами и помощью не стоит.

— Я возвращаюсь за Дашей… Вы ступайте вперед. Найдите где-нибудь место. Я потом разыщу вас, Генри!

Красавчик сложил пальцы кольцом, мол окей, валяй Ходуля, спасай свою малышку, и попер дальше как человек-паровоз, без раздумий распихивая по пути все, что казалось ему помехой.

Артур был уверен, что девушка осталась в купе, посчитав невозможным бросать больную старуху в одиночестве. «Вот бестолковая! Какая же она бестолковая! Какая упертая, глупая, сумасшедшая девчонка. Найду, надеру уши! То ей Россию спасать хочется, то теперь тифозную старушенцию… Тоже мне Жанна Д’Арк! Нет уж, милая Даша. Или то, или другое! Или Россия, или старуха! Но если с тем, что мисс Дарья Чадова решила стать спасительницей отечества, Артур согласиться еще мог, то подвиги мисс Найнтингейл не казались ему достойными подражания. Тиф — не та болезнь, с которой стоит шутить!»

Он влетел в купе… и никого, кроме бредящей старухи, там не обнаружил.

— Водицы… Водицы, милай, — старуха потянулась к Артуру, застонала. — Попиить. А завтра ведь Рождество Христово… Светлый день-то какой! Рождество-рождество, все дороги занесло…

Схватив со стола кружку, Артур прижал ее к губам больной и терпеливо ждал, пока она утолит жажду.

— Простите, мэм. Мне сейчас некогда…

Он почти уже ушел, но все же остановился в дверях, стянул с себя пальто и накинул его на старуху. Ее колотило и, кажется, ей уже ни пальто, ни долговязый человек, шепчущий странные нерусские слова, были ни к чему. Она шевелила разбухшими губами и кого-то тихонько звала. Может, мужа своего. Может, шестерых детей, а может, и бога. Да вот только, кроме майора британской армии, никто ее не слыхал.

Артур пробежал по всему вагону, заглядывая в каждое купе — девушки нигде не оказалось. Тогда он рванул на себя туалетную тонкую дверцу, не задумываясь уже ни о чем… Пусть там внутри хоть кавалеристский полк — не имеет значения. Но внутри было пусто.

«Так. Нужно спокойно и методично обследовать поезд. Черт… Где же? Ну где же она». Он закурил, обжигая губы. Курил быстро, жадно, зло. Шагал по составу, перебираясь из вагона в вагон, распахивая настежь двери всех купе, заглядывая в каждый угол. Знал уже наверняка, что девушки он не найдет. Знал, что Даша ушла, воспользовавшись суматохой. Ушла навсегда. Знал, что решила она уйти еще этой ночью, а может, даже раньше — когда плакала в холодном тамбуре, прижимаясь к его груди. А то, что она ему солгала, обещая все же доехать до Топловского и уже оттуда вернуться в Москву… так он бы, очутись на ее месте, тоже солгал.

«Девочка… маленькая моя смелая девочка, глупая моя девочка… Нянчить бы тебе твоих кукол, вышивать гладью, печь кексы и носить модные шляпки. Танцевать под патефон… Господи! Я ведь так и не отдал ей карточку Вертинского! Вот только нужна ли ей она теперь?» — Артур в сердцах швырнул окурок в угол и, повернувшись, направился на поиски своих.

Десятью минутами раньше, как раз тогда, когда Артур протягивал умирающей старухе кружку с ледяной водой, Даша стояла перед распахнутой настежь дверью вагона и с ужасом смотрела вниз, на пробегающие мимо кусты, на заснеженное полотно.

— Плыгать соблалась, мамзель? Сумаседсая цтоли?

— Яшка родненький! — вот уж кого Даша совсем не ожидала здесь увидать, так это московского смешного беспризорника Яшку. — Ты-то тут что забыл?

— На юг еду я! Не видис цтоли? Яблоки тут, пелсики… Класота!

— Пелсики… Да. Персики тут знатные, — она снова посмотрела наружу и зажмурилась.

— Погоди плыгать-то, глупая. Чичас станция будет, так пелед ней в голку пойдет. Медленно пойдет. Тогда оба и сиганем. Только ты сигай пелвая.

— А тебе-то зачем прыгать? — удивилась Даша. — У меня тут свои дела. Мне очень нужно.

— Яске тозе нузно! У Яски тут тозе дела! К Махно в алмию хоцю я записаца. Буду в класных станах щеголять. Левольвелт мне батька даст. Тацянку!

— Ужо мне махновец… — Даша не сдержала улыбки. — Штаны, револьвер, тачанку. Где мы, а где Гуляй-поле. Сопли с пола подбери.

Яшка насупился. Хотел ляпнуть что-нибудь обидное, но тут поезд притормозил. Придорожные кусты поплыли медленно, даже печально. Словно только что плясали они веселый гопак и вдруг передумали, перешли на медленный фокстрот. Даша вопросительно обернулась на беспризорника, мол, что делать-то. Мальчонка деловито таращился вдаль, словно что-то про себя прикидывая.

— Все! Сигай вниз, мамзель! Медленнее узе не будет!

— Яшка! Ой! Боюсь я!

— Плыгай! Кому сказал? Тьху! Баааба, цто с вас взять!

Даша зажмурилась, присела, потом распахнула широко-широко глаза и… прыг-ну-ла. Полетела прямо в снег по ходу поезда. Упала на бок, но совсем не больно. Перевернулась два раза, тут же вскочила, отряхнула от снега шубку и отбежала в сторону. Вслед за ней вылетел из вагона похожий на тугой мячик пацаненок. Пробежал несколько шагов. Остановился. Утер мордаху рукавом и заулыбался счастливо-пресчастливо!

— Ну чо? Вот мы и плиехали, мамзель! Станция Юг!