Окаянные девяностые

Глава 1

Швейцария. Лозанна.

Октябрь 1994 года…

Блеклое осеннее солнце нехотя выбралось из-за гор и усталыми лучами с трудом рассеяло утреннюю дымку. День неспешно вступил в свои права. Легкий порыв ветра, прошелестев в вершинах вековых дубов и лип, угас в глубине парка. Над прудами все еще продолжал клубиться молочно-белый туман, косматыми языками наползал на аллеи, жемчужной вуалью покрывал деревья; багряно-желтый ковер из опавших листьев тонкими ручейками стекал с крыш беседок. Пожилые супружеские пары неспешно прогуливались вокруг центрального пруда, а на детской площадке, как на птичьем базаре, гомонила непоседливая ребятня. Здесь, в патриархальном уголке Лозанны, они торопились насладиться прелестью последних погожих дней. Впереди предстояла короткая, но слякотная и промозглая зима.

Известный екатеринбургский бизнесмен, глава холдинга «Урал-Грейт» Николай Раздольнов, не обращая внимания на росу, обильно оседавшую на туфлях, сошел с дорожки и отрешенно брел по парку. Перед ним кошачьей походкой привычно стелился Стрельцов, а позади, напоминая повадками бульдогов, двигались Рэмбо с Совой. Виктория старалась идти в ногу с Раздольновым, это не удавалось, взяв его под руку, она прижалась к нему. Он сбавил шаг и порывисто обнял ее. Она ответила поцелуем и с придыханием произнесла:

– Боже, какая благодать, какой воздух.

– Да, почти как у нас, – обронил Раздольнов, и в его голосе послышались нотки ностальгии, – Вика, а ты помнишь наш волшебный вечер на Изумрудном?

– Ну как я могу забыть, Коля?! Это был не вечер, а волшебная сказка. Прошло два года, а мне кажется, что это было в другой жизни.

– А была ли та жизнь?! Сволочи, обложили со всех сторон! Ну ничего, я им еще покажу! Я этих тварей по стенке размажу! – прорычал Раздольнов и грозно блеснул глазами.

– Не горячись, Коля, потерпи еще немножко и все образуется, – уговаривала Виктория и гладила его по руке.

– Потерпеть? Ну уж нет, мне осточертело околачиваться в этой прилизанной Швейцарии! Плюнуть без разрешения и то нельзя!

– Что поделаешь, Коля, по крайней мере, здесь тебе не грозит опасность.

– Надоело! Все надоело! Вот решу дела с Корризи, и сразу домой! – решительно отрезал Раздольнов.

– Это же самоубийство, Коля?! Вспомни, что эти выродки сделали с Сергеем Долгушиным и Малафеевым? На них же не осталось живого места! – ужаснулась Виктория.

– За этих ребят синяки Харламовы ответили по полной программе.

– Но остались еще Меценат с Гасаном.

– Ничего, рано или поздно доберусь и до них. Сволочи, они заплатят мне за все!

– Коля, остановись! Они не побоялись поднять руку на самого Олега Багина!

– Ох, Олежка, Олежка! Ну зачем ты поспешил? Зачем? Каких-то пары минут не хватило! У-у, – застонал Раздольнов, и его лицо исказила гримаса.

Цепкая память возвратила его к событиям недавнего прошлого. С фотографической точностью перед глазами всплыла картина дерзкого убийства испытанного временем друга и делового партера, главы «Интер-Урала» Олега Борисовича Багина.

…Уютный двор в бывшем обкомовском квартале Екатеринбурга. Дом, в котором жили первый секретарь Свердловского обкома партии Борис Ельцин и прославленный маршал Георгий Жуков. Детская площадка. Автостоянка. Судмедэксперт в хирургических перчатках ворочает простреленную голову Олега Багина – некоронованного «короля» Екатеринбурга. У исклеванной пулями трансформаторной будки, у трех оплывших кровью тел телохранителей толпится криминальная «пехота». Позади нее, напоминая бегемотов, случайно оказавшихся среди беспородного стада советского автопрома – жигулей и москвичей, стоят навороченные джипы. Их хозяева, главари екатеринбургского криминального мира, угрюмо поглядывают на изрешеченное пулями тело мертвого «короля» и с подозрением косятся друг на друга. Плотная цепь из «быков» и «торпед» оттесняет от места убийства их и праздных зевак.

Запоздалый вой милицейских сирен возвестил городу об очередной бандитской разборке. Дышащие на ладан служебные УАЗы и жигули так и не дотащились до места происшествия, закончился бензин. Оперативно-следственная группа управления МВД едва держится на ногах и напоминает собой загнанную лошадь. В последний месяц ей приходится работать в режиме пожарной команды. Кровавая, беспощадная война криминальных кланов в Екатеринбурге не знает перемирия ни днем, ни ночью. Поднявшая голову бесовщина не боится не только власти, но и самого Бога. Перестрелка у Свято-Троицкого собора унесла с собой немало жизней «быков», «торпед» и ни в чем не повинных прихожан.

Вслед за следователями и криминалистами на место убийства Багина подъехали съемочная группа местного телевидения и вездесущий редактор газеты «Сыщик» Сергей Плотников. Оператор на ходу расчехлил кинокамеру и принялся снимать общую панораму. Темный глаз объектива неотрывно следит за лицами массовки и быстро смещается в сторону, как только в кадр попадают «авторитеты», Плотников бесстрашно прорывается через цепь «быков», «торпед» и обращается к Михаилу Жучину – приятелю Багина, «смотрящему» за «центровой братвой». Тот только разводит руками. В ногах толпы снуют пацаны и высматривают стреляные гильзы. Из пробитых картеров машин течет масло. Оно смешивается с кровью, тоже маслянистой и густой. Кровь постепенно темнеет и становится похожей на масло…

Раздольнов взмахнул рукой, словно пытаясь избавиться от жутких воспоминаний, ни слова не говоря, развернулся и направился к выходу из парка. Виктория сбивалась на бег и старалась не отстать от него. Охрана взяла их в треугольник. На стоянке Рэмбо предупредительно выскочил вперед и распахнул заднюю дверцу бронированного мерседеса. Раздольнов пропустил вперед Викторию и тяжело опустился на сиденье. Стрельцов цепким взглядом окинул стоянку, подходы к ней и, не заметив опасности, проскользнул на переднее сиденье. Рэмбо занял место водителя, повернул ключ в замке зажигания, автомобиль мощно взревел двигателем и сорвался с места. За ним на расстоянии нескольких десятков метров следовал Сова.

После развилки Рэмбо свернул на привычный маршрут и через полкилометра остановился перед высоким забором. За ним виднелась крытая красной черепицей крыша виллы. Багровые зрачки камер видеонаблюдения держали под своим прицелом подъезды к ней. Стрельцов нажал кнопку на панели управления. Лазерный луч включил систему охраны, створки ворот плавно откатились в стороны, и машины въехали во двор.

Непривычная тишина резанула слух, не было слышно лая Шарика и Тузика. Раздольнов недовольно нахмурил брови и, ничего не сказав, вместе с Викторией прошел в дом. Сова окликнул псов, они не отозвались, и недоумение на его лице сменилось удивлением. То же самое можно было прочесть и в глазах Стрельцова. Не сговариваясь, они ринулись за дом, в сад. Псов и там не оказалось, у гаражей тоже. Стрельцов остановился, осмотрелся по сторонам, прислушался и уловил чуть слышное повизгивание, оно доносилось со стороны бассейна. Он бросился на звук и споткнулся о Шарика. Предсмертная конвульсия сотрясала пса. Неподалеку от него валялся Тузик и не подавал признаков жизни. Стрельцов окликнул Сову. Тот проломился через кусты сирени, выскочил на лужайку и, увидев псов, опешил.

Стрельцов склонился над Шариком и тут же отпрянул. У пасти пса растеклась зловонная лужица. Ее запах ощутил и Сова. Брезгливая гримаса исказила его лицо, и с губ сорвалось:

– Чо, подохли? Интересно, от чего?

– А черт его знает. Пару часов назад были здоровее всех живых, жрали с нашего стола, а сейчас на пути к собачьему раю, – мрачно обронил Стрельцов.

– Думаешь, отравили?

– Нет, покончили жизнь самоубийством.

– Тоже мне, шутник нашелся. Ладно, потопали к шефу, будем разбираться, у него башка большая, пусть мозгует.

– О своей тоже надо подумать. Лозанна не так далеко от Екатеринбурга, как кажется. Киллеры Мецената могут и сюда добраться, – напомнил Стрельцов.

– Вова, вот только не надо накручивать! Валим отсюда, а то от этой дохлятины меня уже воротит! – поторопил Сова.

Стряхнув грязь с туфель, они выбрались на дорожку и столкнулись с Рэмбо. Тот, поставив машину в гараж, подобрал шест и сшибал с деревьев последние яблоки.

– Кончай фигней заниматься, двигай за нами! – позвал Сова.

– Чо, третий нужен? Так я за рулем! – гоготнул Рэмбо.

– Я те щас порулю!

– Да ты чо, Сова, приколов не просекаешь?

– Заткнись!

– Кончай, Сова, ты чо как с цепи сорвался? Случилось что?

– Тузик с Шариком подохли, а ты на троих! – буркнул Стрельцов.

– Сдохли?! Как? От чего? – растерялся Рэмбо и изменился в лице.

– А так! Кончай базар, пошли к шефу! – прикрикнул Сова и направился к дому.

Они вошли в холл, сняли плащи, протиснулись в гостиную и застыли у порога. В ней царил благостный покой. В углу неторопливо отсчитывали секунды и минуты напольные часы. В камине весело потрескивали поленья. Трепетные языки пламени причудливыми бликами отражались в зеркалах и на створках бара. Раздольнов дремал в кресле у камина. Сова, помявшись, направился к нему. Виктория, готовившая кофе, выглянула из-за стойки бара, вопросительно посмотрела на Сову, на переминавшихся с ноги на ногу Стрельцова и Рэмбо, и в ее больших темно-зеленых глазах вспыхнули тревожные огоньки. Тяжелая поступь Совы заставила встрепенуться Раздольнова. Он приоткрыл глаза, на его лице появилась недовольная гримаса, буркнул:

– Покоя от вас нет. Так, что там с псами?

– Подохли, Николай Павлович, – доложил Сова.

– С чего это?

– Похоже, чем-то отравились!

На это тревожное сообщение Раздольнов отреагировал со странным безразличием. Вяло пожевав губами, он устало произнес:

– Поминки по ним устраивать не будем. Ищи новых, говорят у Дени настоящие волкодавы.

– Хорошо, Николай Павлович, сегодня-завтра решим, – заверил Сова и поинтересовался: – А как быть с садовником?

– Потом, сейчас не до него.

– Так он уже второй день не появляется.

– Все, все, Сова! Иди, мне сейчас не до садовника! – отмахнулся Раздольнов.

Охрана покинула гостиную. Стрельцов и Сова поднялись к себе в комнаты, а Рэмбо возвратился в гараж. Виктория подала Раздольнову чашку кофе. Он сделал глоток, другой и обратил взгляд на камин. Завораживающая игра пламени снова погрузила его в дрему, и в сумерках памяти, как кадры из старого кино, возникали и исчезали позабытые образы. В хаотичном калейдоскопе событий и лиц она выхватила и остановилась на эпизоде трехлетней давности…

На дворе стоял промозглый, сумасшедший декабрь девяносто первого. В одночасье и бесповоротно рухнуло то, что казалось вечным и незыблемым – власть КПСС и государство СССР. Вчерашние вельможные властелины партийных кабинетов и недоступных секретарш на глазах превратились в старых, склочных, с кучей болезней, никчемных гномов. Новые хозяева жизни: бывшие комсомольские вожаки с ухватками рыночных наперсточников, прожженные в партийном горниле инструкторов обкомов и райкомов с манерами сочинских «катал», доктора и кандидаты наук «вечно живого» научного коммунизма, вбивавшие в головы беспартийной массе «двенадцать заповедей марксизма», после августа 1991 года, не моргнув глазом, предали анафеме далеко не святую троицу – Маркса, Энгельса, Ленина, и, вырядившись в одежды демократов, принялись возводить на развалинах социализма экономический фундамент своего будущего могущества.

На глазах ошельмованного и брошенного в нищету народа, под циничные заклинания о грядущем изобилии, новые «хозяева жизни» принялись создавать фирмы-однодневки и банки-пузыри. Во главе их встал нерушимый союз бывших партийно-комсомольских работников, теневых советских миллионеров и воров «в законе». Через эти «прачечные» с невероятной скоростью прокручивались и легализовывались огромные, фантастические капиталы, порожденные одним росчерком пера новых властителей Кремля. Так на развалинах «развитого социализма» возникло незримое, но фактически существующее мафиозное государство. Государство, в котором неограниченный произвол чиновников и нормы «зоны» олицетворяли собой закон, а расстрельные команды киллеров выступали его исполнителями.

В те окаянные дни в центре Екатеринбурга состоялась знаковая встреча, которая, казалась бы, должна была определить на многие годы вперед жизнь и сферы влияния новых хозяев города. За вековыми стенами Свято-Троицкого собора время будто остановило свой бег. Где-то там, за ними, осталась извечная борьба человеческой алчности, честолюбия и амбиций. У алтаря тихо потрескивали свечи, и сладковатый запах ладана кружил головы. Из таинственного полумрака, как и много лет назад, на прихожан с укором взирали мудрые лики святых. Среди немногочисленных прихожан выделялась разношерстная группа. Раньше их физиономии можно было увидеть разве что на черно-белых снимках из милицейских досье.

В сшитых по последней моде костюмах и сверкающих снежной белизной рубашках, в тени колонн в неловких позах застыли отец и сын Харламовы. На угрюмых лицах навсегда отпечаталось ничем не смываемое клеймо заполярной зоны, даже благостная атмосфера церкви не смягчила их волчьих взглядов. Харламовы угрюмо косились на франтовато одетых Григория Бессараба и его жену.

Бывший футболист, не нюхавший тюремной параши, с недавних пор возомнил себя «бароном» Екатеринбурга. Сколотив из спортсменов свирепую банду, Бессараб подминал под себя один за другим «комки», «барахолки» и уже видел себя хозяином города.

Особняком от Харламовых и Бессараба держался глава холдинга «Интер-Урал» Олег Багин. В прошлом администратор ресторана «Седьмое небо», он взлетел выше облаков и посчитал, что поймал за бороду самого Господа. За годы перестройки, при поддержке своих связей в Москве и Израиле, сумел сколотить баснословный капитал. Позже, с крушением СССР, деньги и природный ум открыли Багину двери в администрацию президента России. Его однокашник по работе в областном комитете комсомола, после августа 1991 года перебравшийся из Екатеринбурга в Москву и занявший один из кремлевских кабинетов, получил доступ к телу первого Президента России. Это вскружило голову Багину, и он возомнил себя новым графом Монте-Кристо.

Не уступал ему в лоске и сын театральной гардеробщицы Михаил Жучин – держатель воровского общака и третейский судья в бандитских разборках. В церкви он вел себя как на сцене. По такому знаковому событию – окончанию криминальной войны и разделению сфер влияния, Жучин вырядился во фрак. Остальная братва, экземпляром помельче и проще одетая, тусовалась у выхода.

Чинно, заведенным чередом шла служба. Поп монотонно читал молитву во славу будущего предпринимательства, веры, добра, справедливости и недовольно косился на оператора, бесцеремонно снующего у алтаря. На священника с презрительной улыбкой посматривал младший Харламов – Павел, и монотонно бубнил:

– Хрен с ними – добром, верой и прочей словесной мишурой, трещи себе на здоровье, от нас не убудет. Морду свою постную воротишь, чо, не нравимся? Ничего, стерпишь! Молился за царя, молился за коммунистов, а теперь будешь молиться за нас. Мы теперь хозяева жизни и города! Водка, марафет и тряска комков – пройденный этап. Подрастают молодые волчата, вот пусть на них и оттачивают зубы, а мы свои ходки отходили. Теперь мы – власть, остальные пусть прогибаются под нас!

Подошла к концу служба. Поп кривил лицо, но, когда зашуршали деньги, не погнушался взять их у Жучина. На выходе из церкви Багин не удержался от того, чтобы не пустить пыль в глаза публике: подал милостыню убогим и по-барски угостил «криминальную пехоту». В воздух с оглушительным треском летели пробки, пенилось шампанское, и звенели бокалы. По машинам рассаживались с шумом и гиком, все были довольны, даже на лице старшего Харламова – Игоря появилось подобие улыбки. Редкие прохожие с завистью, а кто и с плохо скрываемой ненавистью, смотрели вслед разухабистой кавалькаде из вольво и мерседесов, несшейся к ресторану «Космос». В банкетном зале новые хозяева Екатеринбурга и Среднего Урала с широким размахом отметили окончание криминальной войны и раздел сфер влияния. Но этот союз главарей уральских преступных кланов просуществовал недолго. Сумасшедшие деньги и жажда власти вскоре вновь столкнули Раздольнова, Багина, Харламовых, Жучина и Бессараба в непримиримой, смертельной схватке…

В камине с треском рухнуло полено, и поднялся сноп искр. Раздольнов очнулся. Солнечные лучи, пробившиеся сквозь неплотную ткань штор, теплыми бликами играли на лице и заглядывали в глаза. Он потянулся, встал из кресла и прошелся по гостиной. Звук шагов разбудил Викторию. Запахнув халат, она смущенно улыбнулась. Раздольнов обнял ее и потеплевшим голосом спросил:

– Отдохнула?

– Вздремнула. Снился вечер на Изумрудном, – ответила Виктория и прижалась щекой к его руке.

– А мне Екатеринбург. Эх, как все хорошо начиналось и как все х… – не мог сдержать досады Раздольнов и выругался.

– К сожалению, Коля, прошлого не вернуть, – посетовала Виктория.

– Будем жить будущим. Я им еще покажу, кто такой Раздольнов.

– Да, конечно, Коля! Ты такой умный, ты такой сильный. У тебя все получится.

– Получится и еще как! Все, хватит сидеть в этой норе! Пора действовать. Соедини меня с Астояном.

– Сейчас, сейчас, Коля, – Виктория поднялась с дивана и поспешила в кабинет.

– А, Вика, еще свяжись с Корризи и, пожалуйста, срочно, – бросил ей вслед Раздольнов.

Виктория скрылась в кабинете. Прошла минута, другая, и из-за двери донесся ее удивленный возглас:

– Коля, а телефон не работает?

– Ну что за день! Не одно, так другое! Когда же эти… – выругавшись, Раздольнов поднялся из кресла и прошел в кабинет.

– Набираю номер, а вызов не проходит! Ничего не понимаю, утром же работал? – недоумевала Виктория.

Раздольнов приложил трубку к уху, ничего не услышал и раздраженно бросил:

– Бардак! Собаки дохнут! Телефоны не работают! Позови кого-нибудь из этих дятлов!

– Хорошо, хорошо, Коля, только не злись, – пыталась успокоить его Виктория.

– Я же тебе русским языком сказал, зови этих дятлов! – рявкнул Раздольнов.

Виктория, как ошпаренная выскочила из кабинета. Раздольнов остался один и не находил себе места, все валилось из рук. В дверях появился Сова, и он сорвал на нем свое зло.

– Бездельники! Дармоеды! Мышей совсем не ловите!

– Ты чо, Николай Павлович, с цепи сорвался? – опешил Сова.

– Я тебе покажу цепь! Почему телефон молчит?

– А я откуда знаю? С утра вроде работал.

– Почему сейчас отрубился?

– Николай Павлович, ну чо ты заводишься? Вызовем мастера, он разберется.

– Мастера! Слесаря! Лучше сразу гинеколога, чтобы такие мудаки как ты на свет не рождались! Астояна мне, и живо!

Сова поиграл желваками на скулах и не сдвинулся с места.

– Ты что, глухой?! Двадцать раз повторять надо?! – вскипел Раздольнов.

– Хватит и одного. У меня со слухом все нормально, – огрызнулся Сова и буркнул: – Этот идиот Рэмбо уронил сотовый в бассейн.

– Ну мудаки! Ну мудаки! И что, других телефонов нет?

– Есть, но на том записан номер Астояна.

– То же мне, охрана! Скоро себе на хрен наступать будете! Чего стоишь, давай мне Астояна! – рявкнул Раздольнов.

– А где его искать, под землей? Ну чо за день? – чертыхаясь, Сова выскочил из кабинета.

На шум возвратилась Виктория и, пытаясь разрядить обстановку, предложила Раздольнову кофе. Он отмахнулся и потребовал:

– Налей коньяка! С такими дятлами, как Сова, без стакана не обойтись!

– Может не надо, Коля? В последнее время ты слишком много пьешь.

– Тебя забыл спросить, налей!

Виктория фыркнула, но подчинилась, достала из бара бутылку «Наполеона», налила коньяк в рюмку и оставила Раздольнова одного. Он выпил до дна, отвалился на спинку кресла и включил телевизор.

Шел американский триллер. Главный герой – молодой светловолосый полицейский-мачо зубодробильными ударами прокладывал путь к сердцу, изнывающей от богатства и сексуальной неудовлетворенности, жгучей красавицы, и между делом наводил порядок среди распоясавшихся мафиозных кланов. Раздольнов остекленевшим взглядом смотрел на экран и время от времени прикладывался к бутылке.

Пробило тринадцать часов. В коридоре послышались шаги, дверь в кабинет открылась, и на пороге возникли Сова, Стрельцов и Рэмбо. На их мрачных физиономиях отражалась неподдельная тревога. Раздольнов встрепенулся и раздражено бросил:

– Ну что там еще стряслось?

– Николай Павлович, хреново наше дело, – доложил Сова.

– Удивил, хуже, чем есть, не бывает.

– Бывает, нас пасут на двух тачках. Одна торчит за углом, вторая накручивает круги.

– В доме напротив, на чердаке, засел снайпер, – сообщил Стрельцов.

Раздольнов мгновенно протрезвел, после секундной растерянности взял себя в руки и заговорил отрывистыми фразами.

– Не паниковать! Не первый раз, прорвемся!

– А никто и не паникует. Но свободных ходов у нас почти не осталось, – признал Сова.

– Вот только не надо накручивать! Может тебе померещилось? – не хотелось верить в худшее Раздольнову.

– Нет, Николай Павлович, все в натуре!

– А если это полиция?

– Какая на хрен полиция! Морды-то наши, русские.

– Сволочи, добрались и сюда! Вот же… – выругался Раздольнов и, яростно сверкнув глазами, спросил: – Ну так что будем делать?

– Надо рвать когти, пока не поздно! – решительно заявил Сова.

– Погоди, погоди, не гони лошадей! – осадил его Раздольнов и обратился к Рэмбо и Стрельцову. – А вы, что скажете?

Рэмбо облизнул внезапно пересохшие губы и заявил:

– Палыч, Сова дело предлагает. Но лучше уходить по темноте, тогда больше шансов прорваться.

– Ага, так они и будут ждать! Сова прав, сматываться надо сейчас, пока не поздно! – возразил Стрельцов.

– И прорываться не к автобану, там наверняка засада, а через виллы, – торопил Сова.

– Вы чо, охренели? – взвился Рэмбо. – Я чо, Шумахер? Выскочить из ворот на скорости и подрезать на девяносто, это же капец. Я не собираюсь…

– Заткнись! – рявкнул на него Сова. – Шумахер ты или хер, если жить захочешь, то и на метле полетишь.

– Вот и лети, – огрызнулся Рэмбо.

– Захлопните пасти! – гаркнул Раздольнов и обратился к Рэмбо. – Что конкретно предлагаешь?

Тот бросил победный взгляд на Сову и объявил:

– Как только стемнеет, в комнатах зажечь свет и громче включить музыку. Пусть, гады, думают, шо мы балдеем.

Стрельцов хмыкнул и с сарказмом заметил:

– И еще твое чучело перед окнами таскать.

Раздольнов махнул на него рукой и потребовал:

– Продолжай, Рэмбо.

– Потом спуститься в подвал, через него пробраться в сад, а там леском прямая дорога к автобану.

– Ты чо лепишь, Рэмбо? Нас же перещелкают, как куропаток! Шеф, пока не поздно надо заканчивать базар и прорываться на машинах! – стоял на своем Сова.

Раздольнов ничего не ответил и замкнулся в себе. В наступившей тишине были слышны сопение Рэмбо, недовольное бурчание Совы и вой ветра в камине. Раздольнов искал выход из положения. Затянувшуюся паузу нарушил Стрельцов.

– Николай Павлович, у них минимум восемь стволов, и обложили нас со всех сторон. Наш шанс, если будем прорываться через запасные ворота. За ними прямой участок дороги.

– Ага, шанс на тот свет. Они не дураки и наверняка выставили там засаду. Палыч, я дело говорю, надо уходить через сад, – искал Рэмбо поддержки у Раздольнова.

Тот пригвоздил его ледяным взглядом и объявил:

– Уходим через запасные ворота, но на тачке садовника.

– О, толково придумано, шеф! – согласился Сова.

– Выиграем не меньше минуты, – просчитал вариант Стрельцов.

– Плюс на нашей стороне скорость, маневр и четыре ствола, – напомнил Раздольнов.

Рэмбо ничего другого не оставалось, как смириться.

– Все, идем на прорыв! – принял решение Раздольнов и распорядился: – Рэмбо, ты за рулем! Проверь тачку, чтоб работала как часы! Володя, Сова за вами стволы! Встречаемся в гараже через двадцать минут!

Они сверили часы и разошлись. Телохранители отправились готовиться к прорыву. Раздольнов, оставшись один, открыл сейф, высыпал на стол документы и стал перебирать. Шорох за спиной заставил его напрячься. Рука скользнула в ящик стола и легла на пистолет. Обернувшись, он увидел в дверях Стрельцова; тот мялся на пороге. Раздольнов отпустил пистолет и буркнул:

– Ну, что там еще стряслось?

– Николай Павлович, похоже, среди нас крыса! – обронил Стрельцов.

– Чт – о?! Э-этого не может быть! – не мог поверить Раздольнов.

– Может, слишком много накладок.

– Каких? Говори по делу!

– Утром подохли собаки, в обед перестал работать телефон, а пару минут назад те, что нас пасут, зашевелились. Одна тачка покатила к запасным воротам.

– Чт-о?! Ты хочешь сказать, они пронюхали, что мы идем на прорыв?

– Все указывает на это, – подтвердил Стрельцов.

– У-у, тварь! Найду, удавлю своими руками! – зарычал Раздольнов и обрушил кулак на крышку стола.

Малахитовая подставка опрокинулась. Карандаши и ручки посыпались на пол. Бумаги веером разлетелись по кабинету.

– Кто?! Кто эта крыса?! Рэмбо? Сова? Вика? Нет! Нет! Этого не может быть! – не мог поверить Раздольнов, и его лицо кривили гримасы.

– Не знаю, Николай Павлович. Сейчас не время разбираться, надо уносить ноги! – торопил Стрельцов.

– Да! Да! Собирай всех в гараже прямо сейчас!

– Хорошо.

– Свет и музыку не вырубать. За руль мерса сядешь ты. Машину во двор не выгоняй, заведешь прямо в гараже. Прорываться будем через главные ворота к автобану. Ты понял?

– Да, – подтвердил Стрельцов.

– Все, действуй, Володя! – распорядился Раздольнов и снова обратился к документам.

Чеки, лицензии, договора полетели в металлический кейс. Перетряхнув ящики секретера, Раздольнов нашел старую записную книжку и сунул в карман, остальное сгреб в кучу, вынес в гостиную, швырнул в камин и спустился в гараж. Все уже были в сборе. Он испытующим взглядом стрельнул по лицам. В глазах Виктории застыл ужас, лица Совы и Стрельцова были напряжены. Рэмбо пытался взять себя в руки, его выдавала дрожь губ.

«Ты что ли крыса? Не может быть! Мы же с тобой выросли в одном дворе! Ладно, потом разберемся», – решил Раздольнов и приказал:

– Всем в машину!

Рэмбо и Виктория дернулись к ауди садовника.

– Назад! Едем на моей! – остановил их Раздольнов.

Виктория растерянно заметалась и, подгоняемая Совой, втиснулась на заднее сиденье. Рэмбо потерянно топтался на месте.

– Ты чо, присох? Давай в машину! – рявкнул на него Сова.

– Я-я забыл деньги и документы? – мямлил Рэмбо.

– Шкура дороже! Садись! – отрезал Раздольнов, сел рядом с Викторией и, ощутив дрожь ее тела, с неприязнью подумал: – «Трясется как цуцик», – пробежался взглядом по лицам телохранителей и спросил:

– Ну что, ребята, прорвемся?

– Прорвемся, – прозвучало в ответ.

– Достали стволы! Стрелять по моей команде! – предупредил Раздольнов и поторопил: – Трогай, Володя!

Ровно и мощно загудел двигатель мерседеса. Виктория сжалась в комок и остановившимся взглядом смотрела в спину Стрельцова. Раздольнов, Сова и Рэмбо достали пистолеты, передернули затворы и открыли окна. Стрельцов нажал на кнопку пульта управления; створки гаража, а вслед за ними въездные ворота распахнулись, и нажал на педаль газа. Мерседес взвизгнул колесами по брусчатке, промчался по двору и пулей вылетел на улицу. Рев двигателя и скрежет металла о забор взорвали патриархальную тишину старого квартала. Крутнувшись волчком, машина едва вписалась в узкий переулок. Стрельцов с трудом удержал ее, выровнял и утопил педаль газа до пола. Боковым зрением он увидел, как из ауди выскочило двое, в их руках были автоматы, и резко взял вправо. В следующую секунду за его спиной раздался вопль Раздольнова:

– Палите! Палите!

Сова и Рэмбо открыли огонь. Киллеры бросились под защиту машины, вслед мерседесу запоздало прозвучали ответные выстрелы. Стрельцов жал на газ и стремительно уходил в отрыв. Позади остались виллы, парк, и дорога вышла к автобану. Погоня безнадежно отстала. Впереди показался полицейский пост, и общий вздох облегчения пронесся по салону. Окончательно напряжение спало, когда они въехали в Лозанну и остановились у офиса. Раздольнов выслал вперед Сову с Рэмбо, предложил Виктории выйти из машины, затем достал блокнот, ручку написал записку и пояснил:

– Володя, по этому адресу найдешь Астояна и передашь ему записку. На словах скажи, пусть срочно ищет мне чистую квартиру. Эти сволочи не дадут нам отсидеться в офисе.

– Все понял, Николай Павлович, не переживай, сделаю, – заверил Стрельцов и выехал по адресу.

Астоян оказался на месте. Сообщение о нападении киллеров повергло его в шок. Он долго не мог прийти в себя, с трудом вчитывался в записку Раздольнова и мямлил что-то о каких-то трудностях. Стрельцову пришлось помахать пистолетом перед носом Астояна, и это сделало его более сговорчивым. Он обещал в ближайшие часы найти укромное убежище.

В офис Владимир возвратился, когда за окнами сгустились вечерние сумерки. Атмосфера в нем была гнетущая и, казалось, пропитанная ядом подозрительности. Ее не разрядили ни коньяк, ни неунывающий Вил Галлиев. Ужин проходил при гробовом молчании, нарушил его писк сотового у Рэмбо. Он суетливо заерзал на стуле и выскочил в коридор. Сова проводил его тяжелым взглядом, но промолчал. Раздольнов порывался что-то сказать Стрельцову и, передумав, встал из-за стола. К нему присоединилась Виктория, и они поднялись на второй этаж в комнату отдыха. Вслед за ними зал приемов покинули Вил и Сова. В дверях промелькнул Рэмбо и опять пропал.

Стрельцов остался один. Усталость и нервное напряжение дали о себе знать, он прилег на диван и забылся в беспокойном сне. В какой-то момент в нем заговорило чувство нависшей смертельной опасности. Он встрепенулся и прислушался. Из холла доносились скрип паркета и странная возня. За него сработали инстинкты: тренированное тело сжалось, как пружина, а рука дернулась к кобуре. Стрельцов выхватил пистолет, но не успел передернуть затвор. Противник опередил. В комнату ворвались двое, и он оказался под перекрестием стволов.

«Все, конец, Володя», – обреченно подумал Стрельцов.

Киллеры медлили с выстрелами.

«Выходит, не все потеряно», – надеялся выжить Стрельцов, а через мгновение сердце екнуло, когда прозвучал знакомый голос.

– Ну чо, Вовчик, тебе не повезло, сегодня банкую я. Ваша масть с Раздолбом закончилась, чистый перебор!

За спинами киллеров угадывалась гориллообразная фигура Креста – главного палача екатеринбургского преступного клана так называемых «синяков» – тех, кто отмотал свои сроки в тюрьмах и на зонах. Рядом с ним в свете настенного бра бледным пятном мерцала потная, с бегающими глазами физиономия Рэмбо. В его руках ходуном ходил пистолет Совы.

– Ах ты, крыса! – взорвался Стрельцов.

Волна ненависти к предателю захлестнула его, и неподвластное воле тело взметнулось над диваном. Киллеры были начеку, одновременно грохнуло два выстрела. Первый поразил Стрельцова в плечо и отбросил к стене, второй нестерпимой болью ожог висок. Он потерял сознание. Следующей жертвой пал Галлиев. Он даже не успел выхватить пистолет, как был погребен под градом пуль. Расправившись с охраной, Крест и Рэмбо ринулись на второй этаж, к спальне. Звуки выстрелов вырвали Раздольнова из сна. Он пытался забаррикадироваться, но киллеры креслом вышибли дверь и припечатали его к стене. Удар был настолько силен, что он потерял сознание.

Холодная вода привела Раздольнова в чувство. Он открыл словно налившиеся свинцом веки и перед глазами поплыл, покачиваясь из стороны в сторону, взгромоздившийся на стол Крест. За ним маячили Рэмбо и киллер со жгуче-черной шевелюрой. В углу, сжавшись в комок, жалобно всхлипывала Виктория. Раздольнов силился встать, но всякий раз ноги подкашивались, и он валился на пол.

– Рэмбо, ты чо, лом проглотил? Хозяин на ногах не стоит, давай, помогай! – измывался Крест над беспомощным Раздольновым.

Предатель мялся и не решался приблизиться к бывшему хозяину. Тот жег его ненавидящим взглядом и пытался дотянуться до кобуры с пистолетом, но рука плетью валилась на пол.

– Ну, давай, давай, шевели костылями, Рэмбо! Помоги шефу пушку достать! Или забздел, шо укусит? – продолжал издеваться Крест.

– Я ему, падле, укушу, щас все зубы посчитаю! – огрызнулся Рэмбо и продолжал топтаться на месте.

– Кончай базар, поднимай!

– А на хрена?

– Ну не на карачках же перед ним ползать. Поднимай и тащи его в кресло! – прикрикнул Крест.

Рэмбо ринулся к Раздольнову наступил ему на руку, выдернул пистолет из кобуры, отбросил в сторону, схватил в охапку и швырнул в кресло. Отчаяние придало Раздольнову силы, он яростно сопротивлялся. На помощь Рэмбо пришел Крест. Вдвоем они, наконец, смогли побороть его и телефонным шнуром привязали к спинке кресла. Борьба с Раздольновым отняла у Креста немало сил, сказывалось недавнее ранение, и он отвалился на диван. Минуту-другую в спальне были слышны его тяжелое дыхание и всхлипы Виктории. Она с ужасом наблюдала за происходящим, ее била мелкая дрожь, а с побелевших губ срывались всхлипы и стоны.

– Заглохни, сука! – рявкнул на нее киллер со жгуче-черной шевелюрой, ухватил ее за волосы и спросил: – Крест, а шо с этой куклой делать?

– Не надо! Не надо! Пожалейте! – взмолилась Виктория.

– Заткнись! – прикрикнул на нее Крест и приказал: – Бес, тащи ее в ванну и заткни!

– А может сначала трахнуть? – осклабился тот и облапал Викторию.

Она забилась в истерике.

– Да заткни же ты ее! – заорал Крест.

Бес лапищей зажал рот Виктории, забросил на плечо и потащил в ванну.

– Оставьте, она не при делах, – пытался защитить ее Раздольнов.

– То же мне, Ромео нашелся, тебя забыли спросить! – с ухмылкой бросил Крест, достал из пачки сигарету и закурил.

Сквозь кольца сизого дыма на Раздольнова смотрели пустые глаза. В них он увидел холодное презрение. Глубоко затянувшись, Крест резко наклонился к нему и, выдохнув в лицо, спросил:

– Ну чо, Колян, будем базарить по-хорошему или как?

Раздольнов заскрипел зубами и ненавидящим взглядом полоснул Креста.

– Ага, значит по-плохому, – процедил тот и обрушил на него град ударов.

Рэмбо подпер кресло, чтобы оно не опрокинулось. Пудовые кулаки Креста превращали лицо Раздольнова в кровавую маску, голова под ударами болталась как у тряпичной куклы. У него уже не осталось сил даже на проклятия, перед глазами плыли стены, потолок и, как сквозь вату, доносились истошные вопли.

– Колись, сука! Расскажешь – умрешь по-человечески! Рогами будешь упираться, душу с потрохами вытащу!

– Че…го… н…адо? – с трудом выговорил Раздольнов.

– Вот это другое дело, и чо упирался? У меня языки все развязывают, папаша Мюллер отдыхает! – бахвалился Крест, вытер кровь с кулаков о рубашку Раздольнова и позвал: – Босс, заходи! Клиент готов.

В коридоре раздались тяжелые шаги. Раздольнов с трудом поднял голову. Перед глазами в дверном проеме двоился мужской силуэт. Он пытался рассмотреть того, кто стал виновником его мучений, но большие темные очки и широкополая шляпа закрывали лицо. Новый хозяин Креста обошел лужу крови, сел в кресло, долго вглядывался в Раздольнова и с заметным акцентом произнес:

– Я сожалею, Николай Павлович, что так все сложилось. Вы сделали неправильный выбор.

– Кт-о ты? – кровь и сломанные зубы мешали говорить Раздольнову.

– Это не имеет значения. Я могу обещать вам только одно, если вы назовете имя того, кто провалил нашего агента Беднова и кто на самом деле Карпов, то ваши мучения прекратятся.

Раздольнов глубоко вдохнул и зашелся в кашле. Хозяин Креста кивнул головой. Тот налил воды в стакан и подал. Раздольнов выпил, но так и не проронил ни слова. Молчание затянулось. Терпение у Креста иссякло, и он снова насел на него.

– Давай, колись, Колян! Время – бабки!

Раздольнов сплюнул на пол сукровицу и просипел:

– На – гнись.

– Чо?

– На – гнись.

– Может еще на колени стать?

– Н – иже! Н – иже, – твердил Раздольнов.

– Взасос что-ли целоваться? – осклабился Крест, но наклонился.

Раздольнов вытянулся в струну и остатками зубов впился ему в нос. Крест взревел от боли и обрушил на него град ударов. Под этим бешенным натиском кресло закачалось и опрокинулось на пол. Рэмбо и Бес с трудом оттащили Креста от Раздольнова. Тот надолго потерял сознание, а когда пришел в себя, пытка возобновилась.

За окном давно наступила глубокая ночь, а мучителям Раздольнова так и не удалось выяснить у него причину провала агента ЦРУ Беднова. Не смогли они узнать имен российских инженеров и конструкторов, занимающихся разработкой новейших ракетных двигателей. Потерпели неудачу попытки Креста вырвать у Раздольнова тайну банковских вкладов в Италии и Швейцарии. Озверев, он продолжил пытку. Новая порция воды смыла с лица Раздольнова кровь и приторным ручейком заструилась по губам. У него только и осталось сил на то, чтобы выплюнуть сгустки крови и остатки зубов в ненавистную рожу Креста. Последнее, что увидел перед собой «титановый король» Урала и невольный участник шпионских игр ЦРУ – Николай Раздольнов – был темный зев пистолета и ослепительная вспышка выстрела.

На следующий день ежедневная газета города Лозанны «Вэн-катр-эры» (24 часа) в рубрике происшествия сообщила:

«…Вчера, в одном из фешенебельных районов Лозанны, в своем офисе был застрелен влиятельный бизнесмен из России, глава холдинга «Урал-Грейт» Николай Раздольнов. В ходе осмотра помещений полиция обнаружила тела еще троих человек: начальника его личной охраны – Анатолия Совакова, более известного в криминальных кругах как Сова, телохранителя Владимира Стрельцова и секретаря Виктории Серовой».