ПУТЕШЕСТВИЯ, ОТКРЫТИЯ, ПРОБЛЕМЫ
Ю. Сенкевич
В ОКЕАНЕ — «ТИГРИС»
Путевой дневник[8]
Некоторые сведения, без которых было бы непонятно все остальное
Цель экспедиции. Ее организовал известный норвежский ученый, писатель и путешественник Тур Хейердал, чтобы выяснить, как далеко и как долго древние жители Двуречья шумеры могли плавать в акватории Индийского океана на сплетенных из тростника лодках. Этот эксперимент должен был стать одним из доказательств возможности контактов древнейших цивилизаций.
Состав экспедиции. В ней участвовало одиннадцать человек из девяти разных стран. По своим обязанностям в экипаже «Тигриса» они распределялись так: Тур Хейердал (Норвегия) — руководитель; Норман Бейкер (США) — штурман, радист; Карло Маури (Италия) — фотограф, кинооператор, такелажный мастер, кок; Юрий Сенкевич (СССР) — врач; Тору Сузуки (Япония) — кинооператор; Герман Карраско (Мексика) — аквалангист, кинооператор; Норрис Брок (США) — кинооператор; Детлеф Зойтцек (ФРГ) — второй штурман; Ханс Петер Бьён (Норвегия) — студент-медик, матрос; Асбьёрн Дамхаус (Дания) — студент физико-математического факультета, матрос и, наконец, Рашад Низар Салим (Ирак) — студент-скульптор, матрос.
Маршрут экспедиции. «Тигрис» стартовал у г. Курна (Ирак) в месте слияния Тигра и Евфрата, прошел по реке Шатт-эль-Араб, вышел в Персидский залив, где делал стоянку на островах Бахрейн, а затем шел по Оманскому заливу с заходом в Оман, по Аравийскому морю с заходом в Пакистан и мимо острова Сокотра и по Аденскому заливу. Конец путешествия — в городе Джибути, что стоит на самом стыке Аденского залива и Красного моря.
Экспедиция продолжалась 6 месяцев — с октября 1977 года по апрель 1978 года. Лодка находилась на воде ровно 144 дня и за это время преодолела 7 тысяч километров.
СТАРТ
12.XI.1977. Курна. Ирак
Ночью бушевала гроза. Наша палатка, которую я разбил в садике перед домом, содрогалась от страшного ветра, и мы боялись, что ее унесет. А дом — это небольшой постоялый двор, что носит громкое название «Дом для отдыха в Эдемском саду».
Утром я встал, как всегда, в 6.00. Вернее, меня разбудил Карло, который каждое утро выходит на террасу из дома и кличет меня: «Александрович!» И когда я отзываюсь, он добавляет что-то на непонятном, придуманном им языке. Я отвечаю ему примерно так же: «Хол-нохол, партака у кука а тапа…»
Солнце всходит в 6.15. Огромный огненный шар медленно возникает над гладью Шатт-эль-Араба и превращается из ярко-розового в ослепительно оранжевый.
Я обогнул дом и увидел лодку, которая, словно огромный золотистый лебедь, спокойно стояла у берега Тигра. Сегодня все спокойно, но вчера!
Вчера была пятница — выходной день в Ираке, и именно на этот день был назначен торжественный спуск лодки на воду. Работать было просто невозможно. Стройплощадку, где стоит лодка на стапеле, окружила толпа любопытных, туристов, местных жителей.
В 6.30 вчера мы все были около лодки. Я, Карло, Ханс Петер и Асбьёрн заканчивали работу на палубе; Норман и Детлеф подготавливали платформу, на которой спустят лодку; Норрис и Герман привязывали канат вдоль предполагаемой ватерлинии по периметру лодки. Тору-сан был занят хижинами, Рашад работал по снабжению, Тур осуществлял общее руководство. Все должно быть подготовлено к 13.00.
Мы вчетвером привязывали поперечные балки. На воде сделать это уже не удастся, ведь кокосовые тросы, которыми они крепятся, обхватывают всю лодку по наружному диаметру. Работа кропотливая и тяжелая, особенно под палящими лучами солнца. Мы готовили тросы, затем тянули со всей силы, затем привязывали. А потом снова тянули… Привязывали… Тянули… И так до полного изнеможения.
Работа, работа, работа…
И вот наконец нос «Тигриса» врезался во взбаламученную речную воду. Словно золотистый лебедь, лодка покачивается у берега.
23.XI.1977. Шатт-эль-Араб. Деревня Шафи (25 км от Курны). Вечер
Рано утром мы собрались в комнате Тура и совещались тридцать минут. Он напомнил каждому из нас, что мы должны делать. А дел была уйма. Прежде всего нужно проверить и еще раз убедиться в том, что парус наш в порядке, затем проверить рулевые весла, привязать их окончательно и сделать новые рукоятки.
Далее нужно доделать обеденный стол, поставить его на палубе между маленькой хижиной и мачтой и привязать. Нужно также привязать большой ящик, который расположен между опорами мачты. Он же выполняет роль скамейки, по-морскому — банки. Затем мы должны перенести весь груз из склада на лодку, все уложить.
Мы разошлись, и работа закипела. Примерно в 12.45 Тур, как ни в чем не бывало, сказал, что мы должны отправляться. Все случилось совершенно неожиданно. Мы даже не успели со всеми толком попрощаться.
Перед отплытием Тур произнес небольшую речь, и прозвучали последние команды. Течение понесло лодку, и мы взялись за парус, но тут же остановились, так как на верхушке мачты оказался Герман, который снимал своей кинокамерой момент отплытия. Мы дружно заорали:
— Герман, вниз!
Здоровенный Герман начал медленно спускаться. Тур кричал ему:
— Быстрее!
Я наоборот:
— Медленнее!
Я серьезно опасался, что Герман свалится с мачты и пробьет лодку насквозь.
Наконец он слез и мы взялись за канаты, чтобы поднять парус. Парус пополз вверх, но на половине пути остановился, и мы никак не могли сдвинуть его с места. Длинный Норрис даже повис на веревке. Оказалось, что рей не пускал закрепленный на палубе бакштаг. Его отдали, и парус пошел вверх. Лодка плавно набирала ход, отлично слушалась рулей, и стрелка у места слияния Тигра и Евфрата стала быстро удаляться. Вокруг нас на бешеной скорости сновали два маленьких буксира с телеоператорами.
У одного руля стоял лоцман, у другого — Карло. Тур — на крыше хижины. Примерно час мы шли спокойно, наслаждаясь видом поросших пальмами берегов Шатт-эль-Араба, по которым бежали мальчишки и взрослые, приветствуя наш странный ковчег. Тур сказал:
— Смотри, они бегут, чтобы поспеть за лодкой, значит, мы идем быстро.
Я ответил:
— Я до сих пор не верю, что мы стартовали.
Тур усмехнулся:
— И я тоже.
И сглазили. «Тигрис» проходил место, где Шатт-эль-Араб делает поворот, и ветер прижал нас к левому берегу. Первый поворот с помощью мотобота мы прошли, но на втором споткнулись. Мотобот не подоспел вовремя, и нас прижало к берегу. Душераздирающе затрещало левое рулевое весло. Мы все кинулись к нему и попытались его поднять, но мешали тросы, которыми оно крепилось к нижней поперечине и мостику. И все же нам удалось приподнять весло, но его тут же заклинило. Наконец Карло ослабил тросы внизу, а Норман вверху, и тогда весло пошло.
Все это произошло в какие-то считанные минуты. Люди, стоявшие на берегу, отталкивали лодку, а подоспевший мотобот взял нас на буксир и оттянул от берега. Мы пошли дальше, но мотобот все время страховал нас. Вывод был один — конструкция нашего рулевого управления несовершенна.
Примерно в 16.00 мы решили остановиться. Опустили парус, отдали носовой якорь, мотобот завел корму к берегу, а Детлеф и Асбьёрн, сев в надувную лодку, вытянули швартовы на берег и закрепили их там.
Сейчас мы стоим как на приколе.
Ясно, что многое нужно переделать. Это требует времени, а его у нас очень мало. Но уверен, все образуется.
26.XI.1977. Шатт-эль-Араб
Если закат здесь прекрасен, то восход солнца, который я наблюдал сегодня, еще превосходнее. Солнце едва-едва поднималось слева по борту, а справа сияла над кирпичной печью огромная луна.
Утром до завтрака я, Детлеф и Герман взяли надувную лодку и переправились на берег, чтобы сфотографировать «Тигрис». В лучах восходящего солнца наша ладья выглядит фантастически.
На завтрак была овсянка. Приготовил ее Норман, который уже два дня носится с этой идеей. Он долго трудился вместе с Детлефом. Каша, конечно, убежала и залила весь примус. После завтрака приступили к работе. Дима[9] доделывал гальюн.
Мы с Карло привязали откосины и натянули тросы, фиксирующие поперечину и основание мостика снизу. Затем занялись креплением весел.
Работа идет очень медленно, хотя мы уже частично восстановили утраченные навыки работы с тросами. Каждый из них нужно подготовить — обрезать, хитроумно завязать концы, чтобы не расплетались, связать петлю без узла. Все это в принципе просто, но требует умения и тренировки. Кроме того, сам процесс привязывания очень сложен: чтобы крепко зафиксировать две крестовины, нужно по крайней мере три-четыре метра троса, его необходимо равномерно стянуть и потом надежно завязать. Когда мы взялись за правое весло, оказалось, что уключины расшатались и их требуется перевязать заново.
После обеда взялись за весла, и тут со всей очевидностью стало понятно, что эллипсоидная форма сечения веретена весла, предложенная Норманом, совершенно не годится. Весло должно хорошо вращаться в уключине, но как этого можно было достичь при таком профиле веретена?
Тур честил Нормана на чем свет стоит. Но и это еще не все. Ведь лопасти-то весел были увеличены по площади, и если отесать их веретена, то они будут слишком тонкими и недостаточно прочными. Что же делать? В конце концов мы закрепили весла такими, какими их сделал Норман, предварительно перепробовав несколько вариантов. При этом Норман давал советы. В конце концов я не выдержал и сказал Норману, что хоть я и не инженер, а всего-навсего жалкий лекарь, но я изучал правила наложения различных повязок, то есть десмургию, и знаю, что фиксировать прочно одно тело к другому можно лишь с помощью крестообразной повязки в виде восьмерки. Так мы и поступили.
Пока мы стоим, нас навещают многие гости, в том числе и работники огромной немецкой бумажной фабрики. Детлеф говорил с ними, и они сказали, что у них есть все, чтобы помочь нам. Мы решили поплыть туда, это всего двадцать километров от места нашей стоянки. Одновременно было решено опробовать новую систему фиксации весел. Мы быстро собрались, подняли якорь, поставили парус и пошли. Тут нам окончательно стало ясно, что весла работают плохо: они вращаются туго и держать их очень тяжело, так как они все время норовили лечь на боковую сторону эллипса. Провели эксперимент — приподняли весла, чтобы проверить, насколько эффективным будет весло с меньшей лопастью. Оказалось, что и так лопасть работает отлично.
Тут Норман опять стал говорить о том, что специалисты из Саутгемптона (это был специальный и очень дорогостоящий эксперимент) совершенно определенно рекомендовали увеличить размер лопасти. В конце концов Тур категорически заявил, что с такими веслами идти в океан будет просто легкомыслием.
Солнце село, стало быстро темнеть, и мотобот взял нас на буксир. Примерно минут через тридцать на мотоботе началось какое-то волнение, они стали кричать нам, что кто-то устал! Кто? От чего? Мотобот тащил за собой лишь буксирный конец, а мы по существу шли своим ходом. Ничего не поняв, мы разрешили им отдать буксир. Они тут же пошли к берегу, и только тогда мы обратили внимание, что за ними следом по берегу бегут два араба. Оказывается, мотобот их просто забыл, и бедняги бежали за нами добрых два километра.
Незаметно стемнело, мы убрали парус, мотобот взял нас на буксир, и мы пошли дальше. Вскоре показались гигантские факелы горящего газа, а затем и огни большой фабрики, которая перерабатывает на бумагу тростник. Мы ошвартовались к пирсу прямо в центре ее. Все вокруг грохочет, все в огнях, дыме, вода грязная, в ней плавают какие-то белые лохмотья. Хотели сменить место и стать, где немного потише, но вода там оказалась абсолютно грязной. Решили, что останемся на прежнем месте, хотя ночевать здесь было равносильно тому, что днем разбить палатку у памятника Долгорукому на улице Горького и попытаться уснуть. Но что делать? Они обещали нам помочь, и завтра мы увидим, насколько действенной будет эта помощь.
Завтра же мы снимем весла, сделаем веретена их круглыми и отпилим часть лопастей. После этого — в путь. Но вряд ли мы сможем сделать это за один день.
27.XI.1977
Рано утром, позавтракав, мы опять снялись с места, и мотобот перетащил нас из центра фабрики на дальний пирс, где находится огромный склад камыша, на котором работает фабрика. Отход и причаливание сопровождались жуткой суетой, криками на разных языках и постоянными окриками Тура, который справедливо боялся, что в такой многоязычной суматохе мы обязательно врежемся в пирс или протараним мотобот.
Ошвартовавшись, мы занялись веслами. Отвязали их, затем подъехал здоровенный портовый кран и перенес весла, как две спички, на пирс. Мы положили их на козлы, сделали круглый шаблон, и Дима приступил к работе. Когда он занес топор, Норман испуганно заорал:
— Что он делает?! Здесь нужен рубанок!
Пришлось объяснить, что Дима мастер своего дела и что на Руси издревле ставили дома и церкви одним только топором. Но даже после того, как Дима продемонстрировал свое искусство и все убедились в том, что топор в его руках служит лучше, чем рубанок в наших, Тур, Детлеф и Норман говорили, что у них екало сердце при каждом взмахе его топора. Дима сработал великолепно, а главное — быстро.
Немного о веслах. Когда они оказались на берегу, перед нами предстала просто трагичная картина: немецкий столяр Цилих, изготовлявший весла, сделал все отлично, но, надставляя лопасти, использовал клей, который растворился в воде. Поэтому лопасти разбухли, расклеились. Что же делать? Решили попытаться просушить дерево с помощью паяльной лампы, а потом покрыть лопасти эпоксидной смолой. Этим занялся Детлеф.
Дима тем временем стесал овал веретен весел, а мы стали обрабатывать их рубанком, затем шкуркой. Когда я в поте лица шкурил одно из весел, ко мне подошел Тур. Я сказал ему:
— Кулиш зен[10].
Он ответил:
— Пойдем, я покажу тебе му зен[11].
Мы пошли к другому веслу, где работал Дима, и он показал, где был этот самый «му зен». Оказывается, дополнительные накладки к этому веслу были сделаны недобросовестно: между ними и веретеном весла образовалась здоровенная щель. Дима постучал по накладке карандашом, и раздался характерный звук пустоты. Пришлось сверлить в накладках дыры и заливать пустоты эпоксидной смолой.
Тур очень удручен. Он потратил большие деньги на весла и паруса, они были сделаны в ФРГ. Действительно обидно. Столько было потрачено сил и средств, лодка сделана великолепно, но мы не можем плыть, так как весла не выдерживают никакой критики. А ведь лодка на воде уже шестнадцать дней, и она слегка погрузилась. Кроме того, мы стоим как раз у сточного коллектора, из которого выбрасывается в реку невероятное количество каустика и соляной кислоты, с помощью которых из тростника делается бумага… Чего доброго, и «Тигрис» растворится в этом ядовитом «бульоне».
«СЛАВСК» СПЕШИТ НА ПОМОЩЬ
4.XII.1977. Утро. Персидский залив — восточный берег острова Файлака (Кувейт)
С выпущенными гуарами и поднятыми парусами «Тигрис» идет к Бахрейну. Но ветер, сильный южный ветер явно относит нас к Кувейту. В левый борт беспрерывно бьют крупные волны.
К вечеру волнение и ветер усилились. Все утомлены. Асбьёрн и Рашад страдают морской болезнью. Когда стало темно, решили стоять на вахте вдвоем по два часа. Начали с восемнадцати. Тур и Рашад, далее Карло и Герман, Норман и Н. Р., Детлеф и Асбьёрн, я и Тору, Норрис и Тур опять. Я завалился спать.
Примерно в 23.00 меня разбудил голос Тура:
— Все наверх!
Я быстро оделся. Ошалело свистел ветер. Сильная бортовая качка сотрясала лодку. Впереди маячили огни, это остров Файлака. Повернуть обратно? Но стемнело, и все манипуляции с парусом в это время были просто опасны. Решили спустить парус. Вскоре он лег на палубе, мы с Норрисом и Рашадом его свернули и закрепили к мачте. Детлеф между тем занялся подготовкой носового якоря. Мы решили встать на якорь. Мне, правда, казалось, что это опасно, и об этом я сказал, предложив выбросить плавучий якорь.
И все-таки вопреки моему совету Детлеф отдал большой носовой якорь. Но как только якорь лег на грунт, якорный канат лопнул, как нитка. Остался один якорь, маленький, на корме. Закрепили трос к нему. Выбросили. Якорь лег на грунт, трос натянулся и… отвязался. Мы потеряли последний якорь, оказавшись практически беспомощными.
Ветер и волны усилились. Все трещит и ходит ходуном. Хорошо еще, сегодня мы укрепили с Карло мачту, а затем подтянули форштаг — трос, который держит мачту спереди. Единственное, что может спасти нас сейчас, — плавучий якорь. На него и стали.
В 4.00 меня разбудил Асбьёрн. Я встал на вахту. Небо хмурое, сильный южный ветер. Лодка на плавучем якоре. Видны огни острова. Через час появился Тур, спросил, как дела. Решили дать SOS световым сигналом. Я взял специально приготовленный на этот случай фонарь-прожектор и стал сигналить. Но, увы, нас не поняли…
Норман всю ночь посылал SOS в эфир, но тоже безуспешно. И по рации нас никто не слышал. В 6.00, когда забрезжил рассвет, я пошел спать, забылся не надолго, но глубоко. Приснился мне наш «Тигрис», идущий на всех парусах к Бахрейну, он фыркал, скрипел и сопел, как большой старый бегемот.
Меня разбудил Детлеф. Удалось связаться со «Славском». Его капитан Игорь Антонович Усаковский тут же согласился помочь, и сейчас они идут к нам на выручку. Правда, подойти близко к нам судно не может, ведь здесь очень мелко. Они готовят мотобот и сваривают для нас новый якорь.
В 10 часов 30 минут на горизонте мы увидели «Славск». Вот он ближе, ближе, а вскоре мы увидели и идущий к нам мотобот. Еще пятнадцать минут — и Игорь Антонович с первым помощником у нас на борту. Устроили короткое совещание. Решили, что мотобот возьмет на борт наш плавучий якорь и попытается отбуксировать «Тигрис» к «Славску». Ветер продолжал буянить и нагонял крутую волну. Вскоре якорь был на мотоботе, и он начал тянуть нас задом наперед.
Между тем мы приготовили обед и уютно уселись за стол, благо хижина заслоняла нас от ветра. Прошло еще часа два, и тут мы поняли, что хоть мы и движемся, но движемся не в нужном направлении. Слабосильный мотобот ничего не мог сделать, и нас вместе с ним сносило на рифы, которые находились от нас на расстоянии трех-четырех миль. Нужно было срочно что-то предпринимать.
В это время появилась рыбацкая шхуна, идущая прямо на нас. Мы обрадовались — идет помощь, но радость наша оказалась преждевременной. Шхуна прошла мимо, не обратив на нас ни малейшего внимания. Остановившись неподалеку от нас, она начала ставить сети. Решили послать к ним наш «Зодиак» с Рашадом и Детлефом, чтобы попросить рыбаков о помощи. Рашад и Детлеф не возвращались целый час. Вскоре шхуна подошла. Рашад сказал, что капитан шхуны требует за буксировку нас к кораблю 500 динаров. Цена была просто немыслимая. Тур отказался, мы, а особенно Усаковский, возмутились.
Прошел еще час. Мы продолжали дрейфовать в направлении рифов. После нового совещания решили испробовать такой вариант: мотобот возьмет нас на буксир за нос, а мы тем временем поднимем парус.
Наконец парус надулся, и мы пошли, но лодка все равно продвигалась вперед очень медленно. Появилась еще одна шхуна. Тур уже согласен на все. Мы машем им руками. Они подходят. После долгой торговли и объяснений, что до корабля (он, кстати, к этому времени исчез из виду) всего три-четыре мили, мы сошлись на 250 динарах. Рашад прыгнул на шхуну, чтобы показывать им направление. Она пошла вперед, взяла на буксир мотобот, мы опустили парус и начали двигаться на северо-восток.
Капитан связался с кораблем, объяснил ситуацию и приказал идти нам наперерез. Через час стемнело. Ветер, еще более усилился, нас качает и валит на левый борт, но мы идем. Примерно часа через три мы подошли к «Славску». Тьма кромешная и ветер. «Славск» сияет всеми огнями и кажется недоступным сверкающим раем. Вновь проблема, как подойти, как ошвартоваться к «Славску»?
Тур велел мне идти на «Славск» для связи. Кроме того, мне необходимо поговорить с Москвой и попросить разрешения для «Славска» на дальнейшую буксировку «Тигриса». Одному мне уходить не хочется, и я приглашаю Карло. Ветер свирепствует, волны трехметровой высоты. Мы с огромным трудом подходим к «Славску» и кое-как забираемся по штормтрапу. Мотобот же поднимали около часа.
Наконец «добро» Москвы на буксировку получено. Тут же связываюсь по рации с Туром, договариваемся удлинить буксирный конец метров на 250 и продолжать буксировку. Тур просит держать минимальную скорость, я советую ему держаться в кильватер «Славску», чтобы он заслонял «Тигрис» от ветра. Капитан «Славска» организовал все необходимое — буксирный конец удлинили, на корме дежурили постоянные вахтенные (привлекли даже доктора), в машине — двойная вахта. На мостике все начеку. Рация постоянно работает.
Перед сном еще раз связался с Туром по радио, он сказал, что у них все в порядке. Ночью я спал в удобной и широкой капитанской постели, но спал беспокойно — как оказалось, не зря.
В 7.00 ко мне пришел Игорь Антонович и сказал, что буксир оборвался и что сейчас начнется операция по поимке «Тигриса». Я вылетел на палубу. Ветер штормовой, семь-восемь баллов, волна три метра. «Тигрис» неуправляем. Его швыряет и колотит со всех сторон. Шлюпку спустить невозможно, вернее, очень опасно. Капитан решает отдать буксир прямо с борта «Славска». Операция не только рискованная, но невероятно трудная, ведь маневрировать большущим «Славском» вокруг хрупкого «Тигриса», — задача чрезвычайно сложная.
Тем не менее капитан справляется с ней блестяще. Правда, помогают ему и наши ребята: Асбьёрн и Детлеф спускают «Зодиак» и гребут к «Славску», ловят выброску, но судно относит, и выброску приходится отдавать. Новый заход «Славска». Беда — к беде: у Детлефа ломается весло, гребут одним. Вновь выброска у них, на этот раз удачно, конец буксира закрепляют на «Тигрисе» — и снова в путь. Очень медленно, два с половиной — три узла, против ветра, против течения, но по направлению к Бахрейну.
Сейчас будет уместным задать вопрос: почему именно к Бахрейну? И ответить на него. Тур наметил Бахрейн с самого начала: там проводятся очень интересные археологические раскопки. Но сейчас во главу угла поставлено иное: после той ночи мы поняли, что идти дальше с нашим парусом невозможно, он непрочен и не приспособлен для маневрирования. Первые наши мили в Персидском заливе показали это со всей очевидностью.
Итак 5, 6, 7 и 8 декабря мы шли за «Славском». В ночь на восьмое ветер переменился на северный, и всю ночь мы шли с отличной скоростью. Так что стали приближаться к Бахрейну быстрее, чем предполагали. Посоветовавшись с Туром, мы решили, что «Славск» подтянет нас к северной части острова, на расстояние пять-шесть миль, далее вызовем буксир и на буксире пойдем к Манаме — столице Бахрейна.
Я связался с Бахрейном и сообщил им наш план. Бахрейн же ответил, что советским судам вход в порт запрещен! Когда я передал об этом на «Тигрис», возмущению не было предела. Но что делать?
Вскоре к нам подошел катер береговой охраны. «Славск» застопорил машины, спустил мотобот, и вот мы с Карло вновь у себя дома. Ребята встретили нас с такой радостью, будто после долгой разлуки. Распрощались с Игорем Антоновичем. «Славск» посигналил нам на прощанье, и мы пошли на буксире катера береговой охраны к острову. Спасибо тебе, «Славск»…
НАШИ БУДНИ
31.XII.1977. Оманский залив
Утром все проснулись рано, вероятно, из-за того, что было необычно тихо. Ветра почти нет, яркое солнце, справа по-прежнему скалы, горы. За ночь мы прошли Ормузский пролив и теперь находимся в Оманском заливе, то есть, по существу, уже в Индийском океане. Ура! Мы все-таки миновали этот проклятый пролив. Может быть, теперь начнется полоса удач?
Сегодня последний день года. Представляю, что сейчас делается в Москве. А у нас спокойно. Но мы тоже готовимся. Вспомнил: ровно десять лет назад я встречал 1968 год в Индийском океане на острове Кергелен.
Сегодня все помылись и обрядились в чистое белье. Герман и Тору плавали под водой и осмотрели дно лодки, гуары и место, где сделана заплата на носу. Все пока отлично.
Весь день лодка едва-едва двигалась вперед, так как ветра практически нет и мы просто медленно дрейфуем, подгоняемые изредка порывами норд-оста.
В 17.00 стемнело. Н. Р. колдует на камбузе — он готовит праздничный ужин. Тур достал заветные две банки икры, Н. Р. приберег шампанское. Сварили грог, приготовили спагетти. Норрис принес свои светильники. Посреди стола водрузили захваченную мною из Москвы елку. Как теперь быть с вахтой? Тур решил выбросить плавучий якорь и лечь в дрейф. Карло воспротивился и остался на мостике.
Стол наш сиял огнями: из пластиковых бутылок нарезали цилиндры и внутрь поместили свечи, над нашими головами сиял светильник Норриса. На столе икра черная, красная. Я посмотрел на эту красоту и понял, что без Карло это не праздник. Я пошел на корму и сказал ему об этом. Он вздохнул и согласился. Мы живо выбросили за борт маленький плавучий якорь — и вот все одиннадцать за столом.
Тур произносит тост за уходящий год. Наливаем в кружки грог, и пошло веселье. После грога — шампанское за Новый год, икра, затем спагетти, затем сладости, кофе. Норрис одарил всех смешными игрушками. Кому досталась лягушка, кому — слон… Веселились мы часов до двадцати одного, а затем пошли на корму сниматься с якоря. На вахте остались Норман и Рашад, остальные пошли спать.
Сегодня ночью мы стоим в паре с Германом с 22.00 до 24.00. Это очень удачно, так как я должен выпить под бой курантов и прочитать письмо из дома. Все было тихо и спокойно до 23.00. Я сидел на перилах мостика, Герман слушал по радио испанскую музыку, перед нактоузом компаса у нас горела керосиновая лампа и стояли два пустых стакана и бутылка коньяка. Но с 23.00 изменился ветер, и парус начал полоскать. Когда мы закончили возиться с парусом, я глянул на часы и ахнул — 23.55! Я быстро настроил приемник и услышал голос Левитана и новогоднее поздравление, вернее, последнюю часть его. Когда же начали бить куранты, я налил коньяк в стаканы, но парус вновь стал бешено хлопать. Пока я крепил его, куранты пробили. Но все же спустя пять — семь минут мы с Германом чокнулись, выпили, обнялись, пожелали друг другу счастливого Нового года. После этого разбудили Детлефа и Н. Р. и сказали им, что наступил уже 1978 год и им пора на вахту.
А мимо бесконечной чередой шли корабли. Ярко освещенные, они шли быстро и деловито, нагоняя на нас волну, которая раскачивала «Тигрис». Светила полная луна, слева маячили горы. Фантастика, а не новогодняя ночь!
14.I.1978. Аравийское море
Ночь прошла спокойно. С двух до четырех мы с Германом отстояли вахту. Было ветрено и холодно, тучи затянули небо, стало очень темно. Во всех направлениях виднеются корабли. Один из них шел нам навстречу. Я в это время сидел на банке и спокойно курил. Вдруг, услышав шум двигателей, я встал на скамейку и глянул через крышу хижины. Слева от нас метрах в двухстах проходил здоровенный танкер. Мне стало жутко: ведь «Тигрис» не нес никаких опознавательных огней. Герман же невозмутимо продолжал курить.
Мы сменяем друг друга каждые тридцать минут. Управлять кораблем сейчас легко, весло работает безупречно. Вахту каждый из нас стоит с правой стороны капитанского мостика. Именно здесь расположен деревянный нактоуз с компасом. Ночью компас освещается изнутри и смотрит на тебя, как гигантский красный глаз. Нужно, чтобы определенный сектор этого «глаза» смотрел постоянно в одну сторону — по ходу лодки. И вот, став на вахту и взяв в руки рукоять весла, ты начинаешь тридцатиминутный «раунд». Ветер и волны помогают этому компасному сектору не стоять на месте, а кататься то вправо, то влево, но и ты не дремлешь, стараешься его опередить. Правда, «глаз» обладает инерционностью, он как бы выжидает, а затем сектор неожиданно начинает свой бег по кругу. Вот тут его и надо остановить, повернув весло и заставив лодку идти в другую сторону.
Увы, мы не всегда выходим победителями в этой игре. Иногда ветер и волны опережают, и тогда парус начинает бешено полоскать, приходится подтягивать его с той или иной стороны, работать уже двумя веслами, покуда лодка медленно не повернется к ветру…
Но чаще все-таки победителями выходим мы. Правда, это подчас бывает нелегко и даже за тридцать минут довольно здорово устаешь, особенно если приходится идти под углом к ветру.
Сейчас утро, событий еще никаких не произошло. Море спокойное, и можно немного рассказать о нашем быте.
Утром, примерно в 6—6.30, нас будит колокол, чаще всего в него бьет Карло, который обычно встает первым и готовит завтрак. Завтрак у нас примитивный. Молоко из порошка, куда мы бросаем разные хлопья — кукурузные, пшеничные или рисовые. Затем одно-два вареных яйца, кофе или чай, бутерброды с маслом, джемом или сыром.
Сегодня нас будит Асбьёрн — он приготовил овсянку. Асбьёрн — необычный живчик, веселый и неунывающий, большой юморист и весьма непосредственный нахаленок. Он сварил овсянку, смешав питьевую и морскую воду в пропорциях три к одному. Блюдо получилось отвратительным. Морскую воду можно пить, разбавив ее пресной водой. Но если при этом добавить сахар, то получается необычайная дрянь.
И все-таки овсянку мы съедаем, запиваем ее кофе, заедаем бутербродами из немецкого консервированного черного хлеба с сыром, маслом и джемом. Затем дежурный по кухне приступает к мытью посуды, а мы начинаем наш утренний туалет. Перед этим я раздаю воду в индивидуальные фляжки, а остальную часть канистры выделяю на кухню. Мы моем свою личную посуду сами, причем морской водой.
Мы дружно чистим зубы и умываемся, при этом кто-то предпочитает воду пресную, кто-то забортную. Я люблю чистить зубы морской водой. Помывшись, приступаю к бритью. На «Ра» я брился безопасной бритвой, теперь у меня электрическая на батарейках, бритье доставляет большое удовольствие и освежает. После этого мы расползаемся, как муравьи, по кораблю. У каждого свои заботы.
Карло с утра занялся наведением порядка на крыше, а потом вместе с Тору они закрыли куском брезента промежуток между платформой и крышей. Потом Карло занялся рыбалкой, Детлеф стоял на вахте до девяти утра, я сменил его. Герман отдыхал на крыше.
Низко над нами пролетел военный самолет с опознавательными знаками Омана. Норман определил, что это противолодочный самолет американской конструкции. Не первый и, увы, не последний…
На обед Герман приготовил мамалыгу — кашу из кукурузы, острую приправу к ней и поджарил ломтики бекона. Затем был кофе.
В конце обеда Тур сказал, что нам надо продумать методику спасения упавшего за борт. Он, конечно, надеется, что этого не произойдет, но мы должны быть готовы ко всему. Он вспомнил «Кон-Тики», когда Герман Ватцингер прыгнул в воду за спальным мешком и его еле спас Кнют Хаугланд, а потом «Ра-2» и Джорджа, поплывшего за куском дерева.
Тур сказал, что мы должны постоянно носить страховочные концы и, кроме того, необходимо срочно найти место для спасательных кругов. Сейчас они были намертво привязаны к стенкам хижины. После обеда я соорудил два деревянных крючка, привязал их к стенке хижины у мостика и повесил на них спасательные круги — один по левому борту, другой по правому.
На мостике был Тур. Он позвал меня и с беспокойством сказал, что надо что-то решать, ибо мы сейчас не знаем точно, где находимся. «Тигрис» должен миновать мыс Эль Жадд, а для этого надо идти на восток. Мы же идем на юг.
— Какой выход? — спросил я.
— Прежде всего подумать о верхнем парусе. Мы должны увеличить скорость, — ответил Тур.
Ханс Петер приготовил на ужин какую-то сладковатую кашу, которую обозвал рисовым пудингом, и сдобрил ее сахаром. И тем не менее этот так называемый пудинг пошел неплохо.
Стемнело. Ветер неустойчивый, налетает порывами, небо в тучах. Когда ветер стихает, нас нещадно треплет и парус болтается, как тряпка. Все ходит ходуном, хотя волны и небольшие.
15.I.1978. Аравийское море
Ночью разбудил меня Ханс Петер. Этот разбойник не зовет меня, а тянет за большой палец ноги. Поэтому я не сразу просыпаюсь, а он чрезвычайно доволен. Отстоял с Германом вахту до шести. Утром мы звякнули в колокол. Постепенно появился народ, и приступили к завтраку. Кроме яиц и молока, ели вчерашний пудинг.
В воде рядом с нами появилась корифена, и Ханс Петер поймал ее на спиннинг. Но рыба оказалась своенравной — она оборвала лесу и ушла. Через полчаса рыба появилась вновь, и теперь уже Асбьёрн все-таки поймал ее.
Вскоре неподалеку показался корабль, он шел прямо на нас. Это был небольшой норвежский сухогруз под названием «Брюнет», припиской в Бергене. Он сделал круг вокруг нас, с палубы его нам помахали, посигналили, и судно ушло. Примерно через час нас нагнал другой корабль. Теперь уже наш, советский. «Академик Стечкин», порт приписки — Одесса. Судно остановилось, и, к величайшему изумлению Нормана, который только приговаривал «невероятно», капитан спросил по громкоговорителю:
— Юрий Александрович! Не нужно ли вам чего-нибудь? Если да, то поднимите руки.
Я спросил Тура:
— Нужно ли нам чего?
Он ответил:
— Координаты и сводку погоды.
Я поднял руки. Корабль остановился. С него спустили мотобот, он подошел к «Тигрису», и моряки передали нам бутылку коньяка и ящик боржоми. Они дали нам координаты и сводку погоды, в которой говорилось, что в ближайшие сутки серьезных изменений не будет. Спасибо синоптикам, но примерно через час погода изменилась — подул ветер с юга, поползли тучи.
Поставили парус, опустили вертикальные рули. Потом подняли дополнительный маленький парус. Уже в темноте мы установили на вершине мачты сигнальную лампу с мигалкой. Мы, видимо, вновь пересекаем оживленную морскую дорогу: все время мимо нас идут и идут корабли. Незадолго до конца вахты прямо на нас в лоб шли два судна, оба они прошлепали метрах в двухстах от нас, перерезав нам путь. Мы с Карло старались освещать наш парус фонариками.
Примерно в час ночи начался дождь, точнее, не дождь, а ливень. Пожалуй, эта ночь была самой неприятной из всех, а главное, по-настоящему опасной и страшной. Мы пять раз были на грани столкновения. Корабли проходили так близко, что не только был слышен шум работы двигателей и винтов, но нас даже обдавало теплом работающих машин…
20.I.1978. Оманский залив, Аравийское море
Вновь было прекрасное утро, и я проснулся еще до колокола, так как был свободен от вахты и спокойно проспал всю ночь. Я помылся, побрился, принес канистру с водой и наполнил белую канистру с краном — наш водопровод. Канистры с водой стоят у нас в ящиках-банках вдоль стенок большой хижины, а часть — вокруг ящика под мачтой. Расходная канистра с дневным рационом подвешивается к мачте, и кран, вделанный в нее, дает возможность свободно брать воду.
За завтраком Тур сказал, что погода нам благоприятствует, следует привести лодку в порядок и отремонтировать все необходимое. Мы разделились на группы и занялись делом. Из опыта «Ра» я знаю, что все нужно делать своевременно и ни в коем случае не проходить мимо так называемых мелочей. Увидел, что где-то ослабел трос — подтяни, иначе через два дня он перетрется вовсе и на ремонт потратишь гораздо больше времени и сил.
Еще вчера мы заметили, что разболталась левая нижняя уключина, — это результат бессистемной качки. Мы с Карло взялись за дело. Действительно, тросы, которыми уключина была привязана к рулевой поперечине, растянулись, хотя в тот день, когда мы их укрепляли заново, они были натянуты до предела. Это мы с Карло делать умеем. Тросы растянулись не только из-за качки и постоянной нагрузки, но еще и из-за дождя. Качество их у нас совсем не то, что было на «Ра». Сейчас у нас в основном сизалевые, а тогда были настоящие манильские. Во время дождя, вернее, в воде сизаль набухает и съеживается, но, высохнув, трос становится мягким и растягивается. С настоящим манильским тросом ничего подобного не происходит, он практически не меняет своих свойств.
Прежде чем укрепить уключину заново, надо связать тросы. Но лодка движется, и весло, опущенное в воду, ходит на волнах из стороны в сторону. Движется, естественно, и уключина. Решили приподнять весло (теперь у нас хороший подъемный механизм — трос с деревянным блоком). Мы с Карло довольно легко приподняли весло и отвязали канаты, крепившие уключину к рулевой поперечине. Теперь надо было закрепить уключину намертво. После этого мы перешли к веслу справа. И опять все повторилось сначала.
Парус мы сегодня спустили в десять утра. Во-первых, не было ветра, а во-вторых, мы решили его заменить: вместо маленького, 62 квадратных метра, мы решили поставить большой, 80 квадратных метров. Для этого нужно было отвязать парус от рея и привязать новый. Но прежде в большом парусе пришлось проделывать дополнительные отверстия по бокам для шкотов, сделать отверстия для взятия рифов, затем нужно было привязать к рею все тросы — основной для подъема, брасы, шкоты и т. п. Этим весь день занимались Норман, Н. Р., Тору и Асбьёрн.
Между делом мы изловили дораду. Точнее, дело было так: Карло с помощью блесны подманил ее, а Рашад ее лихо подстрелил. Тур сделал из толстой кожи рыбы футляр — в нем можно хранить принадлежности для мытья посуды.
Ужинали мы дружно и роскошно: ели морковный суп и жареную акулу, которая сутки вымачивалась в морской воде. Тору — первоклассный повар. Он приготовил акулу дивно. Мясо ее было нежным и вкусным, совершенно без запаха, и подано оно было под томатным соусом с луком. Правда, ели мы акулу не без некоторой неприязни: преодолеть отвращение к этому великолепному хищнику все же довольно трудно. Начав есть, Тур философски заметил:
— Если акула не съест человека, то человек съест акулу.
После ужина мы с Германом были на вахте. Погода стояла чудесная, светила луна, море тихое, волны почти нет, тихо, стрекочут цикады на корме и на носу. Чем не ноев ковчег?
Сегодня семьдесят дней со дня спуска «Тигриса» на воду. Он уже заметно пропитался водой и притопился.
В 5.30 я проснулся от крика Карло, который был на вахте. Он звал Детлефа. Я быстро оделся и вышел на палубу. Первое, что я увидел, — огромная гора прямо по нашему курсу, слева по борту на берегу стояли грозные скалы, между скалами и горой — пролив.
Прежде чем будить остальных, мы попытались направить корабль правее грозного мыса, но это нам сделать не удалось, так как нас здорово сносило ветром. Мы поставили два вертикальных киля слева, но это тоже мало помогло. Я сказал Детлефу, что мы вряд ли сможем обогнуть мыс. Он согласился и пошел будить Тура. Вместо Тура через три минуты на палубу вылетел Норман — глаза квадратные, выпученные, на лице страх.
— Надо править на лагуну, — кричал он, — мы не сможем пройти мимо мыса! Это вообще не мыс, а длинная скала, которая вдается в море и идет параллельно берегу на протяжении семи миль. Если даже нам и удастся миновать первый выступ, дальше нас неминуемо занесет на скалы, и у нас не будет шанса для спасения!
Наверное, он был прав. Но к чему столько экспрессии?
Появился Тур и поддержал Нормана. Мы убрали вертикальные кили, спустили маленький парус и повернули на лагуну. Места вокруг дикие и красивые. Огромные причудливые скалы справа, такие же — слева и совершенно плоская песчаная равнина между ними. На равнине, ближе к правым скалам, небольшая деревенька — дома, пальмы.
Мы правили прямо на лагуну. Вскоре нас обогнала рыбацкая шхуна. Рыбаки подошли к нам близко, приветливо помахали руками, но ни английского, ни арабского они не знали. Прошло еще часа два, берег приближался. Детлеф и Асбьёрн на «Зодиаке» впереди постоянно измеряли глубину, и, когда лот опустился на пять метров, мы решили, что пора отдавать якоря. Вначале спустили парус, это заняло минут десять, потом отдали сначала один якорь, затем другой. Они долго волочились по дну, пока не зацепились. Расстояние до берега было примерно 400—450 метров. Опасаясь, что нас якоря все же не удержат и мы окажемся на берегу, мы отвязали рулевые весла, приподняли их насколько возможно и подняли кормовую гуару. После этого отдали еще и плавучий якорь, дабы узнать, несет нас на берег или нет.
Примерно в 12.00 Тур принял решение отправить на берег делегацию в составе Нормана и Рашада, чтобы они попытались связаться с местными властями и организовали буксировку «Тигриса» в безопасное место поближе к деревне. Асбьёрн, Рашад и Норман отправились на «Зодиаке» на берег. Часа через полтора Асбьёрн вернулся к нам, а около 16.00 вновь отправился на берег. Мы все время слушаем радио, но от Нормана и Рашада никаких вестей.
Берег между тем живет своей жизнью. Если не считать нескольких грузовиков, которые прошли по берегу, то можно было подумать, что машина времени перенесла нас во времена шумеров, — на берегу пасутся овцы, идут караваны верблюдов, большие и маленькие, люди одеты в старинные одежды. На нас они не обращают ни малейшего внимания, будто мы и не существуем.
Асбьёрн сплавал к берегу еще раз и вернулся, когда уже стемнело. Рашада и Нормана он не нашел, лишь узнал, что полицейский участок расположен где-то далеко, в другой деревне. Решили, что они, скорее всего, отправились туда. Асбьёрн оставил им «записку» на песке, но сейчас уже стемнело, и вряд ли они ее заметят.
Неожиданно с берега к морю прилетела огромная стая черно-розовых фламинго — ничего подобного я никогда не видел, это было необычайно красивое черно-бело-розовое облако.
Так в ожидании наступил вечер. Детлеф слушал радио и поймал Бахрейн, который сообщил, что норвежское консульство в Карачи готово послать нам навстречу корабль. Детлеф попытался связаться с Карачи, но там нас так и не услышали.
Мы стали готовиться к ночи, зажгли лампы, еще раз проверили якоря, убедились, что береговые ориентиры не изменились, то есть мы стоим на месте. Солнце зашло, стало темно, ветер крепчал, гнал тучи, волны стали больше и нет-нет да захлестывали нас. Ветер покрепчал, он рвет снасти, якорные канаты натянуты, как струны. Выдержат ли? Мы решили нести ночную вахту по два человека. Так вернее. Тур предупредил, чтобы мы спали не раздеваясь и уложили самое ценное в водонепроницаемые мешки.
Только мы начали готовить ужин, как вдруг услышали крики, но они доносились к нам со стороны моря. Там же был слышен шум мотора и мерцал огонек. Вскоре мы услышали голоса Нормана и Рашада. Они подошли к нам на шхуне и сказали, что капитан готов отбуксировать нас на другую сторону полуострова. Теперь нужно было поднять якоря. В кромешной тьме сделать это было нелегко. Шхуна начала нас тянуть на буксире. Якорные канаты натянулись, затрещали доски на носу, мы в испуге закричали. После нескольких попыток решено было затею эту бросить. Мы убедились в том, что якоря держат за грунт очень надежно. Шхуна, пересадив к нам на борт Нормана и Рашада, ушла, пообещав вернуться утром.
За ужином Норман и Рашад рассказали нам, что полуостров похож на лопату, штык ее — гористое плато, вдающееся в океан, а рукоятка — перешеек. Ширина перешейка около одной мили. По другую сторону перешейка удобная бухта. Там они и нашли нечто вроде помеси почты и полицейского участка, и там вскорости оказался капитан шхуны, который согласился отбуксировать нас в эту безопасную тихую бухту.
К счастью, нам не удалось сделать это ночью. К счастью потому, что море разыгралось по крайней мере баллов до шести-семи. А идти ночью на буксире вдоль скалистого берега, имея ветер со стороны моря, крайне опасно: кто знает, что может произойти с буксиром. Ведь оборвался же он однажды, когда нас буксировал «Славск». К счастью, это произошло в светлое время и шторм не был столь сильным, да и скал поблизости тоже не было.
21.III.1978. Аденский залив
С двух до четырех утра мы стояли с Карло на вахте.
Звезды, луна, волны и парус создают необходимое настроение, а скрипы лодки и стрекотание цикад — музыкальный ненавязчивый фон. Множество мыслей приходит в голову в это время, мыслей о нас самих и об остальном мире. Мы сейчас далеки от мировых проблем, и пример сосуществования нашего многонационального экипажа делает еще более нелепым кровопролитие, которое сейчас происходит в мире.
Мысли же о нас самих куда более просты и примитивны. Например, отчего нас все время сопровождают одни и те же рыбы и почему идут они обязательно слева за кормой? Мы четко установили, что это именно одни и те же. Ведь по крайней мере три дорады были ранены нашими гарпунерами, и мы их не спутаем: в прозрачной воде розовое пятно на изумрудно-золотисто-голубом теле рыбы хорошо заметно. Они идут за нами более месяца и пересекли вместе с «Тигрисом» океан, прошли более двух тысяч километров без отдыха и без сна. Что же их влечет? Непонятно.
Ханс Петер обнаружил неприятную вещь — сгнил кокосовый канат, который крепит поперечину, проходящую под мачтой. Он случайно потянул его, и тот расползся. Если подобное произошло и с остальными кокосовыми канатами — это будет трагедией, потому что все поперечины притянуты к палубе именно с помощью кокосовых канатов. А ведь именно на поперечинах покоится вся наша надстройка — к ним привязаны хижины, мачта, мостик, уключины.
После обеда спустили «Зодиак», фотографировали лодку со стороны и делали киносъемки, а кроме того, Асбьёрн и Ханс Петер поймали дораду, и у нас был прекрасный ужин. К вечеру ветер усилился, и сейчас мы делаем около трех узлов. Думали даже убрать верхний парус, но потом решили его оставить. Наверное, зря, это риск.
Сегодня наблюдали удивительно красивый закат. Солнце зашло, и через пятнадцать — двадцать минут небо вдруг окрасилось в желто-оранжевый цвет и стало светлее, чем во время захода солнца.
22.III.1978. Аденский залив
Ночная вахта была по-настоящему трудовой. Ветер дул довольно сильный, он нагнал хорошую волну, и мы буквально летели по волнам. Управлять лодкой не слишком трудно, но нужно быть все время начеку — большие волны заносят корму, и лодка порой рыскает по курсу на 7—10°. Вахтенному надо иметь особое чутье, чтобы успевать опережать волны. Если это не удается, второй вахтенный должен быстро повернуть другое рулевое весло так, чтобы лодка легла на прежний курс и паруса не потеряли ветер. Полощущий парус в таких условиях — дело весьма опасное.
Только что я отвлекся к дневнику и сделал эту запись об управлении, парус, как на грех, заполоскал. Рашад был на мостике, засмотрелся на чайку, лодка ушла с курса — и началось… Все бросились к парусам и снастям. Мы с Детлефом освободили левый нижний угол большого паруса, и он подался вперед. Ханс Петер работал с верхним парусом. Но это мало помогло, пришлось грести левым веслом. Потом уже, после того как лодка легла на курс, мы долго еще возились с парусом.
Утром Асбьёрн принялся на корме ловить рыбу. Ночью на борт залетело несколько летучих рыбок, и он использовал их как наживку. Поймал уже две дорады, каждая удача сопровождается дикими криками восторга, и будь здесь посторонний — он бы подумал, что что-то случилось у нас сверхъестественное или мы спятили с ума. А днем Детлеф приготовил из них прекрасный обед. Он сделал тушеную дораду с перцем и специями и приготовил к рыбе специальный горчичный соус.
Весь день за нами идут две акулы — одна добрых два метра длиной, другая поменьше. Пытаемся их сфотографировать в воде.
ФИНИШ
29.III.1978. В виду Джибути
Когда я вылезал из хижины, навстречу мне скользнул Рашад, которого прогнал с крыши дождь. Да, это был настоящий дождь, и небо затянули тучи. Когда я поднимался на мостик, то был удивлен, увидев справа от нас очень близко огни города Обок.
Проснулись Тур, Детлеф и Норман. Они долго брали пеленги на все огни вокруг, а главное, пытались разглядеть огни на островах Муша. Муша — это группа из трех островов, окруженных рифами. Наша задача: пройти между островами и не напороться на эти рифы. В конце концов после долгих измерений и повторных обсерваций мы установили, что находимся как раз в нужной точке. Наконец мы прошли мимо островов Муша и вошли в порт, где нас уже ждали.
30.III.1978. Джибути
Утром мы все встретились на лодке. Я залез в хижину и увидел Ханса Петера. Он сидел и думал о чем-то.
— Что будем делать? Видимо, надо заняться лодкой и начать проверку тросов?
— Не думаю, что мы в этом будем нуждаться. Мы, кажется, закончили экспедицию здесь.
— Как закончили?
— Да. Тур получил сообщение Би-Би-Си, что ни в Эфиопию, ни в Северный Йемен мы зайти не можем. Они не могут гарантировать нам безопасность.
Мы все отправились в отель, где остановился Тур и где была назначена встреча. Пришлось ждать, пока Тур освободится с приема у президента Джибути. Наконец часов в одиннадцать он появился, мы нашли удобное место под тентом, уселись вокруг стола, и Тур сообщил нам новость, которая всех нас потрясла и которая была для нас как разорвавшаяся бомба. Тур сказал:
— Мы проделали большой путь, чтобы доказать, что в древние времена люди могли плавать из Месопотамии в Дилмун, Макан, долину Инда и оттуда в Африку. Мы достигли Африки, и нам, казалось бы, остается сделать совсем немного — войти в Красное море, а все мы видели Баб-эль-Мандеб и знаем, что это не составит никакого труда. Лодка находится в прекрасном состоянии, и пока мы в океане — у нас нет никаких проблем. Но стоит нам попытаться пристать к берегу, как начинаются сложности, мы вынуждены добиваться на это разрешения, власти не могут гарантировать нам безопасность. Мы остановились в Джибути — более или менее безопасном месте во всей этой огромной зоне, но первое, что мы встретили и увидели, — военные вертолеты, самолеты, военные суда, огромное скопление вооруженных людей. Все говорят нам об опасностях, предостерегают и предупреждают, но это опасности особого рода — не океан или море, не ветер, шторм или рифы. Это опасность быть подбитым истребителем, крейсером или ракетой.
Мы можем войти в Красное море, но что там делать? Где пристать? Где завершить экспедицию? Мы сейчас — как бездомные бродяги, как изгои, которым нет места под солнцем. И виной этому люди, в чьих руках находится власть, те, что бесконечно твердят о мире и одновременно продолжают войну. Я воевал во время последней войны, и я категорически войну не приемлю. Я хочу выразить сейчас наш протест. Именно поэтому сегодня ночью, после того как я получил очередное сообщение о том, что власти Северного Йемена не рекомендуют нам заходить в их страну, я принял тяжелое для меня решение — я решил закончить экспедицию здесь, в Джибути. Но я решил также сжечь «Тигрис»!
Мы выведем «Тигрис» в море и сожжем лодку. Это вынужденная акция, и она мне противна. Но этот акт будет символизировать наш протест против войны, которая идет вокруг. И я хочу еще раз напомнить миру о том, что уничтожение — действие противоестественное.
Цель экспедиции. Ее организовал известный норвежский ученый, писатель и путешественник Тур Хейердал, чтобы выяснить, как далеко и как долго древние жители Двуречья шумеры могли плавать в акватории Индийского океана на сплетенных из тростника лодках. Этот эксперимент должен был стать одним из доказательств возможности контактов древнейших цивилизаций.
Состав экспедиции. В ней участвовало одиннадцать человек из девяти разных стран. По своим обязанностям в экипаже «Тигриса» они распределялись так: Тур Хейердал (Норвегия) — руководитель; Норман Бейкер (США) — штурман, радист; Карло Маури (Италия) — фотограф, кинооператор, такелажный мастер, кок; Юрий Сенкевич (СССР) — врач; Тору Сузуки (Япония) — кинооператор; Герман Карраско (Мексика) — аквалангист, кинооператор; Норрис Брок (США) — кинооператор; Детлеф Зойтцек (ФРГ) — второй штурман; Ханс Петер Бьён (Норвегия) — студент-медик, матрос; Асбьёрн Дамхаус (Дания) — студент физико-математического факультета, матрос и, наконец, Рашад Низар Салим (Ирак) — студент-скульптор, матрос.
Маршрут экспедиции. «Тигрис» стартовал у г. Курна (Ирак) в месте слияния Тигра и Евфрата, прошел по реке Шатт-эль-Араб, вышел в Персидский залив, где делал стоянку на островах Бахрейн, а затем шел по Оманскому заливу с заходом в Оман, по Аравийскому морю с заходом в Пакистан и мимо острова Сокотра и по Аденскому заливу. Конец путешествия — в городе Джибути, что стоит на самом стыке Аденского залива и Красного моря.
Экспедиция продолжалась 6 месяцев — с октября 1977 года по апрель 1978 года. Лодка находилась на воде ровно 144 дня и за это время преодолела 7 тысяч километров.
СТАРТ
Ночью бушевала гроза. Наша палатка, которую я разбил в садике перед домом, содрогалась от страшного ветра, и мы боялись, что ее унесет. А дом — это небольшой постоялый двор, что носит громкое название «Дом для отдыха в Эдемском саду».
Утром я встал, как всегда, в 6.00. Вернее, меня разбудил Карло, который каждое утро выходит на террасу из дома и кличет меня: «Александрович!» И когда я отзываюсь, он добавляет что-то на непонятном, придуманном им языке. Я отвечаю ему примерно так же: «Хол-нохол, партака у кука а тапа…»
Солнце всходит в 6.15. Огромный огненный шар медленно возникает над гладью Шатт-эль-Араба и превращается из ярко-розового в ослепительно оранжевый.
Я обогнул дом и увидел лодку, которая, словно огромный золотистый лебедь, спокойно стояла у берега Тигра. Сегодня все спокойно, но вчера!
Вчера была пятница — выходной день в Ираке, и именно на этот день был назначен торжественный спуск лодки на воду. Работать было просто невозможно. Стройплощадку, где стоит лодка на стапеле, окружила толпа любопытных, туристов, местных жителей.
В 6.30 вчера мы все были около лодки. Я, Карло, Ханс Петер и Асбьёрн заканчивали работу на палубе; Норман и Детлеф подготавливали платформу, на которой спустят лодку; Норрис и Герман привязывали канат вдоль предполагаемой ватерлинии по периметру лодки. Тору-сан был занят хижинами, Рашад работал по снабжению, Тур осуществлял общее руководство. Все должно быть подготовлено к 13.00.
Мы вчетвером привязывали поперечные балки. На воде сделать это уже не удастся, ведь кокосовые тросы, которыми они крепятся, обхватывают всю лодку по наружному диаметру. Работа кропотливая и тяжелая, особенно под палящими лучами солнца. Мы готовили тросы, затем тянули со всей силы, затем привязывали. А потом снова тянули… Привязывали… Тянули… И так до полного изнеможения.
Работа, работа, работа…
И вот наконец нос «Тигриса» врезался во взбаламученную речную воду. Словно золотистый лебедь, лодка покачивается у берега.
Рано утром мы собрались в комнате Тура и совещались тридцать минут. Он напомнил каждому из нас, что мы должны делать. А дел была уйма. Прежде всего нужно проверить и еще раз убедиться в том, что парус наш в порядке, затем проверить рулевые весла, привязать их окончательно и сделать новые рукоятки.
Далее нужно доделать обеденный стол, поставить его на палубе между маленькой хижиной и мачтой и привязать. Нужно также привязать большой ящик, который расположен между опорами мачты. Он же выполняет роль скамейки, по-морскому — банки. Затем мы должны перенести весь груз из склада на лодку, все уложить.
Мы разошлись, и работа закипела. Примерно в 12.45 Тур, как ни в чем не бывало, сказал, что мы должны отправляться. Все случилось совершенно неожиданно. Мы даже не успели со всеми толком попрощаться.
Перед отплытием Тур произнес небольшую речь, и прозвучали последние команды. Течение понесло лодку, и мы взялись за парус, но тут же остановились, так как на верхушке мачты оказался Герман, который снимал своей кинокамерой момент отплытия. Мы дружно заорали:
— Герман, вниз!
Здоровенный Герман начал медленно спускаться. Тур кричал ему:
— Быстрее!
Я наоборот:
— Медленнее!
Я серьезно опасался, что Герман свалится с мачты и пробьет лодку насквозь.
Наконец он слез и мы взялись за канаты, чтобы поднять парус. Парус пополз вверх, но на половине пути остановился, и мы никак не могли сдвинуть его с места. Длинный Норрис даже повис на веревке. Оказалось, что рей не пускал закрепленный на палубе бакштаг. Его отдали, и парус пошел вверх. Лодка плавно набирала ход, отлично слушалась рулей, и стрелка у места слияния Тигра и Евфрата стала быстро удаляться. Вокруг нас на бешеной скорости сновали два маленьких буксира с телеоператорами.
У одного руля стоял лоцман, у другого — Карло. Тур — на крыше хижины. Примерно час мы шли спокойно, наслаждаясь видом поросших пальмами берегов Шатт-эль-Араба, по которым бежали мальчишки и взрослые, приветствуя наш странный ковчег. Тур сказал:
— Смотри, они бегут, чтобы поспеть за лодкой, значит, мы идем быстро.
Я ответил:
— Я до сих пор не верю, что мы стартовали.
Тур усмехнулся:
— И я тоже.
И сглазили. «Тигрис» проходил место, где Шатт-эль-Араб делает поворот, и ветер прижал нас к левому берегу. Первый поворот с помощью мотобота мы прошли, но на втором споткнулись. Мотобот не подоспел вовремя, и нас прижало к берегу. Душераздирающе затрещало левое рулевое весло. Мы все кинулись к нему и попытались его поднять, но мешали тросы, которыми оно крепилось к нижней поперечине и мостику. И все же нам удалось приподнять весло, но его тут же заклинило. Наконец Карло ослабил тросы внизу, а Норман вверху, и тогда весло пошло.
Все это произошло в какие-то считанные минуты. Люди, стоявшие на берегу, отталкивали лодку, а подоспевший мотобот взял нас на буксир и оттянул от берега. Мы пошли дальше, но мотобот все время страховал нас. Вывод был один — конструкция нашего рулевого управления несовершенна.
Примерно в 16.00 мы решили остановиться. Опустили парус, отдали носовой якорь, мотобот завел корму к берегу, а Детлеф и Асбьёрн, сев в надувную лодку, вытянули швартовы на берег и закрепили их там.
Сейчас мы стоим как на приколе.
Ясно, что многое нужно переделать. Это требует времени, а его у нас очень мало. Но уверен, все образуется.
Если закат здесь прекрасен, то восход солнца, который я наблюдал сегодня, еще превосходнее. Солнце едва-едва поднималось слева по борту, а справа сияла над кирпичной печью огромная луна.
Утром до завтрака я, Детлеф и Герман взяли надувную лодку и переправились на берег, чтобы сфотографировать «Тигрис». В лучах восходящего солнца наша ладья выглядит фантастически.
На завтрак была овсянка. Приготовил ее Норман, который уже два дня носится с этой идеей. Он долго трудился вместе с Детлефом. Каша, конечно, убежала и залила весь примус. После завтрака приступили к работе. Дима[9] доделывал гальюн.
Мы с Карло привязали откосины и натянули тросы, фиксирующие поперечину и основание мостика снизу. Затем занялись креплением весел.
Работа идет очень медленно, хотя мы уже частично восстановили утраченные навыки работы с тросами. Каждый из них нужно подготовить — обрезать, хитроумно завязать концы, чтобы не расплетались, связать петлю без узла. Все это в принципе просто, но требует умения и тренировки. Кроме того, сам процесс привязывания очень сложен: чтобы крепко зафиксировать две крестовины, нужно по крайней мере три-четыре метра троса, его необходимо равномерно стянуть и потом надежно завязать. Когда мы взялись за правое весло, оказалось, что уключины расшатались и их требуется перевязать заново.
После обеда взялись за весла, и тут со всей очевидностью стало понятно, что эллипсоидная форма сечения веретена весла, предложенная Норманом, совершенно не годится. Весло должно хорошо вращаться в уключине, но как этого можно было достичь при таком профиле веретена?
Тур честил Нормана на чем свет стоит. Но и это еще не все. Ведь лопасти-то весел были увеличены по площади, и если отесать их веретена, то они будут слишком тонкими и недостаточно прочными. Что же делать? В конце концов мы закрепили весла такими, какими их сделал Норман, предварительно перепробовав несколько вариантов. При этом Норман давал советы. В конце концов я не выдержал и сказал Норману, что хоть я и не инженер, а всего-навсего жалкий лекарь, но я изучал правила наложения различных повязок, то есть десмургию, и знаю, что фиксировать прочно одно тело к другому можно лишь с помощью крестообразной повязки в виде восьмерки. Так мы и поступили.
Пока мы стоим, нас навещают многие гости, в том числе и работники огромной немецкой бумажной фабрики. Детлеф говорил с ними, и они сказали, что у них есть все, чтобы помочь нам. Мы решили поплыть туда, это всего двадцать километров от места нашей стоянки. Одновременно было решено опробовать новую систему фиксации весел. Мы быстро собрались, подняли якорь, поставили парус и пошли. Тут нам окончательно стало ясно, что весла работают плохо: они вращаются туго и держать их очень тяжело, так как они все время норовили лечь на боковую сторону эллипса. Провели эксперимент — приподняли весла, чтобы проверить, насколько эффективным будет весло с меньшей лопастью. Оказалось, что и так лопасть работает отлично.
Тут Норман опять стал говорить о том, что специалисты из Саутгемптона (это был специальный и очень дорогостоящий эксперимент) совершенно определенно рекомендовали увеличить размер лопасти. В конце концов Тур категорически заявил, что с такими веслами идти в океан будет просто легкомыслием.
Солнце село, стало быстро темнеть, и мотобот взял нас на буксир. Примерно минут через тридцать на мотоботе началось какое-то волнение, они стали кричать нам, что кто-то устал! Кто? От чего? Мотобот тащил за собой лишь буксирный конец, а мы по существу шли своим ходом. Ничего не поняв, мы разрешили им отдать буксир. Они тут же пошли к берегу, и только тогда мы обратили внимание, что за ними следом по берегу бегут два араба. Оказывается, мотобот их просто забыл, и бедняги бежали за нами добрых два километра.
Незаметно стемнело, мы убрали парус, мотобот взял нас на буксир, и мы пошли дальше. Вскоре показались гигантские факелы горящего газа, а затем и огни большой фабрики, которая перерабатывает на бумагу тростник. Мы ошвартовались к пирсу прямо в центре ее. Все вокруг грохочет, все в огнях, дыме, вода грязная, в ней плавают какие-то белые лохмотья. Хотели сменить место и стать, где немного потише, но вода там оказалась абсолютно грязной. Решили, что останемся на прежнем месте, хотя ночевать здесь было равносильно тому, что днем разбить палатку у памятника Долгорукому на улице Горького и попытаться уснуть. Но что делать? Они обещали нам помочь, и завтра мы увидим, насколько действенной будет эта помощь.
Завтра же мы снимем весла, сделаем веретена их круглыми и отпилим часть лопастей. После этого — в путь. Но вряд ли мы сможем сделать это за один день.
Рано утром, позавтракав, мы опять снялись с места, и мотобот перетащил нас из центра фабрики на дальний пирс, где находится огромный склад камыша, на котором работает фабрика. Отход и причаливание сопровождались жуткой суетой, криками на разных языках и постоянными окриками Тура, который справедливо боялся, что в такой многоязычной суматохе мы обязательно врежемся в пирс или протараним мотобот.
Ошвартовавшись, мы занялись веслами. Отвязали их, затем подъехал здоровенный портовый кран и перенес весла, как две спички, на пирс. Мы положили их на козлы, сделали круглый шаблон, и Дима приступил к работе. Когда он занес топор, Норман испуганно заорал:
— Что он делает?! Здесь нужен рубанок!
Пришлось объяснить, что Дима мастер своего дела и что на Руси издревле ставили дома и церкви одним только топором. Но даже после того, как Дима продемонстрировал свое искусство и все убедились в том, что топор в его руках служит лучше, чем рубанок в наших, Тур, Детлеф и Норман говорили, что у них екало сердце при каждом взмахе его топора. Дима сработал великолепно, а главное — быстро.
Немного о веслах. Когда они оказались на берегу, перед нами предстала просто трагичная картина: немецкий столяр Цилих, изготовлявший весла, сделал все отлично, но, надставляя лопасти, использовал клей, который растворился в воде. Поэтому лопасти разбухли, расклеились. Что же делать? Решили попытаться просушить дерево с помощью паяльной лампы, а потом покрыть лопасти эпоксидной смолой. Этим занялся Детлеф.
Дима тем временем стесал овал веретен весел, а мы стали обрабатывать их рубанком, затем шкуркой. Когда я в поте лица шкурил одно из весел, ко мне подошел Тур. Я сказал ему:
— Кулиш зен[10].
Он ответил:
— Пойдем, я покажу тебе му зен[11].
Мы пошли к другому веслу, где работал Дима, и он показал, где был этот самый «му зен». Оказывается, дополнительные накладки к этому веслу были сделаны недобросовестно: между ними и веретеном весла образовалась здоровенная щель. Дима постучал по накладке карандашом, и раздался характерный звук пустоты. Пришлось сверлить в накладках дыры и заливать пустоты эпоксидной смолой.
Тур очень удручен. Он потратил большие деньги на весла и паруса, они были сделаны в ФРГ. Действительно обидно. Столько было потрачено сил и средств, лодка сделана великолепно, но мы не можем плыть, так как весла не выдерживают никакой критики. А ведь лодка на воде уже шестнадцать дней, и она слегка погрузилась. Кроме того, мы стоим как раз у сточного коллектора, из которого выбрасывается в реку невероятное количество каустика и соляной кислоты, с помощью которых из тростника делается бумага… Чего доброго, и «Тигрис» растворится в этом ядовитом «бульоне».
«СЛАВСК» СПЕШИТ НА ПОМОЩЬ
С выпущенными гуарами и поднятыми парусами «Тигрис» идет к Бахрейну. Но ветер, сильный южный ветер явно относит нас к Кувейту. В левый борт беспрерывно бьют крупные волны.
К вечеру волнение и ветер усилились. Все утомлены. Асбьёрн и Рашад страдают морской болезнью. Когда стало темно, решили стоять на вахте вдвоем по два часа. Начали с восемнадцати. Тур и Рашад, далее Карло и Герман, Норман и Н. Р., Детлеф и Асбьёрн, я и Тору, Норрис и Тур опять. Я завалился спать.
Примерно в 23.00 меня разбудил голос Тура:
— Все наверх!
Я быстро оделся. Ошалело свистел ветер. Сильная бортовая качка сотрясала лодку. Впереди маячили огни, это остров Файлака. Повернуть обратно? Но стемнело, и все манипуляции с парусом в это время были просто опасны. Решили спустить парус. Вскоре он лег на палубе, мы с Норрисом и Рашадом его свернули и закрепили к мачте. Детлеф между тем занялся подготовкой носового якоря. Мы решили встать на якорь. Мне, правда, казалось, что это опасно, и об этом я сказал, предложив выбросить плавучий якорь.
И все-таки вопреки моему совету Детлеф отдал большой носовой якорь. Но как только якорь лег на грунт, якорный канат лопнул, как нитка. Остался один якорь, маленький, на корме. Закрепили трос к нему. Выбросили. Якорь лег на грунт, трос натянулся и… отвязался. Мы потеряли последний якорь, оказавшись практически беспомощными.
Ветер и волны усилились. Все трещит и ходит ходуном. Хорошо еще, сегодня мы укрепили с Карло мачту, а затем подтянули форштаг — трос, который держит мачту спереди. Единственное, что может спасти нас сейчас, — плавучий якорь. На него и стали.
В 4.00 меня разбудил Асбьёрн. Я встал на вахту. Небо хмурое, сильный южный ветер. Лодка на плавучем якоре. Видны огни острова. Через час появился Тур, спросил, как дела. Решили дать SOS световым сигналом. Я взял специально приготовленный на этот случай фонарь-прожектор и стал сигналить. Но, увы, нас не поняли…
Норман всю ночь посылал SOS в эфир, но тоже безуспешно. И по рации нас никто не слышал. В 6.00, когда забрезжил рассвет, я пошел спать, забылся не надолго, но глубоко. Приснился мне наш «Тигрис», идущий на всех парусах к Бахрейну, он фыркал, скрипел и сопел, как большой старый бегемот.
Меня разбудил Детлеф. Удалось связаться со «Славском». Его капитан Игорь Антонович Усаковский тут же согласился помочь, и сейчас они идут к нам на выручку. Правда, подойти близко к нам судно не может, ведь здесь очень мелко. Они готовят мотобот и сваривают для нас новый якорь.
В 10 часов 30 минут на горизонте мы увидели «Славск». Вот он ближе, ближе, а вскоре мы увидели и идущий к нам мотобот. Еще пятнадцать минут — и Игорь Антонович с первым помощником у нас на борту. Устроили короткое совещание. Решили, что мотобот возьмет на борт наш плавучий якорь и попытается отбуксировать «Тигрис» к «Славску». Ветер продолжал буянить и нагонял крутую волну. Вскоре якорь был на мотоботе, и он начал тянуть нас задом наперед.
Между тем мы приготовили обед и уютно уселись за стол, благо хижина заслоняла нас от ветра. Прошло еще часа два, и тут мы поняли, что хоть мы и движемся, но движемся не в нужном направлении. Слабосильный мотобот ничего не мог сделать, и нас вместе с ним сносило на рифы, которые находились от нас на расстоянии трех-четырех миль. Нужно было срочно что-то предпринимать.
В это время появилась рыбацкая шхуна, идущая прямо на нас. Мы обрадовались — идет помощь, но радость наша оказалась преждевременной. Шхуна прошла мимо, не обратив на нас ни малейшего внимания. Остановившись неподалеку от нас, она начала ставить сети. Решили послать к ним наш «Зодиак» с Рашадом и Детлефом, чтобы попросить рыбаков о помощи. Рашад и Детлеф не возвращались целый час. Вскоре шхуна подошла. Рашад сказал, что капитан шхуны требует за буксировку нас к кораблю 500 динаров. Цена была просто немыслимая. Тур отказался, мы, а особенно Усаковский, возмутились.
Прошел еще час. Мы продолжали дрейфовать в направлении рифов. После нового совещания решили испробовать такой вариант: мотобот возьмет нас на буксир за нос, а мы тем временем поднимем парус.
Наконец парус надулся, и мы пошли, но лодка все равно продвигалась вперед очень медленно. Появилась еще одна шхуна. Тур уже согласен на все. Мы машем им руками. Они подходят. После долгой торговли и объяснений, что до корабля (он, кстати, к этому времени исчез из виду) всего три-четыре мили, мы сошлись на 250 динарах. Рашад прыгнул на шхуну, чтобы показывать им направление. Она пошла вперед, взяла на буксир мотобот, мы опустили парус и начали двигаться на северо-восток.
Капитан связался с кораблем, объяснил ситуацию и приказал идти нам наперерез. Через час стемнело. Ветер, еще более усилился, нас качает и валит на левый борт, но мы идем. Примерно часа через три мы подошли к «Славску». Тьма кромешная и ветер. «Славск» сияет всеми огнями и кажется недоступным сверкающим раем. Вновь проблема, как подойти, как ошвартоваться к «Славску»?
Тур велел мне идти на «Славск» для связи. Кроме того, мне необходимо поговорить с Москвой и попросить разрешения для «Славска» на дальнейшую буксировку «Тигриса». Одному мне уходить не хочется, и я приглашаю Карло. Ветер свирепствует, волны трехметровой высоты. Мы с огромным трудом подходим к «Славску» и кое-как забираемся по штормтрапу. Мотобот же поднимали около часа.
Наконец «добро» Москвы на буксировку получено. Тут же связываюсь по рации с Туром, договариваемся удлинить буксирный конец метров на 250 и продолжать буксировку. Тур просит держать минимальную скорость, я советую ему держаться в кильватер «Славску», чтобы он заслонял «Тигрис» от ветра. Капитан «Славска» организовал все необходимое — буксирный конец удлинили, на корме дежурили постоянные вахтенные (привлекли даже доктора), в машине — двойная вахта. На мостике все начеку. Рация постоянно работает.
Перед сном еще раз связался с Туром по радио, он сказал, что у них все в порядке. Ночью я спал в удобной и широкой капитанской постели, но спал беспокойно — как оказалось, не зря.
В 7.00 ко мне пришел Игорь Антонович и сказал, что буксир оборвался и что сейчас начнется операция по поимке «Тигриса». Я вылетел на палубу. Ветер штормовой, семь-восемь баллов, волна три метра. «Тигрис» неуправляем. Его швыряет и колотит со всех сторон. Шлюпку спустить невозможно, вернее, очень опасно. Капитан решает отдать буксир прямо с борта «Славска». Операция не только рискованная, но невероятно трудная, ведь маневрировать большущим «Славском» вокруг хрупкого «Тигриса», — задача чрезвычайно сложная.
Тем не менее капитан справляется с ней блестяще. Правда, помогают ему и наши ребята: Асбьёрн и Детлеф спускают «Зодиак» и гребут к «Славску», ловят выброску, но судно относит, и выброску приходится отдавать. Новый заход «Славска». Беда — к беде: у Детлефа ломается весло, гребут одним. Вновь выброска у них, на этот раз удачно, конец буксира закрепляют на «Тигрисе» — и снова в путь. Очень медленно, два с половиной — три узла, против ветра, против течения, но по направлению к Бахрейну.
Сейчас будет уместным задать вопрос: почему именно к Бахрейну? И ответить на него. Тур наметил Бахрейн с самого начала: там проводятся очень интересные археологические раскопки. Но сейчас во главу угла поставлено иное: после той ночи мы поняли, что идти дальше с нашим парусом невозможно, он непрочен и не приспособлен для маневрирования. Первые наши мили в Персидском заливе показали это со всей очевидностью.
Итак 5, 6, 7 и 8 декабря мы шли за «Славском». В ночь на восьмое ветер переменился на северный, и всю ночь мы шли с отличной скоростью. Так что стали приближаться к Бахрейну быстрее, чем предполагали. Посоветовавшись с Туром, мы решили, что «Славск» подтянет нас к северной части острова, на расстояние пять-шесть миль, далее вызовем буксир и на буксире пойдем к Манаме — столице Бахрейна.
Я связался с Бахрейном и сообщил им наш план. Бахрейн же ответил, что советским судам вход в порт запрещен! Когда я передал об этом на «Тигрис», возмущению не было предела. Но что делать?
Вскоре к нам подошел катер береговой охраны. «Славск» застопорил машины, спустил мотобот, и вот мы с Карло вновь у себя дома. Ребята встретили нас с такой радостью, будто после долгой разлуки. Распрощались с Игорем Антоновичем. «Славск» посигналил нам на прощанье, и мы пошли на буксире катера береговой охраны к острову. Спасибо тебе, «Славск»…
НАШИ БУДНИ
Утром все проснулись рано, вероятно, из-за того, что было необычно тихо. Ветра почти нет, яркое солнце, справа по-прежнему скалы, горы. За ночь мы прошли Ормузский пролив и теперь находимся в Оманском заливе, то есть, по существу, уже в Индийском океане. Ура! Мы все-таки миновали этот проклятый пролив. Может быть, теперь начнется полоса удач?
Сегодня последний день года. Представляю, что сейчас делается в Москве. А у нас спокойно. Но мы тоже готовимся. Вспомнил: ровно десять лет назад я встречал 1968 год в Индийском океане на острове Кергелен.
Сегодня все помылись и обрядились в чистое белье. Герман и Тору плавали под водой и осмотрели дно лодки, гуары и место, где сделана заплата на носу. Все пока отлично.
Весь день лодка едва-едва двигалась вперед, так как ветра практически нет и мы просто медленно дрейфуем, подгоняемые изредка порывами норд-оста.
В 17.00 стемнело. Н. Р. колдует на камбузе — он готовит праздничный ужин. Тур достал заветные две банки икры, Н. Р. приберег шампанское. Сварили грог, приготовили спагетти. Норрис принес свои светильники. Посреди стола водрузили захваченную мною из Москвы елку. Как теперь быть с вахтой? Тур решил выбросить плавучий якорь и лечь в дрейф. Карло воспротивился и остался на мостике.
Стол наш сиял огнями: из пластиковых бутылок нарезали цилиндры и внутрь поместили свечи, над нашими головами сиял светильник Норриса. На столе икра черная, красная. Я посмотрел на эту красоту и понял, что без Карло это не праздник. Я пошел на корму и сказал ему об этом. Он вздохнул и согласился. Мы живо выбросили за борт маленький плавучий якорь — и вот все одиннадцать за столом.
Тур произносит тост за уходящий год. Наливаем в кружки грог, и пошло веселье. После грога — шампанское за Новый год, икра, затем спагетти, затем сладости, кофе. Норрис одарил всех смешными игрушками. Кому досталась лягушка, кому — слон… Веселились мы часов до двадцати одного, а затем пошли на корму сниматься с якоря. На вахте остались Норман и Рашад, остальные пошли спать.
Сегодня ночью мы стоим в паре с Германом с 22.00 до 24.00. Это очень удачно, так как я должен выпить под бой курантов и прочитать письмо из дома. Все было тихо и спокойно до 23.00. Я сидел на перилах мостика, Герман слушал по радио испанскую музыку, перед нактоузом компаса у нас горела керосиновая лампа и стояли два пустых стакана и бутылка коньяка. Но с 23.00 изменился ветер, и парус начал полоскать. Когда мы закончили возиться с парусом, я глянул на часы и ахнул — 23.55! Я быстро настроил приемник и услышал голос Левитана и новогоднее поздравление, вернее, последнюю часть его. Когда же начали бить куранты, я налил коньяк в стаканы, но парус вновь стал бешено хлопать. Пока я крепил его, куранты пробили. Но все же спустя пять — семь минут мы с Германом чокнулись, выпили, обнялись, пожелали друг другу счастливого Нового года. После этого разбудили Детлефа и Н. Р. и сказали им, что наступил уже 1978 год и им пора на вахту.
А мимо бесконечной чередой шли корабли. Ярко освещенные, они шли быстро и деловито, нагоняя на нас волну, которая раскачивала «Тигрис». Светила полная луна, слева маячили горы. Фантастика, а не новогодняя ночь!
Ночь прошла спокойно. С двух до четырех мы с Германом отстояли вахту. Было ветрено и холодно, тучи затянули небо, стало очень темно. Во всех направлениях виднеются корабли. Один из них шел нам навстречу. Я в это время сидел на банке и спокойно курил. Вдруг, услышав шум двигателей, я встал на скамейку и глянул через крышу хижины. Слева от нас метрах в двухстах проходил здоровенный танкер. Мне стало жутко: ведь «Тигрис» не нес никаких опознавательных огней. Герман же невозмутимо продолжал курить.
Мы сменяем друг друга каждые тридцать минут. Управлять кораблем сейчас легко, весло работает безупречно. Вахту каждый из нас стоит с правой стороны капитанского мостика. Именно здесь расположен деревянный нактоуз с компасом. Ночью компас освещается изнутри и смотрит на тебя, как гигантский красный глаз. Нужно, чтобы определенный сектор этого «глаза» смотрел постоянно в одну сторону — по ходу лодки. И вот, став на вахту и взяв в руки рукоять весла, ты начинаешь тридцатиминутный «раунд». Ветер и волны помогают этому компасному сектору не стоять на месте, а кататься то вправо, то влево, но и ты не дремлешь, стараешься его опередить. Правда, «глаз» обладает инерционностью, он как бы выжидает, а затем сектор неожиданно начинает свой бег по кругу. Вот тут его и надо остановить, повернув весло и заставив лодку идти в другую сторону.
Увы, мы не всегда выходим победителями в этой игре. Иногда ветер и волны опережают, и тогда парус начинает бешено полоскать, приходится подтягивать его с той или иной стороны, работать уже двумя веслами, покуда лодка медленно не повернется к ветру…
Но чаще все-таки победителями выходим мы. Правда, это подчас бывает нелегко и даже за тридцать минут довольно здорово устаешь, особенно если приходится идти под углом к ветру.
Сейчас утро, событий еще никаких не произошло. Море спокойное, и можно немного рассказать о нашем быте.
Утром, примерно в 6—6.30, нас будит колокол, чаще всего в него бьет Карло, который обычно встает первым и готовит завтрак. Завтрак у нас примитивный. Молоко из порошка, куда мы бросаем разные хлопья — кукурузные, пшеничные или рисовые. Затем одно-два вареных яйца, кофе или чай, бутерброды с маслом, джемом или сыром.
Сегодня нас будит Асбьёрн — он приготовил овсянку. Асбьёрн — необычный живчик, веселый и неунывающий, большой юморист и весьма непосредственный нахаленок. Он сварил овсянку, смешав питьевую и морскую воду в пропорциях три к одному. Блюдо получилось отвратительным. Морскую воду можно пить, разбавив ее пресной водой. Но если при этом добавить сахар, то получается необычайная дрянь.
И все-таки овсянку мы съедаем, запиваем ее кофе, заедаем бутербродами из немецкого консервированного черного хлеба с сыром, маслом и джемом. Затем дежурный по кухне приступает к мытью посуды, а мы начинаем наш утренний туалет. Перед этим я раздаю воду в индивидуальные фляжки, а остальную часть канистры выделяю на кухню. Мы моем свою личную посуду сами, причем морской водой.
Мы дружно чистим зубы и умываемся, при этом кто-то предпочитает воду пресную, кто-то забортную. Я люблю чистить зубы морской водой. Помывшись, приступаю к бритью. На «Ра» я брился безопасной бритвой, теперь у меня электрическая на батарейках, бритье доставляет большое удовольствие и освежает. После этого мы расползаемся, как муравьи, по кораблю. У каждого свои заботы.
Карло с утра занялся наведением порядка на крыше, а потом вместе с Тору они закрыли куском брезента промежуток между платформой и крышей. Потом Карло занялся рыбалкой, Детлеф стоял на вахте до девяти утра, я сменил его. Герман отдыхал на крыше.
Низко над нами пролетел военный самолет с опознавательными знаками Омана. Норман определил, что это противолодочный самолет американской конструкции. Не первый и, увы, не последний…
На обед Герман приготовил мамалыгу — кашу из кукурузы, острую приправу к ней и поджарил ломтики бекона. Затем был кофе.
В конце обеда Тур сказал, что нам надо продумать методику спасения упавшего за борт. Он, конечно, надеется, что этого не произойдет, но мы должны быть готовы ко всему. Он вспомнил «Кон-Тики», когда Герман Ватцингер прыгнул в воду за спальным мешком и его еле спас Кнют Хаугланд, а потом «Ра-2» и Джорджа, поплывшего за куском дерева.
Тур сказал, что мы должны постоянно носить страховочные концы и, кроме того, необходимо срочно найти место для спасательных кругов. Сейчас они были намертво привязаны к стенкам хижины. После обеда я соорудил два деревянных крючка, привязал их к стенке хижины у мостика и повесил на них спасательные круги — один по левому борту, другой по правому.
На мостике был Тур. Он позвал меня и с беспокойством сказал, что надо что-то решать, ибо мы сейчас не знаем точно, где находимся. «Тигрис» должен миновать мыс Эль Жадд, а для этого надо идти на восток. Мы же идем на юг.
— Какой выход? — спросил я.
— Прежде всего подумать о верхнем парусе. Мы должны увеличить скорость, — ответил Тур.
Ханс Петер приготовил на ужин какую-то сладковатую кашу, которую обозвал рисовым пудингом, и сдобрил ее сахаром. И тем не менее этот так называемый пудинг пошел неплохо.
Стемнело. Ветер неустойчивый, налетает порывами, небо в тучах. Когда ветер стихает, нас нещадно треплет и парус болтается, как тряпка. Все ходит ходуном, хотя волны и небольшие.
Ночью разбудил меня Ханс Петер. Этот разбойник не зовет меня, а тянет за большой палец ноги. Поэтому я не сразу просыпаюсь, а он чрезвычайно доволен. Отстоял с Германом вахту до шести. Утром мы звякнули в колокол. Постепенно появился народ, и приступили к завтраку. Кроме яиц и молока, ели вчерашний пудинг.
В воде рядом с нами появилась корифена, и Ханс Петер поймал ее на спиннинг. Но рыба оказалась своенравной — она оборвала лесу и ушла. Через полчаса рыба появилась вновь, и теперь уже Асбьёрн все-таки поймал ее.
Вскоре неподалеку показался корабль, он шел прямо на нас. Это был небольшой норвежский сухогруз под названием «Брюнет», припиской в Бергене. Он сделал круг вокруг нас, с палубы его нам помахали, посигналили, и судно ушло. Примерно через час нас нагнал другой корабль. Теперь уже наш, советский. «Академик Стечкин», порт приписки — Одесса. Судно остановилось, и, к величайшему изумлению Нормана, который только приговаривал «невероятно», капитан спросил по громкоговорителю:
— Юрий Александрович! Не нужно ли вам чего-нибудь? Если да, то поднимите руки.
Я спросил Тура:
— Нужно ли нам чего?
Он ответил:
— Координаты и сводку погоды.
Я поднял руки. Корабль остановился. С него спустили мотобот, он подошел к «Тигрису», и моряки передали нам бутылку коньяка и ящик боржоми. Они дали нам координаты и сводку погоды, в которой говорилось, что в ближайшие сутки серьезных изменений не будет. Спасибо синоптикам, но примерно через час погода изменилась — подул ветер с юга, поползли тучи.
Поставили парус, опустили вертикальные рули. Потом подняли дополнительный маленький парус. Уже в темноте мы установили на вершине мачты сигнальную лампу с мигалкой. Мы, видимо, вновь пересекаем оживленную морскую дорогу: все время мимо нас идут и идут корабли. Незадолго до конца вахты прямо на нас в лоб шли два судна, оба они прошлепали метрах в двухстах от нас, перерезав нам путь. Мы с Карло старались освещать наш парус фонариками.
Примерно в час ночи начался дождь, точнее, не дождь, а ливень. Пожалуй, эта ночь была самой неприятной из всех, а главное, по-настоящему опасной и страшной. Мы пять раз были на грани столкновения. Корабли проходили так близко, что не только был слышен шум работы двигателей и винтов, но нас даже обдавало теплом работающих машин…
Вновь было прекрасное утро, и я проснулся еще до колокола, так как был свободен от вахты и спокойно проспал всю ночь. Я помылся, побрился, принес канистру с водой и наполнил белую канистру с краном — наш водопровод. Канистры с водой стоят у нас в ящиках-банках вдоль стенок большой хижины, а часть — вокруг ящика под мачтой. Расходная канистра с дневным рационом подвешивается к мачте, и кран, вделанный в нее, дает возможность свободно брать воду.
За завтраком Тур сказал, что погода нам благоприятствует, следует привести лодку в порядок и отремонтировать все необходимое. Мы разделились на группы и занялись делом. Из опыта «Ра» я знаю, что все нужно делать своевременно и ни в коем случае не проходить мимо так называемых мелочей. Увидел, что где-то ослабел трос — подтяни, иначе через два дня он перетрется вовсе и на ремонт потратишь гораздо больше времени и сил.
Еще вчера мы заметили, что разболталась левая нижняя уключина, — это результат бессистемной качки. Мы с Карло взялись за дело. Действительно, тросы, которыми уключина была привязана к рулевой поперечине, растянулись, хотя в тот день, когда мы их укрепляли заново, они были натянуты до предела. Это мы с Карло делать умеем. Тросы растянулись не только из-за качки и постоянной нагрузки, но еще и из-за дождя. Качество их у нас совсем не то, что было на «Ра». Сейчас у нас в основном сизалевые, а тогда были настоящие манильские. Во время дождя, вернее, в воде сизаль набухает и съеживается, но, высохнув, трос становится мягким и растягивается. С настоящим манильским тросом ничего подобного не происходит, он практически не меняет своих свойств.
Прежде чем укрепить уключину заново, надо связать тросы. Но лодка движется, и весло, опущенное в воду, ходит на волнах из стороны в сторону. Движется, естественно, и уключина. Решили приподнять весло (теперь у нас хороший подъемный механизм — трос с деревянным блоком). Мы с Карло довольно легко приподняли весло и отвязали канаты, крепившие уключину к рулевой поперечине. Теперь надо было закрепить уключину намертво. После этого мы перешли к веслу справа. И опять все повторилось сначала.
Парус мы сегодня спустили в десять утра. Во-первых, не было ветра, а во-вторых, мы решили его заменить: вместо маленького, 62 квадратных метра, мы решили поставить большой, 80 квадратных метров. Для этого нужно было отвязать парус от рея и привязать новый. Но прежде в большом парусе пришлось проделывать дополнительные отверстия по бокам для шкотов, сделать отверстия для взятия рифов, затем нужно было привязать к рею все тросы — основной для подъема, брасы, шкоты и т. п. Этим весь день занимались Норман, Н. Р., Тору и Асбьёрн.
Между делом мы изловили дораду. Точнее, дело было так: Карло с помощью блесны подманил ее, а Рашад ее лихо подстрелил. Тур сделал из толстой кожи рыбы футляр — в нем можно хранить принадлежности для мытья посуды.
Ужинали мы дружно и роскошно: ели морковный суп и жареную акулу, которая сутки вымачивалась в морской воде. Тору — первоклассный повар. Он приготовил акулу дивно. Мясо ее было нежным и вкусным, совершенно без запаха, и подано оно было под томатным соусом с луком. Правда, ели мы акулу не без некоторой неприязни: преодолеть отвращение к этому великолепному хищнику все же довольно трудно. Начав есть, Тур философски заметил:
— Если акула не съест человека, то человек съест акулу.
После ужина мы с Германом были на вахте. Погода стояла чудесная, светила луна, море тихое, волны почти нет, тихо, стрекочут цикады на корме и на носу. Чем не ноев ковчег?
Сегодня семьдесят дней со дня спуска «Тигриса» на воду. Он уже заметно пропитался водой и притопился.
В 5.30 я проснулся от крика Карло, который был на вахте. Он звал Детлефа. Я быстро оделся и вышел на палубу. Первое, что я увидел, — огромная гора прямо по нашему курсу, слева по борту на берегу стояли грозные скалы, между скалами и горой — пролив.
Прежде чем будить остальных, мы попытались направить корабль правее грозного мыса, но это нам сделать не удалось, так как нас здорово сносило ветром. Мы поставили два вертикальных киля слева, но это тоже мало помогло. Я сказал Детлефу, что мы вряд ли сможем обогнуть мыс. Он согласился и пошел будить Тура. Вместо Тура через три минуты на палубу вылетел Норман — глаза квадратные, выпученные, на лице страх.
— Надо править на лагуну, — кричал он, — мы не сможем пройти мимо мыса! Это вообще не мыс, а длинная скала, которая вдается в море и идет параллельно берегу на протяжении семи миль. Если даже нам и удастся миновать первый выступ, дальше нас неминуемо занесет на скалы, и у нас не будет шанса для спасения!
Наверное, он был прав. Но к чему столько экспрессии?
Появился Тур и поддержал Нормана. Мы убрали вертикальные кили, спустили маленький парус и повернули на лагуну. Места вокруг дикие и красивые. Огромные причудливые скалы справа, такие же — слева и совершенно плоская песчаная равнина между ними. На равнине, ближе к правым скалам, небольшая деревенька — дома, пальмы.
Мы правили прямо на лагуну. Вскоре нас обогнала рыбацкая шхуна. Рыбаки подошли к нам близко, приветливо помахали руками, но ни английского, ни арабского они не знали. Прошло еще часа два, берег приближался. Детлеф и Асбьёрн на «Зодиаке» впереди постоянно измеряли глубину, и, когда лот опустился на пять метров, мы решили, что пора отдавать якоря. Вначале спустили парус, это заняло минут десять, потом отдали сначала один якорь, затем другой. Они долго волочились по дну, пока не зацепились. Расстояние до берега было примерно 400—450 метров. Опасаясь, что нас якоря все же не удержат и мы окажемся на берегу, мы отвязали рулевые весла, приподняли их насколько возможно и подняли кормовую гуару. После этого отдали еще и плавучий якорь, дабы узнать, несет нас на берег или нет.
Примерно в 12.00 Тур принял решение отправить на берег делегацию в составе Нормана и Рашада, чтобы они попытались связаться с местными властями и организовали буксировку «Тигриса» в безопасное место поближе к деревне. Асбьёрн, Рашад и Норман отправились на «Зодиаке» на берег. Часа через полтора Асбьёрн вернулся к нам, а около 16.00 вновь отправился на берег. Мы все время слушаем радио, но от Нормана и Рашада никаких вестей.
Берег между тем живет своей жизнью. Если не считать нескольких грузовиков, которые прошли по берегу, то можно было подумать, что машина времени перенесла нас во времена шумеров, — на берегу пасутся овцы, идут караваны верблюдов, большие и маленькие, люди одеты в старинные одежды. На нас они не обращают ни малейшего внимания, будто мы и не существуем.
Асбьёрн сплавал к берегу еще раз и вернулся, когда уже стемнело. Рашада и Нормана он не нашел, лишь узнал, что полицейский участок расположен где-то далеко, в другой деревне. Решили, что они, скорее всего, отправились туда. Асбьёрн оставил им «записку» на песке, но сейчас уже стемнело, и вряд ли они ее заметят.
Неожиданно с берега к морю прилетела огромная стая черно-розовых фламинго — ничего подобного я никогда не видел, это было необычайно красивое черно-бело-розовое облако.
Так в ожидании наступил вечер. Детлеф слушал радио и поймал Бахрейн, который сообщил, что норвежское консульство в Карачи готово послать нам навстречу корабль. Детлеф попытался связаться с Карачи, но там нас так и не услышали.
Мы стали готовиться к ночи, зажгли лампы, еще раз проверили якоря, убедились, что береговые ориентиры не изменились, то есть мы стоим на месте. Солнце зашло, стало темно, ветер крепчал, гнал тучи, волны стали больше и нет-нет да захлестывали нас. Ветер покрепчал, он рвет снасти, якорные канаты натянуты, как струны. Выдержат ли? Мы решили нести ночную вахту по два человека. Так вернее. Тур предупредил, чтобы мы спали не раздеваясь и уложили самое ценное в водонепроницаемые мешки.
Только мы начали готовить ужин, как вдруг услышали крики, но они доносились к нам со стороны моря. Там же был слышен шум мотора и мерцал огонек. Вскоре мы услышали голоса Нормана и Рашада. Они подошли к нам на шхуне и сказали, что капитан готов отбуксировать нас на другую сторону полуострова. Теперь нужно было поднять якоря. В кромешной тьме сделать это было нелегко. Шхуна начала нас тянуть на буксире. Якорные канаты натянулись, затрещали доски на носу, мы в испуге закричали. После нескольких попыток решено было затею эту бросить. Мы убедились в том, что якоря держат за грунт очень надежно. Шхуна, пересадив к нам на борт Нормана и Рашада, ушла, пообещав вернуться утром.
За ужином Норман и Рашад рассказали нам, что полуостров похож на лопату, штык ее — гористое плато, вдающееся в океан, а рукоятка — перешеек. Ширина перешейка около одной мили. По другую сторону перешейка удобная бухта. Там они и нашли нечто вроде помеси почты и полицейского участка, и там вскорости оказался капитан шхуны, который согласился отбуксировать нас в эту безопасную тихую бухту.
К счастью, нам не удалось сделать это ночью. К счастью потому, что море разыгралось по крайней мере баллов до шести-семи. А идти ночью на буксире вдоль скалистого берега, имея ветер со стороны моря, крайне опасно: кто знает, что может произойти с буксиром. Ведь оборвался же он однажды, когда нас буксировал «Славск». К счастью, это произошло в светлое время и шторм не был столь сильным, да и скал поблизости тоже не было.
С двух до четырех утра мы стояли с Карло на вахте.
Звезды, луна, волны и парус создают необходимое настроение, а скрипы лодки и стрекотание цикад — музыкальный ненавязчивый фон. Множество мыслей приходит в голову в это время, мыслей о нас самих и об остальном мире. Мы сейчас далеки от мировых проблем, и пример сосуществования нашего многонационального экипажа делает еще более нелепым кровопролитие, которое сейчас происходит в мире.
Мысли же о нас самих куда более просты и примитивны. Например, отчего нас все время сопровождают одни и те же рыбы и почему идут они обязательно слева за кормой? Мы четко установили, что это именно одни и те же. Ведь по крайней мере три дорады были ранены нашими гарпунерами, и мы их не спутаем: в прозрачной воде розовое пятно на изумрудно-золотисто-голубом теле рыбы хорошо заметно. Они идут за нами более месяца и пересекли вместе с «Тигрисом» океан, прошли более двух тысяч километров без отдыха и без сна. Что же их влечет? Непонятно.
Ханс Петер обнаружил неприятную вещь — сгнил кокосовый канат, который крепит поперечину, проходящую под мачтой. Он случайно потянул его, и тот расползся. Если подобное произошло и с остальными кокосовыми канатами — это будет трагедией, потому что все поперечины притянуты к палубе именно с помощью кокосовых канатов. А ведь именно на поперечинах покоится вся наша надстройка — к ним привязаны хижины, мачта, мостик, уключины.
После обеда спустили «Зодиак», фотографировали лодку со стороны и делали киносъемки, а кроме того, Асбьёрн и Ханс Петер поймали дораду, и у нас был прекрасный ужин. К вечеру ветер усилился, и сейчас мы делаем около трех узлов. Думали даже убрать верхний парус, но потом решили его оставить. Наверное, зря, это риск.
Сегодня наблюдали удивительно красивый закат. Солнце зашло, и через пятнадцать — двадцать минут небо вдруг окрасилось в желто-оранжевый цвет и стало светлее, чем во время захода солнца.
Ночная вахта была по-настоящему трудовой. Ветер дул довольно сильный, он нагнал хорошую волну, и мы буквально летели по волнам. Управлять лодкой не слишком трудно, но нужно быть все время начеку — большие волны заносят корму, и лодка порой рыскает по курсу на 7—10°. Вахтенному надо иметь особое чутье, чтобы успевать опережать волны. Если это не удается, второй вахтенный должен быстро повернуть другое рулевое весло так, чтобы лодка легла на прежний курс и паруса не потеряли ветер. Полощущий парус в таких условиях — дело весьма опасное.
Только что я отвлекся к дневнику и сделал эту запись об управлении, парус, как на грех, заполоскал. Рашад был на мостике, засмотрелся на чайку, лодка ушла с курса — и началось… Все бросились к парусам и снастям. Мы с Детлефом освободили левый нижний угол большого паруса, и он подался вперед. Ханс Петер работал с верхним парусом. Но это мало помогло, пришлось грести левым веслом. Потом уже, после того как лодка легла на курс, мы долго еще возились с парусом.
Утром Асбьёрн принялся на корме ловить рыбу. Ночью на борт залетело несколько летучих рыбок, и он использовал их как наживку. Поймал уже две дорады, каждая удача сопровождается дикими криками восторга, и будь здесь посторонний — он бы подумал, что что-то случилось у нас сверхъестественное или мы спятили с ума. А днем Детлеф приготовил из них прекрасный обед. Он сделал тушеную дораду с перцем и специями и приготовил к рыбе специальный горчичный соус.
Весь день за нами идут две акулы — одна добрых два метра длиной, другая поменьше. Пытаемся их сфотографировать в воде.
ФИНИШ
Когда я вылезал из хижины, навстречу мне скользнул Рашад, которого прогнал с крыши дождь. Да, это был настоящий дождь, и небо затянули тучи. Когда я поднимался на мостик, то был удивлен, увидев справа от нас очень близко огни города Обок.
Проснулись Тур, Детлеф и Норман. Они долго брали пеленги на все огни вокруг, а главное, пытались разглядеть огни на островах Муша. Муша — это группа из трех островов, окруженных рифами. Наша задача: пройти между островами и не напороться на эти рифы. В конце концов после долгих измерений и повторных обсерваций мы установили, что находимся как раз в нужной точке. Наконец мы прошли мимо островов Муша и вошли в порт, где нас уже ждали.
Утром мы все встретились на лодке. Я залез в хижину и увидел Ханса Петера. Он сидел и думал о чем-то.
— Что будем делать? Видимо, надо заняться лодкой и начать проверку тросов?
— Не думаю, что мы в этом будем нуждаться. Мы, кажется, закончили экспедицию здесь.
— Как закончили?
— Да. Тур получил сообщение Би-Би-Си, что ни в Эфиопию, ни в Северный Йемен мы зайти не можем. Они не могут гарантировать нам безопасность.
Мы все отправились в отель, где остановился Тур и где была назначена встреча. Пришлось ждать, пока Тур освободится с приема у президента Джибути. Наконец часов в одиннадцать он появился, мы нашли удобное место под тентом, уселись вокруг стола, и Тур сообщил нам новость, которая всех нас потрясла и которая была для нас как разорвавшаяся бомба. Тур сказал:
— Мы проделали большой путь, чтобы доказать, что в древние времена люди могли плавать из Месопотамии в Дилмун, Макан, долину Инда и оттуда в Африку. Мы достигли Африки, и нам, казалось бы, остается сделать совсем немного — войти в Красное море, а все мы видели Баб-эль-Мандеб и знаем, что это не составит никакого труда. Лодка находится в прекрасном состоянии, и пока мы в океане — у нас нет никаких проблем. Но стоит нам попытаться пристать к берегу, как начинаются сложности, мы вынуждены добиваться на это разрешения, власти не могут гарантировать нам безопасность. Мы остановились в Джибути — более или менее безопасном месте во всей этой огромной зоне, но первое, что мы встретили и увидели, — военные вертолеты, самолеты, военные суда, огромное скопление вооруженных людей. Все говорят нам об опасностях, предостерегают и предупреждают, но это опасности особого рода — не океан или море, не ветер, шторм или рифы. Это опасность быть подбитым истребителем, крейсером или ракетой.
Мы можем войти в Красное море, но что там делать? Где пристать? Где завершить экспедицию? Мы сейчас — как бездомные бродяги, как изгои, которым нет места под солнцем. И виной этому люди, в чьих руках находится власть, те, что бесконечно твердят о мире и одновременно продолжают войну. Я воевал во время последней войны, и я категорически войну не приемлю. Я хочу выразить сейчас наш протест. Именно поэтому сегодня ночью, после того как я получил очередное сообщение о том, что власти Северного Йемена не рекомендуют нам заходить в их страну, я принял тяжелое для меня решение — я решил закончить экспедицию здесь, в Джибути. Но я решил также сжечь «Тигрис»!
Мы выведем «Тигрис» в море и сожжем лодку. Это вынужденная акция, и она мне противна. Но этот акт будет символизировать наш протест против войны, которая идет вокруг. И я хочу еще раз напомнить миру о том, что уничтожение — действие противоестественное.
Ю. Дудников БОЛЬШАЯ ТАЙНА ОКЕАНОВ
Океан и доныне хранит еще много загадок. Одна из них не поддается раскрытию вот уже несколько столетий и продолжает жить до сегодняшнего дня, вызывая яростные споры. Часть ученых утверждают, что тайны нет, а есть выдумки, случайные совпадения, преднамеренные мистификации. Другие доказывают, что тайна существует, что она — удивительный феномен, что нельзя не верить очевидцам. Обе стороны приводят веские доводы «за» и «против», но тайна продолжает существовать.
Условно эту тайну называют «Большой тайной океанов». Ее комментирует в конце нашего документального рассказа заведующий лабораторией Института океанологии имени П. П. Ширшова АН СССР доктор биологических наук Всеволод Белькович.
А сперва — факты и только факты…
За последние триста лет более тысячи человек видели некое морское существо, единодушно называемое морским змеем. Если обратиться к старинным хроникам, то, вероятно, наиболее точное и достоверное наблюдение мы найдем в записках датского миссионера Пабло Эгде, того самого Эгде, который так правдиво и дружелюбно описал жизнь аборигенов Гренландии, составил впервые в мире словарь их языка, много лет жил среди них. Это был добросовестный и внимательный наблюдатель.
Вот что записал он в своем дневнике 6 июня 1734 года, находясь на борту корабля у берегов Гренландии:
«Мы неожиданно заметили страшное животное, не похожее ни на что из виденного нами до сих пор. Оно так высоко подняло свою голову над волнами, что она, казалось, возвышается над марсами нашего корабля. Чудовище дышало слабее, чем кит; голова у него более узкая, чем тело, которое казалось коротким и морщинистым. Животное рывками передвигалось при помощи огромных плавников, находившихся у него под брюхом. Волны перекатывались через его спину. Немного спустя мы увидели и его хвост, похожий на длинную, сплющенную с боков змею. Общая длина чудовища превышала длину нашего корабля с бушпритом…»
В августе 1746 года Лоренцо де Ферри, губернатор Бергена, в своем донесении, клятвенно подтвержденном двумя моряками, писал о том, что вблизи Мольде встретил морскую змею длиной в 35 метров, «с головой, подобной лошадиной и с белой гривой на спине». Храбрый губернатор выстрелил в змею из ружья, но, когда она, оставляя на воде кровавый след, двинулась к лодке, храбрецы со всей возможной скоростью ринулись к берегу.
Таких сообщений за столетие набиралось немало.
В начале прошлого века встречи с загадочным существом переместились от Скандинавии к берегам Северной Америки. Так, например, в августе 1817 года несколько сот человек — моряков, рыбаков — видели в районе между Глочестером и мысом Анн неведомое животное длиной около 25—27 метров. Голова его была «как у гремучей змеи, но величиной с лошадиный череп». Время от времени над водой появлялись какие-то «горбы». То ли это были кольца круто изогнутого тела, то ли плавники — очевидцы не рассмотрели, а подплывать ближе к чудовищу охотников не находилось.
Вообще девятнадцатый век был «урожайным» на встречи с «морским змеем». В 1833 году в мае канадские офицеры, отправившиеся половить рыбу у побережья Галифакса, так сказать, лицом к лицу столкнулись с неведомым выходцем из морских пучин. Джентльмены курили сигары на борту маленькой яхты, как вдруг обратили внимание на дельфинов, выпрыгивавших из воды, точно они были охвачены паникой. Затем
«приблизительно на расстоянии 150—200 ярдов от корабля мы увидели голову и шею неведомого существа, похожего на змею. Голова поднималась высоко над водой и во время движения далеко выкидывалась вперед, а затем назад… Странное создание, поднимая волны, обогнало яхту, шедшую со скоростью шести узлов. Голова животного имела приблизительно шесть футов, а само оно — 80 футов длины, не меньше. Однако всего животного рассмотреть не удалось…».
Британский фрегат «Дедалус», возвращаясь в августе 1848 года из Калькутты, встретил возле острова Святой Елены загадочное существо. Капитан Мак-Кью рапортом доносил об этом случае Адмиралтейству:
«Когда наше внимание было привлечено предметом, появившимся на поверхности моря, мы решили, что это огромная змея. Мы не заметили никаких конечностей, служивших животному для перемещения в воде… Оно быстро прошло на таком близком расстоянии, на котором я мог бы узнать знакомого человека невооруженным глазом. Скорость его движения была в пределах 12—15 узлов. Животное не имело плавников, но на спине у него было нечто вроде гривы или пучка водорослей».
Его второй помощник посчитал своим долгом дополнить заявление:
«У меня сложилось впечатление, что это была скорее неправдоподобно громадная ящерица, чем змея. Ее движения были непрерывны и однообразны, как если бы производились плавниками, а не колебательными движениями тела».
Неведомое существо видели семь человек из команды фрегата. Один из офицеров успел даже зарисовать его. Этот рисунок часто фигурировал на страницах литературы, посвященной загадочным животным.
Капитану Хоупу повезло еще больше, но при этом он потерял свою фамильную реликвию. Дело происходило жарким летом 1849 года в водах Калифорнийского залива. Стояла безветренная погода, море было прозрачным, как хрусталь. Капитан Хоуп зачем-то перегнулся через планшир своей небольшой яхты и остолбенел от изумления. Прямо под килем его посудины на небольшой глубине медленно ползло неведомое существо. Оно напоминало огромного крокодила, но с длинной шеей, на которой сидела голова, похожая на лошадиный череп. Хвост был длинный, как бы расплющенный с боков. Хорошо было видно, что передние ласты зверя значительно больше задних. Ударяя ими, как морская черепаха, оно медленно уходило по подводному склону в синюю глубину.
Потрясенный Хоуп непроизвольно открыл рот, и его старинная фарфоровая курительная трубка шлепнулась в воду и последовала за «морским драконом». Он стал первым человеком, увидевшим неведомое существо целиком.
Встреча следовала за встречей. Только с 1818 по 1848 год их насчитали восемьдесят две! Продолжались они и во второй половине прошлого века. В 1879 году с одного заштилевшего в центре Атлантики судна видели всплывшее из глубин чудовище, похожее на гигантскую змею, но с ластами. Извиваясь, оно высоко поднимало голову и выбрасывало из пасти фонтан воды. Экипаж охватила паника. Одни полезли на мачты, другие, наоборот, в трюм. Чудовище медленно приближалось к судну. Но тут подул ветерок, и, поставив все паруса, моряки поспешили убраться от опасного соседства.
Сообщения о «морском змее» поступили от капитана королевской яхты «Осборн» и его офицеров, от сторожа из Ландидно в графстве Уэльс на берегу Ливерпульского залива, от капитана Кригла с корабля «Амальфи», соответственно в 1877, 1879 и 1893 годах. В 1898 году такое же загадочное существо наблюдали офицеры французской канонерки «Аваланш», и они изложили свои наблюдения в рапорте:
«Мы все глубоко убеждены в том, что встреченное нами неведомое животное отнюдь не было змеей в понимании этого слова, скорее всего, это было какое-то невообразимо древнее ящероподобное животное».
Описания очевидцев сходны в одном: это было какое-то неизвестное животное с большой головой на длинной шее, четырьмя плавниками-лапами и крокодилообразным хвостом.
— Ерунда! — возражали скептики. — Все встречи происходили у людей, весьма далеких от науки, которые легко могли поддаться галлюцинации, спутать одно с другим и просто выдумать. Нужны авторитетные показания!
В 1905 году наконец-то сподобились лицезреть загадочное существо и ученые мужи. Два довольно известных зоолога, члены Лондонского зоологического общества Мид-Уолдо и Майкл Николл, отдыхали под тентом на корме трехсоттонной яхты «Валгалла», дрейфовавшей у побережья бразильского штата Пернамбуку. Было 7 декабря. Время — 10 часов 15 минут. Предоставим слово Мид-Уолдо:
«Я только что закурил сигару, как вдруг мистер Николл, вскочив с шезлонга, схватил меня за руку, указывая на странный предмет, всплывший на поверхность океана в ста ярдах от кормы яхты.
— Что это? Плавник огромной рыбы? — воскликнул он.
Я присмотрелся и тотчас увидел большой плавник, торчащий над водой. Он был темно-коричневого цвета и несколько морщинистый по краям, длиной около шести футов и фута на два выступал над водой.
Я направил на него свой морской бинокль и… увидел огромную голову и шею, поднимающуюся из воды впереди плавника. Шея не соединялась с плавником, а торчала из воды на расстоянии 18 или больше футов спереди от него. Казалось, что шея была толщиной с тело человека и на 7—8 футов возвышалась над водой… Странное создание плыло быстро, поднимая за собой волны, точно катер, и размахивая головой так энергично, что вокруг далеко разлетались брызги…»
Потрясенные зоологи молча проводили существо глазами. Фотоаппарата у них не было, блокноты и карандаши оставались в каюте. Они могли только смотреть…
«Мы встретились с неведомым, — писали они в «Трудах Зоологического общества». — Океан показал нам одну из своих великих тайн».
…Немецкая подлодка U-28 под командой капитана Форстнера потопила 30 июля 1915 года у берегов Ирландии английский пароход. Лодка атаковала в надводном положении. После взрыва из воды, к изумлению подводников, выскочило странное крокодилообразное существо и, шлепнувшись в море, тут же исчезло. Сам Форстнер доносил об этом так:
«30 июля 1915 года наша U-28 торпедировала в Северной Атлантике британский пароход «Иберия» водоизмещением 6000 тонн. Судно пошло ко дну кормою вперед… После погружения пароход взорвался… Сейчас же после этого на высоту 20 или 30 метров были выброшены обломки судна, и среди них огромное морское животное.
На мостике лодки находились шесть человек: я, два офицера, инженер-механик, штурман и рулевой. Чудовище видели все. К сожалению, мы не успели его сфотографировать, хотя фотоаппарат был у штурмана в руках. Через 10—15 секунд животное скрылось в водовороте. Оно было длиной около 20 метров, напоминало гигантского крокодила с четырьмя мощными лапоподобными ластами и с длинной заостренной головой».
В сентябре 1917 года в семидесяти милях к юго-востоку от побережья Исландии вспомогательный крейсер «Хилари» неожиданно столкнулся с загадочным… морским существом. Эта встреча для крейсера оказалась роковой: через три дня он был торпедирован немецкой подлодкой. Но командир крейсера капитан Томас Дин спасся с частью команды. Он-то и поведал миру об удивительной встрече:
«В 9 часов утра меня вызвали из каюты на мостик, сообщив, что обнаружен «непонятный объект». В бинокль можно было рассмотреть, что «объект» — живое существо: из воды поднимались его голова и большой спинной плавник. Животное представляло хорошую мишень для учебной стрельбы, и я приказал носовому орудию открыть огонь…»
Британские артиллеристы оказались не на высоте: расчет промахнулся трижды, а животное продолжало безмятежно нежиться в волнах.
«Голова его была похожа на голову коровы, но без рогов и ушей и значительно крупнее, — продолжал капитан Дин. — Она была черного цвета с беловатой полосой на лбу. Длина шеи не меньше 20 футов, плавник возвышался фута на четыре, он напоминал треугольник, тонкий и вялый. Длина непонятной твари была футов 60, не меньше… Ясно были видны змееобразные движения шеи, она изгибалась полукругом, когда животное оглядывалось».
С расстояния в 1200 ярдов «Хилари» палил по зверю из трех орудий, но попал в цель только на четвертом залпе.
«Чудовище бешено завертелось и исчезло в водовороте. Что это было за существо, мы не знаем», — закончил свой рапорт незадачливый капитан.
С 1915 по 1933 год было зарегистрировано шесть подобных сообщений. Во второй мировой войне морякам было не до морских чудовищ и научных наблюдений. Но война закончилась, и «морской змей» вновь «выплыл на поверхность». Таинственное существо вновь видели в самых различных местах. Его встречали у берегов Северной Америки, Англии, Норвегии, близ Азорских островов, в Индийском океане. Но если ранее говорили о «морском змее», то с 1945 года все чаще упоминались названия «морской дракон», «гигантский крокодил», «морской жираф».
Сбором сведений о неизвестном науке загадочном «морском змее» занялся выдающийся бельгийский ученый-зоолог профессор Бернал Эйвельманс. Плодом его семилетней работы явилась книга «Гигантский морской змей», изданная в Париже в 1964 году.
Перепуганный рыбак Джордж Зегерс в 1947 году сообщил властям на острове Ванкувер:
«Вдруг я почувствовал себя очень странно: мне показалось, что за мной кто-то наблюдает. Я оглянулся. Слева, метрах в двадцати от лодки, над водой поднималась голова на длинной шее. Два черных как смоль глаза пристально смотрели на меня. Никогда я не видел ничего подобного — это очень страшно! Посмотрев с минуту, неведомое существо повернулось, и я увидел его спину. На ней было нечто вроде гривы… Животное было очень большим».
Рыбак запустил мотор и помчался к берегу.
В декабре 1947 года в эфире прозвучало необычное сообщение с борта греческого лайнера «Санта-Клара», шедшего из Нью-Йорка на Картахену: «Таранил неизвестное морское животное. Полагаю — морского змея!» В Нью-Йорке капитан лайнера заявил:
«В полдень мы только что пересекли Гольфстрим и находились в 118 милях восточнее мыса Лукаут в штате Северная Каролина. Вахтенный третий помощник Джон Эксельсон увидел змееобразную голову, появившуюся из воды примерно в 30 футах от правого борта перед форштевнем. Он с изумлением наблюдал, как неведомое существо прошло вдоль борта, исчезло в районе мостика и вновь появилось за кормой. Пока чудовище находилось в поле зрения, оно билось в агонии, вода вокруг окрасилась в красный цвет. Голова его была шириной около двух с половиной футов, толщиной в два и длиной около пяти футов. Цилиндрическое тело достигало в поперечнике пяти футов, а шея, видимо, фута полтора. Кожа темно-коричневая, без волос… Существо видели еще два человека, бывшие на мостике».
Сообщение приходило за сообщением. В феврале 1950 года судья Феликс Браун проводил отпуск с семьей на острове Ванкувер. Однажды с женой и дочерью он шел вдоль берега. Тут и произошла неожиданная встреча.
«Моя жена закричала, увидев чудовище, появившееся из воды неподалеку от берега. Его голова, похожая на голову змеи, поднималась над поверхностью метра на два. Животное казалось очень большим. Оно было темного цвета… Погрузившись снова, вынырнуло метрах в трехстах. Я понял, что оно плавало очень быстро. Так повторялось три раза, затем чудовище скрылось окончательно. На морского змея оно не было похоже…»
Загадочное существо встречали теперь, помимо привычных для него вод, у берегов Кении, Кореи и Галапагосских островов, в Средиземном море…
Вообще с 1948 года неизвестное существо заставляло говорить и писать о себе почти каждый год. Помимо, так сказать, «обжитых» им вод Великобритании, Канады, Южной Африки и Австралии, его видели в Средиземном море, в Корейском проливе, а также около Кении и даже в бухте Рио.
В 1959 году рыбаки с острова Сойя (одного из внутренних Гебридских островов), побросав сети, остроги, в страхе бежали от «огромной, страшной морской черепахи», неожиданно всплывшей возле утлых рыбацких пирог. Но после опроса перепуганных очевидцев стало ясно, что «это» не могло быть черепахой. У «зверя» была длинная гибкая шея, ярко-красная полость рта с толстыми губами (одни утверждали, что в пасти были мелкие частые зубы, другие — что их не было), темно-коричневая кожа и зубчатый гребень на спине. Так что черепахой ужасное существо никак не могло быть. Скорее всего, это был наш старый знакомый.
В жизни Земли был период, который назван Мезозойской эрой. В то время нашу планету населяли многочисленные рептилии невероятных, чудовищных, фантастических форм и часто такие гигантские, что ныне существующие змеи, ящерицы, крокодилы и черепахи кажутся по сравнению с ними ничтожными карликами.
К нашему рассказу имеют отношение три морских рептилии той далекой эпохи: плезиозавр, ихтиозавр и мезозавр. Эти три названия, данные учеными-палеонтологами, соответственно обозначают: «сосед ящерицы», «ящерица-рыба» и «ящерица Меза» (найдена в долине Меза в Бельгии).
В длину они достигали пятнадцати и более метров. Ихтиозавр представляется как животное, имеющее рыло дельфина, голову ящерицы, конечности кита (но только четыре) и общую форму рыбы. Плезиозавр имел те же четыре конечности китообразного, мощный хвост и длинную шею, напоминающую тело змеи, увенчанную вытянутой, сплющенной головой с внушительной пастью. Что касается мезозавра, то он был похож на громадную ящерицу с ластами вместо лап. Такими мы видим этих вымерших миллионы лет назад животных на страницах книг. И если суммировать и проанализировать многочисленные описания «морского змея», именно одного из них встречали и встречают в морях люди.
Наиболее же схожим со «змеем» мог быть плезиозавр, «гигантский лебедь», как назвали его в наши дни. Невероятно? Конечно. Но ведь и ископаемая рыба лятимерия, исчезнувшая с лица земли 400 миллионов лет назад, была поймана в 1939 году. Вопреки всем доводам, вопреки «логике» и яростным возражениям неверующих, она, эта самая кистеперая рыба, продолжает здравствовать и поныне в океанских глубинах, о которых мы знаем уже так много и еще так ничтожно мало. Так почему же в этих необъятных глубинах не могло дожить одно (или несколько видов) древнее удивительное животное? Именно так и считает доктор Эйвельманс.
«Невозможно представить себе, — пишет Эйвельманс, — чтобы множество очевидцев в разных концах земли могли сговориться между собой и с завидным постоянством и точностью описывать выдуманное животное».
Эйвельманс указывает на некоторые поразительные детали описаний: у вымерших морских ящеров мезозавров и милозавров, по мнению крупнейшего палеонтолога профессора О. Абеля, на хребте была грива. У эласмозавров была восьмиметровая извивающаяся шея и мощный хвост, которым можно было наносить страшные удары. Словом, совпадений очень много, и их нельзя просто придумать, без глубоких научных знаний, которых, естественно, не могло быть у простых моряков, рыбаков, береговых жителей.
В нашу задачу не входит высказывание категорических мнений — это дело ученых. Приведем только еще несколько фактов. Только фактов, и ничего более…
Рыбаки Дурбана 1 декабря 1959 года прервали промысел и в панике кинулись к берегу, побросав сети. Целое стадо неведомых морских животных встретилось им в открытом море. Владелец одного из ботов позднее рассказал, что чудовищ было штук двадцать, длиной по 10—15 метров. За всю свою жизнь, проведенную на море, он не видел ничего подобного.
Два рыбака в том же году неподалеку от мыса Рейкьянес, на юго-западе Исландии, заметили животное, которое сначала приняли за кита. Но когда они подошли поближе, навстречу борту протянулась длинная шея с головой, похожей на крокодилью. Животное было очень большим, с горбами или гребнями на спине.
То же самое произошло 14 мая 1964 года с экипажем рыболовного судна «Нью-Бедфорд» в бухте Массачусетс. Подходя к «киту», рыбаки с изумлением и страхом поняли, что это не кит, а пятнадцатиметровое неизвестное животное, поднявшее крокодилообразную голову на 4—5 метров над водой. Зрелище было невероятное, и капитан решил, что самое разумное — поскорее убраться подальше.
«Эта зверюга запросто перевернула бы нашу посудину. Парни готовы были вертеть гребной вал вручную, лишь бы подальше отойти от нее!» — оправдывался на берегу рыбак.
Весь экипаж (7 человек) смог только заметить, что «зверюга» была черная, блестящая, с несколькими плавниками на спине.
Удивительная встреча произошла в июле 1966 года в центре Атлантики. Американцы Блайт и Риджуэй пересекали океан на обычной гребной лодке. Около двух часов ночи Риджуэй схватил Блайта за плечо: в фосфоресцирующих волнах появилась светящаяся полоса. Затем, разрезав гребень волны, из воды поднялась голова невиданного животного. Выпуклые глаза, мерцавшие зеленоватым светом, холодно уставились на оцепеневших людей. Животное медленно плыло, поворачивая голову на длинной шее.
«Мы чувствовали себя, точно кролики перед удавом. Это было страшно и неправдоподобно… Мы точно заглянули в глаза иного, неведомого мира», — сказали путешественники позже.
В 1817 году сбором сведений, касающихся «морского змея», занялся научный комитет, назначенный Линнеевским обществом Бостона. Члены его провели очень серьезное и тщательное расследование. Они записывали показания только тех людей, которые собственными глазами видели необычное животное. Показания давались под присягой и только в письменной форме.
Дело было поставлено серьезно и собран богатый материал, но всего лишь один обидный казус, допущенный Линнеевским обществом, не только очернил всю его работу, но и во многом подорвал «репутацию» «морского змея».
Вышло так, что один мальчишка увидел на берегу странную трехфутовую «горбатую змею», а его папаша отважно заколол ее вилами. Ученые в Бостоне, куда доставили «чудовище», осмотрев экспонат и увидев на его спине несколько горбов, решили, что перед ними… детеныш того самого чудовища, которое встречали в море. Посему ученые мужи без колебаний окрестили его «атлантическим горбачом», опубликовав его описание и рисунки.
К величайшему конфузу ученых и злорадству обывателей и репортеров, вскоре выяснилось, что «монстр» — всего-навсего черный уж, изуродованный болезнью.
После сего скандального казуса за «морским змеем» надолго утвердилась кличка «Эмерикен хамбаг» — из-за игры слов: «хамбаг» по-английски значит «обман», а «хэмпбэк» — «горбун».
Впрочем, подобный ляпсус допустили еще раньше шотландские ученые, принявшие в 1808 году выброшенный полуразложившийся труп акулы за «змею с шестью лапами» и «научно» описавшие находку. Вот почему и в наши дни многие находки и даже встречи с неизвестным существом частенько сопровождают той же обидной кличкой.
Оппоненты сторонников существования «змея» требуют, чтобы им дали возможность «пощупать» его своими руками. Они утверждают: все, что предъявлялось до сих пор, оказывалось чем угодно, только не «змеем».
Еще в середине прошлого века некий доктор Альберт Кох демонстрировал 35-метровый скелет змея и нажил большие деньги, ибо от желавших взглянуть на чудовище не было отбоя. «Змея» описывали ученые, зарисовывали художники. Сам хозяин «уникума» драматически повествовал, как он настиг и победил чудовище, как погибли все его товарищи, а судно затонуло под тяжестью добычи и т. п.
Вильгельм Первый, желая прослыть меценатом, приказал купить скелет, не считаясь с любыми расходами, что являлось героическим деянием, учитывая исключительную скупость монарха. Но… разразился скандал. Костяк оказался составленным из нескольких скелетов ископаемых китов, найденных в США!
Находки останков странных животных тем не менее продолжались. 22 февраля 1901 года на пляже Ньюпорт Бич в Калифорнии обнаружили огромное мертвое чудовище. Индеец и двое белых разрубили его на такие мелкие куски, что научные исследования оказались невозможны.
20 марта 1906 года капитан парохода «Приттер» видел вблизи Дунгнесса труп «морской змеи» с длинными белыми полосами вдоль тела. В ноябре 1922 года такой же труп был найден на берегу залива Делавар: туша чудовища весила около 15 тонн и имела «серую слоновью кожу». Вопрос о происхождении туши, ее определении и классификации тем не менее остался открытым.
В мае 1932 года в океанских пучинах произошло сильное землетрясение. Тысячи трупов животных были выброшены на берег в районе Ньюфаундленда. Среди них нашли одно животное, очень похожее на легендарного «змея». У него была заостренная голова и пасть, вооруженная зубами. Тогда упоминалось, что подобные животные не впервые выбрасывались на берег после подводных землетрясений. Это наводило на мысль, что такие животные обитают только на больших глубинах.
В 1947 году на западном берегу острова Ванкувер нашли полуразложившееся неизвестное животное. Оно лежало на берегу, хвост в воде, голова по размерам напоминала голову барана, позвоночник достигал 12 метров длины. Поднялся шум о находке останков «морского змея», но позже выяснилось, что они принадлежали… киту из семейства клюворылов.
В разное время обнаружили несколько таких находок, и, к разочарованию сторонников «змея», все они имели прямое отношение к дохлым акулам…
Как ни странно, но даже на дохлой акуле можно сделать бизнес, умело используя интерес к проблеме «морского змея». В августе 1962 года радио, телетайпы, телевидение по всему миру разнесли весть о тасманийском «уникуме» — неизвестном науке существе, найденном на отмели северного побережья Тасмании. Профессор Моллисон из научно-исследовательского центра Сиднея поспешил заявить, что это — «находка века», останки таинственного, неуловимого «морского змея».
К месту находки устремились любопытные. Подхватываемые газетами высказывания Моллисона подстегивали воображение, а сам профессор становился не меньшей сенсацией. «Тасманийский бум», искусно подогреваемый прессой, достиг апогея, когда Моллисон объявил, что скоро опубликует «результаты анализов». Из Англии и США выехали специальные экспедиции…
Охрана никого не подпускала к туше. Местные власти просили ускорить исследования и убрать «феномен», отравляющий воздух, но профессор Моллисон не хотел об этом и слышать. И вдруг сенсация лопнула. Авторитетные специалисты заявили, что тасманийский «феномен» — часть туши китовой акулы. Бум кончился, но его организаторы, и в их числе профессор Моллисон, изрядно погрели на нем руки.
Впрочем, «тасманийский бум», как и миф о Бермудском треугольнике, исподволь старательно подогревался определенной западной прессой. Профессор Эйвельманс предупреждал, что такой нездоровый ажиотаж только мешает разобраться во многих фактах, мешает отделить истину от вымыслов.
В конце 1964 года разразилась новая сенсация: «морской змей» позволил наконец себя сфотографировать. У побережья Австралии, в бухте Стонхевен, француз Роберт ле Серек отдыхал с женой и приятелем Хенком на небольшой яхте. В 9 часов утра 12 декабря 1964 года мадам ле Серек крикнула мужу, что заметила под водой нечто странное. Мужчины выскочили из каюты на палубу. Хенк пригляделся и решил, что на глубине двух метров дрейфует ствол дерева. Но когда «предмет» приблизился, рассмотрели нечто другое: огромную голову, за которой следовало туловище около двадцати метров длины.
Мужчины быстро надели акваланги, схватили кинокамеру и спрыгнули за борт. Свидетельствует Роберт ле Серек:
«Неизвестное существо под водой производило еще более устрашающее впечатление. Оно походило на гигантского головастика неправдоподобной величины. Каких-либо ног или плавников не было видно… Кожа имела темно-коричневый цвет, около головы была заметна большая рваная рана. Выпуклые глаза загадочного существа пристально рассматривали нас. Когда мы приблизились, оно широко разинуло огромную пасть и угрожающе зашевелилось… Мы поспешили отойти от этого существа, не зная, на что оно способно. Вид чудовища был настолько страшен, что нас охватил самый настоящий ужас и мы кинулись наверх… Я успел щелкнуть затвором камеры… Хенк потерял загубник и чуть не захлебнулся. Мы буквально пробками вылетели на палубу…»
Говорит мадам ле Серек:
«Мужчины сверху казались совсем маленькими рядом с этим существом. Мне было страшно за них. Гигантский незнакомец, медленно извиваясь, проплыл под яхтой к глубоководью и исчез в расщелине между коралловыми рифами… Когда мужчины опомнились, мы поспешили уйти с этого зловещего места. Это было кошмарное видение».
Поспешностью «отступления» ле Серек объяснил плохое качество фотоснимков. Изучая их, ученые не пришли к какому-либо определенному выводу. Одни склонялись к тому, что французы действительно встретили неизвестное науке существо, другие утверждали, что все это сообщение — чистейшая мистификация, а фото — искусная подделка.
Доктор Антон Брун, директор Копенгагенского университета, в статье «Почему я верю в морских чудовищ» писал, что встреченное ле Сереком существо было пресмыкающимся, подобным плезиозавру, лап или ласт которого свидетели в панике просто не заметили. Видный ученый-зоолог профессор Кембриджского университета Айвен Сэндерсон считал, что животное было глубоководной рыбой. Такого же мнения придерживался и доктор Ф. Талбот из Австралийского музея в Сиднее.
Была еще версия о том, что «морской змей» — это… гигантский угорь. Еще в 1930 году ученые на датском корабле «Дана» выловили на глубине 350 метров личинку гигантского морского угря длиной около двух метров. А из такой личинки должна вырасти рыба длиной 20—25 метров!
С тех пор сообщения о встречах с загадочным морским существом значительно сократились, хотя время от времени и появлялись на страницах газет. В августе 1977 года разразилась новая, правда скоротечная, сенсация.
Трал японского судна «Зуйо-мару» близ порта Кристчерч на южном острове Новой Зеландии с глубины 300 метров поднял наверх неопознанное мертвое животное. Ошарашенные столь необычной находкой, рыбаки тем не менее втащили тушу на палубу.
Сбежалась вся команда. Животное фотографировали и обмеряли. Оно весило чуть больше двух тонн, имело длину почти десять метров. У него была длинная шея, длинный хвост и четыре мощных плавника. Голова сравнительно небольшая, плоская, с зубастой пастью.
Радиограмма, направленная в Токио представителем рыболовной компании, вызвала сенсацию. «Выловлено тело плезиозавра, жившего 160 миллионов лет назад!», «Находка века!», «Зуйо-мару» входит в историю!» — кричали газетные заголовки. В ученых кругах разгорелись ожесточенные дискуссии, экраны телевизоров, страницы журналов заполнили доисторические чудовища. Разразился настоящий «динозавровый бум».
Капитан «Зуйо-мару» получил предписание доставить находку в Токио. Траулер ожидала торжественная встреча… Но траулер пришел в порт без драгоценной находки. Как объяснили в один голос рыбаки, дурной запах, исходивший от туши, был так невыносим, что на борту нечем было дышать. Драгоценные для науки останки выкинули в воду Тихого океана, причем выкинули так поспешно, что не сохранили не только скелета, но буквально ни кусочка.
Отчаянию японских ученых не было предела. Изучив цветные фотографии и зарисовки, они пришли к выводу, что это мог быть плезиозавр. Директор национального музея в Токио заявил: «Сделано ценнейшее и важное открытие, которое, возможно, доказывает, что древние животные в конечном счете отнюдь не вымерли».
Газеты, только что восторгавшиеся сенсацией, перекрестили находку века в «мистификацию века». Снова начались споры. Имеющиеся доказательства не позволяли прийти к уверенному выводу. Некоторые ученые не отвергали возможности, что потомки древних гигантских рептилий и поныне существуют в глубинах южных морей. Оппоненты доказывали: находка не что иное, как… гигантская акула. Экипаж траулера упрекали в поспешности или высмеивали за неуклюжий обман.
На этот раз сторонников существования неизвестного науке животного набралось больше.
«Если представить себе обширные пространства подводного мира, простирающегося на тысячи километров во все стороны, мы должны будем признать, что здесь вполне возможно существование множества чудовищ…» — так писали английские океанографы Ф. Рессел и Ч. Ионг.
Будущее покажет, кто прав.
В. Белькович АКСИОМА ИЛИ ГИПОТЕЗА?
Натуралист Филипп Госс недаром назвал «большой тайной океанов» те странные наблюдения, о части которых сообщается в очерке Ю. Дудникова. Первое, что приходит на ум, — объяснить их неподготовленностью людей, находящихся в сильном возбуждении при встречах с известными науке животными — китами, гигантскими кальмарами. Часть сведений можно отсеять как малоубедительные или заведомо ложные. Однако это не спасает дела, так как остаются загадочные, необъяснимые факты, полученные из достоверных источников.
Например, семь членов экипажа судна «Дедалус» 6 августа 1848 года долго наблюдали около борта огромное «змееподобное» животное, определить которое по их описаниям не сумел известный ученый-анатом сэр Р. Оуэн. С борта судна «Валгалла» странное животное с двухметровой шеей, черепашьей головой, метровым плавником видели два ученых-зоолога. Последнее из известных мне сообщений сделано опытным гарпунером В. Титовым, который за двадцать лет перевидал много китов, а весной 1978 года в юго-западной части Тихого океана в 50—70 метрах встретил «кита-долгоносика» с необычной головой длиной 1,5—2 метра и полутораметровой высоты затылком.
Оповещение других судов о необычном животном позволило узнать, что пять лет назад у Тасмании также видели странное животное, голова которого напоминала лошадиную, с глазами, как блюдца. Капитан судна Л. Горячий посчитал ее за голову ящера, но его сообщение сочли несерьезным. Интересно, что В. Титов ранее неоднократно видел в Индийском океане группы из 6—7 «китов-долгоносиков» даже с детенышами. Комментируя это сообщение, профессор А. Яблоков справедливо заключает, что
«нет каких-либо «убийственных» аргументов против возможности их (крупных морских рептилий — В. Б.) существования, но пока нет и убедительных доказательств существования их».
Мировой океан остается самым большим «белым пятном» в наших знаниях о Земле, благодаря своим поистине необъятным масштабам и труднодоступности для исследования. Поэтому его изучение непрерывно поставляет науке все новые и новые данные по циркуляции водных масс, строению океанского дна, биологии его обитателей.
Океан менее подвержен смене абиотических факторов. И не только по сезонам, но и на протяжении геологических эпох колебания температуры, солености, содержания растворенных в воде веществ менялись весьма незначительно в сравнении с тем, что происходило на суше. Поэтому еще в середине прошлого века возникло представление об океане как о безопаснейшем из всех убежищ, где наверняка могут скрываться представители прошлых геологических эпох. В 1864 году с глубины 540 метров извлекли морскую лилию, а еще через несколько лет — алого морского ежа, которых до этого находили лишь в виде ископаемых в породах с возрастом 150 миллионов лет. В 1939 году нашли живое «ископаемое» — кистеперую рыбу лятимерию. В океане сохранились важные недостающие звенья эволюции жизни на Земле — поганофоры, неопелина. Это открытия пятидесятых годов нашего века, что дает основания думать: океан хранит еще не одну тайну. Поэтому я присоединяюсь к известному высказыванию доктора Мензиса, что, хотя многие рассказы о «морском змее» выглядят нелепо, еще более нелепо отмахнуться от них.
Итак, если допустить реальность этих наблюдений, то прежде всего они должны относиться не к одному, а к нескольким разным животным. Судя по данным палеонтологии, описание длинношеего животного скорее всего напоминает 15-метрового плезиозавра. «Кит-долгоносик» показался В. Титову ближе всего к ихтиозавру, столь же древней рептилии с внешностью более рыбьей или даже дельфиньей. Наконец, при взрывах из воды выбрасывались существа (если не их фрагменты), более всего смахивающие на предковую форму крокодилов типа древних геозавров.
Такие размышления можно продолжить. По-видимому, эти животные немногочисленны, обитают на глубинах или в районах, не охваченных активным промыслом рыбы, очень осторожны, благодаря хорошо развитым слуху и зрению, избегают судов и орудий лова, активны преимущественно ночью, меняют воздух в легких через большие промежутки времени и только в период активности, которую могут произвольно менять за счет вертикальных миграций в слои воды с низкой (замедление обмена веществ) или более высокой температурой.
Нельзя исключить и то, что во многих случаях удавалось наблюдать только больных или ослабленных животных, у которых возникали резкие отклонения в поведении.
Хотя пока доказательств существования в океане ископаемых рептилий нет, публикация материалов о «Большой тайне океанов» может быть полезной для ознакомления читателей, а кроме того, может быть, кто-то из них сообщит новые сведения о своих встречах в океане с крупными неизвестными животными, пришлет их фотографии или рисунки.
П. Ерофеев ГОЛУБАЯ ПЛАНЕТА ЗЕМЛЯ
Модель земного шара — глобус в большей части окрашен в синий цвет, символизирующий водные просторы нашей планеты. Материки на глобусе выглядят крупными островами в необозримом Мировом океане. И уж совсем ничтожными песчинками кажутся многочисленные острова Тихого океана, занимающего пространство, на котором могли бы разместиться более трехсот таких государств, как Франция.
Античные мыслители первыми составили довольно реалистичное представление о форме и размерах Земли и о месте, занимаемом на ней океаном и сушей. Уже великий древнегреческий философ Аристотель приводил доказательства шаровидности нашей планеты. Живший несколько позднее греческий астроном и географ Эратосфен сумел даже определить длину окружности земного шара, которая, по его суждению, составляла двести пятьдесят тысяч стадий. А так как стадий примерно равен одной десятой доли морской мили, то нельзя не удивиться точности значения полученной Эратосфеном цифры с фактической величиной длины окружности Земли. Но еще поразительнее другое. Этот мыслитель утверждал, что обитаемый мир занимает одну треть, а водные просторы — две трети поверхности нашей планеты. Суждение для античных времен более чем замечательное, особенно для человека, соприкасавшегося лично только с одним внутренним Средиземным морем.
Это был расцвет античной науки в познании географии Земли, после которого наступил упадок и многовековой застой с утратой реалистических представлений древности.
Эпоха великих географических открытий, ознаменовавшаяся плаваниями Колумба, Васко да Гама, Магеллана, пробудила интерес к океану. Мореплаватели и исследователи открывают неизвестные земли, добывают и уточняют сведения о географии нашей планеты. В конце концов было достоверно установлено, что из 510 миллионов квадратных километров поверхности Земли 361 миллион — немногим больше двух третей — залит водой.
Необозримость Мирового океана и его роль в планетарных процессах привели к мысли, что наша старушка Земля присвоила себе чужое имя и ей следует называться планетой Океан, а не Земля. Но так ли это? Действительное соотношение размеров Мирового океана с размерами земного шара дают весьма впечатляющие сравнения. Так, объем Мирового океана, оцениваемый в 1338 миллионов кубических километров, составляет лишь одну восьмисотую часть объема Земли. Масса океанской воды, мысленно сконцентрированная в шар, имела бы радиус, который не превысил одиннадцати сотых радиуса нашей планеты. Еще более разительные цифры дает сопоставление глубин океана с величиной Земли. На рельефном глобусе диаметром один метр, на котором соблюдены масштабы глубин и высот, наибольшая известная впадина Мирового океана в 11 034 метра представила бы ничтожное углубление всего лишь в 0,86 миллиметра.
Если вообразить себе такой глобус гладким, с равномерно распределенной на нем водой океана, то ее слой будет немногим больше 0,21 миллиметра, что равно толщине нескольких листов бумаги. Океан, как видим, всего лишь тонкая оболочка планеты.
Однако роль океана в процессах, происходящих на поверхности планеты, так велика, что ее можно назвать решающей. Мировой океан таит в себе много непонятного, таинственного. Ведущие силы современной науки сконцентрированы в стремлении вырвать у океана его секреты и обратить их на пользу человечества. Упорство ученых вознаграждается, и они все глубже и глубже проникают в неведомые процессы водной оболочки Земли.
Океан соленый. Эта истина, без преувеличения, наиболее загадочное явление природы, хотя большинство людей воспринимает его как заурядный факт.
Океанская вода представляет собой раствор многих химических элементов. Достаточно сказать, что в каждом кубическом километре ее содержится около 37,5 миллиона тонн растворенных твердых веществ. Кстати, по оценке специалистов их стоимость составляет миллиард с лишним долларов. В ней преобладает хлористый натрий (около 30 миллионов тонн в 1 кубическом километре) — обычная поваренная соль и только немногим больше одной пятой приходится на вместе взятые сернокислый магний — английскую соль, придающую горьковатый привкус воде, хлористый магний, сернокислый кальций — гипс, хлористый калий и другие растворенные химические вещества, среди которых есть золото, радий, уран, правда, в ничтожных концентрациях. Тем не менее общее количество редких для океана элементов огромно. Взять хотя бы золото. Его в водах океана столько, что из него можно было бы отлить куб высотой в восемьсот метров.
В океанской воде обнаружено более шестидесяти элементов таблицы Менделеева. Но по мнению специалистов, в ней содержатся все элементы этой таблицы, дело стоит только за методами их распознавания. Если найти способ и осадить содержащиеся в Мировом океане соли, то его дно покроет соляной пласт толщиной 57 метров.
Первые толкования происхождения солей в океане уходят в глубь веков. Аристотель объяснял это явление природы тем, что солнце извлекает со дна океана множество веществ и паров, которые смешиваются между собой и поднимаются к поверхности воды. Там солнце их, как он считал, варит и сжигает, и в результате образуется соль. Ученик и последователь Аристотеля Теофраст полагал, что на дне находятся соляные горы, растворяемые водой. Авторитетный гидрограф эпохи Возрождения Фурнье усомнился в этом, ибо надо слишком много гор, чтобы посолить такое огромное количество океанской воды, к тому же горы в конце концов растворятся.
Накапливались знания, и на их основе развивалась наука о Земле. В результате резко изменились взгляды на многие явления природы. Стало ясно, что засоление океана — результат длительных геологических процессов.
Возникла идея: Мировой океан первоначально был пресным, а соли в него приносили реки, размывая и растворяя на своем пути различные горные породы. Действительно, хотя из-за невысокой концентрации солей речные воды на вкус и пресные, но в общем объеме они ежегодно выносят в океан многие сотни миллионов тонн растворенных веществ. И это лишь за год, тогда как возраст океана исчисляется миллиардами лет.
Известно, что преобладающее количество растворенных веществ, приносимых реками в океан, выпадает в осадок, а какая-то их часть должна скапливаться в воде, увеличивая ее соленость. Но исследования показали, что этого не происходит, что речной сток не изменяет сколько-нибудь заметно природы и соотношения солей в океане. К тому же химический состав речных и океанских вод резко различен. Судя по ископаемым организмам и древним пластам горных пород, химический состав Мирового океана, по крайней мере с начала палеозоя, почти не отличается от нынешнего. Таким образом, идея о засолении океана реками оказалась несостоятельной. В самом деле, изменить солевой состав такой большой массы воды могут, как справедливо отмечают ученые, лишь очень мощные и длительные гидрохимические процессы, более интенсивные, чем влияние речного стока.
Изучение водных растворов современных вулканических извержений показывает, что в них находятся основные химические элементы, свойственные океанской воде. Это заставило специалистов обратить внимание на вулканизм как на причину засоления Мирового океана. Подводные извержения вулканов остаются в большинстве случаев неизвестными. Поэтому представления о масштабах вулканизма на нашей планете долгое время складывались главным образом по информации о наземных вулканах, количество которых невелико.
С развитием океанологии и изобретением эхолота эти взгляды коренным образом изменились. Оказалось, что древние и современные вулканы занимают многие районы дна Мирового океана, и их там несравнимо больше, чем на суше. В Тихом океане есть потухшие вулканы-острова с кратерами, заполненными водой из недр Земли. Ее химический состав оказался идентичным солевому составу океанской воды. Это убедительный пример в пользу роли вулканизма в засолении Мирового океана.
Подсчитано, что объем первородной воды, выделившейся за всю историю Земли при извержении вулканов и лавовых излияниях, соизмерим с объемом воды в Мировом океане. Эта первородная вулканическая вода, как полагают ученые, сразу же содержала растворенные соли примерно в существующих сейчас в океане пропорциях.
Из сказанного следует, что на определенном этапе формирования лика Земли возникли океанические впадины, естественно, не все сразу. Они заполнялись не за счет конденсации влаги из атмосферы при остывании нашей планеты, а сразу же при образовании дна океанов водой, которая вытеснялась на поверхность из недр Земли за счет вулканической деятельности. Напомним, что молекулы воды входят в состав многих минералов. Это так называемая кристаллизационная вода. Прогрев минералов всегда сопровождается потерей кристаллизационной воды.
Сейчас уже почти ни у кого не вызывает сомнения тот факт, что если не единственным, то, во всяком случае, главным создателем Мирового океана был взрывной и лавовый вулканизм. В его сложном процессе и накапливалась первородно соленая океанская вода — колыбель земной жизни. Океан, рожденный в огне и пламени вулканов, уже первоначально был соленым.
Соленая океанская вода — огромный природный кладезь различных химических веществ. Уже в глубокой древности люди владели искусством получения из нее поваренной соли. Египтяне выпаривали соль в прибрежных лагунах под лучами палящего солнца. В Испании и Португалии осаждали ее в искусственных испарительных бассейнах. В Шотландии и на севере Руси, где солнце не очень щедро на тепло, вываривали соль из воды на огне.
В отдаленные от побережий районы Африки и Азии соль доставляли караваны, идущие по неприкосновенным и тщательно охраняемым путям. Там торговцы обменивали ее у местных жителей на равное по весу количество золотого песка. В Римской империи солью нередко расплачивались с наемниками. В том же Древнем Риме без соли не обходились никакие жертвоприношения. В африканских странах она считалась амулетом, предохраняющим от всяких бедствий.
В наше время океан без какого-либо для себя ущерба ежегодно отдает людям не менее восьми миллионов тонн соли, что составляет примерно одну треть от общей ее добычи. Получение соли из океанской воды довольно затяжной процесс. В природе полное испарение воды с выпадением в осадок содержащихся в ней химических соединений происходит в исключительных случаях. Это происходит в мелеющих замкнутых заливах и лагунах. Интересно, что находящиеся в океанской воде химические соединения при ее испарении выкристаллизовываются в определенной последовательности. Сначала выпадают в осадок известковые соединения и окиси железа, затем осаждается гипс, потом раствор концентрируется до тех пор, пока из него не начнет выделяться поваренная соль. При дальнейшем испарении из раствора отлагается английская соль и т. д.
Это свойство используется в промышленной добыче соли, которую ведут в основном в искусственных многоступенчатых бассейнах. В одних бассейнах удаляют нежелательные соединения, в других — осаждают требуемый продукт. Устройство соледобывающих бассейнов возможно лишь в теплых и достаточно сухих странах. Подобный способ неприменим, например, на жарком побережье Гвинейского залива из-за очень высокой влажности воздуха.
В наши дни хлористый натрий идет не только на пищевые цели, он еще является ценным сырьем для промышленности. Природа, как бы предвидя это, позаботилась о практически неисчерпаемых запасах соли. В одном только Мировом океане ее столько, что при современных темпах потребления хватит на полтора с лишним миллиарда лет. Это не считая его тайных кладовых, о существовании которых стало известно лишь сравнительно недавно.
В 1961 году геофизики обнаружили под дном Средиземного моря структуры, похожие на знакомые по суше соляные купола. Возник вопрос: что же это есть на самом деле? Очень необычной казалась возможность существования в удаленных от берега глубоководных участках моря погребенных в толще дна соляных отложений. В 1970 году в районы расположения куполообразных структур вышло американское океанографическое судно «Гломар Челленджер», оборудованное установкой для глубоководного бурения. Заложенные с него скважины вскрыли там под мощными напластованиями илов каменную соль морского происхождения. По заключениям геофизиков, ее месторождения имеют широкое распространение и большую толщину.
Откуда могли взяться в недрах дна Средиземного моря огромные залежи соли? Напрашивался один ответ: море когда-то отделилось от Атлантики и пересохло, а потом вновь было заполнено водой океана. В пользу такого мнения ученые привели убедительные доводы. Они даже подсчитали, что с прекращением доступа воды через Гибралтарский пролив море должно было испариться примерно за тысячу лет.
Открытые учеными хранилища соли — еще один резерв этого ценного пищевого и промышленного сырья, об истинных запасах которого на Земле мы, скорее всего, имеем весьма приближенные представления.
Соль широко известное соединение, добываемое также и на суше. А вот бром фактически «океанский» элемент: свыше девяноста девяти процентов этого вещества сконцентрировано в Мировом океане. Океанская вода является самой выгодной «рудой» для получения брома, поскольку его высвобождение из наземных отложений, а здесь он в чистом виде не встречается, сопряжено с большими техническими трудностями.
Как только стало известно о наличии в океанской воде золота, сразу начали появляться многочисленные проекты его добычи. Большой интерес к нему проявила в свое время Германия. Известный немецкий химик Фриц Хабер надеялся, что его страна расплатится с репарационными долгами первой мировой войны благородным металлом, который будет добыт по его методу из вод океана. Однако золото ускользнуло от него словно мираж — промышленный способ его получения оказался совершенно нерентабельным.
Неудача Фрица Хабера не охладила пыла «золотоискателей». Попытки извлечь из океана благородный металл не прекращаются и по сей день. Уж очень заманчива перспектива овладеть несметными сокровищами Нептуна. Опробовались способы, основанные на электролизе. В недалеком прошлом обратили внимание на избирательную способность некоторых обитателей океана накапливать в себе редкие металлы. Кстати, многие элементы сначала нашли в живых и растительных организмах и только потом уж в океанской воде. Из ряда организмов сумели выделить вещество, аккумулирующее золото. Его смешали со ста литрами океанской воды, чтобы выделить из нее этот металл. В результате такой процедуры удалось получить четырнадцать тысячных миллиграмма золота. Недавно пробуксировали в океане контейнер с очень активной ионообменной смолой. Процеженные через него пятнадцать тонн воды отдали смоле девять сотых миллиграмма золота.
Многолетние старания энтузиастов не принесли пока сколько-нибудь заметного промышленного эффекта в изъятии у океана драгоценного металла. И не удивительно. Несмотря на грандиозность общего количества, его концентрация ничтожна — всего лишь восемь тысячных миллиграмма в кубометре воды. Неудачи энтузиастов нельзя считать бесплодными — хотя золотого тельца они не поймали, зато благодаря труду этих людей наука обогатилась оригинальными методами исследования химического состава вод океана.
Богатства в океане скрыты не только в толще воды. Его дно тоже кладезь многих необходимых человечеству веществ. При современных темпах добычи ряд месторождений, таких, как газовые, нефтяные и некоторые рудные, в недалеком будущем окажутся исчерпанными. Поэтому начало резко возрастать внимание науки многих стран к минеральным ресурсам, дна Мирового океана. В изучении полезных ископаемых океанского дна сделаны лишь первые шаги, но и они уже показали грандиозность запасов ряда крайне необходимых современной индустрии металлов и других химических соединений.
На моем рабочем столе есть небольшой кубик из органического стекла. В нем запаян черный с металлическим отливом камешек, по форме и размерам похожий на голубиное яйцо. На кубике выгравирована надпись: «Никель, медь, кобальт, марганец. Глубина 5100 метров. Тихий океан». Это железо-марганцевая конкреция — память об экспедиции, в которой она была поднята дночерпателем на борт исследовательского судна.
Конкреции представляют собой природные образования округлой формы с высокой концентрацией минеральных веществ. Они состоят преимущественно из окислов железа и марганца. Кроме того, они содержат небольшие количества кобальта, цинка, никеля, молибдена, свинца… Всего в этих образованиях обнаружено до 27 химических элементов.
Впервые железо-марганцевые конкреции на дне Атлантического, Индийского и Тихого океанов были обнаружены в 1873—1876 годах экспедицией на океанографическом судне «Челленджер», снаряженной Королевским географическим обществом Англии.
Любопытно строение конкреций. Внутри их обычно есть ядро. Это обломок либо породы, либо снесенного штормом с острова коралла, наконец, зуб акулы или еще какой-либо посторонний предмет. Инородное ядро покрыто материалом, формирующим конкрецию, который сложен в виде разного оттенка концентрических сфер, напоминающих в разрезе кольца роста на спиле дерева.
По форме и химическому составу железо-марганцевые образования в океане довольно разнообразны. Они находятся на дне в виде пластин, корок, камней, наростов на различных предметах. Величина же самих конкреций достигает размеров пушечного ядра. Интересно, что поднятые со дна океана осколки снарядов корабельных орудий имели железо-марганцевый нарост со всеми сопряженными с ним химическими элементами. Как показали исследования, обрастание этих осколков шло со скоростью нескольких миллиметров в десятки лет.
Железо-марганцевые конкреции образуют на дне океанов крупные скопления. Наиболее богат ими Тихий океан, где они располагаются большей частью на глубинах примерно от двух до шести тысяч метров. Местами конкреции лежат на дне настолько плотно, что на подводных фотографиях оно похоже на булыжную мостовую.
По оценке ученых, запас конкреций в Тихом океане в тоннах выражается в буквальном смысле астрономической цифрой. Согласно научным данным, эти соединения образуются со скоростью около 6 миллионов тонн в год.
Преобладает мнение о том, что конкреции возникли в результате бактериального окисления и осаждения из океанской воды ионов железа и марганца. Действительно, железо-марганцевые образования содержат заметное количество органического вещества. Это и навело на мысль о бактериальном происхождении конкреций. Однако органическое вещество распространено в Мировом океане повсеместно, в том числе и там, где нет конкреций. Поэтому пока нет неопровержимых доказательств, взгляды на роль биохимических процессов являются всего лишь гипотезой. Вообще же, поскольку механизм возникновения и формирования железо-марганцевых конкреций пока так и не ясен, в настоящее время насчитывается не менее десятка объясняющих его гипотез.
Долгое время марганцевые конкреции из-за их труднодоступности и существования на суше достаточного количества марганцевых рудных месторождений представляли преимущественно научный интерес. Говорить об этих океанических образованиях как о промышленном сырье считалось преждевременным. Однако разведанные земные ресурсы истощаются. Вместе с тем запасы марганца и сопутствующих ему в конкрециях металлов не только сопоставимы с месторождениями их на суше, но и превосходят их. Если основываться на современных темпах разработки сухопутных марганцеворудных месторождений, то, как утверждают специалисты, ресурсов Мирового океана хватит на многие тысячи лет. Сейчас уже создан и опробован ряд опытных полупромышленных способов добычи железо-марганцевых конкреций, и освоение этого ценного индустриального сырья не за горами.
В западной части тропической зоны Тихого океана словно чьей-то могучей рукой разбросаны по поверхности вод ожерелья коралловых островов. Их там более трехсот. Это коралловые атоллы — совершенно своеобразное явление природы. Люди не знают ничего сравнимого с этими сооружениями. Огромные кольца атоллов достигают нескольких десятков километров в диаметре. Трудно даже представить себе, что такие грандиозные сооружения возведены организмами, стоящими на низших ступенях развития.
Нельзя не изумиться, когда в первый раз увидишь атолл. Он открывается взору почти внезапно, возникнув над горизонтом как мираж. По мере приближения к атоллу кажется, что мираж оседает в воду, и перед глазами предстает кольцеобразный остров с яркой игрой света и красок. Отлогие берега атолла почти на всем протяжении покрывают пальмы, вознесшие пышные темно-зеленые кроны к прозрачному голубому небу. На атолл набегают тяжелые океанские волны, контрастирующие своей синевой с изумрудной зеленью вод лагуны.
Уже более ста лет ищут ученые разгадку происхождения атоллов — этого удивительного феномена. Интерес ученых к коралловым атоллам не случаен. Они являются своего рода надгробиями над погруженными в пучины вод островами. Почти каждый атолл, хотя он и не поднимается выше нескольких метров над поверхностью океана, венчает собой вершину огромного горного пика, превышающего многие вершины суши. Нередко в основании атоллов лежат потухшие вулканы возрастом 70—100 миллионов лет.
В создании атоллов наряду с коралловыми полипами деятельно участвуют другие рифостроящие организмы, например известковые водоросли, которые нередко выполняют существенную и даже основную работу в создании этих сооружений. Однако кораллы своим привлекательным видом затмевают остальных строителей необычных океанских конструкций. Именно поэтому существительное «атолл» дополняют прилагательным «коралловый», что, в общем-то, не совсем верно.
Относительно происхождения в океане коралловых построек у ученых и по сей день нет единого мнения. Первое научное объяснение этому явлению природы дал Чарлз Дарвин. Согласно его теории, коралловые острова возникают при медленном опускании океанского дна. Теория Чарлза Дарвина не потеряла своего значения по сей день. Неоднократные попытки ее ревизии пока разбиваются о результаты геолого-геофизических исследований.
Рифостроящие организмы могут жить только в ограниченном интервале глубин. Их активный рост возможен лишь в волноприбойной зоне, где, благодаря энергичному перемешиванию воды, они интенсивно снабжаются питательными веществами, среди которых важное место занимают находящиеся в океанской воде соединения солей азота, фосфора и других элементов. Для жизни и развития рифостроящих организмов необходимы обилие света, высокая температура и определенная соленость воды с достаточным количеством в ней кислорода и малой концентрацией углекислоты.
В силу перечисленных условий тропические острова являются прекрасным объектом для расселения вокруг них коралловых полипов и известковых организмов, которые образуют береговой риф. Если какой-либо остров начинает погружаться, то окаймляющий его риф достраивается в высоту, так как его известковое население, ушедшее с островом в глубину, из-за неприемлемых условий жизни отмирает, и на нем, как на основании, развиваются уже новые колонии кораллов и скопления водорослей. В результате риф, окружающий остров, становится барьерным. Когда же коренной остров исчезает в пучине вод совсем, то от него остается кольцевой риф — атолл, повторяющий в плане его внешние очертания. В образованной кольцевым рифом лагуне селятся слаборастущие виды кораллов, предпочитающие затишные воды. Они вместе с мелкими остатками скелетов известковых организмов, смываемых в лагуну приливами, выстилают ее дно.
Как выглядит жизнь кораллового атолла? Попробуем познакомиться с ней на примере атолла Тарава, лежащем в экваториальных водах в архипелаге Гилберта. Дно его лагуны выстилает известковый песок. Над ним местами возвышаются чахлые кустики кораллов. Лучи солнца высвечивают в воде мириады мельчайших частиц, сокращающих видимость до нескольких метров. Зато на внешней стороне атолла, омываемой прозрачными океанскими водами, существует красочный подводный ландшафт. Кругом разнообразие цветов и форм. Перемежаются зеленые, фиолетовые, желтые, оранжевые и пурпурные колонии кораллов — то большие, разветвленные, как кусты, то круглые, наподобие резных чаш, то в виде шаров, состоящих из тонких ажурных пластинок, то как розы, сплетенные из нежных волнистых лепестков.
Среди кораллов снуют разноцветные рыбки, отливающие всеми цветами радуги. На присутствие в воде людей они не реагируют и усердно обкусывают коралловые кусты. По дну ползают брюхоногие моллюски, в углублениях дна таятся коварные «ловушки смерти» — тридакны, достигающие веса в несколько сотен килограммов. Под обломками кораллов прячутся усыпанные длинными иглами морские ежи. На краю рифа проникающие в воду лучи солнца оттеняют пугающий мрак глубин за его крутым обрывом.
Это обычная жизнь кораллового рифа, в которую в последнее время вторгся опасный хищник — морская звезда, называемая «коралловой смертью». Ее нашествие на ряд атолловых островов Тихого океана вызвало тревогу за сохранность чарующей прелести подводных коралловых садов. Поэтому ученые стали изыскивать методы и средства борьбы с опасным агрессором. Недавно советские исследователи выяснили, что в загрязненных водах хилые коралловые полипы не могут противостоять врагу, зато в условиях хорошего водообмена, обеспечивающего их активное развитие, благодаря интенсивному поступлению из воды питательных веществ, коварная звезда кораллам не страшна.
Для подтверждения своей теории Чарлз Дарвин мечтал пробурить на каком-нибудь атолле глубокую скважину, чтобы достичь коренного основания. В 1897—1898 годах было предпринято бурение на атолле Фунафути с целью выяснения мощности коралловых образований и внутреннего строения коралловых пород. Скважина достигла глубины в 334 метра. Она прошла сцементированный поверхностный коралловый материал, рыхлый известковый песок, породу, напоминающую мел, и доломиты, чередующиеся с мягкими и рыхлыми образованиями. Следовательно, опускание дна на атолле Фунафути превышало 334 метра, поскольку до этой глубины во всех породах были встречены рифостроящие организмы, которые живут только близ поверхности океана.
Сравнительно недавнее бурение на Маршалловых островах дало еще более интересные результаты. Оказалось, что подводное вулканическое основание атолла, где было произведено бурение, покрыто мощным известковым чехлом, берущим свое начало на глубине 1400 метров.
Все это доказывает справедливость предвидения великого натуралиста, по крайней мере для определенной группы коралловых островов. Однако в проблеме происхождения коралловых построек по сей день много белых пятен, тревожащих умы ученых.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги