Оккупация

4

Двадцать минут спустя мы втроем сидели в большой комнате и пили чай, как старые знакомые. Райзель в моем халате смотрелся практически как друг семьи, даром что за полчаса до этого он собирался огреть меня электродубинкой, и мне даже стало казаться, что я давно его знаю, а не вот эти самые полчаса.

И — нет, он совершенно не был похож ни на императора, ни на князька свартальвов, ни на какого-либо вельможу вообще. Так уж вышло, что правителей я за две жизни перевидал немало, в том числе и вживую, не только по телевизору. Как формальных, вроде императора Японии Хирохито, так и фактических, вроде кортанского же императора. И вельмож я тоже перевидал немало в двух мирах, в прежнем — будучи охранником американского посла, в этом — оказавшись в центре не самых приятных для меня событий. В общем, немного разбираюсь в императорах и вельможах.

И на свартальва он тоже не походил своими манерами. В той же Альте Кэр-Фойтл гонора и заносчивости — на десятерых Райзелей. Даже мой бывший учитель К'Арлинд — и тот вел себя, как типичный свартальв. А Райзель преспокойно сидел, поджав ноги, с нами за низеньким, «японским» столиком, в моем халате, и единственное, чем он нарушал идиллию — так это шумным прихлебыванием чая из чашки. Я ему это в вину ставить не стал: допустим, в Японии за столом издавать звуки при поглощении пищи некрасиво, но есть одно исключение: причмокивающий звук, возникающий при всасывании длинных нитей рамэна, считается абсолютно естественным и вполне приличным. У многих примитивных народов Земли есть обыкновение в гостях после трапезы сделать отрыжку или икнуть, показывая, что хозяева накормили гостя досыта. Так что если у свартальвов принято шумно хлебать из кружки — я бы не удивился, обычаи у всех свои.

Помимо своей простой манеры держаться, Райзель оказался интересным собеседником. Мы с ним перетолковали о многих загадках мироздания и я узнал немало нового.

В частности, меня очень интересовало, почему в этом мире, где скандинавская мифология воплотилась в реальность фактическим наличием альвов и свартальвов, никогда не слышали об Одине, Локи или Фенрире. Разумеется, я не мог задать вопрос прямо, потому завел речь якобы о древних мифах, умолчав, что это мифы не этого мира, а другого. Поскольку Райзель о мифологии людей ничего не знал, то номер удался.

— Понимаешь, тут дело такое, — ответил Райзель. — Миры — они близко располагались прежде, настолько близко, что когда «дунуло», то все в кучу смешалось. И каким-то образом, выходящим за рамки смертного понимания, каждый мир отражался в преданиях других миров. Допустим, у нас тоже были мифы об альвах. О странных таких типчиках, похожих на нас в некоторой мере, но бледных, с другой манерой творить магию, с другой манерой жить, с другим укладом. Словом, этакие зазеркальные мы, вроде как мы, но все шиворот-навыворот. А у альвов были мифы о нас, хитрых и коварных альвах, только с темной кожей и темными душами…

— Забавно… А мы, люди, как отражались в ваших мифах?

Он покачал головой:

— Никак. Вас не могло быть в наших преданиях, потому что вы не укладывались в наши головы. Наше мироустройство в принципе не допускало вашего существования, как ваша физика не допускает сухой воды или там… белой черноты. Понимаешь, мы — маги все поголовно. У нас магия — обязательная способность. И наши враги в том мире — я их тебе не опишу, они не уложатся в твое понимание — тоже обладали магией. А вы — полные не-маги. У вас магии нет в принципе, любой ваш маг обязательно с кровью альвов или свартальвов в жилах, чистокровных людей с даром магии не существует. Вот представь себе человека без физической силы — такого не может быть, потому что физическая сила — обязательный атрибут ваших мышц. Могут быть очень слабые люди, но даже у слабейшего из них есть хоть какая-то сила. Не может быть человека без силы вообще. И потому народ без магии не мог уложиться в наше воображение, не могла у нас возникнуть такая концепция. Если бы я вернулся обратно во времени, когда Свартальвсхейм был отдельным миром — я не смог бы рассказать своему народу о вас. Они бы не смогли понять, не увидев вас воочию.

— Кстати, — вставила Гордана, — а что имеется в виду под словами, что альвы колдуют совсем не так, как свартальвы?

Райзель взял из вазочки печеньице и смачно хрустнул.

— Подход другой, — пояснил он, прожевав и глотнув чая. — Вот мы уважаем и силу дара, и мастерство его использования. Люди ставят во главу угла силу, потому что мастерство, мало-мальски приличное у нас и альвов, вам недоступно. Живете вы мало. А вот альвы силу не ставят ни во что. Сила магии для них — ничто. Они уважают только мастерство и, надо сказать, знают в нем толк. Допустим, если бы альвы сдавали у вас тесты и экзамены на уровень — они сломали бы вам всю систему. Скажем, у вас третий уровень — тот, который способен нанести несовместимые с жизнью травмы серией заклинаний. При этом альв-единичка, чей предел, допустим, зажечь свечу, способен вот эту свою крохотную огненную вспышку сфокусировать в иглоподобную струйку и пропустить ее сквозь тело противника. Все равно что проткнуть сердце раскаленной иглой насквозь. То есть, по вашей системе альв первого уровня — это третий-четвертый ваш уровень. Да в конце концов, те же целители. Почему у вас при больших вельможах — целители-альвы? Потому что они искуснее целителей-людей.

Но вот чай подошел к концу, Райзель поднялся из-за стола.

— Что ж. Приятно было познакомиться, как говорится. Но я не прощаюсь — загляну еще. Поразмыслю кое-над-чем и загляну.

— С новым буздыганом?

— Да какие там буздыганы… Согласись, что две тысячи километров ехать, да еще в потенциально опасные места, ради только разок подраться — как-то глупо, правда? Причины есть более веские на то.

Я тоже поднялся.

— Ну, значит, так тому и быть. Но я буду готов и к буздыгану: а то такие вот домашние посиделки короля свартальвов с, хе-хе, людишками как-то слегка ломают мои привычные стереотипы…

Райзель пожал плечами:

— А какая разница? Если ты насчет того, что мы на вас в общем случае смотрим сверху вниз… Лично я не вижу разницы. Что человек, что свартальв — от клинка в затылок дохнут совершенно одинаково. Я это знаю лучше других, потому что к тому времени, как Черный Призрак впервые забрал жизнь мага-человека, на его счету уже было с полсотни своих магов.

— Даже так?

— Угу. Как бы много ни могла единичка — ее никто не принимает всерьез, пришлось заставить воспринимать меня адекватно. И мой путь наверх, к тому, что мое по праву, не мог быть бескровным. В общем, до встречи…

— Погодь. Твоя одежда еще не высохла. Король свартальвов будет рассекать по городу в халате?

— Вообще-то, на улице меня ждет мой королевский транспорт, там найдется, во что переодеться.

Он занес ногу для шага — и размазанной темной полосой перенесся на верх моей ограды. Ну, по крайней мере теперь я знаю, что Райзель не болен ничем, мешающим пользоваться дверями, они ему просто не нужны.

Когда на улице заурчал двигатель, я выглянул через калитку и увидел, как в конце улицы поворачивает неказистый грузовик с логотипом рыботорговой компании. Правитель Этрамы, стало быть, ездит по Кортании инкогнито.

Интересная деталь.

Я вернулся в дом, взял в руки электродубинку, пощелкал включателем, а затем положил на тумбочку возле входной двери. Хранить такую штуку в оккупированном городе обычно не очень разумно, но теперь у меня есть железная отговорка: вещь не моя, заходил иерарх Этрамы чайку попить и забыл.

Где-то дня два все шло своим чередом. С продовольствием дела стабилизировались, к тому же ко мне наведался наряд «черных камзолов» и привез мой «паек», натурально два центнера продовольствия. Я тренировал свартальвов и своих учеников, периодически узнавая новости у бывшего начальника полиции: перестать работать в полиции можно, но наработанные связи и осведомители никуда не делись. Я даже узнал от него презабавнейшую штуку: после вторжения его «агентура» прибавила в числе, так некоторые криминальные элементы, прежде считавшие полицию врагами, теперь стали поставлять бывшим противникам информацию. Дошло до того, что из четырех криминальных группировок Гиаты две организованно заключили временный союз, с целью содействия изгнанию свартальвов, между собой и с бывшими полицейскими, которые, к слову, тоже не разбежались кто куда, а сохранили свою организацию, перенеся ее в подполье.

— Гляжу, вы не очень-то и удивлены, мастер Куроно, — сказал мне он после того, как сообщил эту новость.

— Ну, а чего тут удивляться? — пожал я плечами. — Криминалитет — такие же горожане, как и мы с вами, у них тут тоже дома и семьи, и они тоже не любят свартальвов. Вам, копам, еще можно дать взятку, но поди попробуй дать ее свартальву…

На самом деле, меня подобное положение вещей не удивляло по совсем другой причине: в Японии сотрудничество якудза и полиции и раньше часто имело место, а тенденция к легализации якудза не дала этому явлению уйти в прошлое. Европейцев удивляет, что во многих местах Японии якудза и по сей день часто поддерживают общественный порядок, иногда вместо полиции, иногда вместе с полицией, иногда и отдельно от нее. И то, что организации якудза не хранят в секрете ни свой состав, ни свое руководство, европейцам тоже удивительно. Но мне, японцу, союз криминалитета с полицией против общего врага не кажется чем-то странным. Напротив, объединение кортанцев, на время отбросивших все былое ради будущего — вполне закономерно.

Свартальвы думают, что они уже хозяева здесь, но пока что это еще далеко не так.

— Кстати, в городе есть кто-то, хорошо знакомый со Свартальвсхеймом? — спросил я его. — Хочется кое-что для себя прояснить.

— Вам в университет, на кафедру политологии. Правда, я не знаю, кто из преподавателей остался, а кто уехал.

В университет я пошел, но нужный мне человек, некий профессор Каддинген, уехал куда-то в глухомань к родне, намереваясь переждать смутные времена там, а других специалистов по Свартальвсхейму на кафедре вообще не было. Облом.

Райзель пока не появлялся, и я ломал голову, какую пользу можно извлечь из истории с ним. Если он и правда тот, за кого себя выдает… Хм. Не силен я в интригах, да и в свартальвах разбираюсь слабо. Но если правитель княжества едет в несколько рискованное путешествие — то уж точно не ради того, чтобы просто подраться. За его речами и любезностью может прятаться что угодно, но, скорее всего, ему от меня что-то нужно. И я даже имею предположение, что именно.

На ночь глядя случилось чрезвычайное происшествие. Мы спокойно себе отужинали и ложились спать, когда сонную тишину разорвали автоматные очереди. Одиноко треснул пистолетный выстрел — а затем снова злобный стук автоматов.

— Я пойду гляну, — сказала Гордана.

— Тебе делать нечего? Сиди тут, я сам посмотрю. Тем более что мой щит, в отличие от твоего, не боится антимагических боеприпасов.

Возле стены, выходящей на улицу, я не так давно сложил небольшую поленницу на случай, если в результате разрухи или войны настанут проблемы с газовым отоплением. Сейчас поленница пригодилась мне несколько иным образом: поднявшись на нее, я смог выглянуть через стену.

Снова залаял автомат. Я отчетливо увидел, как из переулка на той стороне улицы вылетел рой пуль, среди которых были и трассирующие, и впился в стену соседнего дома.

Вот и сюда пришла война. Раньше это была просто оккупация, когда по улицам ходят чужие солдаты, но не стреляют. Теперь уже дошло до стрельбы, и я могу только порадоваться, что обнес дом солидной каменной стеной: фанерные стены для пули ничуть не большее препятствие, чем классические бумажные «фусума».

Сразу после этого из переулка выскочил какой-то человек, на бегу обернулся, вытянул руку с зажатым в ней длинноствольным пистолетом и выстрелил. Свернув за угол, он затравленно огляделся.

Но варианты у него были неважные: сто метров влево до перекрестка, сто пятьдесят вправо, и переулок, из которого он выбежал — вообще единственный на всю улицу. Деваться некуда.

Решение пришло моментально. Я махнул ему рукой, привлекая внимание, и указал на калитку. Человек со всех ног побежал к ней, я же спустился с поленницы и отпер засов, а как только беглец влетел внутрь — снова запер.

— Кто?

— Черные камзолы, — прохрипел он.

Гордана выглянула из дома очень кстати. Я толкнул беглеца к двери.

— Спрячь! — велел Гордане, а сам полез обратно на поленницу, оглядеться.

Скорее всего, я сделал это зря, потому что аккурат в этот момент в переулке показались автоматчики. Они не рискнули прожогом выскочить на улицу, но осторожно выглянули — один налево, второй направо. А потом заметили меня.

Я здраво рассудил, что прятаться поздно, они могут принять меня за беглеца, а тогда проблем не оберешься. Потому на пару секунд остался на месте, осторожно наблюдая за происходящим и показательно держась руками за стену, а потом слез с поленницы.

Расчет в какой-то мере оправдался — чернокамзольники действительно увидели, что я не тот, кто им нужен, и не стали сразу стрелять — но только частично. Потому что десять секунд спустя в мою калитку загрохотали сапоги и на очень сильно исковерканном кортанском потребовали открывать.

Ну ладно.

Я уже придумал, как буду себя вести и что им скажу, но все пошло наперекосяк, потому что стоило мне отодвинуть засов, как автоматчики, которых внезапно стало уже четверо — они там почкованием размножаются или делением?! — ввалились во двор и мне в лицо сразу же уперлось дуло автомата.

Ну, точнее, почти уперлось: я ведь не знаю, что у них на уме.

А еще мне не нравится, когда в мой дом вваливаются с оружием и тычут им мне в лицо.

Я отбил ствол в сторону и впечатал кулак в челюсть автоматчику, после чего толкнул его на товарищей и ударил того, который стоял рядом с ним. Остальные двое чуть замешкались: на одного упал нокаутированный, у второго не было линии огня, да и я тоже не медлил.

Изначальная диспозиция была в мою пользу: я у калитки, они вваливаются тесной группой, так что расстояние до самого дальнего — дистанция удара если не кулаком, то ногой. Быстрая двойка в голову второму, пока он пытался отпихнуть от себя бесчувственное тело — и он сам становится бесчувственным телом.

Шаг вперед с прокруткой вокруг опорной ноги, мои руки вцепляются в оружие третьего, при этом удар с разворота как продолжение прокрутки, да еще и с дополнительной точкой опоры руками на чужой автомат получается на редкость сильным. Я достаю своим уширо-маваши-гэри в грудь четвертого с такой силой, что он вываливается из калитки обратно на улицу, его автомат скользит по мостовой на середину проезжей части. Как я и думал, легкий бронежилет под камзолом, а значит, тяжелых травм не будет.

Третий попытался выкрутить у меня из рук свой автомат, и надо отдать ему должное: он очень хорошо провел свой прием, все же та часть свартальвовской рукопашки, которая касается борьбы оружием или за оружие, весьма и весьма неплоха. Я, впрочем, бороться с ним не стал, а просто ударил под локоть в нерв и заставил выпустить ствол, затем еще одно короткое движение — и уже мой локоть попадает ему в голову.

Фух. Четыре секунды — четыре лежащих противника. Пожалуй, мой лучший результат на сегодня, несколько лет назад в Аквилонии на пятерых парней из двух служб безопасности мне потребовалось секунд двадцать, и то они были по времени растянуты, вначале трое, потом еще двое. Ну и монахи в монастыре, но они не в счет: хоть их было десятка два, но они совсем не бойцы. А тут — четыре профессиональных солдата за четыре секунды. Расту.

Я вышел на улицу, предварительно оглядевшись, как раз в тот момент, когда чернокамзольник уже перевернулся на живот и на четвереньках пополз, кашляя, к своему автомату. Автомат я забрал у него из-под носа, заодно убедившись, что он не бьет меня током, так как предназначен для солдат-людей, затем схватил его самого за шиворот и поволок обратно. Адекватного сопротивления он не оказал, то ли не смог, то ли прислушался к своему внутреннему голосу.

Но только лишь войдя обратно, я осознал, какую колоссальную ошибку допустил. Солдат, которому я заехал локтем, успел оправиться от удара и его пальцы уже тянули за ремень одного из автоматов. Он повернул голову, увидел меня и рывком дернул оружие к себе.

Я просчитал все в один момент: он в шести метрах и к тому же лежит на земле, я просто не успеваю помешать ему стрелять, мой щит против автомата не тянет, так как остановит только первую пулю, и последнее, что мне остается — стрелять первым. Я-то успею, да и с шести метров не промахнусь — но последствия… До этого я еще мог надеяться разрулить конфликт как недоразумение — но когда я убью свартальвовского солдата, пусть он и человек…

Левой рукой я отбросил того, кого тащил, правой вскинул свой автомат, еще надеясь что противник одумается и замрет…

Не одумался. И когда я с горечью понял, что ситуация вышла из-под контроля и по моей оплошности мне и Гордане предстоит в ближайшие минуты стать объектами травли, прямо между нами на земле возник небольшой смерч, полметра в высоту, и швырнул во все стороны облака пыли. Я не пострадал, а вот солдат взвыл, когда пыль попала ему в лицо, и в ту же секунду по его рукам хлестнула струя пламени. Несчастный завопил еще громче и выронил автомат.

Фу-у-у-у-у-у-у-х!! А ведь это было близко. Я посмотрел на Горди и показал ей большой палец.

— Замечательная работа, ваше магейшество, ты очень вовремя. А теперь звони Альтингу, пусть приедет и заберет своих недоумков. А я их постерегу.

— Только будь осторожен, чтобы они еще чего не выкинули…

Я как раз поднял с земли последний, четвертый автомат, после чего уселся напротив своих пленников:

— Буду.

Номер у Альтинга я взял сразу после визита Райзеля, так что проблем не возникло. Не знаю, чего Гордана сказала дежурному и самому Альтингу, но он вскоре прикатил на паре броневиков с целым взводом солдат, причем, прежде чем войти, пропустил вперед четверых из них.

— Что стряслось?

Я к этому моменту благоразумно отложил все автоматы в сторону, еще даже до того, как солдаты вошли во двор.

— Вот эти четверо вломились в мой дом, — пожал плечами я, — при этом пытались то ли ткнуть мне в лицо стволом, то ли ударить. Пришлось защищаться. Все четверо немного пострадали, самый упрямый еще и обгорел слегка.

Обгоревший еще до приезда Альтинга получил кое-какую помощь: Горди дала ему воды промыть глаза и помогла перемотать руки бинтом, а также вколола что-то из его же аптечки.

— И как это произошло?

— Я собирался лечь спать, тут на улице начали стрелять. Я вышел посмотреть, что происходит, выглянул над стеной ограды — тут они выскакивают и прямо ко мне. Увидели, значит, начали греметь в ворота. Я думал — разберемся мирно, открыл, они вламываются — и сразу дуло мне в лицо. Это уже был перебор. Моему миролюбию есть предел.

Он заговорил с солдатами, затем снова повернулся ко мне.

— Такое дело, учитель, как бы это помягче сказать… Они уверены, что вы то ли спрятали у себя террориста-повстанца, то ли помогли ему скрыться. И это, бить наших солдат — совсем не дело. Они, скажем так, олицетворяют новый порядок, и выступить против них — значит выступить против нас, а это чревато сами понимаете чем… Я, конечно, сейчас разберусь, что тут можно сделать, и…

Ладно же. Не хочешь уклоняться — и я не буду. Лобовая атака так лобовая, и поглядим, кто первым отвернет в итоге.

— Тут можно сделать вот что. Ты забираешь отсюда этих тупиц, которым даже в голову не пришло, что если бы я прятал у себя террориста, то не открыл бы им дверь добровольно, приносишь мне свои извинения от имени твоей сестры и едешь обратно к себе. А утром доходчиво доносишь до всех и вся, и чернокамзольников, и свартальвов, что в мой дом без спросу войти нельзя, а кто рискнет — того я имею полное право вышвырнуть обратно, причем не обязательно живым. Тот, что с перемотанными руками, был на волосок от смерти, его жена моя чудом спасти успела.

У Альтинга слегка дернулся глаз, но в остальном он по-прежнему сохранил спокойное лицо и спокойный голос.

— Боюсь, вы перегибаете палку, и… сильно перегибаете. Или же просто не отдаете себе адекватного отчета о… об окружающей вас действительности.

Браво. На редкость вежливо высказанная мысль.

— Да нет, Альтинг, я отдаю. Это просто у тебя с памятью проблемы. Или даже дело не в памяти, а в том, что когда мы с твоей сестрой заключали сделку, ты все еще был сильно занят своим горлом и мог не услышать слова своей сестры. Цитирую, ты будешь жить, как жил, не зная горя, конец цитаты. Ключевые слова — что я буду жить, как жил. В буквальном смысле. Это значит, среди прочего, что на территории моего дома порядки такие же, как были до вашего вторжения. В том числе мое право на применение силы для защиты от незаконного вторжения, ограниченное силой незаконного вторжения. То есть, при вооруженном вторжении я имею право применять летальную силу. Логично, да?

— Незаконное?!! — вот тут уже в голосе Альтинга слегка прорезалось возмущение. — Да они не просто действовали в рамках закона, они и есть закон!!

— Для законного нахождения в моем доме без моего согласия необходим ордер, выданный уполномоченным органом, к тому же вхождение по ордеру возможно исключительно от рассвета до заката, в светлое время суток. Кроме того, ордер необходимо предъявлять, стоя за пределами моего дома, и дать мне время на его прочтение, а также ответить на мои вопросы, кто и зачем ордер выдал. Вот такие порядки были в Кортании до вас, Альтинг, и твоя сестра гарантировала мне, что они будут соблюдаться в отношении меня и моей семьи. И вооруженное вторжение, притом в очень грубой форме, совершенно не вписывается в обещание, что я не буду знать горя.

— Но они были убеждены, что террорист скрылся с вашей помощью, и…

— Они могут быть убеждены в чем угодно, но это совершенно никак их не оправдывает. Если бы они вели себя адекватно и вежливо — ну, я бы вник в их положение, они народ подневольный, под пулями бегают, все такое, к тому же лишние проблемы мне ни к чему, да и человек я негордый, сапогами в мою дверь и орать — ладно, ничего страшного. Но автоматом в лицо — это ни в какие ворота не лезет. Банальный инстинкт самосохранения. Что еще тут непонятного?

Он секунду подумал.

— Я понял, вашу позицию, и…

— Вот и славно.

Он перекинулся еще несколькими фразами с моими теперь уже давешними пленниками и снова повернулся ко мне.

— Тут как бы непонятно все же, куда делся террорист, если на всей улице некуда больше свернуть.

— На улице мой дом не единственный, и мой забор тоже не единственный. Когда я вышел из дома — слышал топот. Слева направо. Выглянул, стоя на поленнице — увидел солдат. Наверно, зря вообще выглядывал, но задним умом все сильны. К слову, дом можешь осмотреть и убедиться, что я никого в кладовке не прячу.

— А если прячете? — ухмыльнулся Альтинг.

— Ну пусти вперед пушечное мясо, если сам боишься. Только сапоги пусть снимут.

Блеф, видимо, сработал, да и Альтинг, судя по всему, не хотел усугублять конфликт: партизан-то убежал, а у меня ему еще учиться. Свартальвы народ расчетливый, порой до степени мерзавца, но в этом есть свои плюсы.

Он что-то скомандовал, его бойцы повели наружу пострадавших, сержант хотел было забрать автоматы, но я наступил ногой на ремень одного из них.

— Этот я оставлю себе в порядке компенсации за вторжение. И, Альтинг, ты уж не забудь всех оповестить, что владелец этого дома имеет автомат и право на его применение, которым воспользуется без колебаний, хорошо?

Это тоже был рискованный момент, но расчет оправдался. Действительно, если тут живет маг пятого уровня и без кандалов, на что свартальвы согласились, то от одного автомата хуже не будет.

Когда во дворе остались только мы вдвоем, Альтинг негромко сказал:

— Это, ваша привычка постоянно упоминать мое горло при моих подчиненных… подрывает мой авторитет.

Я улыбнулся:

— А ты помнишь смысл слова «пустой» в названии пути, которому я тебя обучаю?

— Ммм… помню.

— Ну вот. Как зеркало отражает все, что перед ним находится, так и я адекватно реагирую на все, с чем сталкиваюсь. Если бы не твоя попытка надавить — я бы не упоминал твое горло. Я — зеркало, Альтинг. Скорчишь страшную рожу — увидишь страшную рожу.

— Ладно, усвоил.

— Замечательно. Спокойной ночи.

Когда он ушел, я вернулся в дом. Гордана стояла у самой двери, в воздухе витал дымок.

— Горди, у тебя рукава халата тлеют.

Она развела руками:

— Я, признаться, готовилась к худшему варианту…

Мы прошли в спальню и тут я внезапно остолбенел, когда по команде Горди «вылезай» из-под нашей кровати вылез голый мужик в одном исподнем.

— И как это понимать?

— Как-как… я его сюда спрятала.

— А почему ты голый?!!

Горди вздохнула:

— Ну как почему? Чтобы, если найдут, я могла сказать, что это мой любовник!

На следующий день к началу тренировки на улице заурчал двигатель броневика, но во двор вошли только Альтинг и с ним еще один тип в черном камзоле. Причем внешность у него — вроде собачьей. Не лицо, скорее повадки. Пока я жил в Аквилонии — с ищейками пришлось иметь дело, глаз у меня уже наметанный.

— Добрый день, — поздоровался Кэр-Фойтл, — тут такое дело… Наш отдел внутренней разведки ведет разработки по контршпионажу. Это — капитан Сайбан, и он полагает, что где-то в городе может быть аквилонская агентура…

— Я не полагаю, а знаю это, — поправил Альтинга капитан. — А полагаю — что они могут попытаться выйти с вами на контакт, господин Куроно.

У этого капитана, надо думать, есть авторитет даже среди свартальвов, если он позволяет себе перебивать и поправлять своего хозяина. Хотя говорит Сайбан — смешная фамилия с точки зрения японца, «сайбан» значит «суд» — вполне вежливо и корректно, да. Но — у него явно есть авторитет. Учту.

Я быстро прикинул расклад. О вчерашнем происшествии ни слова, но наверняка внутренняя разведка подозревает меня в сочувствии или помощи повстанцам. И надо сказать — совершенно правильно подозревает. Если я буду все отрицать и ничего не знать… Нет, я знаю способ получше.

— Вы опоздали со своими предположениями где-то дней на десять, капитан, — спокойно ответил я, — с аквилонским разведчиком я действительно встречался, и он опередил вас вот как раз дней так на десять.

— Жаль, — почти натурально вздохнул Сайбан, — а о чем вы с ним беседовали?

— Я ему напомнил, что по кое-чьей вине сбежал из дома, лишившись всего, и потому император Аквилонии, который этому, собственно, прямой виновник, может свои проблемы решать без моей помощи, а его цепным псам, если они дорожат целостностью опорно-двигательного аппарата, внутренних органов и мягких тканей, надо держаться от меня подальше. Ну примерно такой смысл беседы был, только чуть менее вежливо. Совсем чуточку.

— А почему, рискнув прямо угрожать агенту Аквилонии, вы все же не решились сообщить ближайшему патрулю?

Браво, я едва не зааплодировал. Меня всегда восхищали люди, способные неприятные вещи и вопросы высказывать вежливо. До этого момента в моем личном рейтинге вежливых персон уверенно лидировал полицейский, который требование вывернуть карманы на предмет якобы находящегося там пистолета облек в вопрос «не будете ли вы так любезны делом опровергнуть напраслину, которую на вас возводят?». Второе место со вчерашней ночи занимал Альтинг, который оформил фразу «да ты охренел нападать на солдат новых хозяев страны?!» в виде «боюсь, вы не отдаете себе адекватного отчета об окружающей вас действительности».

Но теперь тому копу и Альтингу явно придется потесниться: этот капитан Сайбан просто мастер вежливых формулировок. «Почему вы не решились сообщить патрулю?» вместо «как ты посмел утаить эту информацию от нас?!» — это действительно высший пилотаж. Ладно, я попытаюсь ответить ему пусть не с таким же мастерством, но хотя бы достойно.

— А почему, заслужив своими умственно-аналитическими способностями авторитет даже среди свартальвов, вы все же не пришли к выводу, что мое эмоциональное отношение к Аквилонии не состоит в обратной зависимости с эмоциональным отношением к недавно приехавшим гостям Кортании?

— Эм-м-м?… Простите?

С чувством глубокого удовлетворения читаю на лицах сыскаря и Альтинга непонимание: вроде кортанский они знают хорошо, но такой словесный крендель поставил их в тупик.

На изысканную вежливость отвечено наилучшим образом: один-один. Но когда я уже обдумывал, как бы высказаться более понятно и не менее изящно, это сделали за меня.

— Реджинальд намекает вам, что из его неприязни к Аквилонии еще не следует любовь к нам, и он не собирается помогать вам, непрошенным приблудам, ловить своих сограждан, — раздался сверху знакомый голос. — Я прав?

Мы трое задрали головы и увидели Райзеля собственной персоной, который, засунув руки в карманы, стоял в расслабленной позе уличного бездельника на вершине ограды и смотрел на нас.

Точнее, это я увидел Райзеля. Альтинг же, судя по всему, увидел незнакомого свартальва без каких-либо регалий или опознавательных знаков — и незамедлительно совершил ошибку.

— Да, — кивнул я Райзелю, — ты очень точно перевел мои слова с учтивого на доходчивый.

Альтинг же резко что-то спросил на своем языке. Я не понял, что именно — но, видимо, явно не то, что положено говорить князьям свартальвов. А тот занес ногу, словно намереваясь шагнуть со стены в пустоту — занятно это у него выходит — и оказался за спиной у Альтинга так внезапно, что и Альтинг, и капитан вздрогнули и выпучили глаза. Райзель ему ответил, мягко и ласково, но Альтинг от этого почему-то сглотнул, склонил голову в поклоне и что-то пробормотал извиняющимся тоном. Капитан, видя такую реакцию своего начальника, тоже незамедлительно поклонился.

— Реджинальд, они к тебе надолго? — спросил Райзель, проигнорировав их.

— Понятия не имею. Только что пришли.

— Ладно, я подожду пока. Не буду мешать. — Шаг — и он стоит у пруда, наблюдая за рыбками.

Альтинг повернул ко мне лицо, на котором недоверие и удивление, объединив силы, сумели пробить его вечную невозмутимость.

— Это… Вы его знаете?!!

— Так, шапочно. Он назвался Райзелем.

— А вам известно, кто это?!

— Он упоминал, что правит Этрамой и убивает магов, если ты об этом.

— Вот как… А можно узнать, при каких обстоятельствах вы… познакомились?

Я доброжелательно улыбнулся:

— Я считаю это исключительно своим делом, но ты всегда можешь спросить у Райзеля.

— Понятно, — сказал Альтинг.

Он сделал знак капитану, что тот может продолжать, а в его глазах отчетливо отражается усиленный перебор вариантов, почему ко мне приходит сам Райзель, да еще и я с ним на «ты».

— Господин Куроно, я читал ваше досье… Там написано, что вы ни во что не ставите материальные блага, не склонны к накопительству и стяжанию. Однако мне только что ответили, что пеняете императору Аквилонии свой побег и потерю всего… наши аналитики, составлявшие досье, где-то ошиблись?

Ну понятно, пытается как-то вывести меня из равновесия, получить хотя бы косвенное подтверждение того, что я помогаю аквилонцам или готов помочь при случае.

— А где вы усматриваете противоречие между моими словами и выводами ваших аналитиков? — пожимаю я плечами. — Просто под «всем и вся» надо понимать более широкий смысл. Дома я жил без особых забот, учился в университете, у меня были друзья, я владел кое-какими активами, не фонтан на фоне общего богатства Домов, но все же. Я был обеспечен и не добывал свой кусок хлеба в поте лица. И все это мне пришлось бросить. А что до материальных благ — по сравнению с личной свободой они ничто. Но в Аквилонии у меня был не особо нужный, но статус с привилегиями, да и против жизни без забот и хлопот я совершенно не возражал, достаток и слуги, берущие на себя любые бытовые проблемы и оставляющие мне больше времени на саморазвитие, друзей и любимое дело, мне вовсе не казались лишними. И я бы не возражал и дальше жить так, как раньше. Все это у меня отняли. Потому дело не в вопросе, что мне дороже, достаток или свобода, а в том, что меня заставили делать выбор, хотя меня вполне устраивало иметь и то, и другое и тихо-мирно себе жить.

— Понятно… Этот шпион — как он выглядел?

Пожимаю плечами:

— Кепка с козырьком, такая, какие носят с охотничьими костюмами, усики, пиджак… Неопределенный возраст и грамотная речь.

— Какие-нибудь особые приметы?

Я улыбнулся.

— Да, одна. Он выглядел как типичный шпион.

Капитан снова в небольшом ступоре, и я его понимаю. У шпионов специфичная профессия и очень строгий дресс-код: не иметь никаких примет и запоминающейся внешности, выглядеть, говорить и поступать так, чтобы после встречи с ними очевидцы не могли их описать. И потому выражение «выглядит как типичный шпион» — само по себе сродни оксюморону, так как шпион не может выглядеть как шпион.

— Это, простите, как? — спросил, наконец, Сайбан. — Что в нем типично шпионского?

— В том и дело, что ничего. Просто в бытность свою аквилонским гражданином я имел, к несчастью, тесные контакты с имперскими ищейками и шпиками, и у всех них есть нечто общее: невнятная внешность без примет, невыразительность, серость и безликость. Я перевидал много шпиков и топтунов — они все такие. Никакие. Даже в лексиконе — никаких запоминающихся оборотов, никаких словечек-паразитов. Хорошо поставленная речь без акцента… Хотя знаете, это примета. В Гиате не так уж много людей, говорящих по-кортански чисто, без диалектизмов, акцента, паразитов и сленга, так что если вы встретите человека, разговаривающего так, словно он по учебнику язык осваивал или в пансионе благородных девиц — возможно, это и будет шпион.

Последнее — уже почти неприкрытая издевка с моей стороны, но капитан кушает это безропотно и, обменявшись взглядами с Альтингом, уходит восвояси.

— Хм… мы подождем, пока… вы будете с… вашим гостем решать ваши дела? — спросил Альтинг, покосившись через плечо на Райзеля, стоящего у пруда.

— Не вижу причин задерживать тренировку. У меня с Райзелем дел нет, если у него ко мне имеется — то он мне этого пока не сказал. Заходите и начнем.

Тут возник небольшой казус, потому что ученики, уже предупрежденные Альтингом, норовили вначале поклониться стоящему спиной к ним Райзелю.

— Учитель не там, учитель тут, — одернул я их.

Забавно было наблюдать их реакцию, довольно-таки предсказуемую. В самом деле, заходит человек в помещение, где находятся, скажем, король и обычный смертный, и этот смертный требует кланяться ему, а не королю. По правде говоря, подобная ситуация, произойди она со мной в присутствии императора Хирохито, поставила бы в глубокий тупик и меня.

Я велел ученикам начинать разминку, а сам пошел к пруду.

Райзель, услыхав мои шаги, обернулся:

— Забавная штука пруд с карасями, а главное — многофункциональная. Всегда под рукой и вода, и еда, если жизнь прижмет…

— Еще и искупаться можно при острой нужде, — ввернул я.

— Ага. Говорю же — многофункциональная вещь.

— Так зачем ты на этот раз пожаловал?

Райзель задумчиво скрестил руки на груди в позе мыслителя.

— У меня кое-какая идейка появилась. Скажи, почему ты такой быстрый?

Я хмыкнул:

— Я-то? Это ты в один момент на десять метров перемещаешься, не я.

Он покачал головой.

— Нет, скорость движения как физическая категория тут ни при чем. Я просто делаю шаг — это обычный шаг с обычной скоростью. Суть работы «Теневого шага» — так это заклинание называется — в том, что оно поглощает субъективное пространство. То есть — мое личное. И один шаг перемещает меня на большое расстояние не благодаря скорости, а потому что укорачивается сам путь.

— Это как в анекдоте про бегуна, который пробежал пятикилометровый кросс за три минуты, потому что знал короткий маршрут? — сострил я.

— Так и есть. Вся сила заклинания именно в том, что оно как бы ужимает тридцать метров в длину моего шага, но только для меня. И хотя я могу преодолеть тридцать метров за одну секунду — моя скорость при этом обычная. А для тебя мой шаг становится тридцатиметровым, и потому внешнему миру я кажусь очень быстрым, чем, собственно, и пользуюсь в бою. И мало кто мог дать мне отпор, кроме одного мага, который защищался круговой ударной волной. А так чтоб без оружия и без магии меня переиграть…

— А делов-то. Ты замахнулся, показал удар — и я понял, куда ты шагнешь, чтобы ударить. Это было ошибкой, злость вообще плохой советчик, а в бою тем более.

— Злость? Ну да, злость. Только не на твой удар сам по себе… Я просто ненавижу чувство беспомощности, которое давно успел забыть. Столетия три уже живу со знанием, что могу сделать что захочу с кем захочу — и тут такое… Моими противниками были сильнейшие из сильнейших — а тут ты. Единичка, чья сила в мастерстве щита, так я думал, беря на поединок электрошокерную дубинку. Но ты переиграл меня по скорости, которую я давно отношу в категорию своих козырей. И замах — это уже был жест отчаяния, я не успевал тебя достать ни так, ни эдак, вот и решил, что начну удар до шага, чтобы не оставить тебе времени на уклонение. А ты не мог точно предвидеть, где я буду, и я рассчитывал, что ты промажешь. Но круговой удар оказался неприятным сюрпризом, скажем так. Так ответь, почему ты такой быстрый?

Я пожал плечами.

— Тренировка.

— И все?

— Я не владею никакой магией, ускоряющей мои движения. Тренировка — и ничего больше. Многолетняя и упорная.

— Хм… И в твоих тренировках ключ к пустотному щиту, вот что интересно, да еще и как побочный эффект. И я подумал: а что, если ключ к теневому шагу лежит там же?

Все ясно, он в курсе того, что я рассказывал ученикам. Вопрос только — куда он клонит?

— Честно говоря, не понимаю хода твоей мысли. Я — единичка со склонностью к пустоте, твоя секретная теневая чудо-магия сверхдлинного шага мне вряд ли доступна.

Райзель как-то странно на меня посмотрел и сказал:

— Да ни хрена она не секретная. Не больше, чем пустотный щит, и теневой шаг — тоже техника пустоты, общеизвестная притом.

— Пустота позволяет чуть ли не телепортироваться? — удивился я. — Я про такое вообще первый раз слышу, как и про сам теневой шаг.

— Ну, Свартальвсхейме про это все знают. Суть пустоты в жажде поглощения, она стремится заполниться. Пустотный щит — простейший способ использования. Но поглощать можно не только магию и энергию, но и свет, и звук, и даже пространство. И теневой шаг — все та же техника пустоты. У нас нет ни одной единички, которая не пробовала бы освоить теневой шаг, некоторые освоили… на базовом уровне.

Его последние слова натолкнули меня на догадку:

— …Но Черный Призрак только один, да?

Райзель кивнул.

— Да, только один. В этом-то все дело. Было, правда, трое, но в живых остался лишь я, двое других погибли еще до того, как было дано начало легенде о Черном Призраке. Видишь ли, использование теневого шага довольно сложная штука. Ты читаешь заклинание, думая только о нем, сконцетрированно, сосредоточенно, строго соблюдая темп, и параллельно смотришь на то место, куда собираешься шагнуть, и мысленно себя туда переносишь, причем постепенно. Это сложно. Сбился — все. Запнулся — все. Не выдержал темп, отвлекся любым внешним раздражителем — все. Пшик. У вас, людей, теневой шаг неизвестен, потому что из вас использовать его вообще способны единицы, которые и не подозревают об этом. Второй момент — длина шага. Это заклинание известно нам еще из старого мира, задолго до того, как миры рухнули в кучу. Но за многие тысячи лет задокументировано меньше тридцати свартальвов, способных шагнуть дальше, чем на пятнадцать шагов. И мой рекорд в сорок два метра — совершенно уникален. Никогда до меня такое не удавалось никому, хотя есть пара задокументированных случаев с шагом в тридцать метров. И последнее… самое главное. Теневой шаг в военном деле бесполезен, да и вообще бесполезен, поскольку длина заклинания — примерно как два куплета песни. То есть — на его чтение было необходимо почти тридцать секунд полнейшей сосредоточенности. Реальные случаи применения с пользой для жизни — единичны, например, иногда при пожаре владеющие теневым шагом спасались с третьих-четвертых этажей, шагая на землю. Или расщелину пересекали. Но не более. И только после того, как один гениальный маг изменил формулу таким образом, что ритм стал относительным, а не абсолютным, появилась возможность читать заклинание скороговоркой, появились новые возможности, но все равно для избранных.

Я понимающе кивнул.

— То есть, ты научился читать всю формулу за секунду?

— Не научился, это врожденный талант — читать заклинания скороговоркой. Точнее, врожденный талант — читать мысленно со скоростью, многократно опережающей скорость устрой речи. Формулу, которая читается тридцать секунд, я способен прочесть меньше чем за одну. И на весь Свартальвсхейм я такой один-единственный. Это уникальное свойство моего мозга. Есть и другие, которые читают теневой шаг за три-четыре секунды, но в военном деле это слишком долго. Все, кто пытался применять эту технику в бою — погибли. Три-четыре секунды — потолок для любого, кто не имеет моего таланта, быстрее пока что не смог никто. Но я вот подумал: а что, если твои тренировки могут поспособствовать не только пустотному щиту?

— Если ты тоже хочешь ко мне в ученики — извиняй, хватит с меня свартальвов.

— Я? Нет. Меня устраивает моя скорость. Я говорю о других. Мы можем поставить взаимовыгодный эксперимент, скажем так.

— Каким образом?

— Я научу тебя теневому шагу и посмотрю, каких результатов ты достигнешь.

— Хм… Что-то у меня есть сомнения в целесообразности. Ты сам сказал, что люди читать эту технику не могут…

— …В своем большинстве. Двигаться быстрее меня они тоже не могут, в отличие от тебя. Слыхал о переносе навыка?

— Понятия не имею, что это, — признался я.

— Какой-то исследовательский институт в Аквилонии поставил эксперимент такой. Испытуемым предлагали провести карандашом по извилистой линии, держа его правой рукой. Замеряли количество помарок. Затем тренировали точно вести карандашом по линии левой рукой. Когда все испытуемые хорошо освоили это дело, им снова предложили сделать то же самое правой, и результат оказался много лучше, чем в первый раз, хотя правую руку они не тренировали. А за разные руки, как ты знаешь, отвечают разные полушария мозга. Вот это и называется переносом навыка из одной части мозга в другую. И этот эффект можно наблюдать и в прочих случаях. Например, изучение чужого языка оказывает благотворное влияние на память вообще, а у светлых альвов в курс начального обучения магов-универсалов — то есть почти всех их — входят пение и игра на музыкальных инструментах.

— Пение? — удивился я.

— А то. Ты думал, они просто так все такие любители музыки? У людей та же тенденция: умеющие петь и играть быстрее разучивают заклинания. У наших боевых магов распространена практика пения на берегу океана в сильный шторм или других обстоятельствах, мешающих пению, я и сам в молодости тренировался в теневом шаге между двумя железнодорожными насыпями, по которым постоянно сновали поезда, везущие щебень.

— Чтобы заклинания не нарушались в стрессовых ситуациях? — догадался я.

— Вот именно. Перенос навыка. Кто способен петь под рев шторма или грохот грузовых вагонов — тот и на поле боя чувствует себя в своей тарелке.

Тут я вспомнил, что тренировки в крав-мага — израильская техника рукопашного боя — тоже проводятся под громкую музыку, шум, в задымленных помещениях и так далее.

— Подумаю на эту тему, хоть и не обещаю положительного решения, — сказал я, — а пока что меня ждут собственные ученики.

— Подумай-подумай. Если вдруг станешь как я — перед тобой откроются невиданные горизонты. Вернуться в Аквилонию, задать трепку императору и преспокойно уйти — всего лишь малая толика тог, что ты сможешь…

— Я не собираюсь мстить императору, даже если б мог. Я выше этого.

— Там есть и другие преимущества. В общем, подумай. Я загляну попозже, когда у тебя закончится тренировка.

— Так это и есть то важное дело, ради которого ты приехал сюда?

— Именно.

Шаг — и он на гребне стены. Второй — и Райзель просто исчезает, так и не поняв, что попался в расставленную ловушку.

Я смотрю ему вслед и пытаюсь раскусить его игру. Казалось бы, все просто: он искушает меня новыми способностями, чтобы проверить на мне новый метод обучения «черных призраков»… Это логично. Это рационально.

Но мне совершенно ясно, что цель Райзеля в другом, ведь я уже поймал его на лжи. Сукин сын сказал в прошлый раз, что приехал не ради подраться, а для более важного дела, а сейчас говорит, что это важное дело — проверить перенос навыка со скорости реакции на скорость чтения заклинаний. Однако чуть раньше Райзель обронил, что на эту идею его натолкнула драка со мной, значит, в тот момент, когда он сюда ехал, таких планов у него еще не было.

Так зачем на самом деле он приехал? Вопрос на миллион.

Одно, впрочем, бесспорно: сегодня Райзель появился весьма кстати.