– То есть, Вы понимаете, что это не нормально?!
Мужчина даже не пытался сдерживаться. Он пришел, чтобы поставить всю больницу на уши, и делал это в лучшем виде. Дикий ор стоял на весь этаж. Однако присутствующие в кабинете медики продолжали сохранять хладнокровие. И его это жутко бесило.
Главврач с серьезным видом кивал в ответ на каждую реплику, терапевт Смоляков отчаянно зевал, а Марьяна Викторовна с безучастным видом ковырялась карандашом в стаканчике для канцелярских принадлежностей.
– Я всё понимаю, но так устроена система, – в который раз спокойным тоном ответил Роберт Эдгарович.
Невозмутимость главного врача клинической больницы приводила посетителя в состояние бешенства. Олегу Степановичу, старшему менеджеру строительного магазина, специально пришлось уволиться с работы на пару часов, чтобы накатать жалобу на бездушных медиков, которые заставили его престарелого отца мотаться по всему городу с анализами. Дедушка долго плутал в поисках лаборатории и в конце концов заблудился. Его весь вечер искали, но обнаружили только поздней ночью в состоянии шока на другом конце города.
Эту историю визитер повторил уже три раза и все еще сомневался, услышали ли его.
– Почему пожилой человек должен ехать сначала в областную больницу, чтобы получить с паспортом какие-то стекла с биопсией, а потом на другой конец города в Онкологию?! Он же старый, ничего не слышит!
– Олег Степанович, вы должны понять, что ваш вопрос не по адресу, – мягко и осторожно начал главврач.
– Это Вы не понимаете! – посетитель готов был с кулаками накинуться на медиков. – Я буду жаловаться в Министерство!
Роберту Эдгаровичу пришлось встать, чтобы плеснуть водички в стакан и протянуть мужчине.
– Успокойтесь, пожалуйста, – предельно уважительно обратился он к нему.
– Вам предъявляют претензии, а вы сидите тут с покерфейсом! Смотрите на меня. Безразлично. Вам же абсолютно наплевать на людей! Я этого так не оставлю! – воскликнул мужчина и достал из кармана телефон.
Марьяна медленно встала и поправила халат.
Ей ужасно надоели постоянные разборки. Что бы ни сделал врач, он всегда оказывался виноват. Что ни день, то обвинение в попытке кражи органов или в незнании своего дела. Все же грамотные стали: по интернету лечатся, сами себе диагнозы ставят, неизлечимые болезни находят. Девушке не хотелось тратить время на пустые разговоры, её ждали в «приёмнике» на первом этаже. Так все свои называли приемное отделение.
– Послушайте… – Она запнулась, пытаясь вспомнить имя посетителя. – Как Вас?
Мужчина от такой наглости, казалось, потерял способность двигаться и плюхнулся обратно на стул.
– Олег Степанович, – проговорил он.
Она кивнула.
– Олег Степанович, а почему я вас не знаю?
– В смысле?! – возмутился он.
– Ну, как же, – обескураживающе улыбнулась Марьяна, – я ведь вижу Вас первый раз. Не так ли?
– И что?
– А то, что Степаном Анатольевичем почти никто не интересовался, пока он лежал в отделении интенсивной терапии. По крайней мере, я никого не видела. Почти никто не навещал его и в отделении общей терапии, верно Илья Евгеньевич? – сказала она, обращаясь к Смолякову. Тот согласно кивнул. – А это длительный срок. Где все это время были вы?
Посетитель застыл с немым выражением лица.
– Вот видите. Когда у него обнаружили опухоль, мы дали направление в РНПЦ Онкологии, и именно вашей обязанностью было сопровождать его на каждом этапе. Ну, и поддерживать, тут уж по желанию. Ведь вы же сын. Поправьте, если я что-то напутала.
Мужчина молча заливался краской. Он явно подбирал нужные слова, намереваясь ответить также хлестко, но ничего не выходило.
Наступила полная тишина.
Роберт Эдгарович усмехнулся, глядя себе под ноги.
– Я, пожалуй, пойду, – вымученно улыбнулась девушка, выждала пару секунд и скрылась за дверью.
Она всего лишь на минуту задержалась возле окна, чтобы дать выход эмоциям. Снежинки проносились мимо, совершая в воздухе плавные обороты, словно вальсируя. Марьяна зажмурила глаза, пытаясь сдержать слезы. Работа, пациенты, благодарные родственники – всё это почему-то не спасало её от осознания собственной никчемности. Отчего раньше было проще жить, зная, что никто не ждет тебя дома? А сейчас так противно. Хоть головой о стену бейся. А когда перед глазами вставала эта парочка в окне, то невыносимость одиночества ощущалась еще острее.
– Открытая черепно-мозговая! – донеслось за её спиной.
Марьяна повернулась и увидела пытающуюся отдышаться Женю. Девушка направлялась к ней, держа наперевес огромную кипу бумаг. За толстыми стеклами её очков прятались большие голубые глаза. Доверчивые и добрые. Также этого ординатора отличал пытливый ум и редкая способность отмечать, казалось бы, самые неприметные детали.
Марьяна отвернулась к окну, пытаясь незаметно смахнуть слезу. Она даже и не слышала, что в кармане разрывается трезвонящий пейджер.
Женя остановилась позади наставницы. Она заметила, что последние полгода сильно изменили доктора Донских. Она и раньше была серьезна, сосредоточена, но с той самой встречи с бывшим мужем, почти перестала улыбаться. Даже в перерывах. А Евгении очень хотелось учиться чему-то новому. Ей хотелось бы остаться работать в интенсивном и уже начинало беспокоить, отчего наставница в последнее время так плохо идет на контакт.
– Девушка, двадцать – двадцать пять лет. Скорая уже подъезжает.
– Иду, – выдавила Марьяна, ожидая, что Женя уйдет.
Но та не двигалась с места.
– Пошли, – бросила доктор Донских, резко развернувшись на месте, и зашагала к лифту. – Занеси ты эти бумаги в ординаторскую, что ты с ними носишься!
– Хорошо, – почти шепотом произнесла Женя и побежала к лестнице.
В приемнике на удивление было шумно. Марьяна ускорила шаг. В коридоре о чем-то оживленно спорили.
Свои. Посторонних не было. Поодаль виднелась каталка с телом.
– Что происходит? – гневно выкрикнула она, разгоняя толпу.
– Труп, – промямлила старшая медицинская сестра.
Фельдшер скорой протянула ей бумагу. Марьяна сложила руки на груди, даже не глянув на неё.
– Что значит труп?
– То и значит, – женщина сама выглядела растерянной.
– Зачем мне ваш труп?! – возмутилась доктор Донских. – Я его принимать не собираюсь!
– Она умерла здесь.
– Кто проводил реанимационные мероприятия?!
Все молчали, с испугом оглядывая друг друга.
– Мы, – ответил мужчина в синей спецовке, застегнутой до подбородка.
Это был Володя. Лицо Марьяны немного смягчилось. Они были знакомы много лет, еще со времен ординатуры, когда она подрабатывала в скорой по выходным. Шутник и балагур, Владимир Брагин, был отличным врачом, и многому научил её. Будучи старше на десять лет, он испытывал совсем не отеческие чувства к доктору Донских и однажды даже признавался в любви. Но она была влюблена скорее в его знаменитые байки, с удовольствием принимала дружбу, но не более того.
– Володь, ты знаешь правила, – твердо заявила она, подойдя к нему вплотную.
– Ты тоже, – спокойно ответил он, взял ее под локоть и повел за собой. – Мы пересекли порог этой двери? Да. И она скончалась здесь.
– Кто-то из наших к ней прикасался?
– Марьяш, она умерла здесь.
– Я не намерена её принимать. Ты знаешь, что трупы сюда не привозят.
Они подошли к каталке. У Марьяны перехватило дыхание. Голова девушки напоминала месиво из кожи, крови и мозгов, капающих на пол. Светлые крашеные волосы, перепачканные красным, разметались по плечам. Умершая лежала без единого движения в тоненьком платье, сапогах и колготках в сеточку.
– Ментов вызвали? – хватаясь за рукав Володиной куртки, прошептала Марьяна, чувствуя, как холодеют ноги.
– Да.
Доктор Донских видала и не такое. Вид крови и даже растекающегося по полу содержимого черепной коробки её бы не смутил. Просто ей показалась очень знакомой одежда пострадавшей. Она была почти уверена в том, что девушка на каталке и ночная гостья из окна напротив – одно и то же лицо.
– Давай-ка, подышим, – сказал Володя, накинув на нее свою куртку и вытолкнув в холодный тамбур.
Вообще, мужчины с гордым именем Владимир, позволявшие называть себя Володей всегда вызывали у неё недоверие. Но Брагину она охотно делала скидку. Он был вылитым Володькой.
Странная стрижка, явно собственного авторства (если нет, то однорукого подслеповатого карлика, хоть и стоящего на табуретке, но все равно не достающего до макушки клиента), густые с проседью усы а-ля Боярский и старинный свитер с высоким горлом, связанный заботливой бабушкой еще в девяностые. Голос Володи на удивление был зычным и раскатистым, словно кто-то перетряхивал железный таз с камнями. И это придавало образу брутальности, заставляя забывать о прическе.
Брагин был высоким, длинноносым, подтянутым мужчиной. Марьяне нравилось наблюдать за ним, когда он рассказывал очередную из своих историй о работе на скоряке. Когда его губы красивой формы с аккуратной галочкой наверху растягивались в улыбке, она забывала все свои проблемы.
Это было настоящее приятельство. Никаких отношений вне службы, у них даже не было номеров друг друга. Но перекинуться парой фраз, если выпадала возможность, они старались всегда.
– Где вы её нашли? – спросила Марьяна, совсем не чувствуя холода.
Володя бросил на скамеечку свои перчатки и усадил на них девушку.
– В сквере на Лесной. Мы даже удивились, когда обнаружили пульс.
– Мне нужно осмотреть её.
Брагин устало достал из кармана новую пачку, вынул из нее одну сигарету и прикурил. Его руки были грубыми и шершавыми, словно у старика.
– Это не твои заботы.
– Мне кажется, я могла знать её.
– Откуда?
Марьяна перевела взгляд на свои кеды. Ей было стыдно в этом признаваться.
– Видела пару раз.
– При ней нет ни сумочки, ни документов. Тебе стоит поговорить с кем-то из органов. – Володя заглянул в узкое окошечко, вмонтированное в дверь. Ему даже не пришлось для этого вставать на цыпочки. Его лицо тотчас усмешливо вытянулось. – Сейчас его вырвет.
– Кого? – спросила Марьяна, пряча нос под воротник.
– Твоего Димасика.
Она сразу поняла, о ком идет речь. Дима был ординатором первого года. Смоляков потратил с ним кучу нервов и, наконец, передал ей, как списанный ненужный хлам. Парень был неглупым, достаточно сообразительным, но везде норовил влезть со своими советами, забывая порой о том, что разговаривает с более опытными товарищами.
Медсестры, утомленные его неуемным энтузиазмом, считали Димасика лишней головной болью для своего отделения. Он каждый день пытался привнести в лечебный процесс какие-то новые веяния. Такие привычки распространены среди ординаторов, вчерашних выпускников ВУЗов, но обычно быстро проходят.
Чтобы влиться в коллектив, ординаторам приходилось принимать правила игры. Но Дима Филатов был не из тех, кто так легко сдавался. Медсестры каждый день жаловались, что все дополнительные назначения, методы исследования и манипуляции, предложенные им, были для них лишней возней.
А его сотоварищи пошли еще дальше. Они дали парню прозвище – Доктор Вазелин. Нет, это не то, что Вы подумали. Ходили легенды, что он натурал, просто Дима начал всех больных без разбору поить вазелиновым маслом. Лечение у него было такое! Запоры, непроходимости, послеоперационный неудобняк – всё лечила капля вазелина.
Вот и пришлось Марьяне забрать себе бедного парня и следить за ним постоянно, проверять на каждом шагу. Опять же, прятать временами мази и бутылёчки с его любимым маслом на основе парафина…
Её талант заключался в том, что она находила в таких отвергнутых ребятах определенные склонности в разных областях медицины, скрытые таланты и вытаскивала их наружу. Помогала поверить в себя. Многие ломались, понимая, что сложность профессии ничем не окупается, ведь провести целый день на ногах, спасая жизни, и получить за это копейки, не просто не справедливо, но и адски тяжело.
Она всегда находила нужные слова, чтобы не дать подопечным замкнуться в себе. Подталкивала их в нужном направлении в поисках своего Призвания. Учила держаться в ответ на хамство, делать свое дело на совесть и всегда настойчиво докапываться до истины. Министерство все время что-то урезало, отбирало, систематизировало, но видя, что сделано всё, что только было возможно, доктор Донских всё-таки получала некий кайф от проделанной работы.
– Его не вырвет.
– На что спорим? – выпустив дым, засмеялся Володька.
– Я в него верю.
– Да он бледный как мел! И все равно стоит, пялится на неё.
От напоминания о мертвой девушке Марьяну зазнобило.
– Это его работа, пусть разглядывает.
– Он уже моих девчонок расспрашивает, бумаги тискает, вот черт костлявый!
– Думаю, из него выйдет хороший реаниматолог.
Брагин вопросительно уставился на неё.
– Из этого нытика?
– Вот увидишь.
Володя снова рассмеялся, заглядывая в окно.
– Посмотри, я отсюда вижу, что у него руки трясутся.
– Это пройдет.
– А еще он жутко занудный.
– Ему просто нужно во всем докопаться до сути.
– Ох, Марьяш, тебе бы в воспитатели! Там малышне всё прощается. А здесь совсем другое дело.
Она откинула со лба прядь непослушных рыжих кудряшек и печально улыбнулась.
– Мы все хоть раз, но кого-то убивали. Разве нет? Пусть даже не своими руками.
Брагин присел возле нее на корточки. Он всегда восхищался умом и профессиональными способностями этой хрупкой женщины, и не мог не заметить, что в последнее время она выглядела грустной и уставшей.
– Это не значит, что можно совершать ошибки.
Марьяна кивнула:
– Это значит, что приходится учиться жить с этой болью.
Они смотрели друг на друга, и каждый думал о своём.
В просторном тамбуре перед входом в приемное отделение весь воздух перемешался с табачным дымом. С одной стороны – двери, за которыми смерть, с другой – реальная жизнь. И Марьяне казалось, что вот тут-то она и застряла, где-то посередине.
– Иди, пиши, – прошептала она Володе.
Он благодарно кивнул и приподнялся.
– А потом поеду на свои квесты.
– Какие еще квесты?
– Ха! Попробуй на вызове в настоящем бомжатнике найти алкаша среди хлама и тряпок! Настоящий квест!
Марьяна невольно рассмеялась.
– Вот ты о чем…
– Случай сегодня был! Просто шикарный. – Брагин выбросил окурок в банку, стоявшую в углу, и взялся за ручку двери. – Поступил вызов: падение с третьего этажа.
– Ух ты…
– Приехали. А там пьяный престарелый Ромео выяснял отношения с не в меру обиженной и не совсем трезвой Джульеттой. Решив, что он человек-паук, или, может, Тарзан, дедуля полез с балкона в окно. Ну, и как в лучших традициях жанра, навернулся! По пути собрал все ветки и напоролся на острый сук.
– Ой, – испуганно усмехнулась Марьяна, приподнимаясь со скамейки.
– Брюхо распорото от мечевидного отростка до лобка. Не пузо, а просто загляденье какое-то! Я гляжу: кишки по всему дереву, как гирлянда новогодняя, только звезды на вершине не хватает.
– Господи… – прошептала девушка, мысленно прикидывая в голове фронт работ с таким пациентом.
– Штопает его Одоевский, наверное, до сих пор.
– Ужас.
– Зачем, говорю, полез? Отвечает: люблю её, козу такую!
Володя открыл перед Марьяной дверь и пропустил внутрь.
– Романтика, – снимая куртку, мечтательно прошептала она.