Окончательный диагноз

Глава 15

Прошла неделя после перевода Морредет в Отделение Патофизиологии, и Хьюлитт заметил, как изменилось к нему отношение – но не в худшую сторону, так что жаловаться было нечего. Старший врач Медалонт одаривал его считанными словами. Он явно ничем не мог помочь Хьюлитту. Старшая сестра Летвичи вела себя почти что обходительно, сестра-худларианка не утратила дружелюбия, однако стала куда менее разговорчива. Когда Хьюлитт, Хоррантор и Бовэб попробовали сыграть в скремман втроем, землянину показалось, что его партнеры словно языки проглотили – если они, конечно, у них имелись. Все вокруг него, как любила говорить бабушка Хьюлитта, ходили на цыпочках.

Единственным, кто был готов подолгу разговаривать с Хьюлиттом, оставался Лиорен, чьи визиты почти всегда заканчивались горячими религиозными спорами, которые Хьюлитт, убежденный атеист, предпочитал именовать философскими диспутами. Что бы эти споры собой ни представляли, они помогали Хьюлитту скоротать время днем и давали почву для ночных раздумий. За это землянин был несказанно благодарен падре. Правда, когда Лиорен, как, например, сегодня, возвращался к разговору о том, что случилось с шерстью Морредет, Хьюлитт предпочел бы беседовать с кем-нибудь другим.

– Сегодня, до того, как я пришел к вам, я побеседовал с Морредет, – сообщил тарланин. – И она сказала мне, что в Отделении Патофизиологии у нее не находят никаких отклонений от нормы. Отросшая шерсть выглядит великолепно, не собирается выпадать, и Торннастор уже не видит причин задерживать Морредет в госпитале и, наверное, скоро выпишет ее. На тот случай, если ей не удастся до отъезда повидаться с вами, она просила передать вам свои наилучшие пожелания и благодарность за то, что вы для нее сделали... за то, что вылечили ее.

– Но я ничего не сделал! – запротестовал Хьюлитт. – Я только дрался с ней, вот и все! Между прочим, я просил вас передать это Морредет.

– Я передал, – кивнул Лиорен. – Но она сказала, что на всякий случай благодарит вас – а вдруг вы все-таки что-то сделали. Знаете, она тоже не слишком сильно верит в чудеса.

– Чудес не бывает, – проворчал Хьюлитт – в последние дни он часто произносил эту фразу. – Бывают какие-то природные явления, которые нам пока непонятны или просто нами не изучены. А когда мы начинаем понимать, как происходит то или иное чудо, мы совершаем его по несколько раз в день и даже не задумываемся об этом, верно?

Хьюлитт включил свой прикроватный компьютер и запросил библиотечное «меню» в надежде, что Лиорен поймет намек и уберется. Хьюлитт уже поступал так прежде, и падре не обманывал его ожиданий.

– Вы правы, несколько веков назад передача изображения на расстояние была бы сочтена чудом, – по-своему понял намек Хьюлитта тарланин. – Морредет очень рада и горда тем, как теперь выглядит ее шерсть. Она упросила меня провести рукой по ее бокам и убедиться в том, что шерсть пушиста и подвижна. Она утверждает, что еще никогда в жизни не чувствовала себя настолько хорошо. На Тарле к подобным прикосновениям прибегают только при интимной близости и эмоциональном подъеме, но Морредет так просила меня потрогать ее шерсть... Знаете, в такие моменты я становлюсь настоящим трусом. Ощущения у меня были удивительные, совершенно неожиданные, их очень трудно описать. Я чувствовал себя...

– Глупо? – подхватил Хьюлитт. – Вот и я себя идиотски чувствовал, когда то же самое произошло с Хоррантором. Медалонт попросил меня – в порядке эксперимента – возложить руки на поврежденную ногу тралтана. Как утверждает наш Старший врач, выздоровлению Хоррантора мешают какие-то осложнения. Рядом стояли сам Медалонт, Летвичи, еще две медсестры-орлигианки и реанимационная бригада – на случай, если произойдет нечто из ряда вон выходящее. Думаю, все они, даже сам Хоррантор, очень обрадовались, когда не произошло ровным счетом ничего. Во второй раз чуда не получилось. Вы уж простите.

– Не надо извиняться, – возразил Лиорен. – Я вас понимаю, как никто другой. Из-за чудес я начинаю сомневаться в том, во что верю и не верю, и мне гораздо больше по душе, когда кто-то доказывает, что чудес не бывает.

– Не бывает, падре, – заверил священника Хьюлитт. – Может, поговорим о чем-нибудь другом?

– Мне бы вашу уверенность, – сказал Лиорен, сложив срединные конечности в каком-то жесте, который, наверное, был бы понятен другому тарланину. – Но неужели во всем необозримом пространстве и бесконечном времени, неужели посреди законов причины и следствия, неужели при совершенном равновесии сил Творения нет места для чуда – хоть иногда? Если нет – почему же оно все-таки произошло здесь?

Хьюлитт обреченно покачал головой, чувствуя, что ему никуда не деться от осточертевших разговоров о шерсти Морредет, разговоров, которые неизбежно уводили их с Лиореном в религиозные дебри, и сказал:

– И здесь оно не произошло, падре. Чудеса невозможны. Если бы они происходили в необъятной, сложнейшей, великолепно упорядоченной Вселенной – или внутри того, что вы зовете Творением, они были бы исключением из правил, отклонениями от Совершенного Порядка Вещей. В вашей Вселенной для чудес места нет.

– Интересная философская мысль, – отметил Лиорен. – Из нее можно вывести заключение об ошибочности Творения, в рамках которого имеют место сверхъестественные явления. Если учесть все предполагаемые качества Творца, резонен вопрос: почему Он, Она или Оно создали какие бы то ни было несовершенства?

– Не знаю, – покачал головой Хьюлитт. – Я в этой области не компетентен. Но ведь можно предположить, что наша Вселенная была создана как прототип, как экспериментальная модель, время от времени нуждающаяся в доработке и тонкой настройке. И то, что частенько мы сталкиваемся со сверхъестественными явлениями во Вселенной, существующей по законам природы, как раз и может служить подтверждением этой настройки и доработки. Слава Богу... ой, это всего лишь оборот речи, падре... хорошо, что это происходит не слишком часто.

– Если вы верите, что... – начал было Лиорен.

– Я ни во что не верю, падре. Я просто рассуждаю.

Тарланин, немного помолчав, сказал:

– Если наша Вселенная несовершенна, можно предположить при том, что она бесконечна и вечна, что некогда существовала или будет существовать совершенная Вселенная. Не хотелось бы вам... гм-м... немного поговорить об этом?

– Я ведь никогда об этом толком не думал, – улыбнулся Хьюлитт. – Так что могу развить эту мысль в процессе разговора. В такой Вселенной все будет совершенно. Законов природы не будет, потому что существуй они – это бы означало, что и в такой Вселенной есть просчеты и она тоже нуждается в доработке. Там не будет ни времени, ни пространства, никаких физических и моральных ограничений, и поэтому, что бы там ни происходило, все будет чудом. Думаю, вы и другие верующие, живущие в нашем несовершенном мире, назвали бы такую Вселенную раем.

– Продолжайте, – попросил Хьюлитта Лиорен.

– Что же касается моего отношения к религии, да и не только моего, то вся беда в том, что ни одна религия не дает ответа на вопрос: откуда в мире столько зла, а точнее говоря, трагических случаев, природных катастроф, болезней, ужасных поступков отдельных людей или целых народов по отношению к другим – иными словами, откуда так много страданий? Живущим в несовершенной Вселенной еще долго придется объяснять, почему такое происходит, в особенности тогда, когда они ожидают, что после смерти перенесутся в совершенный мир. Теория совершенно еретическая, – заключил свое высказывание Хьюлитт. – Надеюсь, мое богохульство не оскорбило вас, падре?

– Согласен, – сказал Лиорен. – Рассуждения ваши действительно еретические, однако они для меня не новы. Для того, чтобы работать здесь, я должен много знать о религиозных воззрениях и ритуалах на многих планетах, а зачастую я должен быть знаком сразу с несколькими религиями, исповедуемыми на одной и той же планете. Вы мне напомнили о писаниях одного земного богослова по имени Августин <Блаженный Августин (351 – 430), христианский богослов и писатель, епископ африканского города Гиппона Автор учения о церкви как о «Божием граде» Один из отцов-основателей христианской церкви>. У него было в привычке задавать Богу вежливые, но странноватые вопросы, например: «Боже, а что ты делал до того, как создал Вселенную?» Свидетельств того, что святой Августин когда-либо получил ответ на этот вопрос, не сохранилось – по крайней мере он не получил ответа за время своей жизни на земле. Но вы выразили его мысль, вы предположили, что Создатель сотворил прототип совершенного мира и что мы живем в этом прототипе.

Я не обижен и даже не удивлен, пациент Хьюлитт, – продолжал Лиорен. – Когда речь заходит о религиозных верованиях разных существ, меня ничто уже не удивляет. Единственные, кому удалось-таки меня удивить, – телфиане-ВТХМ. Одного из них я навещал в последние дни. Телфиане придерживаются убеждения о том, что они созданы по образу и подобию Божьему, но при этом их всезнающий и всемогущий Создатель состоит из бесконечного множества крошечных, слабых и невежественных (каждого по отдельности) существ типа их самих. Вместе же эти слабые, глупые и маленькие существа составляют Сверхсущество, к которому телфиане в один прекрасный день мечтают присоединиться.

Телфиане, – чуть подумав, пояснил тарланин, – представляют вид, у которого разум и цивилизация развились в результате объединения индивидуумов в существо коллективное, и поэтому понятно, почему их верования именно таковы. Но поначалу мне было очень трудно это понять и очень трудно было разговаривать о бесконечном числе существ, из которых состоит телфианский Бог. Трудно мне было найти и слова духовного утешения, в которых нуждался телфианин. Конечно, есть много религий, последователи которых верят в то, что в каждом существе есть искра Божия... Кстати, вы что-нибудь знаете о телфианах?

– Не слишком много, – признался Хьюлитт, обрадовавшись тому, что представился случай сменить тему и уйти от богословия и чудес. – Кое-что о них я прочел в каталоге обитателей Федерации. Они живут большими группами и практикуют контактную телепатию для объединения умственных и физических усилий. Жизненный цикл телфиан обеспечивается жестким излучением различной интенсивности, характерным для их родной планеты, орбита которой пролегает очень близко к телфианскому солнцу. Для того, чтобы телфиане могли совершать космические полеты, внутри их кораблей должна воспроизводиться радиационная атмосфера родной планеты. Порой система поддержания искусственного климата отказывает, и тогда, если телфианам повезет, они попадают сюда. Поскольку они питаются радиацией, ни одно живое существо не может приблизиться к ним, поговорить и после этого надеяться остаться в живых. А вы как с телфианином общались? С помощью переговорного устройства? Или защитный скафандр надевали?

– Я ведь не супермен, – отшутился тарланин и издал какой-то непереводимый звук. – Но между тем на оба ваши вопроса я отвечу «нет». У медиков развилось предубеждение в отношении телфиан. Врачи большей частью считают, что к ВТХМ опасно приближаться и прикасаться, разве что с помощью дистанционных манипуляторов. Действительно, для того, чтобы жить, телфиане должны потреблять радиацию, в нормальных условиях поставляемую им естественной средой обитания. Но когда по каким-либо медицинским соображениям на несколько дней телфиан лишают радиации и они слабнут от радиационного голода, излучаемая ими радиация падает до безопасного уровня. И когда одного из них вынули из лечебного бокса для того, чтобы я мог с ним побеседовать, я находился достаточно близко от него и прикоснулся к нему. А этому больному, – с тоской добавил Лиорен, – действительно нужно чудо.

Видно было, что падре жаль телфианина, да и Хьюлитт ему сочувствовал, но разговор, увы, опять зашел о чудесах. Хьюлитт решил затронуть тему щепетильную, но при этом по возможности обидеть падре как можно меньше.

– Если вы клоните к тому, чтобы я возложил руки на этого пациента, забудьте об этом. Если уж вы хотите чуда, то самое лучшее – чтобы вы или сам пациент молились об этом чуде. Чудо считается явлением сверхъестественным, а не чем-то таким, что зависит от действий неверующего посредника. Если вы не верите в это, падре, то во что же вы верите?

– Я не могу рассказать вам о том, во что верю, – ответил Лиорен. – Соблюдая интересы пациентов, которые могли бы безотчетно попасть под мое влияние, говори я с ними о своих верованиях, я призван молчать об этом.

– Но почему? – удивился Хьюлитт. – Как могут ваши воззрения повлиять на взгляды неверующего?

– Сам не знаю, – отозвался Лиорен. – В том-то все и дело. Я в подробностях знаком с более чем двумястами религиями, исповедуемыми – а чаще неисповедуемыми – в Федерации. Моя работа в госпитале заключается в том, чтобы я с сочувствием выслушивал пациентов, утешал их, подбадривал, выказывал сострадание и успокоение смертельно больным или сильно волнующимся пациентам. Вы наверняка знаете о моем прошлом – просто вы, видимо, слишком хорошо воспитаны и потому не говорите об этом. В нашем госпитале всегда находится несколько пациентов, которые нуждаются не только в утешении, но и в религиозной поддержке. Из-за отчаянности своего положения такие пациенты проникаются ко мне уважением и доверием, ошибочно полагая, что я всеведущ. Они думают, что я, располагая обширными знаниями и опытом в решении подобных проблем, могу дать им таковую поддержку. Но я на это не способен, ибо не имею права, пользуясь безнадежностью положения пациентов, сравнивать религии между собой и высказываться о том, какая из них, по моему мнению, самая истинная. Как бы ни были дики и невероятны кое-какие из верований, я бы ни за что не решился поколебать убеждения своего пациента, склонить его к переходу в другую веру. Я только однажды в своей жизни сыграл роль божества и больше этого делать не собираюсь.

Падре снова издал непереводимый звук и добавил:

– Особую осторожность я проявляю при общении с атеистами. Было бы поистине ужасно, если бы в будущем какие-то из произнесенных мною слов обратили вас в веру.

– Ну, это, – усмехнулся Хьюлитт, – стало бы настоящим чудом.

Он не расслышал, что ему ответил Лиорен, поскольку появилась Летвичи. Она указала на дверь и заметила:

– Пациент Хьюлитт, к вам посетители, приготовьтесь встретить их. Диагносты Торннастор и Конвей, Старшие врачи Медалонт и Приликла, патофизиолог Мерчисон пришли навестить вас. К вам явилось такое количество медицинских светил, что я уверена – надолго вы тут в качестве пациента не задержитесь. Падре Лиорен, Приликла просит прощения за то, что прерывает вашу беседу с пациентом Хьюлиттом, и просит вас немного отойти от кровати и встать поодаль, дабы не мешать обследованию.

– Конечно, – мирно согласился Лиорен.

Хьюлитт не без волнения смотрел, как к его постели приближается разномастная процессия. На Медалонта и диагностов – тралтана и землянина – Хьюлитт внимания не обратил. Его захватило зрелище порхающего метрах в тридцати позади них немыслимо хрупкого насекомого. У насекомого было три пары радужных крыльев, и оно, едва заметно вздымая их, летело к кровати Хьюлитта.

Как только оно повисло в воздухе над его кроватью, Хьюлитт сразу же вспомнил, что прежде недолюбливал насекомых и чем они бывали крупнее, тем сильнее ему хотелось их прихлопнуть. Но такого изящного и красивого создания ему никогда раньше видеть не доводилось. У него от изумления даже язык отнялся.

– Спасибо вам, друг Хьюлитт, – проговорило насекомое, аккомпанируя переводу своих слов музыкальными пощелкиваниями и трелями. – Ваше эмоциональное излучение приятно и похоже на комплимент. Меня зовут Приликла.

– Но что... – охрипшим голосом выговорил Хьюлитт, страшно волнуясь, – что вы собираетесь со мной делать?

– То, что я собирался сделать, я уже сделал, – заверил землянина цинрусскиец. – Так что волноваться не стоит.

Вероятно, остальные услышали Приликлу, поскольку тут же подошли к Хьюлитту поближе. Как только все выстроились около кровати, Приликла изрек:

– В настоящее время я не нахожу в сознании пациента Хьюлитта каких-либо отклонений. Не нашел я и никаких аномалий в состоянии пациентки Морредет, обследованной мной ранее. Полагаю, ее можно безотлагательно выписать. Я чувствую, что все вы разочарованы, и мне очень жаль. Что касается меня, то я никакого заболевания у этого пациента не нахожу.

Друг Хьюлитт, – обратился эмпат к землянину, – как вы смотрите на то, чтобы прокатиться на корабле-неотложке?

Хьюлитт увидел, как задрожало тельце Приликлы, и понял, что крошка-эмпат разделяет охватившие его чувства – злобу и разочарование, от которых Хьюлитт столько страдал прежде.

– Нечего надо мной подшучивать, черт бы вас побрал! – выкрикнул Хьюлитт. – Вы решили, что я здоров как бык и меня нужно отправить домой!

– Ну, не совсем так, – возразил Приликла. – На этот раз вы ошиблись: корабль-неотложка доставит вас из госпиталя на место происшествия.