Окончательный диагноз

Глава 18

Волнуясь и любопытствуя одновременно, Хьюлитт следил за тем, как приземистый седовласый мужчина, которому отвели роль проводника медицинской экспедиции, вышел из автомобиля и пошел навстречу прибывшим. Стиллман был одет по-местному – короткая куртка, килт и мягкие ботинки, доходившие до щиколотки. Одежда выглядела удобно и отличалась определенной стильностью, хотя в данном случае полам куртки мешало развеваться то, что ее владелец понасовал в карманы всякой всячины. Профессионал Хьюлитт сразу определил, что в одежде Стиллмана – ни грамма синтетики в отличие от той, в которую были облачены он сам, Флетчер и Мерчисон. Хьюлитт подумывал над тем, не включить ли килт в ассортимент одежды, предлагаемой экстравагантным клиентам, но тут вперед, поприветствовать будущего проводника, вылетел Приликла.

– Друг Стиллман, – проговорил эмпат, – попрошу прощения за то, что встречаю вас у трапа, а не приглашаю на борт корабля, где вы могли бы удовлетворить свое сильнейшее любопытство, но у меня сложилось такое впечатление, что полковник Шеч-Рар не хочет, чтобы мы отняли у вас слишком много времени.

Действительно, несколько минут у Стиллмана уже было отнято: он далеко не сразу совладал с собой при виде первого в его жизни цинрусскийского эмпата, так как раньше все его внимание было занято только привлекательной Мерчисон.

– Я... я в отставке, доктор Приликла, – смущенно выдавил Стиллман. – И мое время принадлежит только мне, а не полковнику, поэтому пользуйтесь им, как вашей душе угодно. Вы правы, я много слышал о «Ргабваре» и, конечно, мечтал бы осмотреть корабль. Но если вы не против, я бы предпочел последовать совету полковника и сразу приступить к делу – тогда бы я освободился пораньше и смог бы осмотреть корабль.

– Как пожелаете, – отозвался Приликла. – Какие инструкции вам дал полковник?

– Первым делом – посетить дом, – ответил ему Стиллман. – Нынешние его хозяева работают на базе, но им разрешили сегодня уйти пораньше, и к нашему приходу они должны быть дома. Если вы хотите встретиться со стоматологом лично, могут возникнуть некоторые сложности. В настоящее время доктор Гамильтон посещает другую базу, на материке Юннет, и не вернется раньше чем через три дня, но если вы согласны не встречаться, а только переговорить с ним, то он выйдет на связь в любое время и вы можете побеседовать с ним как с корабля, так и из дома. Затем вы сможете сколько вам будет угодно времени работать в овраге.

«Они тут на редкость любезны, – не без скепсиса подумал Хьюлитт, – вот только энтузиазм настолько бьет через край, что не остается времени ни на раздумья, ни на то, чтобы не сболтнуть лишнего».

Дом он узнал сразу – вот только парадный вход был переделан: дверной проем расширили и ступеньки заменили пандусом, по которому было бы легче взбираться жильцам-тралтанам. Те уже заметили гостей и ожидали их у дверей. Стиллман, видимо, знакомый с жильцами дома, представил их как Краджаррона и Суррилтора. Здороваясь, гости обошлись без принятого среди землян рукопожатия. Внутри в доме все было переделано до неузнаваемости.

Исчезли почти все перегородки. Тралтаны, существа крупные, предпочитали свободное пустое пространство, поэтому в доме стояло только несколько стульев и еще каких-то сидений для существ других видов. Вспомнив, как выглядела кровать пациента Хоррантора в седьмой палате, Хьюлитт без труда узнал, что собой представляет обширное углубление в углу, выстланное подушками, – то была спальня. Высокие от пола до потолка полки с книгами и кассетами, стены, увешанные картинами и плетеными орнаментами, а также узкими коническими кашпо с ароматическими растениями, представляли собой полную противоположность полу.

Пока Хьюлитт соображал, какой бы сказать комплимент по поводу убранства дома, Приликла уже успел извиниться перед хозяевами за причиненное беспокойство и попросил у них прощения за то, что корабль-"неотложка" совершил посадку в их владения без предварительных переговоров.

– Не стоит извиняться, доктор Приликла, – сказал Краджаррон и вежливо помахал щупальцем. – Вы – первый цинрусскиец, с которым мы имеем честь и удовольствие познакомиться, и всем вам мы крайне признательны за то, что вы развеяли однообразие нашей будничной жизни. Может быть, вы желаете употребить какие-либо продукты – твердые или жидкие? У нашего пищевого синтезатора имеется много программ, рассчитанных на представителей разных видов.

– Как это ни прискорбно, мы ничего не хотим, – признался Приликла. – Мы уже поели.

Мерчисон, Стиллман и Хьюлитт глянули на эмпата. Они понимали, что, будь они голодны, эмпат бы это почувствовал. Он не солгал, но при этом и не уточнил, как давно они поели.

– Мы пришли к вам, чтобы извиниться за вторжение, – продолжал цинрусскийский врач. – Наш корабль прибыл на Этлу для проведения исследования и выяснения обстоятельств событий, происшедших здесь в то время, когда друг Хьюлитт жил в этом доме ребенком со своими родителями. Пользуясь случаем, друг Хьюлитт хотел побывать в своем прежнем жилище и поинтересоваться судьбой существа, к которому он в детстве был очень привязан.

Хьюлитт изумленно обвел взглядом собравшихся. У Стиллмана вид был не менее ошарашенный, чем у него самого. Мерчисон, казалось, вовсе не удивлена. Кошка Хьюлитта наверняка давным-давно умерла от болезни, несчастного случая или просто от старости. С какой стати Приликле взбрело в голову спрашивать о ней?

Краджаррон развернул два глаза в сторону Хьюлитта и проговорил:

– Вас интересует маленькое пушистое земное существо ограниченной разумности по кличке Снарф? Ее забрали к себе другие земляне, но она не желала жить у них и упорно возвращалась сюда. Когда мы сюда прибыли, мы обнаружили ее здесь. Она бродила по дому и саду. Потом мы выяснили, что она, как и ей подобные зверьки, испытывает привязанность к привычному месту обитания. Она вела себя очень дружелюбно, и с тех пор, как мы уяснили, каковы ее пищевые потребности, она пыталась привлечь к себе наше внимание путем того, что взбиралась вверх по нашим конечностям. Теперь она живет у нас как домашнее животное.

Хьюлитт часто заморгал. Он помнил свою любимицу маленьким котенком. Он сам удивился внезапно охватившему его чувству потери и тоски. Краджаррон издал шипящий непереводимый звук. Хьюлитт понял, что тралтан пытается воспроизвести земное «кис-кис», только тогда, когда в дверном проеме возникла Снарф и медленно пошла к нему.

Все молчали как завороженные. Кошка остановилась, посмотрела на Хьюлитта и обошла вокруг его ног, принялась тереться о его лодыжки, изящно помахивая пушистым хвостом. Эту форму невербального контакта не стоило переводить. Хьюлитт присел, поднял кошку, прижал к груди, погладил. Кошка подняла хвост трубой и замурлыкала.

– Снарф, – пробормотал Хьюлитт. – Вот уж не ожидал тебя встретить снова. Как поживаешь?

Приликла подлетел поближе и констатировал:

– Эмоциональное излучение животного характерно для старого и очень довольного существа, не страдающего ни умственными, ни физическими расстройствами, которое в данный момент наслаждается тем, что его шерсть гладят. Если бы животное умело разговаривать, оно бы сказало, что поживает прекрасно и попросило бы вас продолжать его гладить. Друг Мерчисон, вы знаете, что вам делать?

– Безусловно, – ответила патофизиолог и вытащила из сумки сканер. – Краджаррон, Суррилтор, вы позволите? – И, обратившись к Хьюлитту, она добавила:

– Больно не будет, только подержите ее покрепче, пока я буду сканировать. На всякий случай я произведу запись.

Снарф, видимо, поняла, что ей предлагают новую игру. Она пару раз прикоснулась к сканеру лапкой, не выпуская когтей, а затем снова стала мурлыкать.

– Желаете ли забрать принадлежащего вам зверька, землянин Хьюлитт? – поинтересовался Краджаррон.

Оба тралтана смотрели на Хьюлитта во все глаза, и Хьюлитту не понадобилось выяснять, насколько сильно сейчас мандражирует Приликла, – он и так отлично понял, что установившийся межвидовой контакт слабеет на глазах.

– Спасибо, не хочу, – ответил он и отпустил Снарф на пол. – Кошке тут явно нравится, и вряд ли ей придется по душе другое место, но я вам очень признателен за эту встречу со старым другом.

Напряженность тут же спала. Приликла вновь обрел устойчивость, а Снарф, вспрыгнув на одну из массивных ног тралтана, перенесла свои ласки на Суррилтора. Несколько минут спустя, когда гости и хозяева обменивались вежливыми прощальными словами, дважды нежно прозвенел телефон, сигнализируя о вызове.

Это оказался доктор Гамильтон.

– Сожалею, что не могу ответить на ваши вопросы лично, доктор Приликла, – извинился он. – Стиллман, наверное, сообщил вам, что я в данное время нахожусь с инспекционной поездкой на Юннете. Возможность путешествовать – одна из прелестей моего пребывания здесь, ведь я единственный стоматолог-универсал. Так чем могу помочь?

Приликла принялся объяснять, что ему нужно от доктора Гамильтона, а хозяева-тралтаны, не желая становиться невольными слушателями их беседы, удалились в угол и загородились звукоизолирующим экраном. Хьюлитт не отводил глаз от экрана видеофона, изо всех сил пытаясь вспомнить лицо и голос стоматолога, но вспоминал только его блестящие инструменты и руки, торчавшие из рукавов белого халата. Наверное, ребенком он не слишком долго видел лицо врача, чтобы теперь вспомнить его.

– Я не забыл этот случай, – сказал Гамильтон. – Не потому, что это было так уж важно, а потому, что это был первый и единственный раз, когда меня попросили удалить зубы, которые не выпали естественным путем. Тогда я решил, что ребенок страдает избытком воображения, боязлив и боится боли, которая, на его взгляд, может возникнуть в том случае, если он примется выдергивать шатающийся зуб пальцами, ведь именно так поступают большинство детей. Я так понял, что бабушка привела ребенка ко мне именно затем, чтобы решить эту проблему. Процедура предстояла слишком незначительная для того, чтобы применять обезболивание, и потом, как я сейчас припоминаю, в истории болезни ребенка содержалось предупреждение, что в связи с аллергией обезболивающие ему противопоказаны. Причина аллергии тогда установлена не была.

– Мы и теперь ее не установили, – вступила в разговор Мерчисон. – А как вы поступили с зубами? – поинтересовалась она. – Сохранили ли вы их? Исследовали после удаления?

– Я не видел причин, зачем бы их исследовать, – ответил доктор Гамильтон. – Самые обычные детские молочные зубы, ничего из ряда вон выходящего. Кроме того, ребенок очень просил меня позволить ему забрать зубы с собой – не знаю, знакомы ли вы со сказочкой про зубную фею? Считается, что она дарит детям деньги за молочные зубы.

– Помните ли вы еще что-нибудь о том случае, друг Гамильтон? – спросил Приликла. – Что угодно, каким бы пустяком это вам ни показалось в то время.

– Простите, но больше ничего, – вздохнул стоматолог. – С тех пор я ни разу не видел этого ребенка, так что склонен предположить, что в дальнейшем его зубы выпадали естественным путем.

Последние слова Хьюлитт слушал вполуха: он припомнил кое-что еще насчет своих зубов – то, что совершенно вылетело у него из головы впоследствии, а вот теперь, слушая стоматолога, он вспомнил. Он никому об этом не рассказывал – ни тогда, ни потом, потому что все, как обычно, заявили бы, что у него слишком богатое воображение. А он даже ребенком терпеть не мог, чтобы его обвиняли во лжи.

– Друг Хьюлитт, – сказал Приликла, подлетев поближе к нему, – твое эмоциональное излучение, в котором сочетаются небольшое раздражение, напряженное внимание, осторожность и ожидание растерянности, позволяет мне предположить, что вы от нас что-то скрываете. Прошу вас, расскажите. Мы не будем смеяться над вами и не станем вызывать у вас смущение. Любые новые сведения в вашем случае могут оказаться ценными.

– Сомневаюсь, – промямлил Хьюлитт. – Но если вам так хочется, пожалуйста...

Пока Хьюлитт рассказывал, все молчали и внимательно слушали, только Нэйдрад издала отрывистый непереводимый звук. Тягостное молчание нарушил Приликла.

– Доктор Гамильтон об этом не упомянул, – заметил эмпат. – А вы кому-нибудь показали зубы? Разговаривали с кем-нибудь о них?

– Он зубы не рассматривал, когда отдавал их мне, – ответил Хьюлитт. – Они были слишком мелкие – три светло-серых зуба, длиной около дюйма каждый. Я держал их в кулаке, пока шел домой, но бабушке не показал, потому что она и так сердилась на меня, считая, что я зря потащил ее к врачу. К тому времени, когда мы вернулись домой, зубы исчезли. То ли они у меня выпали из руки, то ли их сдуло струей воздуха из кондиционера в автомобиле. Я знаю, вы все мне не верите.

Мерчисон рассмеялась, покачала головой и сказала:

– Простите меня. Но честное слово, так трудно вам верить, когда вы рассказываете такое количество невероятных историй. Ни один из упомянутых вами симптомов не подтвержден, ни с чем не связан. Разве можно нас винить в недоверчивости?

Паучьи лапки Приликлы вновь сильно задрожали.

– Я пообещал другу Хьюлитту, – напомнил он, – что мы не станем смущать его. Он чувствует, что говорит правду.

– Да я знаю, что он думает, что говорит правду, – огрызнулась Мерчисон. – Но зубы не волоски, чтобы их сдуло струей воздуха!

На этот раз в роли специалиста по разрешению конфликтов выступил Стиллман – собственно, это была его специальность. Он дипломатично поинтересовался:

– Доктор Приликла, не желаете ли спуститься в овраг?

Только тогда, когда все они покинули дом, Хьюлитт сказал:

– Как только я увидел кошку, я в тот же миг догадался, что это Снарф. И она меня мгновенно узнала. Не могу описать... Удивительно странное чувство.

– То чувство, с которым вы узнали вашего маленького зверька, было очень сложным, – согласился Приликла. – Я прежде никогда не ощущал подобной эмоциональной реакции, и я бы не удивился, если бы вы попросили тралтанов вернуть вам зверька. Я очень благодарен вам за то, что вы верно оценили ситуацию... Друг Мерчисон, вы чем-то очень смущены и недовольны, – обратился эмпат к патофизиологу. – В чем дело?

– Дело в кошке, – бросила Мерчисон, оглянувшись через плечо на дом. – Мои родители обожали кошек. У нас всегда в доме было не меньше двух, так что с этими животными я знакома не понаслышке. Мне, к примеру, известно, что продолжительность жизни здоровой кошки на Земле – от двенадцати до четырнадцати лет и уж никак не вдвое больше. Поэтому Снарф никак не могла столько прожить. Доктор Стиллман, насколько вы уверены в том, что это земная кошка, а не зверь какого-либо внешне схожего этланского вида?

– Совершенно уверен, – ответил хирург-капитан. – Когда на Этлу впервые прибыли специалисты по осуществлению культурных контактов, они, понимая, что прожить им тут придется долго, оказались настолько предусмотрительны, что захватили с собой то, что им было дорого. В одном случае это была домашняя кошка. Через несколько дней после прибытия она произвела на свет шесть котят. Все они были с радостью разобраны. Одним из этих котят была Снарф.

– В таком случае объясните мне, – не унималась Мерчисон, – с какой стати обычной земной кошке вздумалось вдвое увеличивать продолжительность своей жизни?

Стиллман сделал несколько шагов, прежде чем ответить.

– Знаете, мэм, я и сам не раз этому удивлялся. Мое предположение таково: на Этле кошки не подвергаются той уйме кошачьих болезней, от которых страдают на Земле, а как мы знаем, этланские микробы для живых существ инопланетного происхождения безвредны. Итак, здесь кошка была в безопасности от опасных болезней и могла умереть только от старости или несчастного случая, прожив все свои девять жизней.

Мерчисон улыбнулась.

– Однако нам известно, что Снарф пережила один тяжелый несчастный случай и выжила. Теория у вас замечательная, доктор, но есть ли у нее подтверждение? Что вы можете рассказать об остальных котятах – братиках и сестричках Снарф?

– Я боялся, что вы зададите этот вопрос, – вздохнул Стиллман. – Один из котят вступил в спор с лесовозом и проиграл. Остальные пятеро, так же как их мать, умерли естественной смертью. Мать раньше, а котята – лет десять назад.

– О, – только и выговорила Мерчисон.