Надя сидела на диване и очень придирчиво рассматривала все платья, которые Лена доставала из шкафа. Она доставала, прикладывала их к себе, но Надя каждый раз говорила:
— Нет!
Одно было слишком легкомысленным, другое делало ее совсем девчонкой, чуть ли не первоклашкой, в третьем можно было ходить только зимой, у четвертого был дикий цвет… Лена достала последнее, с золотисто-красной вышивкой.
— Ты понимаешь, важно, чтоб у Гуся не получилось каких-либо сравнений! Вот он сравнит тебя, например, с воробьем, раз ты в том, сером в крапинку — и считай, что ничего не вышло! Он тебя просмеет, и только!
— А при чем тут Гусь? — удивилась Лена. — Я же не из-за Гуся…
— Ты-то не из-за Гуся, но Гусь из-за тебя… Если ты ему тоже не понравишься, так он тебе и пойдет доминошников уговаривать.
— А ты сама с Гусем разговаривай!
— Как же, послушается он меня! — Надя вдруг впилась глазами в платье, на которое Лена почему-то не обратила внимания. — Вот всех побеждающее платье! И молчи! И не возражай!
И Лена приложила к себе белое. И как сразу все изменилось: не было Лены, не было платья, было что-то единое, воздушное, легкое. И сразу стало заметно, какие у нее темные крылатые брови, и какие яркие глаза, и как хорошо лежат волосы, поднятые ленточкой. Надя склоняла голову то направо, то налево, любуясь. Сказала:
— Офелия! Убийство на улице Данте! Гусь примет все наши условия!
Лена вышла из подъезда, и все, кто видел ее, замерли: Антон, читающий в шезлонге на балконе, — глаза его наполнились страданием. Гена, переживавший разные противоречивые чувства, вдруг обо всем забыл. И Гусь, стоящий у окна в новой бешеного цвета рубахе, которую ему, наверное, только что подарил его дядя, пришедший, конечно, из заграничного плавания, Ванюша, с лицом Оцеолы и быстрым взглядом самбиста. И даже Капитончик, сам с собой игравший в баскетбол на спортплощадке, как будто весь сломался и стал походить на палочника — есть такое насекомое, как будто состоящее из палочек, такое неуклюжее, длинное и тонкое.
Лена проплыла под конвоем Нади до окна Гуся и, к изумлению всего двора, сказал чарующим голосом:
— Георгий, спустись — на минутку.
У Филимонова сделалось такое лицо, как будто ему в научных целях стали отпиливать руку. Гусь не сразу закрыл рот от удивления.
— Это ты мне?
Из-под его руки вынырнул Женька и спросил:
— Это там… чего?
— Брысь! — сказал Гусь, не спуская с Лены глаз.
— Я тебя на улице подожду… — нежно сказала Лена.
— Конечно, конечно… — оторопело сказал Гусь.
Из дверей подъезда он вышел важно. У него, оказывается, не только рубаха была новая, но и брюки сиреневого цвета, и туфли с тупыми носками. С заднего кармана брюк на весь двор кусок коричневой кожи сообщал, что выпустила их фирма «Райфл». Расклешенные брючины позванивали, подшитые металлическими молниями… Лена ждала его под платаном.
— Ну, чего тебе? — Гусь потупил взор.
— Иди сюда… — сказала Лена. — Не правда ли, какой прекрасный день…
Гусь оглянулся по сторонам. День был действительно прекрасный.
— Ничего… — сказал Гусь. — Вполне.
— Ты знаешь… — сказала Лена. — Я давно хотела с тобой поговорить… Почему бы тебе не заняться спортом?
Гусь удивился:
— Чем?
— Спортом! Вон какие у тебя перспективные ноги!
Гусь с интересом посмотрел на свои ноги. Словно увидел их впервые.
— А какой мне хозрасчет бегать и прыгать? — усмехнулся он. — Я человек занятой…
— Ну, а если… — Лена посмотрела прямо в глаза Гусю, и он взгляд ее не выдержал. — Если я тебя очень попрошу?
Гусь совершенно по-дурацки себя почувствовал, стал смотреть куда-то через собственное плечо.
— Да я не знаю… И вообще, ты знаешь, я боюсь качки… а тут прыгать надо…
— Мы бы тебя главным хранителем олимпийского огня сделали! — принялась уговаривать Лена.
— Дымовым, значит?
— Лично для меня, значит… — Лена сделала вид, что оговорилась. — Для всех нас! Для всего двора, что ли, не можешь?
— Вот тут, — он постучал пальцем по голове, — мужики сумлеваются… Ларионова же все равно не перепрыгнешь!
— Не стараться — так и не перепрыгнешь!
Она схватила его за руку и потянула в сквер через дорогу. Гусь застеснялся и выдернул свою руку из ее рук.
— Ты тайну хранить умеешь? — горячо спросила Лена.
— Хоть две! — гордо заявил Гусь.
— А их и так две!
И она рассказала ему все. Гусь долго думал.
— Ладно, — проговорил он наконец. — Я согласен. Я-то думал, что ты… а ты… Ну, да ладно… А двор, это дело по мне! Люблю разыгрывать!
Он сорвал розу и протянул ее Лене.
— Сказал — сделал. Гусь такой!
Аллея была пуста. Лена взяла розу. Гусь расплылся в улыбке. Но улыбка погасла тут же, потому что Лена воткнула розу на ее место в клумбе.
— Нельзя… — сказала она, — милиция остановит…
— Вас понял. Вижу хорошо, — кивнул Гусь. Мимо них действительно медленно прошагал милиционер. — Знаешь, а тебе пойдет Мануэль де Курси!
— Что?! — удивилась Лена.
— Ну, я насчет… — Гусь повертел рукой над своей макушкой. — Насчет прически…
— Ты опять?
— Не буду! — испугался Гусь.
К изумлению всего двора, Гусь с Леной чинно прошлись мимо ворот и исчезли в переулке.
В комнате Лени Толкалина собрался весь кворум, к которому после долгих уговоров присоединили Ванюшу. Даже Вита Левская была тут, потому что теперь она должна была своей игрой в положенные моменты оформлять лирическое настроение Гены, которому все равно придется влюбиться. Они уже обсудили ее репертуар, придирчиво прослушали несколько пьес и остановились на том, что играть она будет молдавские мелодии. Потому что, по общему мнению, разные там скрипичные пьесы для такого дела совсем не подходили. Ванюша пришел в разгар споров, касающихся музыки, очень удивился — до сих пор никто, кроме Лени Толкалина, скрипкой не интересовался. Надя объяснила ему так:
— Растем. Пора думать.
Это вполне Ванюшу устроило.
— Думайте, — сказал он, — лично я к скрипке равнодушен. Я люблю битлов.
— Вот мы тут о Гусе, — сказала Надя. — Он дал нам слово сломить сопротивление доминошников. А мы боимся, чтобы он не подвел наши игры. Вот сейчас тут Леня пленку прокрутит… Он говорит, что Гусь какой-то странный стал. Он ведь такой — жди от него фокусов!
Леня включил проектор.
На холсте, повешенном на стенку, из подъезда выскочил Гусь, на ходу жуя бутерброд. Он пробежал мимо гаража с джазистами, мимо автомобилистов на пустыре, мимо доминошников, ни на кого не обращая внимания…
— Видели? — спросил Леня. — Все мимо…
Гусь идет по улице. На углу подходит к группе пижонистых подростков. Они почтительно пожимают ему руку. Когда двое из них здороваются, волосы закрывают им лица. Получается очень смешно — как будто они вслепую шарят руками, чтобы поздороваться друг с другом. Гусь оглядывается… и вдруг опрометью бежит от подростков. Они тоже оглядываются. И бегут за ним.
— Это они от меня убегали… — сообщил Леня. Улица неслась на полотне, навстречу зрителям — качались деревья, качались автобусы и люди…
— Это я бегу за ним… — сказал Леня. Улица внезапно перевернулась.
— Это я упал… — огорченно проговорил Леня. Улица, прохожие, разные лица…
— А где он? — спросила Надя.
— А он… — сказал Леня сконфуженно. — Он… исчез!
— И это все, мистер Шерлок Холмс? — спросила Надя.
— Не-ет! — торжествующе сказал Леня. — Ты меня за кого принимаешь? Меня за такую работу выгнали бы из кружка кинолюбителей! Сюжет должен быть закончен!
Пока он это говорил, на экране дрожала черная вклейка, мерцающая искрами и черточками. И появилось здание. Наезд — во весь экран — вывеска. На ней написано: «Районная библиотека № 29». Отъезд — в библиотеку входит Гусь.
Все изумленно охнули. Гусь вышел из библиотеки с толстенной книгой в руках, листая ее на ходу. Толкалин остановил изображение — Гусь с книгой.
— Действительно… — растерянно сказала Надя.
— Ну!!! — ликующе завопил лентописец. — Гусь с книгой! А? Тут что-то не так! Видали когда-нибудь Гуся с толстой книжкой? Я лично не видел!
— И я, — тихо сказала Виолетта.
— Да, мы не видели… — еще раз повторил Леня.
— С ума можно сойти, — сказала Лена. — Сначала эти мальчики. А потом книга — это уж вообще…
— По-моему, — сказал Ванюша, — что-то вы чересчур… мнительные. Мало ли что?
— А мы-то тебя с ним назначили доминошников уговаривать. Мало ли что… — сказала Лена. — Может, те его в шею толкать вздумают… особенно эта джаз-банда.
— Я пожалуйста, — согласился Ванюша. — Хоть ваша олимпиада не для меня, зато я для вашей олимпиады — всегда пожалуйста.
— Вот, — сказала Надя. — Ты, Ванюша, с ним и поговори. Он к тебе с уважением относится.
— А ко мне все с уважением относятся… — Черные глаза Ванюши засмеялись.