Полицейский за проволочной перегородкой унылым монотонным голосом говорил в микрофон:
— Шестнадцатая машина, проверить сообщение о нападении на углу Падилла и Флауэр. Шестнадцатая машина, угол Падилла и Флауэр.
Он отключил микрофон, затянулся влажной сигаретой.
— Что у вас, сэр? — Он наклонился и поглядел на меня через свое окошко. — Какой-нибудь несчастный случай?
— Нет, не несчастный случай. Где шеф?
— Он выехал... по одному делу. Что случилось?
— Я звонил вам около девяти. Надсон получил мое сообщение?
— Вы разговаривали не со мной. Я пришел только в двенадцать. — Он сделал еще одну затяжку и принялся бесстрастно изучать меня сквозь облако дыма. — О чем сообщение?
— Оно должно быть занесено в ваш журнал. Я звонил без пяти девять.
Он раскрыл журнал дежурств и просмотрел последний заполненный лист сверху вниз.
— Вероятно, вы ошиблись. Здесь ничего нет между восемью сорока пятью — пьяная драка на Стейт — и девятью двадцатью пятью — вымогательство на Виста. Ваше сообщение не о вымогательстве?
Я покачал головой: нет, нет, не то дело.
— А вы не позвонили в офис шерифа?
— Я звонил сюда. Кто в это время дежурил?
— Фрэнкс.
— Он следователь. Он не может исполнять обязанности дежурного.
— Он замещал Кермоди. У жены Кермоди вот-вот родится ребенок... Ну так что же нам предпринять... насчет этого вашего звонка? Ваше имя?
— Арчер. Я поговорю с Надсоном.
— Вы частный сыщик в деле Слокум?
Я кивнул: да, я частный сыщик именно в этом деле.
— Надсона сейчас нет. Могу ему позвонить.
— Не беспокойтесь. Я поеду. Фрэнкс где-нибудь здесь?
— Нет, он ушел домой. — Полицейский доверительно взглянул на меня. Если хотите мое личное мнение... Фрэнкс не подходит для такой серьезной работы. Раньше он бросал мячи. Ваш звонок был важным?
Я не ответил.
Гнев и страх подхватили меня, когда я взялся за руль. Дважды проскочил на красный свет. Вон, вон из этого города!
— Мы не возвращаемся, где были? — с дрожью в голосе спросил Бад.
— Нет. Мне надо встретиться с шефом полиции.
— Я не понимаю, что происходит. Это ужасно. Вы пытались спасти его, а он бросился на вас.
— Он дурень. Он думал, что его встречают друзья. А у него вообще не было друзей.
— Это ужасно, — снова сказал Бад, обращаясь к себе самому.
В доме Слокумов на веранде горел свет, отражаясь и на массивных стенах, и на подстриженной, ночью мрачной лужайке. Это был мавзолей, и черная полицейская машина у подъезда годилась, чтобы на ней разъезжала смерть, бесшумно и быстро. Я оставил Бада сидеть в машине и направился к дому. Надсон и Мод Слокум вместе подошли к полуоткрытой парадной двери. Было видно, как они отдалились друг от друга, узнав меня. Миссис Слокум вышла за порог одна. Протягивая мне руку.
— Мистер Арчер! Звонили из управления полиции и сказали, что вы приехали. Где вы пропадали все это время?
— Слишком далеко отсюда... Я был бы не прочь что-нибудь выпить.
— Конечно, конечно. — Она открыла дверь настежь и даже придержала ее, чтобы я мог пройти. — Ральф, будь добр, приготовь коктейль для мистера Арчера.
Он предупреждающе поглядел на нее: тяжелый взгляд привыкшего к своей роли врага. Или — давнего любовника.
— Буду рад, миссис Слокум. Что скажете хорошего, Арчер? — Обращение было неловким, наигранно дружелюбным.
— Все, что я могу сказать, — только плохое. Очень плохое.
Я рассказал им, что мне удалось разузнать, пока пил свой коктейль в той самой комнате, где прошлой ночью ссорились, а затем помирились супруги Слокумы. На скуле у миссис Слокум был синяк, правда едва заметный под толстым слоем тональной пудры. Зеленое шерстяное платье подчеркивало ее великолепную фигуру. Ее щеки и губы показались мне, однако, бескровными, глаза потускневшими. Надсон сидел рядом с ней на обитом ситцем диванчике. Пока я говорил, ее колени бессознательно сдвинулись поближе к нему.
— Я догнал Ривиса в Лас-Вегасе...
— Кто сказал вам, что он там? — тихо спросил Надсон.
— Мои ноги, которые до этого путешествия немало походили по его маршрутам... Потом отправился обратно, между шестью и семью, с ним и еще с одним мальчиком, которого я нанял вести машину. В девять я позвонил в ваше управление с бензоколонки в пустыне и попросил дежурного передать вам, что еду.
— Мне ничего не передавали. Давайте посмотрим, кто в это время дежурил?
— Фрэнкс. Он даже не позаботился о том, чтобы занести мое сообщение в журнал. Но он передал информацию... кому-то другому. Семеро серьезных мужчин остановили меня на Нотч-Трейл, примерно час назад. Они загородили дорогу грузовиком. Одного я ранил. Ривис думал, что эти люди приехали его освобождать, и сдуру напал на меня. Я отбился, но кто-то из них нокаутировал меня. Затем они продырявили Ривиса дюжиной пуль и зажарили его целиком, облив труп бензином.
— Боже мой! — воскликнула Мод Слокум, но лицо ее осталось непроницаемо, как маска смерти. — Какой ужас!
Надсон закусил свою нижнюю губу. Сильно, чуть ли не до крови.
— Грязное линчевание, а? За двадцать лет, что я служу в полиции, никак не мог совладать с линчевателями.
— Сохраните это суждение для ваших мемуаров, Надсон. Это убийство не линчевание. Парень, который сидит в моей машине, — свидетель. Мне хотелось бы знать, что вы собираетесь теперь предпринять.
Он поднялся. Несмотря на внешние признаки волнения, казалось, он принимает все услышанное более чем легко.
— Я сделаю, что смогу. Нотч-Трейл не моя территория. Позвоню шерифу.
— Фрэнкс — ваш парень.
— Не волнуйтесь, я как следует разберусь с этим делом. Можете вы описать мне этих людей?
— Их лица были скрыты под платками. Мне показалось, что эти ребята местного производства, либо взяты со здешних ранчо, либо их вытащили с нефтяных промыслов. У одного из них в правом локте дырка от моей пули. Я узнал бы два голоса, если снова их услышал. Парень сможет сообщить вам больше.
— Предоставлю шерифу возможность побеседовать с ним.
Я тоже встал, глядя ему прямо в лицо.
— По-моему, вы не очень озабочены.
Он увидел, что я намерен ускорить ход событий и начать игру открытыми картами.
— Как вы знаете, с вспышками гнева у толпы очень трудно совладать. Скажем, шериф схватит этих парней с грузовика, что само по себе маловероятно, но у нас не будет присяжных, чтобы вынести приговор. Миссис Оливия Слокум принадлежала к самым почетным жителям города; и на улицах, и в суде можно ожидать изрядного количества слез и сырости по поводу ее убийства.
— Понимаю... Теперь смерть миссис Слокум уже стала убийством. А смерть Ривиса — просто потеря бдительности со стороны службы шерифа. Суд общественности непредсказуем... Вы не глупы, Надсон. Кстати, я тоже. Я знаю толпу, и я видел: убийц наняли. Может быть, они и любители, но они делали свое дело не ради шутки.
— Не будем давать волю подозрительности, Арчер, — сказал хулиган-полицейский предупреждающе. — В конце концов, Ривис получил то, что ему предназначалось. Любители они или нет, эти люди, которые линчевали, но — сберегли деньги штата.
— Вы думаете, что он убил миссис Слокум.
— У меня на этот счет нет никаких сомнений. Медицинское исследование обнаружило следы подкожных кровоизлияний на ее спине, ее толкал кто-то, и грубо. И видимо, этот "кто-то" был Ривис. Мы нашли его кепку примерно в пятидесяти футах от бассейна, за деревьями, маскирующими систему фильтров. Он был там, понимаете? И как раз потерял работу: для мстительного психа — мотив веский... И сразу после преступления он улизнул.
— Да, он улизнул, но открыто и неспешно. Он проголосовал мне на дороге, а по дороге вышел у бара, чтобы выпить пару глотков. — Может быть, ему нужна была пара глотков. Это часто встречается в психике убийц.
Надсон покраснел, на его лице утвердилось упрямство человека, который "зациклился" на своих мыслях. Настало время выложить карту, которую я приберегал:
— Хронометраж не сходится, Надсон. Самое ранее время, когда Марвелл мог услышать всплеск, — это двадцать минут девятого. Когда я подобрал Ривиса на дороге, было восемь двадцать три, а он прошел милю или больше. Надсон разозлился всерьез. Мод внимательно следила за выражением его лица.
— Марвелл одарен очень богатым воображением, — оскалился в улыбке Надсон. — Сегодня я получил от него другое заявление... После того, как он немного успокоился. Он утверждает теперь, что не может сказать точно, когда услышал всплеск, да и слышал ли его вообще. Вполне вероятно, что миссис Слокум была убита за добрый час до того, как он нашел ее тело в бассейне. Так что невозможно установить, сколь долго она находилась в воде.
— Все равно я не думаю, что это сделал Ривис.
— То, что вы думаете, не доказательство. Я привел вам доказательства, и достаточно веские... Между прочим, Арчер, вы немного поздно сообщили мне, когда подобрали Ривиса и решили с ним покутить. Что случилось тогда в баре, Арчер, он очень убедительно рассказывал вам о своей честной жизни?
Я сдержал гнев. Карта не сыграла. По-видимому, не сыграла.
С надменной медлительностью Надсон вынул маленькую сигару из маленького кармашка, попросил разрешение у дамы закурить, отломил кончик сигары и бросил его в пепельницу, зажег сигару, потушил спичку, выпустил струйку дыма:
— Когда мне потребуется инструктор, чтобы рассказать, как мне вести свои служебные дела, я пошлю вам срочное письмо.
Он вышел из комнаты, оставляя за собой облачко приятного дыма; и тут же вдруг вернулся из холла, ведя за руку Кэти. Она пыталась вырвать руку из его цепкой хватки.
— Отпустите меня, мистер Надсон.
Он резким движением освободил ее руку.
— Прости, Кэти. Я не хотел быть грубым.
Она повернулась к нам спиной и направилась было к двери, скользя белыми меховыми тапочками по ворсу ковра. В розовом шелковом халате, с блестящими, распущенными по спине волосами, она выглядела очень трогательно. Надсон смотрел на нее со странной безнадежностью во взоре.
— Подожди минутку, дорогая, — сказала мать. — Почему так поздно ты не спишь? А, почему?
Кэти остановилась в дверях, но отказалась повернуться. Покрытые атласом плечи ее напряглись.
— Я разговаривала с папой.
— Он тоже еще не спит?
— Он не мог уснуть, и я тоже не смогла. Мы услышали ваши голоса. Теперь можно мне вернуться в постель?
— Конечно, дорогая.
— Я хотел бы задать Кэти вопрос, — пришлось вмешаться мне. — Вы позволите, миссис Слокум?
Материнским жестом она подняла руку.
— Бедной девочке пришлось отвечать на такое количество вопросов. Не может ваш подождать до утра?
— Все, что мне нужно, от Кэти, так это, чтобы она сказала "да" или "нет". Пэт Ривис утверждал, что она может подтвердить его алиби в те трагические минуты.
Девушка обернулась, но от двери не отошла.
— Я не ребенок, мама. Конечно, я могу дать ответ на вопрос. — Она встала, расставив ноги, глубоко засунув руки в карманы халата.
— Итак... Ривис утверждал, что он пришел сюда прошлой ночью, чтобы повидаться с тобой. Вы были с ним вместе до того, как я нашел тебя одну в своей машине?
— Нет. Я не видела его с того самого неприятного случая в Куинто.
— Это все? — обратился ко мне Надсон.
— Все.
— Подойди и поцелуй на ночь свою маму, Кэти, — сказала Мод Слокум.
Девушка с явной неохотой подошла к матери и поцеловала ее в щеку.
Руки Мод потянулись к ней, обняли ее. Девушка быстро высвободилась из объятий и направилась к двери.
Надсон смотрел на обеих так, словно он и не подозревал о существующем между ними напряжении. Казалось, он получил истинное удовольствие от лицезрения этой вынужденной, лишенной любви сделки-поцелуя. Он вышел из комнаты вслед за Кэти с застывшей на лице улыбкой и с пылающей сигарой, торчащей во рту.
Я опустился на диван рядом с Мод Слокум.
— Ривис крепко сел на мель. Надсон... упорен.
— Вы все еще не удовлетворены? — отозвалась она.
— Поймите, Ривис для меня ровно ничего не значит. Меня беспокоит общая картина: в ней слишком много несоответствий. Кстати... Вы знаете человека по имени Уолтер Килборн?
— Снова вопрос, мистер Арчер? — Она потянулась к серебряному портсигару, лежавшему на столике рядом. Руки плохо слушались ее, и портсигар упал на пол. Сигареты рассыпались, я принялся их подбирать.
— Не беспокойтесь, пожалуйста, не беспокойтесь... Все у меня распадается на части, все вообще, так что несколько сигарет на полу — это самое незначительное из моих огорчений.
Я продолжал подбирать сигареты.
— А какое самое большое? Все еще то письмо, которое вы мне дали?
— Вы задаете мне так много вопросов, мистер Арчер. Хотелось бы мне знать, что заставляет вас это делать. Страсть к справедливости, страсть к правде?.. Вы видите, теперь я спрашиваю, я поменялась с вами ролями.
— Не знаю, почему вам интересно это узнать.
Я положил на стол вновь заполненный портсигар, зажег две сигареты, одну для нее, другую для себя.
Она благодарно затянулась. Ее ответ сопроводило облачко дыма:
— Потому что я не понимаю вас. Вы достаточно умны и представительны, чтобы у вас была работа получше и большего веса, что ли.
— Как у вашего друга Надсона? Я пять лет работал в департаменте муниципальной полиции, а потом бросил службу. Слишком много случаев, когда официальная версия не согласовывалась с фактами, которые были мне известны.
— Ральф — честный человек. Всю свою жизнь он работает в полиции, и у него осталась, все еще осталась совесть.
— Вероятно, две совести. У многих из хороших полицейских есть общественная совесть и частная совесть. У меня же осталась только частная совесть, вещь неказистая, но зато своя.
— Я не ошиблась на ваш счет: вами движет страсть к справедливости.
— Не знаю, что такое справедливость, — сказал я. — Хотя... правда меня интересует. Не правда вообще, а правда конкретная: кто сделал, что, когда, почему. Особенно почему. Например, мне хотелось бы знать, почему вас так заботит, интересуюсь ли я справедливостью. Может быть, вы хотите таким путем попросить меня отказаться от нашего дела?
Некоторое время она сидела в полном молчании.
— Нет. Это все не то. У меня самой сохраняется доля уважения к правде. Женское уважение: я хочу знать правду, если только она не причиняет слишком большую боль. И я просто, признаться, побаиваюсь немного человека, который очень сильно заботится о правде. Вас ведь действительно заботит, виновен Ривис или нет...
— А разве это не волнует Надсона и оставшуюся у него совесть?
— Не знаю. Происходит вообще слишком много такого, чего я не понимаю. ("Это нас объединяет", — подумал я.) Например, мой уважаемый супруг удалился к себе и отказывается попадаться кому бы то ни было на глаза. Он утверждает, что проведет остаток жизни в своей комнате, как Марсель Пруст. — Ненависть мелькнула в глазах Мод, глазах цвета морской волны. И тут же исчезла, как плавник акулы в морских волнах.
Я загасил свою сигарету, вкус которой (на пустой-то желудок) был слишком острым.
— Этот Марсель... как его там, он ваш друг?
— Теперь вы снова собираетесь ломать комедию?
— У вас дома, по-моему, такая мода. Вы определенно желаете вести беседу о каких-то абстракциях вроде правды и справедливости. Но не сообщили мне ни одного факта, который мог бы мне помочь выяснить, кто написал письмо или кто убил вашу свекровь.
— Ах, письмо... Мы снова вернулись к письму.
— Миссис Слокум, — сказал я, — письмо писалось не обо мне. Оно писалось о вас. Вы наняли меня, чтобы я выяснил, кто его написал, помните? — С того времени случилось столько всего... Теперь все это кажется не важным.
— Теперь, когда она мертва?
— Да, — холодно ответила Мод. — Теперь, когда она мертва.
— А не приходило ли вам на ум, что автор письма и убийца могут быть одним и тем же лицом?
— Нет. Я не вижу тут никакой связи.
— И я тоже не вижу. Если бы со мной сотрудничали, я смог бы ее разглядеть. То есть: если вы рассказали бы мне все, что знаете об отношениях между людьми в этом доме.
Она пожала плечами с усталой покорностью.
— Я не могу, как Кэти, требовать для себя освобождения от ответов на вопросы под предлогом крайней молодости. Но я очень устала. Что вы хотите знать?
— Как давно вы знаете Надсона и насколько хорошо?
Она смерила меня еще одним своим долгим, "зондирующим" взглядом (я уже успел к ним приноровиться).
— Год. Последний год. Или около того, и вовсе не так близко.
— Вчера вы упомянули о подруге по имени Милдред Флеминг. Возможно, она расскажет мне другую историю вашего знакомства.
Она холодно заметила:
— Думаю, вы несколько нарушаете приличия, мистер Арчер.
— Очень хорошо, мэм, будем впредь играть по джентльменским правилам.
Оба, мэм!
— Ладно, я скажу вам кое-что... Я знаю Уолтера Килборна. Честно говоря, я видела его сегодня.
В холле послышались тяжелые шаги Надсона, его покатые плечи и мощный торс загородили дверной проем.
— Я наконец выгнал шерифа из постели. Он встретится с нами.
— С вами, — поправил я. — Не со мной. Миссис Слокум была сейчас настолько любезна, что предложила мне еще бокал, а он мне крайне необходим. Утром я представлю шерифу заявление. Возьмите с собой паренька. Его зовут Массельман, Бад Массельман, он в моей машине и теперь скорее всего спит. Вы еще можете обнаружить четкие следы в том месте, где грузовик развертывался, чтобы перегородить дорогу.
— Огромное спасибо за великолепное предложение.
В его тоне прозвучала ирония, но, мне кажется, он остался доволен, что я не поеду с ним. Они с шерифом смогут тогда побродить вокруг места преступления, подобрать останки, отвезти их в город и — ничего иного не делать.
— Посмотрите, чтобы у мальчика было где выспаться, хорошо? И передайте ему от меня вот это, я ему остался должен.
Надсон взял у меня десятидолларовую бумажку.
— О'кей, Арчер. Спокойной ночи, миссис Слокум. Я ценю ваше сотрудничество.
— Я тоже, Ральф.
"Давние любовники, — снова подумал я, — играют с двойной осмотрительностью, в паре".
Надсон ушел. Мы снова остались вдвоем. Мод Слокум поднялась с дивана, взяла мой пустой бокал.
— Вы действительно хотите что-нибудь выпить?
— Немного, пожалуйста. И с водой.
— И я составлю вам компанию. Без воды.
Она налила из графина виски, в два пальца мне и в четыре себе. Выпила свой виски залпом.
— Чего я действительно хочу, так это информации о Килборне, — сказал я, медленно потягивая содержимое своего бокала.
— Несчастный искатель правды, — неожиданно произнесла она, совсем не по правилам джентльменской игры. Тяжело и небрежно она опустилась на диван рядом со мной. — Я ничего не знаю об Уолтере Килборне, я имею в виду — ничего, что могло бы говорить против него.
— Это разъяснение уникальное, я полагаю. Где видели вы его сегодня вечером?
— В ресторане "Бодвок", в Куинто. Я думала, что Кэти заслуживает... чего-то отвлекающего от мрачного дня, который она провела с полицией и... с отцом. Ну, я и повезла ее в Куинто пообедать. И увидела в ресторане Уолтера Килборна. Он был вместе с белокурым юным созданием, очень милым... — Со своей женой. Вы с ним ни о чем не разговаривали?
— Нет. Он не узнал меня, а я никогда ему не симпатизировала. Я спросила старшего официанта, откуда он здесь. Очевидно, его яхта стоит в гавани.
Это было то, что мне нужно. Усталость высосала из моего тела энергию и перешла в наступление на мою волю. Но оставались еще вопросы, которые мне нужно было задать.
— А как получилось, что вы его знаете?
— Года два назад он хотел заключить деловое соглашение с моей свекровью, взять на пробу нефть на ее ранчо. Это было, когда открыли месторождение нефти по другую сторону долины, эту сторону еще не трогали. Целая компания мужчин прибыла сюда вместе с Килборном и провела несколько недель на нашей территории, вырывая ямы и ставя взрывчатые заряды и приборы... Я забыла техническое название...
— Сейсмограф?
— Сейсмограф. Они нашли тогда, что нефть очень хорошая, но сделки не получилось. Мама, — губы Мод, округлившись, выпустили изо рта это слово так, будто у того был какой-то странный и неприятный привкус, — мама решила, что нефтяные вышки заслонят ей изысканный вид. И разорвала с Килборном все связи. Конечно, здесь сыграло роль и другое: ей не понравился мужчина, не думаю, чтобы она отнеслась к нему с доверием... Так мы и продолжали жить в благородной бедности.
— А другие компании?
— Она вообще не захотела сдавать участок кому бы то ни было. Но первый отказ был дан Килборну.
Рука Мод слепо потянулась за сигаретой. Я достал одну из портсигара, вложил ее между пальцев Мод. Она курила бестолково, как ребенок, — видно, виски вместе с усталостью тяжело действовали на нервную систему.
Я задал ей главный вопрос, который причинил бы ей боль, будь она трезвой и собранной, и внимательно глядел в лицо, ожидая, какой он произведет эффект:
— А вы не хотели жить дольше в благородной бедности, не правда ли? Вы и ваш муж связались бы с Килборном. Так? Не это ли причина, почему он сейчас заперся наверху?
— Это не приходило мне в голову, — неуверенно сказала Мод. — Хотя... Знаете, именно это мы и сделаем. Я должна поговорить об этом с Джеймсом. Она закрыла глаза.
Я пожелал Мод спокойной ночи и оставил ее.