Омут

Глава 21

В главной кабине яхты было мрачно и прохладно. Серенький свет раннего утра едва просачивался сквозь занавеси на иллюминаторах и, дрожа, пятнал мебель из красного дерева. Одну переборку почти всю закрыли фотографии, изображавшие утесы в Экепалко, на фоне которых проплывала яхта Килборна. Покрытый толстыми коврами, пол поглощал наши шаги, так что они были такими же беззвучными, как у гробовщиков. Килборн подошел к столу в центре салона, уселся сам, пригласил за стол и меня.

— Садитесь, мистер Арчер, садитесь. Вы позволите предложить вам завтрак?

Он попытался дружелюбно улыбнуться, но глаза и рот не справились с этой попыткой. Голос у Килборна оказался тоненьким, брюзжащим и расстроенным.

— Мне бы следовало быть более голодным, чем на самом деле, — я тоже попытался говорить дружелюбно.

— Ну, тогда если вы меня извините, я бы немножко перекусил сам. — Килборн взглянул на мужчину в льняном костюме, тот стоял спиной к люку, не выпуская из руки пистолет. — Меллиотс, скажи официанту, чтобы мне подали завтрак... И давайте прольем немного света на проблему. У меня до сих пор не было такой замечательной возможности взглянуть на ваше дружеское лицо. Меллиотс включил верхний свет, а потом удалился на палубу. Я подумал было вырваться отсюда, ринувшись за ним в люк, мускулы ног напряглись при одной этой мысли. Но без оружия это было совершенно безнадежным предприятием. И Мэвис лежала без сознания на койке, в этом салоне, а не где-то еще. Бежать от нее? Я не мог этого сделать, даже когда у меня была лучшая возможность. И потом, я находился там, куда хотел попасть, Килборн был тем человеком, с кем я должен был побеседовать.

Я снова повторил про себя: "Я нахожусь там, куда хотел попасть".

Если достаточно часто повторять эту фразу, в нее можно будет поверить.

Звонкий удар по столу заставил меня от нее отвлечься: Килборн водворил таким образом мой пистолет на полированную поверхность красного дерева.

— Надеюсь, мистер Арчер, вы простите мне эту демонстрацию оружия. Лично я неискоренимый пацифист, но я понимаю, что вы обладаете незаурядной физической силой. Надеюсь, вы не заставите нас применить эти смехотворные пистолеты. Насилие всегда расстраивает мое пищеварение.

— Вы счастливчик, — сказал я. — Не у каждого так получается, что убийства совершаются за него без него.

Меллиотс, который к тому времени вновь вернулся в салон, резко переступил с ноги на ногу. Глаза его угрожали. А еще более угрожал мне глаз его пистолета. Хотя в нем не было злобы.

— Пожалуйста, мистер Арчер. — Килборн поднял от стола свою безжизненно-белую руку, — так полицейский поднимает руку в привычном жесте:

— Вы не должны торопиться с выводами, прежде чем не узнаете всей правды. Правда намного проще, чем вы предполагаете, и вовсе не так ужасна. Признаю, что я сделал один-два вынужденных и легальных... м-м-м... выстрела, чтобы защитить свои интересы. Если человек не встанет на защиту собственных интересов, нечего ожидать, что это сделает за него кто-нибудь другой. Это одна из тех доморощенных истин, которым я выучился, когда был коммивояжером и занимался продажей автомобилей в Ипсиланти. Видите, я начинал c малого, а затем... м-м-м... поднялся. И я не собираюсь возвращаться к тому, с чего начал.

— Ваши воспоминания очаровали меня. Могу я сделать одно замечание?

— Пожалуйста. Мы питаем друг к другу взаимное недоверие, но между нами не стоит ничего, кроме недоверия. Попробуем быть по-настоящему откровенны друг с другом...

— Я буду с вами откровенен. Мне представляется, что вы наняли Ривиса для того, чтобы он убил старшую миссис Слокум, а потом наняли кого-то еще, чтобы тот убрал Ривиса. Коли все это так и есть, я не собираюсь позволить вам так легко ускользнуть.

— Но решение не зависит от вас, не правда ли?

Я заметил, что стол, прикрепленный к палубе, слегка дрожит. Где-то за кормой заработал двигатель, завертелась грохочущая лебедка. Винт повернулся, и вся яхта ожила.

— Похищение — не убийство, дело более легкое, — сказал я, но не стал продолжать, потому что вспомнил, что сам сделал с Ривисом. Страх и угрызения совести — такая смесь оказалась довольно горькой.

— Правильнее было бы сказать "достижение цели путем принуждения". — Килборн в первый раз улыбнулся по-настоящему, не размыкая губ. Как и всякий, кто занимался юридическим самообразованием, Килборн пекся о своей лексике. — Но давайте вернемся к вашим утверждениям. Вы правы даже меньше, чем наполовину. Я абсолютно никакого отношения не имею к смерти пожилой миссис Слокум. Риан сам разработал этот план и самостоятельно его осуществил.

— Но вы ему платили, и ее смерть была для вас выгодна.

— Вот именно. — Его пальцы сплелись, как спаривающиеся черви. — В конце концов вы поймете ситуацию. Будучи не виновным, я, однако, не мог допустить, чтобы Риана схватили и стали допрашивать. Я дал ему денег, чтобы он смог бежать. В этом отношении, признаю, меня можно счесть соучастником преступления. Если бы Риан предстал перед судом, меня волей-неволей тоже притянули бы...

— Так что вы должны были обеспечить его молчание...

— Пока районный прокурор не добился от него показаний... Совершенно верно. Видите, если судить беспристрастно, у нас общие взгляды.

— Есть один пункт, по поводу которого наши взгляды в корне расходятся. Вы не объяснили самого важного: почему Ривису понадобилось ее убивать. Во-первых, что он делал в Нопэл-Велли?

— Позвольте мне обозначить фон. — Килборн облокотился на стол, не разняв пальцев. Я никак не мог понять его стремления все мне объяснить, но пока оно оставалось в силе, надо попробовать им воспользоваться. — Риан работал на меня меньше года. Вам известно, он был моим шофером. Ну и... выполнил одно-два небольших моих поручения. — Пронзительные глаза при воспоминании о прошлом и о роли, которую в этом прошлом играл Риан, на какой-то миг сделались пустыми.

Наступила пауза. Не знаю, как Килборн, но я услышал, как его жена, скрытая в нише, в глубине салона, слабо застонала во сне.

"Прелестная американская чета", — заметил я про себя. Никаких сомнений у меня не осталось: Килборн нанял Пэта, чтобы тот занимался любовью с его женой.

— В начале этого года, — продолжал Килборн, — по многим причинам держать Риана в штате моего... домохозяйства стало неудобно. Но я все-таки не хотел окончательно порвать с ним. Конечно, у меня есть враги, и Риан мог бы стать их орудием против меня. Я побудил его начать работать в компании и обдумывал, как и где можно его использовать. Вы, вероятно, знаете — с покойной миссис Слокум меня связывали деловые отношения. Однако вам, должно быть, не известно, что еще до того, как предприятие сорвалось, я истратил около сотни тысяч долларов на исследование ее земель. Мне пришло в голову, что неплохо бы заиметь в ее доме своего представителя.

Ну... как частичную защиту моих капиталовложений. Если бы какая-нибудь другая компания, интересующаяся долиной, вздумала бы начать переговоры с миссис Слокум, это стало бы мне известно. Так что я позаботился, чтобы Риан стал шофером у Слокумов. Я и не предполагал, что он так серьезно воспримет возложенную на него обязанность.

Килборн поднял обе руки и ударил ладонями о стол. Тучное тело его колыхнулось.

— Вы должны были бы знать, что он человек не нормальный по части уважения к закону, способный на всякие беззакония.

— Вот чего я не знал. Я думал, что он совершенно... м-м-м... безвреден. Не поймите меня неправильно. Я не притворяюсь, что полностью неповинен. В моральном плане я несу ответственность за ее смерть... Да, несу. Правда, было одно обстоятельство... как-то я размышлял вслух в присутствии Риана о том, что будет хорошо, если она умерла бы. Риан знал, что ее присутствие на жизненной сцене приносит мне убыток в сотню долларов в день.

— Зачем вдаваться в такие подробности? Он работал на вас. Вы хотели, чтобы ее убили. И он убил ее.

— Но я не подстрекал его к убийству. Никогда! Если бы я замышлял убийство, Риан был бы последним из тех, кого я выбрал бы исполнителем. Он был трепач, и я не доверял ему.

В рассказанном Килборном был здравый смысл. Во всей его истории был здравый ужасный смысл. Против воли и против мысленно вынесенного мной приговора я поймал себя на том, что наполовину поверил ему.

— Если не вы давали ему распоряжение убить ее, почему он сделал это?

— Я скажу вам почему. — Килборн снова наклонился над столом, прищурился так, что верхние веки нависли толстыми складками. Глаза оставались тусклыми, непроницаемыми, как неотполированные камни. — Риан тут увидел возможность вытянуть у меня изрядную сумму денег. Во всяком случае, такую, которая казалась ему изрядной. Убив миссис Слокум, он подверг опасности не только себя, но и меня. Конечно, он не признался мне в этом замысле позавчера вечером, когда пришел ко мне, но в голове у него гнездился такой замысел. Он просил десять тысяч долларов, и я вынужден был дать их ему. Когда же он оказался настолько беспечным, чтобы позволить схватить себя, я должен был принять соответствующие меры. Я был мудрее и знал, что... придется его застрелить, хотя... м-м-м... человеческое начало во мне возмущалось. В конце концов я решился. И потому... не могу утверждать, что мои мотивы в этом печальном деле были полностью чисты. Но ведь они не были и совершенно черными.

— Иногда, — заметил я, — предпочтительнее сплошной черный цвет пестро-серому.

— На вас не лежит груз ответственности подобной моей, мистер Арчер.

На мне огромная компания. Один-единственный неверный шаг с моей стороны может отрицательно сказаться на существовании тысяч людей.

— Хотелось бы знать, действительно ли вы настолько значительны, как сами утверждаете. А вдруг жизнь не прекратила бы своего течения и без вас? Килборн улыбнулся так, будто я произнес в высшей степени остроумную фразу.

— Вопрос сейчас в том, сможет ли жизнь продолжаться без вас. — Килборн еще раз улыбнулся: он, мол, тоже способен на остроумие. — Я объяснил вам свою позицию, что, как вы понимаете, не доставило мне особенного наслаждения. Я надеюсь, что вы это поймете, и тогда у вас появится ко мне несколько иное отношение, чем прежде. Вы смышленый человек, мистер Арчер, и скажу откровенно, вы мне нравитесь... И как я уже говорил... м-м-м... я питаю отвращение ко всякого рода убийствам. Замечу, что моя жена восхищается вами, и если бы я... м-м-м... убрал вас, а она, разумеется, о том была бы осведомлена, моя жена совершила бы... что-нибудь непоправимое. Конечно, я с ней сумею справиться, но... все-таки... Зачем еще одна смерть? Я бы хотел уладить дело более разумным, цивилизованным способом. А вы какого мнения на сей счет?

— Сколько?

— О'кей. Отлично! Великолепно! — Маленький рот у Килборна сморщился в очередной дружелюбно-херувимской улыбке. — Насколько я знаю, мои десять тысяч долларов у вас. Не могу утверждать наверняка, но это ведь так и есть? Если они у вас... ну, м-м-м... это ценное доказательство вашей добросовестности.

— Да, они у меня, — ответил я. — И там, куда вам не дотянуться.

— Возьмите их себе. Они ваши. — Килборн взмахнул рукой, эдакий широкий королевский жест.

— И что мне следует за это сделать?

— Ничего. Абсолютно ничего. Я доставлю вас на берег в Сан-Педро, и вы попросту постараетесь забыть, что я вообще существую. Займитесь снова своими делами или уходите в длительный отпуск, наслаждайтесь жизнью.

— Да, есть на что. Теперь у меня есть деньги.

— Однако это не означает, что вы уже можете ими распоряжаться. Подарить вам их или нет, все еще в моей власти.

Яхта начинала покачиваться сильнее, выплывая в открытое море. Я взглянул на человека в льняном костюме, который все еще стоял у люка, сверля меня во все три глаза: свои и — пистолета. На широко расставленных ногах Меллиотс раскачивался вместе с судном. Пистолет был неподвижен. Просто он переложил его из уставшей руки в другую.

— Можешь передохнуть, Меллиотс, — сказал Килборн. — Мы уже достаточно далеко от берега, — и снова обернулся ко мне:

— Ну, мистер Арчер, принимаете ли вы мой дружеский дар на этих условиях?

— Я подумаю.

— У меня нет желания торопить вас. Ваше решение очень важно для нас обоих. — Внезапно лицо его озарилось, как у человека, заслышавшего шаги возлюбленной. — Полагаю, это мой завтрак.

Завтрак прибыл на серебряном подносе, который был настолько широк, что еле пролез в открытый люк. Под его тяжестью потел одетый в белый пиджак мулат-официант. Были поданы приборы, и Килборн отдал дань внимания каждому блюду. Наблюдая за Уолтером Килборном, нетрудно было понять, что еда — его истинная любовь. Он ел с огромным увлечением. Кусок ветчины, четыре яйца, шесть тостов; почки и две гигантские форели; восемь блинов с восемью маленькими сосисками; кварта малины, пинта сливок, кварта кофе. Я смотрел на него, как смотрят на гигантских животных в зоопарке, — а вдруг да подавится и помрет, тем самым облегчив положение нас обоих.

Наконец Килборн откинулся на спинку стула и приказал официанту унести опустошенные тарелки и чашки.

— Ну, мистер Арчер? — Гурман пустил свои белые пальцы попастись в розоватых колечках волос. — Каково решение?

— Я еще не обдумал до конца. Разрешите спросить: откуда вы взяли, что мне можно доверять?

— Вместо того чтобы пачкать вашей кровью руки, я беру на себя определенную долю риска, это верно. Но думаю, что я могу узнать честного человека, когда его вижу. Эта способность основа моего успеха, если уж быть предельно откровенным.

— В ваших распоряжениях есть противоречие, — заметил я. — Если я взял ваши грязные деньги, то вы не можете полагаться на мою честность в дальнейшем.

— Сейчас мои грязные деньги у вас, мистер Арчер. Вы добыли их, благодаря вашей бдительности, вашим усилиям. Честным усилиям. Не для себя. Но позволю себе предположить, что вы тщательно отмоете эти деньги, прежде чем их потратить. Конечно, я был бы глупцом, если свое доверие... м-м-м... не зафиксировал бы документально. Разумеется, вы дадите мне расписку, подтверждающую реальность оказанной услуги.

— Какой именно?

— Услуги... равной тому, что вы сделали. Будет достаточно просто написать: "За поимку и доставку Пэта Риана". Тем самым убьем сразу двух зайцев. Расписка аннулировала бы мою передачу денег Риану, что является единственной уликой против меня в деле миссис Слокум. И самое главное, такая расписка защитит меня в случае, если ваша честность поколеблется, и убийство Пэта Риана дойдет до суда.

— И я буду тогда соучастником убийства.

— И очень активным. Вот именно: мы с вами окажемся соучастниками.

Ловко меня впутывают в это дело. У меня разыгралось воображение, и я представил себе, как через год, пять, десять лет, мне предложат выполнить "маленькие поручения" Уолтера Килборна и я не посмею уже сказать "нет".

Во мне закипела ярость. Но ответил я ему благоразумно:

— Я не смогу с достаточной гарантией вытянуть свою шею из петли. В смерти Риана замешано еще полдюжины человек. Кто-нибудь из них заговорит, и комбинация разрушится.

— Вовсе нет. Со мной связан только один из них.

— Шмидт.

Брови поползли на его лоб — розовые удивленные гусеницы.

— Вы знаете Шмидта?.. Вы действительно оказались очень деятельны, мистер Арчер.

— Я знаю его достаточно хорошо, чтобы предпочесть не иметь с ним больше никаких контактов. Если полиция укажет на него пальцем, он расколется и все выболтает.

— Я вас понимаю. — Рот херувима опять изобразил успокаивающую улыбку.

— К счастью, вы можете спать спокойно. Оскар Шмидт отбыл сегодня утром... м-м-м... вместе с отливом. Ради нашего общего блага Меллиотс позаботился о Нем. Мужчина в льняном костюме теперь сидел на обитой кожей скамье у переборки. Обнажая белые зубы, сидел и поглаживал ствол своего пистолета. — Замечательно, — сказал я. — Риан позаботился о миссис Слокум. Шмидт позаботится о Пиане. Меллиоте позаботился о Шмидте. Да у вас целая система.

— Я крайне польщен, что она вам нравится.

— Но кто позаботится о Меллиотсе?

Килборн перевел взгляд с меня на вооруженного мужчину, рот которого снова замкнулся. Пусть Килборн осмысляет наш "треугольник" и с этой стороны.

— Вы задали весьма пикантный вопрос. Вашу проницательность я уравновешу откровенностью и сообщу вам, что Меллиотс сам "позаботился" о себе несколько лет назад. Одна моя знакомая девушка, если быть точным — моя служащая, исчезла в Детройте. Ее тело обнаружили потом в реке. Некий частнопрактикующий врач, не имевший медицинской лицензии, имя которого мы не будем уточнять, разыскивался для дачи показаний. В это время я направлялся в Калифорнию и предложил ему воспользоваться моим личным самолетом... Я ответил на ваш вопрос?

— Вполне. Я хотел точно знать, что именно мне предлагали. Теперь я знаю. И отвечаю теперь: я не хочу!

Килборн недоверчиво посмотрел на меня.

— Вы всерьез намекаете на то, что вам хотелось бы умереть?

— Я думаю покинуть вас. Вы достаточно умны, чтобы понять: убирать меня прежде, чем вы получите назад свои десять тысяч, — неразумно. Эти деньги ведь и впрямь расстраивают вас, не правда ли?

— Деньги? Деньги сами по себе для меня ничего не значат. Видите ли, мистер Арчер, я готов удвоить сумму. — Килборн вытащил из внутреннего кармана пиджака бумажник с золотыми уголками и выложил из него на стол десятитысячную купюру. — Но двадцать тысяч — это... это предел.

— Уберите, пожалуйста, ваши деньги мне не нужны.

— Предупреждаю, что ваша позиция в сделке довольно зыбкая, — заметил мой искуситель уже более сухо. — Она может, колебнувшись, достигнуть отметки, где ожидаемые доходы окажутся настолько низки, что более дешево и уместно станет попросту убить вас.

Я посмотрел на Меллиотса. Его горящие глаза были устремлены на Килборна, а в руке он взвешивал пистолет. Нахмуренные черные брови доктора ждали ответа на вопрос.

— Нет, пока нет, — сказал ему Килборн. — Чего же вы хотите, мистер Арчер, если не денег? Может быть, женщин, власть или безопасность? Я мог бы поискать в моей организации место человеку, которому... доверяю. Я бы не стал, честно говоря, бросаться такими словами, если бы не симпатизировал вам.

— Вы не можете мне доверять, — возразил я, хотя страх перед смертью иссушил губы и сжал мне горло.

— Вот именно это мне в вас и нравится. Определенная, упрямая честность...

— Вы мне не нравитесь, — сказал я. Или, скорее, прокаркал, прохрипел.

На лице Килборна не возникло никакого нового выражения, только белые пальцы раздраженно пощипывали друг друга.

— Меллиотс, мы немного задержим мистера Арчера у себя, чтобы он смог решиться. Где у тебя твой миротворец?

Мужчина в льняном костюме поспешно поднялся. Его рука метнулась в карман, тут же вынырнула оттуда, раскачивая блестящий кожаный предмет, напоминавший удлиненную грушу.

Я не успел увернуться.