Он призвал меня

УПРАЖНЕНИЕ В УМИРАНИИ

Последующие страдания от упражнений были очень болезненными. Последовали самые тяжелые месяцы моей жизни, все причиненные мне ранее кем-либо раны всплыли вновь в моем сознании и развязали во мне страшный хаос. Вдруг мне стало ясно, насколько крепко я связан со своим прошлым, какие страхи обуревают меня при мысли о будущем и в результате этого как мало я живу в настоящем.

Пережитая тесность послушания и узколобость некоторых моих собратьев досадили мне так, что на протяжении ряда недель мне постоянно не хватало воздуха, и у меня установился затяжной бронхит. Отец Лайнгер и его последователь, руководитель послушников П. Крец, смотрели на групподинамические процессы с невозмутимостью и пониманием, в то время как некоторые мои собратья по послушанию справлялись со всем этим гораздо хуже и проецировали свои проблемы на меня. Несомненно, и сам я был в эти дни раздражен, многое критиковал с обычной для меня откровенностью и прямотой, находя отдушину в своем вновь обретенном даре фокусника.

Но тем не менее у меня было преимущество, которым другие не обладали или обладали в слишком малой степени: это был опыт жестко выстраданного существования частного терапевта в упорной борьбе с чиновниками, причем и цена заплаченная за это – «deformation professionelle» – обусловленные профессией – отклонение от нормы, свойственное каждому борцу в одиночку после столь долгих лет реализованной индивидуальности.

Теперь же я должен научиться расставаться, в каком-то смысле умирать. Меня одолевали бессонница, вечерняя прожорливость и повышенная раздражительность по отношению к реакциям моих собратьев. Насыщенность распорядка дня не позволяла сосредоточиваться на чем-то одном; таким образом предусмотренные расписанием перерывы (молитва, созерцание, вкушение пищи, уроки…) – вызывали и определенное стрессовое состояние. Мы все спрашивали себя, виновны ли мы в этом сами или здесь и на самом деле следует что-то изменить. Однако окончательный ответ не был найден.

Больше всего досаждала моим собратьям их беспомощность приклеить мне тот или иной ярлык. Я не давал втиснуть себя в определенную роль, не соответствовал их представлениям, ускользал от их нападок. Это вызывало у некоторых ярость и разочарование.

В этой фазе расставания со всем, что мне было так дорого, с налаженной по собственному усмотрению жизнью и со всеми моими радужными надеждами, мне казалось, что мне больше не помогает и молитва; опыт духовной сухости плюс – чувство, что ничто, абсолютно ничто не движется вперед, доконали меня. Я спасался находя понимание у своих друзей Алекса и Дитмара, и в углубленном чтении только что вышедшей книги Герберта Мюленса «Впервые с Богом», и таким образом я сумел в какой-то степени восстановить свое равновесие. Тот факт, что у большинства моих коллег казалось, что нет никаких проблем, меня не удивлял; ведь они приходили прямо со школьной скамьи, были скорее приспособлены, некоторые боязливо настроены – лишь бы не бросаться в глаза и не имели еще никаких жизненных концепций, которые им приходилось бы защищать или от которых надо было отказываться.

И тем не менее я должен был научиться отпускать! Сделать это своими силами мне никак не удавалось. Я молил Бога об исцелении от отрицательных воспоминаний, о внутреннем освобождении ото всех связей, которые делают меня неспособным по-детски непосредственно принять Божественную заботу, как Божий дар. Я понимал, что мне следует реализовать и прощение: простить за причиненные мне раны, но простить и самому себе – открыв Богу всё свое недоверие и свои бессердечные отношения с окружающими. Иначе как же я смогу быть убедительным свидетелем Его Евангелия?

К концу периода послушания, который был по сути годом подготовки, я почувствовал себя свободней и раскованней. Когда я разбирал и приводил в порядок свои дневниковые записи, я обнаружил одну записку, сделанную в первый день послушания: «Когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя и поведет, куда не хочешь!» (Ин.21:18)

Последователи Христа вынуждены идти иногда очень одинокими и пустынными путями.