Оно-но-Комати

Глава 4 «Звезда»

«В помраченье любви

Сквозь сон

Мне привиделся милый –

Если б знать могла, что пришёл он

лишь в сновиденье,

никогда б не просыпалась…!

…..

С той поры,

Как во сне

Я образ увидела милый,

Мне осталось одно

– уповать в любви

Безнадежной

На ночные сладкие грёзы…..

……

Я не в силах уснуть,

Томленьем любовным обята,

Ожидая его,

Надеваю ночное платье

Наизнанку

Кверху исподом.

…..

Много ль проку

Слезах,

Что бисерной россыпью капель

Увлажняют рукав?

Льются слёзы мои потоком,

На пути сметая преграды!»

(Оно-но Комати).

……..

Так я оказалась в притоне Наоми Эмиси, и мне её не в чем упрекнуть, несмотря на то, что это она подтолкнула меня принять решение остаться.

Моя младшая сестра Кимико в тот же день уехала в Киото; так разошлись наши судьбы. Я же поклялась себе разыскать Хакиру и не оставляла этих безуспешных попыток. Но никто ничего не слышал о хромавшей на левую ногу девушке, она, словно, растворилась в воздухе или…….

Вдруг меня пронзила страшная мысль – что если моя Хакира покончила с собой, не выдержав позора? Однако я тут же отбросила от себя эту мысль. Нет-нет, я бы почувствовала, я бы знала, как чувствуют, ощущают близкие родственники, если что-то происходит с их родными. Что-то подсказывало мне, что моя Хакира была жива.

К моему удивлению в заведении Наоми Эмиси мне был выделен отдельный дом недалеко от её собственного дома, чтобы контролировать меня, как я подумала. И это было действительно так.

Видимо, хозяйка притона давно поняла, что курица скоро собиралась давать золотые яйца, и с ней следует обращаться хорошо. Я не подвергалась избиениям, как многие девочки, прислуживающие при той или иной гейше или хозяйке. За мной никто не следил, потому что я сразу же была предупреждена хозяйкой о том, что если вдруг я задумаю сбежать, то придут к Кимико и сделают из неё проститутку.

Г-жа Наоми – дальновидная проницательная женщина, изучила мои слабые места, поэтому контроль её заключался вовсе не в соглядатаях. Лишь издали я могла видеть прохаживавшегося по холму охранника, смотрящего исподлобья на весь внешний мир. Городок Шайори побаивался верных псов госпожи, и даже власти предпочитали не связываться с ней.

Меня не заставляли работать, хотя все девушки, попавшие в этот притон, прошли через это. Г-жа Наоми выделила мне красивое кимоно, которое очень подошло мне, пригласила преподавателей, приходивших ко мне в одно и то же время. Мы занимались философией, поэзией, математикой и литературой. Этим госпожа решила восполнить моё неоконченное образование. Вскоре я уже делала большие успехи в хирокане и отлично писала иероглифы. Я даже рисовала на бумаге, и эти рисунки вывешивались на стены домов обитательниц притона.

– Ты хорошо изображаешь природу, – говорила г-жа Наоми, рассматривая мои рисунки.

Мне была приятна её похвала, потому что здесь я чувствовала себя отчуждённой от этого уродливого мира и одинокой. Через некоторое время хозяйке пришлось приставить ко мне охрану, так как у меня появились завистницы, и одной из этих завистниц оказалась сама звезда Мэзуми.

Я видела её в храме на празднике богини Гуань-Инь. Она была в ярко-оранжевом кимоно, сопровождаемая многочисленными девочками-служанками. Мэзуми посмотрела в мою сторону, затем незаметно подошла ко мне после того, как я на бамбуковой ленточке написала своё имя и отдала на алтарь божествам, чтобы они были благосклонны ко мне.

– Так ты и есть та самая Оно-но Комати? – спросила меня звезда притона.

Я кивнула.

Она усмехнулась:

– Держись от меня подальше и не путайся под ногами, иначе мой пёс загрызёт тебя или нанесёт на твоё тело безобразные увечья, и госпожа вышвырнет тебя на улицу.

– Почему ты так меня ненавидишь? – спросила я.

– Потому что госпожа стала более благосклонной к тебе и осыпает тебя подарками, которые раньше доставались мне.

– Возьми мои подарки, они не нужны мне.

Мэзуми с презрением взглянула на меня.

– Мне тоже, потому что они побывали в твоих руках.

Однажды мне показали двух девушек, изуродованных собакой Мэзуми за то, что они танцевали перед господином из Киото вместо неё. Из жалости их оставили при притоне выполнять самую грязную работу. Но несмотря на это я не боялась Мэзуми, потому что понимала, она была так же несчастна, как и я.

Больше всего мне нравились занятия с г-ном Такуси – учителем поэзии. Говорили, г-н Такуси был поэтом при старом импраторе Дзюна, а после его смерти новый двор уже больше не нуждался в его услугах. Пенсия была настолько мала, что пожилому Такуси пришлось давать частные уроки поэзии, путешествуя из одного городка в другой и перебиваясь случайными заработками.

Такуси уже был к тому времени немолодым человеком, он вёл себя с достоинством, и этим вызывал к себе уважение.

– Женщины, пишущие стихи, обычно несчастны,– сказал он мне на первом занятии.

– Почему?

– Потому что их страдающая душа жаждет нечто большего, что есть в этом мире.

– Прочтите мне Ваши стихи, – попросил он.

Когда я декламировала, Такуси слушал меня, закрыв глаза, словно, мысленно погружался в те миры, о которых шла речь. Я заметила слёзы в его глазах, остановилась и ещё раз посмотрела на своего учителя.

– Вам плохо, г-н? Может быть, сегодня мы отложим наше занятие? Не беспокойтесь, г-жа всё равно оплатит Вам этот урок.

– Беги отсюда, девочка – едва слышно произнёс мой учитель.

Сначала мне показалось, что эти слова прозвучали внутри моего ума, слишком необычны они были, однако, взглянув на Такуси, я поняла, что учитель был очень взволнован.

– Почему Вы так говорите, г-н?

– Многие девушки были загублены здесь, хотя они могли бы стать хорошими жёнами и матерями, но они предпочли славу и мимолётные почести. Ты другая, в тебе чувствуется какая-то прекрасная независимость, и твои стихи побуждают душу и сердце откликаться на них. Каждая строка прожита тобою.

Я велела служанке принести нам чая и оставить нас.

Когда мы остались наедине, никем не обеспокоенные, я рассказала Такуси свою печальную историю. Он слушал меня, так же, закрыв глаза, затем, когда я закончила, произнёс:

– Я помогу Вам бежать, только скажите. В этом маленьком городке у меня найдутся влиятельные друзья.

– Нет, г-жа Наоми не так глупа, как Вы думаете, г-н. Она всё предусмотрела, чтобы задержать меня здесь надолго. Вот почему мои стихи полны такой печали – я не властна над судьбой, и это очень удручает меня.

Г-н Такуси вздохнул:

– Вы правы, человек – игрушка для богов; кому-то выпадает счастье, кому-то – боль. Однажды Вы станете знаменитой и не только в Японии, но и за пределами Китая.

– Но я хочу счастья и для себя, и для моих сестёр, – сказала я.

Г-н Такуси ничего не ответил, казалось, он был погружен в свой собственный внутренний мир и не замечал ничего, что происходило снаружи в мире внешнем. Странные существа, эти поэты, они всегда такие непредсказуемые, и никто не знает, что произойдёт с ними в следующее мгновенье.

Я слегка коснулась его плеча, а когда он открыл глаза, то показала ему портрет великой Сапфо, подаренный мне жрецом Акайо.

– Я хочу услышать стихи, потому что я о ней ничего не знаю.

Его взгляд, направленный на меня, бы очень удивлённым.

– Вы знаете великую поэтессу Сапфо? – спросил г-н Такуси.

– Я услышала это имя не так давно, однако я ничего о ней не знаю.

– О ней до сих пор ничего доподлинно неизвестно, лишь одни мифы и легенды. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, о таких людях всегда ходили легенды. Известно, что мать Сапфо звали Клеида, у неё была дочь и три брата. Никто не понимал эту страдающую душу, она была сослана на остров Сицилию.

– Как она умерла? – спросила я.

– Из-за неразделённой любви она бросилась со скалы, но……

Видя мою удручённость, г-н Такуси произнёс:

– Но я думаю, это – лишь красивая история, сочинённая о ней. Сначала её клеймили, затем почитали.

Затем г-н Такуси продекламировал стихи, которые меня потрясли:

«Блаженством равен тот богам,

Кто близ тебя сидит, внимая

Твоим чарующим речам,

И видит, как в истоме, тая,

Из этих уст к его устам

Летит улыбка молодая.

И кажды раз, как только я

С тобой сойдусь, от нежной встречи

Трепещет вдруг душа моя,

И на устах немеют речи,

И чувство острое любви

Быстрей по жилам пробегает,

И звон в ушах, и бунт в крови….

….И пот холодный проступает….

….А тело…тело всё дрожит

Цветка поблёкшего бледнее

Мой истомлённый страстью вид…..

….Я бездыханна….и, немея,

В глазах, я чую, меркнет свет….

….Гляжу, не видя, сил уж нет….

…И жду в беспамятстве…..и знаю….

…..Вот-вот умру….вот умираю….»

……………..

Мы долго молчали, и только затем г-н Такуси заметил слёзы на моих глазах, он, также, был поражён этим явлением, как и я была поражена стихами Сапфо.

– Вы потярсены? Вы совершенно сбиты с толку…..

– Да…..

В остальные дни приходили учительницы по этикету, математике и искусствам, и несколько кандидаток в гейши, в том числе и я, занимались в одной группе.

Я знала, г-жа Наоми следила за моими успехами в учёбе, ведь, скоро она ожидала получить за меня деньги, много денег.

В учёбе я поднаторела, и всё же, в моём сердце оставалась тоска. Я продолжала думать о сёстрах. Прошло не так много времени после моего расставания с Кимико, и, вероятно, она сейчас грустила обо мне, так же, как и я о ней. Однако я была уверена, пройдут года, и Кимико забудет обо мне, и даже начнёт презирать таких, как я.

На людных праздниках, посвящённых богам, Мэзуми держалась со мной холодно. Я знала, это она нанимала уличных мальчишек, чтобы они кидали камни в мою сторону и во всеуслышание надсмехались надо мной.

Я чувствовала, звезда притона г-жа Наоми ожидала того же от меня, она думала, что со дня на день я нажалуюсь г-жа Наоми, но я ничего не предпринимала. Насмешки мальчишек не задевали меня, потому что я считала, что жизнь моя кончена, моё гнездо было разорено,…..и нет никаких целей.

Однажды после урока танцев, на котором г-жа Наоми решила присутствовать лично, она подошла ко мне и попросила следовать за собой.

– Ты очень хорошо танцуешь, Оно-но, – сказала она мне, когда мы дошли до её особняка, – каждое движение твоё отличается пластичностью и какой-то сердечностью.

– Но другие девушки танцуют не хуже меня, – возразила я.

– В их танце нет души, а мне важна душа.

Она пронзительно посмотрела на меня.

– Г-н Такуси сказал мне, что ты делаешь заметные успехи в поэзии. Я хотела бы почитать твои стихи.

– Хорошо, г-жа, я принесу Вам свои записи.

– И я вижу, что Мэзуми завидует тебе, – продолжала г-жа Наоми.

Я промолчала, чувствуя, куда она клонит.

– Почему ты никогда не докладываешь мне о её проделках? Думаешь, я буду снисходительна с ней только из-за того, что Мэзуми – звезда моего заведения?

Она взяла меня за руку и приблизила к себе.

– Скажи, почему ты так равнодушна к себе и к собственной жизни?

Я не знала, что ей ответить, поэтому продолжала оставаться в молчании.

– Говори же!

– Вы знаете, г-жа почему мне всё равно. Вы разлучили меня с моей сестрой.

Г-жа позвонила в колокольчик, вошла служанка.

– Принеси нам чая.

Наша беседа была продолжена уже за чаем.

– Я хочу, чтобы ты танцевала на празднике богини Гуань-Инь, – произнесла хозяйка притона, – и ты будешь изображать саму богиню Гуань-Инь.

Она посмотрела на мою реакцию, я долго собиралась с мыслями. Мой ум пребывал в смятении

– Но….Мэзуми будет играть роль Гуань-Инь, – возразила я, – она всегда изображала богиню на предыдущих праздниках. Она – звезда Вашего заведения.

– Звёзды зажигаются и гаснут, – философски заметила г-жа Наоми.

– Однажды и я вот так же погасну, и все забудут обо мне.

Впервые за всё время моего пребывания в заведении я заметила слёзы на лице г-жи.

– Знаешь, однажды я, оказавшись сиротой, была брошена на произвол судьбы; мои родители погибли, уличённые в заговоре против прежнего императора. Меня продали в рабство, я была обесчещена в очень юном возрасте, и все мои родственники брезгливо открещивались от меня, они меня презирали. Но однажды судьба улыбнулась мне – прежняя хозяйка заведения умерла, и я вышла замуж за одного из очень богатых свих клиентов, который выкупил это заведение, заплатив большой налог. Так я стала его хозяйкой.

– И где же Ваш муж, г-жа?

– Он умер, потому что был стар и немощен. Я была лишена любви, чести, мир отверг меня, и сейчас я сама мщу этому ничтожному миру, который когда-то отверг меня.

– И Вы смирились с этим, г-жа Наоми?

Она замолчала и как будто бы ушла в себя, её взгляд затуманился. На мгновенье я вдруг представила себе г-жу Наоми совсем ещё юной, когда она впервые попала в этот ужасный притон и не смирилась. Она не смирилась, но предпочла мстить; я же не хотела этого, в моей душе, внутри моего сердца жило человеколюбие и покорность этому миру и судьбе.

Наоми допила свой чай и вновь посмотрела на меня.

– Я хочу, чтобы ты более оптимистично смотрела на этот мир, Оно-но.

– Отпустите меня к берегу Океана. Я хочу попрощаться с Фудзиямой и Океаном. Его волны всегда так вдохновляли меня.

Молчание, воцарившееся между нами в тот момент, казалось, продлилось целую вечность. Наконец, г-жа Наоми спокойно произнесла:

– Ты можешь ехать.

– И Вы не боитесь, что я убегу?

– Ты не убежишь, Оно-но. Ты останешься здесь, потому что мир отверг тебя, и именно здесь – твоё место.

…….Я глядела на родительский дом с высоты утёса и не могла сдержать слёз. Отныне я поклялась себе, что никогда никто не увидит моей печали, слёзы будут внутренними, но внешне я останусь непроницаемой.

Почему я приняла такое решение? Это был своеобразный способ защиты от превратностей и жестокости этого мира. Это было моим убеждением, в котором я мечтала укрыться, чтобы никто, абсолютно никто не нашёл меня там. Я была одна, я была одинока, моя душа страдала. О, боги, помогите мне, ибо я не в силах справиться с собою!

…..Гейша Мэзуми всё ещё держалась холодно со мной, она игнорировала меня так явно, что остальным это бросалось в глаза. Однако я вела себя по-прежнему. Я знала о том, что её состоятельные любовники покупали ей дорогие подарки, а один из них даже купил ей повозку, на которой главная гейша могла выезжать на рынок и покупать себе изысканные украшения, которые она затем использовала, чтобы привлечь больше клиентов, так обожающих её и восхищающихся ею. Я знала, этим покупкам могла бы позавидовать сама императрица, если бы узнала о них. Мэзуми очень гордилась этим и считала себя «маленькой императрицей в маленьком королевстве», во всяком случае, она так себя называла. Если бы Наоми узнала об этом, она не преминула поставить бы свою главную гейшу на место, но никто не решался донести хозяйке, ибо все боялись Мэзуми.

Однажды она пригасила меня к себе в гости и демонстративно заставила прислуживать в присутствии других гейш и любовника. Помню, это был богатый горожанин по имени Ючи. Когда гости развлекались в гостиной, Мэзуми вошла ко мне в помещение прислуги (в тот день она специально отпустила всю прислугу).

Горело несколько свечей, в их темноте я смогла разглядеть стройную фигуру Мэзуми в ярко-жёлтом кимоно с широким оранжевым поясом, заканчивающимся причудливым бантом на спине.

Я знала, этот бант очень трудно завязать, и обычно тебе помогали сделать это служанки, составляющие твою свиту. Мэзуми молчала, я слышала её мерное дыхание, из гостиной раздавались взрывы хохота.

– Ты, ведь, всё ещё невинна, – произнесла тихим голосом Мэзуми.

Я промолчала, пока я не получу посвящение в гейши, г-жа Наоми не станет мне устраивать встречи с клиентами.

– Сегодня ты увидишь всё, что происходит между мужчиной и женщиной на любовном ложе.

Я взглянула на Мэзуми и увидела в темноте её горевшие каким-то неистовым блеском глаза.

– Отпусти меня, я хочу вернуться к себе.

– Я слышала, хозяйка решила, что ты будешь танцевать на празднике Гуань-Инь.

Я кивнула:

– Да.

– Раньше я всегда танцевала. Почему старуха решила, что ты достойнее меня?

Я пожала плечами.

– Ты намного хуже меня. Твоя шея короче моей, ты не так изящна, как я. Что она в тебе нашла?

В глазах гейши стоял упрёк. Я вновь пожала плечами:

– Наверное, ей кажется, что танец Гуань-Инь я станцую лучше тебя.

– Ложь!

Мэзуми сжала кулаки до побеления. Она подошла к подносу, где стояли приготовленные для гостей блюда, пахло мисо и специями.

– Идём! Сейчас ты примешь участие в нашей оргии.

– Без ведома хозяйки ты не можешь лишить меня целомудрия, за это ты будешь наказана, Мэзуми.

– Но, ведь, ты ещё не гейша, поэтому на тебя не рспространяются правила нашего заведения. Ты прислуга, ты служишь таким, как я, а сегодня для тебя особая честь – прислуживать мне. Ибо я так хочу!

Наши взгляды встретились.

– Мэзуми, иди скорее к нам! – раздавалось из гостиной, – г-н Ючи желает, чтобы ты сделала ему массаж.

Мэзуми отошла на шаг, по смотрела в сторону гостиной, где ярко горели свечи и раздавался громкий смех. Что-то в моём взгляде заставило Мэзуми вздрогнуть и напрячься.

– Хорошо, сегодня ты не лишишься девственности. Но увидишь всю оргию своими собственными глазами. Однажды ты сама будешь участвовать в ней. Поверь мне, тогда скромность навсегда покинет твоё сердце.

Мэзуми взяла меня за руку и повела за собой, в другой руке я едва удерживала поднос с закусками.

В одной из гейш я узнала Изуми, которая сопровождала меня в ночь похищения моей младшей сестры Кимико. Она немного смутилась, но затем весело заверещала:

– О, так это ты Оно-но! Скажи, хозяйка очень довольна тобой?

Две другие гейши были в тёмных кимоно, я их видела пару раз у г-жи Наоми, когда они приносили ей «гонорар». Видимо, девушки были очень голодны, потому что они сразу же принялись за еду.

– О, ты сама приготовила это мисо? – спросила меня одна из них.

Я кивнула.

– Походе, старуха решила сделать из тебя универсальную прислугу, – сказала вторая гейша в синем кимоно.

Г-н Ючи представлял собой полноватого человечка низкого роста. Он с заинтересованностью посмотрел на меня, как только я вошла в гостиную и поклонилась всем присутствующим, как полагалось по этикету.

– Кто эта юная особа? – спросил он, указав на меня.

– Это – наша Оно-но Комати, которая очень странная и пишет стихи. Так говорят о ней в нашем заведении.

Изуми доела мелко порезанные кусочки говядины и приступила к соусу.

– И ты хочешь прочесть нам свои стихи, детка?

Ючи улыбнулся мне и подмигнул.

– В другой раз, г-н.

Разозлившись, Мэзуми подтолкнула меня вперёд, так что я оказалась в самом центре гостиной. Свечи так сильно задрожали, будто, испугались неожиданного выпада звезды-гейши.

– Никогда не отказывай, если тебя просят услужить мои клиенты! Раб должен оставаться рядом всегда. Читай свои стихи.

– Но я не рабыня.

У меня закипала кровь, наши взгляды с Мэзуми скрестились, будто, это были два стальных клинка.

– Отныне ты – рабыня, моя рабыня! Ты будешь мне служить и угождать, запомни это, дорогуша.

Что меня заставило в тот день подчиниться и продекламировать мои стихи? Возможно то, что одна из гейш скромно попросила меня об этом. Возможно, я хотела просто забыться, углубившись в свой внутренний мир даже перед этими бездушными людьми. Возможно, мне просто хотелось забыться.

Зазвучал голос, и я поняла, что это был мой собственный голос.

«….Есть в этом мире

Один цветок –

Невидим он,

Но блекнет без следа

Цветок любви!

.

Зёрна риса,

Что в поле остались,

Сметает осенний ветер.

С грустью смотрю:

Не моя ли то участь?

.

Краса цветов поблекла….

Бесцельно годы пронеслись,

Пока в тоске любовной

Смотрю

На долгий дождь…..»

……..

Когда я закончила, то увидела ошеломлённые лица гейш и г-на Ючи. Он с трудом поднялся с ложа, потому что его изрядно шатало после порции выпитого им сакэ.

Он поднёс мне чашку с сакэ:

– Пей.

Я посмотрела на Мэзуми, гейша ехидно усмехнулась, обмахнувшись веером:

– Ну, что ты так смотришь на меня? Пей! Раба должна удовлетворять желания хозяев.

Я выпила и поморщилась. Я никогда раньше не пила сакэ, хотя видела, как другие пьют его и затем еле волочат ноги. Говорили, от сакэ затуманивается рассудок, но я не ощущала ничего подобного.

– Разве тебе всё равно, что тебя называют «рабыней»?

Мэзуми обошла меня со всех сторон со своей недопитой чашкой сакэ; казалось, она хотела разгадать мою загадку. Моё равнодушное смирение злило её.

– А если я тебя сейчас ударю? Ты тоже благосклонно отнесёшься к этому? Или будешь сопротивляться?

Я молчала.

Мэзуми подошла к своему любовнику и демонстративно пригубила сакэ.

– Ну, как Вам моя рабыня, г-н?

– Божественно хороша. Если твои рабыни все такие, как она, значит, я попал в рай.

Он потянулся ко мне, пытаясь завладеть моими губами, однако обозлённая Мэзуми вдруг встала между нами.

– Так значит, Вы утверждаете, г-н, что она божественно хороша? Она лучше меня?

– Она красива, и ты красива, дорогуша, но в ней есть то, чего нет в тебе.

– И чего же?

– Души.

– Не забывайте, г-н, Вы купили мою ночь! Рабыня Оно-но не принадлежит Вам. Хозяйка не давала никаких указаний на этот счёт. Вы не коснётесь её.

Г-н Ючи хотел отстранить гейшу, но ретировался, когда она упомянула об охране. Её глаза снова вдруг загорелись неистовым блеском:

– Но я приготовила для вас, г-н, однако, очень хорошие развлечения! – воскликнула Мэзуми, опрокинула чашку, в которой недавно было сакэ.

– Развлечения?! Я люблю развлечения! – лицо мужчины расплылось в улыбке. Она кивнула одной из своих подруг-гейш.

– Привяжите её к стене!

Гейша в синем кимоно, та, что вежливо попросила меня прочесть ей стихи, пожала плечами:

– Что ты задумала, Мэзуми?

– Она будет смотреть за тем, что будет происходить здесь.