Бейкер ответил мне сразу очень дружественной запиской, из которой можно было, однако, понять, что переориентировать политику с Горбачева на Ельцина госдепартамент не планирует. Такова же была тогда и реакция в Белом доме.
После войны М. Осипов окончил институт и работал начальником цеха, затем начальником КБ этого же завода. Умер в 1989.
Я, к сожалению, забыл имя этого человека.
Мы не имели представления о том, что Капица был, в сущности, заключенный «большой зоны». Работая в Англии в Кавендишской лаборатории, он несколько раз отказывался от приглашений посетить родину, но, наконец, согласился. Попав в СССР, он уже не получил разрешения поехать на Запад. Нильс Бор и Эрнст Резерфорл, директор Кавендиша, тщетно пытались вызволить его. В конце концов Резерфорд передал в Москву лабораторию Капицы. Ничем другим он помочь ему уже не мог.
ИТЭФ формально (хотя и секретно) был военным подразделением. Поэтому партийная субординация у нас была как в армии: мы подчинялись не ближайшему райкому, а политическому управлению. Его начальник, Мезенцев, назначал политотдел института, а выборное партбюро существовало параллельно.
Так как братья были оба физиками, А. Л. Алиханов немного изменил свою фамилию, чтобы можно было различить их в публикациях.
Сегодня мы знаем, что вместе с Таней Баевой их было восемь.
Еще позже один рабочий из Новочеркасска сообщил мне дополнительные детали.
Теперь мы знаем, что их командир, генерал-лейтенант Матвей Кузьмич Шапошников приказал не стрелять. Он был уволен из армии.
Я встретил Костю в Москве после путча в 1991, он снимал документальный фильм о взрыве в метро в 1977 году. Это был поздоровевший и даже помолодевший Костя, жизнь снова приобрела для него смысл.
Письмо впервые опубликовано официальной прессой в СССР в сентябре 1989 (Огонек, № 35).
В ту же осень и зиму были сформированы исключительно эффективные правозащитные группы в Восточной Европе: Комитет защиты рабочих (КОР) в Польше (сентябрь 1976) и «Хартия 77» в Чехословакии (январь 1977).
Хотя после создания Хельсинкской группы чекисты полностью блокировали мой телефон и почту, они свободно пропустили приглашение из Норвегии выступить перед норвежским парламентом. Ясно, они надеялись, что я соглашусь и не вернусь, или они не дадут мне вернуться. Поэтому мне пришлось отклонить приглашение.
Пока я был в «Лефортове», Люда Алексеева эмигрировала в США. По пути ее пригласил в Лондон Дэвид Стил, лидер британской либеральной партии, и познакомил с Макдональдом. Люда связалась с Ириной. Ирина формально предложила Макдональду быть моим защитником, и он, отложив многие другие дела, начал безостановочную работу над моим делом — все, что должен делать советский защитник, и намного больше. Параллельно суду в Москве он проводил допросы в Лондоне, заслушивая свидетельские показания советских граждан, выехавших в Европу и Америку. Это делалось по каждому инкриминируемому мне в качестве «клеветы» документу Хельсинкской группы. После суда он послал в Москву формальное обжалование приговора (чего не сделал мой советский адвокат). Власти не ответили. Джон Макдональд продолжал борьбу вплоть до моего освобождения.
Такие речи против демократического социализма не помешали Емельянову при Горбачеве стать главным прокурором Москвы.
Только в 1989 году я узнал, что, когда Диму вытаскивали из суда, Сахаров пытался пробиться в суд. «Высокий, начинающий лысеть мистер Сахаров крикнул: «Пропустите меня! По закону всем гражданам разрешено присутствовать на чтении приговора». Полиция (милиция) пыталась навести порядок, но, как утверждают свидетели, возникла потасовка. Миссис Сахарова дала пощечину одному милиционеру, а ее муж ударил другого, пытавшегося задержать его. Милиционеры схватили мистера Сахарова за руки, втолкнули его и его жену в машину и увезли. «Нобелевскую премию Орлову!» — выкрикнул мистер Сахаров из автобуса. Их освободили через пять часов» (Интернейшнл геральд трибьюн, 19 мая 1978).
Виктор Тарасенко, видимо, его настоящее имя. «Человек и закон» (1989, № 3) писал, что, освободившись после 14 лет заключения, Монгол стал отмывать свои деньги в кооперативах.
Таня Векслер, мать Кати, была убита зимой 1990–1991.
Уолд приехал в Москву, чтобы передать Горбачеву обращение, подписанное более чем пятьюдесятью Нобелевскими лауреатами.
Крепостные в России были освобождены чуть раньше, чем рабы в США. В течение последующих шестидесяти лет Россия находилась под огромным прессом радикально-демократического общественного мнения, бедой которого было, правда, почтение перед левыми террористами. Что касается демократических институтов, то суд присяжных существовал с 1861 до октября 1917, парламент, отсутствие цензуры, свобода партий и профсоюзов — с 1905 до октября 1917, антимонархическое правление и даже выборы командиров в армии — с февраля по октябрь 1917.
Тяжелая вода содержит так называемый тяжелый водород (дейтерий), который в два раза тяжелее водорода обычного.
19 июня 1989 года, вскоре после того, как моя 70 статья была исключена из Уголовного кодекса, Верховный суд отклонил просьбу трудового коллектива ИТЭФ на том основании, что моя вина была доказана обстоятельствами дела и что я был осужден «в соответствии с действующим в то время законодательством». Через год, 29 августа 1990 года, Верховный суд РСФСР вынес противоположное постановление: «Приговор отменить и дело производством прекратить за отсутствием в его (Орлова) действиях состава преступления». В мае 1991 года мои друзья из ИТЭФ через адвоката Шальмана получили на руки копию этого постановления и передали мне, когда я приехал в Москву на 1-й Сахаровский конгресс.
Опубликовано в сентябре, в № 35.