Опасный круиз

Глава 15 Человек за бортом

Около половины восьмого меня разбудил стук в дверь; я встала и, с трудом удержав равновесие, пошла открывать. На пороге стоял стюард с подносом в руках.

— Как вы себя чувствуете? Вам лучше? — бодро спросил он. — Я принес вам немного супа и яичницу с бисквитами и сыром на второе. Это вам не повредит.

— Спасибо большое, — поблагодарила я, когда он устраивал поднос. — Боюсь, что я причиняю вам массу беспокойства. Вы не знаете, кто приглядывает за детьми?

— Они еще обедают, я думаю. Кажется, мистер Верритон говорил, что миссис Крейг последит за ними.

Стюард ушел. Я почувствовала, что голодна, и быстро покончила с едой. Но мысли у меня в голове по-прежнему путались и на сердце лежала тяжесть. Мне трудно было думать о Чарльзе.

Я только что закончила ужинать, когда заглянул врач.

— Вот так-то лучше! — одобрительно сказал он, смотря на пустые тарелки. — Сейчас я оставляю вас готовиться ко сну, а завтра не вставайте, пожалуйста, пока я не осмотрю вас.

Вскоре после его ухода в дверь снова постучали. Это пришли дети в сопровождении миссис Крейг.

— Ну, как твоя голова, болит? — озабоченно спросила Кенди. — Мы с Гилом страшно переживаем, что ты так ушиблась.

— Я до завтра выздоровею, — пообещала я. — У меня просто болит голова и саднит немного шишка.

— Ни о чем не беспокойтесь, — сказала миссис Крейг. — Я уложу их. Они ведут себя очень послушно. Я так поняла, что их мама уже в постели. Она тоже плохо себя чувствует.

— Господи, да что же это мы все так расклеились! — отозвалась я дрожащим голосом, представив себе на минуту, что будет с веселой и простодушной миссис Крейг, если она обо всем узнает.

Я встала, чтобы закрыть дверь и потом легла прямо поверх постели. Я думала о том, что происходит сейчас на корабле, и это казалось мне очень далеким. Горел только ночник, и, кажется, я задремала.

Около половины десятого я снова посмотрела на часы и решила, что нужно напрячься и лечь по-человечески. Я боялась думать о том, что ждет меня завтра, — вообще, о том, что ждет меня, пока мы будем добираться до Саутгемптона. Мы плыли медленно и должны были бросить якорь неподалеку от Гибралтара только следующим вечером или ночью. Там у нас будет день, чтобы осмотреть город, а потом мы отправимся в Лиссабон, где снова два дня проведем на берегу. Эта мысль больше не доставляла мне никакого удовольствия.

Но все-таки оставался шанс, что дядя Рональд поверит моему письму и что-то предпримет.

Я встала, чтобы умыться и почистить зубы, и подумала неожиданно, что хорошо было бы заглянуть к детям. Я пошла в их каюту и тихо открыла дверь. Горел свет, и я сразу увидела, что одеяла отброшены в сторону и обе кровати пусты.

Я буквально окаменела, и у меня сразу застучало в висках. Я заглянула в ванную, но их там не оказалось; из соседней каюты тоже не доносилось ни звука.

Я как-то сразу поняла, что произошло. Им все время хотелось погулять ночью по палубе. Ясно, что эти маленькие негодники отправились наверх, причем прямо в пижамах и халатах.

Я вернулась в каюту и что-то на себя набросила, а потом быстро пошла к лестнице в конце коридора. На главной лестнице я могла с кем-нибудь встретиться, здесь это было менее вероятно.

И действительно, я поднималась все выше и выше и мне никто не попадался. Откуда-то издалека до меня доносилась музыка, вот и все. Я вышла на шлюпочную палубу; ночь была очень теплой. После яркого света мне показалось, что вокруг страшно темно.

Куда они могли отправиться? Конечно, они могли подняться и выше. Я медленно пошла по палубе йод висящими шлюпками. И тут до меня донесся, нет, не крик — душераздирающий детский вопль.

Я побежала. Глаза мои привыкали к темноте, кроме того светили звезды. Я увидела какие-то фигуры около перил. Двое были маленького роста и один — большого.

Я топала ногами по палубе и, кажется, кричала на бегу. Мужчина бросился в противоположном направлении и, когда он пробегал мимо освещенного окна, я успела разглядеть, что он в смокинге, но — что за странность? — у него, кажется, не было лица.

Дети стояли, вцепившись в перила, Кенди всхлипывала.

— Кто-то хотел столкнуть нас за борт, — объяснил Гильберт, когда я схватила их обоих. Его трясло.

— У него н-нет лица! — добавила Кенди и разразилась таким истерическим плачем, что я испугалась — она захлебнется.

Я стала крепко их отчитывать, чувствуя, как и меня тоже начинает колотить.

— Вы что не знаете, что вам нельзя подниматься сюда ночью? Вы должны уже третий сон видеть. Почему вы не слушаетесь? Я думаю, он просто хотел отвести вас назад в постель.

— Нет! Нет!

— Ладно, немедленно в постель! Я просто не знаю, что скажут ваши мама с папой.

Я взяла их за руки и потащила к ближайшей двойной двери, а потом вниз по лестнице. Я так разволновалась, что повела их по главной лестнице, и на палубе А мы столкнулись с помощником эконома. Он только взглянул на меня и на плачущих детей — а у Гильберта тоже было зареванное лицо — и пригласил нас в свою каюту.

— Я позову их отца, — сказал он, выслушав наши довольно сбивчивые объяснения. Он позвонил по телефону и попросил вызвать мистера Верритона по судовой системе оповещения.

Через пять минут появился Эдвард Верритон. К этому времени дети немного успокоились и я тоже отчасти пришла в себя. Мне сразу бросилось в глаза, что лицо мистера Верритона ничем не отличается по цвету от его белой рубашки.

— Что все это значит? Меня вызвали по громкоговорителю. Я только зашел в танцзал. Что случилось, дети?

Кенди и Гильберт повторили свой рассказ сначала, перебивая друг друга. Я смотрела на них и постепенно мною овладевал ужас. Потому что, где был их отец до того, как пришел в танцзал?

— Вам все это, наверное, приснилось, — сказал он, выслушав.

— Нет, мистер Верритон, я действительно нашла их на шлюпочной палубе, — возразила я. — Я зашла взглянуть на них, перед тем как ложиться спать самой, но их кровати оказались пустыми. Там действительно был кто-то — я видела, как он убегал. Но я сказала детям, что…

— Это ужасно глупо — ложиться спать, когда все веселятся, — воскликнула Кенди. — А на палубе так хорошо. Но этот мужчина подкрался к нам сзади и одной рукой схватил меня, а другой пытался поднять за шиворот Гила. Я закричала и стала выворачиваться, и тут я увидела, что у него нет лица. Луны не было, но светили звезды. У него не было ни рта, ни носа, только глаза, кажется. А потом пришла Джоанна и этот страшный человек убежал.

Лицо Эдварда Верритона испугало меня, но он спокойно сказал:

— Кто-то просто хотел напугать вас, чтоб вам не повадно было бегать ночью из постели. Отведите их, пожалуйста, назад в каюту, Джоанна. По-моему, вам и самой не следовало вставать. Простите меня за этот переполох.

— Хорошо, мистер Верритон. Я отведу их, — сказала я и стала потихоньку подталкивать детей впереди себя. Когда мы вышли за дверь, я услышала, как помощник эконома озадаченно сказал:

— Да-а, все это странно… очень странно… Разумеется, никто из судовой команды их и пальцем бы не тронул. Надеть чулок на голову — это старый трюк. Но я не понимаю…

Я могла бы вернуться и сказать, что это был пассажир, причем пассажир первого класса, потому что никто из второго смокингов не носит. Но каждый шаг отдавался у меня в голове страшной болью, и я думала только о том, как поскорее положить детей спать.

Я ни минуты не сомневалась, что там, на шлюпочной палубе, кто-то пытался убить Кенди и Гила. Их собственный отец? Или, может быть, Грэм Хедли?

Я вспомнила вечер, когда Грэм Хедли стоял рядом со мной и, глядя на проносившуюся внизу темную воду, я испытала острое чувство незащищенности. Он запросто мог увидеть, как дети потихоньку пробирались наверх, и пойти за ними, чтобы использовать эту неожиданно предоставившуюся возможность избавиться от них.

Я уложила детей в кровати и, как могла, успокоила их, стараясь рассуждать спокойно и здраво. Кажется, мне почти удалось убедить их, что вся эта история, по большей части, просто привиделась им.

Потом я пошла к себе в каюту, заперла дверь и легла в постель. В конце концов я заснула, но всю ночь меня мучили кошмары. Я летела вниз… падала, падала в темную воду. Я плутала в бесконечном лабиринте. И все время кто-то таинственный и зловещий неотступно преследовал меня; несколько раз голос Кенди звал на помощь.

В девять утра стюард принес мне завтрак. Есть мне не хотелось, но я с благодарностью набросилась на горячий кофе. В половине десятого заглянула миссис Крейг. Она немедленно стала обсуждать ночные происшествия.

— А мне они показались такими тихонями! Вот ведь озорники! Но они, разумеется, выдумали всю эту историю с мужчиной, который хотел столкнуть их за борт. Кенди девочка очень нервная и в некоторых отношениях еще совсем ребенок. И у меня сложилось впечатление, что их родители не совсем ладят между собой, так что, наверное…

— Там действительно был кто-то, я видела, — перебила я. — Но их я постаралась убедить, что они все это выдумали.

— Подумать только! Но не волнуйтесь, дорогая. Я помогу Кенди и Гилу с маскарадными костюмами для сегодняшнего утренника.

— Ох, спасибо вам огромное! — слабо откликнулась я. — Но это мои обязанности.

— Дорогая моя, я обожаю детей. Мне самой хотелось бы иметь по крайней мере шестерых! Их мать, очевидно, не встанет сегодня. С ней все, на самом деле, очень печально. По-моему, она не совсем… здорова, — тактично закончила миссис Крейг. — Кстати, происходит что-то непонятное. По всему пароходу ищут какого-то мистера Грэма Хедли. По всем громкоговорителям его просят подняться к капитану. Его или любого, кому что-либо известно о его местонахождении. Я не знаю даже, кто это такой, а вы? У меня ужасная память на имена.

У меня сильно забилось сердце и застучало в висках.

— Да, я знаю его. Такой смуглый мужчина, который часто ходит в ярко-голубой рубашке. Он почти всегда бывает возле бассейна. Вы хотите сказать, что он пропал?

— Я ничего толком не знаю, дорогая. Надо полагать, да, — ее все это не слишком интересовало.

Когда она ушла, я снова легла и стала думать, куда мог исчезнуть мистер Хедли. Я вспомнила, какое лицо было у мистера Верритона, когда он услышал рассказ Кенди, и в первый раз мне пришло в голову, что он не стал бы покушаться на жизнь собственных детей. Я была уверена, что он на самом деле любил их. Но если это сделал Грэм Хедли, и мистер Верритон его заподозрил…

После одиннадцати появился врач; к этому времени я уже чувствовала себя лучше. Шишка все еще саднила, но головная боль уменьшилась. Я сразу заметила, что вид у него не такой веселый, как обычно. Он, точно, был чем-то обеспокоен. Он осмотрел мою голову, измерил температуру, посчитал пульс и сказал:

— Да, все не так уж плохо. По-моему, вы можете встать и посидеть где-нибудь в шезлонге, но только в тени. Не напрягайтесь и приходите ко мне па вечерний прием. Я жду вас в шесть часов. Слышали, в какую неприятную историю мы влипли?

— Миссис Крейг говорила, что, кажется, пропал Грэм Хедли.

— О, а вы знакомы с ним, да? Его постель утром была не смята, и стюарду это показалось странным. Потом выяснилось, что вместе с ним исчез его смокинг; надо полагать, он надел его. Веселенькое дельце: человек надевает смокинг, куда-то уходит и его нет до девяти часов утра. Нигде ни следа; стало быть, скорее всего, он угодил за борт. Видели бы вы капитана! На его пароходе ни разу не случалось ничего подобного.

— И что теперь делать? — спросила я, окончательно уверившись в том, что мистер Верритон совершил убийство.

Врач ответил с обычным спокойствием.

— Тело всплывет где-нибудь в море, нет сомнений. Все суда уже оповестили. Есть кое-какие свидетельства, что он пребывая не в самом веселом расположении духа. Вначале все было хорошо, но потом он неожиданно переменился. Несколько человек обратили на это внимание.

Я приняла ванну и оделась, а потом решила, что должна все-таки отчитаться перед миссис Верритон, хотя этого мне хотелось меньше всего. В их каюте царил полумрак; она лежала на кровати.

— О, я рада, что вам лучше, дорогая, — поприветствовала она меня. — Смотрите, будьте осторожнее и… последите, чтобы с детьми ничего не случилось. Миссис Крейг, конечно, приглядывает за ними, но… Разумеется, надежнее всего было бы позвать их сюда, но они ведь ни за что не усидят на месте. Они вполне оправились от испуга.

Для меня невыносимо было слышать этот голос — слабый, дрожащий, почти неузнаваемый. Интересно, она тоже подозревает, что муж замыслил недоброе в отношении собственных детей?

— Я сделаю все, что смогу, — пообещала я. — И я уверена, они никогда больше не станут подниматься на палубу ночью.

— Ночью я собираюсь настежь открыть дверь к ним в каюту, — сказала она почти шепотом.

Когда я поднялась на палубу, там только и разговоров было, что об исчезновении Грэма Хедли. Мне удалось найти свободный шезлонг, и я устроилась в нем, как и было велено, в тени. Скоро пришел Чарльз; у него был серьезный вид.

— А-а, вот ты где, Джоанна! Тебе лучше?

И едва он успел задать этот вопрос, как на нас обрушились Роберт, Джеймс и Мэри; они не уходили до самого ланча. У нас не было ни малейшей возможности поговорить наедине. Они все уже слышали о том, что случилось с детьми, и о загадочном исчезновении Грэма Хедли. А я пыталась понять, делают ли эти события мой рассказ в глазах Чарльза более правдивым. Я все еще чувствовала себя обиженной и странно одинокой, даже несмотря на то, что сидела так близко от него.

Раз я увидела Эдварда Верритона и была потрясена его видом. Он еще постарел и как-то тревожно переменился. Правда, никто, кроме меня, этого, кажется, не заметил.

Днем, несмотря на печальные происшествия, состоялся детский утренник. Столы были сдвинуты под навесом на палубе А и буквально ломились от еды. В главной комнате отдыха проходил бал-маскарад. Почти все взрослые собрались там, чтобы смотреть и восхищаться; пришел и Чарльз, он снова стоял ко мне почти вплотную. Я догадалась, что он не хочет упускать меня из вида, но он не сделал ни одной попытки вернуться к нашему разговору.

Кенди была одета Мойдодыром. Ее костюм состоял из разноцветных полотенец, стянутых на талии красным шнурком, а головной убор был сделан из пестрой простыни с прикрепленным к ней куском розового мыла. В руках она несла банный коврик и огромную мочалку. Последняя была около пяти футов в длину, и миссис Крейг похвасталась, что это работа ее мужа.

Там встречались феи и гномы, акулы и русалки. Я видела также не менее четырех детей, одетых в резиновые сапоги и непромокаемые плащи с надписью «Дубровник». Гильберт изображал арабского шейха и был окружен целым сонмом маленьких девочек, наряженных его женами. Их появление вызвало сначала веселый ропот, а потом взрыв аплодисментов. Все получилось очень празднично и, несомненно, понравилось бы мне, если бы я не разучилась радоваться простым вещам.

И Кенди, и Гильберт выиграли призы и выглядели очень довольными. Потом все они собрались около столов и приступили к еде, а мы с Чарльзом вернулись в тенек к нашим шезлонгам. Почти сразу пришел Роберт и спросил, собираюсь ли я надеть сегодня вечером маскарадный костюм. Я была вынуждена признаться, что совершенно позабыла об этом. Я даже не видела программы на сегодняшний день.

— Мы с Джеймсом решили нарядиться небесными близнецами-ангелами, понимаешь? — пояснил Роберт. — Ох, и возни же было с этими крыльями!

По-моему, это было просто сверхъестественно, что люди могут еще от чего-то получать удовольствие, что для них ничего не переменилось.

Этот день, казалось, никогда не кончится. Проходил час за часом, и я ощущала себя все более беспомощной. Я даже представить не могла, что делать в Гибралтаре, если дядя Рональд ничего не предпримет. Все свои надежды я возлагала на него, но от него не было даже телеграммы — ни единого слова. Перед самым обедом мы с детьми поднялись на верхнюю палубу, чтобы посмотреть на побережье Испании. Мы плыли так близко, что можно было разглядеть деревеньки… беспорядочно разбросанные тут и там белые домики… замок на холме. Скоро мы должны были пройти Малагу. По-моему, Кенди и Гильберт совсем оправились от пережитого ночью потрясения. Но у Кенди под глазами были темные круги, и я догадалась, что она переживает из-за матери. Отца они оба просто не замечали.

Неожиданно к нам поднялся Чарльз; он пристально посмотрел мне в лицо, а потом отвел в сторону.

— Джоанна, как ты себя чувствуешь? Я все-таки думаю, что врач не должен был разрешать тебе вставать сегодня.

— Если бы он этого не сделал, я бы сошла с ума, — тихо сказала я, и сердце мое вновь переполнилось тоской, печалью и страхом. Выходило как-то так, что я и вправду теряла его, несмотря на его теплоту и заботливость. Я почувствовала, что не в силах больше с ним разговаривать.

Он посмотрел на меня еще более озабоченно, и я сказала, более резко, чем хотела:

— Но покамест я не сошла с ума и прекрасно себя чувствую. Я думаю, ты должен поверить мне, особенно после того, что случилось с Грэмом Хедли и чуть не случилось с детьми.

— Я ведь не говорил, что не верю тебе, вспомни, — спокойно сказал он. — Но ты что, на самом деле думаешь, что родной отец…

— Сначала думала, — ответила я. Кенди и Гильберт стояли в некотором отдалении, что-то показывая друг другу. — Но теперь я полагаю, что детей хотел убить мистер Хедли, а мистер Верритон пытался его от этого удержать. Наверное, они поссорились ночью на палубе, и в результате Грэм Хедли оказался за бортом.

— Ты думаешь его убил мистер Верритон?

— Во всяком случае, кто-то ведь это сделал. Не сам же он выбросился за борт. А ты видел сегодня, какое у Эдварда Верритона лицо? Он выглядит просто страшно.

— Да, я видел его, — подтвердил Чарльз, а потом спросил: — Что ты собираешься делать завтра в Гибралтаре?

— Я собираюсь остаться прямо здесь, на пароходе, — сказала я. — Я просто молюсь, чтобы дядя Рональд приехал или прислал кого-нибудь вместо себя. Ну, а если он не приедет… может быть, я сойду на берег и снова позвоню.

На мгновение Чарльз положил мне руку на плечо.

— Да, ты останешься на борту. Это самое лучшее. Как бы то ни было, тебе опасно бродить по Гибралтару в одиночестве.

— Так ты думаешь…

— Давай пока оставим в покое, что я думаю. Главное, ты не должна волноваться больше, чем нужно. Ты явно не оправилась еще после вчерашнего удара по голове. И я не имею в виду, что ты сошла с ума, — он бросил на меня какой-то непонятный взгляд. — Я собираюсь ненадолго на берег. Во-первых, в Гибралтаре живут друзья моих родителей — семья морского офицера — и я обещал зайти к ним…

— Ну, это прекрасно. Желаю тебе приятно провести время, — сказала я равнодушно, хотя его тон и озадачил меня.

— Не валяй дурака! — резко одернул меня Чарльз, но в этот момент к нам подбежали дети. — Подожди до завтра, — быстро добавил он, и мы с детьми стали спускаться к обеду.

Вечером, как и было запланировано, начался бал-маскарад для взрослых. Он очень позабавил бы меня, будь я в подходящем настроении. Но я не могла уделить много внимания искуснейшим костюмам, потому что голова моя была занята другим. Дважды я спускалась к детям, но они крепко спали и находились в полной безопасности, потому что дверь в большую каюту их родителей была открыта и там лежа читала — или притворялась, что читает — их мать.

Эдвард Верритон не принимал участия ни в маскараде, ни в танцах, которые начались после. Один раз я видела, как он сидел один в курительной, но, по-моему, он меня не заметил. Огромная перемена в этом человеке пугала меня больше, чем все остальное вместе взятое.

Около десяти часов гул пароходных машин прекратился и, когда я, Чарльз и еще несколько человек поднялись на палубу, перед нашими глазами предстал залитый огнями Гибралтар. Пароход встал на якорь. Море было спокойным, на небе показалась почти полная луна — вид открывался и вправду чудесный.

Завтра… Нет, я не могла думать о завтрашнем дне. Что-то произойдет, должно же все наконец чем-нибудь кончиться. Но я боялась думать 0 том, что будет с миссис Верритон и детьми.